Обними их за меня

Когда защитный купол над Хогвартсом вспыхнул бледно-голубым, на невыразимцев нахлынула эйфория. Даже измождённый мистер Шепард счастливо улыбался, без конца пожимая руку Гермионы. Окрылённые успехом, они продолжили исследовать Магнус, свойства чёрного минерала, любые старинные легенды, где было хотя бы призрачное сходство с нынешней ситуацией. Но спустя месяц, всё, что Ричард внёс в протоколы, было списками неудач и тупиков. И смертей. Кахексия начала забирать жизни незадолго до того, как Мунго смог развернуть новое отделение под защитой обелисков. Это происходило так спокойно: просто в какой-то момент волшебник переставал дышать, и если бы не мерцание заклинания-оповещения, его можно было бы принять за спящих соседей по палате. Опустевшим койкам скоро находилось применение – число пострадавших росло пугающе быстро, десятками в день. Гермиона безумно боялась, что для Минервы и Молли уже слишком поздно: состояние заболевших в первые месяцы не улучшилось в Хогвартсе, в отличие от недавних пациентов. Каждый раз, просматривая утренние отчёты, она готовилась увидеть там их имена, и каждый раз дрожала от облегчения, когда понимала, что им – ей – достался ещё один день на поиск лекарства. Страх мешал работать, но Гермиона ничего не могла поделать. Её сознание замкнулось на двух женщинах, словно они были непоколебимыми столпами её жизни, необходимым фундаментом, без которого она сама просто развалится. Когда в отчёте появилось имя Гаррика Олливандера, Гермиона лишь поджала губы. Через несколько дней ей пришлось сообщить Луне, что её отец скончался, хоть заболел относительно недавно, и она смогла это сделать с холодной головой. Гермиона из школы ужаснулась бы такой выборочности в сочувствии. Нынешняя Гермиона старалась не сойти с ума. — Ау, — Рон вырывал её из оцепенения, коснувшись плеча. Мысли унесли её настолько далеко, что на карту с отметками прорех в Магнусе натекла целая лужа чернил. Гермиона поспешно убрала перо и вопросительно посмотрела на жениха. — Нам скоро выходить, помнишь? Давай, возвращайся к реальности, а то пропустим приёмные часы, — он поцеловал её в макушку и скрылся за дверью, оставив наедине со стопками бумаг и кружкой чая, которую сам же принёс. Гермиона накинула серую мантию и попыталась расчесать волосы. Она выглядела неважно, и отражение в зеркале лишний раз напоминало об этом. Хоть она перестала жить на одних зельях, и сократила работу до приемлемого, по её мнению, количества, признаки истощения не спешили уходить. Гермиона остановила взгляд на сероватом цвете лица и россыпи прыщиков на подбородке, но решила ничего с ними не делать. Вряд ли Минерва и Молли оценят её старания. Рон ждал на кухне, лениво листая квиддичный журнал. Он тоже устал, Гермиона видела это в каждом движении. Теперь она знала, что измождённость и тревожность – это влияние умирающего Магнуса, и один лишь отдых не поможет, так что они просто жили, пытаясь не обращать внимания на изменившиеся состояние. Когда пара немного отошла из дома, Рон привычно протянул руку для совместной аппарации. Гермиона подняла бровь и демонстративно убрала ладони в карманы мантии. — Чёрт его раздери, вечно забываю! — Рон в раздражении махнул палочкой над дорогой и сложил руки на груди. — Уж лучше прокатиться на «Ночном рыцаре», чем расщепиться между Лондоном и Шотландией, — она положила голову ему на плечо, готовясь к ожиданию: автобус мог откликнуться через минуту, а мог через полчаса. — Но мне тоже непривычно без Летучего пороха и аппарации, — добавила она. — Всё стало в разы медленней, — буркнул Рон. — Как вообще маглы живут, не понимаю, добираться везде по сто лет. — Ну нет, — не согласилась Гермиона, — сейчас вообще-то у маглов невероятно быстрый транспорт: автомобили, электропоезда, самолеты… А вот представь какое было различие у волшебника и обычного человека, когда пределом скорости была лошадь? Если подумать, волшебники могли успеть сделать в сто раз больше за один день, чем магл прошлого. — Надо было достать порт-ключ, — не реагируя на рассуждения Гермионы, что было немного обидно, сказал Рон. — Их сейчас не так-то просто получить, ты же знаешь. Постоянно дополнять карты аномалий приходилось вручную, в том числе и ей, поэтому она знала, как сложно было вовремя отслеживать порт-ключи, чтобы человек не расщепился при перемещении в мёртвую зону. Волшебники перестали самостоятельно изготавливать ключи, только после того, как Мунго переполнилось пострадавшими. — Не волнуйся, мы не опаздываем. Едва она это произнесла, как перед ними с визгом затормозил знакомый фиолетовый автобус, с табличкой «4» на лобовом стекле. Парк машин расширили, пытаясь хоть как-то компенсировать проблемы с транспортом, и это помогало, правда на вызов запросто могло не прийти ни одного автобуса или, наоборот, сразу три. Но в это раз всё получилось как надо, и из единственного «Рыцаря» высунулась хмурая контролёрша. — Вам куда? — буркнула она, как будто при неверном ответе могла бы не пустить их. — Ворота в Хогвартс, — ответил Рон. — Ладно, залезайте. Билет – одиннадцать сиклей, если нужна зубная щетка, то ещё сикль, какао закончилось, — всё таким же недовольным голосом оттарабанила она, возвращаясь внутрь. Пассажиров было много, вместо широких кресел по боками расположились ряды сидений, как и в обычном автобусе, и почти все они были заняты. Не успели они найти свободные места, как автобус тронулся, и Гермиона, качнувшись, упала на немолодого волшебника с печальным лицом. — Прошу прощения! — пискнула она, отскакивая от него. — Ничего страшного. Думаю мне стоит сменить место, — растерянно протянул волшебник, поправляя съехавшую шляпу. — Вы уже четвертый человек, который падает на меня. Гермиона ещё раз извинилась и пробралась на пару рядов дальше, где было два места рядом. Едва они успели усесться, как «Ночной рыцарь» затормозил. — Это ещё долго продлится, пока мы в Лондоне, — сказал волшебник с печальным лицом. — Я каждый день езжу сюда на работу, это самая мучительная часть пути. — О, — только и смог сказать Рон, как автобус опять дёрнулся, вызывая неприятный кувырок в животе. Волшебник был прав – от движения урывками невероятно мутило, и Гермиона порадовалась, что захватила пачку противорвотных половинок от «Блевательных батончиков». — Надо предложить продавать их тут, вместо какао, — сказал Рон, грызя очередную порцию. — Думаю, успех будет бешеный. Гермиона кивнула и постаралась сосредоточится на размытых пятнах пейзажа. Они наконец выехали из города и останавливались реже, давая желудку опомниться. В районе Лестера автобус оказался в такой плотной стене дождя, что Гермиона не могла разглядеть дома на другой стороне улицы. Промокшая пассажирка тоже упала на волшебника с печальным лицом, и он пересел куда-то на второй этаж. В Шеффилде никакого дождя не было и в помине, и вид за окном снова заиграл красками. В «Рыцаре» было невозможно думать, и Гермиона даже задремала, когда они добрались до Хогсмида. — Ваша остановка, мистер с рыжими волосами, — крикнула контролёрша, и Рон охотно выпрыгнул наружу. Гермиона юркнула вслед, привыкшая, что её с трудом запоминают из-за большого количества отталкивающих чар. В Шотландии было неожиданно тепло, и пара скинула мантии, оставшись в футболках. Впереди была до боли знакомая грунтовая дорога, по которой они столько раз ездили на учёбу. Лес вокруг, в отличие от Запретного, был светлым и уютным, в глубине недовольно трещал дрозд: скорее всего гонял ворон от гнезда. Через пару поворотов появился силуэт замка. Издалека он казался таким же как и раньше, но Гермиона знала, что Минерва сделала часть Астрономической башни, сильно пострадавшей во время битвы, кирпичной. В одну из их встреч, уже после того, как Гермиона прошла отбор в Отдел Тайн, директриса поделилась, что её уговаривают вернуть каменную кладку. — Ничто не убедит меня восстановить облик замка до конца. Тела и души каждого из нас покрылись шрамами, как и школа, и это было бы лицемерием, сделать вид, что всё в прошлом. Хогвартс никогда не забудет тех, кто отдал за него жизни. Я чувствую, что он… одобряет это, — Минерва запнулась и замолчала. Не в её характере было говорить нечто подобное, но Гермиона её понимала. — Колину нравится то, как сейчас выглядит башня, — сказала Гермиона, и бывшая учительница ухмыльнулась. Колин Криви стал привидением после битвы, своим весельем и уверенностью поддерживая многих новых призраков. Гермиона мало общалась с ним раньше, но после войны на последнем курсе они много общались на той самой башне. Гермиона стояла, облокотившись на перила, а Колин висел в воздухе, иногда делая головокружительные кульбиты. «Было бы неплохо навестить его», — подумала Гермиона. Они дошли до трёхэтажного деревянного здания, которое заняло почти всё пространство от школы до квиддичного поля. Было заметно, что его построили наспех: отделение Мунго больше напоминало барак, чем что-либо ещё. Внизу была небольшая прихожая, где Рон заполнил формуляр посетителя; у Гермионы, как сотрудницы Отдела Тайн, был пропуск. — Вам на второй этаж, палата двенадцать, — сказал волшебник у стойки регистрации и указал на лестницу. — Им стоит поработать над ней, а то скоро развалится… Эй! — Рон чертыхнулся, отпрыгивая от стремительно спускающегося волшебника. Это был Малфой, хотя Гермиона не сразу узнала его. Кожа казалась прозрачной, синие вены просвечивали даже на лбу, всё лицо было в испарине, а воспалённые красные глаза безучастно скользили по пространству. Он никак не среагировал на Рона, скорее всего, просто не заметив его, и вылетел за дверь больницы. Рон вопросительно посмотрел на Гермиону. — Нарцисса. Хотя он выглядит так, что ему и самому следует пойти на лечение. — Тоже мне, лечение, — буркнул Рон, и продолжил подъём по скрипучим ступеням. Гермиона промолчала. Он был неправ, людям становилось здесь лучше, просто… не всем. Рон затормозил у двери, собираясь с духом. — Пошли, — мягко подтолкнула его Гермиона, когда пауза затянулась. Внутри было светло, но тесно, из-за большого количества коек, разделённых ширмами. Они были единственными посетителями, лишь целительница проверяла больных. В палате царила неестественная тишина, и Гермионе захотелось покашлять или шумно протопать к Молли, лишь бы разрушить застывшую атмосферу. Она взяла Рона за руку и потянула к третьей от них койке, на которой мирно спала миссис Уизли. Её волосы потускнели, а лицо осунулось, но в целом она выглядела неплохо. — Здравствуй, Молли, — начала она. Рон стоял рядом, словно парализованный. Каждый поход к матери давался ему с трудом, поэтому он всегда искал компанию. — Я давно не заходила к тебе, надеюсь, ты не будешь сердиться, когда поправишься. У меня большая новость: Рон сделал мне предложение! Миссис Уизли продолжала медленно дышать. Джордж как-то сказал, что почти не говорит с ней, потому что не может избавиться от нелепой надежды, что именно на его монолог она откликнется и очнётся. И каждый раз, когда этого не происходило, внутри него что-то умирало. — Да, мам, дозрел, наконец-то. И уверен, кольцо бы тебе понравилось. — Оно с рыжим камнем, очень подходит вашей семье. Хотя правильнее сказать – нашей семье. Они неловко замолчали. Гермиона чувствовала себя нелепо, разговаривая с тишиной, и полезла в сумку за лучшим помощником в любой ситуации. — Я тут пристрастилась к магловским книгам. Вряд ли вы читали Маркеса, но, надеюсь, вам понравится. Ты не против, если я немного почитаю? — обратилась она к Рону. — Нет, это отличная мысль. Лучше чем молча сидеть рядом, как обычно. Гермиона кивнула и села на стул у изножья кровати. — Дождь шёл четыре года, одиннадцать месяцев и два дня. Бывало, он затихал, и тогда люди принаряжались, их лица в ожидании погожего дня сияли радостью выздоравливающих, однако скоро все привыкли видеть в послаблениях природы предвестие ещё более сильных испытаний… Время текло строчка за строчкой, Рон задумчиво чесал подбородок, когда в сюжете появлялся очередной Аурелиано, но слушал с интересом. Когда она закончила, он протянул: — Тут слишком много похорон. И людей с одинаковыми именами. — Хорошо, что ты услышал только часть. Там ещё больше людей с одинаковыми именами. Рон удивлённо уставился на неё, и Гермиона рассмеялась. — Представь себе! — она встала и поцеловала его в щёку. — Я проведаю Минерву, ладно? — Да, конечно, только время посещений скоро закончится. — Ничего, я быстро, — заверила его Гермиона и направилась на третий этаж. Палата, в которой находилась директриса, была поменьше и ещё более тесной, чем у Молли. Пройдя мимо пары других посетителей, сидящих у светловолосого юноши, Гермиона замедлилась перед утопающей в цветах кроватью. Букетов было так много, что создавалось неприятное впечатление, что Минерва на смертном одре. Розы и лилии, хризантемы и тюльпаны, даже аконит с пасленом, жуткая мешанина ароматов и оттенков. Гермиона прикоснулась к подвядшему лютику, всё ещё не поднимая глаза на наставницу. С каждым разом это становилось всё мучительнее, словно наблюдать за часами с обратным отсчётом, когда цифры близятся к нулю. От гордой и сильной директрисы, возродившей Хогвартс из руин, осталась лишь тень. Гермиона знала это и, сделав глубокий вдох, посмотрела на неё. Из горла вырвался задушенный крик. Минерва выглядела как труп. Самообладание Гермионы дало трещину. Запах увядающих цветов пробирался сквозь озеро окклюменции, красные и розовые бутоны сыпались на воду, превращались в волны, разрушая верную защиту от лишних эмоций. Гермиона сжала лютик, лепестки тут же рассыпались в руке, открывая гниющую сердцевину. Руки Минервы, маленькие, со слишком длинными, неровно отросшими ногтями, безвольно лежали поверх одеяла. Это были руки старухи. Жёлтое лицо, сморщенное и сухое, лишённое жизни, было абсолютно спокойным. Знала ли Минерва, что умирает? Было ли ей всё равно? Гермиона не представляла, как она может спасти её. Она теряет вторую мать, но что она может сделать? Вырезать пару мест с постоянно сжимающейся карты безопасных областей Британии? Посмотреть на рассыпающийся Магнус? Провести новое совещание? Они опоздали! Минерва никогда не восстановится, и все эти цветы можно отправлять на могилу! Почему, что бы она ни делала, этого всегда недостаточно?! Месяцы поиска ответов, но каждый – лишь новая проблема. Вся её жизнь превратилась в бесконечное, истощающее движение вперёд – к очередной катастрофе. Гермиона стиснула зубы. Она опустила взгляд на вялые цветы и вдруг почувствовала горячий, тягучий, почти ослепляющий гнев. Руки сами потянулись к ближайшей вазе. Стекло холодило пальцы, но это ощущение длилось мгновение – следующей секундой ваза уже летела на пол, разбиваясь с резким, звонким звуком. Она толкнула огромный кувшин лилий, стоявший на полу, разлив воду. Схватила белые розы, даже не заметив, как шипы впились в кожу, а затем швырнула их в лужу. Движения становились всё резче, почти судорожными. Сухой букет хризантем в глиняном горшке оказался на полу. Тяжёлый, массивный кувшин с аконитом с глухим стуком покатился под кровать. Она уже не видела, что ломает и сбрасывает. В глазах плыли тёмные пятна, дыхание срывалось. Её взгляд упал на Минерву. Идеально ровные складки одеяла, неподвижное, опустошённое лицо. Гермиона попыталась успокоиться, но вместо этого её накрыло тяжёлое, пустое ощущение беспомощности. Всё, что она делала, всё, чем она жила эти месяцы, – и ничего не изменилось. Она схватила следующий букет. — Что здесь происходит?! Гермиона остановилась, тяжело дыша. Осознание того, где она, и что здесь есть другие люди, неохотно просачивалось сквозь эмоции. Пара других посетителей настороженно смотрела на Гермиону, на всякий случай вытащив палочки. Под их ногами расползалась лужа, пропитывая плохо обработанные доски. — Прошу прощения, я… — Гермиона посмотрела на последнюю уцелевшую вазу, которую она держала в руках. — Мне стало нехорошо. Она поставила букет подсолнухов на место и достала палочку. Озеро внутри покрылось коркой льда, гребни волн так и застыли – нерешённые вопросы, с которыми ей никто не поможет. — Я приберусь. Извините, что напугала. Волшебники переглянулись и отошли. Гермиона услышала тихий шёпот женщины: «Ничего, Джон, у тебя тоже такое было…». Пара взмахов и доказательства её срыва исчезли. Минерва лежала, безучастная к истерике ученицы. Теперь вокруг неё было пусто, остались лишь подсолнухи, и волшебница могла поклясться, что они напряглись, когда она на них посмотрела. Без цветов было немного легче, и Гермиона постаралась глубоко успокоиться. Вышло посредственно. — Я найду выход, — упрямо прошептала Гермиона. Она не была уверена в своих словах, но это не значит, что она перестанет пытаться. — Я не дам тебе умереть. Сердито встряхнув волосами, невыразимка развернулась и быстро вышла из палаты. Не замечая ничего вокруг, она бежала по лестницам вниз, дверь на улицу казалась спасением. Гермиона выскочила наружу, жмурясь от яркого солнца. Прошла пара минут, прежде чем она поняла, что слышит своё имя. — …мисс Грейнджер! Гермиона оглянулась и посмотрела на высокого худого волшебника в зелёной мантии. — О, целитель Борек, здравствуйте, — она кивнула ему, стараясь унять дрожь в руках. Минерва умирала, это было очевидно. Внутри Гермионы всё бурлило, словно зелье, готовое взорваться. Если она немедленно не начнёт что-то делать, то снова сорвётся. Гермиона сделала глубокий вдох, в попытке вернуть ясность мыслям. Борек молча стоял, спокойный, как всегда – наверняка он видел подобные реакции каждый день. Гермиона сосчитала до десяти и выдохнула. Разговор с целителем может быть полезен, тем более с тем, чей ритуал явно дал плоды. Она заставила себя подойти поближе к Бореку. Информация. Поиск ответов. Работа. На лице Борека застыло не очень понятное выражения, то ли осуждения, то ли беспокойства. — Прошу прощения, я была слегка не в себе, — почувствовав необходимость оправдаться, сказала Гермиона. — Это довольно тяжело, видеть их… такими. Целитель понимающе кивнул. — Честно говоря, наблюдать за теми, кто навещает больных ещё сложнее. Особенно теперь, когда палаты больше напоминают бараки, и сразу видно количество и состояние пострадавших, — он неодобрительно посмотрел на грубо сделанное здание, но быстро перевёл взгляд обратно на Гермиону. — Вы в порядке, мисс Грейнджер? Гермиона удивлённо вскинула брови. Она никогда раньше не замечала за Бореком внимательного отношения к посетителям, и его участливость выглядела странно. Наверное, её состояние было действительно тревожным, раз даже он обратил на это внимание. — Да, всё хорошо, просто мне было нужно выйти на воздух, — её руки всё ещё немного тряслись, но Гермионе удалось отодвинуть эмоции и сосредоточиться на разговоре. — Я заметила, что состояние Молли Уизли стабильно, несмотря на то, что она первая известная нам пострадавшая. Так на неё повлиял ваш ритуал или что-то иное? — Да, это заслуга ритуала, — скупо ответил Борек. Гермиона задумчиво кивнула. — Правильно ли я понимаю, что донорами могут стать лишь ближайшие родственники? Что-то нечитаемое промелькнуло на лице целителя – печаль, досада или раздражение, Гермиона не поняла. — Да, подходят только родители, сиблинги или дети. И их должно быть не меньше пяти, чтобы ритуал имел смысл. Понимаете, мисс Грейнджер, кровь больного заменяется полностью, и магия как бы обнуляется, избавляется от всех эффектов, которые влияли на неё раньше. В том числе и от положительных, поэтому это довольно рискованное предприятие, — он вздохнул. — Ритуал нельзя совершить с подавляющим большинством наших пациентов, за всё время нам удалось повторить его лишь один раз. Поверьте, я был бы счастлив помочь большему количеству людей, но просто не могу. — Я прекрасно понимаю это, целитель Борек, — раздражённо ответила Гермиона. — Я лишь подумала о заклинаниях позволяющих маскировать статус крови и создавать связи с другими семьями. Борек покачал головой. — Нет, это не сработает по двум причинам. Во-первых это тёмная магия, а она чрезвычайно опасна для больных кахексией. Во-вторых этот ритуал ближе к физиологии, а заклинания о которых вы говорите скорее… юридические. — Спасибо за объяснения, — ответ был ожидаем, но больно кольнул ноющее чувство беспомощности. Не дав себе времени на расстройство, Гермиона спросила: — А как больные реагируют на защитный купол? Может кто-то поправился? Особенно из новых пациентов: отчёты выглядят довольно оптимистично. — О, купол неоценим! Честно говоря, не знаю сколько бы мы смогли продержаться без него. Больница Святого Мунго очень благодарна Отделу Тайн, — добавил он, и его вечно непроницаемое лицо тронула улыбка. — Новые пациенты стабильны, их магия, конечно, не всегда работает как надо, и они быстро устают, но в остальном вполне активны. Некоторые даже помогают следить за тяжелобольными. — То есть, они не поправляются? — напряжённо уточнила Гермиона. Улыбка Борека исчезла. — Течение их болезни замедляется во много раз, что даёт нам время на поиск лекарства. Но нет, полностью выздороветь ещё не выходило ни у кого. Его прервал пронзительный скрип двери. — Гермиона, вот ты где! Я все этажи оббегал! — запыхавшийся Рон с укоризной посмотрел на невесту. — Извини, я просто… Мне стало немного нехорошо, но теперь всё в порядке, — повторила она свою нелепую отговорку. — Думаю, мне пора возвращаться к пациентам. Мисс Грейнджер, мистер Уизли, — Борек коротко пожал им руки и скрылся в больнице. Рон проводил целителя взглядом и обернулся к Гермионе. — Ты как? Я сходил к Минерве, и… — он запнулся, — …и не нашёл тебя. Гермиона посмотрела на Хогвартс и молча пожала плечами: повторять оправдания, как и рассказывать про истерику, не хотелось. Рон осторожно взял её за руку. — Ты делаешь всё, что можешь, не будь так строга к себе. Гермиона выдернула ладонь, ещё не стихшая ярость стремительно набирала обороты. — Какая разница, насколько я старалась, если она умрёт?! Если все они умрут?! — Гермиона… — Люди умирают от чёртовой кахексии каждый день, а я НИЧЕГО не могу поделать! Этого просто недостаточно! Она просто… просто…, — Гермиона поняла, что задыхается. Её руки снова затряслись, периферия взгляда затуманилась. Рон обеспокоено посмотрел на девушку и притянул к себе, обнимая, его рука успокаивающе поглаживала её спину. — Ты не должна требовать всё это от себя, ты ведь это понимаешь? — спросил Рон, продолжая гладить её плечи. Гермиона покачала головой. — А от кого же? Никто не знает, что делать. — Довольно заносчиво, ты не находишь? — усмехнулся Рон. — С чего ты решила, что именно тебе удастся найти решение? — Я не это имела в виду, — сердито возразила Гермиона. — Я лишь о том, что для магии нет границы, когда больше ничего нельзя сделать. Всегда есть ещё один вариант, может его сложно найти, может цена слишком высока… Пока я не вижу его, но он просто обязан быть! — Гермиона, — Рон ещё крепче обнял её и уткнулся носом в кудри, — умоляю, не взваливай всё это лишь на себя. Я рядом, и Гарри, и Джинни, и весь этот ваш Отдел Тайн… Отдыхай, бери паузы, позволяй себе забыть о кахексии и Магнусе хотя бы иногда. Я люблю тебя, — Гермиона подняла взгляд, лицо Рона стало отстранённым и печальным. — Я очень сильно люблю тебя, и смотреть, как ты себя изводишь… это убивает меня, понимаешь? Гермиона поцеловала его. Губы Рона ощущались солоноватыми, хотя никто из них не плакал. — Пойдём домой, — тихо предложила она, отстранившись. — Только после того, как пообещаешь беречь себя. Рон был серьёзным, его глаза буравили Гермиону, не позволяя ей уйти от ответа. — Обещаю, — солгала она.

***

В кабинете Отдела Тайн висела напряжённая тишина. Иэн МакНис стоял во главе стола, вцепившись в пергамент с такой силой, что тот начал рваться. — Так значит… немцы знали? — практически прошипела Маргарет Нельсон. Не выдержав мёртвой хватки Иэна, пергамент окончательно треснул. Невыразимец швырнул клочки в сторону, его голос клокотал от гнева. — ДА! Они латали свой чёртов Магнус десять лет после Гриндевальда. Возможно, сами не до конца понимали зачем, но знали, что что-то не так. Должны были предупредить! А вместо этого – молчали! Молчали, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть уничтожал наш! НИ СЛОВА! Ни после первой войны, ни после второй! — Иэн сжал кулаки. — И даже теперь, когда началась кахексия, они изображали непонимание. Просто смотрели, как всё катится к чертям! В кабинете стояла напряжённая тишина, каждый пытался осознать сказанное, не веря в реальность столь бессмысленного и катастрофического молчания. Когда Маргарет резко вскочила, осыпая немецкое Министерство последними словами, все разом взорвались. Крики вспыхнули повсюду: обвинения, ярость, беспомощные возгласы. Пенелопа всхлипнула и, не сдерживая слёз, спрятала лицо на плече Шона. Гермиона открыла рот, чтобы тоже разразиться гневной тирадой, но её дыхание спёрло. Секунда обжигающей ярости обратилась в пепел. Они опоздали. Опять. Опять! Гермиона переводила взгляд с одного лица на другое – пылающие гневом глаза Маргарет, побелевшие костяшки пальцев Иэна, измученное лицо Пенелопы. За гневом коллег виднелась неизбежная, давящая горечь. Никто не осмеливался произнести это вслух, но они все понимали: это был очередной тупик. Ещё один провал, совершённый десятилетия назад. Ричард хмуро смотрел на порванный отчёт Иэна, его мысли явно были где-то далеко. — Это уже ничего не меняет, — тихо произнесла Гермиона, но её слова услышали все. Ей хотелось разрыдаться от беспомощности. Ричард поднял голову, посмотрев на неё. Его задумчивый, тяжёлый взгляд заставил сердце Гермионы замереть. Это был взгляд человека, принявшего решение. — Мисс Грейнджер права. Возвращайтесь к работе, эта информация уже не может ни на что повлиять. Невыразимцы, охваченные гневом, не спешили расходиться, продолжая бормотать проклятия. Пенелопа встала, не выдержав, и выбежала из комнаты, пряча лицо в ладонях. Шон поспешил за ней, бросив один последний взгляд на всех присутствующих. Лицо Шепарда было непривычно пустым, когда он молча проводил пару взглядом. — Грейнджер, надо поговорить, зайдите ко мне сейчас же, — и, не дожидаясь её реакции, он вышел в коридор. Гермиона, полная дурных предчувствий вышла из гудящего от злобы зала. Кабинет Ричарда стал ещё более захламленным, стопки книг, артефакты и какие-то бумаги занимали всё пространство, оставляя лишь тропинку к рабочему столу. Шепард взмахнул палочкой, грубо сдвигая беспорядок к краю комнаты, предметы падали друг на друга, превращаясь в хаос. Одна из книг была превращена в стул, на вид довольно неудобный. — Присаживайтесь. Нам надо подождать остальных. Ричард наколдовал ещё три стула и тяжело опустился за стол. Он вёл себя странно, и Гермиона нервно крутила кольцо, осматривая гору предметов. Книги об артефактах, предания разных стран, магловские сказки, заметки мелким почерком, показавшимся ей неуловимо знакомым… Дверь скрипнула и внутрь скользнул Этьен Леви, недоумённо осматривая обстановку. Ричард молча указал ему на стул. Француз поджал губы, обходя разбитую колбу с зельем, и осторожно сел, подбирая модную серебристую мантию. Его измождённый вид резко контрастировал с тем, как он выглядел в их первую встречу, и Гермиона почувствовала укол жалости. За это время они сработались, и она почти привыкла к его заносчивости. Болезненный, лишённый всякого лоска облик Леви ощущался неправильно, словно он терял часть собственной личности. — Я так понимаю, мы ждём ещё кого-то? — Этьен кивнул на пустующие места. — Да, они должны прийти с минуту на минуту. Время текло мучительно медленно и тишина становилась всё более нервозной. Гермиона тревожно ёрзала на месте, раздражая этим саму себя. — Добрый день. В кабинет вошли Гарри и Такехиро Кавамото, с которым в последний раз Гермиона виделась ещё в Монголии. Она вскинула брови – не то, чтобы она ожидала увидеть кого-то конкретного, но точно не их. — Что же, все в сборе, — сказал Ричард, в его голосе не было ни радости, ни облегчения. Он поднял палочку, шепча защитные заклинания. Воздух замерцал красными и голубыми точками, блокируя подслушивание любого вида. — То, что я сейчас расскажу, должно остаться в строжайшем секрете. Он откинулся назад, стуча пальцами по столу. Воздух настолько сгустился, что Гермионе казалось, что она слышит его звон. Или это звенело лишь в её голове. — Ситуация с воронками в Магнусе безвыходная. Этьен кивнул, хмуря брови. Вот и всё. Истина лежала на поверхности, но Гермиона не хотела её видеть. Но теперь Ричард вынес приговор, и в её груди как будто что-то обрушилось. Горечь, обида, беспомощность – всё то, что она пыталась держать под контролем, вырвалось наружу. — Время упущено, и упущено давно. Точка невозврата случилась, по расчётам мистера Леви, в девяносто пятом, когда Сами-Знаете-Кто вернул тело. Но и до этого тёмная магия копилась десятилетиями, особенно учитывая крестражи. Слова тяжёлыми плитами опускались на Гермиону. Бесконечные тупики в исследованиях, постоянно расширяющаяся карта аномалий, в которой оставалось всё меньше безопасных зон, новый этаж для больных кахексией, – всё кричало о поражении, но безумная надежда отказывалась сдаваться. — Мы перепробовали всё, от артефактов до ритуалов, эффекта нет. Нам придётся либо эвакуировать всех здоровых, оставив больных под защитой обелисков, чтобы они доживали свой век… — Не факт, что это сработает, — прервал его Этьен. — Магия большинства местных волшебников слишком сплелась с повреждённым Магнусом. — …либо, — Шепард посмотрел на Такэхиро Кавамото, не реагируя на комментарий француза, — есть другой путь. Но, боюсь, для дальнейшего обсуждения нам понадобится нерушимая клятва. Напряжение усилилось, хотя это казалось невозможным. Нерушимый обет – крайняя мера, обычно использовались другие виды клятв. Риск умереть не очень помогал работе. — Я понимаю, вам это не по душе. Но продолжить мы сможем лишь на таких условиях. Слишком многое на кону, и слишком сильно успех затеи зависит от секретности. Я пойму, если вы откажетесь, но тогда вы покинете кабинет без воспоминаний об этом разговоре. — Давайте начнём с меня, — предложил мистер Кавамото, ещё до того, как Гермиона успела осознать происходящее. Ей нужно было время, чтобы подумать, но Шепард уже встал и подошёл к японцу. — Мисс Грейнджер, проведите ритуал, будьте добры. Текст обета на столе. Гермиона не чувствовала ног, но механически встала и сделала шаг. Чернила на пергаменте были сухими, даже потрескавшиеся. Как давно Ричард готовился к этому разговору? Гермиона заставила себя сосредоточится на тексте. Формулировка клятвы была более расплывчатой, чем ей хотелось бы. — Клянетесь ли вы, Такехиро Кавамото, молчать об операции по исправлению ситуации с воронкой в Магнусе, обсуждая её лишь с теми, кто тоже принёс эту клятву? — золотистая искра зажглась на кончике её палочки. — Клянусь, — огненная нить начала опутывать ладони главы невыразимцев и японца. — Клянетесь ли вы прикладывать все усилия для успеха операции? — Клянусь, — лицо волшебника было абсолютно спокойным, он твёрдо смотрел в глаза Шепарда. — Клянетесь ли вы участвовать в операции, не пытаясь уклониться от неё? — голос Гермионы протестующе дрогнул, но она заставила себя договорить текст. — Клянусь, — мистер Кавамото закончил без единой запинки. Хотела бы Гермиона быть такой же уверенной. — Мисс Грейнджер? — Ричард внимательно смотрел на невыразимку, явно заметив смятение. Она никогда не давала Нерушимый обет. Неужели не было другого способа сохранить тайну в безопасности? Сотрудники Отдела Тайн давали множество магических обетов, не ставя на кон жизнь. Разум, способность говорить, воспоминания – да. Но не жизнь. Ей было необходимо время для того, чтобы взвесить все за и против, а не принимать решение немедленно. Секунду она колебалась, но вспомнила о своём обещании Минерве. Гермиона поклялась, что не сдастся, и отступить сейчас – это было бы признанием поражения. Невыразимка кивнула и протянула руку Шепарду. Золотая нить оказалась довольно горячей, а рука Шепарда – влажной. Слова Такэхиро с трудом пробивались через вату в её голове. — Клянусь, — сухо сказала Гермиона в первый раз. — Клянусь, — нить стала горячее. Выражает ли температура неуверенность? Она не могла вспомнить. — Клянусь, — она уставилась на руку, позволив вспышке ослепить себя на секунду. Казалось линии всё ещё сияли на коже, хотя на самом деле они исчезли без следа. Гермиона ощущала себя так, словно над её ухом ударили в гонг, и гул всё длился, не думая затихать или прекращаться. Она закрыла глаза, обращаясь к образу озера окклюменции – ей нельзя терять самообладание, не сейчас. Гарри и Этьен по очереди принесли клятву, не пытаясь изменить формулировки или задать вопросы. Последним был сам Ричард, он произносил: «Клянусь», едва Такэхиро успевал договорить свои реплики. — Что же, надеюсь это того стоит, — Леви сел на краешек стула, держась слишком прямо. — Я буду крайне разочарован, если клятва жизнью уйдёт на какую-то ерунду. Ричард барабанил по столу, глядя куда-то вдаль. Он либо не слышал Этьена, либо решил не обращать на него внимания. — Как я говорил, все причины истончения Магнуса в прошлом. А значит только изменения в прошлом могут дать результат. Гермиона недоверчиво посмотрела на начальника. Ещё с третьего курса она знала – манипуляции со временем нужно встраивать в реальность осторожно, чтобы не нарушить временную линию и не создать парадокс. И в их случае это значило заставить волшебное сообщество поверить в кахексию, обмануть всех учёных, целителей, приборы, артефакты, самих себя, в конце концов! — Временные линии нельзя менять. Как мы будем делать подлог таких масштабов? Нам придётся подделать невероятный объём данных, не говоря уже об эффектах на каждом волшебнике… Ричард поднял ладонь, останавливая её: — Речь не о логике работы маховика времени, мисс Грейнджер. Мистер Кавамото поддался вперёд. — Возможно, мне удастся объяснить. Помните ли вы гэнсибату, госпожа Грейнджер? — дождавшись кивка, он продолжил, — Таблица в таблице, как вы сказали. И так сотни и тысячи раз. От гэнсибаты невозможно скрыть информацию, всё зависит лишь от мастерства ткача. В какой-то момент, когда господин Шепард поделился своими страхами, что в настоящем нет способа восстановить Магнус, я устремил взгляд в прошлое. И нащупал нить, ведущую к очень древнему, забытому артефакту, который сохранился лишь в магловских легендах: Сэнноуто, Клинок Тысячи Судеб. Такахиро посмотрел на всех так, словно он всё объяснил. Но лицо Гарри выражало такую степень замешательства, что японец лишь вздохнул. — Это довольно известная у японских маглов история. На остров обрушились беды, в разных вариантах легенды это было наводнение, мор и война. Главное то, что катаклизмы были безжалостны и истребляли почти всё население Японии. И тогда на помощь людям приходят боги или духи, опять же, есть разные варианты, и дают Клинок Тысячи Судеб. С помощью него избранный герой возвращается во времени и предотвращает смерти и разрушения. — Магловские сказки? — раздражённо спросил Леви. — И это кажется вам достаточной причиной для Обета? Или вы смогли найти этот клинок? — Нет, пока не нашёл, — мистер Кавамото достал из кармана уменьшенный музейный альбом и, вернув ему нормальный размер, открыл на закладке. — Скорее всего, он выглядит так, но экспонат в музее – подделка. Гермиона поддалась вперёд, вглядываясь в фотографию. Клинок был небольшим, скорее похожим на кинжал, с плоским лезвием и простой рукояткой. Никаких камней или резьбы, лишь тонкая тёмная полоса шла вдоль края. Из-за качества печати она не могла разглядеть, был ли в этой кайме текст или руны, что-то, отвечающее за магические свойства предмета. — И с чего вы взяли, что этот мифический артефакт вообще существует? — не успокаивался Этьен. На этот раз ему ответил Шепард. — Мистер Леви, дайте мне минуту, и я всё объясню. Естественно, одной магловской легенды недостаточно. Но в летописях волшебников нам встретилось упоминание о маге, который внезапно появился из ниоткуда, знал наперёд множество событий и сильно повлиял на политику тех времён. Про него ходили слухи, как о путешественнике во времени. С помощью гэнсибаты мы нашли экспонат в музее, но он оказался копией, очень тонкая гоблинская работа, довольно современная. Понимаете? — Ричард пристально посмотрел на француза. — Тот, кто стоит за кражей, явно относится к волшебному миру. Мистер Кавамото может рассказать обо всём, что он нашёл с помощью своего станка, но чем дальше, тем яснее – артефакт реален, как и его эффект. Разум Гермионы зацепился за последнее слово. Эффект, позволяющий предотвратить…Внутри неё что-то щелкнуло. — То есть… всё что будет после момента, в который путешественника перенесёт Клинок… просто исчезнет? Как будто и не было? Она встретилась взглядом с Гарри. Он смотрел на неё своими пронзительно зелёными глазами, начиная осознавать, что именно предлагал Шепард. — Что? Но как же война… на сколько мы переместимся?.. — забормотал он. — Боюсь, победа в этой войне оказалась пирровой. Из горла Гермионы непроизвольно вырвался нервный смешок. Всё то что они пережили, все потери... Вырваться из войны, чтобы вернуться в неё снова, ставя под угрозу мирное будущее? — Я не вижу иного выхода, — надавил Шепард, не давая никому начать расспросы. — Люди умирают, Магнус нестабилен и это распространяется дальше на континент, а мы перепробовали буквально всё, что смогли найти. Работа мистера Кавамото с гэнсибатой была нашим последним шансом на информацию. И мы её получили. Остальной Отдел Тайн, а также иностранные волшебники, продолжат поиски иных вариантов, но находящиеся здесь будут работать над Клинком Тысячи Судеб. Слова Шепарда отзывались в запястьях и горле, напоминая о данном обещании. Гарри сузил глаза, большой палец левой руки непроизвольно водил по невидимым линиям. — Ну и что от нас требуется? — От вас, мистер Поттер – быть аврором и знаменитостью. Клинок необходимо найти и каким-либо образом заполучить. Выкупить, украсть, одолжить – неважно, главное не выдать истиной причины интереса. Это и будет вашей задачей. Шепард отвернулся от медленно кипящего Гарри к подозрительно тихому Этьену. — Мистер Леви, от вас понадобится как можно более полная информация об изменениях Магнуса за последние тридцать-сорок лет и подробные инструкции по его восстановлению. Этьен кажется даже не моргал, просто разглядывая пятно на ковре. Единственный признак, что он вообще слышал Ричарда, был слабый кивок. — Мы с мистером Кавамото будем помогать в поисках Клинка Тысячи Судеб и займёмся воссозданием ритуала для перемещения во времени. Ричард перевёл взгляд на Гермиону и замолчал. — А что потребуется от меня? — хрипло спросила она, хотя знала ответ. Мистер Шепард отвёл глаза. Голос его прозвучал глухо и как-то виновато. — Вы будете путешественницей во времени, мисс Грейнджер.