Расскажи мне про Австралию

такое веселье, что лучше сдохнуть

и на минуту оставшись в ванной

холодный кафель горячим лбом

я чувствую твое дыханье через все стены

♫ Alai Oli — Снафф

      Как и ожидалось, в холодильнике было полно еды. Самой разной. Открыв морозильную камеру, Найроби с удивлением обнаружила какое-то странное мясо — красное и по виду очень жесткое; на упаковке было написано, что это мясо кенгуру — трогать его она не решилась и вернула обратно.       Хотя… Берлин же сказал, чтобы она его удивила. Что может быть удивительнее? Вынув смартфон, Агата набрала в поисковике «рецепты из мяса кенгуру».       Стейки в техасском стиле… двойной чизбургер… пряный бурито… медальоны с грибным соусом… колбасные роллы… тако, сальса, кенгуру с лапшой, с цветной капустой, со сладким картофелем и брокколи… Выглядело все это экзотическое великолепие безумно аппетитно, а также гугл сообщал, что на вкус кенгуру, как нечто среднее между свининой и говядиной, несмотря на внешний вид, нежное и вдобавок очень полезное.       Подумав, Найроби открыла рецепт медальонов — что-то, что больше походило не на фастфуд. Берлин обязательно бы прошелся по теме фастфуда, если бы она приготовила чизбургер или бурито, пусть даже из слона, да и хранилось мясо именно в форме филе-миньон.       Распаковав аккуратно нарезанные кусочки, Агата полезла в шкафчик искать соль, перец и оливковое масло, думая, что провозится в поисках до обеда, но, открыв первую же дверцу, обнаружила все необходимое. В рецепте не писали, сколько нужно приправ, и она искренне понадеялась, что угадала, не пересолив и не оставив мясо пресным — было бы очень обидно испортить нечто настолько экзотическое. Теперь — жарить; разогрев сковороду, Найроби выложила на нее медальоны. Вскоре мясо вкусно запахло, приобретая красивый коричневый цвет, и тогда Агата переложила его в предварительно разогретую духовку, где ему полагалось пребывать шесть или семь минут.       Пока готовилось — можно было покурить; у кухни имелся свой небольшой балкон. Выйдя наружу, Найроби вынула сигарету, подожгла и попыталась в который раз уложить происходящее в голове. Она в Австралии. В Сиднее. В шикарной вилле. Готовит кенгуру для Берлина, который на данный момент не Берлин и не Андрес де Фонойоса, а Диего Ривера, ее, черт побери, муж.       Проще было думать о кенгуру; Найроби затушила сигарету в пепельнице и вернулась к духовке, вынимая мясо. Накрыла фольгой — медальонам предписывалось «отдохнуть», а пока они отдыхали, она снова поставила сковороду на огонь и принялась крошить лук.       От чертового лука начали слезиться глаза, что Агата мужественно стерпела, смешивая нарезанный овощ со сливочным маслом и высыпая на сковороду. Дальше… грибы.       Если грибов бы не оказалось, было бы смешно, но, похоже, здесь не было только птичьего молока. Добавив их к луку с маслом, Найроби посыпала получившуюся смесь мукой и честно помешивала ровно минуту, сверяясь с висящими над плитой электронными часами, а потом аккуратно добавила мясо, предварительно смазав его сливками и горчицей.       Теперь эта экзотика ее не пугала — выглядело и пахло блюдо потрясающе.

***

      Унюхав с кухни ароматы мяса, Берлин усмехнулся себе под нос — женщины есть женщины, сколько бы Найроби ни тыкала ему в нос сексизмом. Хотя, стоило признать, что если бы готовить завтрак пошел он, то тоже бы не ограничился простым bocadillo с вином, а постарался бы действительно ее удивить. Просто чтобы доказать, на что он способен; Токио бы сказала «повыделываться». Но что-то в этом было… приятное. Домашнее. Уютное.       Если бы она была на самом деле его женой, он вошел бы на кухню, подошел сзади и обнял ее, уложив ладони на талию — так, чтобы мешать ей, чтобы она ворчала и уворачивалась, и говорила «здесь же кипяток» или «я тебя обожгу». Целовал бы в шею и в мочку уха, сжимал бы грудь через одежду и терся членом о круглые ягодицы.       Нет, только не это, еще немного таких мыслей, и он не сможет встать при ней из-за стола. Уже не смог бы, с досадой подумал Андрес, ощущая напряжение в паху — дурацкая фантазия, чересчур живая, побочные эффекты таланта художника. Он так легко и живо мог все это вообразить… а если бы на ней был только фартук… Берлин сглотнул, потирая переносицу.       Словно в ответ на его мысли, она вернулась, все так же покачивая бедрами, но теперь несла в руках поднос. На подносе — две тарелки. Жареный картофель, свежая спаржа, мясо.       — Медальоны? — Андрес нарочито насмешливо приподнял бровь. — Это почти банально. Впрочем, я ждал бутерброды, так что, можно сказать, и правда удивила, — сдержанно похвалил он.       — Имей в виду, это разовая акция, — Агата со стуком поставила перед ним тарелку. — И будь добр есть самостоятельно, кормить с ложечки не стану.       На языке у него завертелось «как насчет рот в рот», но эту шутку Берлин мужественно оставил при себе, вооружаясь вилкой. Пробовал осторожно; зная Найроби, там могло быть что-то… не яд, на такое она бы не решилась, но слабительное или афродизиак, или просто слишком много соли или перца. Но, на удивление, было вкусно. Очень вкусно. Идеальная картошка, хрустящая, но не твердая, спаржа сочная, но в этом заслуги повара не было, а вот в мясе — было. Мясо не походило ни на что, что Берлин пробовал раньше. Нежное, тающее во рту, пряное, и непонятно, какое — то ли свинина, то ли говядина, то ли баранина, то ли дичь.       — Ну как? — спросила Найроби. С какими-то странными интонациями, чересчур заинтересованными. Если там афродизиак, подумал Андрес, то сама виновата.       — Неплохо, — признал он, и задал неосторожный вопрос, — А что это?              Найроби широко улыбнулась, откидываясь на спинку стула.       — Это кенгуру.       — Ч-что?              Как она и ожидала — он чуть не подавился. Вытаращил на нее ошарашенные глаза — если бы Агата на самом деле была художницей Фридой Кало, непременно бы нарисовала, а так просто щелкнула на телефон.       — Эй, я не разрешал фоткать! — возмутился Берлин.       — Почему жене нельзя иметь на телефоне фото любимого мужа? — расхохоталась Найроби. — К тому же, это доказательство, что я тебя удивила. Я же тебя удивила?       Андрес только головой покачал. В этом была вся она. Надо же, кенгуру… И ведь правда вкусно… Махнув рукой на предубеждение к экзотике, он принялся есть, лишь сейчас заметив, что до сих пор Найроби свою порцию не трогала.       — В следующий раз моя очередь тебя удивлять, — пообещал он, закончив с едой и промокнув губы салфеткой.       — Только не говори, что синьор Ривера снизойдет до того, что озарит своим присутствием кухню, — издевательски фыркнула Агата. Андрес укоризненно поцокал языком.       — Что ты, Диего очень любит готовить и хорошо умеет. Только редко это делает. Исключительно для жены. Кармен была удивлена, она не думала, что он так хорош в кулинарии.       — А в чем еще он хорош?       Ее ступня коснулась его щиколотки — то, чего он боялся. Сам Берлин мог строить из себя неприступного отмороженного импотента, с трудом, но мог, но если инициативу вздумает проявлять она…       — В быстрых сборах, — Андрес отодвинул ногу. — Нам пора идти приветствовать соседей.       — И для них нужно что-то готовить? — скривилась Найроби. — Пироги печь?       — Ты что, умеешь?       — Умею, но не буду.              — И не надо, — он спрятал смешок. — Возьмем просто пару бутылок вина. И не вздумай расфуфыриваться, как на светский раут. Это Австралия. Здесь можно ходить хоть босиком.       Зря он так сказал — ножка Найроби снова дотянулась до его лодыжки.       — Может, тогда так и пойду?       — Нет, — отрезал он. — Занозу еще загонишь. Надень какие-то сандалии.       Самое паршивое — встать и уйти он не мог. Не сумел бы повернуться так быстро, чтобы она не увидела, как штаны топорщатся спереди. И надо же было возбудиться, как мальчишке… просто от воображения… даже мясо кенгуру не помогло сбить желание, наоборот, только распалило.       Помощь пришла, откуда не ждали — у окон мелькнули разноцветные птички.       — Попугаи! — Найроби как ветром сдуло. — Это попугаи! Они у них тут что, летают, как у нас голуби? Посмотри! Бер… черт, Диего! — но, когда она обернулась, Берлина на кухне уже не было.       Он почти бегом залетел в ванную, быстро включая воду — холодную. Сбросил одежду, становясь под струи. Обхватил член, двигая рукой и упираясь горячим лбом в холодный кафель.       Через все стены Берлин мог увидеть ее. Почувствовать. Вот она, там, в столовой, воркует с попугаями… будто никогда их не видела, что за детский сад… но даже ее детская непосредственность возбуждала. Вся она возбуждала.       Еще пару таких дней, и он поедет крышей без участия своей миопатии.

***

      Долго ждать себя Андрес не заставил — наскоро кончил, ополоснулся, надел чистые шорты и футболку — в таком виде посещать австралийские дома было более чем нормально. Найроби выбрала ярко-желтый топ и мини-шорты, почти целиком открывающие ноги и обтягивающие ягодицы. Берлин постарался не смотреть на нее ниже пояса, но и выше было на что полюбоваться — она завязала волосы в высокий хвост, открыв шею, и в вырезе ее топа виднелись ложбинки грудей и острые ключицы.       Нет, это было невозможно.       — Кармен, — он постарался, чтобы голос звучал твердо и немного сердито, а не хрипло-просяще. — Я говорил одеться просто, а не вызывающе.       — Вызывающе? — она моргнула. — Это, по-твоему, вызывающе? По-моему, обычные летние шмотки. Жарища же жуткая.       Да, подумал Андрес, жарко. Очень жарко. Во всех смыслах.       — Оденься, — повторил он. — Хотя бы в парео. И, Бога ради, подбери топ с меньшим вырезом.       Ругаться сексистом Найроби не стала — про Австралию и здешние обычаи она знала пока что только то, что здесь едят кенгуру, а на улице летают попугаи, а выделяться им не стоило, поэтому она послушно пошла и переоделась в топик без выреза, но из более легкой ткани, а бедра обмотала парео. Это Берлина устроило.

***

      Выйдя из дома, оба оглянулись вокруг — вилла справа, вилла слева. Больше домов поблизости не было.              Найроби повела глазами в сторону одной виллы, другой, забормотала себе под нос:       — Pito pito gorgorito, dónde vas tú tan bonito?..       — Туда, — решил Берлин, поворачивая направо. Взял свою спутницу за руку, переплетая с ней пальцы — она вздрогнула, но вспомнила, что как только им откроют дверь, им придется стать женатой парой.       Звонок прокричал голосом какой-то чокнутой птицы. Дверь распахнулась, и перед ними предстала молодая женщина — как и Найроби, смуглая брюнетка, но более пышная и круглолицая.       — Привет, — весело заулыбалась она. — Вы наши новые соседи? Мы со Стеном слышали шум машины. Добро пожаловать! Меня зовут Эбби Джоунс. Да вы проходите, проходите! — засуетилась она.       Берлин уложил руку на поясницу Найроби, входя внутрь.       — Стэн! — позвала Эбби. — У нас гости!        Сверху по лестнице спустился светловолосый мужчина — небритый, но в целом выглядящий опрятно. Как и Эбби, взлохмаченный, но без единого пятна от кетчупа на футболке.       — Очень приятно познакомиться, — Стэн крепко пожал руку Андресу. — Очень-очень приятно!       — Позвольте представиться, — Берлин привлек Найроби к себе ближе. — Меня зовут Диего Ривера, а это моя прелестная жена Кармен, — посмотрел он на нее при этом так влюбленно, что Агата невольно затрепетала, и чуть не спросила, не успел ли он получить солнечный удар.       — Завтракать будете? — деловито осведомилась Эбби. — Хотя бы немного.       Отказываться было бы грубостью; их проводили в столовую, похожую на ту, что была в их собственном доме, но более обжитую. Дверцу холодильника покрывали магниты, кое-где стояли растения в горшках, на стенах висели репродукции картин вместе с плакатами музыкальных групп.       На завтрак подали мюсли и сандвичи с незнакомой Найроби пастой — густой и темно-коричневой. Уже привычная к экзотике после кенгуру, она отважно попробовала кусочек — было вкусно. Паста оказалась тягучей, похожей на арахисовое масло, очень соленой с привкусом горчинки и дрожжевым послевкусием.       — Не пробовали раньше? — засмеялась Эбби. — Это Vegemite.       — Не пробовали, — сказал Берлин, и вновь влюбленно уставился в глаза Найроби, нежно заправляя прядь волос за ее ухо. — Тебе нравится, mi alma?       Он так произнес это «mi alma», что мурашки снова пробежали по ее коже — и как теперь ответить, если ее сковывает смущение? Опустить глаза и пролепетать что-то вроде «да, любимый»? Это было бы слишком просто и скучно.       Агата одарила Андреса столь же жгуче-влюбленным взглядом, надеясь, что у нее получилось, и пропела:       — Очень нравится, mi amor.       Либо ей показалось, либо Берлин вздрогнул так же, как и она. Не сводя с него взгляда, Найроби откусила еще кусочек сандвича.       — Молодожены? — весело спросила Эбби, намазывая себе второй бутерброд.       — Как вы угадали? — деланно удивился Андрес.       — А мы со Стэном в начале отношений точно так же из штанов выпрыгивали. Неважно, где мы, тянуло друг к другу жутко. Искры летели, — засмеялась миссис Джоунс.       — И сейчас искры летят, — слегка обиделся Стэн.       — Но не такие, — отрезала Эбби. — Ладно, ребята, не будем вас смущать. Лучше расскажите, как познакомились.       — О-о… — хором протянули они, переглядываясь — по лицу Берлина Агата поняла, что он тоже забыл эту охренительную историю. Придется импровизировать.       На самом деле они познакомились в вилле Толедо, и совсем не романтическим образом — за общим ужином Берлин откровенно пялился на ее грудь, она спросила, чего он там такого увидел, он сказал, что ничего особенного, она сказала, что тогда пусть он, козел, отвернется, он сказал, что далась ему такая ведьма, только метлы для полноты образа не хватает, а она обиделась и вылила чай ему на брюки.       — Это было в кафе! — выпалила Найроби. — Я случайно споткнулась и опрокинула чай ему на…       — …рубашку, — быстро вмешался Андрес. — Новую, между прочим. Но mi alma сразу же извинилась, и предложила застирать пятно…       — А mi cielo из вежливости отказался, — подхватила Агата. — Но сказал, что взамен я должна пойти с ним в кино. Потом мы пошли на второе свидание…       — На десятом она сняла с меня ту же рубашку, — подмигнул Берлин.       Да уж, мрачно подумала Найроби, пережевывая еще один кусочек сандвича — сняла. Всего лишь потрогала его ногой, и он сразу же все пресек. То ли правда импотент, то ли она ему противна — она предпочла бы первое. Без разницы, что он о ней думает, но она считала себя сексуальной, и обычно ни один мужчина от нее не шарахался. Здоровый молодой мужчина нормальной ориентации. Может, он гей? Но вокруг Ариадны еще как вертелся… и чем она хуже этой стервы?       И почему она ревнует, если ей самой Берлин к чертям не сдался? Хотя… стоило признать, что он горяч. В чем-то Токио была права — она бы переспала с ним разок-другой. Или больше. Или не переспала бы — она не дешевка, которая прыгает в постель к первому попавшемуся. Профессор не в счет, Профессор был особенным, и Профессор был вежливым и галантным, а не как… этот.       Долго их не расспрашивали — выслушав историю про знакомство, Эбби принялась тарахтеть сама, рассказывая о себе и Стэне и перепрыгивая с одного на другое. Замолчать ее заставил только новый звонок в дверь, раздавшийся жутким хохотом.       — Это голос кукабары, — с нежностью протянул Стэн.       Оказалось, пришли соседи из дома слева — тоже женатая пара. Мужчину звали Джошуа, и он был рыжим — истинный потомок ирландцев; его жена, платиновая блондинка (крашеная, отметила Найроби) представилась Бианкой. Они уселись за стол и взяли сандвичи, не дожидаясь приглашения — очевидно, давно дружили.       Очень быстро Найроби влилась в компанию, разговорилась с новыми знакомыми и почти забыла о присутствии Берлина — а тот ничего не забыл. Смотрел на нее, как на восьмое чудо света, звал то mi alma, то mi vida, а потом стал сам намазывать ей бутерброды. И, когда она случайно испачкала уголок губ, аккуратно промокнул салфеткой.       Последнее было немного чересчур, но Агата сдержалась.

***

      Домой они вернулись, когда опустились сумерки. В деревьях кричали попугаи. Вечер не принес особой прохлады — все еще было жарко.       Упав в кресло, Найроби вытянула ноги, обмахиваясь взятым с журнального столика номером Elle. Берлин снова куда-то незаметно исчез.       Ему хотелось биться головой о стены — как, как, ну как она это делает? Он даже не представлял себе, что она так умеет. Думал, она не женственная, просто иногда у нее соблазнительная походка… но как она выговаривала это «mi amor», «mi cielo»… знала бы она, как его трясло в эти моменты, чего ему стоило сдерживаться, особенно когда он пошутил про ту проклятую рубашку, которую она якобы с него сняла…       Застонав, Берлин двинул рукой по напряженному члену — в гостях каким-то чудом удавалось отвлекаться, а дома, когда он увидел ее длинные ноги… А как она на него смотрела…       Вернулся он уже полностью собранный и переодетый в домашний халат. Найроби сидела в кресле в позе полу-лотоса, и переключала каналы висящего на стене телевизора.       — И где ты был, mi cielo? — насмешливо поинтересовалась она.       — Да так, кажется, этот Vegemite не лучший выбор для моего желудка, — соврал он, садясь в соседнее кресло.       — Возраст уже не тот? — поддела его Найроби.       — Совсем не тот, — с готовностью подтвердил Берлин.       — Ни еда не радует, ни девушки не заводят?       Разговор начал заходить в опасное русло. Андрес нахмурился.       — О чем ты?       — Я только сейчас поняла, — Найроби сощурилась. — Эбби и Бианка были без парео. Одна в таких же мини-шортах, как у меня, вторая в мини-юбке. А у Эбби еще и вырез на груди был такой, что сиськи вываливались. То есть, это нормально, а мой топик с малюсеньким декольте — вызывающе и надо переодеться?       Андрес моргнул — на вид соседок он внимания не обратил. Не голые, не в клоунских костюмах, значит, все в порядке… это было тревожным звоночком; обычно ему становились настолько безразличны женщины, когда находилась одна-единственная самая важная.       Пять одних-единственных самых важных. Ариадна не в счет — с Ариадной он просто хотел забыться.       — Я просто думал, здесь более сдержанная мода, — сказал он.       — Угу. Тогда куда ты пропадал утром и сейчас? Передернуть бегал?       Как назло, следующий переключенный канал был порнографическим — на всю комнату раздались томные стоны.       За то, что Найроби выключила телевизор, Берлин был готов ее боготворить.       — Не твое дело, куда я бегал, — отрезал он.       — Ага, — кивнула она. И вдруг спросила, — Эбби или Бианка?       — Что?       — Спрашиваю, на кого запал? На Эбби или на Бианку? Или на Стэна? — хохотнула она. — Или на Джошуа?       — Чокнутая, — закатил глаза Берлин. — Совсем поехавшая. Но уясни раз и навсегда, — он встал, шагнув к ней и нависая сверху. — Это. Не. Твое. Дело. Мы играем мужа и жену. На самом деле мы друг другу никто. Я тебе никто, и ты мне тоже. Ты полезная делу моего брата фальшивомонетчица, — прошипел он ей в лицо. — И не вздумай воображать, что если я веду себя мило с тобой — это значит что-то кроме.       Не дожидаясь ее ответа, он резко развернулся и зашагал вверх по лестнице к той комнате, которую выбрал своей спальней. Захлопнул дверь и ударился о нее затылком, болезненно щурясь. Провел ладонью по лицу.       Не стоило так грубо. Но как иначе? Как поставить ее на место? Как указать границу между ними?       Снизу послышались громкие звуки стонов — Найроби снова мстительно включила порно-канал.