По ту сторону объектива

***

За белыми облаками пытается вылезти солнце и согреть лица маленьких детей на площадке. Детские вскрики и звонкий смех раздаются по всему внутреннему двору. Я слабо отталкиваюсь от земли, пытаясь чуть сильнее раскачаться на качели на цепях. Мимо меня пробегает много детей, спрашивая про длину моих волос, на что я просто смеюсь и пытаюсь их от себя отогнать. Вежливо, конечно. У меня нет сил на ещё одну орду маленьких детей. Шелест листвы, появившийся благодаря слабому ветерку, я слышу отчётливо. Это единственное, что успокаивает меня среди другого шума. Рядом с деревом сидят пару девочек и собирают бедных насекомых «солдатиков», я их так всегда называл. Они не жестокие, просто их ловят и отпускают. А в их возрасте я этих жуков перемешивал с песком, словно суп варю, а Люмин рядом со мной ловила ещё жуков и кидала их в ведёрко. Чувствую себя безжалостным человеком. Сегодня не тепло и не холодно, моя любимая температура. Поэтому одет в простую широкую фиолетовую футболку, рукава которой мне по локоть, и с рисунком из мультика. Не разбираюсь в них, но выглядит прикольно. «Рик и Морти», вроде так называется, не смотрю такое. На мне также светлые спортивные штаны, ну и как же без шоппера с вышитыми голубыми бабочками, где лежит уйма вещей. Без понятия, почему мне нравятся бабочки, у меня много вещей с ними, и покупать не перестаю. Выглядят мило и красиво, не надоели до сих пор. Альбедо и Люмин вместе ушли в магазин за продуктами, я не захотел идти. Думал, отдохну в одиночестве и на птичек посмотрю, воробушков там или же голубей, но на мою голову свалилась одна маленькая проблема. Причём эта проблема очень активная и громкая. Какие-то дети бегают, играя в догонялки на желания. Другие скатываются с горки, а в песочнице один другого бьёт лопаткой. Всё-таки дети — жестокие существа, а вот сестра Альбедо точно исключение, она ангелочек. Стоп, это же Кли! Ёпт! Я подрываюсь с места и быстро подбегаю к злым детям. Останавливаю разъярённую девчонку, моментально выхватывая из её ладошек орудие убийства маленького мальчика. — Кли! Тебе не стыдно? Зачем ты это делаешь? — я хмурю брови. Со мной жалобные глазки, как на Альбедо, не прокатят. — Он замок мой разрушил! — она топает ножкой, а я закатываю глаза. Перекидываю косу за спину, поднимаю, вопреки моей больной спине, ребёнка и напоследок смотрю, не осталось ли у пацана ран или синяков. Живой и здоровый, разве что плачет, ну, главное уйти отсюда побыстрее. Кли сначала вертит носом и пытается спрыгнуть с моих рук, но видит, что мне и так трудно её на себе таскать, она быстро успокаивается и лишь обнимает меня покрепче за шею. Я, конечно, не позволю ей упасть, но всё-таки это мило. Я сажусь обратно на качели, и Кли нагло усаживается на моих коленях, хмурясь. Неужели ей хотелось до смерти забить того пацана за кусок песка? Боюсь представить, что происходит в школе. Она вообще с кем-то за партой сидит? — Итэр, где Альбедо? — она перебирает пальцами край своего лилового сарафана. Этот ребёнок явно обижен на то, что не забила того человека. — Он скоро придёт, боже, Кли, нельзя детей бить! Да и вообще людей, — решаю провести воспитательную беседу, всё-таки использую своё мастерство родителя. Ну, хотя бы попытаюсь. — Он сломал мой труд, а я решила отомстить… — она бубнит это злым шёпотом и слабо бьёт ногой по железной трубе качели, отчего я чуть качаюсь в бок. — Кли, нервные клетки не восстанавливаются, не буянь, — поворачиваю её легко в другую сторону, чтобы ноги свисали там, где пнуть она ничего не может. Ну, если она меня пнуть не захочет. Кли — ребёнок гиперактивный и точно с нестабильной нервной системой. У неё часто меняется настроение, может быстро разозлиться, но и быстро вернётся в нейтральное состояние. Я, наверное, был спокойным ребенком, тихим и послушным… До подросткового возраста. Я надеюсь, вся её гиперактивность исчезнет до тринадцати лет, а то Альбедо ой как не поздоровится… Она его и любить будет, и бить время от времени. Но чтобы не говорил, она самый золотой ребёнок на свете, да и кто посмеет сказать обратное? — Итэр… — она тихо окликает меня, словно не уверена в том, что хочет сказать или спросить. — М? — А что это за мальчик рядом с тобой был? — она с любопытством смотрит на меня. — Знакомый. А что? — Да так… Просто он такой красивый… И такой злой! — она вскидывает ручки, словно показывая его объём злости. Он? Злой? Сяо, скорее, кусок пенопласта. Да и где проявляется это? Милый парень, который никогда не ел мороженое. — Почему злой? — решаю переплести ей неаккуратный хвостик, который был испорчен вечной беготнёй на детской площадке. Только косички умею плести, ну, в жизни я только с ней и ходил, что вы от меня хотите? — Ну… Такой высокий… А ещё взгляд такой у-у-у-у… — она мило кривит лицо, пока я аккуратно заплетаю маленькую косичку. Это получается сделать почти за три минуты. Так непривычно, свою косу я минимум десять минут делаю. Может, тоже обрезать под каре? — Тебя пугает его внешний вид? — я хихикаю, ведь его стиль одежды и вправду может напугать ребенка. — Ага… Как будто клякса чёрная! — Пф… — усмехаюсь про себя и продолжаю веселить маленького ребенка. — Угрюмая и сердитая клякса, да? — я улыбаюсь, а она начинает смеяться. Мимо меня пробегают дети, и чуть не падаю спиной на землю с качели. Кли смеётся, а я ловлю сердечный приступ. Если бы я грохнулся с ней спиной на жёсткие камни под качелями, блондинка бы смеялась, а я получил бы прекрасный перелом своего позвоночника. — Покатай на качели! — она упирается ногами в эти несчастные качели и начинает прыгать, пытаясь меня побудить к активному отдыху. — Ладно, садись, — я встаю с места, и та, довольная, занимает моё его. Мне, если честно, очень страшно сидеть с чужими детьми, хоть и не показываю этого. Это большая ответственность, вдруг что? А виноват будешь ты. Подавится конфетой? Твоя вина. Упадёт с качели? Твоя вина. И таких примеров миллиард, а Кли настолько сильно любит лазить по деревьям и ходить по тонким перилам мостика, что тут не только я с ума схожу, но и Альбедо. — Кли, крепче держись, — упрекаю её и упираюсь плечом в те трубы, которые недавно девчонка решила попинать ногой. После той прогулки я попросил Сяо уходить домой, не доводя меня до самой двери подъезда. Не хочу, чтобы из-за меня у него были проблемы. Может, я слишком нервный и боязливый или же он беспечный идиот. Хотя, Итэр, ты и так его в реке искупал и с ним убегал от толпы фанатов, ты сейчас серьёзно? Да, серьёзно, и так нарушил все правила, которые можно, а тут мне ещё и Скарамучча трезвонит. Никогда не соглашусь на то, чтобы оставить свою маму и друзей тут одних. Никогда в жизни. Кли смеётся и хочет вскинуть руки вверх, но я шикаю, и она быстро передумывает. Выдыхаю и снова ухожу в свои мысли, параллельно катаю ребёнка на качели и концентрирую слух на окружающей среде. Признаю, мне с Сяо было весело, но… Но что-то мне не даёт покоя. Словно ком в горле или же закрытый в разуме ящик на тридцать три пароля. И хоть убейся, не поймёшь, что тебя волнует. Поднимаю чуть выше руку, на запястье которой тройным узелком завязана алая верёвочка. Смешанные чувства вызывает, значит, браслет от бывшего? Удивительно, но я помню, что он у меня был. Не могу только вспомнить его внешность и совместные моменты. Да и причину расставания тоже. Это, если честно, даже пугает… Ты не знаешь чего-то, что, вероятнее всего, знают другие… Кстати, Альбедо точно должен об этом знать… И Люмин… Хм. — У нас будет серьёзный разговор… — тихо шепчу себе, пока не слышу, как моё имя произносит художник на расстоянии пяти метров. — Альбедо! — Кли вскрикивает и быстро прыгает с качели, когда она была на высоте метра. Я думаю, у меня произошла остановка сердца. Так же, как и у Альбедо сзади. Девочка падает в песок и бежит в сторону своего брата, врезаясь в его живот. Если бы не Люмин рядом, которая ловко выхватила пакеты с продуктами из рук светловолосого, они бы оказались на сухом асфальте. Она трётся носиком об теплую толстовку с золотыми узорами в виде львов Альбедо и снова поднимает ручки, чтобы её подняли. Господи, слава богу, у меня нет младших сестёр или даже детей. — Что ж мне с тобой делать, дитё? — Альбедо поднимает её на руки, и та снова начинает перебирать его косички. Что ж, плакала твоя причёска, кисточка. — Итэр, помоги даме, в конце концов! — кричит Люмин и показательно делает вид, что устала держать сумки. Ну, у меня выбора нет, или буду спать на полу. Подхожу к Люмин и отбираю у неё все сумки, пока мы отдали Альбедо на растерзание Кли. Я точно не хочу покидать этот город, даже на месяц. Художник опускает Кли вниз, и та теперь подбегает к моей сестре, дёргая её за подол длинной юбки. — Пошли играть! Люмин хитро улыбается и хмыкает: — Поиграть? Ну чё, крысёныш, беги, пока не съела. Кли ойкает и бежит вокруг детской площадки, ну а девушка за ней. Конечно же, она может спокойно её поймать и защекотать до смерти, но так неинтересно. Теперь я стою с продуктами, а рядом со мной Альбедо, который разминает поясницу и хнычет. — Скоро ты её так просто не поднимешь, пф… — перехватываю пакеты, ведь мой шоппер грозится слететь с плеча — это так бесит. — Иди ты, я в любом возрасте её на руки подниму, если та захочет, — он скрещивает руки на груди, только вот его поясницу снова пробивает боль. — Ц! — Итэр! — я оборачиваюсь на оклик сестры вдалеке, которая поймала Кли и уже щекочет её вовсю. — Занеси продукты, я с Кли поиграю, скучала за этим зайчонком, — она выдавливает голос и быстро целует Кли в блондинистую макушку, не прекращая её щекотать. Люмин безумно любит детей, особенно гиперактивных. Это и не удивительно, сама по себе девушка с прихотями и петардами в одном месте. Она в будущем будет хорошей мамой, гарантия на лицо. Она поднимает младшую сестру Альбедо и кружится вместе с ней. Я бы побоялся, мало ли упадет… Вот ещё одно отличие, Люмин без тормозов, а я всё-таки пытаюсь уступить дорогу рассудку. Хотя какой рассудок, если я курить в пятнадцать вздумал. Какой рассудок, если я иногда прогуливал уроки с Альбедо, чтобы посмотреть, как тот рисует граффити за школой. В это время Люмин училась не покладая рук, пыталась максимально развиваться и стать взрослее… Наверное, поэтому сейчас она ведёт себя как подросток… Детства у той не было. Опять же, мы разного воспитания. Я — матери, а она — отца, хоть и жили под одной крышей. И отец наш был строгим в плане учёбы, может, поэтому он меня недолюбливал? — Кстати, что ты там решил… — Альбедо решает переплести свои косички, которые растрепало маленькое чудовище. — М? — Ты согласишься на предложение Скарамуччи? — Альбедо снимает с моей переносицы очки и решает, что на их стёклышках присутствуют грязные пятна. — Нет, — твёрдо отвечаю я и не особо хочу продолжать этот диалог. — Так, я сейчас реально злиться буду, — его лазурные глаза смотрят в мою сторону, и в них я вижу гнев. Что-то неспокойно мне… — Итэр, это из-за правил? Ты боишься? — Альбедо, я не брошу тут свою семью и тебя! Я не могу просто так уехать и… — Можешь, — и в доказательство своих слов быстро надевает на мой нос обратно очки с уже чистыми линзами. Я столбенею и не понимаю его упёртости. Ему-то, блять, какое дело? Ну не соглашусь я на это, может, в безопасности буду и рядом с ними. Он продолжает смотреть на меня серьёзным взглядом, словно я ему долг не возвращаю уже месяц. — Итэр, ты мир не хочешь повидать? Даже если только по работе, ты увидишь другие страны и города, — художник смягчает тон, и мне становится в три раза легче. — Я ещё успею повидать мир, — бурчу, чувствуя, как солнце, вылезавшее из-за туч, греет мою уже чуть загорелую кожу лица. — Мгм… Тогда пошли, мне нужно кое-что с тобой обсудить, — Альбедо разворачивается и уходит в сторону моей квартиры. А я, как послушная собачонка, плетусь следом и не могу понять, он этот разговор собирается продолжать? А если я не хочу?

Но, похоже, выбор у меня отсутствует.

***

У меня в квартире не то чтобы бардак… Люмин приехала, а значит, моё место жительство автоматически становится и её, по скромному мнению блондинки, конечно. Мой холодильник впервые забит свежей едой: рис с вареными овощами, кастрюля куриного бульона, а на чистой столешнице стоит большая тарелка со свежими блинчиками. Альбедо, как у себя дома, берёт один блинчик с тарелки и усаживается на стул, на котором привязана маленькая мягкая подушка пепельного оттенка. Ну не люблю я сидеть на твёрдой поверхности, так мягче. — Хоть бы руки помыл, — я сегодня в обычных белых шлёпках, зачем мне наряжаться во двор? Снимаю их и усаживаюсь напротив художника. — Ты не будешь блинчик? — Меня утром Люмин откормила двумя порциями омлета из двух яиц с зелёным перцем и двумя нарезанными сосисками, мне уже плохо… — я упираюсь щекой в очищенный от крошек стол и чувствую приятный холод. — И правильно делает, ты худой до ужаса, — парень почёсывает шею, которая испачкана в нескольких мазках краски. — Или у тебя была интересная ночка с оригинальным партнёром, или ты просто свинота, — отшучиваюсь я, и так зная ответ. Боюсь, скоро останусь без языка. — Сильно умный, да? — оскаливается Альбедо и натягивает сильнее шнурки от капюшона. Толстовка, однако, красивая, украл бы поносить. Продукты я оставил в прихожей, мне так лень их сейчас раскладывать. — Я хочу с тобой поговорить о твоих правилах жизни, — тон его снова меняется, а я делаю вид, что его не слышу. В моё лицо прилетает кусочек блинчика, и мой глаз нервно начинает дёргаться, но этот кусок я съедаю. Сладкий, Люмин много сахара положила. — Знаешь, я тоже думал, что успею провести достаточно времени с родителями, — Альбедо поворачивает свою голову в сторону окна, откуда уже светят приятные лучи весеннего солнца. Он сильнее отдёргивает шторы, чтобы дневной свет осветил мою тёмную и уютную нору. А мне становится уже как-то не весело… Я отчётливо помню тот день, тот час, ту минуту звонка и глаза, в которых было непонимание и шок. Словно лично почувствовал, как у моего близкого друга сердце укатывается в пятки… Отвратительно медленно и мерзотно больно. Никому не пожелаешь такое. — И, как видишь, я даже не успел их увидеть на выпускном, — его голубая радужка глаз блестит от солнца, но там нет слёз. Только боль и море мук. — Альбедо… Не стоит, если ты… — Я уже смирился с этим, — снова перебивает меня светловолосый и начинает нервно дёргать шнурок от капюшона на груди. — Для меня главное сейчас — защитить Кли. Дать ей то, что не успели дать мои родители: любовь, заботу и будущее, — он потягивается и глубоко вздыхает, словно сдерживая порыв слёз. — Я не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки. Ты сейчас откажешься от этой прекрасной возможности прибыли в работе, откажешься от возможности увидеть другие города и страны. А потом этой возможности может и не быть, — Альбедо напоследок взмахивает легко руками и прячет их в тёплые карманы. Мне нечего сказать, потому что он, сука, прав. Он прав, что я могу всё упустить или же потерять захватывающие моменты в жизни… Но… Я боюсь? Я боюсь неизвестности… Я боюсь перемен… Но никогда и никому этого не скажу. Много чего не знаю, и меня это пугает. Пугает моё слабое здоровье, пугает потеря памяти и остальные проблемы. А вдруг что-то произойдет там, за городом, за границей! Рядом со мной никого не будет… — Я же вижу твоё смятение, скажем так, ты уже нарушил правила. Сначала соглашение на фотоссесии знаменитости, а потом и вовсе с ним один на один гуляешь. Ничего не смущает? — художник скрещивает руки на груди и смотрит на меня как на полного идиота. Может, я и есть этот идиот? — Я с ним погулял, потому что этот ребёнок вообще жизни не видел! — чуть повышаю голос, но потом успокаиваюсь. — Он мороженое никогда не ел, о чём речь?! — Тебя волнует его жизнь? — Я… Нет! Не волнует! — упираюсь как баран, чувствую, что вру, а зачем? Не знаю. Ухожу в сторону окна и невольно хочу его открыть, подышать свежим воздухом. Или вообще к херам выйти в него. — Врёшь же, слушай, я не тупой в край, сахарок. — Не называй меня так. Какой же он упёртый, он ведь не отстанет от меня, пока я не скажу то, что тот хочет. Только вот я сам нихера не знаю и уже не понимаю. Моя голова начинает ныть от переизбытка мышления. — Что ты хочешь услышать от меня? — Уже ничего. Как же меня бесят такие ответы, манипулятор чёртов. Хочет, чтоб я за ним теперь бегал? Ну уж нет. На такие уловки меня не поймать. Резко мой телефон начинает вибрировать, и я смотрю, кто мне наяривает. Это мама. Уже собираюсь ответить на звонок, как слышу: — Повесь трубку. — Что? — мои брови сведены к переносице, и я уже окончательно ничего не могу понять. — Ты занят, у тебя дела, повесь трубку, — Альбедо говорит это таким спокойным тоном, словно очевидности в его словах настолько много, что чаша переполнена. — А вдруг это срочно? — Перезвонишь потом, в чём проблема? У твоей мамы сегодня выходной, ты же сам знаешь, — этот взгляд меня разъедает насквозь, а ведь когда мой палец скользит по красной кнопке, я чувствую невероятный груз вины. Меня начинает неосознанно потряхивать, а кончики пальцев покалывать… Я никогда не вешаю трубку, когда мне звонит родной человек… — Зачем? — Ты ей отказать никогда не мог и до сих пор не можешь. — Потому что она моя мама! — Итэр, тебе сколько лет? Запомни мои слова, когда ты перезвонишь, будет сущий кошмар. Шквал вопросов, на который, по её скромную мнению, ты обязан ответить. Ты до сих пор не заметил? — Альбедо реально переходит границы, что с ним такое? — Она привязала тебя к себе, я не спорю, ты её любишь, и это твоя родная кровь. Самое дорогое в жизни, но ты в свои тринадцать лет впервые сам на автобусе поехал, ведь твоя мама боялась, что с тобой могло случиться ужасное происшествие! Я только сейчас начинаю понимать его слова, но поверить в них мне трудно. Моя мама… Паникёр? Наверное, так оно и есть, она всегда за меня волновалась в любых ситуациях, даже в обычном употреблении пищи находила опасность для меня… Но разве это не просто волнение за своего ребёнка? — Она мной дорожит, поэтому так себя и ведёт. Не вижу ничего плохого… — отворачиваю голову в сторону, не отходя от чистого стекла окна. — Ты сказал, что не уедешь, бросив мать, почему? Она инвалид? Она больна? Не дай бог, конечно. Эту словесную пытку Альбедо готов продолжать ещё долго, видимо, мне нужно реально смириться с тем, что я подписал смертный приговор. — Не дави на меня… — тихо отвечаю, потому что мне уже становится плохо… Мне от всего этого реально нехорошо. Голова кружится и начинает адски болеть. — Прости… Я и вправду переборщил, — светловолосый остывает, и напряжение в воздухе перестает на меня давить. — Просто я хочу, чтобы ты, Итэр, брал от этой жизни всё до последний капли, до последнего вздоха, — заканчивает эту тему художник и встает из-за стола, направляясь в сторону корзинки с чаем, которую привезла Люмин. — Ты какой чай будешь? Снимаю очки с лица и оставляю их на столе. Как же я устал, чаю и вправду хочется. Решаю переплести свою длинную косичку, ведь та уже болтается с некрасивыми петухами. — Чай… Чай с малиной давай… Сладенького хочу… — чуть ли не шепчу, ведь сейчас я начинаю медленно, но верно осмысливать слова Альбедо, сказанные ранее. Моя мама… Безумно нас с Люмин любила, и её забота и вправду могла перейти некоторые границы. Она не тиран и за решёткой нас не держала, но… Бывали такие моменты, которые меня с сестрой иногда пугали. Та же геолокация наших телефонов безумно напрягала, но мы верим, что у той были другие намерения. Вдруг телефон потеряем, а тут найдем его быстро… Верно? Мне под нос суют чашку с горячим малиновым чаем, в то время как Альбедо заваривает себе крепкий кофе без молока и сахара. Никак не пойму, как он может пить такую дрянь горькую? — Может, ты и прав… — начинаю я, в шоке от самого себя. Ну и зачем, Итэр? В тишине бы попил чай и всё… Но нет! Тебе нужно закончить начатое. — Моя мама, наверно, сильно нас опекала, и сейчас я к ней привязан, не отрицаю. Большую часть жизни я был с ней, под её крылом. И так просто уехать… Почему-то тяжко на душе… — Но Люмин же как-то уехала туда, куда ей хочется, и, я уверен, она вашу маму тоже безумно любит, — Альбедо спокойно со мной общается, до этого он был немного раздражительным. — В её жизни был отец. Может, это всё объясняет? — я подпираю кулаком щеку, тянусь к стеклянной миске с песочным печеньем и откусываю кусочек. Сладко… Чуть приподнимаюсь, чтобы открыть на проветривание окно, вид из которого выходит на двор. Прохладный ветерок мимолетно пробирается внутрь, а напитки остывают намного быстрее. — Хм… — парень напротив меня лишь хмыкает и пожимает плечами. Тянется к кружке и отпивает глоток тёплого кофе. Мы сидим в тишине недолго. Дверь со скрипом открывается, и я уже слышу быстрый топот маленьких ножек. Кли со смехом прибегает к нам и прыгает на месте с умоляющими глазками, которые смотрят на печенье в моей руке. — Альбедо, ей печенье можно? — она хочет подойти ближе, но я давлю легонько ладонью на её макушку, а та просто упирается в неё. Мало весит, бедненькая. — Конечно, но не балуй, а то войдёт в привычку к тебе только за угощениями ходить, — Альбедо с прищуром смотрит на мелкую попрошайку рядом со мной. Беру из миски два печенья и отдаю ей в руки, она с счастливым визгом убегает в сторону моей комнаты за игрушками. Уже слышу, как коробка с ними падает на пол, что ж, Люмин напрягу. — Ты какого… — Люмин кусает себя за палец, как только видит уже зловещий взгляд художника в её сторону. — Ты почему не разложил продукты?! — Я устал… — стону от усталости, чтобы из сестры вытянуть каплю сострадания. Но меня быстро тянут за ухо в сторону пакетов и просят их донести до кухни. На мои вопросы «почему сама не можешь?», отвечает только «мне врач запретил тяжёлое таскать». Тут соглашусь, хозяин барин. Беру пакеты под издевательский смех Альбедо и хочу его прихлопнуть. Люмин уходит к Кли и снова начинает её гонять по всей квартире, пытаясь защекотать. Слышу, как они обе прыгают на постели, и уже мысленно готовлю себя к тому, что придётся покупать новый матрас. Если честно… В моей квартире так шумно никогда не было… Я тут живу один, делю кухню на пару с рыбками, да и только… Желание приглашать почаще гостей увеличивается с каждым их приходом. На мой телефон приходит сообщение. Я одновременно ставлю молоко на дверцу холодильника и тянусь к телефону на столе. Там только одно сообщение, от которого мне становится дурно… В хорошем смысле. Привет, ты вчера промок до нитки вечером. Не заболел? [11:05] — Сяо?..