Christmas commotion

      Слыша вот уже с минуты пронзительную трель коротких гудков, Аарон с раздражением кладёт телефон на столешницу. Тяжело вздыхает и потирает лоб, пытаясь сдержать медленно подступающий гнев.       Опустив руки и прислонившись к столешнице, он прислушался к звукам дома: тиканье настенных часов перебивало радио с очередным рождественским треком (и Аарон готов поклясться, что этот чертов Синатра играл по пятом кругу за последние два часа), шумящая кофеварка, издающая периодическое бульканье; тихое сопение мопса Попо, который (Аарон уверен на тысячу процентов) вновь залез под одеяло их с Кейтлин спальной кровати.       Встряхнув плечами, словно это могло помочь сбросить усиливающееся раздражение, Аарон направляется на поиски Кейтлин.       Она сидит в столовой, доедая вафли, политые кленовым сиропом, и внимательно изучая что-то в экране смартфона. Аарон вспоминает о упомянутых ею отчётах за прошедший месяц, присланных сегодня утром из клиники, в которой они работали. Заметив его присутствие, Кейтлин откладывает телефон и выжидающе смотрит на мужа. Аарон качает головой — и её плечи опускаются       Вот уже три года, как они перебрались в этот прекрасный дом, расположенный на окраине Андерсонвилля, одного из северных районов Чикаго с выходом на озеро Мичиган. Славящийся своей безопасностью и покоем, царящими на улицах, только что окончившая медицинскую школу семья Миньярд быстро определилась с местом проживания и перебралась туда. Постепенно они обустроили этот неприметный дом в более яркую конструкцию: обновили покраску стен, перекрыли крышу, установили новые окна. На заднем дворе разбили небольшой садик, за которым любила ухаживать Кейтлин в весенне-осенний период.       Полгода спустя завели очаровательного мопса Попо, известного громким сопением, а иногда и храпом. А также очень дружелюбным характером.       Отказ заводить детей был обоюдным решением, тем более, когда у них уже был такой любвеобильный ребёнок, пускающий слюни при виде обожаемых угощений.       Вот уже три года Аарон работает в местной клинике нейрохирургом, а Кейтлин — педиатром. Их труд не лёгок, но осознание того, что они помогают, а также спасают чужие жизни, придаёт им сил.       Вот уже три года их жизнь двигалась спокойным течением, огибала бугристые камни и крупными каплями падала со склона в омут будущего. Они всегда были рядом, крепко держались за руки и смело спешили вперёд.       Каждое утро Аарон просыпается от осознания, что это не сон, а замечательная реальность. Каждое пробуждение — это прикосновение большого пальца к нежной коже вокруг светло-голубых глаз Кейтлин. Каждый вздох, срывающийся с мягких губ, дарит надежду на счастливый эпилог. Каждая морщинка, изгибающаяся в улыбке, даёт ему понять, что он не сломанный, а функционирующий благодаря её стараниям механизм. И сердце в его груди будет биться вечно, если она того пожелает.       Аарон мог бы сказать, что счастлив. Он добился желаемой карьеры, рядом с ним — наипрекраснейшая женщина, присутствие которой иногда ошарашивает его не доверчивые мысли, а также малыш Попо, всё ещё тихо сопящий где-то в глубинах их спальни.       Эта мысль возвращает Аарона в реальность.       Вот уже три года он пытается позвать Эндрю на рождественский ужин, однако всё безуспешно.       Вот уже три года Аарон старается привести новые аргументы, которые могли бы убедить брата, но всё те же три года подряд Эндрю молча выслушивает его, а потом отвечает краткое «нет» и сбрасывает звонок.       Аарон, словно обладающий феноменальной памятью близнеца, может до подробностей воспроизвести тот момент, когда Кейтлин подошла к нему в один из зимних вечеров и проявила инициативу позвать Эндрю и его непарня Нила на ужин в Сочельник.       Аарон до сих пор помнит, как завис в том мгновение, не веря своим ушам. Да, его брат больше не пытался убить Кейтлин и перестал посылать враждебные взгляды, а скорее начал притворяться, что её вообще не существует.       Но, видимо, этого было достаточно, чтобы воплотить безумный план Кейтлин в жизнь.       Что было более безумным, так это согласие Аарона.       Он не особо удивился отказу близнеца, когда высказал ему приглашение во время их еженедельного созвона. Эндрю молчал несколько минут. Даже Аарон, привыкший к манере общения брата, насторожился, ощутив напряжение, сотрясающее воздух периодическими крохотными молниями.       Послышался тяжёлый посвистывающий выдох.       — Нет.       И звонок прервался, хоть проговорили они от силы десять минут, восемь из которых прошли в молчании.       Несмотря на неудачу, Аарон воодушевился и загорелся идеей провести Рождество с самым близким по крови человеком. И он не оставлял этих попыток вот уже три года.       Кейтлин, как всегда, была рядом: такая мягкая, но непоколебимая. Нежно улыбающаяся и подбадривающая. Всегда оказывающая необходимую поддержку: приближается и кладёт подбородок на плечо, соприкасаясь губами с кожей на его шее, когда вновь и вновь на Аарона сыпятся поражения.       — Ничего страшного, попробуем в следующем году. Они всегда желанные гости в нашем доме, – говорила та потрясающая женщина и ещё крепче обнимала его за плечи.       Вот и сейчас она рядом: не прикасается физически, но стоит очень близко, готовая поддержать в любой момент.       И это помогло бы, всегда помогало раннее, но не сейчас, когда он так зол.       — Кейт, он опять отказал нам! Я не понимаю, что делаю не так! Я даже этого рыжего придурка разрешил привести, а он!.. Он…       Кейтлин качает головой и притягивает его в свои объятия. Разница в росте едва заметна, но и её они никогда не замечают.       Идеально склеенные кусочки пазлов, — так она характеризует их, и Аарон никогда не подвергал её слова сомнениям.       –Ты же знаешь, у него… Трудный характер. Мы не должны винить его за отказ, а просто принять. Мы попробуем в следующем году, милый, ты же знаешь. Мы…       — Но что, если и в следующем году снова будет отказ? И через год? И через два? — он резко отстраняется и смотрит в глаза напротив. –А что, если он никогда не согласится?       Ведь семейный ужин в канун Рождества является отличной возможностью не только для сближения братьев, которого так отчаянно жаждал Аарон, но и примирения с болтливым несносным непарнем Эндрю и принятия жены его близнецом.       Ничем необъяснимые отказы раздражали и злили, а сегодняшний достиг высшей точки апогея.              Не успевает Кейтлин ответить на вопрос, как его телефон начинает подрагивать в бодрой мелодии. Он даже не заметил, когда они успели переместиться на кухню. Кейтлин уже сварила свежий кофе, и одна нетронутая чашка стояла рядом с его смартфоном.       Ники, – показывает входящий звонок.       Собственно, что Аарон и говорит при ответе.       Ники приветствует его бурными воплями и смехом, звучащим на заднем фоне.       «Удивительно», — думает Аарон, ведь знает о чрезмерной эмоциональности Ники, который особенно не чурается её при прощании с Эриком. Вместо ожидаемых всхлипов, пробивающихся сквозь улыбку, он слышит восторженные возгласы Ники о долгожданной встрече с маленькими кузенами, которые уже давно выросли. Но он был упрямцем, который игнорирует данный факт.       Возможно, он просто издевается.       — До чего же быстро растут чужие дети, а ещё быстрее — свои, –приговаривал Ники, демонстративно вытирая невидимую слезу.       — Ники, — пытается прервать Аарон чересчур возбуждённый лепет кузена, но тот ничего не слышит.       — Ты же помнишь, я тебе говорил, Эрик прилетит через неделю? Сейчас произошли небольшие накладки в офисе, поэтому мне пришлось лететь одному. Ах, но какой же он джентльмен, Аарон! Зная, как я буду скучать, он проводил меня до аэропорта, держа мою руку в своей, а после, перед тем как расстаться, потëрся своим носом о мой (ты же помнишь, как я обожаю это!) и пообещал мне по приезду такой славный ми…       Мгновенно Аарон отодвигает телефон как можно дальше от уха, чтобы не слушать интимные подробности жизни кузена. Конечно, по истечению множества лет ему пришлось смириться с Ники и его так называемым гейским дерьмом. Особенно когда выяснилось, что не только тот принадлежит к ориентационным меньшинствам.       Медленно, но верно Аарон свыкся и даже принял это. Хоть порой это и вызывало отвращение, но он быстро одëргивал себя.       Они моя семья, — твердил себе, яростно прогоняя беспорядочные мысли.       — Ники, — вновь зовёт Аарон, но тот словно намеренно, с невиданным упорством игнорирует его.       — Я так давно у вас не был… Как думаешь, если мы установим двухметровую ёлку и попытаемся обмотать её тремя гирляндами, она сразу осыпется? Или сможет продержаться до Рождества? Но тогда мне придётся делать всё самому — от вас толка нет! А ещё я придумал костюмы на это Рождество! Мы с Эриком будем Сантами, нет, два Санты это слишком… Тогда я буду миссис Клаус, да! А вы все вчетвером будете нашими эльфами. Я где-то видел в интернете зелёные комбинезоны, там ещё такие золотые бубенцы на ремешках… Только вам с Эндрю придётся смотреть в детском отделе, ибо ваш размерчик во взрослом каталоге не водится.       Аарон пропускает бестолковый юмор мимо ушей, а также подступающую тошноту. Не только он хотел этой встречи.       — О, кстати об Эндрю. Я ограбил ближайшие три супермаркета… Нет, нет, это шутка! Не надо копов, я шучу, я самый добропорядочный гражданин Германии, — смеётся Ники, оправдываясь перед невидимым собеседником. — Ушла, — выдыхает он и приглушённо хихикает.       И непрерывная болтовня возобновляется.       Ники говорит о купленных монпансье, любимых сладостях Эндрю, который, конечно же, никогда этого не признает. Но все помнят инцидент, произошедший во время совместного отдыха Лисов в Германии, когда они гостили в огромном доме семьи Хэммик-Клозе. Подарок от итальянских партнёров Эрика — хрустальная ваза с крышкой, украшенной голубыми и синими камнями, скрывала целую гору разноцветных леденцов в сахарной пудре. Уже на следующее утро она была опустошена. Лишь следы пудры, оставшиеся на поверхности хрусталя, свидетельствовали о когда-то существовавших сладостях. Вора так и не нашли, но догадаться, кто это, не составило труда. Нил был отличным лжецом, но годы, проведённые с Лисами, ослабили его превосходные навыки. Улыбку, которую он пытался подавить при виде вазы, редкие взгляды, брошенные на безразличное лицо Эндрю, выдавали его с головой. Но никто, разумеется, об этом не упомянул.       Ники всё продолжал и продолжал. И это могло затянуться до бесконечности либо пока не разрядится чей-то телефон. Аарон подозревает, что точно его.       — Ники, они не приедут, — резко перебивает он кузена, который тут же замолкает. По ту сторону экрана повисло молчание.       Но недолгое. Аарон не знает, к сожалению это или к счастью.       — Тогда я сам с ними поговорю. Вот прям завтра и съезжу, — энтузиазму кузена можно было только позавидовать. Но, несмотря на бодрость голоса, Аарон улавливает толику печали, проскользнувшую в тоне. Он помнит, как долго Ники ждал это Рождество: они не виделись уже полтора года, показавшиеся тому десятью годами.       Это ещё больше злит Аарона.       Быстро завершив разговор, Аарон роняет телефон на столешницу. Грохот, раздавшийся в кухне, видимо разбудил Попо, ибо непрекращающееся вот уже два часа сопение неожиданно стихает. Наполненный до краёв чашки кофе немного расплескался на деревянную поверхность, но Аарон не обращает на это никакого внимания. Тёмная пелена ярости затмевает весь его взор. И лишь мягкая ладонь Кейтлин, сжавшая его руку, смогла удержать её в узде.

***

      Когда Ники перезванивает, Аарон успевает успокоиться и убрать безобразие, оставшееся от расплескавшегося кофе. Он пытается отговорить кузена от напрасных попыток, но тот был непреклонен.       Вздохнув, Аарон завершает разговор, перед этим пожелав Ники хорошего полёта, и принимается собираться на работу.       Прошло несколько часов ночной смены.       Проработав здесь три года, Аарон с уверенностью мог сказать, что работа в ночь — услада для его уставшего организма. В ночные смены редко случаются какие-либо происшествия и чаще всего они проходят спокойнее, нежели днём.       Особенно Аарон любит совмещённые с Кейтлин смены. Тогда не только организм, но и, кажется, душа отдыхает в этот чудный час.       Но и эта идиллия тишины и наслаждения прерывается звонком.       Ники.       Его голос более печален, а это значит лишь одно: не получилось.       — Когда я ему сообщил причину своего визита, он сказал не ехать. Я даже порывался позвонить Нилу, чтобы он сотворил свое чудо с «я просто попросил», но Эндрю и это предвидел. Он запретил звонить Нилу! И вообще сказал не звонить по этому поводу! Аарон, ты меня слышишь?!       Но Аарон уже далёк разумом, когда тело безучастно болтается в потоке лениво передвигающихся белых халатов. Взгляд медленно скользит по комнате: мельком сосредоточивается на цветочном горшке, давно забытое растение которого успело засохнуть; перескакивает на рабочий стол, захламленный кипой бумаг, а после двигается к рядом стоящей коллеге. Где-то на заднем плане Ники говорит о своём отказе следовать указаниям Эндрю, но все слова размываются и погружаются в пучину бестолковой тишины.       Аарон тупо моргнул.        Он не знает, как долго был в отключке, но настороженный взгляд коллеги и черёд коротких гудков, режущих своим противным звуком ухо, говорят сами за себя.       В одно мгновение пустая тишина, а в следующее — буря, сносящая всё на своем пути.       Вскочив со своего места, словно разъярённый зверь, Аарон рявкает громкое «Что?!», из-за чего девушка резко отшатывается. Ему хотелось отвлечься, хотелось что-то сломать, что-то разбить, только бы не сорваться в ту же секунду с места и не помчаться на другой конец Чикаго, чтобы ударить Эндрю. И плевать на последствия.       Неожиданно его взгляд цепляется за небольшой шкаф, на полках которого в алфавитном порядке стоит вся документация. Но внимание привлекли не рассортированные по цветовой гамме папки, не идеальная чистота, сотворенная уборщиками, а рамка с фотографией, скромно притаившаяся в тени. Лучистые бледно-голубые глаза и широкая улыбка на чистом, лишённом изъянов лице. Короткие пряди, выбившиеся из короны кос, закрывают едва заметный шрам на виске из далёкого детства. Тонкие пальцы, поддерживающие белую фату, чтобы шаловливый ветер не унёс её на встречу с солнцем.       Пелена спадает — и туман в глазах рассеивается. Взглянув на всё ещё стоящую неподалёку девушку, Аарон ощущает жгучую волну стыда, охватившую его с головы до пят. Он хочет извиниться, но язык прилип к нëбу, а в пересохшем горле застрял неприятный ком. Сглотнув в попытке его смочить, вновь пробует что-то сказать, даже открывает рот.       Слова не шли.       Хуже того, он обнаружил, что стремительно приближается к выходу и жалко спасается бегством.       — Трус, — на задворках сознания звучит шёпот Эндрю, который Аарон старательно игнорирует.       Ноги приводят его к одной из палат, тускло освещённой единственной горящей лампой. Стеклянную стену закрывают жалюзи, но ламели плотно не соприкасающиеся друг с другом, позволяют увидеть развернувшуюся картину.       На больничной койке лежит недавно поступившая пациентка. Келси, девочку восьми лет, привезли сюда с сильным эпилептическим припадком. Прошло несколько дней, как её состояние стабилизировалось, но Аарон взял на себя смелость понаблюдать за ней ещё немного. Страховка ещё никому не помешала.       На краю кровати сидит её мать: бледная, со слабой улыбкой, но живыми глазами, кожа под которыми исчерчена морщинками. Шёпот, больше похожий на бормотание, срывается с её потрескавшихся губ. Иногда они растягиваются в подобие улыбки, а после вытягиваются в трубочку. Аарон замечает, как иногда напрягается шея женщины, как выпячивается голубая лента вены.       Лишь рядом сидящий мужчина, предполагаемый отец, помог развеять туман неведения. Его голос низкий, но более громкий напевает песню, что мягким одеялом оседает в комнате.       Зелёные глаза девочки, сверкающие изумруды в тусклом свете, внимательно наблюдают за родителями. Поза её расслабленная, за исключением маленьких ручек, сжимающих больничное покрывало. Детский рот гонится за словами песни, пытается схватить их, но часто теряется, когда незнакомые строки встают на пути. Но их подхватывают родительские уста и плавно выравнивают песню, подстраивая её под младшего исполнителя. Порой она теряет своё звучание, и ноты вылетают не те, но это было неважным, когда яркая улыбка ребёнка озаряет сердца родителей.       Неожиданное прикосновение к руке заставляет Аарона напрячься, но, обернувшись и увидев Кейтлин, он расслабляется и слегка сжимает её пальцы.       — Келси постоянно рассказывает, как ждет скорейшего возвращения домой, — взгляд был устремлён в палату. — Как крепко обнимет младшего брата при встрече. Как они всей своей большой семьёй украсят ёлку и встретят Рождество, — она снова наблюдает за Аароном.       Он не отвечает, продолжая смотреть прямо перед собой. Чужой взгляд не раздражает, не заставляет напрячься его тело, а словно показывает: я здесь, я рядом, я вижу тебя, я подхвачу, если понадобится. Доверься мне.       Аарон ещё крепче сжимает её руку.       — Я извинюсь перед Мэдди позже, — негромко проговаривает он.       — Я знаю.       — Он снова отказался, когда Ники позвонил ему.       — И это я знаю.       Тихий выдох.       — Ники?       Молчание было ему ответом.       Так они стоят некоторое время, слушая говор их сердец. Аарон всё ещё не решается взглянуть на лицо Кейтлин, поэтому смотрит вниз на их сцепленные руки. Большим пальцем чертит невидимую линию по шершавой коже.       Опять забыла перчатки, — пронеслось в его мыслях, когда он вспоминает о морозном воздухе, больно кусающем руки.       Не сдержавшись, громко цокает языком, на что Кейтлин усмехается.       — Он все равно поедет к ним, — шепчет она — и Аарон резко поднимает голову. — Да, ты явно плохо знаешь Ники, если думаешь, что он сдастся так легко.       Тихое фырканье сорвалось с его губ.       Точно, это же Ники.       Он вновь переводит взгляд на стекло.       Келси смеётся в очередной раз и подпевает громче, отчего слова отчетливо стали слышны. Аарон с удивлением осознаёт, что знает эту песню. Детский голос не дотягивает до высоких нот, из-за чего часто дрожит, но упорству ребёнка можно только позавидовать.       Усилия Кейтлин приложила не напрасно, когда просвещала Аарона во всей рождественской тематике ещё в начале их знакомства. Эта была старая песня и имела она множества лиц в качестве исполнителей.

Тихая ночь, священная ночь,

Все спокойно, все ярко.

Вокруг тебя Девственная Мать и Дитя,

Святое Дитя так невинно и безмятежно

Спи в небесном покое,

Спи в небесном покое…

      Мелодия-восхваление, яркое знамение о рождении Христа.       В голове тут же возникают образы ангелов, трубящих в золотые горны и парящих на фоне тёмного неба с единственной горящей звездой. Снежные хлопья покрывают одинокие поля и такой же крохотный Вифлеемский вертеп.       Родители подпевают девочке так же охотно, иногда переглядываясь между собой. Лица искажаются в мягких улыбках, глаза сверкают голубыми огнями. Сухая ладонь отца касается шелковистых волос девочки, нежно гладит их. Ребёнок, словно кот, ластиться к ней.       Аарон невольно засмотрелся на эту картину, что не сразу замечает, как на правое плечо опустилась тяжесть. Обернувшись, он видит, как внимательно Кейтлин наблюдает за ним. Сглотнув, вновь посмотрел на семью.       — Это то, чего я хочу, — хриплый голос разрезает тишину помещения.       Аарон не видит её лица, но знает, что сейчас Кейтлин понимающе улыбается. Она крепче сжала его плечо. Мужская левая рука неторопливо потянулась вверх, чтобы аккуратно накрыть тыльную сторону её ладони.       — Я всего лишь хочу, чтобы мы так же собрались всей нашей ненормальной семьёй и отметили этот грёбаный праздник нормально.       — Хоть ты знаешь, что это невозможно, – вновь шепчет голос Эндрю, что приводит Аарона в моментальную ярость.       — Я хочу, чтобы он приехал к нам, — с каждым словом голос становится громче, и гнев в нём ощущается всё чётче. — Я хочу, чтобы он был рядом, чтобы захватил своего бродягу-отщепенца, но только был здесь.       — Милый, я знаю, но он этого не хочет. Мы не можем его заставить… Помнишь, как ты тоже сначала отказывался от этого праздника? Ты ненавидел его до глубины души…       О, Аарон помнил это хорошо. Детство, проведённое с матерью-наркоманкой, не могло стать прекрасным одним щелчком пальцев в этот день. Чаще всего он был хуже обычных дней. Тильда могла притащить очередного дружка, что не жалел ударов для исхудавшего детского тела, и без того напоминающего холст из фиолетово-желтых пятен. Куда чаще случалось, что мать оставляла его одного, голодного, на несколько суток запертым в собственной комнате размером с чулан. И Аарон мог с уверенностью сказать, что детство Эндрю было ничем не лучше.       Но с приходом Кейтлин представление о Рождестве изменилось. Как бы Аарон не упрямился, не пытался избежать всего, что пыталась она ему дать, вскоре он сдался. Кейтлин смогла подарить ему второе дыхание. Её детство было куда лучше, и светлые представления об этом празднике не были омрачены суровыми реалиями его жизни.       У Эндрю, как бы не скрипел зубами Аарон при признании, был Нил, который сумел вдохнуть жизнь в его брата. Но было неизвестно изменилось ли его равнодушие на что-то более живое или так и осталось ничем. Им оставалось только пытаться, предпринимать попытки, как и положено семье, чтобы достичь этого.       И Аарон пытался, он так долго пытался понять, принять, но сейчас его терпение сравнимо со спичкой, сгорающей в адском пламени.       Ярость победила и сорвалась с цепи.       Быстрые слова слетают с губ:       — Может, будь он глупым ребёнком, смог бы полюбить этот чёртов праздник. В нормальной семье, а не там, где он был…       — Аарон, — пытается остановить его Кейтлин, но он быстро качает головой:       — Нет. Мне плевать каким: безразличным, раздраженным, да хоть сопливым мальчишкой, упрямящимся по любому поводу — мне всё равно! Я хочу видеть его на это грёбаное Рождество рядом!       Последнее слово срывается на крик. Шум в палате резко смолк. Кейтлин поспешно увела Аарона подальше, стараясь расслабить напряжённые мышцы его плеч быстрым поглаживанием.       Маску спокойствия на её лице выдают слегка нахмуренные брови. Аарон сильно сжимает зубы, и лишь бегающие желваки на челюстях выдают его состояние.       — Бойся своих желаний, — шепчет Кейтлин через несколько секунд молчания. — Мы не в силах изменить то, что произошло в прошлом, но можем предпринимать попытки для создания нового будущего. Хорошего будущего.       Аарон хочет отмахнуться от её слов, вновь убежать, как после столкновения с Мэдди, но понимает, что не прав.       Он должен остаться, ведь она всегда оставалась и была здесь. Она лишь хотела помочь.       Сделав глубокий вдох через нос и также медленно выдохнув через рот, Аарон вновь сжимает уже обе её руки, по-прежнему лежащие на его плечах.       — Извини, — в предложении неторопливо притягивает её к себе, и она с радостью отвечает на объятия. — Мне жаль, Кейт, я не должен был срываться.       Девушка лишь качает головой и плотнее прижимается к нему. Одна рука проскользнула вверх по шее и коснулась затылка, мягко перебирая светлые пряди.       — Всё хорошо, — шёпот опалил его ухо, отчего крупные мурашки пробежались по коже. — Мы справимся. Обязательно и со всем. Ты мне веришь?       У него нет других вариантов, кроме как кивнуть.

***

      Было позднее утро, когда тишину спальни сотряс рингтон телефона.       Аарон издаёт мучительный вопль, и пытается закрыть голову подушкой, только бы не слышать раздражающий звук. Где-то рядом простонала Кейтлин, когда мелодия разбудила и её. Послышалось тявканье где-то у изножья кровати.       «Отлично, теперь и Попо не спит», – проносится в его мыслях прежде, чем он сдаётся и с раздражением сбрасывает подушку на пол.       Всего лишь пару часов назад они вернулись со смены и планировали хорошенько отоспаться. Ники, который добрался до их дома ещё в начале ночи, оставил свои вещи в гостевой спальне и с первыми проблесками рассвета умчался к Нилу и Эндрю.       На недовольное ворчание Аарона, он ответил, что Нил уже не должен спать из-за ранней пробежки, поэтому его сможет кто-то встретить. Пробуждения Эндрю дождётся, а до того момента составит как можно более подробный план убеждений.       Так что воспользовавшись последними крупицами тишины в этом доме, семья Миньярд дружно ушла отсыпать отработанные ночные часы.       Аарон уже приготовился к воплям кузена по поводу отказа его слушать или того, что его вообще не пустили на порог в такую рань, о чем его предупреждали, но никак не то, что услышал:       — Аарон! Эндрю и Нил… Они… Я… Они дети, Аарон!       Тот мгновенно подрывается с кровати, отчего мопс испуганно тявкнул и скатился на мягкий ворс ковра. Кейтлин сонно прищурилась и выжидающе приподняла бровь.       Заспанный мозг отказывался так быстро перерабатывать информацию, но услышанное не могло показаться галлюцинацией.       — Что? — неверяще переспрашивает он, отчаянно надеясь, что это идиотская шутка кузена.       Но голос Ники пропитан таким же удивлением, который был слышен в недоверчивом тоне Аарона, и ужасе. Он не шутил, когда вновь повторил:       — Нил и Эндрю — дети.