Берегись тихой воды

      НАСТОЯЩЕЕ       The Cost of Freedom (0sk x Ashes on The Fire) Samuel Kim       Две мужские фигуры застыли напротив друг друга. Гриндевальд и Дамблдор. В воздухе повисли тишина и мрачное напряжение, поднесешь спичку — и все вокруг вспыхнет. Молчаливый диалог взглядов говорит больше, чем слова, произнесенные вслух. Конец увертюры.       Вместо сцены — безлюдная площадь парижского квартала.        — Зачем мы здесь, мой старый друг? — ступая по брусчатке походкой старого лиса и оставляя за собой возможность отследить малейшее движение собеседника, пропел Гриндевальд.       От него не скрылось, как дрогнула тонкая губа Альбуса, и он не удержался от хриплого смешка.       — Мы оба знаем, что ты не сможешь убить меня, так к чему этот фарс? — лениво продолжал Белый маг, покручивая палочку в руках.       Вероятно, он позабыл за время разлуки, каким на удивление немногословным может быть Альбус. А потому светлые брови удивленно приподнялись, когда его собственная ладонь с зажатой в ней палочкой дернулась, отражая первую атаку. Гриндевальд прищурился, пытаясь разгадать намерения противника и просчитать ходы наперед, но тот молча прожигал его взглядом, отправляя время от времени средней дурности проклятья.       — Что задумала твоя седая профессорская голова в этот раз? — словно ненароком озвучил Гриндевальд свои мысли, с налетом раздражения в движениях отбивая очередной красный луч.

      ***

      ДВА ДНЯ НАЗАД       Delirium - CHVRN       Вот уже двадцать минут она завороженно смотрела, как волны, ударяясь о прибрежные камни, разлетались в разные стороны острыми осколками холода и, подхваченные  хлесткими потоками ветра, заставляли ее ежиться от колючего озноба. Заморыш-охранник на входе явно наврал ей о времени ожидания и сделал это намеренно — отношение к встречающим было немногим лучше, чем к самим заключенным.       Что она скажет ему? Что должна сказать... Привет? Тряхнув головой, Нимат нервно усмехнулась и ударила мыском сапога ни в чем неповинный камень. Возможно, он даже не станет ее слушать — плюнет в лицо, развернется и уйдет своей дорогой. Или, что еще хуже, даже не посмотрит в ее сторону.       Поджав губы, она в очередной раз вынырнула из потока самобичевания и подняла взгляд на ворота. Все еще закрыты. Вокруг ни души. А дождь дважды за это тянущееся бесконечно время ожидания решил смыть с нее грязь. Только вот не отмыться... Она сделала столько дерьма в своей жизни, что и не счесть. Но ведь важнее ее желание все исправить, разве нет?       Металлический скрежет медленно раздвигающихся ворот заставил резко поднять взгляд и напрячься всем телом. Словно ударом под дых из легких выбило весь воздух при виде его...       И вот ты зависаешь в состоянии, когда терпеть уже нет сил... ты больше не хочешь и не можешь, как раньше. Ты уже одной ногой завис в воздухе, но все еще не видишь земли и не знаешь, как глубоко тебе предстоит падать.       Взгляд тревожно окинул мужскую фигуру рядом. Кажется, он перенес перемещение тяжелее, чем пытается показать. На его пальце все еще надет кровавый камень — скорее всего, его просто не смогли снять, но выяснив, что артефакт проклят и может убить арестанта, плюнули на это дело.       Том смотрел прямо перед собой уже долгое время. Словно замер в бесконечном моменте осознания. Ей было больно видеть, что может сделать с человеком полгода тюремного заключения. Целых шесть месяцев одиночества...       Он выглядел сильно похудевшим, сероватая кожа с выступающими венами плотно облепляла кости и высохшие мышцы, но главное, что ее тревожило — глаза Реддла. Они не выглядели как глаза человека, который сломался, нет, они просто стали другими — будто старше на десяток лет. Оттого ей казалось, что он видит все ее мысли насквозь.. Но защитный артефакт грел тяжестью шею.       Том посмотрел на нее, и его взгляд смягчился. На лице мелькнул намек на улыбку усталого от жизни человека, когда она подошла ближе и принялась расстегивать одежду, в которой его взяли под стражу. Обычный черный костюм казался ей тюремной робой, от которой она желала скорее избавить родное тело. Хотела, чтобы он как можно скорее забыл о времени, проведенном там.       Пальцы застыли над третьей пуговицей, которую Нимат вот уже минуту сверлила взглядом, осознавая, что готова разрыдаться прямо сейчас. Она увидела край шрама от руны, что своими руками вырезала на его груди. Влага начинала скапливаться в уголках глаз, когда она одернула себя.       — Вы должны обменяться дарами. Она возьмет часть твоего имени и оставит на тебе свою метку, которую выберет сама, — раскрытая книга легко плывет в женские руки, Нимат смотрит сначала на Тома, затем на Жреца, и быстро опускает взгляд на страницы.       — Фриорм, — она гордо озвучивает свое решение, возвращая книгу и вызывая странную улыбку на лице старика.       — Руна — Лорд Змей, — седовласый колдун не глядя левитирует в руки Нимат клинок из драгоценного камня, что переливается как морская гладь. — Руна Лорда пробуждает дальновидность, качества предугадывающего, а змея — символ хитрости и изворотливости. На моей памяти еще никто не выбирал эту комбинацию в паре, — проницательно отзывается он.       Нимат держит в руке нож и непонимающе смотрит на Жреца.       — Ты должна высечь ее сама. Своей рукой оставить печать на его плоти, — рот Нимат приоткрывается от удивления и осознания того, что ей предстоит сделать.       — Все хорошо, — расстегивая пуговицы рубахи, пытается успокоить ее Том.       Она поднимает на него неуверенный взгляд, будто спрашивая разрешение, и Том кивает, не сводя с нее глаз. Тонкие пальцы касаются кожи на груди, отодвигая ткань. Нож необычный — дар духов природы.       Его мучения отражались на ее лице, пока она вырезала символ на его груди. Том тяжело дышал и будто пребывал в полубреду, поглощенный неизвестной ранее гранью боли. Нимат обеспокоенно поднимала на него взгляд — он кивал и она продолжала.        Это длилось, казалось, вечность: она воспроизводила сложный рунический рисунок  на его теле придерживая рукоять обеими руками и усердно вдавливая лезвие в плоть, зная, что в противном случае, руна не подействует.       Что она делает? Раздевает его посреди гостиной, а он просто смотрит. Снисходительно ждет, когда до нее дойдет, какая же она идиотка и насколько это не к месту? Возможно, он трактовал ее действия иначе, и тогда она покажется еще большей дурой в его глазах...       — Прости... Ты должен поесть, — резко убрав руки, Нимат отвернулась, чтобы он не увидел наворачивающиеся на глаза слезы, которые она никак не смогла бы объяснить.       Ведь с чего бы Грейс плакать? Из-за странного парня, с которым была небольшая интрижка и больше вопросов, чем ответов? Грейс самолично поспособствовала тому, чтобы он оказался в тюрьме. Но Нимат не ощущала себя как Грейс вот уже почти полгода... Она ненавидела Грейс всем сердцем, стыдясь каждого слова, сорвавшегося с губ, что принадлежали ей. Рук, что отталкивали любимого и смели наставить палочку в его сторону.       Жена. Она была и ощущала себя женой мужчины, по ее вине вынужденного находиться в Азкабане по соседству с дементорами. Чтобы найти и вернуть ее, он стольким пожертвовал. Готов был умереть и умер бы, если бы не случайное стечение обстоятельств и милость Грейс. Она сходила с ума, когда думала о тех чувствах, что зарождались в Грейс к Тому. Но их было недостаточно, это была даже не одна сотая того, что испытывала Нимат, и за это она ненавидела Грейс еще больше. Не понимала, как это — в пол силы. Как можно было любить не до конца? Она не знала, на что злилась больше: на то, что Грейс посмела влюбиться в Тома, или что ее чувства были не так сильны, как ее? Самым сложным было осознавать, какую боль все это время она причиняла ему словами, предательством, отвержением любой попытки достучаться до нее.       Call of Silence - Hiroyuki Sawano       Видеть любимого человека после всего произошедшего и делать вид, словно ты холодная, безмолвная и бесчувственная статуя — невыносимо. Но если она сейчас даст слабину, то сдержать клятву окажется сложнее. Она поклялась себе, что потом, когда все закончится, она обязательно попросит прощения. Она восполнит все, чего лишила и его, и себя. Когда все кончится.       — Я не голоден, — прошептал он. Нимат ощущала его взгляд затылком.       — Не голоден? Очень смешно, — фыркнула она почти истерично, позволяя услышать в своих интонациях явную нервозность. — Симпи, пожалуйста, приготовь что-нибудь на свой вкус и побольше, — улыбнулась она эльфу.       — Да, хозяйка.       Она поймала его задумчивый взгляд на своей руке и чертыхнулась про себя. Кольцо. Как можно быть такой сентиментальной идиоткой.       — Я нашла его в доме, оно мне понравилось. Симпи сказал, что оно принадлежало... — замялась Нимат, пытаясь подобрать слова, но в итоге выдохнула и встретилась с ним виноватым взглядом. — Я сниму его, прости...       — Нет. Не снимай, оно твое, — тихо произнес Том.       Она не смогла выдержать его взгляд, полный надежды и почти осязаемого разочарования. Надежды на ее признание. Что она надела обручальное кольцо, потому что все вспомнила. Потому что не могла вынести его отсутствия, а кольцо было призрачным напоминанием, что она не придумала этого мужчину. Что изумруд, закованный в металл  — это первое, что она видит, когда просыпается, и последнее, когда засыпает беспокойным сном, потому что без него по-другому не может.       Но пока Нимат не могла оправдать его надежды, а потому отвернулась, пытаясь сдержать себя от желания бросить все к чертям и признаться. Боль, которую она причиняла своим молчанием, и которая отражалась в его глазах, невозможно было выдержать.       Он не стал перечить и все же спустился, приняв душ и переодевшись к завтраку. Среди всего многообразия блюд Нимат выбрала тарелку с блинами, принявшись обильно поливать их вишневым джемом. Она поймала его долгий взгляд на своей руке, что сжимала стеклянную чашку с джемом, и чуть не выронила ту. Наверняка он думал о том же дне, что и она.       — Мэри писала, что скучает по нам, — пожала плечами волшебница, стараясь избегать сурового взгляда и параллельно выкладывая в его тарелку нечто, напоминающее по форме сердце.        — Скучает? — он выгнул темную бровь, пытаясь понять, серьезно ли она. — Я говорил тебе, чтобы ты не ходила никуда в одиночку. Может быть, я ошибся, и в твоей голове все еще не сформировались необходимые для запоминания нейронные связи?        Сложно было назвать шуткой что-то, сказанное подобной интонацией, словно она была неразумной пятилеткой. Сложив руки на стол, он вперился в нее взглядом, и Нимат все же соизволила посмотреть на него, словно он был надоедливо жужжащей над головой мухой.       — Я была осторожна. В деревне есть дом с камином, который подключен к нашему, так что по факту я была одна не дольше пяти секунд, — гордо заключила ведьма, щедро обмакивая блин в джем.       — Как вы вообще с ней переписываетесь? — сложив руки в замок, он скептически окинул взглядом гору блинов, залитых всем, чем только можно, которую она пододвинула к нему, и взял чашку с ароматным кофе.       — Думала, уже не спросишь, — самодовольно улыбнулась Нимат. — Я заколдовала их почтовый ящик. Теперь, если на конверте есть определенный набор символов, он перемещается в наш точно такой же ящик! — с восторгом поделилась она, жадно всматриваясь в лицо мужа в поиске ответной реакции.        — В наш ящик? — уточнил он.       — Да. Я повесила его на дереве снаружи, — липким пальцем указала она себе за спину, продолжая вглядываться в него.       — Не уходи, не предупредив меня, — выдавил из себя все, что смог Том и, вздохнув, ушел в мысли о том, как дорого его психике обходится эта ведьма.       — Я хотела взять рассаду у Марджи и, раз уж мне нельзя идти одной, может, ты составишь компанию? — ее щеки порозовели от горячего чая с молоком, который она так любила.       За эти два месяца совместной семейной жизни он запомнил, что она любит чай идеальной температуры — горячий, но не настолько, чтобы обжигать горло. Две ложки сахара или меда и молоко. Даже Салазар не подскажет, для чего ему эта информация...       — Рассаду? — он чувствовал себя идиотом, отвечая на каждый ее вопрос своим уточняющим.       Но, дементор подери, его логика не позволяла охватить просторы ее мышления и понять, для чего ей нужно было общение с маглами, ящики и рассада, что бы это ни значило.       — Клубника и помидоры черри. Симпи будет выращивать их в нашей теплице в саду, — терпеливо объяснила Нимат, как будто эта информация висела на новостной доске, которой у них не было.       — У нас нет никакого сада, — он откинулся на стул и, завидев горящий энтузиазм, поблескивающий в зеленых глазах, пожалел, что сказал это вслух.       — Уже есть. За домом Симпи приготовил землю и поставил теплицу, так что осталась только рассада, — победно улыбнулась ведьма, оголяя белые зубы.       Она бросила быстрый взгляд в окно, где виднелось то, что когда-то было теплицей. Теперь постройка больше походила на заброшенный склеп. Ее чары за долгое время ослабли, но все еще поддерживали конструкцию. Почему он не убрал бесполезное сооружение?       Том случайно назвал ее Нимат, и она запоздало поняла, что не поправляла его, как это делала Грейс.       Реддл всматривался в ее глаза, словно пытаясь найти там подсказку, не показалось ли ему, но спрашивать напрямую не решался, и она понимала, почему.       — Я уже привыкла, что ты зовешь меня ее именем, — улыбнулась ведьма и отвела взгляд.       — Я должен был умереть тогда, — через какое-то время произнес он, хмуро прожигая столешницу.       — Правда? О чем ты? — стоило больших усилий не дать маске треснуть, ведь Том при желании мог расколоть ее.       Как бы печально это ни было, но полгода заключения ослабили его бдительность. Он даже не спросил, куда их перенесет. Не спросил ничего о своем освобождении и безопасности за эти пару часов. Словно все, что ему было нужно, уже находится здесь.       — Твой отец не знает, что ты освободила меня, не так ли? — холод сквозил в его голосе при упоминании Гриндевальда.       Он не сомневался, что именно она приложила руку к его освобождению, и это заставило Нимат все же напрячься в попытке не выдать себя.       — Это был его приказ, — все же рискнула ведьма, пытаясь выдержать проницательный взгляд насмешливых глаз.       — Правда? Тогда мне стоит лично поблагодарить его, — тоном, подразумевающим, что ему не нравится игра в дурачка, ответил Реддл с каменным лицом.       — Ты прав, он не в курсе, — отводя взгляд, сдалась Нимат.       Смысла упираться не было.       — Какова цена моей свободы, Грейс? — перешел он вдруг к делу.       Вот так быстро. Внутри что-то кольнуло от его холода, от того, что ждала откровенности о том, каково ему было все это время. От того, что считала, что он захочет открыться ей и доверить свои чувства. Обращение неприятно резануло слух, но Нимат продолжала бесстрастно всматриваться в него.       — Сотрудничество.       — Какого рода сотрудничество, Грейс? Что конкретно ты пообещала Дамблдору? — подаваясь вперед, потребовал он.       Нимат забыла, какой давящей может быть его аура, буквально проникающая в каждую клеточку ее тела и вызывающая желание покориться его воле. О том, как он понял, что сделка заключена с Дамблдором, а не иным лицом или безымянным сотрудником Министерства, ведьма даже не задумывалась. Кажется ее выводы о потерянной хватке за время заключения были поспешными…       — Не дать планам моего отца на Британию осуществиться, — отыгрывая поражение, раздраженно бросила она.       И это была чистая правда. То, что она пообещала, в конечном итоге не даст планам Гриндевальда реализоваться.       — Каким образом? — скептично произнес Реддл, словно взвешивая на воображаемой чаше весов аргументы, может ли ее ответ оказаться правдой на самом деле.       Не доверял, ну конечно. Нимат пыталась запихнуть куда подальше восставшее было внутри возмущение. До лучших времен. В конце концов, Грейс в самом деле не заслужила его доверия.       — Это мое дело, — сцепляя руки перед собой и избегая прямого взгляда, уже тише произнесла ведьма.       — А вот здесь ты абсолютно не права. Моя свобода — мое дело. Скажи, что ты пообещала, и я займусь этим сам, — холодно, но решительно ответил он.       У нее и сомнения не возникло, что нет даже малейшего шанса уйти от ответа или скормить ему очередную чушь. Возможно, Реддл уже рассматривал применение легилименции в случае ее сопротивления, чего она никак не могла допустить ни при каком раскладе.       — Ты ведь не уступишь, так? — вдруг Нимат откинулась на стуле и устало улыбнулась ему.       Хотелось улыбнуться так, как она это делала всегда, но на лице красовалась скупая гримаса, на которую могла бы расщедриться Грейс.       — Ты успела узнать меня достаточно хорошо, любимая, — темные глаза проникали под кожу, вызывая стаю мурашек.       Кажется, губы дрогнули, когда его рот проговорил последнее слово. Она пересматривала воспоминания Грейс как киноленту перед сном. Мечтала, что однажды вживую услышит как он, называет ее... Любимая. Сердце забилось так сильно, что она испугалась, как бы глупое сердце не пробило грудную клетку и не упало к его ногам с громким стуком: Смотри что ты делаешь со мной. Я хочу, чтобы ты видел, как одно твое слово наполняет меня до краев.       Кажется, она молчала слишком долго...       — Хорошо. Займешься сам. Только дай мне завтрашний день, чтобы я пришла в себя. Только лишь день без разговоров о жертвах, долгах и власти. И я все расскажу тебе, — нехотя произнесла она и для убедительности позволила увидеть ему свои расширившиеся зрачки, показывая, что открыта перед ним здесь и сейчас.       Нимат почти была готова позволить ему вторгнуться в свое сознание и дать увидеть то, что ей было нужно. Она вспомнила не только свое имя…              Она успела освободить заложников и теперь смотрела, замерев, как Том отсекает вторую руку, за ней ступню — мужчина заходится в агонии, катаясь по земле из стороны в сторону.       — Подойди, — медленно, словно очнувшись ото сна, Нимат переводит на него изумрудный взгляд и вкладывает свою прохладную ладонь в его руку.       Нимат не задавала вопросов, когда Том принялся вычерчивать руну в воздухе — сама все поняла. Но покорно стояла, охваченная любопытством. Адреналин все еще бежал по венам.       Зеленый луч смертельного проклятия коснулся того, что осталось от изуродованного тела, и в это же мгновение она увидела, как исказилось лицо Тома. Он сильнее сжал ее пальцы и, тяжело дыша, встретил взгляд, полный беспокойства и страха.       Темные волокна магии мгновение метались, будто решая, куда двинуться дальше, пока не замерли напротив ее лица. Она смотрела на все с примесью страха от неизвестности будучи завороженной этим зрелищем. А затем часть его души стремительно проникла через ее глаза, нос и рот. Она ощутила в груди назревающее тепло, перерастающее в жжение, а затем в пульсирующую агонию. Губы Нимат раскрылись, словно она пыталась сделать вдох под водой.       Понадобилось время, чтобы понять, что часть души Тома передала ей способность к легилименции и владению парселтангом. Она осознала это в момент, когда всматриваясь в карие глаза Розье начала слышать в своей голове ее голос. Но губы Винды оставались неподвижными. В первый раз это напугало ее, пока Нимат не поняла принцип работы и не начала использовать силу в угоду своих целей. В памяти Грейс не было ни единого факта, что указывал бы на применение или обнаружение способностей — сложно не заметить, если однажды проснувшись утром ты стал читать чужие мысли. Объяснение сформировалось само по себе — что-то из того, что сделал Гриндевальд блокировано не только легилименцию, но и анимагию. Скорее всего, у нее ушла бы целая жизнь, чтобы разобраться в том, что именно с ней сделали, как смогли добиться такого результата и почему возвращение памяти вернуло все на свои места. Главным было не это, хотя природное любопытство съедало.       Она готова была принять часть его, готова была хранить ее в себе. Но все еще была зла за то, что он стер ее воспоминания, несмотря на то, что это спасло частицу ее собственной души, когда ее похитили.       Он долго всматривался в ее зрачки, пытаясь найти признаки лжи.       — Ты расскажешь мне все и не укроешь ничего? — она поняла, что он намекает на просмотр воспоминаний.       — Ты сможешь даже заглянуть в мою голову, если захочешь. Лишь на один вечер притворимся обычной семейной парой, ты ведь этого хотел? — удивление тут же отпечатывается в темных глазах.       Попала в точку. Надавила на больное.        Салазар бы гордился ею. Нимат видела сомнение, неверие и внутреннюю борьбу, но продолжала ждать, и в конце концов он сдался.       — Хорошо, — произнес на выдохе.       Он был прав, сказав однажды, что она станет его слабым местом. Тем, на что будут давить, чем будут манипулировать в своих целях. Вряд ли он мог бы тогда предположить, что именно она будет тем человеком, который воспользуется им.       Долго скрывать не выйдет, Том слишком хорошо ее знает. Но долго и не потребуется... Лишь до завтра. Все решится именно завтра.        — Куда ты? — Реддл дернулся, когда она встала из-за стола.       — Помочь Симпи убрать со стола, — усмехнулась Нимат, одаривая его невинной улыбкой. — Разве мы не решили побыть семьей сегодня? Думаю, именно этим и занимаются обычные люди, — пожала она плечами, вводя его в больший ступор.       Ей подумалось, что Реддл ждал подвоха или нападения. Готов был к тому, что в дом ворвется дюжина Черных Плащей и схватит его. Ей казалось, он даже ждал этого. Но точно не того, что действительно последовало.       Могла ли Грейс себя так вести? Стихийное расстройство могло бы стать причиной подобного поведения...       Он продолжал изучающе смотреть на нее, пока Нимат мыла посуду, отбиваясь от протестующего Симпи, что заламывал пальцы и гнал ее отдыхать с хозяином.       — Поможешь нам? — Нимат поставила перед Томом мокрые чистые тарелки и вложила в ладонь полотенце, намеренно коснувшись его руки пальцами.       Он посмотрел на ткань и перевел взгляд на нее.       — Не смотри на меня так, ты ведь говорил, что вырос в приюте и знаком с кухней, — рассмеялась она.       Но улыбка сошла с ее лица от глубины встречного скептичного взгляда, и она вздохнула, подойдя ближе.       — Кто знает, сколько нам осталось. Моя болезнь заставила меня задуматься о том, чего я хочу. И я хочу узнать, каково это быть той, кого ты так искал во мне, — заглядывая в его глаза, произнесла она.       Он должен был поверить ей. И еще должен был знать, что это правда. Эти месяцы она мечтала о дне, когда сможет прожить с ним обычную жизнь так, как это бывает в нормальных семьях. Где нет риска быть убитым за завтраком, где не нужно скрывать свои чувства, потому что их могут использовать против тебя. Где время идет размеренно, а не бежит безоглядно, пока ты тратишь его на все, кроме того, что действительно желаешь.       Listen to Me, Looking at Me - Lalo Project       — Ты не умрешь, — твердо произнес он, услышав не совсем тот смысл, что она вложила в свои рассуждения.       — Не умру, — словно успокаивая маленького ребенка подтвердила она и склонилась, оставляя на его губах мягкий поцелуй.       Реддл обвил руками ее талию, прижимаясь к девичьей груди. Она слышала, как облегченно он выдохнул — так, словно это первый свободный вдох за долгие годы. Возможно, так и было.       Тонкие пальцы зарылись в короткие пряди, — которые, кажется, были короче, чем она привыкла, — так, как она любила делать. Нимат ничего не могла с собой поделать и позволила себе эту маленькую слабость. Позволила рукам скользнуть с макушки и обнять широкие плечи в ответ, не задумываясь, как поступила бы Грейс. В эту секунду она хотела быть собой... Хотела быть Нимат Реддл.       Кажется, вечность они простояли так, пока Том не поднялся и не подхватил ее на руки, перенося их на диван гостиной. Он опустился в мягкие подушки, устроив ее на колени и зарывшись носом в длинные локоны.       — Я следил за тобой из окна во время ваших утренних прогулок с Мэри и проклинал твои волосы, потому что смотреть, не имея возможности коснуться, было невыносимо, — шептал он, ткнувшись губами в нежные завитки на висках и бережно поглаживая темный шелк ее волос по всей длине.       Нимат молча пребывала в шоке от такого Тома. Даже в самых смелых ее мечтах он не вел себя так нежно, как сейчас. Словно в этот момент она находилась в приятном сне и мысленно молила богов, чтобы это видение длилось вечно.       — Я ненавидел ветер и солнце, потому что они могли касаться, оставлять свой след на твоей коже, — продолжал он, своим дыханием вызывая стаю мурашек по ее телу.       Его пальцы мелко подрагивали, и Нимат твердо сжала их, переплетая со своими.       В ней разливалось тепло где-то под ребрами, словно он оглаживал не волосы, а все ее нутро, проникая своей нежностью так глубоко внутрь, как только мог.       Затем она попросила его почитать ей вслух и выбрала самую неподходящую книгу, и пока низкий тембр зачитывал последствия жутких проклятий и способы их нейтрализации, Нимат, лежа на его груди, чувствовала себя маленькой девочкой, которая слушает самую увлекательную сказку на свете.       Они погрузились на глубину, сквозь которую в их мирок никто не смог бы попасть. Никто не смог бы разрушить воцарившуюся атмосферу единения двух близких существ.        В моменты, когда Том бросал на нее взгляд, что ранее позволял себе лишь когда она того не видела, Нимат казалось, словно он все понял, словно знает все ее шаги наперед. Словно рядом с ним она маленькое создание, глупый жучок, что думает обвести вокруг пальца гиганта.       А затем его взгляд наполнялся нежностью и желанием, отчего у нее шли мурашки по спине. Только сейчас Нимат поняла, каково это — ощутить на себе платоническую любовь другого человека. Она неоднократно видела в глубине его зрачков похоть и вожделение. Его злость и раздражение, интерес и любопытство. Борьбу. Видела, как он сдавался своим чувствам перед ней. Видела его слабость и поражение. Но никогда его глаза не были так открыты и полны любви, как в эту минуту. Так, словно он вверял ей сердце и был готов ко всему. Был готов принять смерть от нее, если она того пожелает.       В его глазах, словно в открытой книге, она прочитала так  много, что в какой-то миг уже не могла понять, где кончается реальность и начинается вымысел.       Лежа в постели друг напротив друга, они молча любуются, не позволяя сторонним мыслям разрушить момент. Мягкие подушечки тонких пальцев очерчивают острые скулы, провожая взглядом свои касания. До секунды, когда она ловит пристальный взгляд темных глаз.       — Ты проиграл, — стараясь вытеснить игривым тоном подбирающийся хмурый настрой, что медленно наполнял его взгляд, пропела Нимат.       — Завтра уже настало, — стерев всю легкость момента и блаженную улыбку с ее лица, что красовалась там мгновение назад, проговаривает Реддл.       — Утром, — укутываясь плотнее в простынь и седлая его, в тон отвечает Нимат.       Нависнув над ним, она пытается передать без слов, что никакого обсуждения дальше не будет.       — Хорошо, мы поговорим утром, — вновь сдаваясь ей, нехотя отвечает Том, обвивая ладонями стройное тело и прижимая к себе. — Мы решим все вместе, — удерживая ее лицо в своих ладонях, добавляет Реддл.       Если бы он знал, что именно подарил ей вместе с частицей себя, то старался бы лучше скрыть свои мысли. Говоря мы, он не колеблясь продумал несколько вариантов я.       — Да, — улыбается ему ведьма, ударяясь в воспоминания.              Он прикрыл глаза, сжимая пальцы на ее талии.       Ведьма игриво посмотрела ему в глаза и коснулась пальцами век.       Сознание покинуло его. Бессознательное тело начало погружаться в воду, но ведьма подхватила его и отлевитировала на бортик.       — Играют всегда двое, любимый, — она коснулась губами его губ, оставив мягкий поцелуй, улыбнулась и начала одеваться.              Симпи доложила ей, что хозяин забрал амулет, который умножает силу. Тот, что был на нем в день, когда ее похитили. Как же они похожи…       Нимат улыбается и целует его, прижимаясь лбом.       — Вместе...       Сильные руки, удерживающие ее, вдруг расслабляются, опадая вдоль тела на простынь. Изумрудный взгляд проходится по лицу, расслабленному в сонном плену, по мерно вздымающейся и опускающейся груди.       Глаза выхватывают чернильную змею на своем пальце, что извивается от близости с тем, кто сотворил ее. Хотела бы она быть змейкой на его пальце, чтобы всегда быть с ним и никогда не расставаться. Быть частью его так, как часть его души является частью ее собственной сущности.

      ***

      ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД        Грейс решительно направлялась к кабинету отца, чтобы узнать, куда делся Том, когда заметила мелькнувшую в коридоре макушку Розье. Замечательно, она хотела ответов и от нее в том числе. Почему они так резко изменили первоначальный план и свернули операцию? Почему не переместились, забрав с собой Тома? Угрожает ли что-то их людям? Что делать теперь? Но центральная мысль, которая не давала покоя — где все-таки сейчас находится Реддл.       Грейс собиралась нагнать ее, чтобы наконец найти ответы на все свои вопросы, но не успела за стремительной походкой Винды, и дверь в кабинет отца звучно ударилась, закрываясь за спиной женщины. Добежав и переведя дыхание, Грейс уже собиралась постучать, как до слуха донесся обрывок фразы, заставивший ее застыть с занесенной над деревянным полотнищем рукой.       — ...я отправила пятерых людей, но его не смогли найти. Однако мне удалось кое-что узнать... — виновато произнесла торопливым полушепотом Розье.          Что-то ей подсказывало, что речь шла именно о том, кто занимал ее мысли последние сутки.       — И что же ты узнала? — нетерпеливо потребовал маг.       — Его взяли люди из Министерства. Мы не успели, это моя вина, я... — пролепетала Розье. — Мне сообщили, что его будут судить. А еще… Кольцо точно было на нем, и он должен был умереть, я не понимаю...       — Именно. Твоя вина. А ты знаешь, что ждет тех, кто разочаровывает меня, не так ли? — за этим спокойствием скрывался такой холод, что Грейс стало не по себе.       Кольцо... Отойдя за угол, Грейс намеренно громко выругалась и, подойдя к двери, постучала.       — Ангел мой! — наигранно-экспрессивно воскликнул отец, стоило Грейс появиться в проеме, от чего она внутренне содрогнулась. — Проходи, Винда уже уходит, — она видела, что он пытался сдержать холод, но то, как мужчина с презрением буквально выплюнул имя подчиненной, заставило несчастную сжаться еще больше.       Розье коротко поклонилась и быстро вышла.       — Я пришла узнать... — глядя вслед уходящей женщине, медленно начала Грейс.       — Где наш новый друг, полагаю? — закончил за нее отец.       Он вздохнул и посмотрел ей за спину так, словно там стоял предмет их обсуждения. В затылке кольнуло, но Грейс подавила глупое желание обернуться.       — Прискорбно сообщать, но он пал жертвой атаки Министерства. Убит на месте. Мне жаль, ангелок, я знаю, ты успела привязаться к мальчишке, — сведя брови и поджав губы, он бросил на нее полный трагизма взгляд.       — Погиб... — как в бреду, невидяще смотря перед собой, прошептала она.       А о ком же тогда говорила Розье? Кого собираются судить и за что отец отчитывал Винду? Рот открылся в желании озвучить все свои мысли и предположения но подняв взгляд, Грейс уловила в глазах отца то, что заставило сомкнуть челюсть и прижать язык.       — Ты плохо выглядишь, думаю, пока тебе лучше отдохнуть, — бросая взгляд на часы, тоном, не терпящим возражений, озвучил Гриндевальд.       Больше отец не смотрел на нее, как бы она ни всматривалась в родные черты лица. Он бы сказал ей, будь хоть шанс, что Том жив. Ведь Реддл был полезен для дела, он был ценным исполнителем!. Был... Мысль о том, что она думала о нем в прошедшем времени, ужаснула. Грейс отрывисто кивнула и поспешно покинула кабинет.       Добежав до комнаты и захлопнув дверь, она прислонилась к ней и сползла вниз.       Убит на месте сотрудниками Министерства. В день, когда она использовала призыв крови, их окружили Черные Плащи. Лучшие из лучших — такому уровню боевой магии в Министерстве не научат. Все они идеально владели темными искусствами, и проходили жесткий отбор перед поступлением на службу. Если бы не сдерживающие кристаллы и стремление защитить ее, Том одолел бы их. Он просто не мог быть убит какой-то министерской швалью.       Грейс не задумывалась до этого момента, что воспринимала Реддла не как обычного человека — как бессмертное полубожество. Он всегда знал, что делать. В его глазах нельзя было найти отпечаток неуверенности или сомнения. Он не мог умереть, точно также, как отец не мог ей соврать. Но истинность одного утверждения была доказательством ложности второго.       Прикусив до боли губу, Грейс откинула голову и зажмурила глаза так, что под веками вспыхнули звездочки. Соленые капли стекали по щекам и делали ткань платья на тон темнее.              Она проснулась и увидела, как лунный свет вовсю хозяйничает на поверхности ее письменного стола. Сколько же она проспала?       Сев на кровати, она спустила голые ступни на прохладный пол. Ладони едва потянулись чтобы поправить скрученное на талии платье, как Грейс ощутила зажатую в пальцах шероховатость скомканного пергамента.       Стянув палочку с прикроватной тумбы, она осветила Люмосом листок. Взгляд прошелся по строчкам и брови в непонимании сошлись на переносице.        «‎Ты должна отправиться к ближайшему озеру и выполнить все в точности, как написано...»       Последовательность действий была отдаленно знакомой. Что-то подобное делал жрец, когда Том вынудил ее выслушать доказательства отцовской лжи. Грейс не хотела думать о том, что узнала тогда. О том, насколько устрашающей была та действительность, реальность существования которой Том пытался ей доказать.       Но какое отношение она имела к этому и кто оставил эту записку... Вглядываясь в строчки, Грейс вдруг поняла. Узнала свой почерк. Это невозможно. Скрытая часть ее личности оставила послание? Чего она хочет и почему сама не сделала это, если в состоянии взять контроль над телом?       Она долго думала. Шли дни, а спрятанная в страницах любимой книги записка словно изнутри выжигала любопытством черепную коробку. Ситуация усугублялась отсутствием честных ответов о судьбе Тома, а с того раза в отцовском кабинете больше она и не спрашивала.       Родитель участливо интересовался, как она справляется, и говорил, почти искренне, как ему жаль. Она лишь кивала и наблюдала за тем, что происходит в замке. Шанс, что Реддл может быть жив, словно вирус молча отравлял тело, не позволяя скорби протиснуть в нее свои щупальца в полной мере.       Она заметила, что Розье становилось не по себе от ее изучающего взгляда, и в итоге она попросту избегала Грейс. Конечно, они не были близки, но кое-что из их взаимодействия Грейс смогла запомнить и видела вполне отчетливо, когда Винда врала. Обычно другим, а теперь, кажется, ей. Впервые ли?       Размышления привели ее к тому, что она решила самостоятельно найти ответы на свои вопросы, не уповая на честность и всезнание отца. Грейс не хотела верить, что Том умер, и если нужно вступить в переговоры со своей скрытой личностью, чтобы узнать правду, то так тому и быть.

      ***

      Le secret - Mathieu Lamboley       Промозглый ветер холодит кожу сквозь тонкую ткань шерстяного платья, заставляя поежиться. Черная макушка нервно оглядывается по сторонам первые пару метров, а уже три сотни шагов спустя у склона гор наконец-то виднеется синее озеро.       Ледяная корка у берега вызывает зябкую дрожь по телу при мысли, что ей придется ощутить жалящую температуру на своей коже. Вода наверняка чертовски студеная, ведь весна только едва успела коснуться этих мест.       Ей стоило немалых усилий отделаться от слежки. Пришлось использовать сильные чары иллюзии и создать с помощью своей крови подобие магической оболочки, чтобы простейшая магия или домовики могли идентифицировать ее как Грейс.       Стараясь не думать, Грейс шаг за шагом исполняет все в точности, как написано на клочке пергамента, что уже успел изрядно помяться, но был все еще читаем. Полоснув Диффиндо поперек ладони, она вытянула руку над водой, чтобы алые капли наверняка впитались в озеро, и замерла в ожидании, предварительно трансфигурировав маленький камешек из-под ног в бинт для перевязки поврежденной кожи.       Она вдруг ощущает на себе силу притяжения: магия буквально заставляет ее войти в холодную воду, которая мгновенно сковывает тело миллионами морозных стрел. Грейс чувствует себя маленькой вещицей, которую приманили Акцио и та безропотно стремится в руки хозяина.       Погружаясь с головой в пучину, она набирает воздух в легкие и запоздало начинает бояться, что, возможно, это самая большая глупость, которую она совершала. Мысли о жизни, которые медленно вырываются из нее, подобно пузырькам ценного кислорода сквозь сомкнутые губы, затмевают разум. Неужели так глупо все закончится?       На глубине темно и холодно настолько, что она больше не ощущает свои конечности. Магия не позволяет сделать даже простое движение руками и подняться на поверхность за спасительным глотком воздуха. Сколько прошло времени?       Грейс не могла вспомнить, в какой момент ощутила чужое присутствие и обволакивающее тепло, разливающееся по телу и мягко проникающее в сознание.       — Зачем ты призвала меня, Тенерис Путоннис? — прозвучало где-то в недрах ее сознания.       — Кто? — Грейс буквально ощущала, что все ее мысли сейчас словно бы лежат на чьей-то неведомой ладони, а потому даже не смогла проконтролировать глупый внутренний вопрос.       — Ты часть моего мира, Творение воды. Ответь мне, чем я могу тебе помочь? — разнесся эхом голос в ее голове.       — Мне нужны ответы... — сорвалось раньше, чем она смогла задуматься.       И тут Грейс ощутила боль, словно что-то необъятно огромное ее распирает изнутри. Ей хотелось вытолкнуть из себя это инородное вторжение, которое никак не поддавалось анализу или даже малейшей попытке локализовать источник.       —  Уверена, что хочешь получить ответы? — голос набатом бил по черепной коробке. — Боль, что ты ощутила при нашей первой встрече, ничто по сравнению с той, что даст тебе желаемое.       — Я хочу знать правду, — мысли текли сами по себе. — Я согласна.       —  Будь по-твоему.       Это не было постепенно накатывающей волной, не было плавных переходов и полутонов. Только агония, возведенная в абсолют. Не было ничего и ничего не существовало — только боль. Парализующая, как расплавленное железо она текла по венам, вызывая беспамятство, дизориентируя во времени и пространстве.       Много боли. Она была разной, но неизменно яркой, как вспышка. Каждую секунду. Если бы она могла кричать, то давно сорвала бы связки.         Вся тяжесть вселенной обрушивается на нее с каждый новым воспоминанием, которое она видит. Бесчисленное множество картинок, сменяющих друг друга, разрывают ее изнутри.        Боль была не только в голове. Грейс не могла осознать, где начинается и кончается ее тело, где же пролегают границы боли. Словно она была водой в озере, которое иссыхало, плавилось и ревело в понимании своей скорой погибели.       Она не помнила, как очнулась посреди проселочной дороги. Голова пульсировала  так, словно была готова вот-вот взорваться. Зубы стучали друг о друга, но от холода ли? Руки зарылись в темные локоны, стискивая череп и пытаясь утихомирить боль.              «‎Кто я?»       Оглядевшись, Грейс увидела дорогу перед собой. Вдалеке стоял отец и приветливо махал ей рукой, улыбаясь. Он ждет ее, она точно знает. Грейс неподвижно сидит на холодной земле, не ощущая температуры. Почему она уверена, что земля холодная, ведь солнце здесь такое яркое? Разгар летнего дня, солнечные лучи скачут яркими бликами по прикрытым векам и заставляют жмуриться. Наверняка на щеках появятся веснушки...       Отец... Поднявшись на ноги, Грейс отряхивает свое голубое платьице с кружевной окантовкой и улыбается. Вспоминает, как папа выбирал его ей. Это был подарок на одиннадцатилетие. Пойдут ли они сегодня на пристань? Ведь он обещал, что они вместе будут запускать бумажные кораблики, и дал слово, что ее корабль никогда не утонет. Внутри все так и сжимается от приятного ожидания, и Грейс собирается сделать шаг, чтобы поскорее вложить ладонь в протянутую отцовскую руку.       Но не успевает ступить и пары шагов, как взгляд невольно падает вниз. Туда, где дорога стала вдруг размываться. Ее ноги подгибаются, девочка больше не ощущает твердой поверхности под стопами. В панике подняв взгляд изумрудных глаз на отца, она отчаянно желает найти помощь. Она снова поднимается, делает несколько торопливых шагов к нему навстречу, отцовское лицо становится четче, и Грейс в ужасе наблюдает, как то, что казалось ей ласковой улыбкой, превращается в хищный звериный оскал.       — Папа... — в страхе прошептала она, невольно замерев на месте.       Маленькие кулачки вытирают застывшие в глазах слезы. Она хочет спросить, что происходит, но слышит чей-то голос за своей спиной.       Обернувшись, Грейс видит вторую дорогу. На ней, далеко позади, стоит мальчик ее возраста и что-то кричит. Он машет ей и жестикулирует, чтобы она бежала к нему. Он нетерпеливо смотрит на нее и продолжает кричать, но ей не разобрать ни слова.       Грейс снова смотрит на застывшего и больше не двигающегося отца, который теперь был похож на жуткого манекена из воска, плавящегося под горячим солнцем. Его лицо оплывало и искажалось, и Грейс стало страшно до мурашек.       Отвернувшись она с сомнением посмотрела туда, где продолжал махать мальчик с такими же черными как у нее волосами. Она сделала несколько шагов в его сторону, и он перестал махать, улыбнувшись ей и качая головой, словно говоря, «‎ну сколько еще я должен тебя ждать».       Сделав еще пару шагов к нему, она перестала бояться, что увязнет, так как дорога с каждым ее движением становилась тверже и надежнее. Мальчик подпрыгнул в нетерпении и, приложив ладони рупором ко рту, набрав воздух в легкие выкрикнул:       — Нимат! — девочка замерла на месте, растерянно моргая и слушая его до боли знакомый голос. — Нимат!       Нимат...       Ее имя. Это ее имя. Подняв глаза, она всмотрелась в мальчика перед собой. Он больше не кричал, нахмурив темные брови.       — Том... — прошептала ведьма, сидя на берегу озера, возвращаясь в реальность.       Разом на нее нахлынуло ощущение холода и чувство, будто она все это время спала, была тряпичной куклой в руках неизвестного кукловода. Была запертой в собственном теле словно в стеклянном доме, из которого она ломилась, кричала и молила о свободе, но никто не слышал. Словно ее и не существовало.       Панически ловя ртом воздух, будто он может закончиться в любой момент, Нимат поднялась на ноги и, шатаясь, поплелась сторону замка. Губы посинели, она почти не чувствовала пальцев рук, которые сжимались в кулаки. Она медленно передвигала ноги, позволяя теплым слезам стекать по лицу, которое ничего не выражало.       Физический холод пробирал до костей. Но холоднее всего было сердцу, которое разбилось давным давно от рук человека, в котором дети обычно видят защиту и безопасность.

      ***

      ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД       — Отец, давно хотела спросить, кем станет Киллиан, когда подрастет? — покручивая в руках палочку, без видимого интереса спросила Нимат.       — Он твой любимец, поэтому я дам ему выбор: стать Черным плащом или занять место рядом со мной. После смерти Уэйна нам нужен талантливый шпион, уверен, наш малыш справится с этой задачей, — не поднимая взгляд, монотонно ответил Гриндевальд, словно речь шла о его недельном расписании.       Смерти... Теперь она помнит. Помнит все и может судить о том, что Уэйн никогда по-настоящему не желал ей зла. Возможно, у него не было выбора так же, как и у нее. Маркус научил ее тому, насколько может быть полезной игра в несколько ролей. Игра, которая стоила ему жизни.       Она присутствовала на каждом собрании — наблюдала и фиксировала все в своей голове. По-началу было тяжело сдержать себя, чтобы не перерезать им глотки во сне. Каждому из тех, кто знал, что с ней сделали. Знал и способствовал, просто был свидетелем. Нимат помнила, как однажды услышала разговор Черных Плащей о том, как Розье удалось обвести Реддла вокруг пальца, заставив думать, что он убил всех людей на пути к кабинету Гриндевальда. Как Винда смеялась над любовью Реддла, над его глупостью, когда он решил прийти и отвоевать свою жену. Насмехалась над тем, кем он себя возомнил, чтобы считать, что сможет это сделать.       Нимат молилась, чтобы Винда свернула себе шею на узких лестничных пролетах замка, когда вечерами гордо шествовала к спальне Гриндевальда, подобно королеве, когда по факту была не более, чем элитной шлюхой. Ненависть была такой сильной, что однажды Нимат действительно чуть не убила ее, заставив харкать легкими, стоя на четвереньках. Плащи сильно удивились такой серьезности во время тренировочного поединка, на что Нимат сделала правдоподобно удивленное лицо — всего лишь новое проклятие вышло из-под контроля, а она не до конца поняла технику нейтрализации.       Отец Гриндевальд оберегал ее как зеницу ока после исчезновения Реддла: не давал разрешения на участие в операциях (и не сказать, что Нимат рвалась ему воспротивиться); не брал с собой даже на собрания Совета. Однако ей нужна была причина выбраться из этой тюрьмы.       — Я уверена, что смогу убедить ее, отец. Дай мне шанс проявить себя, — твердо настаивала Нимат, в очередной раз доказывая отцу свою полезность.       — Сомневаюсь, что после последней моей просьбы Нао пустит тебя даже на порог, ангел мой, — усмехнулся он.       — Я сделаю это ради тебя, даю слово Гриндевальда, — нависая над его столом и не желая отступать, сурово отчеканила Нимат.       — Грейс, — улыбаясь, покачал он головой. — Этого и стоило ожидать от моей дочери.... Не думаю, что есть силы, которые могут заставить эту мегеру отдать за нас свой голос на Совете, — попытался он.       Упрямый зеленый взгляд продолжал сверлить его прямо в лоб,  и, в конце концов, мужчина выдохнул, хлопнув ладонью по столу.       — Хорошо, моя любовь. Ты же знаешь, что я не могу тебе отказать, — сжимая ее пальцы в своих, сдается он, чем вызывет у нее приступ тошноты.       Не имеют значения правда и ложь. Ничего больше не имеет значения. Нимат выдавливает из себя улыбку и спешно покидает кабинет, чтобы настоящие эмоции не вылезли наружу.       Он не верит дочери, но его подкупает ее желание и вера, Нимат легко считывает это по его глазам. Но ей плевать, для него главное, что она будет подальше от Британии. Эта же мысль часто вертелась в голове Розье, когда Нимат изредка смела озвучить свое мнение на собраниях.

      ***

      Near Light - Ólafur Arnalds       Она выжигала руну чаще, чем это требовалось, чтобы просто мочь  контролировать себя и не перебить в запале ярости весь замок. Запирая комнату на ночь, Нимат ставила заглушку и срывала глотку от криков. Почти каждый вечер перед сном ее рутиной стала уборка комнаты после срывов на мебели и на стенах замка, которые, к счастью, были прочны и неприступны под ее воздействием.       Нимат оплакивала потерянные годы своей жизни до того момента, пока не осознала, что ее жизнь — ничто по сравнению с тем, какое существование приходилось влачить ее сыну. Словно в насмешку над ней, Гриндевальд поместил Киллиана на содержание в приют, позволяя ей изредка видеть малыша. С самой первой встречи она ощутила между ними связь, и даже отсутствие памяти не помешало полюбить его всем сердцем. Но он отнял у нее материнство. Отнял мать и отца у ее ребенка.       В первую же ночь, когда память вернулась, Нимат не сомкнула глаз, скуля имя своего малыша, как побитая собака, у которой насильно отняли щенят. Чужие руки трогают ее малыша, чужие глаза смотрят, как он растет, кормят его. Она видела, помнила, как Киллиан смотрел на нее в последние визиты. Тот единственный раз, когда Том видел его... Он знал. Знал, и потому его убитый взгляд она никак не могла себе объяснить.       Нимат почти сорвалась, чтобы увидеть его и забрать в ту же минуту... Но чары замка не дали ей покинуть его, и ей пришлось насильно усмирять свой порыв. В ту же ночь она нанесла руну, чтобы привести себя во вменяемое состояние и придумать, что делать дальше.       Грейс навещала малыша не чаще раза в месяц, и Нимат пришлось довольствоваться этим, чтобы не вызвать подозрений. Она отсчитывала дни до ближайшей встречи, успокаивая себя фантазиями о том, что сделает с каждым, кто заставил ее все это пережить. Каждое утро она просыпалась и шла в душ, смывая остатки ненависти, чтобы потом туго натянуть маску, некогда принадлежащую Грейс...       Она была благодарна всем богам, что Гриндевальд не решил в этот раз посетить приют вместе с ней, иначе личина Грейс полетела бы к чертям в тот же миг, как ее горящий взгляд встретился с детской непосредственной радостью, плещущейся в разноцветных глазах ее малыша.       Послав Сомнус на весь персонал и приютских детей, Грейс, едва сдерживая слезы, подлетела к застывшему Киллиану и крепко прижала к себе.       — Прости меня, прости, прости... — уткнувшись в темную макушку, шептала она как в бреду.       Руки подрагивали, а из-за слез все помутнело в глазах. Маленькие ручки ответили на объятие, поглаживая ее волосы.       — Прости... — не в состоянии успокоиться, продолжала она.       Малыш немного отстранился от нее, чтобы словно удостовериться, что это действительно она, и на одно бесконечное мгновение Нимат показалось, что он вот-вот оттолкнет ее. Но ребенок лишь всматривался в ее лицо своими разными и безумно красивыми глазами, обрамленными черными пушистыми ресницами.       — Ты вспомнила, что ты моя мама? — неуверенно прошептал он, и Нимат молча закивала как болванчик, смаргивая неконтролируемый поток слез сквозь улыбку, что непроизвольно отразилась на лице при звуке детского голоса. — Папа сказал, что ты вспомнишь меня. И он обещал, что тоже придет ко мне, — неловко вытирая маленькими пальцами влажные дорожки с ее щек, с надеждой проговорил он.       — Папа... — пытаясь сдержаться, она сделала глубокий вдох, поднимая взгляд вверх. — Если он обещал, то обязательно придет, слышишь?       Еще долгое время Нимат не могла разжать рук и держала малыша, пока он не захотел показать ей свои игрушки. Миниатюры драконов, которых подарил дедушка, волшебную железную дорогу, которую на Рождество подарила Розье. Неся ребенка на руках, пока он тыкал пальцем в предметы и называл их, Нимат ощущала себя самой счастливой на свете. И когда позже лежала рядом с ним и смотрела, как Киллиан спит. Он был так похож на отца... Словно она видела лицо и мимику Тома в тот далекий момент, когда тот восторженно рассказывал ей про волшебную школу и новую жизнь, которая их ждет.       Ей пришлось заставить его на время забыть, кто она такая... Забывать каждый раз, когда она уходит. И вспоминать всегда, когда она приходила вновь. Не составило трудности подгадывать встречи так, чтобы Гриндевальд был чем-то занят и не мог пойти вместе с ней.       Тридцать дней длились как тридцать лет в ожидании следующей встречи. Все эти дни Нимат занимала свои мысли планами, идеями, новыми теориями и действиями для их реализации, не оставляя сил и возможности задуматься о муже и ребенке. Не давая волю эмоциям. Она забетонировала тот отсек разума, который отвечал за эмоции и импульсивные решения. У нее не было союзников, к которым она бы смогла обратиться за помощью. Она не могла рассчитывать ни на кого, кроме себя.       Руна чертовски помогала, давая нужную силу для концентрации и помогая направить свое внимание на отслеживание действий Гриндевальда, на изучение любой полезной информации. На изучение своего врага.        Она нашла слабое место Розье за время долгих часов совместных тренировок. Выяснила механизм работы кристаллической клетки и способы ее нейтрализации. Смогла сыграть роль наивной лани с Абернэти, вынудив его стать добровольцем  ее экспедиции в Японию. Гриндевальд счел бы странным, отправься она в одиночку.       Medusa - Amanati       Встретившись взглядами с Нао на пороге ее особняка, Нимат хищно растянула губы в оскале, на что Госпожа Накаяма понимающе кивнула, выпуская из легких алый сигаретный дым, что тут развеял ветер.       — Я пришла просить вас об одолжении, Госпожа, — делая несколько шагов назад и с улыбкой растягивая слова, проговорила Нимат.       Резкий взмах ногой, и голова Абернэти откидывается назад, вслед за ней следует тело, подчиняясь законам физики. Сила удара заставила его проскользить по земле. Запрокинув голову вверх, Нимат прикрывает глаза, делая глубокий вдох.       Наконец-то. Она даже была рада, что на территории Нао нельзя использовать палочковую магию. Так гораздо приятнее.       — Могу ли я оставить у вас своего пленника? — медленный поворот головы и молчаливое ожидание.       — Грейс... Что происходит? — стирая струйку крови, скользнувшую из уголка рта, рукавом белой рубахи, Майкл ошарашенно переводит взгляд с Нимат на охранников, руки которых недвусмысленно лежали на рукоятях мечей.       — Нимат, я полагаю, — безмятежно всматриваясь в зеленые радужки гостьи, утвердила Нао.       — Именно, — кивнув, подтвердила Нимат.       — Рада, что ты вернулась, — делая очередную затяжку, Нао перевела взгляд на заходящее солнце.       Золотой закатный час, что своими лучами словно украшал мир поталью и делал пейзажи необычайно красивыми, сейчас выхватывал несколько фигур в саду особняка японской госпожи.       — Я помогу тебе. Бери сколько нужно людей, — кивнула Накаяма, переводя такой властный взгляд на Абернэти, словно он был песчинкой под ее ногами.       И Нимат сорвалась.       Она не скупилась, щедро одаривая Майкла ударами один за другим. Он пытался сопротивляться, даже пытался ударить в ответ. Никто из случайно наблюдавших не посмел бы упрекнуть ее в том, что поединок был нечестным.       Возвышаясь над бесчувственным телом мужчины, она мыском сапога повернула к себе его лицо, всматриваясь в ненавистные губы, что посмели коснуться ее. Назвать себя ее будущим мужем. Додумался ведь, кретин, надеть помолвочное кольцо на палец уже замужней женщины. Ему повезло, что он сохранил остатки разума, решив не делить с ней постель, и только по этой причине все еще был жив.       — Я расторгаю нашу помолвку в одностороннем порядке, — сорвав с шеи цепочку, на которой висело помолвочное кольцо, Нимат бросила украшение под ноги. — Отнесите его в дом, — скомандовав покорно ожидающей приказа охране, Нимат направилась вслед за Нао внутрь.       Неплохо было бы вспомнить вкус сакэ и поболтать, как уже бывало раньше.       Нимат приказала Майклу отправить от своего имени донесение, пользуясь обычным Империусом. Еще она заставляла его резать себе руки — это успокаивало, когда хотелось свернуть ему шею. Он нужен был живым. Нао считала, что она импульсивна, что ей не хватает сдержанности. Нимат была согласна, но держать голову холодной казалось проще, когда любуешься лужей крови, в которой лежит твой враг. Нао приняла ее позицию.       — Скажи, Майкл, тебе было приятно смотреть на меня? Смеяться над моей дезориентацией? Над тем, как я заглядывала тебе в рот? М? — проводя лезвием по его шее и оставляя тонкие порезы, обманчиво ласково интересовалась она.       — Грейс, прошу... — он не успел договорить, подавившись криком боли от кинжала, что она резко воткнула ему в бедро.       — Прости, я не расслышала, как ты меня назвал? — медленно вытаскивая лезвие, она с удовольствием наблюдала, с какой силой он сжимал челюсти, пытаясь сдерживать крик.       — Нимат... Нимат, — тяжело дыша и едва приоткрыв заплывшие веки, прерывисто просипел он.       — Назовешь меня так еще раз, и я воткну его в твой глаз. Одного вполне хватит, чтобы написать донос папочке, правда? — приблизив свое лицо к нему, прошептала она. — Скажи, Майкл, почему ты не трахнул меня? У тебя был такой шанс, и ведь Грейс позволила бы, — прищурив глаза, продолжала она.       Поджав губы, Майкл продолжал громко надсадно дышать через нос, действуя ей на нервы.       — Отвечай! — клинок с силой уперся в бедро второй ноги.       — Твой отец запретил мне. Он правда оберегает тебя, Реддл погубит... — она вновь не дала закончить ему, все-таки вонзив острие в бедро второй ноги.       — Я не спрашивала твоего совета о моей личной жизни, но спасибо за честность, — выдернув клинок, Нимат вытерла его о брюки Абернэти и, развернувшись, направилась к двери.       Подонок заслужил это. Он видел, как ее поймали, помогал людям отца. Он приносил ей еду, когда она умоляла о помощи. Говорил, что ей нужно смириться. Говорил, что так будет проще. Видел, как она рожала. Притворялся другом, которого она знала всю жизнь. Притворялся, что влюблен. Грейс действительно ему доверяла.

      ***

      Покинув Японию, Нимат направилась в дом у скалы. На пороге ее встретил испуганный до смерти домовик в слезах. Порадовавшись возвращению истинной хозяйки, он поведал ей о том, что Реддл вот уже три месяца отбывает пожизненное заключение в Азкабане. Симпи узнал все, что можно было узнать, но ничем не смог помочь хозяину, продолжая влачить свое одинокое существование в опустевшем доме, поддерживая чистоту в комнатах и отпугивая диких зверей.       Однако, что было важнее, имея общих знакомых с эльфами Хогвартса, Симпи узнал, что никто иной, как Дамблдор, принимал активное участие в задержании ее мужа. Нимат пришла в голову безумная идея, которая могла стоить свободы уже ей. Домовик не был в восторге от ее планов, но после часового чтения лекций и сотни попыток объяснить безвыходность сложившейся ситуации, бедняга, всматриваясь в непоколебимое выражение лица любимой хозяйки, все-таки согласился помочь.       Он помог ей незамеченной пробраться в Хогвартс. Относительно незамеченной, так как в план входила необходимость присутствия двух лучших убийц Накаямы. Они отказались от помощи, ссылаясь на использование своей магии, способной незаметно провести двух ассасинов на территорию школы. Если она проиграет, то не будет единственной, кто понесет потери.       Нимат пожалела учеников, а потому отправила двух японок дежурить недалеко от преподавательских спален на случай, если Дамблдор захочет играть грязно, в чем она сильно сомневалась. Святой старик не допустит, чтобы с его подчиненными что-либо произошло. Он не посрамит свою идеальную репутацию профессора, совсем недавно вступившего в должность директора. Кто бы мог подумать... Нимат могла назвать как минимум трех профессоров, кто заслуживал эту должность больше, чем Альбус.       Без происшествий добравшись до кабинета директора, она встретила на своем пути только горгулью, преграждающую путь на лестницу, но и та молчаливо открыла проход, не спрашивая пароля.        Старик сидел в своем кресле за большим столом, заставленным разными диковинными предметами и механизмами. Он встретил ее со снисходительной улыбкой, играющей на морщинистом лице, словно давно ожидал подобный исход событий. Судя по всему, легенды о том, что директор связан с замком сильнейшей магией, не просто слухи, и он наверняка знал о ее приходе.       — Входи, — преспокойно произнес профессор, указывая рукой на гостевое кресло напротив себя. — Тебе ничего не угрожает. Я знаю, что в замок проникли трое человек. Полагаю, это твоя страховка.       — Если знали, почему ничего не сделали? — наблюдая за левитацией фарфоровых чашек на массивный стол, бесцветно произнесла Нимат.       — Хотел поговорить с тобой лично, без свидетелей. Думается, ты будешь сговорчивее Тома, — он увидел как ее взгляд загорелся при упоминании мужа. — Мы общались с ним и, кажется, он так сильно за тебя беспокоится, что готов остаток жизни провести в тюрьме.       — Что вам от него нужно? — нападая бросила ведьма, стараясь спрятать панические ноты, что с головой выдавали отчаяние, в котором утопала Нимат.       — От него, ничего. Для него, — мужчина бросил говорящий взгляд из-под очков половинок.       — Не начинайте нести этот бред про добро, Мерлин! Мне хватило этого в школе, — закатила она глаза.       Профессорская ладонь указала кресло напротив и Нимат поджав губы нехотя опустилась в него. Она ощущала себя на чайной церемонии среди пепелища.        — Почему же бред, — усмехнулся старик. — Если задуматься, все сводится именно к этому… — пауза затянулась, словно Дамблдор испытывал ее терпение, впитывая еле сдерживаемое раздражение.       Ей казалось, что кончики пальцев вот-от начнут искриться от сдерживаемых эмоций.        — Профессор, ближе к сути, — напряженно проговорила сквозь зубы ведьма.       — Хорошо, — коротко кивнул профессор. — Предлагаю тебе сделку. Я могу обеспечить смягчение приговора…       Его речь прервал звонкий женский смех. Смех, пропитанный злобой и неверием.       — Если вы считаете, что я соглашусь и пальцем пошевелить за смягчение пожизненного приговора, то могу сказать лишь, что вы едва ли в себе, профессор, — раздельно и четко проговорила она, чтобы суть сказанного наверняка должна до старика.       — В таком случае, я не представляю, какую пользу вы можете принести Британии, чтобы говорить о чем-то большем. Мое предложение щедро, подумайте над этим, — пожимая плечами мерно отчеканил Дамблдор.       — Вы с ним похожи, — откидываясь на спинку, усмехнулась Нимат. — Думаю, вы и сами это знаете. Потому что восхищаетесь им. Какой же вы лицемер, профессор, — цокнула она языком. — Какую пользу… Полагаю, я могу кое-что предложить, ради общего блага, — выплюнула она последние слова, подаваясь вперед.       Профессор взмахнул двумя пальцами, заставив ведьму сжать пальцами древко сильнее. Со стола поднялась в воздух папка и приземлилась ей на колени.       — Что это? — не поднимая на него глаз, Нимат раскрыла бумаги, на которых стоял штамп МАКУСА.       Печать секретно, старые бумаги с отчетами по делу об убийстве сотрудницы аврората Северной Америке. Какого черта… Рот раскрылся, чтобы облить старика помоями о целесообразности его никчемного существования и жалкого… Пока взгляд не зацепился за имя жертвы.              «‎Грейс Ньюман»       Ноздри с силой втягивали воздух в легкие, когда напряженные пальцы рвано листали страницы. И замерли.       С колдографии на нее смотрели строгие, но до боли знакомые по отражению в зеркале изумрудные глаза. Высоко убранные волосы и темная форма сотрудника аврората на черно-белом клочке бумаге, который заставил ее мир пошатнуться.       Причина смерти: убивающее заклятие.        — Гриндевальд убил твою мать в 1928 году, — после продолжительного молчания подтвердил ее догадки профессор.       На одном из фото с места преступления видна детская кроватка. Воспоминания соседки задокументировали как мужчина с белыми волосами убивает женщину, а затем с ней на руках аппарирует к двери.        Пальцы сжимают бумагу с такой силой, что слышится хруст. Гриндевальд назвал ее именем матери. Как символично. Ведь он никогда не говорил ей, как она умерла. В фальшивой памяти Грейс нет ни одного факта, что давал бы объяснение.       — Почему вы сделали это только сейчас?! Почему сейчас?! — в бешенстве подрываясь с места рычит ведьма, тыкая в него бумагами.       — Я не знал о вашей связи с Гриндевальдом, мне жаль, что так вышло, — голубой взгляд одаривает ее сочувствием от которого девушку подташнивает.        — Оставьте при себе свою жалость, — выплюнула она.       — Твой отец убил твою мать, Нимат. У тебя есть шанс отомстить за совершенную несправедливость…

      ***

      Чувствуя спиной холодный мокрый камень она поднимает взгляд на закатное солнце мостовой.       — Тебе придется сделать выбор или его сделаю я, — проносится в голове так естественно, словно бы она просто размышляет.       Но это не так. Это похоже на сумасшествие, когда однажды проснувшись ты ощущаешь в голове кого-то еще. Словно тень притаилась, поджидая лучшего момента, чтобы выйти на сцену. И вот момент настал.        — Какой выбор? — устало озвучила Нимат вслух.       Со стороны, наверняка и вправду напоминая сбежавшую из психиатрического отделения.       — Ты знаешь, — последовал внутренний ответ с нотами «‎у нас нет времени на игры».       — Я даже не понимаю, что ты. И уж точно у меня нет времени разбираться с количеством субличностей в собственной голове, — раздраженно выдохнула Нимат, прикрывая глаза.       — Неужели думаешь, что часть его души, говорила бы с тобой твоим собственным голосом? — усмехнулся голос в ее голове.       — Ты знаешь и видишь все, что знаю я? — со слабыми нотками любопытства поинтересовалась ведьма.       — Нет. При желании ты могла бы контролировать это, если бы не была так истощена. Я все-лишь побочный результат расщепления твоей личности. Ее темная сторона, если тебе так проще, — без особого энтузиазма поделился внутренний голос.       — Но я не могу избавиться от тебя… — скорее утверждение, чем вопрос.       — Я нужна тебе и в какой-то степени я такая же часть тебя, как и остальные присущие тебе черты. Это было неизбежно, расщепление началось после первого магического всплеска, этот процесс нельзя остановить, только замедлить, — продолжал щедро выдавать подробности голос.       — Если я откажусь, ты сможешь взять контроль над телом, так? — уже зная ответ, спросила Нимат.       — Да.

      ***

      ТРИ ДНЯ НАЗАД       O Fortuna (remix) - Will Borders       Гнев.       Если можно было бы нарисовать чувство, Нимат взяла бы банки черной и красной красок, смешала бы их, и медленно выливала тягучую струю, наблюдая, как расползается тяжелое пятно на холсте. Как  медленно маслянистое пятно обволакивает каждый дюйм поверхности, впитываясь в ткань. Как излишки ползут дальше, и так до тех пор, пока краска не начнет капать на пол. А она несомненно начнет, потому что не хватит и десятка холстов, чтобы отразить то, что переполняло ее сущность долгие месяцы.       В конце она взяла бы ножи тонким лезвием изрешетила вдоль и поперек весь холст.       Нимат давно ощущала себя обрывками, кусками, что впитали в себя злость. Впитывали день за днем, что ей приходилось глушить в себе настоящие эмоции. Глотать желание отомстить. Оно медленно разъедало внутренности, словно кислота, которую в малых дозах приходилось не морщась проглатывать, не запивая. Так нужно.       Каждый день, просыпаясь, твердить себе: нужно терпеть ради них. Она будет улыбаться, будет называть ненавистного человека отцом, будет проявлять интерес к делам и обсуждать за обедом новые веяния моды во Франции. Иногда ей казалось, что она себе не принадлежит, словно Грейс все еще здесь, а она до сих пор заперта в собственном теле. Возможно, она начала сходить с ума из-за невозможности произнести вслух свое настоящее имя.        Хор голосов, подобно ветру, завывал в ее голове, когда терпеть было особенно тяжело.       В такие моменты она вспоминала Тома, его улыбку или хищный оскал, то, как он смотрел на нее в Большом зале; как однажды рассказал, что на собраниях представляет, как расчленяет инфернала, чтобы успокоиться. Ей не нужен был образ обезличенного трупа, ее фантазия всегда имела лицо. Смазливое женское с алыми, четко очерченными губами или мужское. Десятки мужских лиц в черных плащах. За эти шесть месяцев она провела слишком много времени в секторе, где обучали новичков и где наиболее опытные Черные Плащи совершенствовали свою боевую технику.       Они помнила каждого, кто, как минимум, вскользь упомянул Тома, кто шутил или хвастался тем, что обвел волшебника вокруг пальца, притворившись мертвым. Запомнила тех, кто хотя бы раз стоял рядом с ним.        Однажды она приняла оборотное и в шкуре новенького пошла со всеми в бар, где узнала, что Том должен был умереть в день, когда ее похитили. Бывший капитан подразделения аврората Министерства Франции в красках описал, как грузил его тело в карету, угостив парочкой ударов. В конце он несдержанно ударил кулаком по барной стойке, негодуя на предателя в своих рядах, из-за которого Реддл смог выжить. Мерлин, как ей хотелось быть рядом с мужем в тот момент. В тот момент, когда он решил, что она мертва, и что его в скором времени отправят вслед за ней.       Нимат охватил порыв сентиментальности, чем она периодически грешила по жизни, решив, что ее план имеет некий символизм. Природа любит гармонию. Тринадцать. Именно столько жизней в день ее похищения отнял Том. По крайней мере думал, что отнял.       В черте города на окраине Парижа располагался один из двух крупнейших штабов Черных Плащей. Среди своих это место называли Островом мертвых — никто из тех, кто не носил плаща или не был связан с Гриндевальдом напрямую, не мог покинуть это место живым. Попадая в отряд Черных Плащей, ты можешь покинуть его только мертвым. Об этом не говорили новобранцам, но все узнавали это рано или поздно.       Было четыре человека, способных подорвать ее планы. Один находился в особняке Накаяма, коротая свои последние часы жизни в качестве пленника. Сам Гриндевальд, судя по письмам, которые приходили его любимой шестерке, не должен был покинуть пределов замка еще несколько дней. Сука по имени Винда, что непрестанно заглядывала в рот хозяина, должна быть где-то в районе его ширинки. Оставался лишь один человек, способный ей помешать.        В данную секунду три пары глаз отслеживали передвижение фигуры в черном плаще с высоты крыш зданий, что располагались вдоль продуманного им маршрута.       Подняв взгляд, Нимат встретилась с карими глазами японки, что также как остальные, присев на корточки, в любой момент была готова к смертельному прыжку. Сестры Накаяма сами вызвались помочь ей, и мать не стала удерживать их. Девушки превосходили мастерством боя любого воина ручной армии Нао.       Японки не аппарировали с крыши на крышу, как делала Нимат, пока следили за маневрами объекта слежки. Девушки с кошачьей ловкостью перепрыгивали преграды и огибали в воздухе углы домов, цепляясь остриями кинжалов за края парапетов. Было множество вещей, которые восхищали ее в азиатских женщинах, и еще больше было того, чему она хотела бы у них научиться.       Небольшой дождь не помешал им продолжить слежку за мужчиной, что двигался в направлении Острова мертвых. Нимат не могла понять, почему он не аппарирует, но времени задумываться о таких вещах не было.       Еще один квартал, и высокие дома закончатся, затрудняя слежку. Подав останавливающий знак рукой, Нимат оглядывает улицу, бросая Сомнус в редких прохожих.       Аппарировав на брусчатку за спину Черного Плаща, Нимат бросает три кристалла, что создают купол.        Не сбежать.       Мужчина резко оборачивается, сжимая в руке палочку, и направляет ее в лицо ведьмы. Специфический наряд не даст ему ответа на вопрос, кто перед ним. Нимат решила позаимствовать у восточных друзей не сковывающий движений черный монолитный костюм, что повторял каждый изгиб тела, и повязку, что натягивалась до глаз. Спустив темную ткань и открыв врагу лицо, она растянула губы в хищном оскале.       — Грейс? — нервно усмехнулся мужчина. — Отец просит держать своих солдат в узде, да? — заметно расслабляясь, выдохнул он.       — Экспеллиармус, — лениво брошенное заклинание было с легкостью блокировано волшебником, который лишь покачал головой, продолжая улыбаться ей.       — Знаю, ты можешь лучше, малышка, — склонив голову набок, съязвил капитан.       Еще две попытки, что не отличались большим энтузиазмом, и вот оно: просчитав нужный угол, длинная нога разрезает воздух, выбивая древко из мужской руки. Еще удар, и ботинок приземляется точно на палочку, что издает жалобный треск.       — Могу.       Мужчина замирает, его ноздри раздуваются от нарастающей злости — родная палочка уничтожена. Он делает выпад в попытке ударить в ответ, но Нимат ловко уклоняется от пинка в живот.       — Тебе не кажется, что это чересчур? — изумрудный взгляд отслеживает капли дождя, что стекают по морщинам на его лбу.       — Кажется, капитан. Мне кажется, что заставить человека поверить, что его жена мертва, это чересчур, — острое лезвие кинжала длиной в половину ладони резко пронзает драконью кожу мужского сапога, входя в плоть, и мужчина падает на колено приземляясь в лужу. — Мне кажется, что стирать личность человека это чересчур.       Удар коленом в нос, и капитана отбрасывает на спину. Его глаза на миг выражают понимание, и Нимат позволяет себе впитать те крупицы страха и напряжения, что сквозят сквозь его расширенные зрачки. Он медленно тянется к кольцу на левой руке, что не ускользает от цепкого взгляда хищницы,и еще один кинжал блестит в воздухе, пригвождая ладонь к бедру.       Нависнув над ним так, что дождевые капли с черных волос заплясали по мужскому лицу, Нимат крепче сжимает палочку, что приятно греет кровь потоками темной магии.       — Авада Кедавра, — всего лишь доля секунды, и взгляд больше ничего не выражает, бездумно уставившись в серое дождливое небо.       Именно это видел Том в тот день? Видел, как ее глаза становились такими же пустыми и стеклянными? Словно перед тобой манекен. Кажется, она никогда не привыкнет к этому, сколько бы смертей ни приходилось видеть...       Деактивируя кристаллы, Нимат кладет ладонь на плечо мертвого капитана и аппарирует их недалеко от Острова мертвых — ни к чему разбрасываться телами.       А дальше все было как на автопилоте. Сестры Накаяма уже разложили кристаллы по периметру штаба и поставили антимагический блок. Она настаивала, чтобы смерть каждого из ее списка случилась от проклятия, но сестры Накаяма смогли переубедить ее, перечисляя все преимущества и удобства кровавой бани. Именно так они шутя прозвали их операцию на Острове смерти.       Пробравшись внутрь казармы через окна, сестры принялись блокировать выходы и обездвиживать всех Черных Плащей на своем пути почти без помощи магии — перед операцией они показали ей маленькие иглы, которые при соприкосновении с мышечной тканью вызывали паралич жертвы до того момента, пока игла находилась в теле.       Нимат появилась громко — выбив парадную дверь, она известила всех и каждого о своем визите. Плащи не сразу поняли, что происходит, но один за другим вспыхивали огоньки понимания на смятенных лицах, и она не без удовольствия отмечала метаморфозы в глазах опешивших мужчин.       — Двенадцать. Я заберу только двенадцать жизней, — огласила она, по очереди смотря в глаза каждого из собравшихся в круг подле нее мужчин, что наставили на нее свои палочки. Никто не решался напасть первым. — Они знают, что я пришла забрать долг, — запрокинув голову, Нимат делает глубокий выдох и крепче сжимает пальцы на рукояти катаны.       Осознав, что магия в стенах здания не работает, Плащи боролись всеми доступными подручными средствами: маггловские пистолеты, мечи, ножи и цепи. Она правда хотела справиться с каждым из них сама, не прибегая к помощи Накаяма, но без магии против десятка вооруженных подготовленных Плащей, что не желали умирать, выстоять оказалось тяжелее. Ярость грела и придавал сил, но если бы не Накаяма, возможно, ее просто застрелили бы.       Катана легко входила в тела и отрубала конечности. Сложно было отличить где живые люди, а где трупы. Запыхавшись, Нимат переглянулась с японкой, что вовремя отрубила кисть, которая почти спустила курок револьвера, направленного в ее голову.       Один из мужчин недурно владел катаной, и младшая из Накаяма с удовольствием растягивала бой, играя со своей добычей.       Бедро кровило, и оглядевшись, Нимат стянула повязку с шеи, чтобы остановить кровотечение, пока они не окажутся вне зоны блокировки магии. Боковым зрением она уловила резкое движение внизу и ведьма выхватила кинжал раньше, чем подумала. Нависая сверху над телом японки, один из Плащей пытался задушить ее, пока девушка хватала воздух ртом.       Молниеносный пас рукой, и кинжал вошел глубоко в горло противника, окропляя лицо Масуйо кровью.       — Твою жизнь я заберу в качестве набежавших процентов, — вонзив клинок в грудь мужчины, она медленно провернула рукоять, наблюдая за его попытками держаться за угасающую искру жизни.       Четырнадцать. Столько жизней она забрала сегодня и подарила Богу смерти. Один из Плащей притворился парализованным, не сумев правильно воспользоваться своим преимуществом.       — Думаю, теперь ни у кого не останется сомнений в подлинности вашей смерти, — оперевшись о стену, Нимат сползла вниз, прикрыв глаза и слушая, как японки усмехаются.

      ***

      НАСТОЯЩЕЕ       Завернув за угол зеленый взгляд натыкается на резкий взор, но завидев ее, красные губы растягиваются в улыбке.        — Грейс? Я думала ты в Японии, — удивленно пропела Винда, стуча каблуками в ее сторону и оглядываясь назад. — Отец прислал для страховки? Думаю мне не помешают лишние…       Розье не смогла закончить, начиная закашливаться.        Из ее рта начали вытекать сгустки темной жидкости. Женщина руками сжала горло и с полными ужаса глазами посмотрела на Нимат.       — Боюсь, он не в курсе, что я здесь, — нечитаемо бросила ведьма.       Нимат сделала пару шагов и оказалась напротив задыхающейся Розье, чьи волосы окрашивались в грязь. Она сделала еще шаг и пнула мыском своего ботинка ее по голени — та свалилась на колени, царапая горло и становясь полностью алой. Вены на лице начали вздуваться, а глаза наполнялись кровью. Нимат нагнулась и схватила одной рукой русую макушку, возвышаясь над телом.       — Я так часто представляла твою смерть, — проговорила низким голосом Нимат. — И решила позволить тебе ощутить то, что чувствовала все это время я, — она смотрела в почти заплывающие от недостатка воздуха глаза.        Изумрудные глаза темнели от ярости. Розье из последних сил начала сопротивляться, слезы заливали опухшее лицо, одежда была грязной и мокрой. Женщина пыталась дотянуться до палочки, но та сгорела прямо в ее руке, оставив глубокий ожог. Впрочем, едва ли он беспокоил сейчас Розье.       Нимат разжала пальцы и женщина куклой рухнула к ее ногам.        — Тебя не было в сделке, но пусть это будет бонусом за мою щедрость. Мое лицо будет последним, что ты увидишь, — прошептала ведьма, наблюдая за конвульсиями, что вызывало темное проклятие, распространившееся по всему телу.       Понимание отразилось в глазах Розье за мгновение до того, как жизнь покинула ее.       Dumbledore's Farewell - Nicholas Hooper       Две мужские фигуры застыли напротив друг друга. Гриндевальд и Дамблдор. В воздухе повисли тишина и мрачное напряжение, поднесешь спичку — и все вокруг вспыхнет. Молчаливый диалог взглядов говорит больше, чем слова, произнесенные вслух. Конец увертюры.       Вместо сцены — безлюдная площадь парижского квартала.        — Зачем мы здесь, мой старый друг? — ступая по-лисьи вдоль брусчатки, но оставляя за собой возможность отследить малейшее движение собеседника, пропел Гриндевальд.       От него не скрылось как дрогнула тонкая губа, вызывая хриплый смешок. Геллерт оборачивался назад в поисках своей помощницы, которая не пришла.       — Мы оба знаем, что ты не сможешь убить меня. К чему этот фарс? — лениво продолжал Белый маг, покручивая палочку в руках.       Льдистые глаза Геллерта пытались отыскать ответ в не таких холодных, как у него самого, но также голубых радужках Дамблдора. Альбус был ограничен собственноручно созданными представлениями о добре и зле, которые существовали лишь в головах человеческих. Старый друг никогда не соглашался с его доводами об относительности мира и событиях внутри него. Гриндевальд знал, что правым всегда кажется тот, чьими глазами мы смотрим на мир.       — У тебя есть последний шанс сдаться, — напряженно бросает Дамблдор, вызывая очередной смешок.       Что возомнил себе этот старик? Верные Плащи разбросаны по периметру, а эта встреча не более, чем дань уважения старому другу. Где северные черти носили Розье, единственное, что нервировало его в данный момент.       Он бы никогда не признался даже самому себе, что Альбус был его единственным другом за все годы долгой жизни. Юношеская сентиментальность проснулась в нем внезапно, вызывая желание сыграть последнюю партию в волшебные шахматы. Он не мог вспомнить, кто выиграл в последний раз, и почему-то именно в эту секунду это показалось невероятно важным. Какие глупые мысли приходят нам в голову в самые неожиданные мгновения.       Грейс. Последний человек, победивший его в шахматной партии. Точнее, тогда еще Нимат: редкий раз, когда беременная дочь позволила ему развлечь себя. Как же он ненавидел это фальшивое имя! Он всегда звал ее именем матери, и это было мазохизмом, своего рода небольшим наказанием, что вырвалось из ничтожно малого периода душевного терзания. С годами оно стало призраком вины, что он ощущал когда-то.       — К чему спектакль, мы ведь знаем, что это ничего не решит, — попытавшись аппарировать, Гриндевальд осознал, что не может этого сделать, отчего гневно поджал губы.       — Ошибаешься, — череда стремительно летящих проклятий, что отбивались без особых усилий, но все же злость Гриндевальда, начала только усиливаться.       — А ты все такой же юнец! — со злостью отмахиваясь от очередного луча, Геллерт успевал уворачиваться от потока заклинаний, пока не ощутил, как тонкое лезвие вспарывает плоть лодыжки, заставляя тело согнуться от боли над землей.       Еще одно лезвие отвлекает внимание мага на себя, и корпус надсадно выпрямляется, чтобы в следующее мгновение принять прямо в грудь яркий всполох заклинания.       — Авада Кедавра! — надрывно звучит голос противника.       Гриндевальда пронзает зеленый луч, и за мгновение до смерти он видит изумрудный отблеск в голубых радужках Дамблдора. Понимание отражается на лице, когда он замертво падает на землю. И Геллерт улыбается ей посмертной маской, он видит в этом гармонию отмщения. Отмщения за смерть матери.       Дамблдор выпускает заклинание призыва группы подкрепления и исчезает в темноте узких улиц.       — Я смогу гарантировать свободу Тома в обмен на твоего отца, — всматриваясь в ее черты лица, произнес Дамблдор.       — Я должна убить его? — прожигая зрачками деревянный стол, прошептала она, больше утверждая, чем спрашивая.       — Боюсь, что шанс только один, — разводит руками волшебник.       — Значит, вы посылаете дочь убить отца? — горько усмехнулась она.       — Если ты хочешь помочь мужу, это единственный способ. Мне жаль, — Нимат резко поднимается с кресла, покидая пределы ненавистного замка.       Седина исчезает, возвращая волосам цвет воронова крыла, тело приобретает женские очертания. Такова была цена за свободу Тома — жизнь Гриндевальда. Он не нужен был живым ни одной стране, никто не хотел рисковать пожизненным содержанием настолько опасного преступника.       Она сползает по каменной стене, и дождь смывает с ее лица слезы. Почему так больно? Почему она ощущает себя так, словно предала саму себя? Словно вырвала кусок сердца.        Зажав рот рукой, Нимат воет, пытаясь сдержать громкие звуки, чтобы не привлекать внимания. Только вот становится абсолютно все равно на окружающих. Дурные мысли начинают плодиться в ее голове, подбрасывая яркие картинки. Никто не станет его оплакивать и сожалеть о смерти самого темного мага столетия. Люди будут радоваться тому, что он убит. Убийцу убили... Ведь это справедливо.       Но разве она когда-то верила, что жизнь справедлива? Верила в это чертово добро? Мир — жестокое дерьмо, однажды сказал ей Том. Настолько жестокое, что заставляет дочь, убившую отца, скорбеть о нем. Он не заслужил ее слез и боли, которая разрывает ее изнутри. Он убил ее мать. Он не заслужил ее любви, и до этой минуты она была уверена, что не любит своего родителя. Никогда не простит и не полюбит его. Такого нельзя полюбить, правда? Но она любит. Ненавидит и любит одновременно.       Никто не поймет этого, но отец любил ее так, как умел. Своей больной, извращенной любовью. Великое порождение тьмы не способно на большее... Мы не можем дать того, чего у нас нет. Наверное, он считал, что это и есть любовь.       Может, когда-нибудь, через много лет, она даже смогла бы простить его. Возможно, они могли бы стать настоящей семьей... Или это лишь больная фантазия человека, чьи руки омыты родной кровью? Извращенное желание сделать себе больнее, представляя, как могла бы сложиться жизнь. А что, если бы...       Что, если бы она не убила. Что, если бы простила. Но все, что ей остается — отпустить тоску по тому, кого убила. По тому, кого любила.