Christmas commotion

      Первым, что ощущает Натаниэль Веснински, просыпаясь, незнакомое одеяло из простого хлопчатобумажного материала вместо шёлкового, обманчиво мягко покрывающего кожу.       Сославшись на сонное состояние, он вытягивает руки из мягкого кокона и потирает глаза. Медленно зевает и тянется, вытягивая тело. Ещё темно: ни малейшего пятнышка света не просачивается сквозь щели двери, а огромное панорамное окно, под которым располагается фонарный столб, скрыто тёмным очертанием неизвестного предмета.       Натаниэль хмурится.       Более того, он замечает, что дверь, которую на ключ часто закрывала Лола, находится правее её обычного местоположения.       Медленно поднимаясь в кровати и бесшумно усаживаясь в ней, Натаниэль ощущает, как от движения сползает ночная рубашка. Он хмурится сильнее, когда понимает, что одежда велика для его маленького тела. Решив разобраться с этим позже, поспешно натягивает свисающую с плеча кофту.       Он щурится и окидывает комнату взглядом, но даже привыкшее к сумраку зрение не может распознать обстановку. Натаниэль предполагает, что тёмный силуэт, скрывающий окно, является шкафом. Также замечает, что маленькая прикроватная тумбочка стала намного больше, а острые углы, на которые он часто натыкался при резком пробуждении от кошмаров, округлились. Даже тянет ладонь и касается гладкой деревянной поверхности, чтобы убедиться в реальности видимого.       Что ещё более удивительно, так это преображение кровати. Натаниэль знает, что достаточно мал для своего возраста, поэтому спальное место было соответствующим. Порой, когда боль израненного тела после тренировки с Лолой была невыносимой, он сворачивался калачиком, и бóльшая часть кровати оставалась пустующей.       В этой же Натаниэль не видит края, и ему остаётся только догадываться, какого она размера.       Он оглядывается. Взгляд цепляется за раннее изученную тумбочку, на которой виднелся силуэт. Осторожно ощупав его пальцами, Натаниэль узнаёт в очертаниях предмета ночник и щёлкает найденным позже выключателем.       Тусклый свет, осветивший комнату, заставляет поморщиться и резко отпрянуть. Проморгавшись, Натаниэль замер.       Это явно не его комната.       Он был прав, когда подумал, что дверь смещена, а в углу стоит шкаф светлого оттенка, заполненный книгами. Перпендикулярно ему у противоположной стены стоит такого цвета второй шкаф, но он, как предположил Натаниэль, предназначен для одежды.       Мысленно сделав пометку о возможности поискать что-то более маленькое в гардеробе, он оглядывается на кровать и теперь уже по-настоящему замирает. Примерно в четырёх футах от него кто-то спит, даже посапывает, что не сразу улавливают его уши из-за оглушающего грохота стремительно бьющегося сердца. Одеяло, скрывающее некого, умеренно поднимается и опускается, и не смеет отставать от заданного ритма дыхания. Натаниэлю на секунду кажется, как белёсые пряди выглядывают из тёплого кокона, но, словно услышав его мысли, невидимый некто шевелится и натягивает одеяло повыше.       Ему стало страшно. Вдруг отец придумал очередной изощрённый трюк, чтобы проверить сына, или Лола проворачивает свои фокусы. Или же новая проверка: способ, чтобы определить, как он поступит в непредвиденных обстоятельствах.       «Где же мама?» — быстрая мысль проскользнула также незаметно, как и возникла.       Натаниэль качает головой и крепко сжимает кулаки.       Он не будет бояться. Он обещал. Он докажет, что способен.       Не найдя подручных средств под рукой, Натаниэль несмело стал продвигаться вперёд. Бесшумно поднимает конечности и поочередно переставляет их. Несмотря на маленькое расстояние, ему приходится делать частые паузы из-за свисающей одежды. С раздражением он поправляет её и двигается дальше.       При приближении Натаниэль слышит собственное пыхтение. Ужас, пронзивший его тело, едва не заставляет кубарем скатиться с кровати. Он замирает, задерживает дыхание и прислушивается. Волна облегчения накрывает его и чуть не сбивает с ног, когда негромкое сопение продолжает нарушать тишину комнаты.       У него ещё есть шанс. Проверка пока не провалена.       Приблизившись вплотную к кокону из одеял, Натаниэль останавливается и задумывается. Вдруг он не прав? Что, если это никакая не проверка и вообще ни отец, ни его подручные не замешаны в этом? Он и так находится в незнакомом месте и более чем уверен, что это не одна из комнат отцовского особняка. Они не стали бы так заморачиваться ради него одного.       Так где же он?       И где мама?       Натаниэль знает, что мать не защитит его от отцовского ножа, но всё ещё уверен, что она не допустит чего-то такого.       Но, вновь оглядывая комнату, он понимает, что могла и, вероятно, сделала это.       Внезапно тканевый кокон дёргается и начинает двигаться. Натаниэль замирает, когда понимает, что он разворачивается к нему. Из одеяла показываются маленькие руки, даже меньше, чем руки Натаниэля, которые тянутся к изголовью кровати. Кокон удлиняется, словно находящийся в нём потягивается, а после вновь собирается небольшой гармошкой. Негромкий зевок и причмокивание следующее за ним заставляют тело Натаниэля одеревенеть.       Больше кокон не двигается. Находящийся в нём вновь погрузился в сон.       Натаниэль пользуется паузой и стараетесь успокоится.       Дыши через нос, Абрам, и также выдыхай. Крепко сжимай зубы, чтобы не издать ни единого звука. Пообещай мне, что не будешь бояться, а действовать. Поклянись мне.       И Натаниэль помнит, как давал клятву матери, когда она обращалась к его настоящему имени.       Неважно, как его звали тогда: он сдержит обеспечить в любом из их воплощений. Никакого страха. Только действие.       Вздохнув и выдохнув через нос, при этом не забыв сжать зубы, Натаниэль медленно тянет ладонь к кокону и слегка касается его. Никакой реакции не следует.       Воображаемый укор матери заставляет повторить попытку вновь, на этот раз сильнее. Это приносит результат.       Одеяло шевелится. Желтоватая под светом ночника рука вылазит наружу и тянет ткань вниз. Натаниэль замирает, когда мальчишеское лицо ложится на подмятое под себя одеяло. Худое, с чётко очерченным носом и трепещущими во сне светлыми ресницами. Лицо расслабленное: брови не нахмурены, а губы тонкой линией растянулись на чистой коже. В отличие от Натаниэля, у мальчика не было веснушек, хаотично покрывающих щеки. Но Натаниэль считает это лучшим: без них спящий походил на маленького ангела. И непослушная копна светлых волос, разметавшихся по одеялу и кусочку подушки, выглядывающего из-под него, напоминает ему светящийся нимб, завершающий облик.       Но Натаниэль знает, насколько опасна красота и что она может скрывать под своей личиной. И образ, на первый взгляд невинного, не мог обмануть его.       Он толкает более решительно. Затем ещё. И ещё.       Вновь лишённый ожидаемой реакции, Натаниэль приготовился к новой попытке, как вдруг останавливается.       Ореховые глаза, выглядывающие из-под нависших ресниц, внимательно наблюдают за ним. Натаниэль замечает, как медленно дышит мальчик, как едва заметные вдохи шевелят одеяло. Рука, по-прежнему выглядывающая наружу, крепко сжимает серую ткань.       Никто из них не пытается нарушить тишину. Осторожные переглядывания с незнакомцем были единственной формой общения. Мальчик лишь единожды оторвал взгляд от лица Натаниэля. Мимолётный и быстрый, словно сканирующий на наличие угрозы, вскоре возвращается к невидимой точке на лбу. Он щурит глаза и мигом выдаёт:       — Это моё одеяло.       Натаниэль напрягается, а после хмурится. Это не то, чего он ожидал.       — Что?       — Ты глухой? — шипит мальчишка. Черты его лица ожесточились. — Это моё одеяло.       — Я не… Мне не… Зачем мне твоё одеяло?       Теперь хмурость искажает блондинистые брови.       — Так тебе оно не нужно? — недоверчиво спрашивает мальчик, а после кивка медленно стал выпутываться из кокона. Садится в кровати, одновременно вытягивая вторую руку и поправляя ткань на плечах, чтобы она не сползла.       Он молча уставился на Натаниэля. Поджатые губы не издают ни звука. Его глаза, янтарные у зрачка и плавными разводами зеленеющие к радужке, с неприкрытым любопытством следят за ним.       «Он не собирается говорить дальше», — догадывается Натаниэль.       Словно дурацкое одеяло представляет для него наивысшую ценность, поэтому и только поэтому потрудился предупредить чужака.       Натаниэль заметил, как мгновенно спало напряжение с плеч, скрытых под одеялом. Как после его краткого кивка враждебность сменилась интересом и любопытством.       — Кто ты такой?       — Эндрю, — мгновенно отвечает мальчишка, отчего Натаниэль удивляется — он не был готов к такому скорому ответу.       — Что ты здесь делаешь?       Светлые брови слегка приподнимаются. Глаза неторопливо окидывают комнату взглядом и вновь сосредотачиваются на Натаниэле.       — Наверное, живу.       Теперь брови поднял Натаниэль.       Что значит «наверное»?       Решив не тянуть с допросом, Натаниэль, пока не успел передумать, выпаливает самый волнующий вопрос:       — Тебя послал мой отец?       Эндрю хмурится.       — Я не знаю, о ком ты говоришь. Я тебя вижу в первый раз. Так что нет.       Искреннее недоумение Эндрю успокаивает сердце Натаниэля. С удивлением он осознаёт, что также верит ему.       — Хорошо, хорошо…       — Ты закончил с допросом? — бурчит Эндрю, вновь натягивая спадающий плед. Натаниэль замечает, что его одежда также велика. — Я хочу спать.       — Почему ты сказал, что наверное живёшь здесь? — игнорирует последующее ворчание Эндрю и ожидает ответ. Он был незамедлительным.       — Я не знаю. Я помню, как засыпал в приюте. Наверное, очередная приёмная семья забрала меня к семье, пока я спал.       Что-то неприятное заскребло в мозгу Натаниэля.       — Приют? Забрали, пока спал?       Брови Эндрю складываются домиком.       — Ну да, я вроде так и сказал. Ты точно не глухой?       — Но почему?       Взгляд Эндрю становится острее ножа.       — Что почему? Забрали? Я сирота. У меня нет родителей. Поэтому меня забирают чужие, но долго не держат и возвращают в приют, пока другая семья не заберёт снова.       «Но я не сирота», — проносится в голове Натаниэля, но он поспешно прогоняет глупые мысли. Похоже, видя его замешательство, лицо Эндрю смягчается.       — А-а-а… Так ты новенький? Тогда понятно.       Эндрю начинает укладываться в кровать. Приходится стянуть одеяло с плеч, чтобы нормально укрыться. От Натаниэля не ускользает вновь возникшая перед взором мешковатая одежда, состоящая из чёрной футболки, чьи рукава достигали его предплечий.       — Почему наша одежда такая большая?       Эндрю медленно открывает глаза, которые успел закрыть, как только голова коснулась подушки. Он продолжает лежать лицом к Натаниэлю.       — Ты задаешь слишком много вопросов.       — Ты можешь задать мне один.       — Только один? — хмыкает Эндрю, вновь закрывая глаза. — Немного нечестно.       — Ладно, не один. Но я не хочу отвечать на все.       Эндрю ненадолго задумывается. Похоже, любопытство превысило не совсем честную сделку. Ореховые глаза распахиваются и внимательно смотрят на Натаниэля.       — Хорошо. Как тебя зовут?       — Натаниэль.       — Одежда от старших детей, — отвечает на раннее заданный вопрос, оставляя свои не озвученные на потом.— Так было в некоторых приёмных семьях. Они не хотели тратить деньги, поэтому давали старую одежду от других. Она часто была слишком большой.       — Но… Почему я тут?       Эндрю медленно выпускает воздух из лёгких. Слегка поджимает губы.       — Потому что у тебя нет родителей?       И опережает последующие слова Натаниэля:       — Они либо мертвы, либо бросили тебя. Только так дети попадают в чужие дома.       — Но я… Они… Мама не оставила бы меня тут…       Растерянное и не понимающее лицо Натаниэля смягчает Эндрю. Морщинка между нахмуренных бровей исчезла. Его губы дрогнули в сочувственной улыбке.       — Но оставила. И ты тут. Но может, это к лучшему?       А после вновь заворочался, пряча нос под тканью одеяла. Ореховые глаза снова скрываются под веками, обрамлёнными золотистыми ресницами, тень от которых причудливо удлиняется на коже из-за света ночника.       Тихое бурчание послышалось откуда-то изнутри:       — Выключи свет и иди спать, — а после добавляет: — Я не хочу остаться без завтрака из-за глупого рыжего мальчишки.       Натаниэль, словно марионетка на ниточках, слушается и поспешно глушит свет. Ложится лицом к Эндрю и медленно закрывает глаза.       Перспектива оказаться в приёмной семье ему не нравилась от слова «совсем». Мама никак не могла оставить его тут совсем одного, когда вокруг всегда так много подручных отца.       Или могла?       Но вдруг это её хитрый план, в котором она вызволяет маленького Натаниэля из лап отца, отправляет подальше, на другой конец света, к чужой семье, чтобы он был в безопасности? Неужели мама решилась защитить его?       Но что тогда с ней? Где она? Удалось ли ей вырваться? Может, она уже на пути к дяде Стюарту, а после они оба заберут его к себе? Другой вариант он рассматривать не мог да и не хотел.       Натаниэль не позволял этому чувству расцвести в доме отца, но здесь, находясь в другом месте, рядом с колючим мальчишкой, что вновь тихо посапывал, он позволил зачаткам укорениться в почве.       Надежда. Натаниэль надеется, что мама сможет. Что заберёт его в безопасность, и тогда ему точно не придётся больше бояться. Слово из семи букв заставило его успокоиться впервые за многие годы и уснуть беспробудным сном.       Он позволяет этому расти и расцветать огромным деревом, создающим своей кроной островок безопасности.

***

      Тем не менее, как бы не ощущал Натаниэль себя в безопасности, инстинкты самосохранения были довольно сильны.       Услышав скрежет открывающегося замка, он мигом открывает глаза. Прислушивается к тишине, что повисла в квартире, а после кубарем катится вниз с кровати, когда слышит громкое и протяжное «Нил!»       Поспешно поднявшись с пола, при этом выпутываясь из закрутившегося вокруг тела одеяла, Натаниэль оглядывается на кровать. Эндрю продолжает тихо спать. Одеяло по-прежнему укутывает его с головы до пят.       Уже светло. Хоть портьеры на окнах из достаточно плотного материала, Натаниэль улавливает проблески света на ткани.       Оставив одеяло на полу, он делает шаг вперёд и едва не падает навзничь. Натаниэль хмурится, когда опускает взгляд ниже.       На тонких лодыжках болтается ткань, чем-то напоминающая трусы, но гораздо бóльшего размера.       Задумавшись, Натаниэль вспоминает слова Эндрю об одежде старших детей и, поморщившись, сбрасывает их на пол. Пониже натягивает ночную рубашку (благо она достигает его колен) и шлёпает к двери.       Коснувшись дверной ручки, Натаниэль оборачивается на Эндрю, в надежде, что тот уже не спит, но тяжело вздыхает, когда видит обратное. Поэтому быстро, пока не передумал, нажимает на ручку, которая легко поддаётся, и ступает в другую комнату.       Здесь намного светлее, и яркий свет на мгновение ослепляет Натаниэля. Проморгавшись, он обнаруживает, что находится в гостиной, которая разительно отличается от комнаты в отцовском особняке. Лучи яркого солнца оббегают хмурые тучи и проникают в окно, занимающее почти всю центральную стену. Посреди комнаты стоит бежевый диван с мягкой велюровой обивкой, а перед ним — деревянный квадратный столик, заваленный жестяными банками. Приблизившись к ним, Натаниэль смог по слогам прочитать слово кола, а рядом — пщеничиае пиво.       По бокам от дивана стоят огромные зелёные мешки. Коснувшись их, Натаниэль ощутил перекатывающиеся шарики между пальцами. Решив разобраться с предназначением странных мешков позже, он оглядывается и замечает большой плазменный телевизор на стене. Справа от него у стены стоит очередной книжный шкаф, доверху набитый различной литературой.       «Кто-то явно любит читать», — подумал Натаниэль и посмотрел на дверь, примостившуюся в нескольких футах от шкафа. Он хочет подойти к ней, как вдруг раздавшийся позади грохот пугает его до неконтролируемого вздрагивания.       Резко обернувшись, Натаниэль видит разбитое стекло, испачканное янтарной жидкостью, поспешно впитывающейся в молочного цвета ковёр. Замерший мужчина с недоверием оглядывает мальчика.       Он высокий и худощавый, но Натаниэль замечает небольшие мышцы, выступающие на бицепсах под красным свитером. Его смуглое вытянутое лицо сияет мягким загаром, карие глаза, расширенные в удивлении, с осторожностью наблюдают за ним. В другой ситуации Натаниэль посчитал бы, что рот незнакомца комично расширен. Тот пытается что-то сказать, но поспешно сжимает губы. Молчит совсем недолго, чтобы внезапно оглушить своим протяжным воплем:       — Нил!       Незнакомец начинает оглядываться через плечо, словно тот самый Нил сейчас покажется оттуда и успокоит его. Но никто не появляется, и высокий мужчина начинает нервничать ещё сильнее.       — Так, Ники, всё хорошо. Глубокий вдох через нос и выдох через рот, — грудная клетка медленно расширяется, вместе с её движением длинные конечности рук незнакомца поднимаются в воздух. — Ничего, это всего лишь ребёнок… Да, ребёнок, ты таких каждый день видишь… Но не в гостиной твоего злобного кузена и его очаровательного парня!       Он быстро давит визг зажатием рта ладонями, а после вновь повторяет дыхательные упражнения.       Успокоившись, предполагаемый Ники отнимает руки от лица и улыбается Натаниэлю так широко, что заставляет того напрячься.       — Хэй, — мягко произнёс он, опускаясь на корточки. Натаниэль продолжает стоять у двери, слегка прижимаясь к ней спиной. — Извини, я не хотел тебя напугать. Я Ники. Как тебя зовут?       Натаниэль решает промолчать, тем самым надеясь, что незнакомец-Ники быстро сдастся и отступит. Но тактика провалилась: Ники вот уже несколько минут сидит неподвижно, его улыбка всё так же широка. Его терпение поражает.       Натаниэль ненамеренно вжимается в дверь сильнее, отчего позвонки больно заныли. Мужчина, кажется, понимает, что его поведение напрягает, нежели успокаивает, поэтому медленно отступает и также неспешно вытягивает руки перед собой, словно успокаивает дикого зверя.       Пусть они и находились до этого в расстоянии друг от друга в несколько футов, Натаниэль чувствует, как сердцебиение стало замедляться, и он смог вдохнуть свободнее. Скованность, охватывающее его плечи, стало спадать, как невидимое одеяло.       Губы Ники растягиваются в слабой и будто бы печальной улыбке. Его глаза смотрят с тем пониманием, которого Натаниэль принять не мог.       — Ты напоминаешь мне одного друга, — спокойно произнёс Ники. — Вы так с ним похожи.       Мальчик никак это не комментирует. Ники кажется безобидным, не желающим причинить вред, но Натаниэль не ослабляет бдительности.       — О, кстати, он живёт в этом доме. И у него такие же рыжие кудряшки и голубые глаза, как у тебя. Прямо его копия, — тихий хохот. — Ты его не видел?       Секундная тишина, а после череда ударов звенит в его мозгу. Из горла вырвался нечеловеческий вопль. Уже не думая об осторожности, Натаниэль мигом разворачивается к двери и начинает дёргать трясущимися руками за ручку. Она не поддавалась. Он в ловушке.       Это всё-таки была проверка. И он её провалил. Нельзя было расслабляться, нельзя было надеяться, нельзя было верить Эндрю…       Осознание, что Эндрю был заодно с ними, ужасающим узлом стянуло низ живота. Он был таким глупым.       Отец где-то в доме, а этот Ники — новый подчинённый, и сейчас он сдаст его. Нужно бежать. Нужно выбираться. Мама! Где мама? Она точно такого бы не допустила, не могла допустить. Нужно бежать, выбираться отсюда!       Бежатьбежатьбежатьбежатьбежать…       Крепко сожми зубы и дыши, не бойсянебойсянебойсянебойсянебойся…       Чьи-то ладони крепко сжали его плечи и попытались развернуть Натаниэля. Тот начинает дёргаться, вырываться из крепкой хватки. Шумное дыхание, перемешивающееся с едва заметными всхлипами, заглушают все звуки.       Натаниэлю стало плевать на все слова матери. Ужас сдавливает его лёгкие, впивается когтями в детское тело и выпускает сквозь оставленные дыры весь кислород. Натаниэль осознал, что задыхается.       Внезапно слышится чьё-то ойканье. Сильная хватка исчезает с его плеч и заменяется лёгким прикосновением. Вспомнив о мягких ладонях матери, он льнëт к ним. Уши будто ватой набиты, а веки наливаются свинцом, своей тяжестью закрывающие глаза. Обессиленный Натаниэль начинает медленно сползать на пол. Чьи-то руки, маленькие руки, внезапно хватают его и придерживают.       Судорожные вдохи срываются с пересохших губ. Мягкая ладонь касается его лица и, кажется, гладит потные пряди волос.       Спустя долгие минуты Натаниэль медленно открывает глаза. Затуманенная комната скрыта чьим-то телом. Светлые волосы и знакомые ореховые глаза то расплываются из-за помутнения рассудка, то приобретают чёткость. Тонкие губы двигаются так быстро, что Натаниэль не поспевает за словами. Где-то на заднем плане слышится вопль. Но не наполненный болью, как изначально предположил мальчик, а искрящийся удивлением.       Натаниэль хмурится и старается сосредоточиться на Эндрю.       –… ниэль! Ты слышишь меня?       Он медленно кивает, что заставляет Эндрю выдохнуть.       — Ты можешь подняться?       Натаниэль задумывается. Он не помнит, как успел опуститься на пол. Но взвесив все за и против, вновь кивает.       Эндрю, чьи руки придерживали его спину, тянется и осторожно обхватывает за плечи. Также медленно поднимает его и внимательно осматривает.       Но вспомнив о возможном предательстве Эндрю, Натаниэль пытается отпрянуть, но его удерживают. Хватка пальцев не удушающая, как иная несколько минут назад, а мягкая и лёгкая, отчего Натаниэль замирает.       — Все хорошо, — успокаивает Эндрю, — он не тронет тебя. Он глупый, но не причинит тебе вреда.       — Что случилось? — хрипит Натаниэль и морщится от неприятного звука.       — Он, — Эндрю взглядом указывает на всё ещё кричащего мужчину, оказавшегося Ники, — удерживал тебя, пока ты пытался вырваться. Я его остановил.       Несмотря на напряжение, исходившее от мальчика, Натаниэль смог уловить толику гордости, охватившую Эндрю.       — Как?       — Этим.       Хаотично разбросанные на деревянном столике жестяные банки теперь валяются на полу. Натаниэль с недоумением посмотрел на Эндрю.       — Но как?       Теперь и Эндрю нахмурился.       — Ты правда глухой, — констатация факта. — Я же сказал…       — Но почему он остановился? Чего он хотел?       Эндрю на это жмёт плечами.       — Я не знаю…       Потом нехотя добавляет:       — Он остановился в тот момент, когда заметил меня. Ему было всё равно на банки, пока не обратил на меня внимание.       Натаниэль переводит взгляд на Ники. Тот уже понемногу успокаивался. Он больше не вопит, но рот забавно округлился. Глаза широко распахнуты и с неким неверием оглядывают двоих мальчишек.       — Эндрю, Эндрю…       — Да, кроме крика, он ещё повторял моё имя, — добавил упомянутый Ники мальчик. Его губы кривятся в презрении: — Он странный и глупый… Но он не причинит вреда, я знаю.       Натаниэль не понимает, почему Эндрю так уверен в Ники. Тем более, тот сам видел, как мужчина удерживал Натаниэля, когда тот пытался вырваться.       — Почему ты кричал? — склонив голову набок, спрашивает Эндрю.       — Я подумал, что здесь мой…       Он запинается. Не знает, стоит ли рассказывать чужому. Но можно ли считать Эндрю таковым после того, как тот предпринял попытку спасти его?       — Твой?       — Отец, — на выдохе не громче шёпота отвечает Натаниэль и опускает глаза в пол. — Он нехороший человек. Я испугался, что он где-то тут, а Ники — его помощник, который помогает ему.       В ответ тишина.       Натаниэль поднимает взгляд и видит, что Эндрю смотрит в сторону Ники, который, казалось, прошёл все стадии отрицания и смирения и теперь молча наблюдает за ними.       Эндрю качает головой и смотрит на Натаниэля.       — Нет, он слишком глупый. Думаю, твой отец уже был бы здесь. Ваши крики слишком громкие.       Такое простое, но логическое завершение успокаивает Натаниэля. Эндрю прав. Отца здесь нет. Никто не хочет причинить ему боль.       Здесь безопасно.       — Почему ты пришёл на помощь? Я же тебя не просил.       Эндрю задумывается.       — Я не мог оставить того, кто так кричал. Тем более, я знаю, что ты глупый, а глупые сами не выбираются из неприятностей.       Это замечание слегка приподнимает уголки губ Натаниэля. Он не понимает, что происходит, кто тот человек и что хотел от него. Как Натаниэль здесь оказался. Но присутствие Эндрю рядом успокаивающее. Пусть он ничего не знает о нём, кроме имени и малой части сиротской жизни, но почему-то хочет довериться ему.       На удивление Натаниэль быстро принимает решение: держаться Эндрю рядом. И он не думает, что тот будет возражать.       — Эндрю, — более решительно зовёт Ники, о присутствии которого немного подзабыли, — это правда ты?.. А рядом… Нил? Боже, меня сейчас вырвет… Или позже. Надо набрать Аарона. Господи, нет, меня вырвет сейчас.       И в подтверждении своих слов он умчался в комнату, откуда вышел раннее. Спустя пару секунд послышался ужасный звук рвотных позывов.       Эндрю морщит нос. Между бровей пролегла забавная морщина.       — Откуда он тебя знает?       Лёгкое пожатие плеч.       — Видимо, тебя он знает тоже.       Хмурость искажает лицо Натаниэля.       — Ники, кажется его так зовут, искал какого-то Нила. Но я не Нил. Он не может знать меня.       Эндрю вновь пожимает плечами. Легкомыслие проявилось на его лице. Ленивым взглядом он окидывает фигуру Натаниэля и резко останавливается. Зубы прикусили нижнюю губу.       — У тебя… рубашка задралась, — кончики ушей Эндрю окрасились в нежно-розовый оттенок.       Сам же Натаниэль был не так скромен в выражении своих настоящих эмоций. Кажется, его лицо вмиг стало насыщенно пунцового цвета, когда он замечает свою оплошность. Поспешно натягивает рубашку на колени и, убедившись, что она точно опущена, переводит взгляд на Эндрю.       Тот явно смущён: уши всё ещё красные, губа вот-вот начнёт кровоточить, руки сильно теребят ткань футболки, спускающейся ниже колен. Только сейчас Натаниэль понимает, что Эндрю, по сравнению с ним, слишком маленький. Да, Эндрю выше его, чуть меньше трёх с половиной футов, но разницы практически не ощущается. Он кажется хрупким: тонкое тощее тело с выступающими костями, о которые можно больно уколоться. Но, вспоминая о храбрости светловолосого мальчика, Натаниэль лишь восхищается, как в таком крошечном теле может умещаться такая смелость. Или глупость. Натаниэль выяснит это позже.       Это размышления прерывает вернувшийся Ники. Он гораздо бледнее, выглядит осунувшимся и уставшим, но в глазах плескалась непонятная Натаниэлю решимость.       — Я не знаю, что с вами случилось, но всё будет хорошо. Ладно?       Натаниэль переглядывается с Эндрю, а после снова смотрит на Ники. Тот тяжело вздохнул.       — Вы знаете, кто я?       Молчание было ему ответом.       — Эм, ладно. Вы знаете, кто вы?       И снова тишина. Из горла Ники вырывается нервный смешок.       — Так, Ники, спокойно, Аарон скоро будет тут…       — Откуда ты знаешь нас? — внезапно подаëт голос Эндрю.       — Как же мне не знать вас? Особенно моего маленького кузена, который теперь ещё меньше… Господи.       — Это не ответ.       — Эндрю, я твой кузен. Меня зовут Ники. Я приехал к вам, чтобы поговорить.       — К нам? — включается в разговор Натаниэль.       — Да, вы тут… Ох, это так странно. Почему вы такие маленькие?       — Мы не маленькие, — возражают в унисон дети и быстро переглядываются между собой.       — Господи, это точно вы.       Ники недолго молчит, прежде чем выдавить:       — Давайте дождёмся кое-кого. И тогда я отвечу на любой ваш вопрос, ладно? А сейчас мы могли бы… Позавтракать? Да, завтрак отличный план. Вы что-то ели? О, теперь глупый план, Ники, вряд ли они способны приготовить себе что-то этими маленькими ручками… Так, ладно, неважно. Вы голодны?       Натаниэль хочет отказаться, но слышит, как из желудка Эндрю раздаëтся бурчание. Немного подумав, он кивает.       Ники улыбается. Манит их пальцами, прежде чем направиться к другой двери, притаившейся со стороны плазменного телевизора.       Натаниэль смотрит на Эндрю, который молча поправляет сползшую с плеча футболку, а после следует за Ники.       Ему нужны ответы.       А Эндрю — еда.       Натаниэль мог извлечь из этого пользу.