Что случилось в 2015-ом.

      Грустные панельки размазывались на вечернем, зимнем небе, когда ребята проезжали мимо, растекаясь назад светящимися глазницами окон.       Черный скутер огибал машины, останавливался или проезжал на свете светофоров, что окрашивали маленькие участки улицы в разные цвета.       Город был красив, только эта красота скорее всего была для извращенцев или людей, не живущих в постсоветском пространстве. Яну же все это уже очень сильно приелось, осточертело. Однако улицы казались по-новому интересными, когда позади него сидел Самуил.       Он чувствовал его тонкие и длинные пальцы на своем животе, держащиеся за него во время поездки, он чувствовал, как чужая грудь прижимается к его собственной спине сквозь одежду. Вроде бы ничего необычного, но такая близость с Самуилом вызывала шквал странных эмоций внутри Рыбальского.       Он старался внимательно смотреть на дорогу, невзирая на то, как именно он себя чувствовал. Чувствовал рядом с ним. Хотя понимал ли Ян сам, что именно он сейчас ощущает? Нет. Но от того не легче.       Фары машин слепили глаза, а людей на улице стало меньше. Зимой всегда так было. Люди предпочитали не вылазить из своих бетонных коробок в ночь, поэтому после одиннадцати улицы города были практически мертвыми. Это было прискорбно для Рыбальского, который любил темное время суток. Когда в его любимое время дня улицы умирали, было как-то одиноко, такие моменты будто бы погружали его в постапокалиптическую игру.       Город горел цветными огоньками, что словно падающие звёзды растягивались при движении транспорта. Винченк улыбался, прислонившись телом к чужой спине. Этого никто не видел из-за шлема, на его белом лице была растянута настоящая искренняя улыбка, он был рад, что никто её не видел, наверное, поэтому он позволил себе столько честности.       Уже слезая с «железного пони», в груди Самуила закралась небольшая искра волнения, он промедлил перед тем, как снимать шлем, вздохнул и натянул хитрую улыбку на лицо, будто еле заметно насмехаясь. Ничто не испортит его вечер. Всё будет именно так, как хочет он. А у него большие планы.       — Ну что ж, пошли, — сказал Ян, смотря на то, как Винченк снимает шлем с головы, стоя рядом с ним.       — Пошли, — улыбаясь, сказал Самуил.       То, как Винченк улыбался, действовало на нервы Яна как чёртово успокоительное, хоть и не очень сильное, но успокоительное. Будто глоток валерианки, но без пустырника. Он так боялся и так переживал, что Самуил чувствовал себя некомфортно. Он всё равно подозревал, как будто чувствовал, что что-то не так. Не хватало лишь нескольких слов утешения, чтоб они стали тем самым недостающим пустырником. Ведь вместе они эффективнее, чем по отдельности, не так ли?       Узкая дорога среди гаражей не могла похвастаться своей живописностью. Вокруг лишь возвышались старые и новые, бедные и богатые гаражи. Они все отличались, но все равно были какими-то невыразительными и даже тривиальными.       Из одного из таких, но довольно внушительного размера, будто раньше там был не личный гараж, а целая автомастерская, вышел парень.       Худощавый, среднего роста, лет девятнадцати–двадцати, с красивым красным ирокезом, зелеными глазами и в одеянии, соответствующем его субкультуре. Он открыл ворота гаража, держа в зубах подожженую сигарету, пепел которой падал на красную майку-алкоголичку. Это был Вова Ветер. Солист «Северного ветра» собственной персоной. Добрый, позитивный и свойский парень. Это было сразу видно по взгляду яблочных глаз, что приветствовали ребят с искорками радости и дружелюбия.       — Здорово! — воскликнул Вовчик, заключая Яна в теплые, дружеские объятия. В нос ударил резкий запах пива и сигарет, смешанный со стиральным порошком. Они всегда обнимались при встрече, не так, как Ян бы обнял Самуила, а как обнимались братья. Они не общались так часто, как Ян с Маэ и Артемидой, однако всё равно между ними была определенная связь.       — Привет, брат! — весело сказал Рыбальский, похлопывая панка по спине.       Отстранившись, Ветер пожал руку Самуилу. Дружелюбно произнося своё имя. — Вова Ветер.       — Самуил, — Винченк ответил такой же дружелюбной, но более сдержанной улыбкой.       — Ну что, Самуил? Ты в изоляторе впервые? — затянувшись сигаретой и выпуская дым в воздух, спросил Вова, смотря своими добрыми, светло-зелеными глазами.       — К сожалению, да, — Винченк рассмеялся. От чужого смеха у Яна снова прошел холодок по коже. Он звучал так… Так красиво и… Опасно?       — Тогда добро пожаловать в наш скромный изолятор! Друзья Яна — мои друзья! — сказал парень с ирокезом, затушивая сигарету об подошву черного, потрёпанного ботинка.       — Благодарю за такой радушный прием!       Самуил кивнул, благодарный за теплый прием.       — Не стоит! Я только рад приводить сюда приятных людей. А Ян бы никогда не привел к нам плохого человека.       Винченк тепло улыбнулся, смотря на Рыбальского, который смотрел на него довольно загадочно.       — Спасибо.       Вова повел ребят за собой, по пути спрашивая.       — Самуил?       — Да, слушаю, — ответил Винченк, в голосе всё также звучали приятные мирные нотки, что сразу же располагали к себе.       — А ты ассоциируешь себя с какой-нибудь субкультурой?       — Нет, на самом деле, никогда не был частью какой-либо субкультуры. Не подумай неправильно, некоторые субкультуры мне искренне нравятся, но у меня никогда особенно и не было какой-нибудь компании друзей, чтоб чувствовать себя одним из них…       Пока Самуил рассказывал Вове о своей жизни, Ян здоровался со своими знакомыми. Сначала к нему подошел парень с короткой стрижкой и высокая блондинка, потом он поздоровался с миниатюрной брюнеткой, а после увидел вдалеке девушку с длинными, рыжими косами. Ян помахал ей рукой.       — Да какая разница? Это всё ведь для антуража, но на деле самое главное — это то, что у тебя в сердце, — воодушевленно проговорил Ветер.       Вова был настолько светлым человеком для Рыбальского, что он мог даже назвать его в каком-то роде святым. Он никогда не встречал кого-то более добродушного и простого. Однако он также сочетал в себе лидерские качества, неоспоримый талант и чувство справедливости. Были ли вообще минусы у этого парня?       — Да, на самом деле, я просто выгляжу так, как мне комфортно, но такая музыкальная тусовка мне достаточно близка, хотя я к ней и не совсем причастен. Так как я уже упоминал, у меня никогда особенно не было друзей, — загадочно говорил Винченк. Ян слабо ухмыльнулся, смотря на Самуила, понимая, что люди, пришедшие на квартирник, были бы очень удивлены, если бы узнали, что Самуил — сын Шмеля.       Дело в том, что местное музыкальное сообщество очень тепло и с уважением относилось к Джоэлу Винченку. Человеку, который играл на сцене со своей верной командой. Человеку, у которого была харизма, талант и идея. Человеку, который однажды резко пропал.       — Надеюсь, тебе с нами будет комфортно, мы ребята добрые и дружелюбные, хотя и немного ебанутые, — говорил Вова, неловко улыбаясь.       Внезапно Рыбальский вступил в диалог, после того как поздоровался, кажется, со всеми. Но это не точно. Ян так же, как и Вова, пользовался популярностью среди музыкальной тусовки, он сам не понимал, почему именно, но не признавать того факта, что ему было от этого приятно — невозможно.       — Вов, куда пропали-то? Давно вас нигде не видно.       — Да, парились! Писали новый альбом. Я вот даже с завода уволился. Творчество-то в гору идет! — в зелёных глазах заплясали искорки. Уволиться с завода и посвятить себя музыке было его мечтой, и кажется, он практически её исполнил. И Ян был искренне за него рад, несмотря на свою завистливую натуру.       И Вова был прав, про группу «Северный ветер» начинали узнавать всё больше и больше людей. «Надежда на будущее» и «Северный ветер» были практически на одном уровне.       Гараж, в котором играли музыканты, был достаточно большим и в нем, возможно, можно было бы замерзнуть до смерти, если бы не обогреватели. Хотя и с ними было не особенно тепло. Из-за чего вечно мерзнущий Ян поежился.       В группе «Северный ветер» играли 3 человека. Роман Олисов — Рома, по прозвищу «Таракан», Вячеслав Калинин, по прозвищу «Солнце» и сам Вова — Владимир Северский, по прозвищу «Ветер».       Таракан уже месяц жил в гараже, ибо разругался с матерью. Друзья привезли ему обогреватели и электрический чайник. В гараже давно никто не чинил машины, как это было раньше. Отец Ромы умер ещё несколько лет назад, оставив сыну старую автомастерскую. Парень хорошо разбирался в физике и электрике, однако панк-рок интересовал его куда больше. Из-за чего, вместо поступления в университет на физика Олисов выбрал бас-гитару, андеграундную сцену и подработку в виде «мужа на час», смотря с какой просьбой позвонят. В гараже сравняли пол, привезли диван, шкаф, электроплитку, чайник, стол и стулья. Раковина там и так была, убитая, но рабочая. Всё, что нужно было для минимального комфорта, существовало на первом этаже, на втором был ещё один диван, куча пластиковых стульев, ковер, импровизированная сцена с аппаратурой и инструментами. Стены были разрисованы, увешаны фонариками и постерами.       Откуда у бедных молодых музыкантов деньги на мебель? Всё просто, их и не было. Что-то досталось бесплатно, в виде благотворительности от друзей или знакомых, которые вносили свой вклад в жизнь Изолятора. Кто-то принес старый диван из дома, который уже собирались было относить на свалку, однако он перепал Северному Ветру. Пластиковые стулья были все разными, некоторые были именными, так как их принес кто-то лично для себя, таким образом в гараже имелся стул «Серёга».       Таким образом, большой гараж Ромы был соткан из частичек жизней разных людей. Вся огромная тусовка, которая приходила на концерты, была частью самого Изолятора. Люди очень любили Северный ветер за их радушность, теплоту и несломимую энергию свободы, равенства и братства.       В Изоляторе смеялись, разговаривали и пили люди, Ян здоровался чуть ли не с каждым человеком. В воздухе повис подозрительный запах марихуаны, смешанный с табаком.       Винченк оглядел комнату в поисках знакомых лиц. В глаза сразу же бросился солист группы «Пьяный стриж повесился». Парень с густыми, русыми волосами и острой бородкой. А рядом с ним — рыжая девушка с длинными косами — скрипачка. Эти ребята играли психоделический фолк-рок. В их репертуаре можно было расслышать мужской вокал Вити и его баян, голос его рыжей девушки — Николь, её скрипку, клавиши, две гитары, бас и барабаны.       — Ты многих тут знаешь… — сказал Винченк, глядя на Рыбальского, который наконец поздоровался со всеми знакомыми.       — Что поделать? — Ян развёл руками. — Я и сам являюсь частью всего этого сообщества. Многие ребята — мои коллеги по цеху, — задумчиво говорил Ян.       — Это ведь гараж Таракана? — внезапно спросил Винченк.       — Да, это его гараж, — повернув голову в сторону Самуила, утвердительно сказал Ян.       — А сам он где?       — На втором этаже, Слава, наверное, тоже там. — Рыбальский говорил так, будто был уверен, что Винченк также хорошо знает каждого участника Северного Ветра, как и он сам. Однако на секунду он запнулся и аккуратно спросил бармена. — Ну, ты же о них слышал, так ведь? Ты же знаешь эту группу?       — Я здесь тоже много кого знаю. Не лично, но знаю, — ухмыльнулся Самуил, подпирая лицо рукой.       — Ты можешь купить себе пиво, если хочешь, тут недалеко от входа стоит парень один, Толик, он продаёт пиво, — говорил Ян, показывая в сторону выхода.       Расположившись на диване на втором этаже, в ожидании начала концерта, Самуил немного рассказывал о том, как он за короткое время собственного отсутствия успел познакомиться с Ромой.       — Так вот, я подхожу к тому парню с пивом… Толик, кажется? — Винченк запнулся. — И рядом со мной в очереди стоит Таракан. Я стоял молча и чувствовал его взгляд на себе, — спокойно рассказывал парень.       — А дальше? — с интересом спросил Ян, закидывая руку за спину собеседнику, кладя её на спинку потрёпанного дивана, смотря ему в глаза.       — Ну, он спросил, новенький ли я здесь, а лицо у него было такое, будто он меня здесь вообще видеть не хочет, — Винченк рассмеялся. — Да нет, такое, будто я вообще не должен был рождаться.       Рыбальский засмеялся и сам. — В натуре, у него часто такое лицо, что я смотрю на него и жалею, что вообще существую на этом свете. Но должен сказать, что он на самом деле очень добродушный и порядочный парень.       — Я верю! На моей практике, люди с таким выражением лица обычно оказываются самыми милыми пирожками на свете, — Самуил глотнул пива из банки и перевёл взгляд голубых глаз на Яна. Он облокотился об спинку дивана, касаясь шеей руки Рыбальского. — Так вот, — он сказал, вытащив сигарету из пачки, что была в кармане, и зажал между тонких, бледных губ. Ян среагировал моментально и как-то естественно, подпалил папиросу собеседнику.       — Я сказал, что да, я тут новенький. Что пришёл вместе с Яном, — продолжил Винченк, выпуская сигаретный дым. — Рома же приподнял бровь и знаешь, что спросил?       — Что? — посмеиваясь, спросил Ян.       — Какое у меня любимое пиво.       — Какое у тебя любимое пиво? — на лице Рыбальского зависло небольшое недоумение.       — Да, — спокойно ответил Самуил, пожимая плечами.       — И что ты ответил?       — Светлое нефильтрованное.       — А он? — Рыбальский моргнул несколько раз, внимательно смотря на бледное лицо.       — Он сказал, что его тоже.       — Это всё? Он больше ничего не сказал? — Рыбальский всё ещё ничего не понимал.       — Да. Дальше мы стояли молча, — Винченк начал снова посмеиваться, улыбаясь и смотря на такого же улыбающегося Яна. Прежде чем второй смог что-либо сказать, Самуил сказал, будто отмахиваясь от смеха. — На самом деле, он мне понравился. Это было странно, но он всё равно крут.       Ещё Ян рассказал, что хоть Ромыч и не особо высокий и крупный, но живучий. Его ничего не берёт.       А когда ребята уже облокотились на диван, обсуждая любимую марку сигарет, к ним подсел Слава. Высокий, широкоплечий панк с мужественным лицом, карими глазами и сильно растрепанным, полулежачим, жёлтым ирокезом с отросшими коричневыми корнями. На груди у него висел здоровый замок, а на плечах — майка-алкоголичка горчичного цвета с надписью 'ГрОб'.       — Здорово, Ян! — Слава крепко пожал руку Рыбальского, а после протянул руку Самуилу, представляясь как «Слава». Однако друзья любили шутя добавлять к его имени «Солнце». Всё из-за того, что барабанщик пользовался популярностью у девушек, а из-за волос его воздыхательницы называли его солнцем. В итоге кличка приелась.       — Самуил, — спокойно проговорил своё имя брюнет.       — Приятно познакомиться, — голос у Калинина всегда был низким, немного отстранённым и таким, будто он устал от жизни, но без лишней меланхолии, просто банально устал.       — Взаимно, — что не скажешь об успокаивающих нотах голоса Винченка.       — Как дела? Как Маэ? Живой там? — Солнце был знаком с лучшим другом Яна, тоже барабанщиком. Они были чем-то похожи друг на друга, правда Маэ играл на барабанах немного искуснее Славы.       — Да, нормально всё, живой, — Рыбальский кивнул, затушивая сигарету об пепельницу.       — Передавай ему привет. А чё он не пришёл? Вовчик ему не звонил? — интерес читался в уставшем голосе барабанщика, когда тот с характерным звуком открыл банку пива.       — Передам, а насчёт звонка не знаю. Наверное, он сегодня очень занят… — предположил Ян, думая о том, что Маэ, скорее всего, сейчас и в правду занят работой, однако это вряд ли мешало ему мечтать самостоятельно оказаться в Изоляторе среди толпы, разговаривающим с симпатичными панкушками или коллегами. Однако и это не отменяет того факта, что он чёртов трудоголик до мозга и костей. Маэ любил зарабатывать деньги, и это у него вполне неплохо получалось, ведь потом на эти же деньги он мог хорошо развлекаться с симпатичными панкушками или своими друзьями.       — Понятно. — взгляд янтарных глаз остановился на Винченке, смотря так, будто вспоминая что-то, будто сомневаясь в чем-то. Барабанщик наконец сказал в своей уставшей манере, держа в одной руке банку пива, а в другой толстую сигарету, но пока ещё не поджигая, видимо мыслительный процесс был сильнее рефлекса курильщика. — Ты мне кое-кого напоминаешь. — Солнце повел бровью.       В груди Рыбальского разыгрался интерес.       — Солиста группы «Три шмеля»? — ухмыльнувшись, спросил Винченк, проницательно сверля непробиваемую стену в глазах Славы.       — Да, на него. Тебе это часто говорят? — немного удивлённо проговорил Солнце и наконец-то взял сигарету в рот, поднес свою большую руку к лицу, держа зажигалку и поджёг, смотря на огонек, что красиво отражался в янтаре.       — Ну, так я его сын, — как ни в чем не бывало ответил бармен. — И глаза парня внезапно поднялись вверх, встречаясь с будничным взглядом голубых глаз.       — Ого… Я не знал, что у него есть сын, — удивлённо приподняв брови, сказал Слава, а после продолжил, также устало, но уже с некой меланхолией. — Жаль, ушел из музыки… Мы сегодня, кстати, пару каверов на его песни сыграем… Надеюсь, тебе понравится.       — Я бы очень хотел услышать, — Винченк смотрел на барабанщика с широко раскрытыми глазами, природа этого взгляда, пожалуй, была непонятна никому, кроме его самого.       Парень был удивлён, в душе что-то трепетало. Спустя столько лет… спустя столько времени он вновь услышит песни его собственного отца, хоть и не из его собственных уст, но всё равно!       Если бы Самуил верил в судьбу, он бы, наверное, решил, что это именно она.       Спонтанное знакомство с Рыбальским, спонтанный концерт группы, которую он ни разу не видел на сцене, но даже и не думал, что когда-либо сможет познакомиться с ними лично. А после всего этого прийти на квартирник и случайно узнать, что Северный ветер будет играть песни его отца.       Удивительно. Ведь Винченк давно наблюдал за Рыбальским и всегда им интересовался, кто же знал, что именно встреча с Яном всё так поменяет…       Люди на втором этаже уже расположились на стульях. Комнату освещали лишь фонарики-гирлянды, которых было очень много. На стене позади молодых музыкантов красовались разноцветные надписи «ИЗОЛЯТОР», а снизу «СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР». Посередине импровизированной сцены стоял Вова Ветер, перед ним микрофон, а в руках красный стратокастер, весь в стикерах. Справа от Ветра стоял Таракан. На худых плечах висела большая, черная бас-гитара, казалось, под её весом хрупкие плечи басиста вот-вот сломаются.       Позади двух парней восседал Слава Солнце за барабанами, готовый вступить в любой момент.       — Как ваше настроение? — как-то по-свойски спросил Вова, улыбаясь, оглядывая помещение.       Из зала послышались разные возгласы. Кто-то из первых рядов крикнул: — Погнали, чего сиськи мять?       Ветер улыбнулся, опустил голову, поднял руку в воздух и дал обратный отсчёт на пальцах до четырёх. После того, как поднялся последний, четвертый палец, музыканты приступили к делу.       Костлявые руки солиста наигрывали ритмичную и динамичную партию на электрогитаре. Рома был где-то в астрале, застрял где-то в себе, наигрывая четкую, мажорную бас-партию. Длинные пальцы шлепали и скользили по струнам, лицо его было грозным, задумчивым. Слава же долбил по тарелкам, бил по барабанам своими мускулистыми руками.       Жёлтые волосы метались из стороны в сторону в такт его качающейся голове и телу.       Звонкий, хриплый тенор идеально сочетался с инструменталом.       Песня была о молодости, бунте и братстве. Когда песня заканчивалась, тот самый пьяный панк громко выкрикнул: — Аууу! Братаны, ебашьте ещё! — после пьяного возгласа послышалось более тихое, но явно уставшее. — Да, Санёк, хватит орать!       Винченк с Рыбальским переглянулись, подавляя смех.       Из зала слышались крики и счастливые возгласы. Вся, хоть и небольшая толпа, была в ожидании новой песни. Поэтому из «зала» послышалось ещё несколько «Давай!» или «Ветер, ну что там?».       Счастливо улыбнувшись, Вова развернулся к своей команде и дал команду начать играть следующую песню.       Было сыграно уже около пяти песен. У Винченка горели глаза. Это именно то, что ему было нужно. Это то, что заставило его почувствовать себя живым. И это, кажется, то, что передалось через кровь от отца. Самуил улыбался, понимая, что сейчас все те будни на работе, все те пары в университете, весь тот дефицит общения — всё сейчас очень далеко. Всё это сейчас в другом мире, в мире, в который он не хочет возвращаться.       Для Рыбальского же это было чем-то настолько обыденным, что он сам до конца не понимал, что сейчас чувствует Самуил. Он боялся, что ему скучно.       Изолятор всеми своими фибрами излучал то, о чем Винченк мечтал лет в четырнадцать, смотря на видеозаписи концертов его отца. Самуил всегда восторгался папой и его историями. Он чувствовал себя живым, присутствуя на концертах, слушая такую музыку. Только вот, в отличие от Джоэла, Самуилу не нужно было стоять на сцене, ему просто нужно было, чтоб на сцене его кто-то ждал. И он, кажется, нашёл того, кто станет этим самым человеком. А ещё этот кто-то своей харизмой напоминал его собственного отца. Самуилу нравилось то, что от Рыбальского веяло неким духом приключений и авантюры.       Кудрявый тем временем, слушая уже шестую песню группы, волновался, что Винченку концерт пришёлся не по душе. Что, возможно, брюнету скучно. Он решил спросить, дождавшись небольшого перерыва, пока Северный ветер спустились в зал, чтоб перекурить и поговорить со слушателями. — Тебе не скучно? — в морских глазах проскользнуло волнение.       — Шутишь? Всё охуенно, — удивлённо-восторженно проговорил Самуил.       — Точно? Если что, мы можем в любой момент уйти, — Ян отвёл взгляд и покосился вниз.       — Слушай, Ян. Если бы мне не было хорошо, я бы нашёл способ как сбежать. Просто поверь мне, — на душе у Рыбальского стало совсем немного легче.       Когда Северный Ветер вернулись на сцену, Рыбальский заведомо знал, что сейчас произойдёт. Он знал, что прямо сейчас заиграет кавер на Трёх Шмелей. И ему было безумно интересно, какая эмоция застынет на белом лице.       Концерт подходил к логическому завершению. Последние песни были каверами на Трёх Шмелей. Услышав первые строчки песни «Лесополоса», Самуил расплылся в такой искренней улыбке, какую Ян ещё ни разу не видел у брюнет. Она ему шла.       «Я проведу тебя через лесополосу» — звучали до боли знакомые строчки, спетые другим голосом с другой аранжировкой. Звучали короткие удары по нескольким разным аккордам, гремели ритмичные, простые барабаны, на фоне звучал бас, играя мажорную, быструю партию.       Когда песня перешла на третий куплет, Винченк совсем забылся, думая, что папе бы очень понравилось. К сожалению, Джоэл редко следил за новостями музыкального сообщества города Т.       Было видно, на сколько Северный Ветер погружались в песни Трёх Шмелей. А более современное звучание лишь красило старые песни рок-легенд. Видя с какой искренностью и вовлечением ребята играли кавера, Самуил думал о том, что его отец был бы и в правду в восторге от столь талантливых и молодых музыкантов. На мгновение лицо Винченка потемнело от пронзившей его грусти. Он быстро не поборол, оставляя место белой маске невозмутимости.       Бармен очнулся, лишь уловив на себе теплый взгляд темной бирюзы, будто говорящий «Вот теперь ты улыбаешься». Улыбка не сходила с бледного лица, заставляя Рыбальского тоже улыбнуться. Они так и смотрели друг на друга, просто навсего улыбаясь, пока песня не закончилась.       На улице было темно, только лишь одинокий фонарь освещал узкую дорожку между гаражами и провожал своим жёлтым, грубым светом, прожигающим синюю темноту, покидающих Изолятор людей.       Стоя за воротами Изолятора, куря длинную, тонкую сигарету, Рыбальский смотрел на Винченка, освещённого тем самым фонарем. Он выглядел задумчиво и отстранённо.       Ян затянулся, всё ещё смотрел в сторону.       Ян выдохнул дым вместе с паром в бессердечно холодный воздух. Самуил перевёл взгляд, встречаясь с темной бирюзой глаз Рыбальского.       Тонкие черные брови немного напряглись, а после он наконец-то раскрыл бледно-розовые губы, чтоб сказать: — Слушай, спасибо, что сводил меня на такую тусовку. Это было очень круто, — искренне поблагодарил Винченк, стоя у скутера Яна, выпуская серый дым облаком в воздух. Он и в правду улыбался честно, не скрывая свои эмоции, ведь искренней была не только она, но и грусть, что читалась где-то в голубой глади льда.       — Я очень рад, что тебе понравилось. Но не стоит, — отмахнулся кудрявый, постукивая об фильтр, сбрасывая пепел сигареты на асфальт. Он всегда отмахивался. Всегда смотрел куда-то вниз, когда ему делали комплименты, то ли не мог оторвать взгляда, так же как пепел, стряхивая вниз смущение, то ли отрицание важности собственных проступков.       — Я же ведь никогда бы и не попал в Изолятор, если бы не ты, — подметил с такой же грустной улыбкой Винченк.       — Да ладно тебе, — улыбнулся Ян. Внезапно в моменте он почувствовал резкое желание сжать Самуила в крепких объятиях, но он сдержался, смотря в глаза парню напротив. — Ещё миллион раз на таких тусовках побываем, — продолжил Рыбальский, улыбаясь, но на мгновение запнулся, ведь он не мог знать точно… Ведь он не знал, побывают ли они там вместе хотя бы ещё раз… Он должен был спросить, узнать, чтоб сегодня заснуть спокойно. Слова незаметно сорвались с губ Яна. Он сам их не слышал. Не хотел. — Побываем ведь? — сердце забилось в два раза быстрее, дыхание перехватило, но Рыбальский пытался не подавать виду. Он старался выглядеть как всегда, ведь он даже и представить себе не мог, на сколько жалко он будет выглядеть, если вдруг Самуил скажет, что больше они никуда вместе не пойдут.       — Конечно, — бледная рука Винченка опустилась на плечо Яна, соприкасаясь пальцами с холодом поверхности кожаной куртки. На белом лице светилась аккуратная улыбка. — Ян? — Винченк коротко обратился к Рыбальскому по имени.       — Что? — Ян улыбнулся.       — Пожалуйста, проведи со мной сегодняшнюю ночь, — сказал Винченк, все ещё держа зрительный контакт. В его словах были такая лёгкость и невозмутимость, будто в этом всем не было совсем ничего такого. Ян улыбнулся, все ещё смотря на Винченка. А после отвёл взгляд, туша сигарету о мусорный бак. Он снова поднял взгляд вверх, но уже ухмыляясь. — Тогда поехали слушать твои пластинки.