Without unnecessary emotions

      Она винила себя за проявление эмоций. Злилась, потому что заставила других волноваться. Ненавидела, потому что видела страх в глазах напротив. Чувствовала теплые пальцы, стирающие слезы со щек, плакала в чужую футболку и молчала. Ну, как молчала – сил не хватало даже на объяснение ситуации.       Кристина поняла. Поняла сразу и позволила выпустить эмоции и до белых костяшек сжать собственные плечи.       Когда всхлипы более-менее прекратились, на часах было за десять. Мать Софии, без вопросов пустившая Кристину в квартиру, уже притихла у себя, а девушки перебрались на кухню.       Голубые глаза, кристально чистые после сорока минутной истерики, пусто глядели в стакан с чаем. София разрывалась между тем, чтобы наконец закинуть в желудок что-то кроме воды, и тем, чтобы продолжить убиваться.       Было бессмысленно спрашивать что-то, и это понимали обе. София будто ушла в себя, изредка моргая и отхлебывая из кружки чай. Она отстраненно зависла взглядом на столе, не реагируя буквально ни на что.       — Не хочешь поговорить? — Витальченко говорит тихо, не хочет вырывать из мыслей резко.       Она видит, что на левой руке девушки нет бинта, но есть масса браслетов, от чего кисть кажется ещё тоньше.       — Тяжело, — шепчет София. Перед её глазами – беспросветная тьма, но сладкий чай не дает уснуть. — Я устала.       Крис поджимает губы. А кому сейчас легко?       — Потерпи, Соф. Ещё чуть-чуть, — но она сама не верит в свои слова. Два месяца – это вовсе не чуть-чуть. — Ты сильная. Ты со всем справишься.       И опять эти слова заставляют слезы набежать, а после тоненькой дорожкой проследовать по щеке.       Ей не хочется справляться.       — Ну, Сонь, не плачь, пожалуйста, — просит Кристина, еле сдерживая слезы. — Я помогу тебе.       София вспоминает, что именно этой фразой закончилось их с Антоном общение, что именно от неё наступил граненый пик. Но девушка от неё не отстанет и даже под угрозой смерти не отойдет ни на шаг.       Не сейчас.       Не когда она в таком состоянии.       Елена за стенкой слышит громкий всхлип, но не может выйти и поддержать. София не считает её матерью.       Витальченко осторожно приобнимает хрупкое тело, прижимает к себе дрожащую старшую, позволяя задыхаться и захлёбываться эмоциями, хлынувшими через край.       — Поздно, — тихо говорит Кристина. — О чем-то думать слишком поздно, — поет она. — Тебе, я чую, нужен воздух, — плечи подрагивают. — Прости меня, моя любовь.

***

      Настроения не было абсолютно, но на тренировочные будни это не должно было влиять. На льду никогда не будет личных переживаний и ощущений, лишь то, что относится к прокатам. И это было поистине тяжело, ведь нервы не до конца успокоились.       Кристина ночевала у Софии. По началу, конечно, хотела уехать домой, но старшая отговорила, приведя весьма серьёзные аргументы, начиная от того, что время позднее, проходя через то, что ночевка – всего лишь благодарность за помощь и крышу над головой, и заканчивая недоверием к таксистам. Да и вещи младшей нашлись быстро, все таки с прошлого раза Братиславская их вернуть не смогла.       Сегодня стоило поработать чуть больше, чем обычно. В планах Софии стоял четверной, хотя и рановато еще, но до финала Гран-при оставалось меньше трёх недель.       Кристина спокойно разминается, катается, аккуратно обгоняя младших. Мишагина подпинывает юниорок, тоже стоя посредине арены в коньках. Ангелина Викторовна что-то тычет в магнитофоне, вероятно, некоторые будут прокатывать программы.       София даром времени не теряет, раскатывается, подготавливая связки к работе. Мышцы деревянные, но это не мешает скольжению и хореографическим элементам.       Братиславская иногда задумывалась о сезоне, рассуждая со стороны. Как будто она – просто зритель, который следит за миром фигурного катания, не разбирается в нём, но это очень интересно.       Каково таким людям, ей понять не дано. Она гораздо выше зрителей и болельщиков, она – одарённый талант, которому в своё время дали почву для раскрытия, предоставив солнце и воду. Пусть не сразу, но дали ведь и позволили распустить свои прекрасные бледно-голубые лепестки.       София часто сравнивала людей с цветами. Саму себя она считала незабудкой, бледной и невзрачной, но действительно не дающей о себе забыть, ибо её имя мелькает в каждом третьем новостном паблике.       Кристине бы подошёл одуванчик. Она, такая яркая и наивно детская, пришла во взрослый мир и совсем скоро потухнет, а пушистые парашютики разлетятся по всему миру, как будто и не было на свете никакого цветка.       Лизу можно было бы сравнить с тюльпаном. Она простая, но часто становится лишней. Яркая, солнечная, без неё нельзя, но именно это её губит.       А Мишагина была паучьей лилей. Острая, колкая, никого не подпустит и останется в одиночестве.       София ненавидела паучьи лилии.       София ненавидела незабудки.       Она – талант. И это станет ей смертью. Рано или поздно спорт убьет её, оставив после себя расшатанные нервы, разбитую психику и сломанные в прах колени.       Таланты долго не живут.       Таким, как она не место в этом мире.       Зрители будут видеть катание, будут болеть и даже не догадываться о том, что внутри у каждой из спортсменок. Какую тяжесть каждая из них несёт на сердце. Что она пережила и что ей еще предстоит пережить.       Она подвергалась травле, когда в сети открыто заявляли о том, что София не встанет и не выйдет на лёд, а звёздная карьера её закончилась так же внезапно, как и началась.       Её мгновенно возненавидела вся страна, а ей самой казалось, что её имя мусолит на языке весь мир, говоря о том, что Братиславская безответственная предательница.       Она подставила родное государство на самом важном соревновании четырёхлетия, лишив сборную самой сильной спортсменки и шанса на победу в командном турнире.       Она не хотела жить, когда поняла, как быстро ей нашли замену. Поставили на её место неопытную, но подающую надежды девочку, которая оправдала ожидания. Которая не подвела.       Она проводила в истериках часы, они летели мгновенно и превращались в дни, недели. Она рыдала на всю больничную палату, не скрывая слез, когда узнала о диагнозе и лечении.       Она, на тот момент, шестнадцатилетняя девочка нуждалась в поддержке. В поддержке не только матери, но и хотя бы тренера, которому плевать было на всех, кроме себя. Помощь страны нужна была, и София пыталась это показать. Её не поняли. Ей отказали и продолжили обсуждать и покрывать грязью в сети.       А сейчас ей с этим жить. С памятью об издевательствах, психологическом насилии и травлей. Ей остаётся мысленно умолять людей о помощи, в то время как сама она её никогда не примет.       Она уже доверилась Кристине. И больше никого в свою душу не впустит.

      София отвлекается на собственное имя, и приходится подъехать к Ангелине Викторовне. Та протягивает руку, а девушка из кармана кофты вытаскивает флешку, вкладывая её в ладонь.       — Сильно не торопись с прыжками, — советует хореограф, пока находить на ноутбуке музыку. — Откатаешь сейчас короткую без трикселя, мы посмотрим и добьем хореографию, на второй тренировке сделаем это же с произвольной.       — У меня есть парочка движений на заметке, а ещё новая начальная поза, — делится София.       — Рассмотрим в зале. Не забывай, что в Финале Гран-при вас будет шестеро, а с нашей сборной только ты и Кристина. Даже без четверных ты можешь войти в тройку, рисковать особо незачем сейчас.       — Посмотрим по состоянию, ладно? — и Ангелина кивает, отпуская девушку в центр катка.       Та встает, ставит левую ногу под девяносто градусов влево, правую выставляет назад, руку левую заводит за спины, обхватывая талию, а правую руку тянет вверх, отклоняя голову назад. Как только слышится музыка, голова резко вскидывается и начинается движение по льду.       Чистый двойной аксель, тройной флип с небольшой помаркой, лутц-тулуп и вращения. Конечная поза ровно такая же, как и начальная.       Она сама получает явное удовольствие от катания, но тренера это не устраивает. Вечные придирки, кажется, не закончатся никогда, и продолжаться будут даже после завершения карьеры.       — Ты вообще видела, куда аксель крутила? А центровку на качалке я за тебя искать буду? Что за спотыкания на дорожке? Тебя ошибки вообще ничему не учат!       По сравнению с тем, что Мишагина могла выдать раньше, это – детский лепет и страха совсем не внушает. Сегодня у неё даже нет настроя ругаться, поэтому она уезжает, оставляя ученицу на коллегу.       — Не слушай её, — вдруг серьёзным тоном говорит Ангелина Викторовна. — Она, конечно, здесь главная и решает, но сейчас все было безукоризненно идеально. Новые движения мне зашли, запомни их и отрепетируй сейчас в зале, мы их оставим.       — А если...       — Это уже будут не твои проблемы, — обрывает хореограф. — Я – не она и слово за тебя скажу, но просто потому, что мне жаль тебя в данной ситуации. Ты действительно не заслужила такого обращения, даже если и знатно потеряла форму за весь сезон. Я сейчас откровенно не советую тебе идти на триксель в короткой, потому что при таком прокате можно взять за семьдесят пять баллов и обеспечить место на пьедестале.       — Но я хочу серебро, — спорит София. — Твёрдое и безоговорочное. Я понимаю, что сейчас Кристина является моей главной соперницей, но...       — Сейчас твой главный соперник – это ты сама. Все в твоих руках, мое дело лишь дать совет. Хорошо, что ты осознаешь, что за ней сейчас не угнаться, Витальченко нереально обыграть на чистоту, только благодаря её ошибкам. Она всегда была прекрасным стратегом и думала на несколько шагов вперед. На её поле можно играть только по её правилам. Увы, но их никто не может знать, кроме неё. А иначе Кристина просто так победу не отдаст.       — Но я ведь тоже неплоха в стратегии. Иначе бы меня здесь не было, так ведь?

***

      — А как дела у твоей дочери? — внезапно разрывает тишину кухни мужчина. Женщина поворачивается, откладывая лопатку, которой секунду назад перевернула котлеты. — Все никак не могу с ней встретиться.       — Андрей, — выдыхает Елена. — Там все сложно.       — Но мне ведь это нужно знать, понимаешь? Я, как никак, её будущий отец.       — Она явно против нашей свадьбы. Ей тяжело сейчас, но она будет не рада вашей встрече.       — Почему ты не сказала об этом? Я же хочу думать о вас обеих.       — Она ведь и за мать меня не считает, Андрей. За день той аварии я клялась, что никого не полюблю кроме него, а сейчас... Она расстроилась, когда узнала о свадьбе, хотя и старалась показать радость. Да и я уверена, что сразу после окончания школы Соня съедет далеко за пределы Петербурга.       — Ей ведь ещё жить с нами целых три месяца, если не больше.       — Андрей, — останавливает Елена. — Я поговорю с ней и все решится. Пожалуйста, дай нам время.       Но она не будет говорить. Она знает, что Софии плевать на её слова, и в таком случае ей будет проще съехать к тёте или двоюродной сестре, что учится в местном универе. А потом, так и быть, Елена сопроводит дочь в аэропорт и пожелает приятного полёта куда-нибудь во Владивосток или Мурманск, лишь бы подальше от серого Санкт-Петербурга.       Его ведь тоже звали Андрей. А она не смогла смириться со смертью родного человека и даже не смотря на клятвы верности полюбила другого. И за это София её не простит.       А нужно ли ей это прощение? Точно нет.       Нужна ли ей дочь?       Елена уже смирилась с тем, что ближе не подойдет, младшая её просто не подпустит. Ей это и не важно. Её поддержат другие.

***

      Спина постепенно отходила от онемения, чувствительность возвращалась и подходило время выписки. Лиза заглянула совсем недавно, почти сразу выбежав из палаты, аргументируя короткое посещение большим количеством заданной домашки. С каких пор мелкая стала учиться, оба не поняли.       Антон думал. Много думал и пытался понять.       В какой-то момент чужая жизнь стала очень интересовать его. И о чем вообще могла говорить Кристина?       Он был осведомлён об аварии, но за исключением подробностей. Берестовская четко сказала, что при всем желании ими может поделиться сама потерпевшая. Но София ведь не расскажет ни о чем, даже если в голову навести дуло пистолета.       Антон любит такую черту характера, как упрямство. А еще он любит загадки.       Одна из таких кроется совсем рядом. Однако до разгадки еще очень далеко.       София – чертова манипуляторша, лжец, искусно прячущая свои эмоции. Он не видел ничего, кроме страха от панической атаки, но это ведь до ужаса мало. Человек способен испытывать десятки эмоций, в то время как на лице этой девушки видно только две: страх и холодную отстраненность. Антон видел, как та улыбалась после чемпионата Европы, но он ни за что не поверит в то, что чувства настоящие.       Одновременно с задумчивостью на душе застывает тяжесть. Это явно не все.       Мальцев уже давно понял, что девушка не ела. Ему было противно только об одной мысли о голоде, а здесь зашло далеко за пределы простых мыслей.       Сильный человек обычно не зависит от мнения других, по крайней мере внешне так кажется. Но у спортсменов, наверное, все иначе?       Он знал, из рассказала Лизы о том, что Мишагина играет во всем этом не последнюю роль, но ей Антон препятствовать не мог. С наибольшей вероятностью его пошлют сразу же, как только он появится в поле её зрения, никаких ответов на вопросы не дадут и повезет, если ментов не вызовут.       Но давайте так: она – тренер, а значит, ей известно, как лучше. Она сказала, а задача спортсмена выполнить. Как выполнить, это, наверное, не её проблемы.       Так или иначе, голодовки – это прихоть Софии, значит, проблема веса была велика. Внезапно и Антону захотелось узнать имт, а интерес никогда не был чем-то лишним.       Он прикинул в голове примерный рост, даже нашел в палате весы и высчитал идеальный для себя индекс массы тела, хотя ещё чуть-чуть, и был бы недовес.       А если так смотреть на Софию, то её сто шестьдесят сантиметров роста нужно было плюс-минус сорок пять спортивных килограмм, но это для неё точно было больше, чем нужно. Ему вдруг стало беспокойно, как бы это не вылилось в анорексию и ещё чего хуже.       Ему бы поговорить с ней на чистоту, без умолчаний и сокрытий информации. Он хочет посмотреть, как далеко зашла девушка, потому что тогда в ноябре он точно помнит широкие плечи, кости в которых не прощупывались и в целом более плотное телосложение. А тогда, в ночь на вечеринке, плечи казались уж слишком тонкими даже под флисом кофты.       Но он ничего не может ей сказать или предъявить. Только если использовать должок, обязанный Софией ему.       Но сейчас ещё рано. Вот перед чемпионатом мира можно будет действовать.       Стоит обдумать все еще раз и присмотреться в нежелании упускать детали.       Она ведь классная. Милая, хорошая, добрая. Яркая.       Но потухнет быстро. Даже быстрей, чем зажглась.       Ему становится жаль Софию. Но не ту, с которой он общался пару недель назад, а ту, что в раннем возрасте работала не покладая рук, желая заставить страну поверить в неё. Хотела кататься и побеждать. Она столько пережила за свои семнадцать лет, а сколько еще предстоит пережить...       Антон хочет быть рядом. Он хочет показать, что на него можно положиться, ему можно доверять, а Мальцев поддержит и поможет. Обнимет, подаст руку помощи и скажет утешающие слова.       Он не хочет её слез и страданий. Он хочет её счасться и спокойствия.       Но ему известно, что можно вытащить человека из спорта, но не спорт из человека. Софию из голодовок, но не голодовки из Софии. А Братиславская увязла в этом так глубоко, что ему кажется, что её уже ничего не спасет.