Without unnecessary emotions

      На железнодорожном вокзале было шумно. София, которой поспать нормально за два дня так и не удалось, еле стояла на ногах, а Кристина рядом, кажется, даже не думала перестать вертеть головой.       Им предстояло ехать на поезде в Москву, а оттуда уже лететь в Грац. Прямых рейсов, как обычно, нет, поэтому одна пересадка будет в Анталье.       Тренера приходят быстро, раздают девочкам и двум парням билеты и уходят на перрон, призывая идти за ними. Братиславская, до ужаса уставшая, топает за Кристиной, изредка бросая фразы и радуясь, что едет на нижней полке.       В поезде время идет незаметно, София успевает поспать, попить чай, выслушать наставления Мишагиной, больше обращённые к Витальченко, а парней настраивает их тренер.       Ей ничего не остаётся, кроме как глядеть в окно, изредка отвлекаясь на сообщения. Интернет плохой, но телеграм ловит, наверно, даже в космосе, только ответы отправить не дает.       Она ещё вчера после того, как в себя пришла, долго извинялась Антону – в душе, конечно же, в реале она написала только «Прости за неудобства и спасибо» – и заблокировала обратно, от чего оба поймали смешинку. Им жутко повезло, когда в ту ночь, проезжая мимо полицейской машины, их не остановили, иначе им грозил бы не только штраф, в большей степени, конечно, Антону, но ему же предстояло ещё отсидеть сутки в «обезьяннике».       Ближе к вечеру, когда до остановки осталось десять минут, София начинает одеваться и уже через несколько минут выходит в проход, выкатывая чемодан. За ней становится Кристина, перед ней тренера, а дальше два парня – Дима и Серёжа. Поезд останавливается и через две минуты вся команда дышит морозным воздухом холодной Москвы. Можно утверждать, что воздух везде один и пахнет одинаково, но Братиславская готова спорить.       Москва пахнет деньгами. Ложью, уверенностью, недосказанностью. Яркими многоэтажками, от которых несёт замкнутостью и страхом.       Питер – серый, и запах у него такой же мрачный, неприятный, тусклый. Пыльный, неуверенный, старый, словно типичная Россия по представлению иностранцев. Депрессивный город, без капли радости и веселья, где только Кристина улыбается счастливо и беззаботно, а остальные приехали в северную столицу только за немерянным баблом.       Аэропорт встречает четверых взрослых и стольких же детей. К ним тут же подходят ещё три тренера, двое из которых с девочкой лет пятнадцати, а один с парнем-сборником.       Дарина коротко машет рукой, о чем-то переговариваясь с, как выяснилось, Владленом. Кристина машет в ответ, увлекая в разговор Софию.       — Как дни прошли?       — Неплохо, — пожимает плечами. — Тренировки, ты же видела меня в зале и на льду.       — Раскусила, верно, — улыбается Витальченко. Они тренировались раздельно, чтоб Софии не пересекаться с тренером, не заводя новых проблем. — А в личной жизни как? — и дергает тонкими бровками.       — Что конкретно тебя интересует?       — Ну тот парень, помнишь, который спрашивал про тебя? Антон вроде, не помню, у меня плохая память на имена. Как с ним?       А как с ним? Все сложно.       — Вроде норм. Ну он докапывается до меня часто, я не привыкла к такому, — думает, бегает глазами по зданию. — Он же сводный брат Лизы нашей.       — Ого, Берестовицы? Нифига, думаю, она не хочет тебя видеть в лице родственницы, — и смеется, когда видит озадаченное лицо Софии. — Ладно, брось, я шучу.       Вот эта шутка. Гран-при в студию.       До регистрации всего пару минут, тренера достают документы, позже сдают чемоданы и получают билеты, проходят в пункт досмотра и спустя полтора часа сидят в самолете.       Вспоминая о Берестовской, София вспоминает и о той вечеринке. В голове проскальзывают моменты – не целиком, рандомными вспышками – того проклятого вечера. Она точно помнит эти неприятные касания того парня, громкую музыку, перебивающую любой иной звук, расширенные зрачки любого, кто пройдет мимо. Алкоголь, наркота, а она оказалась там просто по чистой случайности. Она вспоминает, как её спасли, буквально вытянули из противных лап левого чела, как потом её спаситель залпом выхлебал два бокала вина, как не дал поцеловаться с полом в подъезде. Как их чуть не остановили менты, и тогда до дома они бы точно не добрались, ведь за рулем пьяный – ладно, частично пьяный, слегка перепивший – Антон, а рядом почти бессознательная Братиславская. Чёрная мазда едва избежала нахождения на штраф стоянке, пока её хозяин отсиживался бы сутки за решеткой. София не хотела потом всю жизнь чувствовать себя виноватой, тем более, она в долгу у Мальцева.       Самолёт приземляется в Анталье, теперь остаётся пройти весь путь заново и оказаться в Австрии. Багаж получить, багаж сдать, билеты получить, билеты сдать и забрать порванную его частичку, сесть, встать, уйти и наконец вдохнуть свежий воздух Граца. Голодные игры начинаются.

***

      Волнения София не чувствовала вообще. Ни на утренней тренировке, ни сейчас, перед выходом на разминку перед короткой программой. Бежевое платье холодит кожу, она мерзнет, боится, что порезы будет видно, но ей повезло хоть в этом – у платья длинные рукава.       Но самым главным было не это. Контрольное взвешивание показало итоговый результат её голодовок. Теперь соревновательный вес составлял сорок килограмм.       Стоит поблагодарить не только свою выдержку, но и таблетки, но и соль, и соду. Секрет? Никаких секретов.       На разминку она выходит одна из русских. С ней француженки, полячка, эстонка и шведка. Набор слабоват.       Она сразу уезжает на прыжки, стараясь разработать коленный сустав, чтобы тот привык к нагрузке. Лёд твёрдый, София ловит флешбеки во время злополучного флипа и падает. Колено отдаёт неприятной тупой болью.       Кости, которые сейчас выпирают сильнее обычного, сталкиваются со льдом, наверняка останется синяк. Благо, сейчас на обоих суставах наложен тейп.       Больше падений нет. София, уверенная, что все получится, с готовностью выходит на лёд после двух француженок. Лидер сейчас держит планку у семидесяти баллов – не так уж и много, с её программой можно набрать за семьдесят пять. Она будет бороться.       Начальная поза, музыка, лёгкая Элегия и первое движение. Заход на аксель, толчок, вкрутка и жесткое падение. Черт. Минус полтора балла за элемент. Следующий флип тоже выходит в падением, хотя были надежды на выезд. Колено защемляет сразу же, как только чувствует холодный лёд. Вот и ещё минус три балла. Вращение проходит с Богом, а на дорожке София спотыкается и падает. Разрыдаться хочется, как же так, ещё минус балл?       Осознание, что при таком раскладе можно даже не пройти в произволку, бьет под дых, а последнее падение на каскаде заставляет пустить слезу. Докатывать не хочется. Придется бороться. И на последнем вращении нога улетает куда-то правее, центровка теряется, а Братиславская едва успевает подставить вторую ногу, чтобы не упасть. Короткий толчок, остановка и конечная поза.       Слезы не сдержать. Она закрывает лицо руками, плачет, даже не думая о том, что сейчас на неё смотрит несколько тысяч людей. Сейчас есть только она и её эмоции.       Кружится голова, и ей кажется, будто она сейчас потеряет сознание. Доезжает до бортика, где с каменным лицом стоит Мишагина.       В зоне ожидания оценок у неё все-таки начинается кровотечение, ей спешно подает салфетки вежливый австриец, и приходится останавливать кровь под взглядами болельщиков на трибунах.       Оценки малы. До ужаса малы и их точно не хватит, чтобы пройти в произвольную программу.       Кристина, наблюдающая это все через экран телевизора в раздевалке, застегивает при помощи хореографа платье. Она видит, как Мишагина что-то шепчет на ухо Братиславской, та хмурится и убирает от лица салфетку.       — Так и знала, что надо было брать Лизу. Ты не достойна таких соревнований, — грубо, тихо, так, что слышит только София. — Ты бездарность, гребаная никому ненужная безделушка, которая ценности вообще не представляет. Подставила сборную, тебе нельзя доверять, — а девушка еле сдерживает слезы, чувствуя, как кровь снова стекает по губе. Капля опускается на светлую ткань платья.       Ангелина Викторовна, наблюдая за всем этим вместе с Кристиной, говорит – не ей, сама для себя скорее:       — Она не доживет до Монреаля. Морально её убьют уже завтра после произволки. И то, если пройдет.       В душе что-то падает. Волнение за Софию не прекращается, особенно когда и кровь не перестает идти.       В голове щелкает.       Это был не дефицит калорий и далеко не диета. Это было нездоровое похудение. Голодовка, от которой уже не спасти. И сколько она уже не ест нормально? А ест вообще?       Сразу же миллион вопросов, ответов – ни одного.       Но ей нельзя сейчас об этом думать. Ей катать через двадцать минут, ровно так же, как и Дарине. Вот только та уже разминается во всю, а Витальченко даже не оделась. Ангелина Викторовна уже ушла, она будет ожидать её в разминочном зале. Дверь хлопает.       — Ты в порядке? — Кристина решает молчать о ситуации с кровотечением, хотя видно, что Софии ещё плохо.       — Голова кружится, пойду в медпункт. Давление скачет по-любому, надо взять какую-нибудь таблетку. Слабость дикая, а ещё грустно, — присаживается, сворачивает салфетку в тонкую трубочку и закладывает в ноздри по очереди.       — Все будет хорошо, — Крис ободряюще сжимает тонкое плечо, тоньше кажется, чем у неё самой, а ведь у неё довольно анорексичное телосложение. — Ты справишься. Я верю в тебя.       Она справится. В неё верят.       А хочет ли она справляться? А хочется ли ей вообще сейчас справляться? Её спросили об этом?       Всем далеко плевать на её мнение. Мир знает, что до этого она справилась с довольно сложными, тяжёлыми моментами, которые обычного человека легко бы сломали пополам, а сейчас, наверное, все гораздо проще.       Проще, чем предательство страны к ней.       Проще, чем подстава тренера.       Проще, чем проигрыш на первенстве России.       Проще, чем её олимпийский сезон.       Проще, чем захлебываться в собственной крови, лёжа на холодном льду.       Проще, чем лежать под капельницами месяц с обмотанной головой, пробитой на затылке.       Проще, чем учиться ходить заново.       Проще, чем то, что идет сейчас.       А дальше будет проще?       А дальше вообще будет?

***

      Ей жутко повезло, когда одна итальянка получает жесткое снижение в шесть баллов из-за порванного платья, которое зацепилось за конёк. Так София выиграла у неё две десятых и прошла последним, двадцать четвёртым номером в произвольную программу.       Ей катать первой.       Странно, даже ужаленный ничего не пишет. Стоп, с каких пор я думаю о нём?       Но Антон действительно не писал и даже не давал о себе знать. В вконтакте он был в сети поздно ночью, а времени уже около шести вечера. Грубо говоря, прошло чуть больше четырнадцати часов учитывая разность часовых поясов.       Почему-то София была уверена, что он вкурсе всего происходящего. Он смотрит. Он точно видел все, что вчера ощутила на себе Братиславская.       Перед произвольной программой было волнение только из-за того, что катать пришлось первой. Но вот она уже стоит на льду в начальной позе, фиолетовое платье глупо мозолит глаза. Контент сегодня не слабый, ведь если в малых медалях София пролетела, проиграв Кристине, Дарине, грузинке Марьяне и ещё девятнадцати людям, то сегодня надо выводить себя на бронзу, хотя отрыв от первого места тридцать баллов.       Два четверных лутца, заявленных изначально, лутц-ритт и вращения четвёртых уровней.       Первый лутц выходит идеальным, даже не смотря на боль в колене. Но второй, видимо, выехать не судьба, резкое падение на бок отрезвляет и заставляет катать жестче, запрыгивая в аксель, который вчера не получился.       И, о чудо, кроме треклятого лутца ошибок больше нет. Она завершает финальным жестом, тут же ударяя себя по бедру, сама не понимая, довольна ли прокатом, или можно было лучше?       Всегда можно лучше.       Она уезжает со льда с улыбкой, хоть и не такой видной. Её холодно обнимает Ангелина Викторовна, понимающая её хотя бы чуть-чуть. Далее они обе идут через спортивного психолога в кисс энд край, чтоб выслушать итоговые оценки. Голова слегка кружится, её тошнит и тянет блевать, но она проглатывает это ощущение вместе с водой, которую ей подает хореограф.       — Молодец, молодец, — подбадривает она. — Ребро на последнем флипе не видно было, на вращении после акселя центровку потеряла. Наверное, баллов сто пятьдесят точно дадут.       Но это мало. Чертовски мало, ведь с такими оценками ей не попасть даже в десятку.       Ей действительно дают столько, даже чуть больше, а в сумме получается двести пять баллов.       Она встает с диванчика, прикрывая от камер лицо, на глаза которого уже набегают слезы. Ей не хочется сейчас, чтобы её слезы видели столько людей. Ей не хочется, чтобы они видели её позор.       Она не справилась. Не оправдала ожидания.       Ей кажется, что она реально лишняя. Её не должны были тогда брать в группу. И тогда, тринадцать лет назад, она пошла бы в санный спорт. И никогда бы не сломала себя и свою психику.       На телефоне пропущенные от мамы. Она долго переодевается в спортивный костюм и спустя двадцать минут только перезванивает. София выслушивает, как её жалеют, как за неё обидно, что у неё все впереди. Но даже мать её понимает, что впереди ничего нет.       Колено отдаёт тупой болью при ходьбе, поэтому приходится записаться к травматологу, чтобы пройти курс терапии. Ей бы все равно пришлось это сделать, мама бы заметила хромающую дочь, но сейчас чем раньше, тем лучше. Братиславской точно придется лежать в больнице, но это не волнует. Она провалилась.       По итогу она лишь тринадцатая. Ужасный результат. Для российской фигуристки это не простительно ужасно, стыдно и позорно, когда как Кристина забирает титул чемпионки Европы с почти рекордным результатом. Дарина вторая, а бронза уходит грузинке. Эта бронза даже не её. Даже не Софии.       От вопросов журналистов она уходит, не отвечая ни на один. Витальченко сжимает золотую медаль, которая петлёй висит на её шее, наблюдая, как один за другим мужчины с камерой и микрофоном норовят окружить подругу. Она не может оставаться в стороне.       — Простите, — говорит она по-английски, подходя сзади к подруге. — Нам уже пора идти.       И Братиславская глазами кричит ей слова благодарности.

***

      Холодный питерский воздух щекочет нос. Она стоит у аэропорта в ожидании матери. Серая машина останавливается прям перед ней.       — Соня, как я рада тебя видеть! — говорит Елена, когда выходит и обнимает дочь. Кладёт чемодан в багажник и садит Софию на переднее. Молчание повисает на пару секунд.       — Как у тебя с тем мужчиной? — отвлекается младшая. Глаза старшей загораются.       — Мы планируем свадьбу в марте.       Блять.

***

      В поликлинике холодно и неприятно пахнет спиртом. Бахилы противно шуршат, стены отливают белизной, за дверью с надписью «Травматолог» раздаётся приглушенный голос:       — Следующий, — и София заходит в кабинет. Там уже сидит известный ей врач, который и занимался операциями год назад. — Здравствуй, снова колени?       — Здравствуйте, да. Ноют и защемляет, правое особенно.       — Дам сейчас направление на мрт, результаты постараемся сделать побыстрее. Пока ждем, сходишь в аптеку за мазью и обезболивающим, — врач выписывает каракули в справке, во второй и отдаёт их девушке.       — Скоро буду.       — Минимум час.       Мрт делается быстро. Ей фоткают колени и София уходит в аптеку, попутно заходя за водой. Её все еще тошнит.       Она проходится по парку, хотя это даётся ей с большим трудом. Когда ей звонят и приглашают пройти за результатами, она уже стоит под окнами поликлиники.       — Ну, София, на самом деле, все плоховато, — сразу говорит врач. — Жидкости между суставами совсем не осталось, кости стираются и без операции, увы, никак, — в сердце гулко падает что-то хрупкое. — Предлагаю назначить на завтра, после отлежишься в больнице две недели, пройдешь курсы и физиолечение, а там снова на тренировки. Эндопротезирование – процесс не быстрый, но меньше этого времени дать не могу.       И все. И мир рухнул уже в который раз за только начавшуюся неделю.       Она кивает, потому что выбора нет. Если София хочет медаль чемпионата мира, придется работать со здоровьем, а если без операции никак, но пусть будет, как лучше.       Ей подают согласие, которое вечером в слезах будет подписывать мама, причитая о том, зачем же привела дочь в ледовый центр. Почему не согласилась уйти сразу же?       Никто ведь не говорил, что будет легко.       Мама действительно плачет, когда узнаёт всю ситуацию, но бумаги подписывает. Собирает в небольшую сумку вещи дочери, обещая отвезти ей их после операции. Двухнедельное нахождение в больнице не радует обеих, но обе понимают, как это сейчас важно.       Уже в восемь утра следующего дня она сидит возле операционной, ожидая очереди и морально готовясь.       Голос за дверью зазывает внутрь.