Сломанный, но не сломленный

Слышится хруст позвонков. Маленькая чёрная тушка падает на землю, рассыпая свои перья вокруг. Растекается алая лужица крови. Мальчика четырнадцати лет, глядящего на это, трясет. Шестнадцатилетний исполнитель спокоен, как лёд. Карий глаз, не скрытый под бинтами, холодно смотрит на мёртвую птицу и своего ученика. — Жри, пёс, — приказ стеклом отдается о стены тренировочного бункера. Огромные чёрные, как перья птаха и тьма, полные непонимания, поднимаются вверх, глядя на наставника. — Н…но…это Натт…мой Натт… — по худым бледным щекам катятся слёзы, дыхание становится тяжелее. Рюноскэ любил своего питомца. — Мафиози не должен сочувствовать. Всего полгода назад ты бы с радостью его съел. Ты не человек, и милосердия у тебя быть не должно. Жри или я засуну его в тебя сам, — угроза не может заставить Акутагаву даже взять тело мёртвого друга на руки. Осаму свои слова пустыми не оставляет, выполняя угрозу. Ученик задыхался, ревел, его несколько раз вырывало и тошнило, но в итоге от птицы не осталось и кости. А от души Рюноскэ осталось много осколков, которые собрать и склеить обратно было слишком сложно, если возможно. *** Эта картина слишком отчётливо появляется перед глазами Акутагавы. Ему становится искренне страшно. Но в страхе этом не признается он ни Ацуши, ни кому-либо ещё. Рюноскэ сильный, смелый и ничто его не испугает. По крайней мере, брюнету хотелось в это верить. Тем временем Ацуши и Дазай шли навстречу друг другу. Тигр даже улыбнулся и помахал ему рукой. — Здравствуйте, Дазай-сан! — Накаджима щурится, глядя на наставника. Он искренне рад его видеть. — Приветик, Ацуши-кун, а кто это с тобой? — Взгляд Осаму опускается на Акутагаву. Чёрные и карие глаза встречаются. Рюноскэ ужасно неуютно. Он хочет подняться и убежать, что есть сил, но не может. Дазай пожирает его жутким, наигранно добродушным взглядом. Акутагава отводит огромные чёрные глаза, тихо выдыхая и поджимая губы. Ацуши опускает ладони с ручек коляски на плечи брюнета, слегка поглаживая и стараясь успокоить. Он знал немного про отношение Осаму к своему ученику. — Вот, Акутагаву подобрал, выхаживаю, — Накаджима снова застенчиво улыбается и чешет затылок, — мы с ним вроде как помирились. По крайней мере, сейчас он не может меня убить, а без этой возможности он довольно милый. Тигр хихикает, нежно поглаживая Рюноскэ по тёмной голове. — А сам он позаботиться о себе, как я вижу, не в состоянии? — Карие глаза щурятся сильнее, а слова ранят и колят разбитую душонку бывшего мафиози, заставляя его внутри плакать. Снаружи же он просто пялится в пол. — Как видите, нет. Но это временно, мы восстанавливаемся и точно восстановимся! — Слова Ацуши похожи на слова матери о своем маленьком сыночке, который подвернул ногу, но точно-точно поправится, ведь мальчик сильный и здоровый. Акутагава этим никогда не блистал. Его тело душило его само собой. Рёбра порой сильно сдавливали больные, будто прогнивающие изнутри лёгкие. Тяжёлым камнем в груди лежало сердце, которое каждый день работало на износ даже без тяжёлых нагрузок. Суставы часто болели, даже когда Рюноскэ вроде бы ничего не делал. Порой он просыпался ночью из-за того, что из носа потекла кровь. Парень плохо видел, но стыдился этого. На его левой ноге не хватало полтора пальца. Акутагава тащил на себе тяжёлый груз болезней, которые накапливались из-за ужасных условий, как снежный ком. Ему больно, страшно и холодно одному. Он может умереть из-за неподходящей влажности. Его с детства нужно было любить, лелеять и лечить. Так он бы был здоровее. Так бы он был сильнее.