Сломанный, но не сломленный

— Акутагава! Почему последним, что он помнит, является именно криком этого бестолкового тигра? Почему последним словом перед крушением всей жизни является именно его фамилия, вырвавшаяся из глотки его вечноноющего соперника-напарника? Почему это вообще случилось?! Жутко чешется нос. Он поднимает руку и тянется, чтобы почесаться, но рука даже не двигается. Отлично, самостоятельно он даже нос почесать не может. Просто прекрасно. Черные, как ночь без звёзд и луны, глаза, распахиваются и с яростным видом оглядывают все вокруг. Стены больницы. Серо-голубые. Одиночная палата, уже не реанимация, куда Рюноскэ попал, ведь до этого липкий сон отпустил его именно там. Внезапно дверь открывает молодая медсестра, которая помагала ухаживать за полностью обездвиженным Акутагавой. Полностью, целиком и, судя по всему, необратимо. Иначе бы от него не отказались. Иначе бы сломанное оружие не выкинули бы, а починили и привели в годность. — Акутагава-сан... — Она говорит тихо, ведь прекрасно знает, что характер парня особой мягкостью или добротой не отличается. — нашелся человек, который может вас забрать к себе.... Сейчас мы вас ему и передадим, хорошо?... — все также скромно и тихо произносит она, заискивающе глядя на пациента. Акутагава кивает. Нет, пытается кивнуть, что у него не выходит... Черт бы побрал это падение, эту миссию, на которую он пошел, чтобы выслужиться перед Дазай-саном, чтобы доказать, что он не слаб. Доказал. Теперь ещё слабее. — Мгм... — злобно и недовольно мычит Рюноскэ. Желания хоть что-то говорить нет. Он даже дело, начатое падением, закончить не может. Сердце предательски бьётся, хотя лучше бы, чтобы оно остановилось. Это не жизнь, это подобие существования. Девушка воспринимает этот ответ за "да" и осторожно пересаживает Акутагаву в специальное кресло, фиксируя каждую его конечность. Голова, грудная клетка, руки, ноги. Чтобы ничего не волочилось, а, теперь уже хрустальный, Рюноскэ не упал. Черные глаза закрыты. Желания хоть что-то видеть нет. Он потерял все: сестру, работу, смысл жизни. И сейчас он хотел лишь одного: того, к чему так страстно стремился его учитель... — Акутагава! — Из мыслей его выводит голос. До боли знакомый, противный и всей душой ненавистный. — Тигр?! Какого... Значит, ещё и насмехаться решил?! Полюбоваться, да?! — Злобно, почти срываясь на крик, произносит Акутагава. Постепенно слова сменяются надсадным кашлем. Черт бы его побрал. — Акутагава... Не надо кричать, пожалуйста... Тебе и так плохо... — Лепечет Ацуши, подходя ближе к нему и глядя ему в глаза. — У меня и в мыслях не было насмехаться над тобой... Я... Я хочу тебе помочь, забрать к себе... — Чего ради?! Добить решил?! — Покидать этот мир от лап этого тигра не хочется. Совсем. Лучше уж так существовать, чем погибнуть так. — Накаджима-сан... Документы мы оформили... Вот его вещи... И не забывайте про массаж. — Девушка протянула парню сумку. Тот накинул ее на плечо и взялся за ручки коляски Рюноскэ, не смотря на все его возмущение, негодование и протесты. Ацуши толкает ее вперёд, выезжая из больницы и идя в сторону своего дома. — Слушай... Как ты себя чувствуешь?... Сильно болит?... — все же нарушает тишину блондин, глядя на темную макушку. — Ничего у меня не болит. — недовольно шипит Акутагава. — Прям ничего-ничего?... Это же хорошо, верно?... — Да нифига это не хорошо! Я вообще ни-че-го не чувствую! Ацуши снова ежится от крика, немного прищурившись и сжимаясь. Это Рюноскэ чувствует даже спиной. Тигр трепещет от былой силы, хотя сейчас он является лишь тенью Акутагавы, которого все знают. Это делает ещё больнее. Осколки былой силы крошатся, стеклянной пылью въедаясь во внутренности темноволосого. — Тише, не надо кричать... Все будет хорошо... — Хорошо?! Да, все просто... — он не договаривает, вновь срываясь на лающий кашель. Ацуши обеспокоенно останавливается, подходя к нему и садясь перед ним на корточки, чтобы их глаза были на примерно одинаковом расстоянии. — Тише, Акутагавушка, тебе может стать хуже... — лепечет он, поглаживая бледную холодную руку Акутагавы, пытаясь успокоить того. — Как ты ме... Кха... — продолжает кашлять он. Такие приступы встречали его на протяжении всего дня. Рюноскэ прикрывает глаза. Болезнь стальными когтями раздирает лёгкие изнутри, заставляя его кашлять, задыхаться. — Тише, успокойся, пожалуйста... — Продолжает Ацуши раздражать Акутагаву. Приступ продлился ещё несколько минут, и кашель стих. Накаджима вздохнул и снова покатил того до места назначения. — Может, тебе лучше пока что не кричать?... А то все лёгкие выкашляешь...— с некой жалостью произносит он. — Ещё и жалеет меня, ты посмотри... — недовольно бормочет себе под нос Рюноскэ. Вся эта ситуация его слишком раздражала и доконала. Слишком, чтобы это терпеть, но он терпел. Вскоре они заезжают в квартиру Ацуши. — Конечно, не хоромы, но все же свое... Я тебе сейчас все покажу, хорошо? Снова недовольное и нечленораздельное мычание Акутагавы, что скорее всего означает, что ему снова на все "всё равно". Накаджима терпеливо все рассказывает и показывает. Рюноскэ слушает это все в полуха, ведь сам он даже нос почесать не может, не то, чтобы двигаться или что-то готовить. Вся лекция заканчивается одним вопросом: "Тебе хочется чего-нибудь?..." — Спать... — это и было единственным досугом Акутагавы. Парень кивает и везет того к кровати, останавливая коляску и осторожно перекладывая Рюноскэ на кровать, заботливо укрывая того. — Приятных снов... — тихонько говорит Ацуши, — Если что-то понадобится – зови... — Угу... — он прикрывает глаза, надеясь быстро уснуть. Сон не шел, но и желания, чтобы его дёргали, не было. Потому он просто притворялся спящим, слушая, чем занимается Накаджима. Тот же разбирал вещи Акутагавы, раскладывал одежду и... По шелесту бумаги, можно было догадаться, до чего он добрался. Судя по всему, он ещё и почитать решил, отлично... Ацуши задумчиво открыл тетрадь, любопытно глядя в нее и читая написанный отменным, каллиграфическим почерком, текст. Да ведь это целый небольшой рассказ! Чей он?... Накаджима поворачивает голову на Рюноскэ, что уже рявкнул на него. — Не читай это! А лучше вообще выбрось... — А что это?... — Не важно. — Взгляд черных глаз подозрительно уходит, чтобы не встречаться с двухцветными глазами Ацуши. — Хорошо... А чьи хоть рассказы? Я один прочитал, мне понравилось, хотелось бы и другие... — В своей наивной манере произносит Накаджима. Он замечает, как Рюноскэ еле заметно смущается, лёгкий румянец покрывает его щеки, словно похвалили его самого. — Или... Это ты писал, да?... — Ацуши улыбается и подходит к нему, осторожно поглаживая, но сразу убирая руку, видя, как тот поморщился. — Ну да... — Фыркает Акутагава, глядя на того и морщась. — Почему ты так скукожился?.. больно? — Тебе кто меня гладить разрешал? — Ой... Прости пожалуйста, я думал, что тебе понравится... — А вот не надо думать. — Рычит Рюноскэ. Боятся его былого, но хотя бы боятся. И он бессовестно этим пользуется. Накаджима и правда уводит глаза, все же испытывая какую-то панику, когда Акутагава говорит таким тоном. — Хорошо, извини... Так ты дашь почитать? — А смысл? Если ты захочешь, то все равно прочитаешь. — Ну, хоть разрешение дай... У тебя правда очень хорошо получается... — Да читай на здоровье. — Фыркает Акутагава, чтобы от него уже отстали. — Спасибо! — Радостно благодарит Ацуши, улыбаясь и глядя на Рюноскэ. — А ты есть не хочешь?... Как я знаю, в больницах ужасно кормят... — Я вчера уже ел. — Вчера?! То есть ты целый день ничего не ел?! Вообще-то, есть нужно несколько раз в день. Ясно теперь, почему ты такой худющий... — Ты меня что, насильно кормить собираешься? — Насмешливо произносит Акутагава, глядя на него. И знал бы он, что так все и обернется. Ацуши старательно подносит к его рту кусок курицы, касаясь губ и стараясь протолкнуть его сквозь сжатые зубы. — Ну же, хотя бы кусочек... — Не хочу я... — Отвечать было огромной ошибкой, ведь еда сразу же проникает ему в рот. Остаётся только прожевать и проглотить ее. Все с тем же недовольным лицом. — Ну вот, так-то лучше. Давай, тут ещё рис остался. — Ацуши продолжает с улыбкой кормить уже не отпирающегося Акутагаву. Так, с горем пополам, Рюноскэ накормлен, а порыв заботы Накаджимы удовлетворен. Темноволосый прикрыл глаза. Он мягко говоря обожрался, ведь никогда так много не ел. Накаджима мило улыбнулся ему, моя посуду. — Вот, молодец, а то худой, как скелет ходячий. — Нормальный я....