Дорогу осилит идущий

Порш — единственный, с кем Порчэ общается на равных. Иногда они почти не затыкаются, часами напролёт обсуждая только просмотренный фильм, разбирая прочитанную книгу на цитаты в поисках тайного смысла или споря, чей голос в прослушанной ими песне фальшивит. А порой могут просто молчать, наслаждаясь уютной тишиной и слушая ровное дыхание родного человека с таким трепетным вниманием, словно этот звук — то, без чего ни один из них не смыслит себя. Остальным же членам семьи совершенно нет дела до мальчика. Мамы… нет. Она сбежала из дома, когда Чэю было два года, и с тех пор объявлялась очень редко и с одной целью: сделать жизнь семьи невыносимой. Поэтому никто и не пытался её искать. Дядя Арти ненавидит Порчэ. Считает, что его появление сломало жизнь всей семье. По его скромному мнению, молодой женщине незачем нянчиться с живым трупом (она и не нянчилась, умница), а подростку таскаться с ним по больницам и реабилитационным центрам в надежде «оживить». Поэтому мужчину злит каждый успех, каждый шажок, каждое слово юноши. Всякий раз, когда Чэй запинается, дядя ехидно приговаривает: — Может, сейчас заткнётся на веки вечные? Отец, пожалуй, второй человек после Порша, кто души не чаял в очаровательном ребёнке. Старался купить для него всё самое лучшее. С удовольствием занимался с ним, если выпадал выходной, а Порш учился. Заставлял дрыгать ножками, массировал скованные спазмом мышцы, рассказывал сказки под тихий плачь от не отпускающей ни на секунду боли, мысленно сетуя, что не может забрать её у невинного создания. А когда приходил Порш, уходил по «делам». И однажды не вернулся. Убили, когда он возвращался домой с едой и остатками зарплаты. Обчистили так тщательно, что и нитки не осталось. Как и отца у бедных детей. Как и любящего его сердца у Порчэя. Сводная сестра Кори боится брата. Брезгливое отношение дяди к племяннику, его судорожное мытьё рук после того, как он случайно дотронулся до Чэ, отдельный шкафчик с посудой, отсаживание подальше во время семейного просмотра фильма. Всё это сеет в девочке убеждённость в том, что, едва посмотрев на брата, она может подхватить недуг. Её можно понять и простить. Дети — народ впечатлительный. Внушаемый. А малыш Венис… Чэ очень любит этого крохотного приёмыша. И это взаимно. Сегодня Порш возвращается домой пораньше. С порога он слышит невнятное, но пронизанное мягкостью и покоем пение. Оно звучит ненавязчивой, красивой мелодией, льющейся, кажется, из самой души. Под неё хочется завернуться в объятия, тёплые и нежные, закрыть глаза и остановить мир, ведь моменты, когда его любимый братишка поёт, говорит, дарит тревожной душе самый важный на свете звук — свой голос, Поршем ощущаются молитвенным откровением. Порчэй сидит у маленькой кроватки. Он смотрит на заснувшего малыша с любовью, продолжая негромко издавать простые, но так красиво сплетённые звуки, наигрывающие одному ему ведомый мотив. Венис во сне счастливо улыбается. Как и Порш, боящийся нарушить витающее в воздухе волшебство. — Давно стоишь? — коротко осведомляется младший, стараясь подняться плавно, дабы не покачнуться и не задеть бедром кроватку. — Минут пятнадцать, — улыбается старший. Порчэ довольно щурится, обнимая брата, а потом, переваливаясь, идёт на кухню. Порш с волнением наблюдает за копошащимся Чэ, сваливающим рисовые хлопья, сметану, муку и соль в одну глубокую миску, готовый в любой момент прийти на помощь. — Как дела в школе? — Чэй, не переставая перемешивать содержимое миски, молча поднимает большой палец вверх. — Так… Что я говорил о молчании в моём присутствии? — юноша устало скашивает глаза и поправляет съехавшие на нос очки. — Хорошо, Хиа’. У нас в школе появился новый физрук, — старший Киттисават кивает самому себе. Он в который раз убеждается, что, когда малой не напрягается и не волнуется, а говорит спокойно и не думает над словами, речь становится чище, и дефекты почти незаметны. — Вау, вот это новость!!! А ну-ка поподробнее, — Порчэй фыркает, орудуя лопаткой и перекладывая румяный оладушек на тарелку. Ставит на поднос две кружки с чаем и осторожно поднимает…. Руки начинают дрожать. Тело качает, парень остервенело цепляется за убегающее от страха сознание, пытаясь сосредоточиться на голосе брата, прорывающимся сквозь отвратительный шум в ушах: — Порчэй, слушай меня. Дыши ровно. Давай, иди ко мне, братишка. Смотри мне в глаза. Не бойся, — Чэй моргает, прогоняя муть. Глядит прямо на Порша, слушает его успокаивающе уверенный тон и делает маленький шажок. Снова дрожь. — Спокойно. Продолжаем… Один…. Три…. Пять… Вздох-выдох… Железо соприкасается с деревом, посуда издаёт победный звон. Порчэй шепчет в плечо обнявшему Поршу: — Спасибо! Хиа’ знает, как высоко ценит Порчэ его поддержку, а поэтому лишь дарит ободряющую улыбку. — Ну, так что? — возобновляет прерванный разговор старший Киттисават, уплетая за обе щёки рисовые оладья с вишнёвым сиропом. Прелесть их в том, что они без яиц, на которые у младшего страшная аллергия. Семья плюётся каждый раз, когда видит это жалкое подобие левой руки. А Порш счастлив есть приготовленное руками братика. Даже если это жаренная каша с мукой. Чэю можно — и это главное. — Нового учителя зовут Кимхан Тирпанякун, и он похему-то предложил мне приходить отдельно после трёх. Не знаю, зачем ему это нужно? Мне страшно неловко отнимать чужое время, — Порчэ нервно крякает. — Не забивай голову лишними мыслями, — смеётся Порш, окуная очередную порцию в сироп. Немного помолчав, добавляет. — Кимхан очень хороший человек. Слушайся его, и он отдаст тебе всё время мира, — заметив вопросительно расширенные глаза, спешит объясниться. — Я встречаюсь с его братом. — Чэ ошеломлённо морщит лоб. — Хорош испепелять меня взглядом, будто я на инопланетном языке заговорил. — юноша пристыженно насупливается. — Скажи хоть что-нибудь? — тяжело сглатывает. — Чэй? — Ничево. Прохто теперь я боюсь облажаться, — он нервно заламывает пальцы, слышится подозрительный треск. — И га, похему ты ни разу не знакомил меня со своим парнем? Начинается. Когда Порчэй сильно волнуется или чувствует большую ненависть к себе, его мысли путаются, образуя клубок рваных обрывков, а речь превращается в бессвязное мычание. — Успокойся, Порчэй! — грозно рыкает на него Порш, заставив замереть и собрать в железный кулак утерянный на несколько минут самоконтроль. — А теперь по порядку, — мягче произносит он, пока младший поправляет очки и вставляет в ухо выпавший аппарат. — Брата Кимхана зовут Кинн, и он заходил к нам в гости. Но ты был занят, и я не стал тебя тревожить. В следующий раз обязательно вас познакомлю, — малой кивает, кусая губу. — Насчёт занятий с Кимом — раз он сам предложил тебе, значит у него есть время. Уверен, ты его зацепил, так что спокойно иди и поменьше думай, — парень сияет немного перекошенной улыбкой, а глаза будто становятся ярче от переполнивших его чувств. Порш театрально стукает себя по лбу. На секунду исчезает в гостиной и возвращается с небольшим цветастым пакетом. — У меня для тебя маленький подарочек, — сообщает Хиа’, аккуратно ставя ношу на колени брата. — Открывай. Порчэй долго теребит пакет, ощупывая и обнюхивая, пытаясь угадать, что в нём спрятано? Наконец, наигравшись в Шерлока Холмса, он бережно открывает его, осторожно заглядывая внутрь. Изумлённо хлопает оленьими глазищами, едва держа в дрожащих от радости руках огромный планшет и чёрные раскладные наушники. — Это для того, чтобы ты мог спокойно выражать твои гениальные думы за пределами дома. А заодно побеседовать с Пи’Кимом, — говорит Порш, глядя в полные обожания глаза братишки и чувствуя себя счастливее всех на свете. — А это для того, чтобы после долгого дня ты снял надоедающие аппараты и послушал музыку перед сном. Все твои любимые песни в планшете. Только не больше 30-ти минут, понял? — Хиа’ ты же знаешь, что сейчас будет? — старший Киттисават звонко хохочет, распахивая объятия. — Иди сюда, нюня, — Чэй набрасывается на него, чуть не свалив их вместе со стулом, обнимая так крепко, насколько позволяют силы. Взгляд Порша цепляется за слегка посиневшую щёку, и его сердце болезненно сжимается. Но он не задаёт глупых вопросов, не желая рушить те редкие секунды, когда солнышко сияет от счастья. Порш — единственный друг Порчэ и лучик света, освещающий мир теплом и позволяющий на несколько мгновений забыть обо всём плохом. *** Кимхан уже который час сидит за ноутбуком, просматривая статьи с одним и тем же заголовком и игнорируя обиженно надувшегося Пата. — Нахуй тебе сдался этот жалкий огрызок человеческой популяции? — зло выплёвывает парень, нависая над ним и читая на экране следующие слова: «ЛФК: Упражнения для людей с атонически-астатической формой ДЦП». — Откуда ты, блять, знаешь, какая у него форма? — Тирпанякун на это лишь усмехается, щелкая крышкой ноута. — Я заканчивал ортопедический факультет медицинского университета для того, чтобы с одного взгляда понимать, какой подход подобрать к ученику. Каждый учитель физической культуры должен осознавать, что далеко не все дети одинаковы. И то, что для одного легко, для другого может быть непосильно. Порчэй — довольно интересный для меня случай. Видно, что проделана невероятно скрупулезная работа над ним. На первый взгляд нарушения даже не заметны неопытному человеку. Но… он себя забросил. И я собираюсь сделать из него совершенство, коим он и является, — Пат с минуту таращится на Кима, недоумевая, зачем взрослому мужчине вообще тратить время на подобное? — И да, я недоволен твоим агрессивным отношением к особенным людям. Научись держать себя в руках, — и Кимхан оставляет удивлённого парня одного, призывая подумать над всем вышесказанным. *** Двадцать минут четвёртого Порчэй Киттисават уже стоит около входа в спортивный зал школы, прислонившись к стене и прижав к груди подаренный Хиа’ планшет. Юноша пытается унять дрожь в полусогнутых коленях. На нём красуются чёрные спортивные штаны и футболка мятного цвета с подвёрнутыми рукавами. Волнистые волосы гладко зачёсаны назад. Очки снова съезжают на кончик носа, и парень в очередной раз сетует, что на его зрение контактные линзы стоят очень дорого, а стёкла для очков приходится делать на заказ. В итоге он чувствует себя в этом наряде чуть менее уродливым, чем всегда, а это уже прогресс. — Привет, Нонг’Порчэ, — Порчэ вздрагивает, услышав совсем рядом голос Кимхана, и его сердце пускается в бешеный пляс, грозясь выпрыгнуть наружу и убежать без оглядки. — Спокойно, это всего лишь я, — Чэй мысленно чертыхается, проклиная свой дырявый самоконтроль всеми мыслимыми и немыслимыми эпитетами. Глубоко вздохнув и передёрнув плечами в тщетной попытке их расправить, он приветствует учителя со скромной улыбкой: — Здравствуйте, Кхун Тирпанякун, — Кимхан весело хмыкает, пропуская парня в зал и напоминая: — Пи’Ким, — Чэ смущённо кивает. — Сегодня у нас с тобой ознакомительный урок. Ты садись, мы пока заниматься не будем, — послушно усаживается на лавку, наблюдая за тем, как учитель всё-таки кладёт на пол два резиновых коврика, а потом садится рядом с ним. — Не против, если я задам тебе несколько вопросов? Отвечай, как тебе удобно, не торопись и не волнуйся, — активно мотает головой, положив планшет на колени и пристально взглянув на учителя, всем видом показывая максимальную заинтересованность. Мужчина решает сразу начать с главного. — Ты занимался ЛФК? — длинный указательный палец правой руки стремительно порхает над открытой клавиатурой, выводя на экран предложения с поразительной скоростью.

«Да, я занимался ЛФК с 5 до 12 лет, когда ходил в реабилитационный центр. В 12 лет перешёл в обычную школу, так как в центре посчитали, что я больше не нуждаюсь в их услугах. Первое время занимался самостоятельно, а затем стал так сильно уставать после школы, что постепенно забил на это.»

Ким во все глаза смотрит на сидящего перед ним парня. Только что разрушен главный миф: Если у человека нарушены речь и слух, то, соответственно, пишет он с многочисленными ошибками и совершенно не соблюдает пунктуацию. Порчэй не допускает ни одной ошибки, пунктуация идеальна. Это при том, что на планшете отключена автозамена и печатает он одним блядским пальцем. Учитель старается прийти в себя, но он слишком очарован и шокирован этим Ангелом. — Значит, ты уже четыре года просиживаешь штаны? — губы Порчэ растягиваются в лёгкой усмешке. — Что ж, мы это исправим. Ты помнишь комплекс упражнений?

«Конечно! Они у меня под кожей. Когда с младенчества стараешься выправить тело, методика въедается в мозг. Кстати, до пяти лет со мной занимался брат»

Мужчина молча хвалит Порша (да, Кинн ему все уши прожужжал о том, какой он охуенный) за терпение и труд и клянётся себе, что завершит великое дело и заставит Порчэ полюбить себя и понять, что он — маленькое ёбаное совершенство. — Покажи всё, что умеешь, — говорит Ким и, заметив, как юноша краснеет, добавляет. — Давай же. Удиви меня своими навыками. Вернись к истокам, — парень откладывает планшет и направляется к коврику, двигаясь как можно прямее и увереннее. Учитель занимает соседний коврик. — Комментируй, когда переходишь к следующему упражнению, — Порчэй кивает, кладя руки по швам и поворачивая голову к Пи'Киму, лёжа на животе. — Начинаю я всехда с лясточки, — поднимает немного разведённые ноги и раскидывает руки. — Помогает расслабить валик на плечах. Держусь обычно до 50, — вздрагивает, когда сильная рука касается загривка, чуть нажав, а вторая обхватывает хрупкое плечико, потянув вверх и заставив больше выгнуть спину. — Ай. — Да, знаю, это ужасно больно. Тут у тебя запущено. Мышцы застыли намертво, мы с ними поработаем. Следующее, — Чэ облегчённо выдыхает, распластавшись по коврику, стараясь восстановить дыхание. — Не торопись. — Второе упражнение — Лядья, — руки крепко держат тонкие лодыжки, создавая потрясающе идеальную дугу. Порчэ тихонько покачивается, прикусывая губу, чтобы не застонать от прошивающей громадными волнами всё его тело боли. И тут он слышит: — Кол, лебедь, усы, четвертак, пятак, шестак, семечки, бублики, червячок…, — на короткое мгновение возникает тишина, быстро прерванная громким хохотом ученика и скромным хихиканьем учителя. Цель достигнута: Кимхан отвлёк Порчэя от боли шутливой считалочкой. — Профтите меня, — Порчэ икает, пытаясь успокоиться. — Я не мог сдержаться. — Я буду стараться почаще заставлять тебя смеяться, — подмигивает Ким. — Что ещё покажешь? — Чэ быстро меняет положение тела, становясь на четвереньки и широко расставляя ноги. — Злой кот. По мне крайне бестолковое, но говорят, что оно оказывает влияние на мышцы спины и поясницы, — Ким наблюдает, как мальчик выгибает спину, откидывая голову назад, так что волосы растрёпываются, превращаясь в вихрь, а потом изгибается в мост, опустив глаза в пол, и словно окатывает мир сердитым взглядом с сдвинутыми к переносице бровями, становясь действительно похожим на злого котёночка. И это поистине прекрасное зрелище. — Достаточно, — прерывает учитель после двадцатого раза. — Отдыхай, — Чэй сверкает благодарной улыбкой, усаживаясь по-турецки и беря в руки планшет. Ким достаёт из стоящей рядом с лавочками спортивной сумки две бутылки минеральной воды, всучивая одну замотавшему головой парню. — Пей и не спорь, — юноша пожимает плечами, открывая пипку и жадно присасываясь к ней, только сейчас понимая, что умирает от жажды. Такова особенность заболевания: некоторые чувства притуплены, и мальчик мог не вспоминать о жажде длительное время. — Итак, — нарушает молчание учитель, отрывая ученика от созерцания трещин на полу. — Как у тебя по другим предметам? Хорошо учишься? — и опять завороженно следит за одиноким пальчиком, задорно прыгающим по клавиатуре, пытаясь угнаться за появляющимся поездом из слов.

«Я бы сказал «неплохо». На протяжении всех четырёх лет стабильно учусь на «хорошо» и «отлично». Стараюсь быть в курсе всего, что касается учёбы. Знаю ответ на любой вопрос по любому предмету. Единственный проблемный предмет у меня — математика, а всё потому, что Кхун Суппасит постоянно вызывает меня к доске, а я пишу медленно, перепроверяя ответ в голове по нескольку раз. Я его понимаю, такого тормоза никто не выдержит. Увы…»

Киттисават съёживается, неосознанно принимая позу эмбриона, но мужчина не даёт ему уйти в себя. — Кхун Суппасит допускает большую профессиональную ошибку, и ты тут ни при чём, — убеждает он, разминая сильные пальцы. — Но мы с тобой немного отвлеклись от главной темы урока. Перечисли мне остальные упражнения? Сам! — строго отрезает Тирпанякун, заметив, что Киттисават тянется к планшету. — Железный человек, Велосипед, Ножницы, Ёжик и отжимания от пола, — при последнем Ким удивлённо присвистывает: — Давай-ка, чувак, покажи, как ты отжимаешься, — Порчэ послушно ложится на живот, упираясь носками в пол, и несколько раз полностью поднимается, пока его руки предательски не задрожали от боли и слабости. — Отбой. Твоим домашним заданием будет таким: Каждый вечер перед сном делаешь Велосипед от 30 до 60 раз в зависимости от усталости. Работы у нас с тобой много. Я добавлю несколько новых упражнений, но буду вводить их постепенно по мере того, как твоё тело будет вспоминать и привыкать к нагрузкам. Встречаемся каждый день после трёх. И, главное, — руки учителя сжимают сутулые плечи, вынуждая попытаться расправить их. — Запомни две вещи: Во-первых, я рад знакомству с тобой, — щёки юноши вспыхивают ярким румянцем, и Ким давит порыв ущипнуть мягкую кожу. — А во-вторых, никогда не стесняйся быть собой со мной. Ты прекрасен такой, какой ты есть. Понял? — мальчик кивает, боясь шевельнуться. — До завтра, Нонг’Чэй, — и мужчина скрывается за дверью. А на губах Порчэя впервые за долгое время расцветает широкая счастливая улыбка, вызванная кем-то, кроме старшего брата. Он чувствует запах грозы, сулящей большие перемены в его жизни, и всей душой открыт для них.