шанс на ответ

Закат заливал двор густым золотисто-розовым светом, краски смешивались на горизонте, как на акварельной палитре. Обшарпанные хрущёвки, облупившаяся краска на стенах и давно не мытые окна выглядели особенно мрачно в этих последних лучах. Во дворе, окружённом полуразрушенными гаражами и потрёпанными временем скамейками, клубился лёгкий дым от сигарет. Теплый августовский воздух отдавал запахом горячего асфальта, сырости из подвалов и табака. Всё это создавалось иллюзию неподвижности, будто время здесь текло медленнее, чем в остальном мире. На одной из лавок под облезлым тополем сидела компания подростков. Среди них выделялся Рома — высокий парень семнадцати лет, с чёрными волосами, одетый в старую футболку и джинсы с ободранными коленями. На его голове неизменно красовалась кепка с погнутым козырьком, которую он поправлял с какой-то нервной привычкой. Лицо, обветренное и чуть загорелое, выражало смесь уверенности и лёгкого раздражения.  Вокруг него были его друзья: четверо пацанов разного возраста, но всех объединяла одинаковая манера держаться — будто они уже взрослые, хоть руки и голос ещё выдавали подростковую неуклюжесть. Они курили, передавая друг другу потрёпанную пачку сигарет, и переговаривались, лениво оглядываясь на прохожих.  — Вы слышали про новых соседей? — вдруг заговорил Рома, сжимая в зубах окурок. Его голос прозвучал негромко, но уверенно, так что все вокруг сразу утихли.   — Ага, говорят, сегодня должны заехать, — ответил один из парней, лениво зевая. Он сидел, развалившись на лавке, и ковырял палкой в щели между плиток.   Рома чуть прищурился, глядя на одну из соседних пятиэтажек. Новый сосед интересовал его. Ему сказали, что там есть парень примерно его возраста. Это значило, что, возможно, появится ещё один член их компании. Но новичков Рома никогда не принимал просто так. Он привык проверять, кто чего стоит. Если новенький окажется слабаком, то лучше сразу это узнать.   — Как думаешь, какой он? — подал голос другой парень, сидящий на спинке скамейки. Он был чуть младше Ромы и явно восхищался им.   — Узнаем, — коротко ответил Рома, отвернувшись. Он снова поправил кепку, будто собираясь с мыслями.   Эти ребята были его компанией, а иногда и семьёй. Они шатались по заброшенным домам, сидели ночами на крыше или в пустых подъездах, курили, пробовали алкоголь, который кто-то тайком приносил из дома. Это был их способ отвлечься от реального мира — каждого по-своему уродливого. У большинства из них семьи не отличались особым теплом. У кого-то родители были равнодушны, у других — жестоки.   Рома был из тех, кто старался держать лицо. Его отец, постоянно пьяный, изредка вспоминал о существовании сына, но эти воспоминания обычно оборачивались криками или ударами. Рома знал, что дома его не ждет ничего, кроме очередной порции унижения. Поэтому он старался возвращаться как можно позже. На улице было проще: тут его уважали, или, по крайней мере, делали вид.  

***

На другом конце двора, за пыльным окном третьего этажа, стоял Антон. Его силуэт почти сливался с серыми обоями комнаты, освещённой тусклым, оранжеватым светом заходящего солнца. Новая квартира была чужой и неприветливой. Шершавая поверхность стены под пальцами, облезшая краска на подоконнике и скрипящие доски под ногами вызывали у него неприязнь. Но больше всего раздражал запах — смесь табачного дыма, старой мебели и сырости, прочно въевшаяся в стены. Антон, шестнадцатилетний белобрысый парень с худощавым лицом и резкими чертами, смотрел в окно. Ему не нравился вид двора, покрытого трещинами, с грязной песочницей и облезлыми качелями. Лицо его было неподвижным, но в глубине зелёных глаз тлело беспокойство.   Внизу он заметил компанию подростков. Они громко смеялись, курили, передавая сигарету друг другу, будто это был какой-то ритуал. Антон хмурился, наблюдая за ними. Они казались ему чужими, агрессивными, словно из другого мира. Его взгляд на мгновение задержался на одном из них — высоком парне в кепке. Тот сидел в центре, как будто его присутствие было самым важным.   Антон знал таких. Он не раз видел ребят, которые пытаются казаться взрослее за счёт грубости и показного равнодушия. Он вспомнил случай из прошлого, когда проходил мимо детей, прячущихся за гаражами с сигаретами. Один из них кашлял, поперхнувшись дымом, а другой учил, как правильно затягиваться. Тогда ему хотелось подойти, вырвать сигарету и раздавить её, но он просто прошёл мимо.   "Почему люди считают это крутым?" — подумал Антон, сжав в руках книгу, которую держал всё это время.   Вечерний воздух был прохладным, а с улицы доносился приглушённый шум — голоса, редкий смех, стук мяча об асфальт. Сигаретный дым из соседнего окна медленно плыл в воздухе, щекотал ноздри, вызывая неприятные воспоминания. Антон посмотрел вниз, на двор, освещённый тусклым уличным фонарём.   И всё же что-то заставило его задержать взгляд. Может, привычка всегда проверять, не смотрят ли на него. И это было ошибкой.   Среди смеха и хаоса его взгляд встретился с глазами Ромы. Остальные вокруг казались размытым пятном, но этот взгляд был чётким, резким, как нож.   В нём было всё: ненависть, вызов, угроза — и что-то ещё, что невозможно было распознать. Тайна, которая не давала этому взгляду быть просто пустой агрессией. Это не был случайный обмен взглядами. Рома смотрел прямо на него, изучал, словно хотел понять, как глубоко он может надавить, прежде чем этот парнишка сломается.   Антон застыл. Теплый воздух внезапно показался тяжёлым, липким, словно комната превратилась в клетку, а он — в животное под прицелом хищника.   Секунды тянулись бесконечно, пока Антон не заставил себя отвернуться. Его сердце бешено колотилось, но он сделал вид, будто всё в порядке.   Рома не отвёл взгляда, даже когда Антон попытался уйти от него. Эта невидимая нить между ними оставалась натянутой, как струна.   Дверь комнаты закрылась за Антоном с глухим стуком, который разнесся по пустой квартире. В полумраке коридора тускло мерцал свет, пробиваясь из окна на лестничной клетке. Тишина давила, словно стены старого дома специально наклонялись, чтобы удержать его внутри.   Он стоял у порога, не решаясь двинуться. Мысли путались, а сердце колотилось так громко, что казалось, будто его услышат даже те, кто ждал снаружи. Он провел рукой по шее, размышляя, зачем вообще это делает. Но сомнения разгонялись вспышками гнева, стоило только вспомнить, как звучал смех Ромы, как тот потянул его за волосы, заставляя смотреть на себя.   Его взгляд упал на обувь, валявшуюся у стены. Кроссовки были старыми, грязными, со стертыми носками — такие же, как и всё вокруг. Всё изношенное, будто в этой квартире вещи старели быстрее, чем должны были. Он медленно нагнулся, натянул их, завязывая шнурки слишком туго, как будто это придаст ему уверенности.   Рука потянулась к толстовке, которая висела на крючке. Тёмно-серая, с дыркой на рукаве, она была чуть великовата, но это было даже к лучшему. Натянув её, он поднял капюшон, полностью скрывая лицо в тени. Ощущение, что он защищён, было обманчивым, но помогало.   Шаги к входной двери были медленными, словно он боялся разбудить эту застывшую тишину. Пол под ногами предательски поскрипывал, и в голове сразу всплыли голоса родителей, которые могли бы остановить его, если бы знали. Но за дверью спальни матери стояла такая же тишина, как и в его сердце.   Пальцы дрожали, когда он коснулся дверной ручки. Холодный металл обжигал ладонь. Антон замер, посмотрев на свой силуэт в узком зеркале в прихожей. В полумраке его отражение казалось чужим. Белые волосы торчали из-под капюшона, а глаза — зелёные, блестящие от напряжения — были сосредоточены и суровы. Это было как взгляд незнакомца, который вышел на охоту.   Он повернул ручку, и дверь скрипнула, как старое ржавое железо. На мгновение Антон замер, вслушиваясь в тишину. Никакого движения из соседних комнат. Всё так же тихо. Он выдохнул и шагнул на лестничную клетку.   Запах сырости и табака тут же ударил в нос. Этот запах всегда был здесь, словно дом пропитался им до самого фундамента. Стены подъезда были облуплены, в некоторых местах виднелась кладка кирпичей, а на ступенях лежала пыль. Когда он начал спускаться, каждый шаг звучал глухо, как эхо, и ему казалось, что даже звуки его шагов осуждают его поступок.   У двери подъезда он остановился в последний раз, положив руку на металлический рычаг. За окном была ночь, подсвеченная жёлтым светом одинокого фонаря. Он знал, что они там, за дверью. Эти лица, их взгляды, их смех. Всё, что он ненавидел. Всё, с чем ему предстоит столкнуться.   «Ты должен выйти», — шепнуло что-то внутри. Антон сжал зубы, чувствуя, как нарастает злость. На себя. На них. На всё. Он толкнул дверь, и холодный воздух ночи ударил ему в лицо.   За спиной дверь хлопнула, а перед ним раскинулся двор. Площадка, лавка, тополь, группа подростков, которые будто восседали на своём троне. Их смех разрывал ночную тишину. Антон сжал кулаки и сделал первый шаг вперёд.  Его взгляд невольно встретился с глазами того самого парня в кепке. Зелёные глаза Антона сверкнули презрением. В этом взгляде не было ничего, кроме лёгкой брезгливости и скуки. Но этого хватило.   Рома почувствовал, как в нём закипает злость. Ему показалось, что этот белобрысый парень смотрит на него сверху вниз, будто считает его и его друзей пустым местом.   — Это он? — спросил один из ребят, кивнув в сторону Антона.   Рома медленно поднялся с лавки, его взгляд стал жёстким. Он не мог стерпеть, когда кто-то, особенно незнакомец, смотрел на него так.   — Эй, ты! — крикнул он, делая шаг вперёд.   Антон, услышав голос, почувствовал, как внутри всё сжимается. Его инстинкты кричали: "Иди домой", но он остался на месте.   — Что? — сухо ответил он, пытаясь сохранить равнодушный вид.   Рома подошёл ближе, его осанка была вызывающей. Он чувствовал, что этот парень пытается скрыть страх за маской уверенности.   — У тебя есть что сказать? — спросил он, наклоняясь чуть ближе.   Антон выдержал паузу, но голос дрогнул, когда он ответил:   — Нет.   — Тогда почему так вылупился? — голос Ромы стал резким, почти рычащим.   — Может, потому что вы выглядите как идиоты, — бросил Антон.   Эти слова были словно спичка, брошенная в канистру с бензином. Рома застыл, его взгляд потемнел, а пальцы сжались в кулак. Лёгкий шепот удивления пронёсся среди его друзей — такого ответа они точно не ожидали. Несколько секунд тишины повисли в воздухе, но потом Рома сделал шаг вперёд.   — Что ты сказал? — его голос был тихим, почти шипящим, но от этого он казался ещё более угрожающим.   Антон почувствовал, как его горло пересохло. Солнце уже почти село, и в длинных тенях двора парень в кепке выглядел выше и опаснее. Но отступить он не мог. Что-то в нём, возможно, глупое подростковое упрямство, не позволило ему отвести взгляд.   — Я сказал, что вы... — начал он, но договорить не успел.   Рома резко схватил его за ворот футболки, подтянув ближе. Антон почувствовал запах дешёвого табака и увидел, как блеснули глаза Ромы, полные ярости.   — Повтори, — прорычал Рома, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Антона.   — Я сказал... — начал было Антон, но его голос оборвался, когда Рома толкнул его в грудь. Антон пошатнулся, потерял равновесие и рухнул на потрескавшийся асфальт. Книга выпала из его рук, ударившись об землю и распахнувшись.   Смех раздался за спиной Ромы — его друзья наслаждались зрелищем. Но Рома не смеялся. Он шагнул ближе, глядя сверху вниз на Антона, который пытался подняться, опираясь на ладони.   — Не смей так на нас смотреть, понял? — Рома пнул книгу, отправив её в сторону. — Здесь не библиотека.   Антон поднял голову, его волосы растрепались, а взгляд всё ещё горел упрямством.   — И что ты будешь делать? — выдохнул он, хрипло, но твёрдо.   На секунду Рома замер, поражённый тем, что этот парень ещё способен бросать ему вызов. Но вместо того чтобы разозлиться сильнее, он вдруг усмехнулся.   — Ты наглый, да? Ну ничего. Посмотрим, сколько это продлится.   Рома развернулся и пошёл обратно к своей компании, оставив Антона сидеть на земле. Его друзья бросили несколько презрительных взглядов в сторону новенького и последовали за ним.   Антон сидел неподвижно, чувствуя, как холодный асфальт жжёт через тонкую ткань джинсов. Ему хотелось крикнуть им что-то в ответ, но он знал, что это только усугубит ситуацию. Он осторожно поднялся, стряхнул пыль с ладоней и подошёл к книге. Её страницы были испачканы грязью, уголок обложки порвался.   Его пальцы сжались на книге, а внутри что-то закипело. Это была не просто обида или унижение. Это было обещание самому себе: «Я еще проявлю себя.» Вечерний воздух стал прохладнее, и небо медленно темнело, заливая двор густым синим светом. Антон, сжав зубы, медленно пошёл домой, его шаги звучали гулко в пустом дворе. Позади него на лавке снова раздавались смех и шёпот, но он не оборачивался.