Twins bound to death

Нужно быть невообразимо жестоким,

чтобы посадить на цепь волчицу,

которой однажды удалось сбежать.

Она сдохнет в твоей клетке, а перед

этим пообкусывает пальцы детишкам,

пришедшим поглазеть на зверюшку в зоопарке.

Потому что злобы чернее и больше,

чем злость на собственное бессилие,

не сыскать.

(С) Yuu Sangre. Зализывая раны.

Хайд-Джекилл проходят в узкую комнатку, что разделяет коридор. Аккуратно убирая белые шторы от цилиндра, чтобы не сбить его, единственное прикрытие своего половинчатого лица. Да тут целый паноптикум. От приколотых на стены стрекоз у них свело живот. Эдвард-Генри заворажённо смотрели на заспиртованных младенцев-уродцев в банках. Они осматривают комнату, трогают закупоренные склянки, прочитав на одной из них : «Жёлтый аурипигмент».Аккуратно ставя её обратно в металлический лоток, чуть звеня стеклянными боками, задевая об другие. В следующий миг внимание Хайда переключилось на железный стол, укрытый белой простынёй. Он проводит по ней пальцами. —Вы увлекаетесь врачебным делом? Они не сразу реагируют и поворачиваются на голос, видя в дверном проходе мистера Логана Тресмана - хозяина и заведущего этого дома-лаборатории, в которой он принимал пациентов для откровенных разговоров, всё ради помощи людям. —Скорее алхимией. — ответил спокойно и хрипло мистер Хайд, снова отвернувшись и увидев на маленьком столике что-то железное. Эдвард подходит ближе, заглядывая через хирургический стол, из-за своего роста, он не мог разглядеть что там и поэтому решил подойти. Тут на его плечо опускается рука, он дёргается, цилидр слетает на пол. Перед Логаном предстаёт половинчатый лик. Психолог охает, прикрывает рот рукой, распахивает глаза. Так близко он ещё его не видел. Затем срывается с места. —Это нужно увековечить! — он активно жестекулирует, идёт в угол комнаты и притаскивает фотоаппарат.—Можно? — чуть не забыв, спрашивает мужчина. — Вас снять или можно вас... — он не договоривает, резко замолчав. Хайд-Джекилл нахмурились. Они сидят на стуле ровно, закутавшись в пальто, плечи чуть сгорблены, локти косаются бёдер, ладони на коленях. Нога закинута на ногу. —Голову ровнее, приподнимите подбородок, лицо должно быть хорошо видно и сядьте более прямее. Эдвард хмуро наблюдал за ним. После снимка он решил расспросить об этом. —Зачем это вам? И что можно со мной? —Я слышал от мистера, что вам нужна помощь, но ещё не знал, что не только душевная. Вас можно разделить? Я могу попытаться, дайте мне шанс, мистер Хайд. –Какая мразь... - его злой рык привёл Тресмана в мимолётный страх, теперь в его глазах он выглядел не так безащитно. «Оболочка это одно, а душа у него - это  совершенно другое.» —Что ж... Идёмте в кабинет, мистер Хайд, вам пора на сеанс. О чём вы сегодня мне расскажите? Как протекает ваше лечение? Ваше самочувствие улучшилось? Мистер Тресман на удивление прибывал в хорошем расположении духа. Он хотел дотронуться до плеча Эдварда, поправить волосы, но вовремя сдержался. — Что вы чувствуете по поводу вашего здоровья, кроме вашей травмы от несчастного случая? Вы прибывали в каком-то состоянии, что и сподвигло вас на этот отчаянный поступок? Эдвард-Генри долго смотрят перед собой иногда посматривая на Тресмана. — Знаете... Больше всего запоминающего в моём положении это холод. Лютый холод. — Может вы не закрываете окно в комнату? Забываете. На улице всё же холодно. Они безэмоционально смотрят в стол перед собой, начиная ковырять ногтём трещенку в нём. — Нет, не забываем. Это не тот холод. Он не уличный, он идёт изнутри и появляется...Странное чувство... Будто мне тесно. Жмёт...— он показал на свои рёбра большим пальцем, заторможенно смотря в стол, медленно поочерёдно моргая глазами, пока что Тресман пожирал его взглядом и так в открытую, неприлично пялился на чужое лицо. Они забыли слово. Ход мыслей спутался и они слышали лишь отголоски двойных мыслей в своей голове. Эдвард-Генри отводят взгляд в пол, махнув рукой, нахмурившись. После окончательного сеанса, состоящего из скучной лекции, нравоучений и моральной ценности человека для общества, мистер Тресман хотел уломать Эдварда на чашечку кофе, но тот оказался смерив его ледяным взглядом. —Тогда позвольте поговорить с вами в последнюю минуту, как вы отправитесь от меня к себе домой. - Всё никак не унимался психолог. —Мистер Аттерсон, я скоро буду. Ждите меня на улице. Они снова проходят в комнату, только уже в другую. Здесь хранилище стекла. Стеклянные банки разных размеров от больших до самых меньших. По середине стоит стеклянная клетка-витрина, Эдвард-Генри прикасаются к ней ладонью в чёрной перчатке. — Как вам, мистер Хайд? —Простая странная вещица. Ничего не обычного.- его хриплый голос сквозит неприкрытым равнодушием. Тресмана это слегка задевает. Хайд-Джекилл всматриваются в стекло, что просвечивало ещё одну комнату: ту в которой они были утром, когда на них не обращали внимание, из-за того что Мистеру Аттерсону нужно было подписать какие-то бумаги у Тресмана. Эдвард не лез в это дело, отдавшись своему любопытству, что и привело его в ту комнату. —Вы только представьте, какого это быть под стеклом? Искажаться под его неровностями и средством бальзамирования? —Не думаем, что приятно. Холодно. Мерзко быть всему на виду. В отражении начищенного стекла до блеска Эдвард видит, как Тресман что-то достаёт из кармана, они различают шприц. Тёмная сторона души терпеть их не могла и кажется, понимает почему. Вещество в шприце оловянно-белого цвета. Тиоловый яд. Они быстро реагируют за всё продолжительное время их проживания в половинчатом виде, хватая Логана за руку и не давая воткнуть в себя иглу шприца. Эдвард бьёт с ноги по колену, отталкивая того от себя. Выпавшая трость из левой руки грохотом приводит их в себя, надавив на деткую травму и  молниеносно заставляет прийти в действие. —Катитесь к дъяволу! –мистер импульсивно разбивает костяшки о чужую губу. Летят искры от боли из чужих глаз. Он подхватывает трость и собирается вылететь прочь из комнаты-морга, иначе он бы её никак не назвал, но Тресман привык доводить свои дела до идеального конца. За полу польто цепляется рука. Они оборачиваются, резко чувствуя мимолётную боль в виске. Удар чуть смазывается и приходится на лоб. —Нет, так не пойдёт. —Тресман для начала, снимает с них пальто, аккуратно складывает и вешает на стул. Убирает волосы с их лица. Он приступает к свежей травме. Со лба течёт кровь, пачкая висок, впитываясь в волосы и белую простыню. Логан поворачивает лицо Генри-Эдварда прямо. Обрабатывает висок, впитывает кровь бинтом, останавливает кровотечение небольшой ранки. На земляной коже уже вырисовывается гиматома. Удар пришёлся сильным, но вполне умеренным, чтобы не проломить череп и не убить. Ему всё-таки потребовалось немного покалечить это уродливо-прекрасное лицо, иначе мистер бы не дался ему. Тресман с усмешкой вспоминает как они сопротивлялись. Он берёт большие ножницы с тумбы рядом и осторожно подрезает им волосы. Аспидно-чёрные концы падают на пол в полном безмолвии под звук лезвий старых ножниц. Заботливо смывает кровь с волос, чтобы при расчесывании непослушных кудрей не пачкать пальцы и деревянный гребешок. Волосы на ощупь мягкие, забавно завивающееся. Редкостные. Логан расправляет ровный редок. Спокойно осматривает неподвижное худощавое тело. Оно совсем не тяжёлое и дотащить его до хирургического стола было очень просто. Как только он увидел его, то понял, что этот человек пренебрегает правилами приличия, находясь в помещении с покрытой головой, он понял-этот человек тяжёлый на характер. Логан умел скрываться за уравновешенностью и спокойствием. Главное правило его жизни - «Веди себя как большее количество воспитаных англичан.» Но увидев ЕГО первый раз в церкви, воспитанность перевесила смелость и восторг. Он приобрёл вдохновение и лёгкость рядом с ним. Он знал, что искусство делиться на красивое и уродливое, Логан был приверженец второго, поэтому когда он увидел Эдварда-Генри, очасти это лицо, он "влюбился" по большей части Хайд-Джекилл начал являться для него вдохновением, музой, его внешность, холодная интонация и равнодушие сыграло большую роль. И это толкнуло  Тресмана на самое большое безумие в его жизни, ранним зимнем утром, он придерживался его фотографией, а потом, он почувствовал, что него что-то щёлкнуло в голове, разум твердил не отпускать и он решил сделать его вечной частью своего паноптикума, чтобы любоваться. *** Эдвард спускается в тёмное, холодное помещение. Подвал, как он видит. Аккуратно спускается по каменным ступеням. Помогая себе рукой, чтобы не навернуться, ищет носками ног остальные ступени, что утопают в темноте. Прислушивается, слышит шаги в свою сторону, сердце гулко уходит в пятки, на одеревенелых ногах он добирается до двери, поспешно открывает её и тихо прикрывает. В тесном помещении много коробок и ящиков. Эдвард прячется за одним из ящиков в самом тесном углу. Он выбирается из укрытия и видит тесное окошко под самым потолком, рядом выступ, на который, о чудо, можно залезть. —Если сильно захотеть, то у меня получиться. Я же сам Эдвард Хайд. Мистер пододвигает ящик и ставит на него ещё один. Затем ещё и ещё выстраивая башню к выходу. Он поднимается, держа равновесие и заглядывает в окошко, из которого веет холодом и метелью прямо в лицо. Обвалакивает его холодом, раздувает ветром каре. Он видит белое небо, глаза начинают слезиться. Осталось дотянуться до выступа и залезть на него. У него без промедления со второй попытки получается это сделать, он упирается руками на оконный выступ, коленом на стенный выступ. Поддувающее стекло дышит на него морозным воздухом, он напирает ладонью, стекло трескается под её натиском. Он втягивает и так впалый живот и проталкивается вперёд медленно, но верно. Он вылазиет из окна на сырой, ледяной снег. Ползёт подальше, чуть не смеясь, что смог выбраться из прочно стиснутой ловушки. Поднимаясь на ноги, идёт пошатываясь. —Хайд, пожалуйста, бога ради.—упрашивает его Джекилл, чтобы Эдвард нашёл в доме Джона и вывел его из этого опасного места чёкнутого хирурга. Брюнет кривит лицом, но всё же слушается и снова ступает на порог. Игра продолжается. —Где Джон? - холодно спрашивает Хайд. —Вы пришли за своим другом? Восхитительно. Эдвард-Генри просыпаются в закрытом наглухо стеклянном помещении, вертикального типа, похожим на витрину. Прямо в ловушке. Тресман захлопывает ржавый шпингалет. Эту стеклянную клетку он делал очень долго, и главное с любовью. Сам вырезал на стекле узоры и символы на латыни. На верху, в узорах красуется фраза: «Memento mori». Близнецы заперты в тесном толстом стекле. Тварь царапает стекло, скалиться, стучит ладонями, рычит от негодования. —Воздух должен закончиться и тогда оно ослабнет. Они войдут в общее состояние от нехватки кислорода, и тогда мы сможем их разделить. - Рассказал мистер Тресман про свой план по разделению двоих эго. —Так нельзя поступать! Нужно выпустить его от туда, он же задохнётся!- Аттерсон уже было хотел вмешаться и помочь, как увидел, что запертый упал на колени и на запотевшим стекле руки не Эдварда, а Генри и тихую-тихую задышающееся фразу: "Джон, это я Генри! Джон, выпустите меня. Пожалуйста, Джон!" Голос принадлежащий именно Генри. –Нужно немедленно открыть. –адвокат двинулся в сторону заточёных, но Логан его остановил, дотронувшись до плеча. –Это может быть не Генри. Послышался рык. Эдвард в виде Генри хотел разбить стекло ко всем чертям, разъярённо стуча по нему с приглушённом рычанием. Всё сильней и сильней. Барабанит, кричит, выругивается всеми проклятьями какие только знает. Сил всё меньше и он чувствует себя рыбой выброшенной на берег. В миг ему удаётся сосредоточеться на двойной силе, которая у них имелась и стекло пошло трещенами. Ещё несколько ударов, разбитые костяшки и разбитое стекло. Осколки сияли и переливаясь от дневной серости из витрин. Мужчины кинулись в рассыпную по сторонам. Генри медленно выползает из разбитой клетки, аккуратно, хватая ртом воздух. Послышался глухой хруст и он упал на пол. Аттерсон кинулся к Генри, опустился на колени, схватив друга за плечи. Джекилл поднимает взгляд карих глаз на Джона, но резко его радужки глаз сужаются, превращаясь в узкий зрачок, размером с иглу. Боль со вздохом пронизает грудную клетку. Тело пронзила судорога, заставляя рухнуть на пол. Оно стало быстро видоизменяться, изгибаться и неестественно ломаться под хруст костей. Джон испуганно отскочил от него. Всё затихло, что-то маленькое  неподвижно лежит на полу в полумраке. Резкий вдох и движение. Эдвард поднимается медленно, облакачиваясь на стену спиной, он скатывается с неё тяжело дыша, последний хруст, он выгибается, протыкает ногтями ладонь, сжав резко травмированные пальцы в кулак. Не сдерживается от рваного вздоха, перетекающего в болезненный стон. Он поднимается на ноги, держась руками за стену. Хайд разворачивается назад, чтобы сбежать прочь. Они смогли выйти из "сбоя", запустили процесс, выровняли его, словно зажатый нерв. Организм вошёл в своё нормализованное состояние. Метаморфозы свернули в нужное русло. Но были более болезненными, наравне с первичными. Глаза были покрасневшими и опухшими от нескончаемого потока солёной воды. Лицо спокойно, и казалось, что обладатель слёз даже не замечал этого, утомлённый минувшей болью. Только шмыганье носом было слышно. Желудок тянет от голода. Ноги еле слушаются. Он чувствует резкое головокружение. Мистер Хайд словно пьяный, хватаясь руками, шатался от одной стены к другой. —Что это за тварь? — полушёпотом спрашивает ошалевший от увиденного и побледневшй Тресман, но Аттерсон не отвечает на его вопрос. —Это, кем бы оно не было, нельзя отпускать! - Тресман было двинулся за Эдвардом, но Аттерсон его приостановил. — Не трожьте его. Я поговорю с ним, и мы покинем вас. Ему нужно прилечь, а пока что, мистер Тресман принесите его верхнюю одежду. Тресман кивнул, в душе не соглашаясь с Аттерсоном, но всё же ушёл за верхней одеждой, снятой саморучно без спроса с хозяина. Аттерсон нашёл Хайда около стены. Он сидел на полу подперев коленями лоб, держась руками за живот. Джон садиться на корточки напротив маленького человека. —Мистер Хайд? - тихо позвал его Джон.— Как вы? Нам нужно отправляться домой. Поднимайтесь. Идёмте. - Джон замечает капли крови на кафелельном полу. Эдвард поднимает затуманенный взгляд. Из его носа течёт кровь. —Господи, у вас кровь! —Ублюдок. - послышалось ядовитое. Хайд забирает кудрявые волосы руками, иммитуруя хвост, но ровно подрезанные концы по шее всё равно спадают на щёки. Он морщиться, не открывая глаз. - Чёртов больной ублюдок, он хотел сделать нас эспонатом на выставке под стеклом! Под воду и свою чёртову витрину! —Давай же, Джекилл! Ты меня слышишь?! - Хайд пытается достучаться до своей первой личности. —Мистер Хайд, это вы просите Генри? —Вы не понимаете, какого это бороться за своё выживание. Не представляете какого это быть связанным по рукам и ногам. Когда ты даже не можешь владеть ситуацией при избиении... Этот чёртов Генрри оказался тряпкой. - он улыбается обветреными губами. Аттерсон что-то говорит, но Эдвард его не слышит. Мешает белый шум в его голове. Он приоткрывает глаза. Аттерсон помогает ему подняться на ноги. Хайд поднимается, плетётся по коридору привычной ссутулой походкой, придерживаемый Джоном за локоть. Кровь из носа капает на рубашку, с рубашки—на пол. Они проходят в комнату. Адвокат сажает его на стул. Тресман аккуратно и давольно заботливо обрабатывает чужие покалеченные пальцы и ладони от порезов стекла, сидя на стуле, напротив. Хайд рефлекторно хотел вырвать свои руки из чужих, но Логан сжал их. —Ваши руки, их нужно обработать и перевезать. Ох, как же так можно? Их нельзя так оставлять. Вы должны быть в идеальном состоянии! - Тресман спокойно смотрит на Эдварда. — Зачем? Зачем вы меня ударили? Вы чёртов псих. —Вы сами ударились головой. Вы говорили мне, как у вас иногда темнет в глазах и вы отключаетесь. А здесь давольно много тупых углов. —Нет, нет, я не говорил этого! Вы не могли из меня ни одного слова вытянуть, сукин ты сын! — Хайд, Успакойтесь. Всё в порядке. — Аттерсон стоит рядом, наблюдая. Только спустя минут три Хайд замечает осторожно перебинтованные пальцы, что приводит его в ненависть. Внутри поднимается ярость. Головная боль чуть отходит на второй план. Хайд морщит нос, кривиться от негодования, поднимается на ноги и ступает твёрдой, властной походкой всё ближе к Логану. — Вы проходите через столько мучений, чтобы заново переродиться, мистер Хайд... Это восхитительно. Мы это обсуждали. - Тресман отступает назад. — С кем же!? — Мы говорили с мистером Аттерсоном насчёт помощи доктору Джекиллу. - Тресман спокойно всё объяснил. —Ему не нужна помощь, он здоров, в прекрасной форме. —Вам нужно прилечь. — О вы, по совместительству ещё и доктор? Как мило. - он улыбнулся жестоким, холодным оскалом. Эдвард отходит к полкам и берёт один ценный экспонат в свои руки, осторожно обращаясь со стеклом. Разворачивает к себе, рассмотривает, резко замечает краем глаза движение Тресмана в свою сторону. Он вытянул перед собой руки и боялся что Эдвард опрокинет всё на пол. —Ммм... - губы расплываются в длиной ухмылке. - Так вот почему вы взялись за нас. Доктор, вы явно больны. —Поставьте на место, не смейте ничего здесь трогать, мерзкий паразит. - цидит он сквозь зубы. —Все мы кем-то да являемся, мистер Тресман. —Прекрасный уродец. Не находите? Жаль что я не помещусь в банку, не мой размерчик. - он кидает банку коллекционеру прямо в руки. Тресман ловит её. Хайд замечает свою трость рядом со стулом, на спинке которого его пальто и цилиндр. Берёт её, перехватывает двумя руками трость покрепче и обрушивает её на витрину, продолжая всё колоть в дребезги, разносит все полки вокруг себя. Летит стекло, раствор для бальзамирования расплёскивается на стены, капает с покорёженных полок, растекается по полу. —Стойте! Не смейте!! Не трожьте! - Тресман перехватывает трость, пытаясь её отобрать, но Хайд вцепился в неё мёртвой хваткой, не желая отпускать, он громко кричит, переходя на визг Тресману в лицо, как позволяет не до конца вылеченное горло. Оглушает его до белого шума в голове, отталкивая рывком от себя. Аттерсон сзади перехватывает трость и видит в глазах демона только разъярённость. Они выходят на улицу. Лицо Хайда и Аттерсона жжёт от нахлышувшего холода. Голова гудит. Глаза застилает метель и режет ветер. По глазам тут же бьёт светочувствительность. Мистер вздыхает. Эдвард стоит на улице рядом с Джоном, ждя проезжающий кэб. Закуривает сигарету, держащую в зубах с помощью спичек, черкает первую-не горит, получается только с третьей попытки. Спички промокли. —Блядство.— выпаливает он, выдыхая сизый дым, прикрыв глаза. Голова ещё болит, в левой стороне лба противно пульсирует. Он слизывает засохшую кровь со своих губ. Сжимает надболдашник трости. На следующее утро, Аттерсон находит доктора Джекилла курящим, перед окрытом окном. Голова перевязана бинтом. Спереди бинт слегка пропитан кровью. — Я готов возместить ущерб, мистеру Тресману, который причинил ему Хайд. *** Хайд жуёт на морозе мандарины, идя под руку с Генри. Джекилл снисходительно наблюдал за ним, упираясь для большей твёрдости на его трость, чтобы не дай бог не поскользнуться ступив на лёд. На улице свежий мороз, снег блестит корочкой, где-то переливаясь на замёршим стекле витрины радугой от угла соприкосновения зимнего солнца. Улица залита утреним янтарём. Серые тени падающие от домов словно зебра на дороге. Колесо фортуны было сегодня явно не на стороне Генри: он всё-таки поскользнулся на припорошенном снегом льде, утянув с собой Хайда, что даже упав не переставал жувать и набивать рот дольками мандарина. –Я вижу вы исправляетесь, даже не разу не выругнулись. – Джекилл отрехал пальто от снега, поднял цилиндр улетевший с белых волос. Опустил взгляд на низкорослика, что молча смотрел на него, всё ещё жуя, глотает, а уж потом низко и хрипло выдаёт: "Рот был занят." Он пожимает узкими плечами, снова чища новый мандарин ногтями, сок плещет на снег. Хайд проследил за удивлённым взглядом Джекилла, что прикрыл рот рукой в чёрной перчатке. Мандарины лежат на белом снегу как средние оранжевые бусины, после того как попали по витрине и разбили её. Эдвард быстро хватает свою трость, хватает под руку Генри и бежит прочь, тащая учёного за собой. Джекиллу не вырваться из крепкой хватки Хайда, ему остаётся только следовать за ним. Громко, почти гортанно смеясь, маленький человек бежит вперёд. На душе Генри так хорошо – хорошо. Добежав до переулка, они останавливаются, отдышиваясь. –Фух, аж пить захотелось. –Генри поправил шарф на своей шее. –Вон, сосульку пососите, доктор Джекилл. – он всё лыбился, как счастливый ребёнок, во все свои кривоватые клыки.