По ту сторону объектива

***

— Кха! — Я верчусь в дурмане и не могу нормально уснуть. Мне жарко, или в комнате слишком душно, голова раскалывается и мне хочется её проломить, чтобы не мучала. Невыносимо, открываю веки, тяжело дыша и мотаю головой из стороны в сторону. Я слышу, как об окна бьются ветки деревьев, и с огромной силой хлещет дождь по прочному стеклу. Не могу, мне очень плохо. Я пытаюсь подняться, но голова настолько тяжёлая, что я падаю обратно на подушки. Такое ощущение, будто в комнате открыто окно в зиму, а я в одной майке и трусах. Меня морозит, мне очень плохо, голова не соображает. Встаю с постели, а перед глазами всё кружится. Я трясусь, словно щенок на морозе и на ощупь в темноте пытаюсь дойти до кухни. — Ай! — По дороге бьюсь ногой о край столика и чувствую, как из-за слабости костей боль становится в десять раз сильней, — кха… Как же холодно… — Я приобнимаю себя за плечи и дохожу до кухни, где я совершенно не чувствую каких-либо ароматов, хотя должен. Руками ищу кнопочку подсветки под верхними полками и об одну дверцу ударяюсь головой. Нет сил уже материться, нет сил как-либо реагировать, поэтому я просто продолжаю искать включатель подсветки. Яркий, для еще сонного меня, свет небесного оттенка ослепляет глаза, и я жмурюсь, как крот. Теперь я уже был в поисках аптечки, и слава богу, я помню, куда закинул градусник. На носочках поднимаюсь к угловому шкафчику и открываю дверцу. Она словно стала тяжелее раза в три… — Если у меня температура… Это конец моим фотосессиям, как минимум на ближайшую неделю… — Нахожу среди лекарств ртутный градусник и вяло сажусь на стул. Быстро сую его под руку и громко выдыхаю. За окном настоящая буря, я поглядываю на настенные часы и пытаюсь понять сколько времени на данный момент. — Без двадцати восемь… — Хрипло шепчу, ведь иначе не могу. Я достаю градусник и на нём вижу «тридцать семь и восемь». И это я ещё не полностью по времени померил, я падаю грудью на кухонный стол и зарываюсь пальцами в свои длинные волосы, — где я согрешил…? Спустя минуту раскаянья я понимаю — мне это ничем не поможет. Возвращаюсь по тёплому полу к аптечке и решаю выпить жаропонижающее, чтобы хоть как-то заснуть и уже утром полноценно лечиться. Желательно, выздороветь за два дня, но боюсь, я неделю отлёживаться буду. Я подскакиваю от громкого звука грозы за окном, и упаковка жаропонижающих падает на пол. Я уже упоминал, что пугливый? Так я ещё и боюсь грозы, зашибись. Успокаиваю себя и поднимаю упаковку с мраморного пола. Наливаю себе тёплую воду из стеклянного кувшина. Выпиваю всё до последней капли из-за сухости в горле, не люблю когда топят, вся влажность исчезает, и ты ходишь как изюм высушенный. А когда утром просыпаешься, такое ощущение, что бухал всю ночь, и у тебя сушняк. — Надо будет приобрести увлажнитель для воздуха… А то стану сухим яблоком или абрикосом Почёсываю волосы и выключаю подсветку, ухожу в свою комнату и сквозь темноту нахожу кончиками пальцев край постели. Просто падаю и укутываюсь в тёплое одеяло. Не знаю, когда подействует таблетка, но мне безумно плохо, и я хочу отдохнуть… И спать… Я слышу, что на улице снова гремит гром, а дождь лишь усиливался, пытаясь разбить стекло в мою комнату. Капли стекают по крышам домов и мокрой листве деревьев, они быстро образуют большие грязные лужи. Иногда мне становится жалко животных и местную дикую живность, но что поделать, в эволюции мы преуспели больше, чем они. Снова вспыхивает среди тёмных туч молния, и я по голову зарываюсь в подушки, дрожа то ли от холода, то ли от страха. В такие моменты со мной всегда была Люмин… Я чувствовал себя таким неполноценным, когда парня шестнадцати лет успокаивает, хоть и старшая на час, но сестра. Я, словно ёжик дрожал под одеялом, и она как будто чуяла, заглядывала ко мне и сидела, пела колыбельную. Моё внимание переключалось на её голос, а пугающие звуки грома, словно уходили всё дальше и дальше. Был ещё один человек, который прекрасно знал о моём страхе громких звуков или же бури… Но я говорил это уже ранее, я его не помню. Я вытаскиваю руку и чуть задираю рукав пижамы, вижу ту самую красную ниточку. Выглядываю из-под подушки и верчу кисть туда-сюда, мало ли, поможет. Больше не могу находится в сознании, и рука падает на мягкий матрас, а я прикрываю веки и под уже спокойные капли дождя засыпаю в нагретой комнате.

***

Звук будильника не раздаётся в комнате с невероятными воплями, дабы проснуться. Солнце не светит лучами на моё лицо и не пытается разбудить пораньше. Звуки рутины людей за окном меня тоже не беспокоят, словно после дождя люди исчезли с Земли. Я не слышу щебетания птиц или же скрежет коготков белок по каркасу. Шевелюсь под кипой одеял, и из неё выглядывает моя светлая макушка с растрёпанными волосами. Я шмыгаю носом и не могу нормально дышать, чувствую, как он забит, и это вообще не весело. — Что ж… Недельный больничный… Заебись… — Я поднимаюсь с постели и захватываю свой клетчатый, нежно-розовый плед, который мне подарила Люмин на новый год. Слава богу, я ничего ей в ответ не подарил. Не люблю я болеть, когда на носу плата за электричество и воду, заканчиваются подписки в программах, а деньги убегают из-под носа, как тараканы из-под плинтуса. Я направляюсь с градусником под рукой на кухню, шмыгая по пути носом. Чая очень хочется… Чёрного с лимоном. Стою рядом с аквариумом рыбок и жду пока вскипятится вода, жаропонижающее часто пить нельзя, потому нужно глотать противовирусное… Насморк с температурой и кашлем это не просто простуда, скорее дрянь подцепил. И тут мелкий холодок пробежался по моей пояснице, и я встрепыхаюсь. — А не заразил ли я Сяо? — Головная боль пронзила мою макушку, и мои мысли об этом сразу улетучились. Лишь краем уха слышу, как щелкает чайник и наливаю себе горячего чая. Заранее нарезал ломтики лимона и кинул в чай два маленьких кусочка. Сажусь на стульчик и упираюсь пятками о край. Накрываю колени тёплым пледом и снова шмыгаю носом. Ненавижу болеть ещё из-за того, что вся моя серьёзность вида улетучивается, словно в котёнка какого-то превращаюсь, не люблю такое. Отпиваю согревающий лимонный чай, и боль унимается, хоть немного. Есть я вообще ничего не хочу, даже силы на то, чтобы сварить себе пельмени нет. Меня немного охватывает грустинка, ведь теперь не погулять и не пообщаться в живую с Альбедо. Я откашливаюсь и сильнее натягиваю мягкий плед на плечи, и всё равно меня морозит. Тоскую по Люмин и другим, даже желание пригласить Чайлда возросло, но я сдерживаю себя и напоминаю, что произошло после того, как того пригласил попить чай. — Слава богу, окно мне починил, убил бы.– Хрипло говорю и зарываюсь носом в колени. Как же я устал. Допиваю чай и отношу чашку в умывальник, ухожу в свою комнату. Сразу вижу круглую постель и снова падаю в неё лицом. Не раскутываясь от пледа, лезу снова под толстую ткань одеяла и сижу так минут пятнадцать, выпадая из мира окончательно. — Может, школьный альбом глянуть… — я вылезаю из-под ткани с пледом и уже надеваю пушистые тапки с ушками зайцев. Кли простительно, а вот Альбедо на его день рождения подарю трусы с сердечками, приколист. Я на носочках поднимаюсь и беру с полки тёмно-коричневый альбом, на котором написано «11-А»… Аж душа сжалась от ностальгии школьных времён. Никогда не забуду свой класс, тогда Альбедо жаловался на всё, хоть и был отличником. Присаживаюсь на белый, мягкий ковёр, который достал совсем недавно, и разворачиваю страницы. Первые фотографии нашей учительницы с пятого класса, Джинн Гуннхильдр. Лучше учительницы я ещё не видел, хоть она и была строга, лично у неё в кабинете, можно сказать, — вторая мама. На фотографии она в привычном своём белоснежном кардигане и в белых брюках, а её обычный хвостик был распущен. Красивая заколка с маленькими белыми жемчужными держала одну блондинистую прядь. Невольно улыбаюсь и переворачиваю страницу — тут начинается весь наш класс. Конечно, не без придурошных, даже одна девушка была с проблемами. До сих пор не понимаю, зачем было к нам приводить ребёнка с явными отклонениями в обычный класс. Да, когда мы были мелкими мы её чморили, а чего вы ожидали? Дети — злые существа, хотя, лично мне не было до неё дела. Главное, чтобы меня она не трогала, вот и всё. Фишль… Да, мне её жалко, но я бы защитить её не смог. Был роста с девушек нашего класса, и единственный, кто был на моей стороне — это Альбедо. А доставлять и ему проблемы я не хотел. Переворачиваю страничку и вижу художника, как обычно в своём репертуаре: очки для внешнего вида, взъерошенная причёска и чуть запачканная белая рубашка в краске. Те же бежевые брюки, только вот, тогда они были совсем новыми, а сейчас их бы уже пора выбросить. Переворачиваю страницу и рассматриваю фотографии Тартальи, тогда он снова с кем-то подрался и фотографии с заклеенной щекой. Ну, говоря по факту, — это даже придаёт ему характера. Жилетка бордового оттенка и тёмно-серая рубашка, по рукавам был ужас, как он вообще додумался так прийти на фотосессию? Рукава были порваны по швам, какой кошмар. И вот, я во всей красе… Мдэ… Где было моё чувство стиля и самоуверенность? Свитер в белые ромбики, и рубашка под ним, по крайней мере, я вижу торчащий, белый ворот. И тогда я носил настоящие очки для зрения, как же я мучался… У нас не было определённого дресс-кода, потому одевались, как хотели. Один раз, Чайлд в плавках весной пришёл, чуть не вылетел со школы. Я уже хотел перевернуть страничку, как краем глаза замечаю деталь на фотографии. Там, где заканчивается белый фон находится длинный коридор, а оттуда выглядывает какая-то макушка. — А… А это кто? — Я нагибаюсь к фотографии и пытаюсь разглядеть, как этого никто не заметил? Не могу даже цвет волос понять из-за ракурса и света на фотографии, и причём эта макушка не просто пробегающего мимо ребёнка. А он смотрел на меня из угла, словно боялся, что его заметят. На других фотографиях я его тоже не вижу, только могу сказать, что передние пряди неровно подстрижены, да и только. — Странно… — Я двигаю плечами и громко чихаю. Пару фотографий вылетают из альбома, а я лезу их собирать под свой тёмный стол. Бурчу, но собираюсь всё, складываю обратно в альбом и убираю его на полку. Открываю раздвижной шкафчик, где находится серая корзинка с моим любимым делом. Ну как «делом»… Я люблю наслаждаться процессом, пока аккуратно продеваю одну петельку в другую, а об этом никто не знает. Беру увесистую корзинку и ухожу в сторону лоджии, где обычно сижу на кресле и занимаюсь своими делами, или просто отдыхаю. Тут тепло и пол с подогревом тоже есть. Я живу достаточно высоко, чтобы не волноваться, что меня кто-то увидит. Огромное кресло на цепочке иногда пошатывалось, и я невольно смотрю на потолок, крепление не треснуло, так что можно не волноваться. Как же я намучался с рабочими с этим потолком и мебелью… Ставлю корзинку на пол и усаживаюсь внутрь кресла. Тут много подушек, но места не так много, чтобы лечь и спать… Хотя… Я мотаю головой и натягиваю плед снова на плечи, тянусь за спицами и за одним клубком ярко-жёлтых толстых ниточек и просто начинаю вязать то, что придёт мне в голову. Почему то сначала, я захотел сделать игрушку для Кли, она их обожает. Альбедо мне каждый день жалуется, что без моих игрушек она не хочет гулять и спать. Хех, в душе начинает приятно греть. Аккуратно продеваю петельку и просто наслаждаюсь слабыми голосами с улицы, поглядываю на детей на детских площадках. Иногда кашляю, а температура хоть и спала, но не до конца. Кресло слабо покачивается из стороны в сторону, словно убаюкивает, но сонливость меня пока не берёт. Дотягиваюсь до чёрного клубочка и меняю нитки. Я никуда не спешу и трачу на одну игрушку около двух часов, хотя зависит и от размера. На пятый день рождения Кли я связал ей огромную тварь какую-то. Альбедо прислал мне её рисунки, и это какое-то чучело, круглое с ушками и хвостиком. Смешарик что-ли? Никогда не забуду её лицо в тот момент, она была такой смешной и назвала эту зверюшку Додоко. Какой же смешной всё-таки ребёнок. В эту игрушку я столько холлофайбера вбухал, не дай бог, искупают. Аккуратно придерживаю узелок и тянусь до пакетика с тем же материалом. Эта пчёлка размера с мою ладонь, потому и много на неё времени я не тратил. Завязываю узелок и убираю спицы. — Безглазое насекомое… Стрёмное.– Тянусь до пластиковой коробочки с бусинами и пуговками, где-то минут пятнадцать сижу и перебираю мелкие вещицы. Я смог найти подходящий цвет, но второй не нахожу, и просто ищу дальше. Нахожу чёрные пуговки и пришиваю на морду этому насекомому. Не люблю пчёл, но мне нравятся как они выглядят, милые такие. Потягиваюсь в кресле и выползаю из тёплых подушек. Складываю все нитки и иголки и убираю их обратно в шкафчик, а пчёлку швыряю в шкафчик рядом, где лежат в отдельной корзинке вязанные, мелкие игрушки. Рядом с ним аккуратно лежит клубок ниток цвета мяты, а одна из ниточек продолжается в сложенной вещице. Вспоминаю, что не довязал кардиган мятный, но я чувствую, как поднимается температура, и на него энергии у меня точно нет. Я ухожу на кухню обратно за таблетками, но вижу, что пластинка с противовирусными закончилась и придётся самому идти вниз и покупать. А мне так лень… Решаю потревожить Альбедо и пишу ему, чтобы принёс таблетки или я сдохну. Прошу, чтобы пришёл в маске, заразить не хочу. Звонить не стал, я говорить вряд ли нормально смогу. Откладываю телефон и сажусь за компьютер, надо отправить хоть готовые фотографии и Сяо, и той девушке. Я присылаю Сяо фотографии на тот же номер, только в телеграмме… Господи, надеюсь я тому отправил. Беру в руки обратно смартфон, просмотрел ли мои сообщения. Он даже ответил. Привези, пожалуйста, лекарства противовирусные, я чуток приболел. [17:34]

Прости, я в студии, не могу, но попрошу нашего общего знакомого, он принесёт.

[17:40]

Не дай бог, Чайлд — убью [17:42] Надеюсь, это не рыжий придурок, он же мне вместо таблеток от простуды принесёт лекарство для диабетиков. Ладно, что принесёт, то и буду пить. Моя смерть будет на совести Альбедо.

***

Слышу звонок в дверь и иду уже настроенный к Чайлду, снова пытаюсь не кашлять, но слёзы наворачиваются сами по себе. Чувствую я себя максимально паскудно. Тянусь к замку и поворачиваю его два раза, дверь открываю и вижу не Чайлда, не Альбедо… — Скара…? — Я ошарашенно стою с распущенными волосами по колено, с розовым пледом и красным от температуры лицом. Про пижаму с пингвином я вообще молчу. — Я не ошибся ли квартирой? — Он как-то наигранно смотрит на номер квартиры и снова на меня, я чувствую, как у него не хватает выдержки на сдерживание смеха, — ладно, извините.– Смеётся парень и протягивает мне пакет с лекарствами… И по весу что-то ещё. — Я ожидал кого угодно, но не вас… Маску наденьте! — Я быстро прикрываю своё лицо тканью пледа и уже хочу закрыть дверь, но этот человек нагло заходит в мою квартиру и уходит на кухню. Хоть кроссовки снял, спасибо. — Неприлично держать гостей на пороге дома.– Он усаживается на моё место за столом и смотрит на меня, словно чего-то ожидая. — Во-первых — я вас не ждал, во-вторых — что? Я переведу деньги за лекарство вам на карту. Всё? — Я не убираю ткань с рта и прохожу на кухню маленькими шагами. — Я просто и по делу пришёл.– Всё-таки он встаёт с места, и я сдерживаюсь, чтобы не швырнуть в него что-то, ну и почему даже он выше меня? Хоть и на пару сантиметров, но всё же… — По какому? — Хрипло отвечаю и наливаю себе стакан тёплой воды, во-первых выпью лекарство, а уже потом разберусь, что он там ещё купил. — Вы же провели две съёмки с Сяо, да? — Он упирается о стенку под часами и смотрит своими синими радужками, как я читаю состав и инструкцию использования пакетика, чтобы откашливаться. — Да. Претензии? — Может, прозвучало грубо, я не со зла, я просто болен и такими вопросами меня донимать — не очень хорошая идея. — Да нет, как раз наоборот — они прекрасны. Думаю, вы не понимаете, почему мы за вами гнались, как за фотографом, — он тяжело вздыхает и присаживается на стул у окна, а я сыплю пакетик в стакан с водой и быстро размешиваю ложкой. Я ожидаю ответа, пронзительно смотрю на него медовыми глазами, — потому что фотографы до вас не могли сделать нормальных фотографий, с вами он словно живее стал. Не только на снимках, где можно отредактировать оттенок кожи. — Хм… Круто.– Коротко отвечаю и пью отвратительную субстанцию, готовый чуть не выплюнуть это в умывальник. — Поэтому, я бы хотел вас кое о чём ещё попросить…– Скара как-то затихает, а я допиваю до дна и бегу пить обычную воду, ну и дрянь. — Вы бы могли помочь ему проявлять что-то кроме безразличия? — Я давлюсь водой и вода капает на мой мягкий плед, я смотрю на него с выражением лица, которого у меня никогда не было. — Извиняюсь? — Я ставлю стакан на столешницу и подхожу чуть ближе, уже не прикрывая пол лица пледом. — Ну, например, улыбку, смех там… Могу заплатить? Я не могу понять, он — идиот или просто тупой? — Вы в своём уме? Я — фотограф, мне самому нужна помощь в проявлении эмоций. Найдите ему психолога, пусть он ему поможет, он в сто раз эффективнее меня будет.– Я пытаюсь повысить голос, но не могу, горло болит слишком сильно. Этот человек думает о чём говорит? — И вообще, если бы я хотел помочь ему, я бы помог бесплатно. — Психологов он ненавидит, а заставить я его не могу — вылечу с работы.– Он снова, как в тот раз пытался меня уговорить стать фотографом для Айдола, хотя я не фотографирую знаменитостей, выражение лица спокойное, а голос умерен, словно я уже давно дал согласие. — А это мои проблемы? У него друзей нет? Пусть пойдет с ними в какой-то элитный стрип-клуб и веселится с алкоголем, я-то чем помогу? — Я сажусь напротив Скарамуччи и прикрываю колени пледом, не люблю прохладу. — У него нет друзей, единственный друг, считай, — это я, и то, не сказал бы так. — Я вижу в его глазах грустную пелену, но я не могу разорваться из-за жалости, правильно же? — Скар, я все понимаю, да, мне его жаль, но я не спасатель, поймите… Опять же, если бы я захотел помочь человеку, сделал бы это бесплатно. Тем более, как вы себе это представляете? Я, например, стану его другом, а он улетит обратно в Китай через месяц, вы сами это говорил. А потом узнает, что я, оказывается, с ним общался, потому что заплатили… Вдумайтесь! — Я беру конфету из мисочки и разворачиваю фантик, громко шурша им. — Тогда съездите с нами. — Я роняю конфету на пол и снова смотрю на человека напротив меня… Сегодня же не первое апреля, да? — Что? — Я облокачиваюсь о спинку стула и уже хочу молчать, как партизан, чем говорить с ним с его дурными предложения и идеями. — Оплатим съёмное жилье, будете фотографировать Сяо, и возможно, купишь сувениров домой.– Скарамучча непринужденно мне всё это говорил, а я до сих был не уверен, не сон ли это. — Стоп! Скар, у меня здесь моя мама, через месяц должна приехать моя сестра! Я не смогу бросить свой дом и друзей, у Альбедо совершенно никого нет! Да, у него есть Кли, но общается он только со мной. Да и языка я не знаю! Не выдумывайте.– Я отворачиваюсь, но он смотрит на меня с ухмылкой, а я снова становлюсь настороже. — Как скажете, но знайте, я всегда жду вашего ответа, — он подмигивает мне и направляется к открытой двери из квартиры, — загляните в пакет, там то, что вы любите. — Вы его не дождётесь, я всё сказал.– Встаю из-за стола и иду провожать синеволосого, но тот сам уже ушёл, и я слышу только звук шагов по ступенькам. Хмыкаю и закрываю дверь с громким звуком, у меня снова болит голова. Причём очень сильно, больше не буду принимать гостей, муторно слишком. Я ухожу к пакету с таблетками и там я ищу от головной боли. Роюсь и вижу пакет со свежими персиками. Достаю их и ставлю аккуратно на столешницу. Я не знаю, совпадение это или нет… Но я никогда, никому, не говорил что их люблю, хотя я в школе их уплетал за обе щеки. Я стою с персиком в руках и сую его под струю чистой воды, чтобы потом откусить небольшой кусочек фрукта. Чувство ностальгии возвращается в груди, а я не понимаю странного предчувствия в сердце…

***