Султан Кеманкеш

      Последние пару дней Кесем провела в лазарете. Ей было тяжело, но она старалась этого не показывать. Похоронила Феникса в своём саду под деревом оливы. Ей помогали Хаджи и Адем. В ту ночь вышла в сад и долго сидела у его могилки, возле которой, как только придет весна, обязательно посадит цветы. Сидела молча, вспоминая верного пса. Немного поплакать в тишине ей не хватало, поэтому после этого ей стало легче.        Утром она пошла в лазарет и вот уже несколько дней почти не выходит оттуда. Все сидит возле Валиде. Та была в тяжёлом состоянии. Кинжал вынули, рану зашили, но ей это не помогало. Все это время у неё держится высокая температура и ничего не помогает. Она иногда приходит в себя, понимает, что происходит, разговаривает с Кесем. Мало, но говорит. А потом снова падает в бездну.        Правительница сидела у её койки, положив голову себе на руки и закрыв глаза. Она ожидала какого-то чуда, хотела, чтобы все наладилось. Никогда не думала, что будет сидеть возле этой женщины и молиться. Но надо уметь прощать и Кесем научилась.        Почувствовала прикосновение к своему плечу и вздрогнула. Это был Селим. Она посмотрела на внука и слабо улыбнулась ему.        – Бабушка, ты почти ничего не ешь. Я тебе суп принёс. Пообедай. – сказал тот, протянув поднос с тарелкой супа, ложкой и куском хлеба. Кесем кивнула. Не стала сопротивляться, ибо правда хотела кушать. Она взяла под поднос в руки и поставила на столик.        – Спасибо, внук мой. – проговорила она и взяла в руку ложку. Парень сел рядом и обнял её, положив голову на ее плечо.        – Ты слишком сильно переживаешь, нельзя так. Скоро вернется Повелитель, ты не можешь его встретить в таком виде. Приди в себя. Дедушка будет волноваться. – сказал он. Кесем перевела взгляд на внука. Она не думала, что это все так заметно. Ну, или внук просто очень внимательный.        – Я в порядке. Да, я переживаю. Хочу, чтобы Валиде Султан жила. И я просто нахожусь рядом с ней. К ней никто не приходит даже. Только Мелек один раз была. – она поднесла ложку с бульоном к губам и подула на горячий суп.        – Бабушка, дети твои по тебе скучают. Они видят тебя раз в день. – не оставалось Селим и говорил правду. Кесем кивнула.        – Передай им, что я приду вечером и уложу их спать. Селим, я правда должна быть рядом с ней. Она меня защитила. Она пыталась меня спасти. – Селим лишь кивнул. Встал, обнял женщину еще раз, поцеловал в щеку, поклонился и ушёл. Кесем пообедала и вернулась в прежнее положение.        Сарп, как и просил его Кеманкеш разбудил Падишаха ближе к вечеру, в пять часов. Султан сел на кровати, преодолевая боль во всем теле. Слабость была уже не такой сильной и чувствовал он себя хоть немного отдохнувшим. Хотелось только пить, ведь за это время его мучила сильная жажда и ему нужно было восполнить количество воды в организме.        Сарп, понимая это, без слов подал ему стакан воды. Кеманкеш его выпил и посмотрел на верного друга, товарища, слугу и зятя одновременно.        – Сегодня же казним всех кого нужно. Не хочу тянуть. Завтра хочу отправиться в столицу. – сказал он и встал с кровати. На ногах держался уверенно. Ноги то у него не болели. Только щиколотки, которые были перетянуты, пока он сидел в темнице. Но эта боль не сравнится с болью от плётки.        – Как пожелаете, Повелитель. – сказал тот и протянул ему кафтан, помогая надеть. Пуговицы Кеманкеш застегнул сам. Это он смог сделать.        – Идем. – сказал тот. Сарп последовал за Повелителем. Кеманкеш ступал уверенно и твердо, с ровной спиной, не смотря на то, что было больно. Сарп восхищался этим, ведь тогда, когда взорвался на мине несколько месяцев нормально ходить не мог. Конечно, у Кеманкеша ничего, Хвала Аллаху не сломано, но явно больно. Ему бы полежать, отдохнуть после всего этого. А он идет с врагами расправляться.        Придя в шатёр, где находились связанные Шах и его дети с фаворитками. Кеманкеш встал напротив Шихмуза, что смотрел на него с ненавистью. В глазах того виднелся гнев от поражения.        – Я говорил, что со мной лучше не связываться. Ты не слушал. – сказал Кеманкеш твердо. Голос был холоден, как никогда раньше.        – С тобой? Скажи спасибо своему Паше. Если бы не он, ты бы гнил в темнице, твои дети были бы казнены, а твоя жена была бы моей фавориткой, над которой, я изрядно поиздевался бы. – говорил тот, будто не зная, что его ждет казнь. И не за такие слова, а просто казнь за все.        – Ключевая частица «бы». Не важно кто тебя одолел. Это сделал не я, а мой воспитанник. И я восхищён. И твоей тупостью, кстати тоже. Решил думать, что мой брат предаст меня. Знаешь что он делает сейчас? Он не везет тебе моих жену и детей. Он не убил моих янычар. Он убил твою роту. Он спас мою жену. – Кеманкеш специально провоцировал его, понимая, что связанный Шах, которого держат по обе стороны, сделать ничего не сможет.        – Не мы, так другие придут! Другие уничтожат вас всех! – крикнул тот, пытаясь высвободиться. Но у него естественно ничего не получилось.        – Стража! – крикнул Кеманкеш и в шатёр вошло десять палачей. Девушки закричали, дети плакали. И как бы жалко не было маленьких, они угроза. Так будет лучше для них всех. Лучше не жить, чем жить без родителей в чужом дворце. – Казнить! – сказал тот.        – Нет, пожалуйста, нет! Султан Кеманкеш! Пожалуйста, не трогайте мою дочь! – закричала одна из фавориток. Кеманкеш посмотрел на пятилетнюю девочку, которая плакала, прижимаясь к матери.        – Так будет лучше. – во время войны нет жалости. Дети расплачиваются за грехи своих родителей. Так было, так есть и так будет. Никогда не будет иначе. Не важно, маленький ты или большой, над тобой всегда будет висеть Дамоклов меч.        Кеманкешу нужно было смотреть на казнь, чтобы продемонстрировать свою жестокость и безжалостность по отношению к врагам. А Сарпа он отпустил жестом, понимая, что доброе сердце не выдержит казни детей.        Дети плакали и пытались вырваться, пока их душили палачи, которые были сильнее их в несколько десятков раз. Женщина смотря на казнь своих детей больше кричали от боли, нежели от скорой смерти. Они понимали, что теперь их жизнь бессмысленна и правда лучше умереть. Даже девочек убили. Кеманкеш просто не хотел, чтобы эти девочки были несчастны.        Только Тасман с достоинством принял свою смерть. Он не кричал, не вырывался. Лишь крепко сжал кулаки, пока его душили, а потом вовсе пал замертво. Самый последний Шихмуз. Кеманкеш вышел из шатра, приказав похоронить тела на персидском кладбище. Пусть враги, но похоронены будут со всеми почестями. Особенно, ни в чем невиновные дети.        Кёсем, как и обещала, вечером все таки решила пойти к детям, оставив Валиде Султан лекарям. Но сначала женщина сначала пошла в хаммам, помылась, передалась уже в ночной образ. Надела белую свободную ночнушку, с четырьмя пуговками сверху, распустила длинные темные волосы, которые до сих пор не тронула седина, что не могло не радовать женщину. Она посмотрелась в зеркало и вновь видела красивую женщину перед собой. Лишь на щеке были мелкие шрамы от ожогов, которые и не было видно, если не приглядываться. Кёсем взглянула в глаза своему отражению и увидела там лишь усталость и тоску. И ничего более. Устала она от вечных переживаний, бунтов, трагедий и проблем. А тосковала она по одному единственному и каждый раз, когда она думала о нем, сердце обливались кровь. Она не знала, как он. Он не ответил на последние её два письма. Скоро ли вернется? На этот вопрос она не знала ответа.        Постояв у зеркала и подумав о своем, женщина отправилась в покои. Войдя в них, она тут же приметила, что уже тихо. Вероятно она опоздала. Но нет. Как только она вошла в комнату, дети, уже умытые и переодетые вскочили с кровати и побежали к ней, обнимая. В их числе была и Хатидже, которая Кёсем читала не бабушкой, а мамой, хотя прекрасно знала, что её мама это другой человек. Хаджи, сидевший на детской кровати встал, поклонился и посмотрел на Госпожу. Та кивнула и он вышел.        Дети повели мать к кровати. Она легла по середине, дочь с внучкой по одну сторону от нее, а сыновья по другую. Кровать в детской комнате была большой. Кёсем стала гладить своих малышей по волосам, перебирая их пальцами. Она любила, когда в детстве ей так делала мама, когда та укладывала её спать. Кёсем до сих пор это помнила.        – Мам, а когда папа вернется? – наружила тишину Айнур, спросив своим детским, милым голосом. Кёсем улыбнулась, повернув голову к дочери.        – Скоро. Совсем скоро. – проговорила она, поцеловав дочь в висок. В разговор вступил Метин.        – Хаджи так уже месяц говорит. Мы скучаем по ниму. Он тебе письма пишет? Он спрашивает про нас? – спросил мальчик. Кёсем перевела взгляд на Метина. В полутьме, его волнистые волосы казались почти чёрными, но на самом деле они были светло-русые.        – Конечно, пишит. Спрашивает о Вас, говорит, что скучает и очень любит. – проговорила она, погладива сына по голове. Тот улыбнулся и тоже погладил маму, только по длинным шёлковым волосам. Все дети, особенно в очень маленьком возрасте любят хватать волосы своих мам своими маленькими, но проворливыми ручонками. Метин не исключение. Но сейчас он не хватал, а аккуратно, гладил.        – Мам, ты расстроилась из-за Валиде. Ты почти не улыбаешься. Но ты не расставайся. Она выздоровеет. А тебе нельзя волноваться. Погуляй завтра с нами, пожалуйста. – сказал её старший сын.        – Да, я расстроилась. Она защищала меня и пострадала. Поэтому я ей сейчас рядом с ней. Завтра утром погуляю с вами. Понимаю, что вы скучаете. Извините меня. Я очень люблю вас всех, но разорваться не могу. А сейчас давайте спать. Хатидже уже уснула. – проговрила она и перевела взгляд на мирно спящуюю внучку. Девочку было жалко. В таком раннем возрасте она осталась полной сиротой и не знала материнской любви.        – Спокойной ночи, мама. – хором проговорили они.        – Спокойной ночи, дорогие мои. – поцеловала каждого в щечку и стала петь свою греческую колыбельную.        На следующий день Кеманкеш отправился в путь, домой. С ним были лишь Сарп и стражники. Остальных он оставил на нынешнего Второго Визиря.        Дорога Падишаху давалась не очень легко. У него болело все тело. Он очень сильно уставал, но имел выносливость, поэтому продолжал путь. Верный его друг, Сарп, замечал состояние Падишаха, но понимая, что его не переубедить, не говорил ничего. Он лишь иногда спрашивал, как тот себя чувствует и все.        Ночь Сарп делал ему перевязку, потому что никому другому Кеманкеш не доверял. Только Сарп, лекарь и два верных Паше человека зали его состояние. Ну, ещё и Бахти, который кстати, все это время находился в вакфе Кёсем Султан, не зная, куда себя деть и что делать дальше.        Спустя неделю Кеманкеш вернулся во дворец. Вернулся он с победой, как и обещал. И то, что он был ранен, не имело никакого значения. Народ был рад видеть своего Падишаха, все кричали и радовались. Кеманкеш достойно проехал по главной площади и до самого дворца.        Во дворце, с самого утра, как только узнали о том, что Повелитель вот-вот прибудет началась суматоха. Все убирались, на кухне готовили, вечером должен быть праздник. Только Кёсем снова сидела у койки Валиде Султан, прижав колени к груди и грустно смотрела в одну точку, не смотря на то, что была очень рада тому, что муж возвращается, так ещё и с победой.        Валиде становилось всё хуже и её покинуть она не могла. Та часто бредила, разговаривала во сне, температура её не сбивалась уже больше недели. И Кёсем пугало это.        Все, кроме Правительницы и соответственно Валиде собрались в главных покоях. Кеманкеш и Сарп, прибывшие во дворец, вошли в них и все поклонились, не скрывая своих улыбок, а дети и вовсе бросились к отцу. И Кемаля Мелек не удержала за руку, тот побежал к Сарпу. Кеманкеш присел, стал поднимать детей и поцеловал каждого. Был рад их видеть, не хотелось выпускать из объятий, но пришлось. Встал и ещё раз осмотрел присутствующих. Только вот свою жену он не увидел и огонек в его глазах тут же погас. Он поприветствовал всех, позволил поцеловать свою руку, а только потом обратился к Хаджи.        – Где Кёсем? – в голосе было беспокойство, ведь больше всего он сейчас хотел увидеть её.        – В лазарете, Повелитель. – ответил Хаджи, склонив голову, а у Кеманкеша, словно сердце в пятки ушло. Лицо приобрело маску переживания.        – Что случилось? – спросил он сдержанно. Хаджи поднял голову, поняв, что Повелитель не так все понял.        – С Госпожой все хорошо. Она с Валиде Султан. Валиде была ранена при нападении на дворец. – сказал тот. А Кеманкеш, кажется, только сейчас понял, что матери среди присутствующих нет. Он лишь кивнул.        – Завтра вечером будет семейный ужин. Сегодня праздник в гареме. Но я присутствовать не буду. А сейчас идите все в свои покои, позже я со всеми поговорю и отвечу на все вопросы. – проговорил он и повернулся, чтобы уйти.        – Повелитель, а где Шехзаде Бахти? – спросила Ленора. Не увидев своего мужа, она расстроилась и запереживала. На руках она держала новорожденного сына, которому так и не дала имя, ведь ждала мужа. Кеманкеш повернулся.        – Чуть позже вернется, не волнуйся. – без особых эмоций проговорил тот. Ленора кивнула, хотя хотела спросить гораздо больше. Он направился к выходу и все поклонились.        Кеманкеш быстрым шагом шёл до лазарета. Безусловно, он всех был рад видеть, но не увидев любимую ему не захотелось никакого приема. Со всеми он позже обнимется и поговорит. Ему нужна жена.        Вошёл в лечебницу и увидел, как его возлюбленная сидит на полу, положил голову на край койки. Она выглядела уставшей и кажется, даже похудела. Сердце бешено забилось. Оно стало отдаваться стуком в висках.        – Любимая... – проговорил он и подошёл ближе, присев рядом. Кёсем медленно открыла глаза и повернула голову. Увидев мужа, она улыбнулась, а глаза загорелись искрой радости и счастья, чего так давно не было.        – Кеманкеш... – она осмотрела его с ног до головы. Он тоже был уставший, похудевший. Возможно, это заметила только она. Они сидели друг перед другом и смотрели друг другу в глаза, которые говорили больше, чем какие-либо слова. Наконец-то он рядом. Он напротив неё...