Crista galli

В те дни, когда маггловский мир проникает всё глубже в мир волшебный, знания о том, с какими вызовами придётся столкнуться в том числе и в отношении наследственных болезней, существенно облегчат задачу. И если этот несчастный, в одиночку бился над своей проблемой, то теперь, прямо с этого момента он уже не одинок. Северус унёс в обычном бумажном блокноте написанные чёрной ручкой скупые заметки и словесные наброски идей, которые пришли ему в голову. При просмотре записей Михалека он был удивлён упорством человека, который расписывал, анализировал, сочетал и вычислял пропорции и взаимодействия всевозможных ингредиентов животного, но главным образом растительного мира на предмет их неврологических эффектов. Северуса вовсе не тянуло провести ночь в сияющем яркими предпраздничными огнями Лондоне, хотя к услугам особого отдела было несколько конспиративных квартир помимо своей, но мысль вызывала отторжение. Он решил аппарировать к тому дому, где он родился и провёл своё детство. Прошёлся потёмками Коукворта и повернул в Спиннерз-энд. Здесь уже мало кто жил, и у тех, кто ещё оставался на окнах не висели гирлянды, не красовались дверные венки, и дом Снейпа так же был под стать окружению. Тёмный, унылый, стылый и слегка влажный из-за отсутствия отопления, дом встречал его чернотой оконных стёкол, будто таивших за собой абсолютную пустоту. Обычный когда-то в далёком прошлом дом, ставший его личным Оплотом Тьмы и кусочек этой Тьмы всегда носил с собой Северус в своей памяти. Теперь он вернулся в свой загон для раненого зверя, что было сродни последнему кусочку паззла в мозаике безрадостной картины жизни. Только лишь закрыл дверь, отрезая себя от всего мира, не помня себя сделал шаги в гостиную и кулем, как был, в плаще и не снимая обуви, осел на край дивана, а затем скрючился, упёршись головой вниз и обхватив лоб руками, длинные пальцы зарыв в волосах. История убийства Михалеком Хорнби всколыхнула историю убийства Лили и все те действия, которыми он причастен к этому. Тот-то хоть пожил спокойно, а убил по неосторожности, плохо осознавая, что делает, в результате болезни, а вот он все свои ужасные дела натворил сам, пребывая в ясном уме: убил любимую женщину руками господина, которому вверил свою судьбу, получив страшную отметину, а затем предал его, добровольно заточив в себя в тюрьме школы для юных магов и отдав жалкие остатки себя в служение идеям другой личности, весьма неоднозначной, только ради того, чтобы погибшая была отмщена. Он тогда, в девяносто восьмом выжил чудом. Брошенный всеми он уже умирал на полу Визжащей хижины, но ведь он заранее готовился к возможной встрече со змеёй Тёмного лорда и готовил пути отступления — всё это на всякий случай, чтобы довести мальчишку Поттера до самого его конца. И позволить себе умереть можно только после кончины сына Лили. Поэтому, наверное, только фирменная снейпова злоба и ярость на произошедшее, на Тёмного лорда, который решил именно посредством змеи свести счёты с ним, на бессилие, из-за раны и уже приличной кровопотери, на отданные воспоминания мальчишке, чего он делать вообще говоря, не собирался, но испугался, близкой собственной кончины, даже на Дамблдора, годы совестившего его, зато спокойно готового самолично отдать мальчишку на заклание, позволили организму выжать из себя максимум возможного, так что он оказался способен не только кое как встать на четвереньки, но и даже, крутнув корпусом, аппарировать, чудом не получив расщепления, в безопасное место, чтобы позволить себе немного отлежаться, напоследок бросив Инсендио в груду тряпья. Конечно, увидеть победу своими глазами он не успел, валяясь в беспамятстве, пока организм, простимулированный необходимыми зельями, выполнял восстановительные работы. Очнувшись он первым делом проверил метку. На бледно-желтоватой коже она отливала перламутром давнего шрама. О том, что Поттер выжил, Северус узнал в первой же газете, которую смог добыть. Новость вызвала... пустоту, слегка приправленную радостью от факта, что сын Лили жив. Видимо, что-то внутри него сгорело дотла, пока тело "горело" от разлившегося по нему яда, а яд сгорал в реакции с антидотом, а в это время в горах Шотландии полыхал заброшенный дом. Наверное, просто сгорела вся его прежняя жизнь. Дальше предпринимать усилия по собственному сокрытию от всех он не стал, позволив аврорам явиться за ним, и отправить на одиннадцатый этаж Министерства. А уже в нём его настиг Орден феникса в лице Кингсли, Макгонагалл, старших Уизли и, конечно, сына Лили. Так он получил не только свободу, но и предложение поработать на Министерство. А теперь давно отжившее, отмершее внутри снова подняло уродливую голову ужасных воспоминаний с пастью, полной острейших зубов ненавистных событий прошлого, терзавшую несчастную душу. После стольких лет. Но время шло, а небеса не падали на землю, не били молнии в попытке уничтожить. прервать жизнь презренной душонки, и сердце всё ещё стучало, и лёгкие перегоняли воздух. И разум жив, которому сейчас было плохо. Хотелось избавления. Но плохо было в эту ночь не одному ему и, без сомнений, кому-то тоже жаждалось избавления. Северус слегка шевельнулся, медленно встал, а затем всё же вышел на террасу, открыв дверь чёрного хода и долго стоял, всматриваясь в темноту, снедаемый невесёлыми мыслями. В кармане осталась пачка сигарет, взятая у Грейнджер, и длинные тонкие пальцы опущенной в карман руки то и дело теребили её — мужчине нестерпимо хотелось чем-то снять нервное напряжение и ещё раз закурить — это могло стать выходом, поскольку умиротворяющий бальзам и любое другое успокоительное зелье ему сейчас противопоказаны из-за этого бешеного ритма расследований, взятого их парой для того, чтобы вернуть рождественские подарки в этом инциденте со шкафом. Следующее утро он должен встретить в полной готовности. Иначе это навредит его навыкам менталиста. А до этого ещё и сварить зелье, отправив его в хорватский Аврорат. Но с другой стороны, одна-две лишние сигареты в потакание собственной слабости, и вот, начинаешь дымить вовсю, чаще и чаще, обманывая себя в том, что вредная привычка под контролем и всегда можно успеть бросить, если будет необходимо, тогда как ты на крючке уже почти с самого появления той мысли. И, конечно, это был бы удар по одной из его особенностей, которые Снейп ценил в себе — его талант зельевара и тонкое обоняние, этому всячески способствующее. Покоя не давала ещё одна мысль, порождённая записями Роберта, о которой он не рассказал Грейнджер. В далёком девяносто шестом, когда Северус уже был связан непреложным обетом, и не знал, выживет ли он сам, а Альбус Дамблдор запустил обратный отсчёт до окончания своего земного существования, в Хогвартс на имя тамошнего учителя зелий пришло письмо из Хорватии. Северус до сего дня так и не был не уверен, кому именно было адресовано письмо, ведь долгое время должность учителя зелий оставалась за ним, и лишь пару месяцев Слагхорн вновь стал замещать её. Напыщенный индюк, видимо, решив, что письмо адресовано ему и таит в себе какое-нибудь признание его дутых заслуг, а тем паче приглашение на какое-нибудь международное мероприятие, унёс его из учительской, а наутро следующего дня явился в кабинет учителя ЗОТИ, положив это письмо на преподавательский письменный стол, за которым сидел заполнявший журналы Снейп. — Северус, друг мой, я, конечно, бы и сам мог утрудить себя ответить на сие сообщение, но, думаю, для вас это послужит интересной задачей. Нервная система человека — возможно ли воздействовать на неё, совместив миорелаксирующее, ноотропное и укрепляющее зелья без взаимной ингибиции их действия друг на друга, даже разнеся по времени их приём за сутки, но наоборот, ещё и усилив их эффекты на орган-мишень? И возможно ли расширить это решение на терапию некоторых затрагивающих нервную систему проклятий, раз уж вы, дорогой друг, оказались в этом деле большим специалистом. «В чём я, равно как и в отношении зелий, всё же сомневаюсь» — мысленно закончил за него Снейп. — Наш далёкий коллега из Хорватии нуждается в совете. Может, у вас найдётся хоть какая-нибудь идея? Конечно, было очевидно, что старому сибариту не хотелось отвлекать себя от приятных занятий ещё и ответом на какое-то письмо, и он решил спихнуть задачу своему более молодому коллеге, зная, что тот не посмеет отказаться. Но всё же Снейп почувствовал себя снова тем самым мальчиком, который так хотел, чтобы его заметили, пригласили в Клуб Слизней, ему было важно знать, что он чем-то ценен. Вместе с Лили, вовсю пользующейся его личными доработками. Его зелья были, как и зелья Лили безупречны, но он, нищий полукровка, так и оставался незамеченным своим деканом. Он упрямо писал о своём мнении в бесконечных ученических эссе, надеясь на то, что это хотя бы не пропадёт в истории, в то время как любящая внимание Лили блистала на собраниях клуба вовсе не знаниями, хоть бы раз обмолвившись о достижениях своего друга, а яркой красотой и умением приспосабливаться под обстоятельства своим гибким характером, иной раз непримиримым, а иной покладистым. Заискивающий перед директором и его заместителем Слагхорн и спустя годы относился к Снейпу свысока, не признавая его себе равным, пусть тот и занимает должность декана, по правде говоря, не сильно интересуясь успехами, а уж в те годы так и просто журивший, хотя и мягко, своего ученика за то, что очередной стычки с гриффиндорской четвёркой избежать не смог, не вникая в суть конфликтов. Северус так и оставался раздражающей занозой для Горация. О возможности отслеживания на фоне индицентов с другими учениками, коих было немало, никто не догадался о прицельной магический слежке. И вот, в самом деле, письмо из Хорватии, где коллега-зельевар, занятый снятием проклятий просит помощи в разработке. Конечно, отнесись Северус к письму должным образом, то могла бы завязаться переписка, но кто же знал, что проект, над которым трудится коллега из Восточной Европы, вызван не академическим интересом, не вопросом практической колдомедицины из желания помочь пациентам, а суть жизненная необходимость для самого зельевара, который все решения будет испытывать на себе. Мучимый неизвестностью относительно своей судьбы, Северус дал в ответе свои теоретические соображения по возможным ингредиентам и соответствующие им способы варки зелья, будучи уверен, что, либо обет его сведёт в могилу, либо проклятие должности, либо общественность линчует, не простив убийства Дамблдора, а может, и раскроет сам Волдеморт. В то время он не смог проникнуться степенью отчаяния человека, пустившегося писать, надо думать, уже простым учителям зелий, очевидно, уже не надеющегося найти ответы на свои вопросы среди именитых зельеваров и колдомедиков, которым было написать проще, найдя адреса для переписки в научных журналах. Северус даже не допустил тогда мысли, что письмо было адресовано именно ему, а не его бывшему учителю, поскольку тот всего пару месяцев как вернулся обратно в школу и это было мало кому известно. Обида всё ещё жила в нём, и черновую работу за старшего коллегу выполнять не хотелось, потому он без охоты отнёсся к просьбе дать ответ. В итоге, обозрев все с его точки зрения возможные варианты сочетания доступных ингредиентов он изложил свои многочисленные решения в довольно лапидарной форме и отдал Слагхорну. Пусть отберёт с его точки зрения важное, прокомментирует или дополнит (а вдруг найдётся?) чем-то своим и ответит на это письмо. Тот же развернул пергамент, похмыкал для вида, а потом просто запечатал в конверт и отправил обратно совой до Министерства в отдел Международной магической почты, а далее адресату. О том, что ответ так и остался в неизменённой форме, Снейп узнал только сейчас из воспоминаний, равно и о том, какова была цель того зельевара. Ему самому пришлось если сказать несладко, это просто ничего не сказать. Следующий год после убийства Альбуса был самым тяжёлым из всех и, быть может, Северус просто надорвался, но он, глядя на события свысока прожитых после этого лет, сам себе не верил, что такое возможно вынести. Прошли годы и ему неуклонно становилось всё лучше и лучше, страшные моменты постепенно исчезали в глубинах памяти, характер слегка полегчал, да и жизнь легла в неплохое, стабильное русло, что грех жаловаться. И пусть на первый взгляд его род занятий не совсем подходил ему, но однообразия Северус уже не мог выносить, привыкши постоянно приспосабливаться под меняющиеся условия. А ещё он ценил возможность иногда использовать навыки менталиста — это было тоже крайне важным. В отличие от Михалека. У него не было шансов. Самое тяжёлое у Северуса досталось позади, да и было лишь внешними обстоятельствами, в то время как Роберт испытывал постепенное по мере проявления болезни предательство собственного же тела. Поначалу неловкость в движениях и плохая память сменяются внезапными насильственными движениями не только в конечностях, но и в лицевой мускулатуре, ушло обоняние, выключились ощущения сложного и солёного, а потом во рту была незаметна даже горькая хина. Самое ценное, что есть в человеке - его головной мозг — носитель памяти, привычек и других неповторимых особенностей личности —оборачивается против хозяина, обманывая память, путая мысли, искажая действия. И остановить это не удаётся. Если бы любая генетическая поломка, будь то вставка, удаление или замена хоть одного нуклеотида не полностью доминирует над здоровым аллелем, а уж тем паче если дефект проявляет себя рецессивно, то шансы воздействовать на проявления недуга у магов имеются, если уж организм не справляется сам. Этим и объясняется бо́льшая живучесть волшебников. А вот если аллель доминантный, всё становится очень сложно. И вот с Робертом случилось именно это. Конечно, в глазах Северуса тот представлялся его собственным кривым отражением. В целом более удачлив, в его судьбе не было стечения стольких трагических обстоятельств, а уж внешне был самым обычным человеком, довольно симпатичным в молодости. И пусть он не знал отца, но детство его было вполне спокойным — мать с родившая его в довольно позднем возрасте, заботилась о единственном сыне, но тоже, к сожалению, рановато ушла из жизни по причине выбора тёмного пути, причём, очень тёмного. Если браться лечить много людей, часть задержавшихся в них негативных энергий всё равно приходилось брать на себя. Сын же тоже интересовался проклятиями и способами их снятия, но только посредством зелий, что было безопасно для его организма. Уход из жизни Миланки пришёлся как раз на момент самых первых проявлений хореи у сына, она об этом так и не узнала. А ещё Михалек, так же, как и Снейп, пережил счастливые полтора года рядом с женщиной, которую полюбил на всю жизнь, пусть это состоялось уже после выпуска из школы. И любимая тоже покинула его ради встреченного позже соперника. И уж самое ужасное было в том, что как Снейп, не перестававший винить себя за смерть Лили, так и считал себя её главной причиной, по-взрослому взяв на себя ответственность за случившееся на себя, а не по-детски обвиняя в этом Великого "Светлого" и Великого Тёмного, так и Михалек по неосторожности свёл даму сердца в могилу. Критика собственных действий у него уже была сниженной, и в один не самый хороший период он, уставши пытаться давить из бобов эритрины масло, давно потерявший способность сварить пристойного качества зелье по причине потери обоняния, неловко сгрёб визуально нетронутые семена в пакет из плотной бумаги и отправил Клэрис через Международную магическую почту в Министерстве с просьбой о селекции в сторону меньшего размера дерева и более крупных плодов — в них больше всего алкалоидов, действующих на нервную систему. Он собирался высадить их у себя на участке, чтобы ингредиенты были доступны. Но какое-то время спустя, видимо в момент просветления, Михалек, увидев дома рассыпанные бобы в луже масла, почуял неладное, рванул порталами до Министерства в Загребе, кое как запросил, потому что и без того его нечёткую, сбивчивую и отрывистую речь дежурный сотрудник Отдела международных перемещений понял с трудом, а письменный запрос и вовсе был похож на каракули, международную портацию камином в Англию, особо не таясь, так как вечерело, аппарировал на Меррик-сквер к тридцать третьему дому и позвонил в дверной звонок. Потом постучал. Потом сильнее, потом кое-как нацелил палочку с Аллохоморой. Как мог быстро, со своими дёргаными неверными движениями, на пределе физических сил рванул из прихожей в гостиную... и осел на пол. Он опоздал. Он сам убил свою любимую женщину. И совсем малость по времени — пока он пытался сгрести Клэрис в объятия, та была ещё мягкой, тёплой, податливой. Но теперь уж бесполезно смотреть в зрачки, ища реакцию, подставлять ухо к носу, пытаясь уловить кожей движение воздуха, без конца щупать область над общей сонной артерией — всё тщетно, ни единого признака жизни! Она ушла. А вот он ещё жив. И погубил её он своими же руками! А всё эти злополучные семена, которые она так неосторожно высыпала из пакета на ладонь. Доверяя отправителю. Вот же порез на ладони, и через него масло попало в кровь. Чёртов петушиный гребень! А теперь, если кто-то уже хватился, сюда может прибыть Аврорат и тогда его ждёт конец, причём очень долгий и мучительный — Азкабан. Что делать? Надо отвести от себя подозрения. Забрать бобы. Тергео, ещё Тергео! Сэко поверх пореза и вот ещё не свернувшаяся кровь медленно проступила на раневой поверхности. "It's all because of crista galli" небольшими кривыми буквами по обоям. Что дальше сделать, чтобы спутать след? Экстрахоссис палочкой куда-то в носовую полость и кость небольшим острым комочком, материализовалась в воздухе. Та самая кость, сквозь которую проходят ветви обонятельного нерва, которых у него давно уже нет. Да, он её сейчас подсунет этому несносному химику, с которого всё началось. Тергео в прихожей, дверную ручку через рукав и да, ещё одна придумка созрела в голове. Пусть знать движение могли бы только Пожиратели и Авроры, попытка вызова Морсмордре словами и тычком палочки проявилась в затянутом низкой пеленой облаков ночном небе клубами черного дыма со слегка зеленоватым центром. Вот и всё.

***

Грейнджер тоже не спалось. Она сначала полезла в интернет, чтобы удовлетворить своё любопытство касательно робертова недуга. Хорею Хантингтона роднило, например, с другим нейродегенеративными заболеваниями, как, например, болезнь Альцгеймера накопление патологического белка хантингтина, в котором появляется полиглутаматный участок. Крайне важный, со множеством функций белок, утратив нужную конформацию, становился токсичным и вызывал гибель нейронов. И ей, уже удовлетворившей первыми материалами большую часть своего любопытства вдруг запоздало пришла в голову мысль, что история Роберта во многом схожа с историей её напарника. И, обычно несгибаемого мужчину вдруг так размазало — она же заметила его мрачное и слегка неуверенное поведение при прощании. Нет, разве может быть с ним всё в порядке? Избегая использовать Патронус— а вдруг его занесло в маггловский бар или куда-то ещё, а ведь и правда она не так уж и много знает о нём, если затрудняется, где его искать, Гермиона решила для начала аппарировать в его лондонскую служебную квартиру, затем ещё по паре адресов, где он когда-то был ею замечен. Это было быстро — под покровом ночи аппарировать можно было куда угодно, не сильно опасаясь быть замеченной магглами. И раз список адресов иссяк, оставалось ещё одно место, которое когда-то было показано Снейпом — Галифакс. Берег безымянного ручья, притока реки Колдер, тропинка в потёмках к домам и вот он, видимый только волшебникам, дом, точно брат-близнец всем домам в округе. Магглы видели только развалины среди деревьев и кучу мусора, что отбивало желание зайти даже местной шпане. Сигнальный контур в двух шагах от дома реагировать на неё не собирался, значит её магический след вплетён в него. Но контур молчал. Зачем? Неужели он боится, что узнает кто-то ещё? Но ведь всех Пожирателей поймали. Аллохомора! Открытый дверной проём зиял пустотой, казалось, первобытного беспросветного мрака. И холода. Брр. Появился страх. За ставшего ей близким человека. Она встретила его у открытой двери черного входа, выходящей во внутренний дворик. Неужели он снова курит? Ему же нельзя! Он же, к счастью, не бросает зельеварение, а значит, пропустить момент, когда кажущиеся отвратительным ингредиенты, побросанные в воду, начнут вдруг отдавать в раствор свою магию, отчего пар над котлом вдруг приобретёт необъяснимую на первый взгляд смесь ароматов, очень часто тонких, приятных, наполненных волшебством, нельзя. По оттенкам запаха даже можно угадать, как будет слегка модифицирован эффект этого медленного, но неотвратимого колдовства. У Грейнджер обоняние довольно ординарное, чего не сказать о её бывшем учителе зелий. Немаловажная часть его зельеварской интуиции связана с тонким обонянием. А значит, нельзя! Нельзя курить! Но и зелья тоже нельзя, потому что нераскрытых дел ещё хватает. Как же его успокоить, утешить, ободрить? Он стоял у входа на террасу, глядя в чёрное небо, безжалостно бросавшее ему в лицо мелкую колкую снежную крупу. Она подошла неспешно и сначала осторожно, а потом крепко обняла его сзади, а он опустил, наконец, голову. — Северус! Ну что ты! — забормотала она едва слышно ему в ухо, —ты же не один, я с тобой. Он молчал. — Забудь, всё это в прошлом, это уже другая жизнь. Всё ушло и никогда не вернётся. Он молчал. — Северус, я же переживаю за тебя. Давай, заходи в дом. — Угум. — Сейчас растопим камин, сделаем тепло, светло и уютно. И у тебя будет свет, и ожидание праздника. И призраки прошлого отступят. Давай. — Сейчас. Можно минуточку, — тихо отозвался он. В глазах осталась какая-то жидкая плёнка. Первые снежинки падали на роговицу, он моргал и вышла влага для защиты глаз, в которой последующие уже таяли. Же выдувал лишнюю воду и теперь взгляд был совершенно мутным. Снейп крепко зажмурился, сгоняя жидкость в ресницы и прождал ещё минутку, пока это подсохнет. И без того считающий себя некрасивым он не выносил мысль об ухудшении внешнего вида. А Грейнджер тем временем уже заложила поленьев в камин, подожгла палочкой, разбросала по углам на потолке своих огоньков, так что гостиная и холл в прихожей теперь тонули в приятном полумраке, и отправилась на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Довела до кипения воду в металлическом чайнике и заварила чёрный чай. Затем вернулась в гостиную с двумя чашками чая и нетронутой пачкой печенья — видимо, на чёрный день и, наконец, сев на диван, отхлебнула свой чай. Он всё не шёл. Пришлось возвращаться за ним. Позволять себе что-то нетипичное, интимное — брать за локоть, тянуть в уже теплую благодаря огню и магии гостиную, довести до дивана, а затем развернуть его к себе, положить на грудь руку и завести её за шею, под затылок, в то место, которое она почти никогда не видела, скрываемое длинными волосами, удивиться гладкости и мягкости кожи, будто и не мужской вовсе, лишь щетина на щеках не давала обмануться, второй рукой коснуться лица и потянуться к нему ближе, коснуться нежно губ, а затем сильнее, ещё и ещё. Он ответил на поцелуй, но как-то отчаянно, закрыв глаза. Прижал её крепко, будто цепляясь за спасательный круг, а потом, пробудив в себе какую-то неистовую страсть начал путешествие руками по её фигурке, одновременно целуя лицо. Больше. Сильнее. И руки девушки отозвались, гладя, сжимая или разминая худощавое тело партнёра. По телам разливался жар предвкушения, дыхание обоих стало глубже. Внезапно Снейп, отведя буйные кудри в сторону от её уха прошептал: — Ты же не хочешь этого... на самом деле... Грейнджер ответила: — Ты же умный человек, Северус... но тебе в голову иногда такая ерунда приходит... Непостижимо... Кто-то из них палочкой разложил диван, кто-то наколдовал постельное бельё. Полетела в разные стороны одежда. И в ту декабрьскую ночь под чёрным зимним небом Коукворта, из которого начал сыпаться крупный пушистый снег, белой пеленой оседая на крышах, дорожках, деревьях и пожухлой траве, в одном из домов было тепло и уже не темно, два тела сплетались в жарких объятиях страсти, а одна душа согревала другую.