Дорогу осилит идущий

Кимхан всегда считал секс переоценённым человеческим удовольствием. У него было много партнёров, и каждый норовил затащить в постель. Ким же предпочитал не торопиться, узнать человека получше. Ему был важен сам потенциальный любимый, а не то, что он мог предложить. Но, и девушки, и парни видели лишь красивую обёртку и думали, что Киму нужна только продающая красота. Поэтому никто не задерживался в его жизни, а «разбитые» сердца шептали о нём несуществующие гадости, лёжа в ароматной пене с рукой на члене или шаркая в неоновых тенях ночного клуба. Пат — первый парень, с которым Кимхан развивал отношения постепенно, потихоньку проникаясь к нему симпатией. Милый задира, наивно полагающий, что всесильный. Киму было интересно покопаться в чужих мыслях, напороться на съедающее душу одиночество, несмотря на толпу прихвостней, и стать… проводником в жестокий мир, смягчая удары невзгод пониманием, поддержкой и чувством всеобъемлющей безопасности. Ким научил парня самодостаточности. Показал, что он достоин большего. Не нужно господство над пресмыкающимся скотом. Это — унижение. Пат всеми силами пытался удержать Кимхана. Совершенствовался, усердно запоминал даваемые ориентиры, старался скрывать скверный характер. Надеялся, что когда-нибудь друг с привилегиями станет любимым человеком. Но… Ким никогда не испытывал к нему романтических чувств. Его любовь была платонической, а секс — досадной мерой профилактики для скромного любителя шантажа. Пат витал в мечтах… Кимхан с каждым днём всё больше убеждался, что не создан для любви… Верил в это… До сих пор, пока не появился… Порчэй… *** Порчэй… Лежит на белых простынях, цепляясь руками за изголовье кровати. Его обнажённая кожа сияет в ярком свете мягким янтарём. Влажные после душа волосы начинают виться, падая на лоб восхитительным кружевом. Оленьи глаза томно прикрыты, пряча в чарующей глубине искрящееся яростной страстью пламя. Пухлые губы слегка прикушены, выдавая лихорадочное волнение. Нежные бёдра ритмично приподнимаются в такт ударам заполошного сердца, неосознанно прося внимания. Румянец смущения, кажется, греет всё тонкое тело, но теряется в желании, затопившем каждый изгиб. — Пи’Ким… Кимхан моргает. Чувствует себя опьянённым хрупкой ангельской красотой и загипнотизированным огненной похотью, полыхающей во тьме дьявольского взгляда. Как не умереть от невинного взмаха длинных ресниц и соблазнительно разведённых ног, чуть согнутых в прошении? Ким осторожно прижимается к Порчэ, обнимая. Целует дрожащие губы, мягко посасывая, нежно вылизывая тихо стонущий рот. Ободряюще вжимает расслабленные ноги в бока, заставляя стиснуть себя плотнее. Наслаждается видом карамельной кожи, горящей от прикосновений, на своей белоснежной. — Пи’Ким… Ангелочку душно от незнакомых ощущений. Но он торопится познать их все. Это так волнующе… — Тише, прекрасный мой! — успокаивает ласковым шёпотом на розовое ушко. — Чувствуй меня. Смакуй каждый миг, — снова овладевает манящими устами, теперь целуя глубоко, по-настоящему. Бережно гладит языком бодающийся язычок юноши, подстраивая под размеренный темп. Благодарно ловит сытое мычание торжествующей усмешкой. Потрясающий… Оставляет малиновые засосы на шее, ревностно помечая своего мальчика. Голодно облизывает гордо вздёрнутые горошины, подхватывая выгнувшееся навстречу тело и мягко фиксируя ладонями спину в безопасном положении. Ведь малыш непривычными движениями может защемить нерв. А боль — последнее, что Ким позволит ему испытывать. Трепетно прослеживает линии пресса, обводя кончиком языка каждый прорисовывавшийся кубик. Жадно лижет тазобедренные косточки, посасывая с довольным причмокиванием, заставляя Порчэ краснеть. — Пи’Ким, ты…меня… убьёшь! — проговаривает, запинаясь на каждом слоге. — А ведь я только начал! — скалится тот, захватывая в плен болтливый рот жалящим поцелуем. Кимхан не знает, как это происходит, но Порчэй схватывает все его просьбы налету. Кокетливо толкнув наглой жопкой, ложится на бок, подтягивая колени и немножко разводя бёдра. Вообще, Ким мечтает вылизать сокровенное местечко. Испробовать на вкус пульсирующее возбуждение и почувствовать языком сжимающееся сладким спазмом вокруг него колечко мышц. Но не хочет пугать стыдливым смущением. Знает, что для Порчэ быть перед ним полностью оголённым — великий подвиг. Поэтому… Порчэй вздрагивает, когда теряет тепло Кимхана. Ему кажется, что сейчас он проснётся дома. Один. — Маленький, я рядом…, — бархатный голос баюкает, заставляя расслабиться. А потом юноша ощущает порхающие поцелуи на плечах, лёгкие, словно слизывающие сливочную пенку, мазки по коже острых лопаток, покрытой испариной, и тёплые пальцы, кружащие вокруг трепещущей дырочки. — Чэй, будет больно. Если нет сил терпеть — скажи. Кивает. Тонет в нежных губах, мягко прихвативших мочку уха. Чувствует, как любимые пальцы аккуратно потирают ложбинку. Один медленно надавливает и скользит внутрь. Он входит плавно, успокаивающе смазывая стенки вязкой субстанцией. — Ты как, малыш? Порчэю хочется плакать от вселенского беспокойства в этом невероятном голосе. «Пи’Ким помнит. Пи’Ким боится причинить боль и напомнить о страшном…». — Мне хорошо, Пи’! — отвечает честно и притягивает для изнуряюще необходимого поцелуя, пока палец мерно двигается в нём, ненавязчиво знакомя с ощущением наполненности. Второй палец вклинивается также неторопливо, терпеливо встречая усилившееся сопротивление непривыкших мышц. Бережно растягивает, нанося на пылающую кожу больше лубриканта, толкается глубже вместе с первым. Порчэ стонет в рот Кима всё громче. Вминается в него, наталкиваясь на пальцы, что хозяйничают бессовестно, и поражённо кричит, когда они задевают простату. Юноша дрожит, сжимает рукой шею мужчины, не давая отстраниться. — Ах, сделай так ещё! — хнычет он в счастливый смешок. Поглощённый вспышкой острого удовольствия не замечает третьего пальца, вошедшего одним ползущим рывком. Только задыхается от распирающего внутри давления и настойчивых движений, разжигающих неумолимый пожар. Чэ долго не продержится. Да и Ким уже на грани. Укладывает малыша на спину, подложив под бёдра подушку. Смотрит в туманные глаза и видит в них трогательное доверие. Верит всем существом. Решает немного отвлечь Чэя, склоняясь и играя языком с его изящной головкой, пока хорошенько смазывает член. О презервативе не вспоминает. Они проверены досконально. Порчэй сильно жмурится, понимая, что настал момент истины. Слышит смех и голос у самых губ: — Ангел, не поздно ли стесняться? — Мне можно! — лепечет юноша, ещё пуще заливаясь краской. Кимхан нависает над ним, поднимая согнутые в коленях ноги и укладывая их на талию. Дразнит мокрой головкой краешки входа, давая время свыкнуться с происходящим. А затем слабо давит ею, аккуратно скользя. — Сожми меня крепче, Чэй. — советует он, прижимая трясущиеся бёдра теснее. — Так проникновение будет легче. Входит по сантиметру, постоянно застывая и отслеживая реакцию. Отвлекает лёгкими укусами на шее, очерчивает языком выпирающие ключицы и ласкает мягкие губы, вздыхая шокированный выдох. Член распирает упругие девственные стенки, погружаясь в удушливую тесноту. Порчэй старается дышать глубже, расслабиться как можно сильнее. Но его пронзает застарелая, почти стёртая из памяти боль, и он тихо плачет, остервенело хватаясь за плечи своего Пи’. — Маленький мой, я остановлюсь. Подожди! — в голосе Кимхана растёт паника. Слишком рано. Кошмар семимесячной давности всё ещё не отпускает… — НЕТ! — кричит юноша, с внезапной силищей удерживая мужчину на месте. — Пожалуйста, Пи’Ким! Я так долго мечтал о тебе! Не лишай меня счастья быть с тобой единым целым! Теперь плачут оба. Ким — от отчаянной боли, звенящей в голосе Ангела и отпечатывающейся в его сердце. А Чэ — от жуткого страха быть снова… ненужной, сломанной куклой. — Хорошо, маленький! Мягкие, покачивающие движения бёдер Кимхана успокаивают Порчэя. А когда он чувствует его полностью в себе, перестаёт дышать. Несколько минут они лежат неподвижно, молча глядя друг другу в глаза. Порчэ видит… весь мир. Ким… океан, в котором не прочь утонуть. Юноша нежно улыбается и… упирается пятками в твёрдые ягодицы мужчины, призывая не медлить. Первое грациозное скольжение по жарким стенкам, обтягивающим мощный ствол. Ким поддерживает руками бёдра Порчэ, дрожащие от напряжения, и ласкает губы в такт неспешным толчкам. Смещается в сторону, подбирая угол. Вслушивается в тяжёлое дыхание. — Пи’Ким! Звонкий стон отдаётся мурашками по всему телу. Кимхан двигается смелее, не отклоняясь от найденной траектории. Надёжно держит ладонями выгибающуюся дугой спину, несильно фиксируя своим весом. Впитывает стоны, вкушая их нескончаемыми вылизывающими поцелуями. Посылает по телу искры наслаждения, вбиваясь в него аккуратными, меткими ударами. Мгновение, когда они замирают… бесконечно... Прекрасное… Ким медленно наклоняет голову. С благоговейным трепетом касается крохотного шрама между левым плечом и ключицей. Нежно обводит кончиком языка бледный полумесяц, затаив дыхание. Бесценное… Малыш, поцелованный Смертью… Мальчик, ведущий вечную неравную борьбу… Юноша, полюбивший тьму внутри падшего ангела… Счастливое… Кимхан поднимает глаза и встречает взволнованный взор Порчэя. Слова растворяются в невесомом касании губ юноши, пробегаясь мелкой дрожью по уставшему телу: — Я люблю тебя! Рассыпаются ударами сердца, нежно касаются пальцев, обхвативших ноющий член, теряются в задушенном жадным поцелуем крике, оставаясь навечно в глубине хрустальной души. Порчэ, кажется, теряет сознание. Перед глазами всё окрашено в белый. Только внутри нестерпимо горячо, растекается, пульсирует, согревает. Заставляет поверить в чудо… Ким сцеловывает с щёк остатки слёз. Осторожно выходит из обмякшего тела и внимательно осматривает своего малыша, ловя захмелевший взгляд. Облегчённо улыбается. Вылезает из постели и уходит в ванную, возвращаясь с влажным полотенцем. Обтирает разнеженное тело, частично избавляя от пота и остатков их баловства. Вытирается сам. Ложится, укрывая своим теплом засыпающего Ангела. Порчэй утыкается лицом в спокойно вздымающуюся грудь и умиротворённо сопит, глубоко вздыхая терпкий запах цитруса и свежей выпечки. В объятиях Кимхана он чувствует себя дома. А Ким ещё долго любуется счастьем на родном лице. Перебирает мягкие прядки. Покрывает едва ощутимыми поцелуями лоб. И думает, что… всему своё время… Любовь найдёт в любой момент... Покорит даже самое ледяное сердце… Она никогда не опаздывает…

А я до тебя так, никого

А я до тебя так, никогда

Не хотел, не ценил, не берёг

Не любил и не ревновал...

А я до тебя так, никого

А я до тебя так, ни с кем

Одновременно не хотел

С тобою жить и за тебя умереть...