Перелетные птицы

2023 год — В принципе, мне все понятно. У вас очень хорошее дело, много доказательств, так что решение будет положительным, — старенький инспектор Департамента миграции улыбнулся, протягивая мне руку. Я улыбнулась в ответ. — Спасибо огромное. Надеюсь, так оно и будет. На улице падал первый ноябрьский снег. Зима пришла достаточно рано, уже было довольно холодно. Я натянула шапку, обмоталась шарфом и вдохнула морозный воздух. Сквозь густые тучи проглядывало солнце — неожиданно для Литвы. И поэтому настроение у меня было прекрасное. — Привет, Дим, — я сразу же позвонила парню. — Интервью прошло отлично. Спрашивали, что мне угрожает в Беларуси, за что меня могут преследовать власти. В конце инспектор сказал, что у меня хорошее дело и у него вопросов нет. — Здорово, что процесс наконец-то пошел, — улыбнулся Дима. — Дай Бог, к Новому году уже будешь с постоянным видом на жительство. Дима, когда я вернулась из Департамента миграции с отказом принять документы и отсылкой на какой-то новый закон, решил прекратить процедуру рассмотрения его дела. Он написал заявление об этом в Департамент миграции со словами: — Я лучше вид на жительство по работе сделаю. Или снова гуманитарный. Так надежнее. А то дело о беженстве могут рассмотреть еще неизвестно когда. Дима, кстати, нашел работу — в фонде солидарности, который нам помог, освободилось место в команде экстренной эвакуации. Люди, которые там работали, помогали репрессированным беларусам выезжать из страны без всего: без денег, визы, документов. Подробностей я не знала — Дима ничего не рассказывал. Мне вообще казалось, что он перестал мне доверять. В остальном у нас все было по-прежнему. Я работала в магазине, в свободное время пыталась учить литовский язык и вести блог. Я уже могла разговаривать короткими фразами и заказать, например, блюдо в кафе. Теперь я стала чувствовать себя намного увереннее в Литве. Надо готовиться, что эта страна в моей жизни надолго. Приближались новогодние праздники, и я с нетерпением ждала их. Хотелось, чтобы до этого времени у меня наконец появился постоянный вид на жительство. Я уже даже начала копить деньги на отпуск. Где-то вычитала про схему — откладывать по одному евро каждый день. Если я так буду делать до весны, то хотя бы на выходные в Паланге или Ниде хватит. — Привет, — Дима обнял меня, едва я переступила порог квартиры. — Ты голодная? Устала? Я сделал омлет с помидорами и яблочный пирог. — Даже пирог? — я удивилась. — Захотелось что-то, — усмехнулся парень. — Вспомнилось, как я после девятого пошел учиться на повара. — Понятно. Пойдем пробовать твои кулинарные творения тогда. Мы пили чай, уплетали шарлотку и смеялись, и едва ли не впервые с момента побега в наших отношениях появилась небывалая легкость. Мы уже и не верили, что можно так спокойно сидеть рядом, общаться… Кажется, я даже взглянула на Диму другими глазами. Какой он все-таки… родной. Как-то незаметно шутки стали более откровенными, взгляды — более страстными. Мое сердце заколотилось сильнее. Я понимала, что сейчас произойдет, и была готова к этому. Дима положил руку на мою ладонь, затем переместился поближе, поцеловал в щеку, перешел на шею. — Девочка моя… Милая… Мила, как я скучал по тебе, — он так давно не называл меня этим именем, что я растаяла. Я повернулась к нему и начала целовать его в ответ. От стука сердце перехватывало дыхание. Я едва успевала хватать ртом воздух между поцелуями. Пальцы Димы скользнули под мою майку, затем — под пояс джинсов. — Дим, на диван, — едва успела сказать я, и он тут же подхватил меня, заставляя обхватить свой торс ногами. Позже мы лежали на диване, прижимаясь друг к другу, голые, потные, но счастливые. Разговаривать не хотелось — только ловить кайф от того, что моя обнаженная грудь касается его кожи, а его рука лежит на моей ягодице. Наконец я нашла в себе силы оторваться: — Пойду в душ. — Мила, ну нет, — захныкал Дима, удерживая меня и сминая ладонью мою грудь, от чего по телу пробежали мурашки. — Давай еще так полежим. — Честно говоря, я немножко замерзла, — призналась я, облизывая губы. — Может, вместе душ примем? — Давай все-таки по отдельности, — сказала я, целуя его. Затем высвободилась из его рук и побежала в ванную. Между ног было влажно, и я впопыхах сообразила, что мы не подумали о предохранении. Надо будет купить таблетку экстренной контрацепции. А назавтра нам позвонил хозяин квартиры и сказал, что решил продавать ее, поэтому даст нам дожить до середины января, а после нужно будет освободить жилплощадь. В принципе, не такой уж и плохой способ начать новую жизнь, подумала я. У нас с Димой все наладилось в отношениях, мы наконец-то счастливы, скоро я получу новые документы. А квартира эта все равно уже стала нам маленькой. Да и район — так себе: угрюмые и серые советские пятиэтажки. Уж лучше переехать куда-то поближе к центру. — Давай не будем покупать елку? — предложил Дима. — Все равно скоро съезжать из квартиры, еще и это дерево тащить… — Давай, — согласилась я. — Но хоть гирлянды повесить надо. — Гирлянды можно. У Кафедральной площади рождественская ярмарка — там наверняка все есть. — Новую квартиру надо искать… — Давай отложим дело до начала января? Все равно сейчас у людей Рождество, праздники… — Хорошо, любимый. Как скажешь. Каждый день, возвращаясь с работы, я радовалась, видя, как наше окно горит то ярким синим, то пылающим красным, то теплым желтым, то весенним зеленым. Все цвета символизировали для меня начало жизни — той, о которой я всегда мечтала. В своей квартире, с любимым человеком. После получения документов я решила заняться поисками новой работы — не может быть, чтобы специалист с отличным знанием английского и турецкого языков был не нужен на рынке труда! Я найду отличную работу в офисе и наконец-то перестану таскать тяжелые коробки и упаковки в магазине! А потом заработаю денег, и мы с Димой поедем в отпуск на море. В Испанию, например, в Грецию или Черногорию. Да хотя бы даже в Турцию! Будем есть сладкие фрукты, купаться в теплом море и безумно любить друг друга. Утром двадцатого декабря меня разбудил телефонный звонок с неизвестного номера. — Алло, — сонным голосом произнесла я. — Здравствуйте, вас беспокоят из Департамента миграции. Это Милана Горская? — Да, я. — Принято решение по вашему делу о беженстве. Приезжайте на оглашение сегодня к одиннадцати часам. «Как же хорошо, что у меня выходной», — подумала я, с улыбкой вылезая из-под одеяла и представляя, как держу в руках заветный документ, позволяющий мне постоянно проживать в Литве. Но мечтам не всегда суждено сбываться. Всего несколько часов спустя я вышла из Департамента миграции в полном шоке и непонимании, что делать дальше. В моей руке была бумага о том, что Департамент принял решение отказать мне в предоставлении убежища.

***

Я никогда ни за кого не боялась так сильно, как за Рейян. Даже за папу и бабушку. Коварный вирус убивал их медленно. Сначала я думала, что у них обычная простуда — даже когда их увозили в больницу со значительным поражением лёгких. В тот момент я стала привыкать жить с осознанием, что их больше не будет. В последние дни, когда уже было понятно, что болезнь прогрессирует, и они лежали на ИВЛ, мы с мамой одновременно надеялись на чудо и прощались с ними. Чуда не произошло. Слез у меня почему-то не было. А мама умерла в тот момент, когда единственное, что меня тревожило, — это выживание в СИЗО. Я даже не побывала на ее похоронах, да и на могиле тоже, ведь на воле я оказалась только затем, чтобы сбежать из тюрьмы. Да черт возьми, даже когда я получила дурацкую бумагу о том, что мне отказывают в предоставлении убежища, я так не боялась! Да, был шок, было непонимание, почему, были вопросы: а может, можно что-то сделать? — но не страх. Теперь же, когда машина скорой мчала нас в больницу, он просто сковал мое тело. — Рейян, милая, пожалуйста, держись, — шептала я, сжимая ледяную руку бледной, будто обескровленной подруги. — Все будет хорошо, ты не одна, я рядом. Мы рядом. Все произошло слишком быстро. Вот Рейян с хлещущей из носа кровью падает на пол, затем к ней бегут все сотрудники нашего офиса. Кто-то кричит от ужаса, кто-то замер на месте. Эмре бей командует срочно вызывать скорую, Лейла дрожащими руками набирает 112… И вот мы мчимся по дороге, в ушах воют сирены, вокруг Рейян суетится бригада, пищат разные датчики и аппараты. Я жутко вспотела, но при этом меня всю трясет от липучего страха. Только бы с подругой все было в порядке! В больнице нас сразу же приняли в приемном отделении. Пока дежурный врач осматривала Рейян, я бродила по коридору в ожидании хоть какой-то информации. Вскоре в больницу влетели Джан и Санем — они узнали обо всем, когда вернулись в офис. — Переживаешь? — спросила у меня Санем. — Еще как… Никогда так не боялась. — Вы много общались с Рейян… — Не могу сказать, что много. В офисе — да, потому что работаем бок о бок. А так… — Надо позвонить ее родственникам… Ты кого-то знаешь? — Нет, никого. Она не местная, из Мидьята. Там у нее вся семья. Но она, как я поняла, не очень хочет с ними общаться. — А здесь она где жила? — В хостеле. Я знаю адрес. Врачи скорой покатили Рейян в бессознательном состоянии прямо по коридору. Я кинулась за ними: — Вы куда? Что с ней? — Везем на МРТ, — был краток один из медиков. — Ждите здесь, — медсестра, которая их сопровождала, остановила меня от попытки прорваться за стеклянную дверь, куда увезли мою коллегу. Санем привлекла меня к себе: — Милана, не надо. Это хорошая больница, Рейян обязательно помогут. — Мы же побудем здесь, пока не станут известны какие-то новости? — Побудем, — подошел к нам Джан. — Надо узнать, в какое отделение ее положат. Или забрать, если вдруг ее отпустят домой. И потянулись часы томительного ожидания. К нам так никто и не приходил. Я уже не знала, что и думать. Джан принес нам с Санем по стаканчику кофе и сэндвичу. Я вспомнила, что последний раз ела утром, но аппетита у меня не было. — Милана, нужно поесть, — сказал Джан, присаживаясь рядом. — От того, что ты будешь морить себя голодом, лучше никому не станет. — Я не знаю… Мне не хочется, — призналась я, вспомнив, что точно такое же состояние было у меня в тот день, когда Литва мне отказала в убежище. Я слонялась по городу, как бездомный пес, не зная, куда приткнуться. А когда пришла домой, то закрылась в ванной и несколько часов просто рыдала. В мыслях я уже ехала на родину в тюрьму, готовилась к выступлению в очередной пропагандистской передаче, где надо будет на камеру просить прощения у так называемого президента… А Дима стучал в дверь и уговаривал меня выйти. Но теперь рыдать бесполезно. Рейян это уж точно не поможет. Надо взять себя в руки и подумать, что делать дальше, как облегчить жизнь подруге. Я решительно взяла сэндвич и надкусила, практически не чувствуя вкуса. — Ну, слава Богу, ты хотя бы ешь, — сказала Санем. — Еще ничего не известно, может, с Рейяе все будет хорошо, — неуверенно произнес Джан. — Вдруг это просто переутомление… — Давайте ждать, — я оперлась на стену и глубоко вздохнула. Спустя пару часов к нам наконец-то вышла врач, молодая светловолосая женщина в темно-синем костюме: — Вы сопровождаете Рейян Шадоглу? — Да, мы, — Санем вскочила со стула. — Мы ее коллеги. Как она? — У нее очень плохие анализы крови. Мы госпитализировали ее в гематологию для дальнейшего обследования. — Вот как… — Джан вздохнул. — А когда будут какие-то новости по ее состоянию? — Оставьте свои контакты, я передам их лечащему врачу. — А можно ее навестить? — спросила я. Женщина покачала головой: — Нельзя. Рейян ханым в очень плохом состоянии и без сознания. Сейчас нужно спасти ей жизнь. — Все так серьезно? — у Санем от ужаса даже изменился голос. — Не могу сказать. Оставьте контакты, доктор позвонит завтра. Я попросила Джана отвезти меня в хостел, где жила Рейян. Хотелось забрать оттуда ее вещи. Если ситуация серьезная, понятно, что девушка вернется туда нескоро. Пока Джан на рецепции решал вопросы по выселению Рейян, мы с Санем наскоро собрали ее немногочисленную одежду и косметику. Я рассматривала вещи подруги, и мне было грустно — Рейян, видимо, и правда берегла каждую копейку. Видно, денег у нее было совсем немного. — Ее место было оплачено до конца месяца — мне вернули остаток, — сообщил Джан, заходя в комнату. — Можем идти? — Да, мы все собрали, — Санем кивнула на пол — вещи Рейян поместились в ее рюкзак и обычный пакет из супермаркета. Джан подхватил их, и мы пошли к машине. Вечером от нечего делать я начала пересматривать вещи Рейян, чтобы какие-то из них отнести в больницу, когда разрешат. Из свитера, который мы скомкали, даже не посмотрев, что там, выпал небольшой блокнот и открылся где-то посередине. По убористому почерку я поняла, что это личный дневник. Я знала, конечно, что читать чужие дневники неприлично, но любопытство пересилило. Схватив его, я обратилась в чтение…

***

— Фарах ханым, у нас в отделении новая пациентка, — сказала Джемре, догоняя Фарах у стойки медсестер. — Мы определили ее в 1201 палату. — Что за пациентка? — спросила Фарах, и Джемре тут же вручила ей папку с документами. — Рейян Шадоглу, возраст… ага… подозрение на лейкемию. Это из приемного направили? — Да, пациентка поступила по скорой. Упала в обморок на работе. Фарах пролистала документы, сосредотачивая взгляд на анализах крови. Тромбоциты — практически ноль, лейкоциты и эритроциты — чуть выше, но показатели очень далеки от идеальных. — Как она сейчас? — Без сознания. Мы делаем ей переливание. — Хорошо. Как только она придет в себя, я зайду к ней. По дороге к своему кабинету Фарах прошла мимо 1201 палаты. Через не завешанное жалюзи окно она увидела бледную девушку с кудрявыми волосами, которые разметались по подушке. Девушка мерно дышала, о чем свидетельствовал подключенный к ее телу аппарат. Совсем молодая, с наивным и каким-то печальным личиком, она и знать не знает, что была на грани жизни и смерти. У Фарах сжалось сердце. Придя в кабинет, она тщательно изучила историю пациентки, записанную со слов коллег и врачей скорой помощи. Проведенные обследования говорили о том, что на рак это все не похоже. Даже для лимфомы или лейкемии картина не совсем типичная. «Надо будет провести ей пункцию костного мозга — возможно, это что-то даст», — подумала Фарах, делая пометку у себя в блокноте. — Джемре, подойди пожалуйста, — по телефону она вызвала в кабинет медсестру. Та тут же появилась на пороге. — Джемре, есть ли контакты родных пациентки? — Нет. Только контакты коллег. Но она в этой компании совсем недавно работает, они сами ничего о ней не знают. — Я поняла. Можешь идти. Рабочий день близился к концу. Фарах нужно было спешить — у Керимшаха первый день в школе, Тахир по этому поводу готовит праздничный ужин. Она сняла халат, взяла легкий плащ и спустилась к выходу. Машина мужа уже ждала на парковке. — Я думал, ты сегодня пораньше освободишься, — улыбнулся Тахир, целуя любимую в щеку. — Не получилось. Пациентку сложную привезли. Но я завтра с ней разберусь. — Все так плохо? — Эм… Ну… Не очень хорошо. Поехали домой, а то Керим там один. Оказалось, Керимшах времени даром не терял и к приходу родителей накрыл стол, на котором расставил приготовленные Тахиром блюда: салат, мясо, гарниры — и разложил приборы. Фарах в очередной раз почувствовала гордость за сына: такой маленький, а уже самостоятельный. — Керим, дорогой, как дела в школе? — Все отлично! Мне очень понравилось! — c восторгом произнес сын. — У нас такая хорошая учительница! А еще меня посадили за одну парту с самой красивой девочкой в классе. — Правда? И как же ее зовут? — поинтересовался Тахир. — Ее зовут Айше. У нее волосы длинные и красивые, как у мамы. — А давай после ужина испечем печенье, м? — предложила сыну Фарах. — И ты завтра возьмешь его в школу и угостишь друзей. — Давай! — обрадовался мальчик. Могла ли Фарах еще даже год назад подумать, что в ее жизни все будет именно так? Они с Керимшахом едва сводили концы с концами, живя в квартирке в подвале. Каждый день она молилась о здоровье своего ребенка. И чудо случилось. Для Керима нашли донора, мальчику провели операцию, и он абсолютно здоров. Она больше не моет полы, а работает в больнице и помогает людям. А рядом любимый муж, который при любом удобном случае целует ее, говорит комплименты и балует подарками. Фарах любила эти семейные вечера, когда они то смотрели кино, то играли в настольные игры, то вместе с Керимшахом собирали конструктор или устраивали соревнования машинок на пульте управления. Вот и сегодня они втроем взялись за приготовление печенья для друзей сына. Хохоча и посыпая друг друга мукой, они возились с тестом, вырезали из него фигурки разной формы, раскладывали их на противне. Керим буквально приклеился к духовке в ожидании, что же получится. А когда по дому поплыл сладкий аппетитный запах, в кухню прибежали и Тахир с Фарах. — Ну-ка, посмотрим, что получилось, — она аккуратно вытащила противень. — Какая красота! — Да, это точно. Я пойду ставить чайник, — Тахир провел ладонями по бокам жены. — Мама, а как ты думаешь, Айше понравится печенье? — Я уверена, — улыбнулась Фарах. Фарах стремилась не брать работу домой, но не думать о пациентах часто не получалось. Вот и сегодня в голове застряла темноволосая Рейян из 1201 палаты. Даже Тахир заметил это: — И кто сегодня поселился в твоей голове, Фарах? — Девочка, о которой я тебе рассказывала, — вздохнула врач. — Такая молоденькая еще — и уже столкнулась с болезнью. — Ну, болезнь кастинг по возрасту не проводит, сама знаешь… — Да… Вроде я и врач, но хочется найти какое-то рациональное объяснение, за что эта девочка так мучается. Как хотелось бы помочь ей! — Фарах, ты ведь талантливый врач, я уверен, ты сделаешь все, что от тебя зависит, чтобы она выздоровела, — Тахир поцеловал жену в висок. — Давай-ка спать, родная. Тебе нужны силы перед завтрашним днем.