Hetaera

~~~~~

      Слёз уже не было. Они иссякли несколько минут назад, когда Чонин в последний раз издал хриплый стон, исполненный ненависти в адрес Хёнджина. Теперь в его душе царила лишь пустота.       Он всё ещё лежит на полу в какой-то случайной спальне этого проклятого всеми богами дома, свернувшись калачиком и уткнувшись лбом в колени. Разбитое сердце глухо стучит в ушах, а в сознании звучит голос Сонгю, который продолжает нашептывать и выворачивать наизнанку все его чувства. Перед глазами, словно на повторе, возникает сцена предательства альфы.       Преданный. Именно это чувство сейчас охватило его. Глупец. Как он мог поверить этому мужчине? Никогда, никогда такой, как Хван Хёнджин, не смог бы его полюбить. Зачем Чонин только повёлся на его слёзы? Зачем он закрыл глаза и полностью отдался ему? Глупец. Он был для Хёнджина всего лишь гетерой, куклой, в которую тот так виртуозно играл.       Актёр. Хёнджин всегда умел скрывать свои истинные эмоции и мысли под маской. Чонин не раз замечал эту способность за ним. В одно мгновение альфа мог выглядеть печальным и расстроенным, в другое — радостным и весёлым, а в третье — он мог соблазнить своей красотой. Подобно змею-искусителю, Хван проник в душу Чонина, и тот даже не заметил, не понял, что с ним просто играют определённую роль.       Внизу, в зале, всё ещё звучит спокойная классическая музыка. Гости, продолжая веселиться и попивать из хрустальных бокалов вино, даже не подозревают, что в эти минуты жизнь Чонина была разбита на мелкие осколки. Вероятно, среди этих высокомерных особ вряд ли найдётся та, которая смогла бы искренне посочувствовать ему сейчас. Но, честно говоря, Йенни и не нужна их наигранная жалость. Он справится сам. Ему лишь нужно немного побыть одному в этой гнетущей тишине, чтобы собраться с мыслями и вновь подняться с колен.       Рядом с ним на полу, где Чонин его оставил, продолжает мигать телефон, не переставая принимать шквал сообщений и звонков, на которые он не обращает внимания. Среди них, несомненно, есть пара от Феликса, который спешит поделиться с ним радостной вестью о том, что Минхо наконец-то заговорил и даже поднялся с постели, чтобы покормить своих котят и фенека Чонина. Однако среди них наверняка также есть и пропущенные звонки от Хвана, который уже почти двадцать минут тщетно пытается его отыскать.       В этот момент Йенни меньше всего на свете хочет видеть Хёнджина. Сам факт напоминания об этом альфе вызывает у него отвращение. Как он мог так бесцеремонно играть на его чувствах? Неужели всё, что было между ними на протяжении двух месяцев, всего лишь фальшь? А помощь дедушке и его попытки наладить с ним отношения? Нет, что-то здесь явно не сходится.       Сделав глубокий вдох, Чонин поднимает голову и вытирает слёзы. Протягивая руку, он берёт телефон, на экране которого светится номер Хёнджина — тот снова пытается ему дозвониться. Сердце сжимается от боли, но омега усилием воли подавляет её. Им необходимо поговорить. Они не могут просто так расстаться. Йенни должен убедиться, что всё, что он видел, действительно правда.       — Я слушаю тебя, — произнес Чонин холодным, безэмоциональным тоном, принимая звонок.       — Малыш, — в трубке слышится вздох облегчения, и от этого ласкового голоса омеге хочется взвыть. Мерзавец! Как он может называть его так, когда буквально только что целовал чужие губы? — Где ты, дорогой? Я не могу тебя найти.       — Я в чьей-то спальне.       — В спальне?       — Да, — Чонин поднимается на ноги, отряхивая пылинки с чёрных брюк, и, осмотревшись, замечает дверь, ведущую в ванную комнату. — Я не могу точно вспомнить, на каком этаже она находится. Кажется, на втором.       — Как ты там оказался? — спрашивает Хёнджин с нескрываемым беспокойством, и Йенни слышит, как тот торопливо поднимается по лесенке, случайно кого-то толкая. — Что случилось? Тебя обидели? Мне не показалось, или твой голос звучит так, будто ты плакал?       — Со мной всё в порядке, — врёт он, не моргнув глазом, когда, протянув руку, открывает кран с холодной водой. Подняв взгляд на своё отражение в зеркале, Чонин качает головой. Его глаза слишком припухли от слёз, и Хван, несомненно, сразу заметит обман. — Просто мне стало немного нехорошо, и я решил побыть один.       — Я скоро буду у тебя, котёнок. Приоткрой, пожалуйста, дверь, чтобы я видел, где ты находишься.       — Хорошо.       Отвечает сухо Чонин и, не давая Хвану больше возможности произнести ни единого слова, сбрасывает вызов. Телефон тотчас же летит на крышку унитаза, а сам омега, склонившись над раковиной, подставляет ладони под струю холодной воды и умывает лицо. Прохлада помогает ему немного прийти в себя и начать мыслить более здраво.       Выпрямившись, он вновь смотрит в своё отражение. К опухшим глазам прибавились небольшие потёки от туши. Всё же зря Чонин не воспользовался сегодня водостойкой косметикой.       Аккуратно подправив свой макияж и тщательно замаскировав синяки под глазами, Чонин возвращается в спальню и приоткрывает дверь, как ему было велено альфой.       Хёнджин не заставляет себя долго ждать — уже через пару минут он врывается в комнату, застав Чонина стоящим к нему спиной у окна. Приподняв голову, омега внимательно вглядывается в уже потемневшее небо. Маленькие жёлтые точки мигают на нём, а большой диск круглой луны словно подмигивает ему. Услышав шаги альфы позади себя, Йенни на мгновение прикрывает глаза и, тихо вздохнув, мысленно желает себе сил выдержать и не сорваться в истерике к концу разговора.       — Малыш, — Хёнджин подходит чуть ближе, и его терпкий, пьянящий кофейный аромат приближается вместе с ним, заставляя сердце Чонина сжаться внутри. Без всяких сомнений, именно его он учуял в том кабинете. — Скажи мне, что произошло? У тебя был такой расстроенный голос. Ты плакал?       — Я уже говорил тебе, что со мной всё в порядке, — вновь сухо и безэмоционально отвечает омега. — Я просто хотел побыть в одиночестве.       — Но я же чувствую, что что-то случилось, — остановившись за спиной, Хван бросает некую папку на подоконник и нежно обнимает Чонина за талию, кладя подбородок на его плечо. — Кто обидел тебя?       От тепла тела альфы становится дурно. Ладони, которые недавно покоились на чужой талии, больше не вызывают того трепета, который они вызывали прежде. Комок подступает к горлу, начинает душить, и Чонин, сам для себя неожиданно, сбрасывает руки Хёнджина. Отойдя от него, он тихонько выдыхает, стараясь спрятать выступающие слёзы на глазах.       — Что же произошло за то время, пока меня не было рядом? — не выдержав, громко спрашивает Хёнджин. — Я не могу понять. Йенни, — он осторожно берёт его за плечо и разворачивает к себе, — отчего ты так холоден?       В очередной раз за этот вечер сердце Чонина разлетается на осколки, когда он встречается взглядом с Хваном и замечает на его левой щеке алый след от поцелуя, оставленный губной помадой. Сомнений больше не остаётся: в том кабинете действительно был Хёнджин. Он целовал омегу, чей аромат корицы был сладким и приятным.       Отшатываясь от альфы, словно от огня, Чонин, сбрасывая с плеча его ладонь. Он больше не допустит, чтобы этот человек прикасался к нему, и никогда… Никогда не простит Хёнджина за его предательство и ложь.       Хван смотрит на него с немым вопросом в глазах, его пухлые губы слегка приоткрыты. И даже сейчас, когда Чонину нестерпимо хочется дать ему пощёчину, этот альфа всё ещё кажется безумно красивым. Как же глупо его сердце, даже когда изранено, побито и разорвано в клочья, оно продолжает любить этого мужчину.       Сделав глубокий вдох, а затем выдох, Йенни берёт себя в руки. Сейчас не время для проявления эмоций, будь то слёзы или гнев. Месть, как известно, подаётся холодной, особенно когда её совершенно не ждут.       — Ничего не произошло, — произносит Чонин, стараясь скрыть свои истинные чувства. — Тебе показалось.       Сжав кулаки, он приближается к Хёнджину. Чтобы отвлечь его внимание, он делает свой тон более мягким и дружелюбным.       — Лучше расскажи, где ты пропадал? Бросил меня, — дует губы омега. — Я, между прочим, скучал.       После заданного вопроса взгляд Хёнджина беспокойно заметался по комнате. Наблюдая за ним, Чонин уловил, как мысли вихрем закружились в его голове. За время, проведённое вместе, он научился безошибочно распознавать признаки волнения у Хёнджина. Это выражалось в его движениях: альфа нервно теребил полы своего красного пиджака и покусывал нижнюю губу.       «Он пытается солгать! Как же я раньше не обращал внимания на это?» — проносится мысль, и Чонин с силой сжимает челюсть, чтобы скрыть свои чувства.       — Ничего интересного, — всё же снимая с себя пиджак, Хёнджин небрежно бросает его на кровать, находящуюся в двух шагах от них, оставаясь в одной лишь жилетке. — Обычный деловой разговор.       «Стало быть, теперь это называется так…» — слегка покачав головой, Чонин одарил Хёнджина очаровательной улыбкой и, нежно проведя руками по обнажённым плечам, мягко усадил его на край кровати.       — Ты напряжён, — он опускается на колени альфы и запускает пальцы в его мягкие вьющиеся локоны. Вспоминая, как некоторое время назад кто-то точно так же прикасался к ним, Йенни ощущает укол боли, но всё равно продолжает свою игру. — Хочешь расслабиться?       — Прямо сейчас? — хитро прищурившись, Хёнджин притягивает Чонина к себе за талию, и тот с трудом сдерживается, чтобы не оттолкнуть его руки. — Ты продолжаешь меня удивлять, мой малыш. Но давай лучше сначала я тебе кое-что покажу. Всё наконец-то решилось, и теперь ты свобо…       — Не сейчас, хён.       Склоняясь чуть ближе к лицу Хёнджина, Йенни обдаёт его губы своим дыханием, но не касается их поцелуем — не хочет, не может заставить себя. Отпечаток красной помады, словно мучительное напоминание, всё ещё виден на щеке альфы, и омеге стоит больших усилий, чтобы не разрыдаться прямо сейчас, сидя у него на коленях.       — Сначала ответь мне на один вопрос.       Чонин продолжает говорить нежным голосом, в то время как его мягкая ладонь опускается ниже, а проворные пальцы начинают расстёгивать пуговицы на бархатном жилете. В этот момент глаза Хёнджина трепещут, его губы приоткрываются, и с них срывается тихий стон, когда рука Чонина скользит по мышцам груди, задевая чувствительные соски.       — Мне довелось подслушать у одного омеги в этом доме печальную историю, — Йенни продолжает нежно перебирать между пальцами сосок Хёнджина, импровизирую на ходу. — Его альфа, оказывается, долгое время ему лгал и изменял. А этот омега так безумно его любил и верил каждому слову, что даже подумать не смел, что тот может быть таким подлецом.       Сердце в груди начинает кровоточить с новой силой, но Чонин успокаивает его тихим вздохом.       — И теперь этот парень не знает, как ему быть дальше. Промолчать, простить и растоптать свою гордость или послать его куда подальше? И мне стало интересно, как ты думаешь, а заслуживает ли этот альфа вообще прощения и смог бы ты сам так же солгать мне?       — Я бы никогда так с тобой не поступил, — Хван сжимает в объятиях тонкую талию Йенни и, притянув его к себе, вынуждает обнажить шею. — Это просто немыслимо. Ты моё счастье.       «Какой же ты мерзавец, Хван Хёнджин! Лжец и мудак!» — проносится в сознании Чонина, когда он запрокидывает голову назад, шмыгает носом и, не в силах сдержать эмоции, роняет слезу на щёку. Его ладонь вновь приходит в движение, и омега направляет её туда, где под рёбрами, отбивая громкий ритм, бьётся сердце Хёнджина. Сжимая пальцы, он с силой впивается ногтями в кожу, причиняя боль. «Ненавижу тебя…».       — Но всё же, этот альфа достоин второго шанса или всё же нет?       — Я не думаю, что такой человек достоин прощения, — оторвавшись от шеи Чонина, Хван поднимает на него взгляд. — Тот, кто предал однажды, предаст и второй раз.       — Вот и я так считаю.       На лице Чонина расцветает холодная улыбка, и он решительно отстраняется от поцелуев Хёнджина. Рука, которая только что ласкала обнажённую грудь, теперь нежно касается щеки, где остался след от алого оттенка помады.       — Эти люди не заслуживают прощения. Я не переношу ложь во всех её проявлениях, — большой палец аккуратно стирает краешек отпечатка чужих губ. — Мне противно находиться с ними даже в одном помещении.       — Йенни?       — Умолкни, — с напускной нежностью произносит Чонин и закрывает рот Хвану ладонью. — Я больше не желаю слушать тебя. Твои слова — сплошная ложь.       Глаза Хёнджина широко раскрываются, и он с недоумением смотрит на то, как лицо Йенни преображается, наполняясь хмуростью и гневом. Убирая ладонь от рта альфы, он прищуривается и всё же стирает со щеки большим пальцем столь ненавистный, вызывающий раздражение след от помады.       — Ты запачкался.       Вытирая испачканную руку об обнажённую грудь Хёнджина и стремясь размазать красное пятно по коже как можно более широко, Чонин пристально смотрит в его глаза, которые вновь наполняются испугом и начинают метаться.       — Я видел тебя в том кабинете. Это было довольно интересное зрелище.       Поднимаясь с колен Хёнджина, Чонин отходит от него и направляется к своей сумке, которая всё это время стояла на прикроватной тумбочке. Извлекая из неё влажные салфетки, он тщательно стирает остатки помады со своей руки.       — Чонин…       — Не смей приближаться ко мне, — гневно произносит он, когда Хван вскакивает со своего места и, подходя, протягивает к нему руки. — Ты мне отвратителен.       — Чонин, ты всё неправильно понял.       — Я ухожу.       Смяв использованную салфетку, Йенни отправляет её в мусорное ведро. Его совершенно не интересуют оправдания альфы. Всё, что было нужно, он уже увидел в кабинете. Проходя мимо Хёнджина, омега в последний раз обращает внимание на его осунувшееся лицо и слезящиеся глаза. Тот стоит на своём месте, даже не пытаясь больше как-то опровергнуть свои действия, что, несомненно, ранит Чонина ещё больше. Покачав головой, он протягивает руку, обманчиво ласково гладит его по щеке, а затем, резко размахнувшись, с громким хлопком оставляет на ней пощёчину.       — Прощай.       С высоко поднятой головой, не оборачиваясь, Чонин решительно подходит к двери и, распахнув её, покидает комнату. Стремясь сохранить темп и не дать Хёнджину возможности догнать себя, он спускается по лестнице и, смешавшись с толпой, выбегает на улицу.       Все подавленные эмоции внезапно обрушиваются на него с невероятной силой. Слёзы душат, голова начинает кружиться. К горлу подступает ком, и его начинает тошнить. Низ живота тянет, и Йенни почти падает на ближайшую скамейку.       Всё вокруг расплывается, когда истерика наконец достигает своего пика, и Чонин начинает рыдать в голос, громко, на весь пустеющий парк. Его внутренний мир разлетелся сегодня на осколки. Отныне омега больше не живёт, теперь он будет лишь существовать. Хёнджин уничтожил в нём все его чувства. Чуть ранее.       С самого утра день Хёнджина начался с череды неприятных событий. Очередной звонок от любимого брата, который уже неделю навязчиво вторгался в его жизнь, раздражая своим присутствием, и приглашение на благотворительный вечер бывшей девушки, от которого невозможно было отказаться, выбили его из колеи.       Он стал неразговорчивым, угрюмым и холодным, чем в какой-то момент вызвал обиду у Чонина. Это неприятное осознание не давало покоя Хвану вот уже на протяжении часа. Меньше всего на свете он хотел бы видеть разочарование в любимых глазах. Наоборот, ему всегда хотелось, чтобы улыбка не сходила с губ этого мальчика, а из всего, что могло бы огорчить его, были только мелкие неприятности, вроде отсутствия нужного размера обуви в любимом магазине. Но даже в этом случае Хёнджин был готов на всё, лишь бы вновь увидеть радость на лице Чонина.       Поэтому, сидя в этом роскошном кабинете, обставленном антикварной мебелью и озаряемом пламенем камина, он жаждал как можно скорее завершить разговор и наконец найти своё счастье среди собравшейся в этом доме толпы, чтобы принести извинения и сообщить радостную весть, которая навсегда изменит их положение.       — Значит, ты хочешь выкупить у меня одного из моих гетер?       Речь этой женщины звучит весьма серьёзно, но Хёнджину, несомненно, слышны в ней лукавые нотки. Хван Йеджи всегда была подобна хитрой лисице, которая предпочитает сначала как следует позабавиться с тобой, а уже после, быть может, одарить тебя тем, чего ты так желал.       — Да, — твёрдо и уверенно отвечает Хван. Слегка наклонившись, он кладёт на стол папку с договором. — Я предлагаю хорошие деньги и не могу понять, почему ты затянула с ответом. Мне всегда казалось, что выкуп гетер из твоего агентства — это обычная практика.       — Возможно, и обычная, — омега придвигает к себе поданную папку, открывает её и быстро пробегает глазами по бумагам. — Но ты ведь не простой клиент, — вновь с хитрой усмешкой.       — Йеджи… — Хёнджин качает головой.       — Посуди сам, — вновь начинает она и, закрыв папку, поднимается со своего места, откидывая с плеча прядь огненно-рыжих волос. — Мой бывший парень является ко мне, дабы выкупить из агентства некую гетеру. А ведь, как известно, практика подобных сделок такова, что почти в девяноста девяти случаях из ста хозяин женится на подобной омеге. И после этого не приходило ли тебе в голову, что я могу испытывать ревность?       — Мы расстались пять лет назад. Какая может быть ревность, Йеджи!       — Ты всегда был таким, Хван Хёнджин, — надувая губы, Йеджи обходит стол и, опёршись на него бёдрами, продолжает: — Холодным и колючим. Мог бы хоть немножко мне подыграть.       Подняв глаза на возвышающуюся перед ним фигуру, Хёнджин окинул её взглядом с ног до головы. Казалось, время было не властно над обликом Йеджи: всё то же милое личико с раскосыми лисьими глазами, улыбка, приподнимающая уголки губ, тонкая талия, обтянутая слишком коротким чёрным платьем, и огненно-рыжие волосы, ниспадающие чуть ниже плеча. Всё это всегда заставляло Хёнджина находить эту омегу весьма привлекательной.       В свои двадцать два года Хван не просто проникся симпатией к этой девчонке, он буквально потерял голову от её красоты. Аромат Йеджи, сладкий и волнующий, словно манил его, а тело было подобно наркотику, на который он подсел слишком серьёзно.       Это была не любовь, это была одержимость.       История их дружбы берёт своё начало в далёкие детские годы. В те времена их семьи были настолько близки, что практически ни один уикенд не обходился без совместного отдыха, а Хёнджин и Йеджи были просто неразлучны. Им нравилось играть, веселиться и устраивать настоящий переполох в доме. Родители часто называли их братом и сестрой, что вызывало недовольство детей. Они отрицали этот статус и утверждали, что являются очень близкими друзьями, на что взрослые лишь качали головой и как-то слишком подозрительно переглядывались.       Примерно до пяти лет Хван практически не общался ни с кем, кроме дочери папиного друга, пока семья Йеджи не приняла решение о переезде в Америку. Это был трудный период, и он до сих пор помнит, как сложно было прощаться с этим милым и забавным человечком. Тем не менее время не стоит на месте, оно движется и постоянно меняется, и уже через полгода, обретя новых друзей, Хёнджин не то чтобы забыл об этой девочке, он просто перестал скучать по ней.       Йеджи явилась как снег на голову, когда альфа совершенно не ожидал её появления. Вернувшись в Сеул спустя долгое время уже в статусе взрослой и невероятно прекрасной омеги, она вскружила ему голову своей красотой и необузданным нравом. Хёнджин был буквально очарован ею и даже не заметил, как стал одержим. Он был готов на всё, что бы ни попросила Йеджи. Дорогие подарки, цветы, всё, что угодно, лишь бы она позволила прикоснуться к себе.       Однако сама девушка не питала к Хвану ни малейшего чувства любви. Он ей нравился, но лишь как хороший любовник и милое личико, которым не стыдно было бы похвастаться в обществе.       Для них всё завершилось в ту ночь, когда произошла авария. В очередной раз поддавшись искушению испытать судьбу, Йеджи решила сыграть на безумии Хвана и позвонила ему посреди ночи с просьбой о встрече. Он откликнулся мгновенно и без колебаний отправился к ней, о чём теперь до сих пор горько сожалеет.       — Ты ошибаешься, — глядя прямо в глаза девушке, которая оставила его, едва узнав о трагедии, Хёнджин поднимается на ноги, и теперь он возвышается над ней. — Я никогда не был холоден и резок с тобой. Всё это было с твоей стороны. Но сейчас я не желаю ворошить прошлое. Я был слишком наивен, когда поверил в твою искренность, — приподняв подбородок, он продолжил: — Подпиши бумаги о выкупе гетеры, и давай завершим наш разговор.       Во взгляде напротив на мгновение промелькнуло раздражение, но тут же сменилось хитрым и лукавым блеском. Улыбка Йеджи стала ещё шире, и она придвинулась ближе к Хёнджину, а её сладкий, соблазнительный аромат наполнил пространство вокруг. Капли пота выступили на висках, когда Хван осознал, что по телу поднимается волна приятного, возбуждающего жара. Словно обволакивая его, это желание заставляло вновь подчиниться чарам этой лисы.       — Мне стало любопытно, — почти вплотную приблизившись, шепчет омега. — И я заглянула в анкеты моих гетер, чтобы найти фотографии того, кого ты так страстно желаешь выкупить у меня. Знаешь, — кончики пальцев касаются предплечья Хёнджина, и он хочет отстраниться, но какая-то неведомая сила не даёт ему этого сделать. — Он милый, но разве этот мальчик может сравниться со мной, а? Хённи, детка, ты ведь никогда не питал особой любви к таким смазливым омежкам.       — Я был глуп, когда обращал внимание на таких, как ты. — Слова прозвучали несколько резко, но Хёнджину было всё равно. — Красивые оболочки, внутри которых пустота. Такие, как вы, не способны на искренность. Вы лишь пользуетесь своими партнёрами, ничего не давая взамен.       — Но и ты, Хван Хёнджин, был не подарок. Разве ты можешь отрицать, что и сам пользовался моим телом? Я прекрасно помню, с каким блеском в глазах ты смотрел на меня в те моменты, когда я была обнажена. Ты любил брать, как хотел, и я никогда не противилась этому, позволяя тебе быть моим господином, — сладкий аромат корицы становится всё сильнее, и у Хёнджина слегка кружится голова. Рука Йеджи скользит по его плечу, мягко обводя его контуры, и она наклоняется чуть вперёд, обдавая лицо своим дыханием. — Ну же, Хённи, вспомни, как нам было хорошо вместе в те ночи. Два безумца, любившие свободу. Мы ломали кровати в отелях, когда нам было особенно приятно. Разве всё это могло быть ненастоящим?       Слова, подобно яду кобры, проникают в сознание Хёнджина, пробираясь сквозь все воспоминания, отыскивая в его памяти давно забытые образы тех жарких, пылающих ночей, проведённых с этой невероятной красоты женщиной. Перед глазами начинают проноситься картины, от которых возбуждения пробегают по телу, словно электрический разряд, делая его снова зависимым. Аромат продолжает сводить с ума, а тепло тела Йеджи будто побуждает вновь отдаться безумию.       «Йенни…» — мелькает имя в голове Хёнджина, когда он пытается заглушить в себе эту ненасытную жажду. «Я не могу так поступить с ним…».       — Хён, — словно уловив ход мыслей альфы, Йеджи вновь нежно произносит, касаясь поцелуем его левой щеки. — Ну же, детка…       — Что ты делаешь?       Взор застилает пелена возбуждения, и здравый смысл вновь ускользает от Хёнджина, уступая место нарастающему желанию прильнуть к этим манящим алым губам. Руки сами собой обвивают тонкую талию омеги, притягивая её к себе так близко, что их уста почти соприкасаются.       — Я помогаю тебе вспомнить, — почти одними губами шепчет она и, запуская пальцы в волосы альфы, склоняет голову набок. — Всего один поцелуй, Хённи, и я подпишу все бумаги. Сделай мне одолжение в последний раз, прошу тебя, детка.       Произнесённая фраза действует на Хёнджина подобно спусковому механизму. Его губы обрушиваются на уста Йеджи, и он сразу же углубляет их поцелуй. Внутри всё взрывается, а разум затуманивается, словно от наркотического дурмана, когда первый сладостный вкус проникает на кончик его языка. Эта зависимость сейчас губит Хвана, и он это осознаёт, но ничего не может с собой поделать. Ему необходимо целовать, касаться, прижимать к себе и обладать этой мерзавкой.       Йеджи в его объятиях начинает расслабляться. Её рука продолжает играть с волосами Хёнджина, а аромат становится настолько приторным, что он забирает в плен его последние мысли. И теперь, полностью отдавшись безумию, Хван прижимает её ближе, нежно оглаживая ладонью каждый изгиб тела.       Дыхание становится более частым, и контролировать себя всё трудней и трудней. На подсознательном уровне Хёнджин осознаёт, что если он не остановится прямо сейчас, это может привести к настоящей трагедии. Но сладкие губы так дурманят, что оторваться от них просто невозможно, и альфа с новой силой сжимает их своими.       Хён… Как ты мог…       В голове раздаётся родной, любимый голос, и Хёнджин сразу же замедляет свой темп. Его сердце начинает громко стучать, а по телу проносится дрожь, когда перед закрытыми веками всплывает яркая картинка заплаканных глаз Йенни. Это заставляет альфу на мгновение оторваться от губ Йеджи, но она тут же вновь притягивает его к себе и завлекает в новый поцелуй.       Больно, Хён…       Голос Чонина прозвучал уже более отчётливо, словно окатив его холодной водой из ведра. Очнувшись от наваждения, Хван отстраняется от Йеджи и, взяв её за плечи, грубо отталкивает от себя. Осознание происходящего обрушивается на него подобно лавине, и, брезгливо вытерев губы под растерянным взглядом омеги, Хёнджин подходит к столу, берёт папку с личной печатью и вновь приближается к ней.       — Подписывай, — произносит он, более не церемонясь, и пихает бумаги своей бывшей. — Я ведь исполнил твоё условие, не так ли?       — Зачем же так грубо…       — Без лишних слов, прошу, — прерывает речь Йеджи Хёнджин, помогая ей открыть договор на нужной странице. — Подписывай, — он указывает пальцем на строку, где требуется поставить печать.       Больше не стремясь раскрыть свой рот и каким-либо образом задеть Хвана, Йеджи снимает защитный колпачок с печати и ставит свою подпись, тем самым вызывая вздох облегчения у него. Всё кончено. Теперь Чонин свободен, и они наконец-то могут предстать перед обществом в качестве пары. И более ни один из этого прогнившего круга не посмеет взглянуть на омегу как на обычную марионетку.       Однако что-то заставляет сердце в груди сжиматься от беспокойства, не позволяя Хёнджину в полной мере насладиться этим моментом. Ему будто кажется, что он стоит у края пропасти, в которую уже сделал первый шаг. И теперь остаётся только ждать, когда от падения всё внутри него разлетится на мелкие осколки.       На губах, словно усиливая дурное предчувствие, горит поцелуй, от которого ему становится тошно. Как он мог так забыться и допустить подобное? Как теперь смотреть в глаза Чонину? Хёнджин понятие не имеет, как справиться со своей совестью, которая сейчас разрывает его на части. Он понимает, что не сможет промолчать об этом. Хвану просто не в силах лгать Йенни в лицо. Ему придётся признаться, иначе он не сможет спокойно уснуть.       — Будьте счастливы, — закрывая папку, Йеджи передаёт её Хёнджину и, кокетливо улыбнувшись, наматывает на палец выбившуюся прядь волос. — Надеюсь, вы проживёте долгую и счастливую жизнь.       — Можешь даже не переживать. Я сделаю всё для этого.       Не произнеся более ни слова, Хёнджин разворачивается и быстрым шагом направляется к выходу. Распахнув дверь, он в последний раз оборачивается к своей бывшей и, встретившись с её лукавым взглядом, едва заметно наклоняет голову в знак прощания. После чего покидает кабинет, мысленно дав клятву, что более никогда не станет иметь дело с этой особой.

~~~~~

      — Ты правда чувствуешь себя лучше? — с заботой спрашивает Чан, укрывая плечи Минхо тёплым пледом. — Мне кажется, тебе ещё рано возвращаться к домашним делам.       — Всё в порядке, — слегка покачав головой и не прекращая собирать букет из садовых роз, омега обратил свой взор на альфу и одарил его лёгкой улыбкой. — Мне уже значительно лучше. Не волнуйся так.       Но Бан Чан не может не тревожиться. Он был слишком напуган, когда Минхо потерял сознание и не приходил в себя целую неделю. Всё это время Чан провёл подле его постели. Порой даже казалось, что он пустил корни рядом с ней, а их ладони словно были скреплены суперклеем, дабы никто не мог их разъединить. Альфа практически не спал. Он наблюдал часами, сутками и постоянно ждал, когда хотя бы одна мышца на лице Минхо пошевелится, а веки затрепещут и откроют взору его красивые глаза.       Также на протяжении этой недели Чан обрушивал на Сонгю все виды проклятия за то, что тот вообще появился на свет. Не отрывая взгляда от бледного и осунувшегося лица омеги, он поклялся, что в следующий раз спустит этого наглеца с парадной лестницы, если он посмеет вновь переступить порог этого дома. Кроме того, альфа пообещал себе, что больше никогда не позволит Сонгю или кому-либо другому причинить боль Минхо.       — Этот букет я поставлю в комнате Чонина, — разрывает тишину нежный голос Мина, когда он аккуратно перевязывал цветы красивой лентой. — Ему всегда нравились здешние розы. Надеюсь, он улыбнётся, когда их увидит.       — Я уверен, что Йенни будет в восторге.       Бан Чан безмерно благодарен этому мальчику. Помимо того, что Чонин проявлял трогательную заботу и доброту по отношению к Минхо всё это время, он также проявлял заботу и о самом Чане. Дважды, со строгим выражением на лице, омега отправлял Бана в постель, чтобы тот мог немного отдохнуть и поспать. Столько же раз Йенни спасал его от голодного обморока, буквально заставляя съесть принесённую им пищу. Он стал для Минхо и Чана кем-то вроде ангела-хранителя, который оберегал их от различных последствий этой ситуации.       — Так странно, — Минхо с легкой грустью пододвигает к себе вазу и ставит в воду красивый букет, источающий приятный аромат. — Чонин всегда вставал на завтрак и помогал мне накрывать на стол. Но сегодня он почему-то не вышел из своей комнаты.       — Возможно, он просто переутомился после вчерашнего вечера, — предполагает Чан спокойным и убаюкивающим голосом, помогая омеге поставить цветы на край стола, чтобы затем отнести их в комнату юного омеги. — Я не спал, когда услышал, как подъехала машина Хёнджина. Это было действительно очень поздно.       — Никогда не любил все эти благотворительные балы.       После произнесённой фразы Чан замечает, как Минхо вновь начинает уходить в себя. Перебирая в своём сознании обрывки воспоминаний, отыскивая среди них наиболее горькие, лицо омеги слегка бледнеет. Приезд этого Сонгю оказал на него слишком сильное воздействие. Он словно отбросил Мина в то время, когда тот только-только избавился от его власти над собой. И если бы разум не решил обезопасить его и не погрузил в глубокий сон, Чан уверен, что по итогу Минхо оказался бы в психиатрической клинике, запертый в тесной палате с белыми стенами.       Вся эта ситуация вызывает у альфы бурю эмоций. Он сердится и негодует. Чану не нравится, что Минхо находится в этом доме, словно на действующем вулкане. Никто не знает и не может догадаться, когда он вдруг решит проснуться и взлететь.       Ещё до приезда Сонгю он всерьёз задумывался о том, чтобы предложить омеге переехать в его квартиру. Чан всегда считал, что пребывание в стенах этого особняка не способствует его полному выздоровлению. Но что-то постоянно останавливало и не давало ему произнести эти слова. Однако теперь он твёрдо уверен, что откладывать больше нельзя. Минхо срочно необходимо увезти отсюда, и, возможно, даже покинуть страну на некоторое время. Бан Чан готов на это, он готов оставить всё здесь и уехать, лишь бы помочь своему парню.       — Мини, — прочистив горло, он присаживается чуть ближе к омеге. Его слегка потухший цветочный аромат смешивается сейчас с ароматом садовой розы, и Чан чувствует, как они, дополняя друг друга, преобразуются в более нежный. — Я давно хотел с тобой поговорить, но никак не мог подобрать правильные слова. Не знаю, как ты отреагируешь, но прошу тебя, хорошенько обдумай моё предложение, прежде чем отказаться.       — Чан? — повернув голову в сторону альфы, Минхо откладывает очередной букет, который он составлял, и смотрит на него широко раскрытыми глазами. — Ты выглядишь необычно, словно хочешь сделать мне предложение, — шутливо произносит он и тихо смеётся.       — Нет, — запинается Чан, но, осознав, что его ответ прозвучал излишне резко, смягчает тон и, взяв ладошку Мина, нежно целует его пальцы. — Но это тоже весьма значимый этап для нас обоих.       — Ты умеешь заинтриговать, — облизнув пересохшие губы, Минхо попытался изобразить на лице улыбку, но от волнения это получилось у него несколько неловко. — Я слушаю тебя.       — Я хочу, чтобы ты уехал из этого дома, — Чан решает больше не тянуть и сразу же озвучивает своё предложение. — Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. А в идеале мы могли бы вместе покинуть эту страну на некоторое время. Хана давно зовёт меня в Сидней, и мы могли бы рассмотреть этот город в качестве возможного места жительства. Либо мы могли бы отправиться в Европу, например, в Париж или Лондон.       Минхо удивлённо вытягивается в лице и тотчас же высвобождает свою руку из хватки Чана, поднимаясь на ноги. Лёгкий осенний ветерок, гуляющий по беседке, в которой они и находятся, заставляет его волосы слегка запутаться, когда он обхватывает себя за плечи руками. В глазах блеснули слёзы, и Чан тут же вскакивает со своего места. Но как только он приближается к Минхо, тот отступает на два шага.       — Я обидел тебя?       Спрашивает Бан Чан, на что получает в ответ лишь отрицательное покачивание головой. Он снова попытался подойти ближе к омеге, но тот тут же выставил руку вперёд, предупреждая, что лучше не делать этого. Минхо сейчас напоминал напуганного и загнанного зверя.       — Объясни, — в отчаянии, не на шутку испугавшись, произносит альфа, слегка нахмурив брови. — Прошу, расскажи, что я сделал не так? Тебе не понравилось моё предложение?       — Я не могу понять, как мне реагировать на это, — голос Минхо звучит хрипло, румянец на его щеках бледнеет, и они приобретают неестественный оттенок. — Ты предлагаешь нам жить вместе? Но зачем тебе это? Почему ты заговорил на эту тему именно сейчас? Ты испытываешь ко мне жалость? — Минхо сыплет вопросами, его речь становится быстрой и бессвязной. — Мы ведь даже не целовались, а ты предлагаешь… — Минхо замолкает, осознавая, что сказал лишнее.       Посмотрев в глаза напротив, Чан мгновенно уловил в них нечто, чего прежде не замечал. Вероятно, впервые за долгое время Минхо позволил ему заглянуть в свою душу и увидеть себя настоящего. Он был испуган и обеспокоен, но в то же время рад слышать эти слова от альфы. Однако в глубине глаз омеги Чан также заметил вспышку гнева. Мин был зол на него, он даже чувствовал себя обиженным из-за того, что тот так долго медлит и не прикасается к нему. Ведь он давно всё решил для себя и полностью отдался Бан Чану.       Ощутив укол совести за то, что он так долго сохранял дистанцию, Чан глубоко и тяжело вздохнул. Он не желал каким-либо образом обидеть Минхо. Напротив, альфа полагал, что таким образом он оберегает его. Ведь после всех испытаний, через которые прошёл омега, он, вероятно, не хотел, чтобы к нему прикасались и пытались завладеть тем, что он не мог отдать без опасения. Однако все люди могут ошибаться, и Чан не является исключением.       — Минхо, — сделав осторожный шаг в его сторону, Чан протянул руку ладонью вверх. Омега посмотрел на неё с подозрением, но не отступил, а лишь замер в ожидании продолжения. — Я не стану врать и утверждать, что мне совершенно всё равно, что в этих стенах тебе становится только хуже. Ведь это так, и ты сам это понимаешь. Поверь, я был очень испуган, когда ты целую неделю не приходил в себя. Поэтому в первую очередь я хочу, чтобы ты покинул это место ради собственной безопасности.       — А во вторую? — почти беззвучно, одними губами прошептал Минхо, взглянув в глаза Чана, которые смотрели на него с искренностью, лишённой малейшего намёка на лукавство. — Почему ты действительно хочешь жить со мной вместе?       — Потому что я люблю тебя, Ли Минхо, — с ласковой улыбкой произносит Бан Чан, и слова эти льются прямо из глубины его сердца. — Люблю больше жизни и не хочу тебя потерять.       Всё вокруг замирает после того, как прозвучало громкое признание. Кажется, что даже звуки исчезают, оставляя их стоять друг перед другом, словно в некоем невидимом куполе. Чан держит руку на весу, ладонью вверх, не шелохнувшись. Он ждёт, когда Минхо наконец решится и сделает свой первый шаг навстречу, ведь счастливые глаза выдают его с головой. И Чан не может не радоваться этому.       — Я не верю тебе, Бан Кристофер Чан, — внезапно нахмурился Минхо, скрывая за непроницаемым взглядом загоревшийся было огонёк. — Мне надоело слушать твои сладкие слова. Ты говоришь, что любишь меня, но я ни разу не почувствовал этого. — Поплотнее закутавшись в плед, он обходит Чана и, стремясь покинуть беседку, добавляет: — Знаешь, я больше не хочу…       Но договорить он не успевает, ибо Чан молниеносно срывается с места и, обхватив его за локоть, резко поворачивает к себе лицом. Несколько опешив, Минхо смотрит на него широко раскрытыми глазами, в которых читается лёгкое смятение и испуг от столь неожиданной реакции. И прежде чем он успевает опомниться, Чан склоняется и решительно прижимается губами к его губам, сразу же углубляет поцелуй, проявляя настойчивость и страсть.       Не теряя более ни мгновения, он подхватывает Минхо и усаживает на стол, широко разведя его ноги. Цепляясь за сильные плечи, тот начинает томно мычать от наслаждения, в то время как руки Чана сжимают его полные бёдра. Их губы, словно в танце, нежно и ласково касаются друг друга, а ароматы становятся гуще, отчего приятное ощущение разливается по всему телу, заставляя двигаться ещё быстрее.       — Прости меня, — лишь на мгновение альфа отрывается от губ Минхо, чтобы переключиться на его шею. — Прости. Прости. Я был так глуп, когда думал, что тебе это может быть неприятно.       — Чани, — вдыхая полной грудью усилившийся древесный аромат, Мин негромко ахает, и на его лице появляется улыбка, когда он запускает пальцы в густые волосы на затылке своего альфы. — Как могут быть мне противны твои прикосновения? Какой же ты глупышка.       — Я люблю тебя, — Чан оставляет лёгкие поцелуи на шее, поднимаясь к линии челюсти. — Люблю больше жизни, — он отрывается от сладостной кожи и смотрит Минхо прямо в глаза. — Ты переедешь ко мне?       — Я…       — ЧОНИН. ПРОШУ, ВЫСЛУШАЙ МЕНЯ.       Но в очередной раз Ли не успевает договорить, так как вдруг из двора раздается громкий голос Хёнджина. По его интонации им становится ясно, что произошло нечто непредвиденное. Поэтому, беспокойно переглянувшись между собой и поспешно приведя себя в порядок, Чан и Минхо выходят из беседки в направлении парковки.       Вопрос о переезде остаётся открытым, но они, несомненно, вернутся к нему позже. Ведь сам Минхо осознаёт, что, оставаясь в этом доме, он рискует в какой-то момент навсегда потеряться в себе.

~~~~~

      Прохладный ветер бьёт Хёнджина прямо в грудь, развевая полы его наспех накинутого халата, когда он спускается по ступеням крыльца и окликает Чонина, бегущего впереди. Дыхание его сбитое от быстрого движения, но он не сдаётся и всё равно продолжает преследовать омегу.       Всю ночь, с того самого момента, как Хёнджин пришёл в себя после пощёчины, и до первых солнечных лучей, он неустанно искал Чонина по всему Сеулу. Страх, что тот мог совершить опрометчивый поступок, побуждал его не сдаваться и продолжать поиски до тех пор, пока на телефон не пришло оповещение от Джисона, который сообщил, что Йенни сейчас находится у него и с ним в физическом плане всё в порядке. Лишь после этого Хёнджин смог облегчённо вздохнуть и, наконец, вернуться домой.       Он спал недолго и очень чутко, поэтому ему не составило труда уловить момент, когда в соседней комнате раздался звук хлопнувшей двери. Резко вскочив с кровати, Хван наспех накинул на себя первое, что попалось под руку, обул тапки и стремительно покинул свою спальню.       Чонин вернулся в особняк ранним утром. Поднявшись к себе, он собрал все свои вещи в чемодан, оставив нетронутыми только подарки, преподнесённые ему альфой. Даже краски, о которых он грезил с самого детства, Йенни оставил лежать там, где они находились — в мастерской, рядом с незаконченным портретом Хёнджина.       — Чонин. Прошу, выслушай меня.       Громко произносит альфа, когда, преодолевая последнюю ступень, почти настигает Йенни. Он делает попытку ухватить его за локоть, но тот молниеносно отдёргивает руку и, ускоряя шаг, не оглядываясь, движется в направлении парковки, где его уже ожидает Хан Джисон, держа на руках Нору.       — Чонин, ты всё неправильно понял. — Не сдаётся Хёнджин. — Позволь мне всё тебе объяснить.       Игнорируя слова Хвана, Чонин с невозмутимым видом продолжает свой путь. Колёса его чемодана, вторя стуку каблуков, звонко отскакивают от каменной дорожки. Назойливый ветер проникает под воротник куртки, унося с собой частичку аромата, и направляет её прямо на Хёнджина.       — Это нелепая случайность, — почти настигнув Йенни, вновь громко говорит Хван. Протянув руку, он всё же ухитряется схватить того за локоть и развернуть к себе лицом. — Я всё объясню, — продолжает он, удерживая Чонина, и наконец переводит дух.       — Отпусти меня.       В попытке освободиться от хватки Хёнджина, Чонин делает резкое движение рукой. Однако сильные пальцы альфы сжимают локоть слишком крепко, не позволяя более пренебрегать его присутствием.       — Йенни, — пытается успокоить его Хван, — я лишь хочу, чтобы ты меня выслушал. — Но, судя по всему, слова не достигают цели, поскольку Чонин смотрит на него с таким отвращением, что у Хёнджина болезненно сжимается сердце. — Прошу, просто позволь мне всё тебе объяснить.       — Я не намерен выслушивать твои оправдания, — с раздражением произносит Ян, всё же вырывая руку из ладони Хёнджина. — Мне надоело быть объектом твоих манипуляций. Оставь свои уловки для тех, кто готов верить каждому твоему слову. И не забывай чаще прибегать к слезам — это поможет тебе убедить их ещё больше.       — Чонин, — попытавшись взять ладонь омеги в свою, Хван получает в ответ болезненный шлепок и взгляд, полный ненависти. — Я никогда не манипулировал тобой, — добавил он уже тише. — Этот поцелуй, который ты увидел…       — Прости, Хёнджин, — прерывая речь альфы и крепче сжимая ручку чемодана, Чонин качает головой. — Я больше не хочу ни слушать тебя, ни находиться рядом. Ты предал меня, обманул, заставил поверить в твою искренность, но в итоге оказался таким же, как и все остальные.       Развернувшись на каблуках, он бросает на прощание:       — Не иди за мной. Не мучай. Умоляю. Между нами всё кончено!       Последняя фраза подобно сильнейшему удару под дых сбивает Хёнджина с ног. Не в состоянии поверить в происходящее, он вцепляется пальцами в свои волосы и сжимает их до боли. Всё вокруг словно теряет свои краски. Звуки заглушает длинный писк в ушах, а перед глазами он видит только удаляющуюся фигуру Чонина.       Хёнджин всё уничтожил, разрушил своими собственными руками. Как он мог совершить такую опрометчивую ошибку? Зачем поддался искушению? В тот момент он будто передал бразды правления самому дьяволу. И вот теперь, пожиная плоды своего поступка, Хван стоит посреди двора в одном халате, наблюдая, как вместе с Чонином из его жизни уходит всё тепло и солнечный свет.       Подойдя к автомобилю, омега с трудом выдавил из себя улыбку, когда Джисон ласково провёл рукой по плечу и, что-то прошептав на ухо, передал ему Нору. Наблюдая за тем, как водитель кладёт чемодан в багажник и аккуратно усаживает Чонина на заднее сиденье, Хёнджин в отчаянии опустил руки. К сожалению, он больше не мог повлиять на ситуацию. Его слова теперь были бессмысленными для омеги. Поэтому в этот момент ему оставалось только отпустить его, как бы трудно это ни было.       Хёнджину нужно дать Чонину возможность успокоиться.       Обойдя автомобиль и посмотрев на Хвана, Джисон немым вопросом спрашивает у него разрешение и, получив утвердительный кивок, занимает водительское место. Заведя двигатель, он выжимает педаль газа и, под пристальным взглядом альфы, увозит Чонина прочь из его дома.       — Какая любопытная картина, — за спиной Хёнджина раздался голос Сонгю, и он резко обернулся, посмотрев на него с лёгким недовольством. Меньше всего на свете Хван ожидал увидеть здесь своего брата. — Ромео бросила его Джульетта. Ах, — старший театрально прижал руку к груди. — Моё сердце разбито.       — Какого хрена ты тут забыл? — с нескрываемым раздражением спрашивает Хёнджин, не замечая лукавых искорок в глазах Сонгю. — Как ты попал в дом?       — Через чёрный ход, — продолжая улыбаться, старший похлопывает его по плечу, от чего Хван резко отстранился. — Ты, вероятно, забыл, но я и сам здесь прежде жил, и мне знакомы все укромные уголки этого дома.       — Однако теперь это не так, — обойдя Сонгю, Хёнджин направляется обратно к крыльцу. — Сегодня я не хочу принимать гостей.       — Он был так расстроен, увидев тебя с Йеджи, — выкрикивает ему в спину старший альфа, и Хёнджин мгновенно останавливается как вкопанный. — Чонин, — продолжает тот. — Мне даже на мгновение стало его жалко. Бедный омежка возомнил, что может сравниться с нами. Глупец. Но как гетера он, несомненно, хорош. Минхо ему и в подмётки не годится.       Вновь развернувшись к брату, Хёнджин прищуривает глаза и делает шаг в его сторону. Тот, в свою очередь, остаётся на месте, сохраняя на лице широкую улыбку. Во взгляде Сонгю читается радость, словно он наслаждается тем, что сердце младшего было разбито. От этого в груди Хвана начинает закипать гнев, а руки невольно сжимаются в кулаки.       — Что ты сказал?       Спрашивает Хёнджин, почти вплотную приблизившись к Сонгю и нависая над ним подобно скале. Смотря прямо в бегающие и горящие озорством глаза, он сурово сдвигает брови к переносице.       — Я сказал, — начинает говорить брат, тщательно артикулируя каждое слово, — я видел, как твоему любимому омежке было больно. Я наслаждался тем, как его тело содрогнулось от увиденного. Я слышал, как участилось его дыхание, когда он пытался сдержать слёзы. И самое важное, я лично привёл его туда, чтобы он стал свидетелем этого зрелища. — Издевательски ухмыльнувшись, Сонгю продолжил: — За всё нужно платить, братик.       Рука взмывает вверх, и твёрдый кулак рассекает воздух, обрушиваясь на челюсть старшего, когда внутри Хёнджина всё же взрывается вулкан гнева. Падая от столь мощного и неожиданного удара, Сонгю опирается на локти, пытаясь подняться, но не успевает этого сделать, как получает ещё один удар в лицо, но уже с другой стороны. Залезая верхом на поверженного брата, Хван в порыве ярости снова заносит руку для нового удара, но кто-то хватает его сзади и оттаскивает от него.       — Не нужно, Хёнджин, — раздаётся голос Чана, и альфа наконец осознаёт, кто пытается его удержать. — Успокойся. Не стоит пачкать руки об это.       — Всё верно, братец, — отплёвываясь от крови и садясь, Сонгю со смехом смотрит Хвану прямо в глаза. — Послушай своего пса. Успокойся.       — Я убью тебя! — в очередной раз пытаясь освободиться от хватки Чана, младший делает резкий рывок в сторону старшего.       — Хёнджин, не надо, прошу. Ты же видишь, что он просто пытается вывести тебя на эмоции.       Хватка Бан Чана становится ещё крепче, а голос — решительней, что в какой-то момент помогает Хёнджину умерить свой пыл. Бросив трезвый взгляд на старшего брата, который в этот момент поднимается на ноги и вытирает кровь с разбитой губы, он немного расслабляется и осторожно высвобождает свои плечи из рук Чана.       — Зачем ты это сделал?       — Я уже дал тебе ответ на этот вопрос, — Сонгю извлекает из кармана платок и вытирает им свои пальцы, запачканные кровью. — За всё приходится платить. Ты забрал мою игрушку, а я сделал так, чтобы и ты лишился своей.       — Они не игрушки, — цедит Хёнджин сквозь зубы, стискивая кулаки так, что костяшки отзываются болью от мелких кровоточащих царапин. — Ты это спланировал? Йеджи тоже участвовала?       — Ты всё сделал сам, — лаконично ответив на расспросы младшего, Сонгю вновь рассмеялся и спрятал перепачканный кровью платок. — Я просто оказался в нужном месте и в нужное время.       — Убирайся! И не смей больше являться в этот дом! Если я вновь увижу тебя здесь, то, клянусь, ты не успеешь выплатить свой долг!       Завязав на узел пояс на халате, который прежде развязался, Хёнджин в последний раз бросает взгляд на Сонгю и оборачивается к Чану. Поблагодарив начальника охраны за то, что тот вовремя остановил его, и попросив проследить за тем, чтобы брат как можно скорее покинул это место, он решительным шагом направляется в дом.       В голове сейчас роятся сотни мыслей, и одна хуже другой. Предательство Сонгю не ранило его так сильно, как в прошлый раз. Хёнджин даже ожидал, что этот негодяй нанесёт ему удар в спину. Поэтому это не стало для него неожиданностью. Но то, что он сам сделал больно Чонину, убивает гораздо сильней. Его сердце кровоточит и саднит, точно так же, как саднят сейчас мелкие царапины на костяшках пальцев. Хёнджин не знает, как ему жить дальше. Холод проникает в него, окутывая всё внутри, покрывая его душу изморозью.

~~~~~

      — Проследи за Чонином, — омега нервно сжимает и разжимает шарик антистресса, мечась по кабинету. — Этот Сонгю — просто безумец. Зачем он вмешался в их отношения? Я организовал его приезд вовсе не для того, чтобы разлучить Хвана с Чонином. Моей целью был только Минхо.       — Знаешь, я тут подумал, — не вслушиваясь в слова своего парня, вдруг спрашивает второй мужчина, — тебе не жаль Йенни? По-моему, он и так уже достаточно пострадал от этого Хвана. Может быть, оставим его в покое?       — И упустим возможность отомстить мерзавцу? — с этим вопросом омега отбрасывает шарик на стол и нависает над своим альфой. — Нет. Ни в коем случае. Так что присмотри за Чонином, он тебе доверяет, а я постараюсь стать для них двоих тем самым купидоном, который соединяет сердца.

~~~~~

      Руки слегка дрожат, а в горле ощущается неприятное першение, когда Чонин набирает в ладони воду, чтобы прополоскать рот и избавиться от ужасного привкуса рвоты. Живот всё ещё немного скручивает, но после того, как он буквально изверг из себя весь свой обед в унитаз, ему стало значительно легче.       Сегодня это уже третий раз, когда Йенни становится дурно. Зачастую это происходит совершенно внезапно, и причиной может стать что угодно. Будь то чрезмерно насыщенный, вызывающий удушье аромат альфы или же просто запах любимого кофе. В этот раз причиной стал ванильный пряник, который Чонину принёс Хан Джисон в качестве подарка.       — Йенни, ты в порядке? — раздаётся за дверью негромкий стук и голос Хана. — Может, тебе чего-нибудь нужно?       Прополоскав рот ещё раз и выплюнув воду, Чонин поднимает взгляд, устремляя его на своё отражение. Внешний вид оставляет желать лучшего. Тошнота, не отпускавшая его, истощила силы. Под глазами залегли тёмные круги, а кожа приобрела столь бледный оттенок, что кажется почти прозрачной. Очевидно, что с ним что-то не так. По-видимому, вчерашние суши оказались несвежими. Ополоснув руки, Чонин достал из кармана мятную конфету, положил её в рот и открыл защёлку на двери.       — Пожалуйста, отвези меня домой, — с лёгкой хрипотцой отвечает он, покидая туалетную комнату кафетерия. — Прости, что омрачил вечер. Не ожидал, что меня так скрутит.       — Не извиняйся, — мягко произносит Хан, бережно поддерживая омегу за талию и направляя его к выходу. — Ты не можешь знать, когда тебе станет плохо. Пойдём, я отвезу тебя домой, и ты отдохнёшь.       В салоне автомобиля, по сравнению с улицей, царит тепло и ощущается приятный аромат. Развалившись на мягком сиденье, Чонин даже не замечает, как он инстинктивно прижимается носом к ремню безопасности, от которого исходит родной, успокаивающий запах крепкого кофе, смешанный с мужским парфюмом. Прикрыв глаза, он полностью расслабляется, и чувство тошноты постепенно отпускает его.       — Минхо шлёт тебе привет и просит передать, чтобы ты не унывал. Скоро вы сможете видеться хоть каждый день. Он всё же согласился на предложение Чана, и они уже подыскивают себе квартиру.       Сворачивая с главной дороги, Джисон с нежностью кладёт свою руку на ладонь Чонина и мягко сжимает её, побуждая тем самым открыть глаза и неохотно оторвать носик от ремня безопасности. Повернув голову в его сторону, омега встречается с улыбкой и сверкающим взглядом. В последнее время от этого альфы словно исходит солнечный свет и тепло, что порой помогает Чонину согреть свою израненную душу.       С тех пор как они расстались с Хёнджином, прошло уже три недели. Это не такой уж большой срок, чтобы забыть о любви, но достаточный, чтобы понять и постараться принять тот факт, что эти отношения были обречены на провал. Сердце Чонина продолжает ныть. Он тоскует по ласковым объятиям Хвана, но изо всех сил старается держаться, пряча свои чувства глубоко внутри.       Дедушка не стал вдаваться в подробности и расспрашивать Йенни о произошедшем. В тот день, когда он, весь в слезах, вернулся домой с чемоданом и Норой на руках, Чонвон лишь крепко обнял его, проводил на кухню и накормил сытным обедом. Но чуть позже, ближе к вечеру, Чонин всё же не смог сдержаться и рассказать ему причину своего возвращения, благоразумно утаив главную правду.       Сам же Хёнджин дважды пытался встретиться с Чонином. В первый раз это произошло в конце прошлой недели, когда он подъехал к университету к окончанию занятий. Однако тот не дал ему возможности даже заговорить, поспешно вскочив в первый подошедший автобус. Второй же случай произошёл буквально позавчера. Альфа приехал к дому омеги и долго стоял у ворот, но он так и не вышел к нему.       В остальном же жизнь Чонина протекала практически без изменений. Он продолжал посещать занятия, выполнять домашние задания и просто пытался вернуть себе свою прежнюю жизнь, в которой ещё не было Хёнджина и агентства, от которого, кстати, до сих пор не поступило ни одного звонка. Вероятно, Хван всё ещё не расторгнул с ним контракт. Плевать. Чонин решит этот вопрос позже. Сейчас он был не в состоянии вновь встретиться с этим человеком.       — Как его самочувствие? — не отнимая руки от ладони Джисона, Йенни, откинувшись головой на подголовник, смотрит на дорогу. — Приступов больше не было?       — Нет, — вновь широко улыбнувшись, Джисон выворачивает руль и паркует машину неподалёку от дома Чонина. — Наоборот, я прежде не видел его таким счастливым. Похоже, их отношения с Чаном действительно способствуют выздоровлению Минхо.       — Я рад за него, — с облегчением выдыхает Чонин и вновь обращает свой взор на альфу, который, заглушив мотор, также откидывается на спинку сиденья и смотрит на него. — Как там Феликс? Он часто мне писал, но в последнее время что-то перестал. Может, я его чем-то обидел?       — Хван взвалил на него кучу работы. Они там заняты каким-то государственным проектом. Так что не стоит беспокоиться, ты его ничем не обидел. Просто он очень загружен.       — Понятно.       Воспоминание о Хёнджине вновь наполняет сердце, и в груди мучительно сжимается. Слёзы подступают к глазам, но Чонин быстро смахивает их, не позволяя пролиться. Когда-нибудь он сможет забыть его и перестанет плакать при каждом упоминании этого имени. Но не сейчас, не в этот момент, когда душа всё ещё болит от предательства.       Заметив тень печали на лице Йенни, Джисон бережно поднимает их соединённые руки и прижимает к своей щеке. Его дыхание, тёплое и ласковое, касается запястья, когда он произносит спокойным, но в то же время встревоженным голосом:       — Как ты себя чувствуешь? Тошнота прошла?       — Да. Всё хорошо. Спасибо.       — Может, тебя проводить до калитки?       — Не стоит, — с мягкой улыбкой отвечает Йенни, и, осторожно высвобождая руку из хватки Джисона, он отстёгивает ремень безопасности. — Я смогу дойти самостоятельно.       — Ты выглядишь слишком бледным, — покачав головой, Хан, открывая дверь первым, выходя из машины. — Прости, но я не могу позволить тебе идти одному.       Обойдя автомобиль и распахнув дверь со стороны Чонина, альфа протягивает ему руку и помогает выбраться наружу. В его взгляде вспыхивают искорки, когда нежная ладошка омеги вновь оказывается в крепкой руке.       Чонин давно заметил за Джисоном эту перемену. Казалось, что он словно оживился после того, как они расстались с Хёнджином. Омега не был глуп и понимал, что всё это значит. И хотя следовало бы расставить все точки над «i», он не находил в себе сил для этого разговора. Да и сам Хан не спешил признаваться ему в своих чувствах. Поэтому Чонин решил пока не задевать этот вопрос и оставить всё как есть.       — Не стоило так беспокоиться, — произносит Чонин, когда автомобиль позади него издал тихий щелчок и моргнул фарами, сигнализируя о том, что он закрылся. — Я бы и сам добрался. Здесь всего два шага.       — Если с тобой что-то произойдёт и Минхо узнает, что я был рядом и не проводил тебя, мне оторвут голову.       — Не преувеличивай, — с улыбкой заметил омега, поправляя сумку на плече и направляясь к своему дому. — Минхо-хён — милый человек. Он просто не посмеет причинить тебе вред.       — Ты ещё слишком плохо знаешь этого зайчика.       Продолжая обмениваться лёгкими фразами и шутками, они не заметили, как подошли к калитке. Время было ещё не слишком позднее, и в окнах дома Чонина не горел свет, что служило признаком того, что дедушка ещё не вернулся с вечерней прогулки. Поэтому, недолго думая, омега предложил Хану зайти к нему и, в качестве компенсации за испорченный ужин в кафе, выпить по чашечке чая с пирожным.       — Йенни, это немного неудобно, — произносит Джисон, потирая затылок. — А что, если твой дедушка придёт?       — В таком случае мы и ему нальём чаю, — с шутливой интонацией отвечает Чонин, извлекая ключи. — Не волнуйся. Он тебя не съест.       — Но всё же…       Однако Хан не успевает договорить, поскольку в этот момент перед глазами Чонина всё начинает расплываться от лёгкого головокружения. Не отдавая себе отчёта в происходящем, он делает два шага и практически падает в объятия альфы. Их лица оказываются настолько близко, а тела так тесно прижаты друг к другу, что со стороны может показаться, будто они готовы слиться в поцелуе.       Неловкость охватывает Чонина, когда его взгляд вновь обретает ясность. Стоя неподвижно, прижавшись к крепкой груди Джисона, он нервно облизывает губы, наблюдая, как расширяются зрачки альфы, неотрывно следящего за его языком. Их дыхание смешивается, и уста Чонина почти касаются губ Хана. Голова вновь начинает кружиться, но уже не от недомогания, ведь приятный кедровый аромат альфы проникает глубоко в его лёгкие, заставляя сердце биться в груди, а разум затуманивается. И, поддавшись этому безумию, Чонин наклоняется навстречу Джисону…       — Что здесь происходит? — раздаётся за спиной голос Хёнджина. — Хан Джисон, что ты тут делаешь?