Crista galli

На острове Раб, по-латыни Арба, ещё сотню лет назад вышедшим из-под итальянской юрисдикции, имелся не только восьмивековой монастырь бенедиктинцев, но и приличное количество нудистских пляжей, уютные домики местных жителей с геранью на подоконниках и ночные дискотеки, остатки крепостной стены и несколько дворцов, всюду слышна немецкая речь туристов из Германии. Весьма колоритное сочетание! Создававший порт-ключ, который агенты запросили в Министерстве вместе с розыском Роберта Михалека из Хорватии, позаботился о том, чтобы путешественникам было удобно — точка выхода из аппарации была в парке близ центральной автобусной остановки города Раб. Полученный через Министерство адрес, правда, значился как Барбат-на-Рабу, дом 359. А в Барбат шёл из Раба маршрут компании Аррива стоимостью проезда 4 евро, но вот незадача: последний автобус ушёл в два часа по местному времени, а следующий будет лишь в семь. Им хватило бы на первый взгляд и чуть более часа дотопать пешком до Барбата, либо найти такси. Осталось всего чуть-чуть. По данным журнала регистраций прибытия/отбытия международным стационарным порталом Роберт Михалек посещал Британию вечером 20 декабря. — Тогда можно и на метле, Северус, да? — ради дела можно было и потерпеть. А ещё со Снейпом всё ж таки лететь не страшно. У него хорошая реакция, он может подстраховать. — Можно, я рядом полечу. — ответил он. — Не со мной? — Тебе удобнее будет. Чары отвлечения внимания держать буду я. Северусу неведомо было, что именно испытывал Волдеморт при полёте, но у него, чем тяжелее на душе, тем легче выходило подняться в воздух. Грейнджер стартовала первая, выше деревьев не желающая взлетать. Северус зажмурился, вспомнил убийство Дамблдора и плавно поднялся вверх. Что за день, сплошные воспоминания! Держались автодороги на Барбат, ведущей на юго-восток. Незаметно вылетели из Раба и пролетели мимо Баньол, было непонятно, где именно они находятся, поскольку указателей не встретили, или не заметили. Наконец, маленькая жёлтая табличка с названием поселения ознаменовала цель их приземления, ещё немного дотянули, решив, что трёхсотые дома начнутся не сразу и не прогадали. Ближайший указатель на столбе содержал номера домов не выше двухсотого. Светлые, как у всех в округе, стены, почти кубическая форма, два этажа и крыша из кирпично-красной черепицы, дома различались лишь небольшим количеством деталей — где-то было крыльцо, где-то балкон, и окна-двери были ориентированы-по-разному. Местные, в основном, зарабатывали на жизнь сдачей жилья в аренду — то тут, то там на это указывали таблички. Пришлось ещё поплутать по части Барбата, чтобы, наконец, найти нужный дом. И кто бы мог подумать, что он окажется прямиком за садом у дома 305 "Апартаменты Босняк". К нему вела тупиковая дорожка мимо соседей, к счастью у них были близкие номера домов, но искомый с трёх сторон удачно оказался окружён садом. Тихое местечко. Как только они перешагнули границу, почувствовали, что сработала старая сигналка. В окне появилась, а потом исчезла голова, значит, хозяин начеку. Дверь не взяла обычная Аллохомора, поддавшись Северусу лишь с третьего раза, когда он применил нечто их не самых хороших в том числе для вызывающего, заклинаний. В него тут же прилетел Ступефай, но пущен был как-то неточно. Он, пожалуй, смог бы поразить Снейпа, как бы не его мгновенное Протего, а затем был ещё один Ступефай, который тоже был с успехом отбит. Человеческая фигура в дверном проёме, ведущем в комнату стала мишенью простого Экспеллиармуса. Вот и всё. Слишком просто даже. — Нашли ми — послышалось от него по-хорватски. — Мы расследуем дело об убийстве Клэрис Хорнби — произнёс Северус на родном. Он знал же, что тот понимает и сам говорит по-английски. — Я не хотел! Это случайность! — как-то нечётко выкрикнул мужчина, что-то изображая на лице. Как будто ему досаждал кто-то невидимый. — Нет смысла отпираться, вы только что подтвердили действиями свою причастность, дело лишь в подробностях — спокойно произнёс агент Снейп, не опуская, впрочем, свою палочку. — Это всё этот криста галли! — выпалил Михалек, — Он, он отнял у меня любимую! И криста галли отправил её в мир иной! Я не хотел! Мне же нужно было. Только растение! Просто выращивать его! Самому! Я не могу без него! Я ничего не могу! Мне же плохо! Мужчина, больше походивший на живой скелет, поскольку был сильно истощён, вёл себя как-то совсем нехорошо. Иногда совершая странные движения, будто марионетка, которой управляет очень неумелый кукольник. Северус, недолго думая, огрел его Петрификусом, а затем набросил несколько видов диагностических чар. Следов проклятий не было. — Полагаю, подозреваемый не отрицает свою вину, но в точности понять, что он хочет нам сообщить, не удаётся. И у меня есть основания считать, что не в языковом барьере здесь дело. Гермиона... Мне нужна полная ясность, с чем мы будем обращаться в Аврорат. Ты... не могла бы последить за нами пока я применяю к нему легилименцию? Просьба для Грейнджер показалась странной. Обычно Снейп спокойно копался в мозгах у опрашиваемых и не нуждался ни в каком присмотре, скорее наоборот, он постоянно контролировал обстановку вокруг, готовый в случае чего, немедленно среагировать и защитить себя или напарницу. Здесь было что-то не так, но за всё время, проведённое с ним, она знала, что разъяснения получит позже, а сейчас, если ему необходимо, надо сделать как он просит без вопросов и препираний. Она поудобнее перехватила палочку, расставила ноги пошире, чтобы удобнее стоять и кивнула, дав сигнал её готовности. Снейп отправил обездвиженного Роберта в угол между спинкой дивана и правым подлокотником для устойчивости, сам привалился к другому углу, чтобы не упасть, а руку с палочкой оставил на спинке. — Легилименс! Считывание могло сильно отличаться от человека к человеку. Его мог встретить тусклый мрак или мешанина из ярких люминесцентных красок, стройная упорядоченность мыслей согласно какого-либо принципа, выглядящая, скорее, как картинка из калейдоскопа, нежели как каталожный список, порой это был лабиринт отражений из стенок, образованных зеркалами из цветного стекла, или же несистемное хранилище, больше всего напоминающее городскую свалку, где важную роль играли ассоциативные связи, подобные предметами прикованным к длинным цепям. А порой разум представлялся как карты созвездий из астрономических атласов. Каждый памятно-мыслительный конструкт — это звезда, лучами соединяющаяся с себе подобными, а также с объектами-спутниками. Причём образы были не только визуальными и слуховыми, они могли давать ощущения запаха, вкуса, прикосновений, тепла или холода, и даже боли. И зачастую Северус читал, а не сканировал разумы без глубокого погружения, но интуиция ему подсказала, что в этот раз так не выйдет. Он провалился в такую мрачную мешанину образов, что с первого взгляда здесь было просто не за что ухватиться. Это нагромождение образов, подёрнутое серым налётом, будто покрытое плесенью, больше всего напоминало ком из детской массы для лепки разных цветов, замешанный так, что разделить по цветам обратно уже не представляется возможным, а стоило только коснуться воспоминания на поверхности, оно, липкое, тем не менее, оказалось не связанное с другими, и следующее было таким же, и при возврате они приклеились как-то по-новому. Значит, работы будет много, и сил на это уйдёт совершенно неимоверное количество. Поверхностным считыванием здесь не обойтись, какое-то подобие структуры здесь прослеживалось с трудом, а это значит, надо полностью нырять в чувства, мысли и память этого человека. И испытать всё то же самому, как будто проживая моменты жизни вместе с ним. Сродни временному слиянию. Таковы издержки глубокой легилименции. Жаль, только, что не удалось хорошо, плотно поесть, сейчас бы хоть это не помешало. Захваченный чувствами из чужого разума Северус терял ощущение своего тела, мёртвой хваткой вцепившись в палочку, голову же он положил на плечо, чтобы, когда он обмякнет, не упасть и сохранить контакт, и смотрел, смотрел, не моргая, прямиком в карие глаза. К сожалению, увиденное уже вызвало расстроенное недовольство - гармония организации памяти была нарушена, это неминуемо означало провалы в памяти, но худшее было в том, что эти странные непредсказуемые формирования связей, по-видимому означали наличие когнитивных нарушений, что и стало заметно по тому, что тот нёс. Читать мозг человека с деменцией ещё ни разу не приходилось. Прошло с десяток минут, а обмякший Снейп, казалось, держался на одном честном слове. Рука, по-прежнему державшая палочку, побледнела, пальцы, судорожно сжимающие палочку невероятным усилием воли, стали совсем белыми, и запястье едва заметно подрагивало от напряжения. На лице с застывшим мрачным выражением жили только глаза, внимательно и немигающие остановившимся на глазах визави. И постепенно взгляд приобретал тревожно-печальный оттенок, вопреки нарастающей сухости становящийся влажно-воспалённым, а затем заблестел даже лоб. Грейнджер же было скучно. Она уже успела изучить обстановку в пленённой холодной тенью комнате. За окном удлинялись тени от заходящего в ясном чистом небе солнца, но и здесь чувствовался зимний период — пусть днём можно было обойтись и без плаща, но сегодня всё портил дурацкий ветер с северо-востока, наконец, затихающий к ночи. Без ветра бы местечко и вправду сошло бы за райское. По крайней мере, с её точки зрения. В Лондоне тоже вечерело. Несмотря на то, что заход солнца там должен наступать позже, более северные широты сыграли коварную роль в укорочении дня. Поэтому серый, хоть и без осадков день постепенно тускнел, загорались фонари, ночные огни транспорта, окна домов, топились камины, сияя золотом живого огня, и во многих окнах танцевали разноцветные огни, предвестники скорого праздника. Кто-то уже любовно упаковывал подарки, кто-то ещё был в центре этой толчеи в магазинах выбирая, что подарить близким. А здесь тихий зимний день переходил в длинную и спокойную зимнюю ночь. Мрак комнаты уже укрывал убогую обстановку жильца, хотя контрасты фигуры Северуса были хорошо заметны — вся фигура и волосы темнели, выделялась лишь бледная кожа рук и лица, и чернели провалами в бездну его глаза. Северус, наконец, еле шевельнулся - затёкшее тело не давало свободы движений. Сейчас он разгонит кровь и через десяток минут всё будет, как прежде. А пока затёкшие конечности сильно ограничивали его в движении, а ощущения были ватными, и эта вата скоро сменится покалыванием множества иголок. Неловко встав с дивана, он неуклюже рванул в прихожую, в сторону выхода. Девушка устремилась за ним. — Что такое? — Курить есть у тебя? — хрипло спросил он. — Да. Сейчас. А Михалек? — Я его усыпил. Пусть проведёт это время в спокойствии и наберётся сил. Ночь будет непростая. Она достала из своей сумочки-на-все-случаи-жизни то, что в общем-то случайно попало к ней, но лежало про запас, "Беркли" и "Ламберт и Батлер", обе не открытые, в плёнке, и Снейп тут же хватанул суперкингсайз и стремительно вышел за дверь на крыльцо. Облокотившись на перила, он прикурил от палочки и судорожно, глубоко втянул в себя дым, замерев и уставившись куда-то вдаль в сторону моря, следом сделал, прислушиваясь к своим ощущениям, вторую менее глубокую затяжку, затем же вошёл в более спокойный ритм. Грейнджер высунулась следом. Что разбередило Снейпа? Да так, что он, не имевший сей вредной привычки, умчал курить. Почему табак? У неё же найдётся и парочка зелий. Северус обнаружен был ею на крыльце, тёмной тряпочкой висевший на перилах. — Я уже сделал вызов в местный Аврорат. — глухо пробормотал он. — Но... Здесь надо оформить всё надлежащим образом. — Что ты имеешь в виду? Есть ли что-то, что мне нужно знать. В том числе прямо сейчас, до прибытия авроров? — Не знаю, каковы особенности магической пенитенциарной системы Южной Европы, однако я уверен, что Азкабан — это одно из, если не самое худшее место в мире. Он серьёзно болен и это его доконает. — Что ты затеял? Северус, ты же понимаешь, что на нас огромная ответственность, касающаяся исполнения законов и мы не имеем права ни на йоту отступать от них, действуя исключительно в рамках правового поля, а у меня ощущение, что ты хочешь провернуть нечто для нас непозволительное. Я права? — Общественные отношения регулируются не только правовыми нормами, но и моралью. Но что поделать, если в данный момент я испытываю внутренний конфликт между выполнением служебного долга и желанием поступить в соответствии с собственными моральными принципами? — А ты не думал, что твои принципы могли быть слегка... извращёнными? И не соответствовать доминирующим в обществе? Он даже дёрнулся, побледнев. Это ещё на что намёки? Снова он не соответствует чьим-то представлениям. Мордред дери, вот тебе и суета, и предвкушение новогодних праздников. Не то, что он ждал их, но проблем точно не ждал, мечтая на праздничных деньках полного отдохновения от рабочей рутины, наедине сам с собой. И уж тем более он не ждал того, что увидел. Он молчал, впервые не зная, что ей сказать. Вернее, как. — Что. Ты. Задумал? — Я… решил любезно предоставить подозреваемому воспользоваться нашей сигналкой, поскольку он был готов совершить явку с повинной, но наш визит мог лишить его шансов. По счастью, у нас была возможность быстро вызвать местный Аврорат, и пока мы ожидали, прибытия местных сотрудников правоохранительных органов, подозреваемый был не против мне рассказать и показать, что же именно случилось с жительницей другого, нашего острова. Он искренне раскаивался, будет просить суд о снисхождении, а дело будут квалифицировать по случаю причинения смерти по неосторожности. Именно это я бы просил тебя указать в отчёте… Я просто сделал вызов его палочкой. — Но зачем? — Так у него будет возможность отбывать наказание на родине, и сотрудничество со следствием, возможно, поможет сократить ему срок. — И это всё из-за того, что ты в нём прочёл? — Да. Я... Не могу оставить это дело просто так. — он достал вторую сигарету и немедленно прикурил. — Я надеюсь, ты точно уверен в том, что ты делаешь. Мы нарушим несколько законов, и.... примерно три десятка правил, предписаний и инструкций. Я могу назвать почти их все, пусть и не дословно. Даже если при служебном расследовании я сообщу о том, что ничего не знала, наша обязанность не только, работая в паре, помогать друг другу, но и.... удерживать друг друга от всяких опасностей, — она старалась, как можно вежливее выразиться, но обоим было очевидно, что имелась в виду слежка друг за другом, поскольку, наделённые широчайшими полномочиями люди должны удерживать друг друга от злоупотребления служебным положением. А уж в случае Северуса необходимо иметь кристально-чистую послевоенную репутацию, иначе его ждёт провал— спустят всех собак, обвиняя во всех грехах, своих и чужих, мыслимых и немыслимых. — Ты хороша во многом и в одном просто великолепна — своей замечательной памятью, но... давно ли прошли те времена, когда ты позволяла себе не считаться хотя бы со школьными правилами поведения? И ладно бы речь шла о неизлечимо больном человеке, большей частью это было потворствование хулиганским выходкам... твоих друзей. — Но это же не взрослая жизнь, это было несерьёзно. — То, что ответственность, наступающая за проступки в закрытой школе, где преподавателей полтора десятка, а учеников может достигать и полутысячи, не настолько серьёзна, каковая налагается на полноценного совершеннолетнего члена общества за нарушение порядка, не делает школьные правила менее серьёзными. Школа готовит детей к взрослой жизни, и дисциплина — один из важнейших факторов. Или ты следуешь двойным стандартам, позволяя себе то что не позволяешь другим? Quod licet Iovi non licet bovi (Что позволено Юпитеру, не позволено быку)? — тон его уже не был тих подавлен, он повысился, уже нисколько не напоминая просьбу, хотя Северус, вообще говоря, сам и просил же нарушить правила. Но ради абсолютно чужого человека, не имея никакой выгоды. Так что, значит, она не совсем права? — Ладно. И учти, если у нас будут проблемы, я так просто тебе этого не прощу! Ты лично задолжаешь мне и очень много. Я самолично достану тебя из Азкабана, трижды заковыристо прокляну и запихну обратно! Только вот что ты там увидел, ты мне должен рассказать! — Он... познакомился с ней в Италии, когда она уехала с подругой путешествовать по Европе после окончания школы. Пробовать себя, мир повидать. Он же прибыл в Италию учиться, и они впервые встретились во время того, как обшаривали альпийские луга в районе Альбавилла, она из гербологического интереса, он из зельеварческого, поскольку учился он на Мастера Зелий. Одна заинтересовалась произрастанием золотого зерна ацтеков - амаранта или щирицы, а другой заинтересовался в варке зелий из метёлок с псевдозерном или других частей растения. Слово за слово, и вот подруга уже слегка заброшена, а наша парочка гуляет по окрестностям, затем выдвигается на юг, где местность поприятнее. Понятное дело, что теперь уже яркого желания продолжать путешествие по Европе у Клэрис Доэрти нет, в отличие от всё ещё одинокой Дианы, с которой отношения у Роберта складывались плохо. Диана уговорила Клэрис вернуться в Англию, но через заезд во Францию, и по выходным к ним наведывался наш будущий зельевар, поскольку страны соседствовали. Наконец Клэрис уехала в Англию, обещая писать письма и изредка, по возможности встречаться. Погостили у семьи Доэрти и затем обосновались в Лондоне, нашли работу и стали искать себе группу по интересам среди молодёжи Так Клэрис познакомилась с Кевином Клири, — это ты уже знаешь, и его бунтарство юности, этот вызов общественным нормам, а также музыке чем-то её привлёк, в отличие от тихони Михалека, который по-английски говорил хуже, чем по-немецки. Они быстро поженились, один за другим появились дети — Лора и Винсент. Но затем, видимо повзрослев и накопив недовольство браком, Клэрис разводится, и уезжает к родителям с маленькими детьми. Внуки семьёй были любимы. Дед, активный до последних дней, уходит из жизни и оставляет хозяйство на Клэрис, которая, не имея ни сил, ни желания управлять предприятием продаёт его и с матерью переезжает в Лондон — всё же столичный город даёт иное качество жизни, и детям нужен доступ к образованию. Из редка она встречается с Кевином, но чаще с ним встречаются дети, которые искренне любят отца. Уходит из жизни мать, дети разлетаются из родительского гнезда и Клэрис, уже будучи в возрасте, находит свою любовь и повторно выходит замуж за человека старше себя — Мэттью Хорнби. Все эти годы она ведёт тихую жизнь маггловской женщины, и её тайна известна тем немногим людям, которыми она себя окружила. Но своё любимое занятие — выращивание растений она всё же практикует все эти годы. А вот Роберт Михалек свою первую любовь так и не смог забыть. Конечно, он испытывал ревность к Клири, хотя держался на безопасном расстоянии от их семьи. Он целиком сосредоточился на собственных академических достижениях в области зельеварения и терапии проклятий, не обзаведясь ни детьми, ни какой бы то ни было семьёй. Как чувствовал. Сам он по матери валялся потомком довольно известной линии хорватских колдунов - Кнежевичей. Мать его, сыграв свадьбу с Дамиром Михалеком, словаком маггловского происхождения из города Илок, тоже недолго оставалась замужем, разведясь через несколько лет брака, с отцом Роберта по неизвестной причине. Его судьба Роберту неведома. Этот дом, в котором он проживает ныне, достался ему от матери в качестве остатков былой роскоши семьи Кнежевич, участок куплен у покинувшего остров владельца предположительно итальянского происхождения. Казалось бы, всё хорошо, но тут уже давно пребывающего в среднем возрасте Роберта настигает страшное проклятье — у него проявляется неизлечимая болезнь — хорея. — Хантингтона? Это генетическое заболевание. Я читала об этом. — Она. До сих пор ему так и неизвестно, что случилось с Дамиром Михалеком, был ли он болен или же это спонтанно возникшая мутация. Все Кнежевичи, которых он знал - здоровы. Казалось ей, по завершении рассказа он обольёт несчастного, который таки заставил из ещё помотаться, галлонами сарказма, размером, этак с небольшой пруд, с комментариями, как не надо делать, однако напарник, немного помолчав, сказал, что продолжит его дело, у него, наверное, ещё есть маленький шанс хотя бы слегка улучшить его состояние. Они, передав Михалека сотрудникам хорватского Аврората и поставив подписи в бумагах, активировали порт-ключ домой, прямиком в каминный зал Министерства. Приближалась ночь. Отчёт надиктовывали оба уже прытко пишущим пером. Северус, чтобы не мешать напарнице, окружил себя Муффлиато. Каждый запечатал свой пергамент, и мужчина, чтобы отвлечь себя от тяжёлых мыслей, взялся за сопроводительное письмо. Наконец, их документы, перевязанные вместе с делом зелёной ленточкой закрытого случая, были отлевитированы в распределяющий шкаф. Двери закрылись, сквозь щели сверкнул золотой свет и теперь шкаф можно было открывать снова — их ждало наиполнейшее иллюстрированное руководство по волшебным кухням народов мира от Альберто Буонаппетини, весьма дорогая из-за своего объёма книга толщиной с примерно с ладонь. Грейнджер выбрала её для подарка Молли Уизли, не сомневаясь, что та сей великолепный подарок оценит по достоинству и в будущем не раз порадует своих гостей чем-нибудь особенным, ещё и сопроводив интересной историей из книги. Ещё один подарок наконец-то был спасён! Напарники расстались у телефонной будки, Гермиона аппарировала домой, в лондонскую квартиру, а вот Северус не торопился.