Touches

      Проснувшись посреди ночи от неприятного сна, Чонсон резко вдыхает и усаживается на кровати, тут же охватив себя руками за плечи. Тело ощутимо потряхивало, а кожа покрылась тысячей неприятных мурашек, бегающих по всему телу. Ладони быстро сместились с плеч на голову, зарывая худощавые пальцы в светлые патлы, сжимая их и болезненно оттягивая, ведь причиняя себе другое неприятное чувство, Пак всегда отвлекал себя так, пытаясь успокоиться. Особенно после сна о том, что преследует его уже очень давно, мешая нормально жить.       Со временем сердцебиение в ушах постепенно затихало, дышать становилось легче, поэтому парень нашел в себе силы наконец открыть глаза и осмотреть палату, как это делает всегда, когда просыпается посреди ночи. Она была окутана непривычным мраком, таких темных ночей даже зимой не бывает, что уж говорить о том, что сейчас на дворе весна. Разглядеть ничего не получалось даже привыкшим к темноте глазам, из-за чего Чонсону пришлось потянуться к панели над своей кроватью, пальцами ища включатель светильника. Минуя, горящую красным, кнопку вызова медсестры, подушечки пальцев нащупывают то, что нужно. Щелчок — и лампа над кроватью загорается привычным белым светом, который тут же бьет по глазам, заставляя Чонсона зажмурить их, что-то прошипев.       Немного сбавляя яркость, дабы не разбудить соседа, он разглядывает палату вновь, но замирает в оцепенении, широко раскрыв глаза. Пак не верит тому, что сейчас видит, из-за чего трет глаза костяшками сжатых в кулак пальцев, думая, что это ему поможет перестать видеть подобное. Когда картина, как неудивительно, не изменилась, юноша подскочил с кровати, путаясь в теплом одеяле, которое будто нарочно сдерживало его как кандалы, делая все движения вязкими и неуклюжими. Немного не рассчитав Чонсон валится с кровати, не ощущая особой боли, хотя чувствительные ладони отчетливо чувствуют противный холод, идущий от пола.       — Джеюн? — подал слабо голос Пак, смотря в одну точку.       Вторая часть палаты пустовала. Не было ничего кроме голой серо-белой стены и панели на ней. Будто бы здесь никогда и не было Джеюна, его кровати, тумбочки, забитой всяким хламом, который попросту не весь в нее вмещался. Даже не было его комода и забавных стикеров, наклеенных у панели. Сплошная пустота и ни одного намека, что когда-то здесь кто-то был.       Что-то внутри Чонсона болезненно трескается. Сердце заводится по новой, а руки предательски трясутся. Всё тело сковывает ледяное и отвратительное чувство, еще хуже того, которое испытывает Пак почти каждый день от прикосновений. Это какое-то новое чувство, которое ему еще больше не нравится.       — Джеюн, — зачем-то снова зовет, хотя в палате находится только он один, и никого более. Он бегает глазами по палате, в надежде всё же найти младшего, или хоть одну зацепку, которая подскажет где он, но все тщетно.

«Блядь, нет. Этого не может быть».

      Подняться с холодного пола удалось с трудом, ноги почти не держали, от шока и отрицания происходящего он будто разучился ходить на своих двух. Пошатываясь, он побрел на ватных ногах к пустующей половине палаты, смотря на нее ледяным, скорее даже отрешенным взглядом.       «Здесь правда ничего нет», — убеждается он, касаясь ладонями шероховатой стены, ведя по ней. Абсолютно ничего кроме панели с розетками и кучей кнопок, среди которых мигает красным кнопка вызова. Внутри груди заседает паника, а тело сильнее начинает ломить и трясти.

      «Этого не может быть».

      Опершись спиной о стену, он сполз по ней вниз, оседая на полу, смотря на свою половину палаты. В глазах начинает плыть, от чего становится сложно разглядеть что-то дальше своих трясущихся рук за пеленой, обжигающей глаза, слез. Дыхание будто перекрывает появившийся удушающий ком в горле, который ни проглотить, ни выплюнуть. Юноша вновь руками хватается за голову, тянет болезненно собственные волосы, желая заорать что есть мочи. Но не получается, с его уст не слетает ни звука, будто он стал совершенно немым. Палату охватывает окончательный мрак, в котором она пропадает, а Чонсон вместе с ней. Это длится недолго, ровно до того момента, пока Пак не почувствовал как куда-то проваливается. Вновь.

«Всё?»

      Юноша подскакивает на кровати с резким вздохом, когда вновь просыпается. Кошмар в кошмаре? Серьезно? Ему приснилось два кошмара, один из которых он привык видеть, ведь сюжет его всегда повторяется, но второй — он видел впервые, и настолько плохо ему еще никогда не было. По щекам текут горячие слезы, пока его вновь всего трясет. Чонсон предпринимает попытку подняться с кровати, путаясь в одеяле вновь, будто повторяя сюжет своего прошлого сна. Он хватается за тумбочку, чтобы не свалится, но все же падает, свалив с неё стакан с водой, который разбивается после падения на пол, а остатки воды, находившиеся в нем, разливаются, становясь мокрым пятном. Вниз так же стремительно улетают таблетница и плеер с наушниками, с характерным звуком падая на пол. Чонсон валится на ватных ногах, но его тут же ослепляет вспышка света. Лампа над кроватью Джеюна.       Джеюн не спал крепко никогда, сколько бы снотворного им не было выпито перед сном. Для него оно было формальностью, скорее даже тем средством, которое поможет ему точно уснуть до того, как физическое состояние ухудшится. Он не ожидал такого резкого пробуждения от странных и резких звуков, это заставило его не на шутку испугаться. Изначально ему показалось, что у Чонсона случился приступ и он упал, но в потёмках было ничего не разглядеть, поэтому Шим тут же включил свою лампу и увидел Чонсона в очень плохом состоянии.

«Что произошло?» — тревожно прозвучало в мыслях Джеюна.

      — Хён! — сонным ото сна голосом воскликнул Джеюн, выпутываясь из своего одеяла и подскакивая с кровати. Он тут же подходит ближе, но осекает себя, когда до цели остаётся меньше половины шага. Чонсона всего трясет, а из глаз продолжают течь слезы, и непонятно почему. Дышать совсем трудно, в ушах оглушающе звенит, но удается разобрать лишь приглушенный голос Джеюна. Он тут.       — Хён, ты слышишь меня? — спросил Джеюн, присаживаясь на пол рядом, но не слишком близко, особенно когда Чонсон в таком состоянии. Он боится навредить ему, сделать еще хуже. Хотя куда уже?       — Всё хорошо, это был просто сон, — Джеюн и понятия не имеет, что приснилось Паку, но почему-то говорит об этом. Панические атаки у Чонсона не редкость, и Джеюн уже знает, что нужно сделать в таких ситуациях, как помочь хёну прийти в себя.       — Я рядом, — Джеюн говорит это мягко и негромко. Хотелось просто обнять Чонсона, прижать к себе как можно ближе, успокаивающе гладить по спине, носом уткнувшись в его макушку, и не отпускать, пока ему не станет лучше. Но нельзя.       «Он рядом», — эхом отдается в сознании Чонсона. Не то чтобы для него это имело какое-то скрытое значение, скорее факт того, что картина, которую он видел — дурацкий кошмар, а не реальность.       Джеюн отходит к своей тумбочке, беря с нее свой стакан с водой, ставит около Чонсона, в немом жесте предлагая ему выпить. Старший хватается за стакан почти сразу как с него пропадает джеюнова ладонь, опустошает его быстро и ставит с характерным стуком на пол, стихая вновь.       Они сидят так молча на холодном полу, дожидаясь момента, когда Чонсон полностью успокоится. Он привык это делать сам и не позволял никому себя успокаивать как маленького. Услышав тяжелый вздох, Джеюн заговорил вновь:       — Лучше?       — Сойдет, — выдавил из себя Чонсон, пока его голос звучал гнусаво после истерики на фоне панической атаки. — Извини.       — За что, хён? — Джеюн начал осторожно собирать крупные осколки от разбившегося стакана, нужно будет попросить одну из медсестер утром вызвать уборщицу, ведь явно где-то остались мелкие осколки. Не очень бы хотелось о них пораниться.       — Я разбудил тебя своим представлением, — Чонсон рвано вдыхает. — Напугал тебя, в конце концов.       — Всё в порядке, — Джеюн успокаивающе улыбнулся, поднимаясь с пола, относя осколки в мусорку. — Ты не можешь контролировать свои сны и панические атаки, так что ты не виноват вовсе.       — Верно.       Избавившись от осколков, Юн вздыхает, потирая свои холодные ладони друг о друга, вновь подходит ближе к Чонсону, присаживаясь рядом с ним.       — Тебе опять приснился сон о…       — Да, — перебивает Чонсон, не желая даже вдаваться в подробности. Он не хочет это обсуждать, не хочет лишний раз вспоминать. Возможно, он даже не расскажет младшему об этом сне. Никогда.       — Мне жаль, — Джеюн немного меркнет, подтягивая свои колени ближе к себе, обнимая их. Он смотрит на Чонсона, который выглядел уже лучше, хотя его глаза и нос были красными после недавних слез. Волосы старшего сбились в непонятное гнездо на голове, их хотелось поправить, но Джеюн хорошо сдержал себя от такого желания.       «Любая мелочь может сейчас снова заставить хёна чувствовать себя плохо».       Чонсон молчит, а после поворачивает голову в сторону Джеюна. Во взгляде младшего всё еще была обеспокоенность, но доминировало искреннее сочувствие. Чонсону это не нужно, сочувствие и жалеющий взгляд для него ощущаются как некое унижение. За последние годы Чонсона это действительно раздражает — когда на него так смотрят. Он чувствует себя жалким, а от взгляда своего друга — еще больше.

«Я не хочу быть жалким, хотя бы в его глазах».

      — Не смотри на меня так, — вышло достаточно грубо, поняв это, Чонсон тяжело вздохнул, отворачивая голову и тихо добавляя: — Пожалуйста.       Джеюн тут же одернул себя и отвел взгляд в сторону. Он понимал суть слов Чонсона и не обижался, ведь уже привык к этим острым граням Чонсона, о которых легко порезаться, но не Шим Джеюну.       — Прости, я не хотел заставить тебя опять это чувствовать, — Юн поджимает нижнюю губу, а Чонсон отрицательно кивает головой.       — Ты слишком добр для этого мира, — парень медленно поднимается на ноги и пальцами цепляет плеер с наушниками с пола. Оглядывает сам плеер, убедившись, что он только поцарапался.

«Главное, чтобы работал».

      Джеюн грустно улыбается, смотря в пол. Неужели Чонсон правда считает, что он хороший человек? Джеюн такой далеко не со всеми. И у него бывают отрицательные стороны и поступки, — как у любого человека на этой бренной планете.       — Я не со всеми так, хён, — дополняет он, подняв свой взгляд вновь на старшего, следуя его примеру и поднимаясь с холодного пола.       — Я знаю.       Джеюн поправляет свои волосы, заводя темные пряди челки назад, дабы она не мешала обзору.       — Я…       — Не будь таким ко всем, — перебил вновь Чонсон, укладывая плеер на тумбочку, перед этим аккуратно сложив наушники. Он поднял с пола таблетницу и проверил ее на наличие таблеток, прежде чем положить на место, пока Джеюн по-прежнему за ним наблюдал и чувствовал себя как-то странно. Вроде Чонсон в порядке, а вроде он по-прежнему странный.       — Хорошо, — соглашается Джеюн, но дальнейшего ответа от Чонсона не следует. Оба парня вместе прибираются и укладываются по своим кроватям, так и не продолжив свой диалог. Вроде бы они обсудили все что надо, а вроде есть какая-то недосказанность. Свет гаснет и палата вновь оказывается в объятиях мрака.       Оказавшись вновь в своей постели, под теплым одеялом, Джеюн закрыл свои глаза, думая попытать удачу и уснуть снова, но его отвлекло, тихое:

«Спасибо».

      Это заставило губы растянуться в мягкой улыбке, а в груди растечься теплому чувству.       — Я ничего не сделал…       — Тихо.

На этом их разговор был прекращен. Кажется, это именно то, чего не хватало для полного завершения их ночного диалога. На душе все улеглось, а голова стала легче, отчего обоим удалось уснуть. Хотя один из еще долгое время лежал лицом к стене, думая о чем-то своем, что останется нам неизвестным.

***

      Хисын тасовал карты, периодически показывая Сону и Чонвону какие-то фокусы, которые выглядел в интернете как-то. Кажется, руки Ли были созданы для того, чтобы так мастерски владеть картами, а его харизма только добавляла шарма.       Младшие искренне удивлялись некоторым моментам, не понимая как Хисын умудряется вытворить что-то такое.       — Ты наверное долго учился, — с улыбкой подмечает Сону, глядя на Ли, который отмахивается от похвалы, улыбнувшись в своей манере. Хотя в душе ему было очень приятно.       — Ничего сложного Сону, просто нужно набить руку, и все будет получаться, — делится своим опытом старший, не сразу замечая, что Чонвон уже не шибко заинтересован в колдовстве его рук. Замечает он лишь позже, когда и Сону перестает за ним наблюдать. Ну это уже ни в какие ворота, он для кого тут выпендривается старается?       — Чего вы там такого увидели? — с легким возмущением выдал Хи, а после глянул в сторону, замечая два знакомых силуэта. Было не трудно узнать их, это же те два парня, с которыми они пересеклись вчера в столовой. Они выглядели так же, как и вчера: один из них легко шел, болтая свободно руками, пока второй скрестил руки на груди, пальцами сжав ткань пижамной рубашки. Выглядело так, будто его знобит, или же он просто о чем-то очень серьезно думает.       — Я все еще удивлен, что ты предложил пройтись вместе, — восхищенно выдает Джеюн, смотря на Чонсона. Шима очень успокаивало, когда старший соглашался куда-то выйти и пообщаться вне стенах палаты. Джеюн не хотел, чтобы его хён был отшельником, который общается только с ним, и то, потому что другого выбора нет.       — Сидеть в палате сегодня как-то не хочется, — после того сна Чонсон до сих пор не отошел, к тому же ему просто нужно было сменить обстановку. Пак точно умолчит о странном желании — провести побольше времени с Джеюном. Возможно, все из-за того, что их дружба очень окрепла за последнее время. Они очень близки.       — А раньше ты так не говорил, — подтрунивает Юн, беззлобно улыбаясь и смотря на друга, который фыркает, закатывая глаза. Джеюн переводит взгляд в сторону, замечая знакомое лицо и задумываясь. Есть у него одна идея, и вряд-ли Чонсон ее оценит.       — Хён, не хочешь с кем-то пообщаться? То что мы общаемся между собой это замечательно, но тебе нужно взаимодействовать и с другими, — предложил Джеюн, наблюдая как Чонсон оглядывает незнакомую ему троицу.       — Не знаю, мне тебя хватает за глаза, — спокойно выдал Пак, но тяжело вздохнул, когда Юн последовал в сторону парней. Чонсону оставалось пойти следом, ведь оставаться совсем одному ему не хотелось. Остановившись около Джеюна, он начал прислушиваться, сохраняя на лице серьезность, в то время как Шим выглядел более мягко и дружелюбно, ведя беседу с тремя парнями.       Глаза Чонвона огоньками загорелись, ведь он даже не представлял себе такого расклада событий. С ним заговорил первым этот странный парень!       — Хи-хён, Сону-хён, это Джеюн и Чонсон, вчерашние ребята, о которых я вам говорил! — с радостью в голосе выдал младший, пока улыбка Джеюна стала более смущенной. Он и не думал, что сможет кого-то настолько восхитить. Он же совершенно обычный.       — Не думал, что мы так привлечем твое внимание, — ответил старший, а после поздоровался с остальными, пока Чонсон по-прежнему держал дистанцию, но и от Шима далеко не отходил. Он выглядел как тот самый робкий ребёнок, который не решается подойти близко, но и далеко не уходит, держась возле более уверенной фигуры.       Сону осторожно оглядел двоих парней перед собой, они оба выглядели достаточно уставше и болезненно. Может быть у них тоже проблемы с иммунитетом и они пьют кучу витаминов? Улыбка у Джеюна была теплой-теплой, а голос приятно ласкал уши, но взгляд парня вселял холодок в душу. Неприятный холодок, который немного настораживал Кима, но еще больше его настораживал видок Чонсона. Проницательность Сону впервые подводила его. Он не совсем понимал, что происходит на душе у этих ребят, но эти двое точно нуждаются в помощи, раз они здесь.       — Я Сону, — не смотря на все это, все же мягко улыбнулся паренек, получая на свое представление взаимные кивки.       — Кстати, Хисын-хён, ты же тот картежник? — шуточно выражается Юн, ведь как-то уже слышал это имя. В стенах этой больницы очень быстро разлетаются всякие вести и слухи, так что Хисын совсем не удивился и спокойно кивнул. Возможно кто-то из аджоси о нем говорил где-то.       — Тот самый, — с дружелюбной улыбкой выдал Хисын и протянул руку в знак знакомства. Джеюн ее без проблем пожал, а Чонсон за этим просто наблюдал за этим действием, пока его пальцы заметно сильнее сжали ткань рукавов рубашки. Это привлекло внимание Хисына, отличающегося своей внимательностью.       — Ты же Чонсон? — уточнил Хисын, видя кивок. Он протянул ему ладонь, но Чонсон не сделал подобного в ответ, лишь отвел взгляд в сторону, стараясь не показывать как этот жест его напрягает. Для него это воспринимается как угроза вторжения в личное пространство, особенно от малознакомого ему человека.       — Он… не очень любит рукопожатия и прикосновения в целом, — встревает Джеюн, стараясь объяснить сразу об особенности своего друга, дабы избежать неловких и неприятных ситуаций в будущем. — Я могу вам объяснить…       — Джеюн, — с легким недовольством, одергивает Пак. В душе поселяется волнение, что сейчас этот гений наговорит слишком много. Пальцы цепляются за ткань рубашки Юна, а взгляд Сона не сулит ничего хорошего.       — Чонсон-хён — гаптофоб, поэтому ни с кем не контактирует физически, — максимально не вдаваясь в подробности объяснил парень, видя искреннее удивление в глазах новых знакомых. Неловких вопросов не последовало, от чего Джеюн облегченно вздохнул, а Чонсон отпустил его рукав и фыркнул совсем тихо.       — Прости, Чонсон, я не хотел тебе доставить дискомфорта, — Хисын машет рукой младшему, а Чонсон отрицательно качает головой.       — Проехали, — кратко выражается он, пока Джеюн хрипло посмеивается.       — Если что, он вовсе не грубый, просто пока что он мало с вами знаком, не думайте о нем плохо, хорошо? — просит Шим, сложив руки в просящем жесте, этим заставляя Чонсона лишь закатить глаза, а Сону и Чонвона посмеяться по-доброму.       — Возможно, Чонсон-хён очень серьезный, но ничуть не злой, а его особенность нас ничуть не напрягает, — подмечает Сону, поправляя свою челку, пока Вон кивает.       — Вы достаточно необычные! Не знаю, от вас прям такая аура исходит, — посмеивается Чонвон, пока Сону хлопает его слегка по коленке, прикладывая палец к губам.       — Чонвон-а, пожалуйста, следи за языком, — просит старший, а Чонвон немного дует губы, взгляд в сторону уводя. Иногда он говорит очень много странных вещей, лишь потом думает о том, как это воспринимается людьми.       — Все в порядке, — заверяет Шим, выставив ладони в дружелюбном жесте. — А вы так и встречаетесь в коридорах между отделениями?       — Ага, нам особо негде, в отделении у этих двоих часто бродят медсестры и гонят меня в шею, а у меня в отделении не очень рады двум шумным подросткам, — пожимает плечами Хисын, пока Джеюн задумывается.       — А зачем интересуешься?       — Ничего, простой искренний интерес, — Джеюн по-доброму улыбается. — Но у меня есть одно предложение.