Дорогу осилит идущий

Тогда… Мне было четырнадцать, когда я впервые увидел… Кимхана. Тогда я не подозревал, что наши Судьбы связаны. Не знал ни имени, ни тёмных теней двуличия. Для меня он был всего лишь прекрасным незнакомцем. В тот день мы с Поршем отдыхали в парке. Стояла поздняя осень. Занудная морось заляпывала стёкла очков, превращая окружающий мир в серое, невзрачное пятно. Мокрый асфальт истощал последние отголоски жаркого лета, наполняя воздух густым ароматом, который хотелось вздохнуть поглубже и в то же время отдышаться, вырвать из разодранных лёгких. Деревья, усыпанные жёлто-зеленой листвой, тихо шелестели на своём языке истории...

Истории о людях сквозь времена. Истории о победах и поражениях через века. Истории о вечной, как весь этот прекрасный мир, любви и преданности...

Ветер разносит их голоса по свету. Но мало кто сможет услышать… — Чэй, давай помогу! — голос брата вырвал из размышлений, заставив невольно вздрогнуть. — Прости, маленький. Напугал тебя? — отрицательно помотал головой, отдавая очки. Мир перед глазами расплылся и пошёл кривыми волнами, вызывая лёгкое раздражение. А потому сосредоточился на тёмном силуэте, сидящем через лавку от нас... Так… что-то у него в руках… Прислушался к звукам вокруг, улавливая негромкий звон струн со стороны незнакомца. Пока что не было складной мелодии. Видно, шла настройка. — Держи! — я поспешно кивнул, забирая из рук Порша очки и цепляя на нос. Вновь повернулся в сторону незнакомца. И… пропал… Он сидел, положив ногу на ногу. В руках — блестящая гитара с резными узорами. Тонкие пальцы задумчиво порхали по струнам, наигрывая прекрасную мелодию, льющуюся дивным потоком по всему парку. Глаза прикрыты в умиротворении. Нежное лицо выражало покой и лёгкую печаль. Чувственные губы медленно размыкались, неслышно шепча слова песни... Но почему-то мне удалось прочесть по губам, о чём поёт незнакомец. И лучше бы я этого не делал. Потому что на душе стало невыносимо тоскливо, а чужая боль теребила и так неспокойное сердце. — Слышишь, как он поёт? — всё это время Порш молча наблюдал за мной. Он постоянно проверял мой слух, заставляя внимательнее вслушиваться. Вот и сейчас решил поинтересоваться. — Толька меодию! Слов не мааагу разобрать! — признался, смущённо опустив глаза. — Но читаю по губам! — торопливо добавил, получая одобрительный кивок. Вдруг в голову пришла неожиданная мысль, сумасшедше нелепая. Я судорожно полез в карман, доставая смартфон. Трясущимися руками включил камеру и попытался незаметно сфотографировать представшее передо мной очаровательное создание. Но не удержал слабыми пальцами и выронил телефон из рук. Порш среагировал молниеносно, подхватывая железяку у самой земли. Удивлённо посмотрел на меня, умирающего от стыда и старающегося отвести взгляд. Мягко хмыкнул. Взял мои руки в свои, положив в дрожащие ладони смартфон. Несильно сжал пальцами, согревая. — Расслабься, Чэ! — шепнул мне на ухо, прижав спиной к груди. Коротко глянул на парня, не обращающего на нас никакого внимания, погружённого в собственные мысли. — Давай! — я судорожно щёлкнул по экрану. Ещё раз. И тут же мы приняли прежнее положение, как будто ничего и не было. — Получилась фотка? — уже дома осведомился брат. — Га! Пасибо, Хиа’! Тогда я думал, что больше никогда не увижу мужчину, чья неземная красота вызвала во мне бурю непонятных чувств. А печальная песня ранила глубоко в сердце...

Только ты. Мне нужен только ты, Что бы ни случилось, Пусть исчезнут звёзды, но мы будем двигаться вперёд. Неважно, как долго, Обнимай меня в этой ночи — она для нас двоих. Может, останешься?

Единственная память о нём — маленькая фотография, которую всегда носил в нагрудном кармашке. Или в тайном крошечном отделе рюкзака. Она — некий талисман. Верил, что пока держу под сердцем волнующий образ случайно увиденного ангела, со мной ничего плохого не случится. Но Судьба всегда любила надо мной шутить. В тот дождливый осенний день я встретил, сам того не зная, свою любовь… *** Сейчас... Я аккуратно раскладывал по конвертам персональные приглашения на свадьбу Хиа’ и Пи’Кинна, сделанные талантливыми руками Макао и Пи’Марка. Старался не погнуть кружевные краешки, когда осторожно вставлял открытку в конвертик. — Пи’Чэ, не нужно так заморачиваться! — Макао обнял меня со спины, сжав поперёк груди и вынудив выпрямить спину, вжавшись в стул. — Не сутулься, а то спина болеть будет. — Какой знающий стал, посмотри-ка! Тебя Пи’Ким подослал? Или Пи’Вегас? — хмуро проворчал, откладывая последний конверт в большую стопку. — Сам пришёл! Представляешь! Продолжишь гнать? — смешливо спросил Као, шутливо боднув лбом. — Да оставайся! — я с улыбкой пожал плечами. — Хотя ты вроде Пи'Танкхуну цветы помогал разбирать? — Так мы уж разобрали! Меня отправили отдыхать! — Макао зевнул. — Вот тут и лягу! — хитренько подмигнул он и, придвинув ещё один стул, вытянул ноги, уложив голову на мои колени. Выглядя довольным котом, жмурившимся от счастья. — Пи’Марк не против? — специально сказал, чтобы обозначить рамки. Макао оказался очень тактильным. — Пи’, не будь занудой! — заныл Као, приоткрыв один бесстыжий глаз. — Пи’Марк — друг. А ты — моя семья. С семьёй можно быть собой. Со смехом покачал головой, всё же погладив Макао по голове. — Ты — натуральный кот, знаешь? — Мяу?! — и снова этот ребятёнок ластился к моей руке. Окончательно решил позволять Као больше проявлять свои чувства. В конце концов, моя цель оставалась одна — стереть чернила прошлого из души Као. И если я могу достичь её тактильной любовью — почему бы и да! В доме набирал обороты свадебный переполох. Танкхун бегал из одной комнаты в другую, что-то громко ворча. За ним семенили дизайнеры, тщетно пытающиеся вставить хоть слово. Впрочем, их никто не слушал. Основные приготовления закончились. Оставались последние штрихи. — О, мои котятки тут! — протрещал Кхун, плюхнувшись рядом. — Уже сделано?! — я кивнул. — Молодцы! Думаю, вам нужно отдохнуть… *** Порш решил провести мальчишник наедине со мной. Хотя его многочисленные друзья звали в клуб повеселиться. Пи'Кинна брат отправил погулять с Пи'Вегасом, Пи'Питом и Пи'Кимом, ласково говоря в поцелуй: — Иди, любимый, развейся! А я с Порчэем побуду... В итоге мы остались одни в огромном пустом доме. Решили вспомнить старые-добрые и в две руки состряпали домашнюю пиццу и шоколадный пирог. Порш намешал себе огненный микс, а мне — колу с двумя каплями виски. Устроились на полу перед большой плазмой, включив любимый фильм. Я не смотрел фильм. Следил за эмоциями на родном лице. Порш казался радостным и счастливым, но тень мрачных мыслей не ускользнула от меня. — Хиа’, ты слишком много думаешь! — заметил я. — Что тревожит тебя снова? — От тебя ничего не скроешь, малыш? — нервно хихикнул Порш. — Конечно. Я же знаю тебя, как облупленного! — сощурился, жестом показывая: «Я слежу за тобой!» — Что случилось? — Перед свадьбой все волнуются…, — вздохнул Порш, притягивая меня в свои крепкие объятия. — В голове крутятся сомнения: «А верный выбор я сделал?». «Смогу ли всегда быть достойным Кинна?». «Быть опорой, а не обузой?». Я ведь, получается, ненадёжный человек, учитывая моё прошлое… Я тяжело вздохнул. Понимал Порша, как никто другой. Внутренний противный голосок, назойливо пищащий о том, что мы не заслуживаем того, что имеем, не затыкался никогда. Перед важным днём он обрёл полную мощь и теперь оглушительно горланил, сводя брата с ума. Нужно просто научиться его игнорировать. — Порш, — мягко произнёс я, прямо глядя в глаза. — Твоё прошлое умерло в тот день, когда погиб Кхун'Корн, слышишь меня? Всё, что ты делал было не по твоей воле. Ты всего лишь защищал семью. Меня. Пора отпустить былые страхи. Для Пи’Кинна ты — самый любимый и самый надёжный человек на свете. Он верит в тебя. Так почему ты не веришь себе?! — замолчал, нервно сглатывая. Горло сковал спазм. — Позволь счастью жить, хорошо? У Порша слёзы стояли в глазах. Он теснее прижал меня к себе, не в силах отпустить. Нежно поцеловал в лоб, разглаживая собравшиеся на нём от напряжения морщинки. — Откуда в тебе такая мудрость, Порчэ? — недоумённо пробормотал он, вызвав смешок. — Да ладно тебе, Хиа’! — смущённо пихнул в бок. — Ай! — мы оба рассмеялись. Тревога ушла. Порш постарался отпустить прошлое... Разумеется, до конца оно никого никогда не покинет. Периодически будет приходить в кошмарах, напоминать о себе в мелких бытовых ссорах, без которых, увы, невозможны ни одни отношения. Но если не помнить преподанный жизнью урок — как в будущем быть счастливым? Ведь именно из маленьких кирпичиков ошибок и потерь, боли и тёмного отчаяния закладывается нерушимый фундамент будущего, в котором есть место только тихому, безоблачному счастью… *** — Порш, стой смирно ради всего святого! — рявкнул Пи’Пит, ловкими движениями завязывая на шее брата блестящий галстук. — Что ж ты такой дёрганный? — простонал он, недовольно цокнув языком. Порш был весь в белом, и в сочетании с карамельной кожей это выглядело дьявольски великолепно. Я же нарядился в тёмно-синий костюм с широким серебряным поясом на талии. Таково решение Пи’Кхуна. И кто мы такие, чтобы возражать? — Ты себя вспомни! — усмехнулся Пи’Вегас. — Как вспомню, как ты колотился из-за всякой мелочи, так вздрогну! — при этих словах в красивых глазах, смотрящих на меня, вспыхнула такая всепоглощающая нежность, что мне стало неловко. — Порчэ, подними голову! — послушно вскинулся, избегая смотреть в глаза. — Чего смутился-то? — Пи’ тихонько рассмеялся, заканчивая поправлять ворот рубашки. — Ты готов, малыш! — В отличие от жениха! — нахмурился Пит. — Порш, эй! Я взглянул на брата. Он стоял, сверля невидящим взглядом пол. Лицо побледнело, а губы что-то беззвучно шептали, обрывая слова...

Снова…

— Пи’Вегас, Пи’Пит, оставьте нас одних! Наш выход через полчаса? — утвердительный кивок. — Хорошо! Передайте Пи’Киму и Пи’Кхуну, что всё идёт по плану! Вегас кивнул. Коротко поцеловал меня в лоб, поддерживая. Взял Пита под руку и вышел из комнаты... Я подошёл к Поршу. Пальцами нежно коснулся дрожащего подбородка, вынуждая поднять голову и посмотреть в глаза. По щекам брата текли слёзы. — Что случилось, Хиа’? — мягко спросил, стараясь звучать спокойно. — Дядя Арти не даст нам быть счастливыми! — всхлипнул Порш, роняя голову в мои ладони. — Сказал, что сделает всё, чтобы уничтожить нашу жизнь. Сказал, что у него связи… — И ты поверил ему? — искренне удивился. Но, на самом деле, сознавал, что страх брата небеспочвенный. Дядя Арти — изворотливая дрянь. У него много врагов, и он запросто может направить их гнев на нас. Но Порш… зря волновался. Мы были в безопасности. А он… просто стал… мягким, сентиментальным. Верил в злые слова чуточку больше, чем раньше. — Порш. Успокойся. Сегодня не тот день, чтобы поддаваться своим страхам. В этом доме с нами ничего плохого не может случиться. Держи это в голове. А сейчас…, — кончиками пальцев я аккуратно вытер солёную влагу с пламенеющих щёк. Мягко промокнул кожу платочком, не оставляя следов. — Сделай глубокий вздох, — Хиа' набрал в грудь побольше воздуха. — И медленно выдыхай, — он выдохнул, расправив плечи. — Готов идти навстречу счастью? — Только рядом с тобой, Чэй! — Порш бережно сжал моё предплечье, сделав судорожный вздох. — Я держу тебя, Хиа’! — с нежной улыбкой поцеловал Порша в щёку, и мы тихонько тронулись в путь. Дом Основной семьи превратился в благоухающий рай. Повсюду стояли огромные хрустальные вазы с пышными букетами нежных цветов. Просторные залы, начищенные до блеска, ожидали гостей уютными мягкими креслами, длинными столами с играми и выпивкой на любой вкус и цвет и тихими уголками, где можно уединиться от шума с книгой или просто вздремнуть после сытного обеда. Широкие окна были распахнуты настежь, пропуская яркий солнечный свет, освещающий каждый тёмный уголок и прогоняющий притаившиеся тени восвояси. От главного входа тянулась белоснежная ковровая дорожка, усыпанная алыми лепестками роз. Она вела прямиком к прекрасной, увитой живыми цветами, арке, спрятавшейся среди зелёных деревьев. Ряды белых мягких стульчиков с сидящими на них гостями маленьким островком расположились у подножья алтаря... А чуть поодаль в плотной тени прикорнуло белое пианино, украшенное резными узорами. Когда мы с Поршем вышли из дома, послышалась тихая, бесконечно прекрасная мелодия. Казалось, она лилась со всех сторон, наполняя воздух звоном сотни небесных колокольчиков. Сопровождала каждый наш шаг благословением всевышнего… А потом её подхватил… любимый, невыносимо прекрасный голос. Он пел, будто словами прокладывая нам путь. Дрожащие ноты вызывали трепет, заставляли затаить дыхание и крепче сжать руку Порша. Потому что Пи’Ким своим пением выворачивал душу...

Среди множества цветов

На моё измученное сердце нахлынул дождь.

Словно угасла вся любовь, льёт тот дождь,

Настоящей любви никогда не встречал...

Перед глазами проносились лица дорогих моему сердцу людей. Макао с Пи’Марком широко улыбались мне, подбадривая нас с братом большим пальцем вверх. Верзила Пат вытирал платком слёзы, смаргивая после каждого нашего шага. Не думал, что этот парень будет плакать на чужой свадьбе. Наверно, всё дело в песне. Пи’Вегас обнял Пи’Пита, прижав к себе, и подмигивал нам всю дорогу, пытаясь таким образом вызвать улыбку, заставить расслабиться. Пи’Танкхун стоял рядом с Пи’Кинном, держа трясущимися от волнения руками микрофон.

Но как встретил я тебя,

Все ветра и дожди изменились для меня.

Как бы ветер ни задувал,

Как бы под дождём ни промокал,

Пока есть ты у меня…

Я перевёл взгляд на Порша. Он внимательно смотрел под ноги, опустив голову. Словно боялся поднять глаза. — Хиа’, — тихо проговорил ему на ухо, нежно погладив похолодевшую ладонь. — Смотри вперёд! — брат кивнул. Вцепился пронзительным взором в Кинна и замер, не в силах отвести глаз. Кинн ласково улыбался, освещая всё вокруг теплом своей яркой улыбки. Он стоял неподвижно, спрятав одну руку за спину. Для того, чтобы держать осанку. Высокий, в элегантном чёрном костюме с белой бабочкой под горлом, он походил на прекрасного тёмного принца, чьё сердце обратилось в камень. Но это всё мираж. Нет на свете сердца теплее и мягче. Ни одно не способно любить так сильно и отчаянно. И я счастлив, что это трепещущее, горячее, нежное сердце принадлежало только Поршу…

Кажется, что дождь — это наше Божье благословение,

Что позволит нашей любви быть вечной.

Так люблю, люблю тебя! Протяни же руку ты,

Наша свадьба благословлена дождём, что льётся в руки...

Я подвёл Порша к Кинну. Мягко коснулся губами пылающей щеки брата, даря успокаивающий поцелуй. Бережно вложил дрожащую ладонь в руку Пи’, одними губами шепнув: — Береги его… Пи’Кинн медленно наклонился ко мне. Невесомо прижался губами ко лбу, коротко и нежно целуя. Скрепляя нерушимую клятву... Я отошёл, вставая за спиной Порша. Почувствовал на себе знакомый острый взгляд и повернул голову, улыбаясь обеспокоенному Кимхану. Кивнул ему, успокаивая. И продолжил стоять, отказавшись присесть. Хотел, чтобы всё было как положено.

Штормы те больше мне не страшны,

Даже если сердце наполнит дождь, твоя любовь меня утешит.

Так люблю, люблю тебя!

Потанцуем с тобой под дождём,

Пока есть ты, каждый день прекрасен, как свадьба!

А между тем, Танкхун заговорил хриплым от переполняющих эмоций голосом: — Сегодня — особенный день. Мы всей дружной, большой семьёй собрались здесь, в прекрасном саду, чтобы стать свидетелями торжественного соединения двух любящих сердец. Ваша любовь проверена временем, тяжкими испытаниями и самой Смертью. Всё это сделало её только сильнее. Связало Вас красной нитью Судьбы, которую никому неподвластно разорвать... Я слушал голос Кхуна, в котором звучала чистая радость и… безмерное счастье. Пи’ так гордился младшим братом. Тем, что Кинн смог выдержать все нанесённые удары и обрёл человека, который любит его без оглядки на прошлые ошибки. Любит, потому что он есть в его жизни… — Порш Пачара Киттисават, согласен ли ты взять Кинна Анакинна Тирпанякуна в законные мужья? Повисла тишина. Порш опять впал в ступор. Обернулся ко мне, ища ответ… И получил его в мягкой улыбке. Я склонил голову немного вбок и… подмигнул, звонко цокнув языком. Ни того, ни другого никогда не умел делать. Учился. И использовал новообретённое умение в моменте, чтобы порадовать брата и подтолкнуть к решительному действию.

Любовь, что обрёл и потерял,

Ныне тенью следует за мной…

В клетку из слёз был заключён,

Но ты пришёл и спас меня!

— Да! Видеть облегчение на побледневшем лице Пи’Кинна — бесценно. Подумал, что потом чуток пожурю Порша за нервотрёпку. Но пока… — Я объявляю Вас мужем и мужем! Целуйтесь! — последнее Кхун буквально проорал в микрофон. Нервы сдали, что сказать. Кинн склонился над Поршем, крепко обвив руками талию. Прижался страстным, собственническим поцелуем к губам, заявляя всему миру и Небесам, что отныне и навеки они принадлежат друг другу.

Это… невыносимо красиво…

Это… вызывает трепет до щемящей боли в груди…

Это… истинно…

Гремят аплодисменты, воздух радостно дрожит от общего счастливого крика, летят по тихому ветру белые и алые лепестки нежных роз. Я глубоко вздохнул витающий аромат. Он ненавязчивый, но им хочется заполнить лёгкие. Сладость и мягкая терпкость… Ммм… — Порш готовится кинуть букет! В очередь! В очередь! Мне не хотелось быть в толпе. В сторонке безопаснее… Но что-то странное там…

Сердце бьётся так быстро,

Ожидания и обещания,

Как же набраться смелости?

Как же мне любить, если я боюсь упасть?

Порш подбросил в воздух пышный букет… как-то в сторону. Будто передавая кому-то… В следующее мгновение цветы держал Пат. Он поднёс их к лицу, вздыхая нежный запах и что-то шепча. И подкинул снова в воздух, позволяя перехватить его рукам Макао.

Но видя тебя, стоящего в одиночестве,

Все мои сомнения

Сразу куда-то уходят...

Ещё на шаг ближе...

Као усмехнулся, глядя на меня с хитрым прищуром. Медленно пошёл навстречу, изображая походку жениха. Принял протянутую руку Пи’Марка, чмокнув того в щёчку. И передал букет ему, что-то тихо сказав.

Я умирал каждый день в ожидании тебя,

Дорогой, не бойся.

Я любил тебя тысячу лет,

Я буду любить тебя ещё тысячу лет...

Пи'Марк смотрел только на меня, неспешно приближаясь. Поравнявшись, заключил в бережные объятия, ласково взъерошив носом волосы. Молвил с придыханием: — Пора и тебе быть кое-чьим Счастьем, Нонг’Чэй! — и осторожно, с щемящей нежностью вручил мне букет, заставив нервно прижать его к груди.

Время застыло,

Красота есть во всём,

Я буду храбрым,

Я ничему не позволю отнять..

Не совладав с охватившим душу смятением, я нечаянно отступился. Думал, что помру от стыда, распластавшись под ногами гостей. Но уткнулся во что-то мягкое, родное, обхватившее защитным жестом поперёк груди. Пи’Ким мягко усмехнулся, вжимая в себя теснее. — Что скажешь, Ангел? — молвил он тихо. Сжал руку, тепло побуждая расслабить пальцы. Что-то холодное и лёгкое скользнуло по коже. Что-то щёлкнуло в окутанном туманом сознании. — Будешь моим вечным Счастьем?

Того, кто перед моими глазами.

Каждый вдох,

Каждый миг вёл к этому...

Ещё на шаг ближе...

Колечко поблёскивало в солнечных лучиках. Мои пальцы казались не такими кривыми, раз приняли такую красоту. Что ответить — не знал. Не мог выговорить ни слова от страха и… счастья. Но мог показать. Поэтому развернулся на цыпочках в кольце сильных рук. И прижался к Киму нежным поцелуем, выводя ответ одними мягкими касаниями. Не слыша повторного грома рукоплесканий. Не видя слёз Порша, счастливых и гордых. Лишь сердце отбивало заполошный ритм, оставаясь на коже жгучим трепетом: — Да… *** Праздничный стол накрыли в большой беседке. Всей счастливой толпой мы устроились в мягких креслах. Много говорили, пили сладкое гранатовое вино и пенистое шампанское, слушали приятную музыку и наслаждались семейным теплом. Никаких шоу и глупых конкурсов. Только площадка для танцев и дом, где можно было скрасить свой досуг. Таким было решением Семьи. И сейчас все с удовлетворением понимали, что оно... оказалось верным. Я сидел между Поршем и Пи’Кимом, медленно потягивая безалкогольное пиво. Легко и радостно моей душе. Мне хотелось кричать «Горько!» громче всех, и я кричал. Хотелось ластиться к Пи’Киму, и я позволял себе обнимать его и оставлять поцелуи на нежных щеках, ловя мягкое дыхание. Хотелось глупо шушукаться с Као за спиной Пи’Марка, и мы шушукались, укатываясь со смеху. Всё… Вдруг за воротами послышался истошный вопль. Мы все затихли, прислушиваясь. Кто-то опять заорал так, что в ушах зазвенело. — Душа моя, посиди тут. Я только посмотрю... — Нет! Пошли вместе! Кажется, я знаю, кто ревёт! В итоге к воротам отправились все. А за ними нас ждало увлекательное зрелище. — Зря ты попался мне на глаза, подонок! Зачем припёрся? — дядя Кан с наслаждением разбивал рожу дяде Арти, припечатывая к кирпичной поверхности. Дядя Арти плевался кровью и тщетно пытался отодрать от себя разъярённого Тирпанякуна. — Хотел племянника поздравить, разве не ясно?! — орал он во всё горло. — Ты же тоже за этим пришёл?! — Я-то да! А вот ты — деньги у Порша выклянчивать! — нос со смаком хрустнул. — Проваливай отсюда, пока всё дерьмо из тебя не вышиб. — Стойте, где стоите! — рыкнул Хиа’, вынудив обоих вздрогнуть и застыть. — Что Вы тут устроили? — Порш! — промямлил дядя Арти. — Порчэй?! — заметив меня за спиной брата, он фыркнул. — Ещё не помер, гляньте! — О, это ты зря ляпнул! — пробормотал Кан. Порш и Ким, удостоверившись, что я надёжно скрыт за спинами Кинна и Вегаса, подошли к шатающемуся дяде вплотную. — Ты когда-нибудь угомонишься, тварь? — спокойно вопросил Порш и, не дожидаясь ответа, с силой ударил по лицу, рассекая нижнюю губу. — Это тебе за издевательства над Порчэ. А теперь сгинь с глаз моих. Не порть своим присутствием мой самый счастливый день! Ким ободряюще похлопал моего брата по плечу и подтолкнул в объятиях Кинна. Сам же молча развернул дядю Арти и придал ему ускорения жёстким пинком под зад. И, как ни в чём не бывало, снова оказался за моей спиной, обнимая и целуя в макушку. Кан застенчиво переминался с ноги на ногу, не зная, как начать разговор. Нервно почесал затылок и всё же осмелился тихо проговорить: — Поздравляю, молодые! Совет вам да любовь! — немного помолчал. — Ну, я пошёл... — Дядя Кан, останьтесь! Побудьте с нами! — мягко попросил Пи’Кинн. Кан испуганно взглянул на сыновей, опасаясь отвращения в их глазах. Но сыскал лишь принятие и безмолвную мольбу не бросать... И дядя Кан смело сделал первый шаг навстречу… всё ещё любящей его Семье… *** — Пи’Ким, хочу кое-что показать тебе… Блаженная тишина окутала особняк. Гости разъехались по домам, а Семья разошлась почивать, чтобы завтра с новыми силами проводить молодожёнов в их долгожданный медовый месяц. Все нужные слова были сказаны сегодня, тосты выпиты, гештальты закрыты. Семейство Тирпанякун, наконец-то, полностью воссоединилось. Ну и пополнение случилось незамедлительное… Я сидел на коленях Кимхана, прижатый к крепкой груди. Он никак не хотел выпускать меня из рук, но с тихим ворчанием ослабил хватку. Не мог сдержать короткого смешка, глядя на обиженно надувшегося Пи’. На цыпочках просеменил к комоду, нашаривая в верхнем ящике желаемое. Снова забрался на колени Кима, устраиваясь поудобнее. На несколько бесконечно долгих минут потерялся в любимых глазах, видя в них всколыхнувшуюся тревогу. С нежной улыбкой коснулся мягким поцелуем щеки, успокаивая. И открыл маленькую книжечку, вынимая из неё… фото. То, что всегда под сердцем носил. То, что талисманом сделал случайно. — Узнаёшь? — спросил я, глядя на Пи’ с любопытством. Он бережно взял крохотную фотку и долго смотрел на неё неотрывно. На прекрасном лице эмоции сменяли друг друга с головокружительной скоростью. Шок, недоверие, искреннее непонимание. Улыбка гасла на моих губах с каждым следующим чувством, отразившимся в чужих глазах. Кимхан медленно перевёл удивлённый взгляд на меня. Открыл рот, пытаясь что-то сказать. Но слишком шокирован... — Простииии! — испуганно пролепетал я, опустив глаза. Хотел слезь с колен и убежать в уголок от непонятного горького чувства. Но был пойман в тёплый плен и завёрнут в объятия. Шею холодило взволнованное дыхание, сильные руки сжимали всё крепче, не давая шанса вырваться. — Мой Ангел выбрал меня задолго до того, как моё сердце нашло верный путь! — хриплый от переполнивших эмоций голос заставил глупое сердце замереть. — Та осень была для меня ужасна. Но теперь я знаю, что Судьба проверяла меня на прочность. Для того, чтобы был достойным тебя. Фото аккуратно вложено в книжечку и убрано в ящичек прикроватного столика. В комнате тишина потрескивала от напряжения, сгущая воздух вокруг. Это напряжение томительно. Каждый из нас ждал, кто первым не выдержит навалившегося облегчения и растущего желания не сказать, а показать, насколько важен для него момент… Мои губы обожгло жарким поцелуем. Чужие прикосновения были осторожными, мягкими, но в них полыхал огонь нетерпения. Они умоляли ответить, боялись отказа, как Смерти. Ждали, оставаясь на коже громким воем пустыни. Мой ответ был неловким из-за дрожи, колотящей всё звенящее струной тело. Но жара в нём столько, что он мог бы сжечь нас дотла. — Хочу тебя! — прошептал я в перерыве между загнанными глотками воздуха. — Не церемонься со мной! Но понимал, что Пи’Ким всё равно будет волноваться. Потому что он знал моё тело лучше меня и здраво оценивал пределы его возможностей. Не помнил, как лишился одежды. Но хорошо запомнил, как рывками снимал с Пи’Кима футболку и отчаянно краснел ушами, путаясь пальцами в шнурках на поясе домашних шорт под мягкий смех. — Тише, Ангел, не торопись! — Ким аккуратно подтянул меня вверх, укладывая на подушки. Плавно вклинился меж разведённых ног, вынуждая упереться коленями в бока. Смотрел в глаза, ища в них отголоски сомнений. И улыбнулся, найдя лишь удушливый голод. — Позволишь мне шалость, Чэй? — тихо спросил он, нежно прихватив мочку уха зубами, заставив сердце сделать привал… Доверие — хрупкая материя. Быть раскрытым перед Кимханом во всех смыслах для меня — непосильная задачка. Я — по-прежнему гадкий утёнок, не верящий в себя и свою счастливую реальность... Но если сейчас не приму вызов Пи’Кима — значит никогда не буду готов всецело доверять... А потому, задорно ухмыльнувшись, кивнул. Прижался губами к шее, обводя языком бешено бьющуюся венку и шепча: — Дерзай! Что ж медлишь? — и повернулся к нему спиной, вставая на четвереньки и разводя ноги шире. Старался ни о чём не думать, а просто довериться волнительному мигу. — Мой храбрый малыш! — услышал я восхищённый возглас. — Клянусь, ты не пожалеешь, что доверился мне! Я притянул Кима к себе за шею, жадно целуя. Прогнулся в спине, раскрываясь ему навстречу. Всем существом тянулся к дремлющей страсти, зовя согреть моё сердце. Смущение было почти болезненным. Оно не давало телу расслабиться, превращая в дёргающийся от страха и стыда корявый комок. — «Это же Пи’Ким! Он буквально выстроил меня заново из руин. Принял, несмотря на все проблемы! Знает каждый дюйм настоящего меня! Мне нечего стесняться…» — вспыхнула в голове далёкая мысль. Она звучала всё громче, чётче, не позволяя страху отмахнуться от знакомого, родного голоса. И я принял её, отпуская все тревоги. Расслабился, разрешая заботливым рукам Кима держать меня. И окунулся в медленные, чувственные поцелуи, порхающие по сутулым плечам. Откликался звонкими стонами на мазки языка, с щемящим трепетом пересчитывающие выпирающие косточки позвонков. Внимал нежным ладоням, оглаживающим рёбра, ласкающим любующимися касаниями живот и несильно сжимающим тощие ягодицы, нежно массируя и раскрывая их. — Ангел, всё хорошо? — голос Кима трещал от беспокойства. Он боялся, что слишком надавил на меня. Но я сам хотел испытать нечто новое. Попробовать полностью раствориться в искреннем доверии. — Всё замечательно, Пи’! — удивился, что так чисто сказал, ведь дыхание безбожно сбито. Почувствовал счастливую улыбку на коже и тихий шёпот: — Расслабься, маленький. Сосредоточься на мне. Чувствуй каждое моё движение. И не бойся незнакомого удовольствия. Позволь ему омыть тебя… Смог лишь склонить голову, утыкаясь лицом в подушку. Выпячивая задницу сильнее. Ощущая горячий поток воздуха, дразнящий раскрытый вход. А потом почувствовал, как жаркий влажный язык коснулся... меня... Он прошёлся от яичек до копчика широким мазком, вырывая из глотки ошеломлённый вскрик. Ещё один осторожный мазок, на этот раз медленный, дразнящий сжавшуюся дырочку, расслабляя нежным жаром. Неторопливо щекоча трепещущие стенки, напряжённый язык раздвинул их ласковым давлением, начиная неспешно проникать внутрь. Постепенно вращаясь, обволакивая дрожащим пламенем. С эротичным стоном теребя сморщенную кожу, прихватывая губами и оттягивая. Продолжая вылизывать с нарастающим напором, вибрируя, пронизывая огненным наслаждением каждый трясущийся клочок тела. Это ощущение нельзя описать простыми словами. Для меня оно было… откровением. Высшей степенью единения с любовью всей моей никчёмной жизни. С Кимом я растерял весь стыд. С ним я захлёбывался громкими стонами, дрожа от удовольствия. Перед ним я целиком и полностью уязвим и обнажён всем телом и душой.

Я… жив. Страстно люблю и взаимно любим…

Вновь наши губы нашли друг друга. Мы целовались исступлённо, жарко переплетаясь языками. Руки Кимхана опять фиксировали моё тело в безопасном положении, дабы ненароком не порвал мышцы. Я вжимался в него, жаждая больше жара. — Трахни меня, Пи’Ким! — взмолился, удерживая горячие ладони на своей груди. Хотел так, чувствуя спиной тяжесть любимого тела. — Выдержишь, Ангел? — мой Ким даже сейчас беспокоился. Когда сам трясся от лупящего со всей силой возбуждения. — Да, Пи’Ким! С тобой я всё выдержу! И это чистая правда… Длинные пальцы Кима проникли в расслабленный ласками вход, разминая тугие стеночки и выверенными движениями нанося на них прохладную смазку. Он не слушал моё нетерпеливое нытьё, разрабатывая хлюпающую дырочку. Только отвлекал, покусывая шею и говоря: — Не кипишуй, маленький. Я не хочу причинять тебе боль. Когда же убедился, что я готов, переставил мои разъехавшиеся ноги, заставляя встать на колени твёрдо. Обхватил руками талию, крепко держа, чтобы я не елозил от толчков. И начал потихоньку входить, уткнувшись лбом между лопаток. Утонченно красивый, увитый нитями пульсирующих вен член погружался в меня медленными толчками, бережно растягивая вожделенно обвившее его колечко мышц. Ким замер, войдя до конца. Поднял голову и посмотрел мне в глаза, мягко усмехаясь. Забрал жалящим поцелуем мой протяжный стон и плавно двинулся, нащупывая траекторию. Плотнее вжал в себя, всем телом удерживая в исходном положении. — Пи’Ким, я выдержу…, — напомнил я, вминаясь сильнее. — Давай пожёстче… — Развратный Ангел! Это так будоражит! — ответил мне Ким, весело щурясь. — Ну держись, малыш. Сам напросился! Движения стали более грубыми, но в них прослеживалась яростная, пылающая нежность, пронзающая кипящим удовольствием каждый трепещущий лоскут тела. Я неистово извивался в душащих меня объятиях. Остервенело толкался назад, желая взять глубже. Стонал в вылизывающие поцелуи, отвечая шальными укусами. Ронял окутавшее меня всего тело, побуждая пригвоздить к кровати, наслаждаясь силой и приятной тяжестью. И кричал, кричал, не боясь быть услышанным. Громко, звонко, во всю живущую во мне мощь. Вторя глубоким, гортанным стонам, разносящимся по всему телу искрами. Голосу, горячо шепчущему, словно молитву: — Я люблю тебя, мой прекрасный. Мой маленький, нежный Ангел. Моё величайшее Счастье. Я нежно коснулся прикушенных губ, размыкая их мягким поцелуем. Обнял Кима за шею, ласково притягивая ближе, заставляя склониться, укрыть меня ото всего мира. Чувствовал охватившую нас мелкую дрожь и жар, поднимающийся снизу живота и норовящий захлестнуть обжигающим пламенем. И, прежде чем сорваться вслед за любимым в манящую, сверкающую солнечными бликами, пропасть, я молвил: — Я люблю тебя, Жизнь моя…

Конец…