Дорогу осилит идущий

Тогда... Порчэ десять, и он впервые в жизни обретает… друга. Чувствую себя бездушной тварью, не желающей упускать бесценное внимание братишки, но ничего поделать с собой не могу. Нарастающая с каждым днём тревога не покидает чёрствое сердце, хотя причин для неё в упор не вижу. Чаще проверяю телефон, дабы удостовериться, что малыш со школы пошёл домой. Стараюсь как больше времени проводить с Чэем, гуляю с ним, развлекаю, как умею. Делаю всё, чтобы он не скучал по выходным и был достигаем для охваченной жуткой паранойей души. На первый взгляд Марк хороший мальчик. Милый, скромный, заботливый. Внимательный. Мягко успокаивает Чэ, когда тот от волнения начинает заикаться и глотать слова. Уверенно говоря: — Не торопись. Соберись с мыслями и скажи. Я подожду. И обязательно пойму... Не жалеет времени на то, чтобы проводить домой, остаться помочь с уроками, составить компанию за игрой и просмотром фильма. Рядом с ним Порчэ сияет. Смотрит на Марка как на чудо, свалившееся с неба. Слушает его с широко раскрытыми глазами, полными обожания. Постепенно перестаёт стесняться, болтая с другом свободно. Как со своим. Радоваться бы за младшего братишку, да только сердце всё сильнее болит. Честно пытаюсь не выдавать своих чувств. Лишь иногда прошу малыша быть осторожным. Не доверять всецело. Всегда быть начеку... — Похему, Хиа’? Пи'Марк солоший. Он мене защитит! — натянуто улыбаюсь, кивая. В какой-то момент решаю привести мысли в порядок и не лезь к Чэю. Братишка не должен страдать из-за тревожных бредней поехавшего старшего. Но в один миг… всё встаёт на свои места. — Пойдём, Чэй. Хочу показать тебе одно красивое место. Закрой глаза! — малыш ярко улыбается и жмурится, доверяя другу. Они идут… в лес. Марк ведёт аккуратно, обходя торчащие повсюду коряги. Крепко держит Порчэя за руки, не позволяя упасть. Уходит всё дальше вглубь, отрезая от чёткой тропы. Сумрак древнего леса всё сильнее сгущается… Не хочу думать о плохом, когда следую за ними. Кротко надеюсь, что драгоценный Пи' действительно покажет братику нечто прекрасное и приведёт домой, счастливого и спешащего поделиться со старшим братом впечатлением от увиденного. Но… тревога достигает своего апогея. Неспроста… Широкая поляна усыпана маленькими голубыми цветочками. Их нежные крохотные лепестки шелестят под ласковой рукой ветра, шумящего в тёмно-зелёной листве деревьев, нарушая царственную тишину. Несколько минут смотрю на чарующую красоту. Но вижу ужас, кромешный и беспощадный. Сердце пропускает удар, а затем заходится оглушительным стуком, подпрыгивая до горла и улетая в пятки. Чэ… один. Стоит на полянке, не осмеливаясь открыть глаза. Заламывает хрупкие пальчики, усиленно вслушивается в шум ветра, пытаясь уловить чужие-родные шаги. Их нет. Марк давно ушёл. — Пи’Марк? Можно аоткрысь глаза? Мы пришли, да? Пи’Марк? — малыш перестаёт улыбаться. Резко распахивает глазёнки и оглядывается по сторонам. — Пи’? В прятки ришил поиграть? — Чэй смеётся, продолжая высматривать друга среди деревьев. Но вскоре… затихает. — Пи’Марк?... Порчэй… понимает, что он здесь один. В тёмном лесу, вдали от дома. Не зная дороги назад. Никому не нужный, полумёртвый, обуза... Чэ застывает… И просто падает на землю. Не плачет, не кричит. Только пальцы впиваются в сухую землю, сдирая до крови ногти. Да дрожь бежит по скорёженному спазмом телу. Не хочет бороться. Не хочет больше видеть этот мир. Всё глубже погружается в спасительное оцепенение… — Чэй! Подбегаю. Подхватываю на руки ледяное тело, закутывая в тёплую куртку. Тихо плачу, целуя холодный лоб и ощущая безвольно соскользнувшие с плеч руки. Дети… жестоки. Иногда не по собственной воле. Как потом рассказал Вегас, также пристально следивший за новым дружком Порчэя, в школе мальчика поставили перед фактом:

«Возишься с этим уродцем? Какой из тебя мужик вырастит? Докажи, что ты хоть чего-то стоишь. Иначе пиздить будем! А если отцепишься от него, перед этим показав, насколько же тебе неважна его жалкая тушка, возьмём в компанию! Так что? Есть яйца?»

Яйца-то есть. Но их наличие ни о чём не говорит. Марк калечит душу Порчэ на долгие-долгие годы. Порой кажется, что малыш не выкарабкается из ямы, в которую угодил. Мы будто возвращаемся на девять лет назад — снова маячу перед ним ярким пятном, в ответ встречая пустоту. Не говорит, не ходит. Лишь изредка смотрит в окно, не видя ничего, кроме темноты… Проходит год. Однажды утром слышу невнятное грустное пение. Красивое и выворачивающее душу:

Не забывай, просто должен я идти

Не забывай, не плачь и не грусти

Пускай в далеком я краю, любимый мой

Ты знай, что песни я пою лишь только для тебя

Не забывай, не уйти нам от судьбы

Не забывай, и будем снова вместе мы

Помни, что своей любви я не скажу прощай

Пока я не вернусь к тебе, не забывай...

Подскакиваю, глядя на брата, сидящего у окна. Он поворачивает голову и мягко улыбается, говоря скрипучим голосом: — Я рядом, Порш. Прости меня… За то, что не поверил… *** Сейчас... Пхи: 04.52 Привет, Чэ. Ты только не расстраивайся. Но я видел Пи’Кима с какой-то девушкой. Кажется, любовь ваша кончилась, хах!

Порчэ: 04.59

Пи’Пхи, прекратите! Я Вам не верю. Где доказательства Ваших слов?

Пхи: 05.00 Малыш, не дерзи. Говорить толком не можешь. А писанина твоя ничего не значит. Не стоит провоцировать сильного.

Порчэ: 05.02

Только слабые лают. Сильные этого не делают. Всего доброго!

Порчэй отбрасывает планшет и жмурится так, что перед глазами расползаются разноцветные круги. Голова раскалывается от бессонных ночей. Желание сброситься с крыши становится невыносимой и навязчивой идеей. Каждое утро юноша просыпается с мыслями о том, что ему незачем жить. Пи’Кима нет уже две недели. Порчэ потихоньку начинает верить словам своего виртуального друга. Верить, что его снова предали. Раскрыли душу, заставили влюбиться, а затем, наигравшись, бросили как сломанную куклу. История повторяется, даже смешно от своей наивности. Порш… не выводит. Шатается по квартире ночами в поисках покоя. Не ест, не спит, только кофе литрами хлещет, дабы не свалиться. Ведь братику помощь нужна. Поддержка. Самого бы кто поддержал... Порчэ не хочет быть грузом. Не хочет тревожить старшего брата. Пусть Порш будет свободным. Пусть отдохнёт… Решив всё для себя, Чэ пишет последнее письмо. Кимхану. Порчэ: 06.33 Я знал, что так будет. Со мной скучно. Со мной трудно. Я всё понимаю. Больше не потревожу тебя, Пи’Ким. Но позволь сказать тебе в последний раз: Ты — лучшее, что случилось в моей жизни. Я люблю тебя… Делает глубокий вздох. Несколько минут прислушивается к тишине. И уже собирается встать… Но телефон требовательно вибрирует, заставляя нахмуриться. Кому взбрело в голову звонить в такую рань? Собрав все силы, чтобы послать звонящего куда подальше, юноша принимает вызов: — Алло? И слышит надтреснутый, слабый, но быстрый шепот: — Ангел, умоляю… *** — Хиа’, Пи’Кинн, Пи’Ким, я слушаю! — Порчэй переводит пристальный взгляд с брата на телефон и обратно, ожидая. Порш молчит. Не знает, с чего начать? Как признаться светлому Ангелу, что всё это время он вынужден был заниматься проституцией, чтобы сохранить покой и жизнь семье? Не сыскав презрение в оленьих глазах и не умерев от ледяного стыда, никогда не покидавшего истерзанную душу? Как рассказать ему, что они — часть мафиозной семейки? Неотъёмная… Теперь уже навсегда… — Порш, не нужно! Давай я… ,— слышится в трубке уверенный голос Кимхана. — Ангел, слушай внимательно. Помнишь, что я тебе рассказывал о нашей семье? — Помню! — коротко отвечает Порчэ. — Так вот. К сожалению, вы с Поршем — также часть нашей семьи. Ваша мама — Нампын — приёмная сестра Корна и его брата Кана, отца Вегаса и Макао… Наша семья — влиятельный мафиозный клан, из которого ваша мама сумела сбежать. Правда, это никого не спасло. Нампын тронулась головой, отказавшись признавать поставленный диагноз и лечиться. А Корн, разъярённый неповиновением сестры, решил отыграться на её сыновьях. Шантажировал Порша уничтожением семьи, тебя… Принуждал идти с ним и заниматься… ужасными вещами... — Но…, — теперь в трубке звучит голос Кинна, и он звенит от боли и…радости. — Всё закончилось, душа моя! Отныне никто не тронет тебя и Порчэ. Отец… мёртв. И мы все свободны. Но одни мы бы ни за что не справились. Порчэ, Порш, знакомьтесь: Танкхун — наш старший братик. — Воу, воу, как пафосно, Кинн! — раздаётся громкий смех. — Рад знакомству с Вами, братья Киттисаваты. Думаю, мы подружимся. — Конечно, Пи’! — лепечет Чэ, крепко обнимая плачущего навзрыд брата, повисая на нём обезьянкой. — Милый, что же ты так плачешь? — Порш! Душа моя, не разрывай мне сердце! — Кинн не на шутку испуган. — Всё хорошо! — всхлипывает старший Киттисават, но не может прекратить выть. Боль минувших лет, давящая петлей на шее, напряжение прошедших дней, камнем придавившее грудь, невероятное облегчение нынешнего момента. Слишком много для одного усталого сердца. Но он всё же находит в себе силы выдавить сквозь раненый вой: — Я счастлив… *** Постепенно Порш успокаивается. Говорит с Кинном, обещает приехать, чтобы помочь восстановиться, несмотря на отчаянный протест последнего. — Зачем я тебе рассказал? — удручённо причитает он в трубку. — Если бы соврал — Хиа’ бы не простил, — отзывается Порчэ, ловя любящую усмешку. Сам он большую часть времени молчит, пытаясь переварить услышанное. Его не торопят. Лишь мягкое дыхание Кима в динамике доказывает, что это не сон. Пищит планшет… Пхи: 8.30 Малыш, выходи. Нам надо лично поговорить. И да, мы же договаривались встретиться... Порчэ не успевает ничего ответить. За окном кто-то кричит. С кем-то переругивается. — Что там такое? Мы перезвоним! — недоумевает Порш, и они с братом спешат к окну. Два парня сцепляются в жестокой схватке. Один яростно наносит удары, другой же, приняв оборонительную стойку, истошно вопит. — Проваливай подальше от этого дома! — Ты хоть знаешь, кто мой отец? Да от тебя мокрого места не останется, ушлёпок! — Я сказал — вон. Противник продолжает молотить кулаками по всему телу. И в конце концов сваливает соперника с ног. — Стойте! Стойте! — Порш выбегает из дома и бросается разнимать драчунов. Держит обоих за шкирку и смотрит в перекошенные злобой лица. — Пи’Порш, этот негодяй хотел обидеть Порчэ! Не спрашивайте, откуда я знаю. Вам Кхун’Вегас всё расскажет. — Тебя Вегас послал?... — Да! — голос Вегаса, кажется, гремит на всю округу от гнева. Он соскакивает с мотоцикла и подходит к Поршу. — Здравствуй, гадёныш! — зло выплёвывает старший в лицо мелкому. — Каникулы закончились! — и оттаскивает подальше. — Пи’Марк? — все замирают, смотря на подошедшего Порчэ. — Ты откуда тут? — Чэй…, — Марк грустно улыбается, с восхищением рассматривая стоящего перед ним юношу. — Ты так вырос… Будда, какой ты красивый! — парень моргает, пытаясь сдержать слёзы. — Похоже, я нашёл способ искупить вину… — Ты помнишь…? — Чэ не верит. — Разумеется! — отвечает Марк, подходя ближе. — Все эти годы искал способ попросить прощения. Я поступил жестоко и подло, предав твоё доверие. Понимал это тогда, но не придавал значения. А потом… В общем, я рад, что успел вовремя. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня и не станешь держать зла. Будь счастлив, мой друг. Марк собирается уйти. Негодяй задержан. Ему нечего здесь делать. Но за спиной слышны шаги. И вот Порчэй смотрит на него мягким взглядом. Оставляет на лбу лёгкий поцелуй. Молвит: — Будда простит... А потом переводит взор на Вегаса, крепко держащего за руку брыкающегося парнишку. И говорит: — Вот теперь мы и поговорим с тобой, Макао.