Я наконец-то полюбил зиму

      — Вот бы потрогать облака, — протягивая руку к небу, прошептал Сяо Чжань.              Крепкий мороз румянил щёки, покусывал нос и кончики пальцев, не скрытых перчатками. Снег хрустел под ногами, сверкая разноцветными огнями от попадания солнечных лучей, которые совсем не грели, но продолжали слепить глаза.              Рядом стоящий Ван Ибо потушил сигарету, бросив на землю и затоптав ботинком, и поспешил спрятать покрасневшие руки в карманы куртки, чтобы согреть и защитить от холодного ветра.              Пока друг безуспешно пытался пальцами зацепить облака, младший молча наблюдал за ним, периодически шмыгая слегка заложенным носом.              — Я болен.              Уставший взгляд, потерявший краски жизни, потухшая улыбка, потрескавшиеся губы с проступающей местами кровью, исхудавшее лицо.              Осталось немного.              Раздражающий ком в горле трудно побороть, одновременно делая вид, будто в душе нет полного раздрая — нет обрушенных надежд, громких просьб о помощи, кричащих вопросов «почему?» и «за что?», нет потоков слёз, которые увлажняют иссохшие после многочисленных статей и сайтов интернета глаза.              — Прости…              -…              Тишина между ними пахла тоской, невысказанной болью, неясным будущим. Хотя, если осмелиться встретиться с правдой, можно понять, что оно было известно обоим.              Будто что-то нужно сказать, сделать — а делать и говорить нечего.              Непреодолимая тяга, измученная беспомощностью, стремится пробить грудную клетку и вырваться на свободу — к Нему.              Хотя бы миг. Хотя бы чуть-чуть. Сколько возможно. Пока ещё есть время. Пожалуйста.              — Мама, мне так больно…              Рядом и далеко — два непримиримых желания, сгоняющих сон по ночам и мешающих вставать по утрам.              Пусто и много — два пугающих чувства, которые сжимают пространство вокруг.              — Знаешь, Бо-ди…я наконец-то полюбил зиму…              Спустя ещё несколько минут тяжёлого молчания:              — И…я тебя люблю, — слегка наклонил голову и, будто вкладывая все имеющиеся, хоть и в малом количестве, силы, широко (насколько мог) улыбнулся, щуря глаза.              Больно.