dear diary

— Эй, что ты делаешь, придурок! Сонхва выкрикивает это едва ли осознанно: одного вида массивного, грязного, видавшего виды футбольного мяча, летящего по направлению к трибунам, достаточно, чтобы моментально вывести его из душевного равновесия. Но ещё хуже ситуацию делает тот факт, что Сонхва тотчас узнаёт, по направлению к кому он стремительно движется сейчас, и для описания одногруппника, сделавшего этот злополучный пас, сразу хочется использовать слово не столь мягкое. Юноша на трибунах отделывается лёгким испугом: на подлёте к нему мяч значительно снижает скорость и лишь слегка задевает его плечо. На рукаве его серой спортивной кофты на молнии, накинутой поверх свободной белой футболки, остаётся небольшой, но заметный след уличной пыли, что отпечатывается с поверхности мяча, и он, встрепенувшись, принимается отряхиваться, пока Сонхва, тем временем, предварительно грозно махнув рукой импровизированным сокомандникам, спешно пересекает часть стадиона, резво поднимается по ступеням в проходе и на ходу спрашивает: — Сан-а, ты в порядке? Я этому Гёнхи врежу как следует, обещаю. Звук его голоса быстро привлекает внимание юноши. Тот поднимает слегка уставший взгляд на него, и Сонхва тут же замечает в нём изменения: в сонных глазах появляется радость и мелькает блеск. Сан выпрямляется и подбирает упавший к его ногам мяч. — Да. Ничего страшного. — Тот протягивает его Сонхва, но Пак, вместо того, чтобы взять его и вернуться к игре, плюхается на пластмассовое сидение рядом, а мяч оставляет на соседнем, возле себя. — И не надо ни с кем драться. Это же случайность. — Ты только скажи, и я… — пыхтя от гнева и тяжело дыша бормочет Сонхва, фокусируясь на лице младшего и лишь после этого немного заземляясь. — Хён, — мягко одёргивает его Сан, — не надо, правда. Вынужденно соглашаясь с ним и постепенно умеряя свой пыл, Сонхва не отводит от него глаз и не спешит вернуться к игре, что, впрочем, не слишком-то его и занимала. Безветренный солнечный вечер этой пятницы Сану к лицу: несмотря на то, что он явно утомлён долгим днём, глядеть на него одно удовольствие. Острые черты от природы худого лица будто смягчаются, словно акварельные мазки на мокром холсте, в последних лучах осеннего солнца, что совсем скоро остынет, и на смену ему придёт прохлада, и зрелище это быстро меняет настрой Сонхва с боевого на какой-то иной. Гёнхи и обещание накостылять ему тут же пропадает из мыслей без следа. Остаётся лишь лёгкий трепет и болезненное желание задержаться на трибуне, рядом с Саном. Этого уже будет достаточно. — Ты… ты ходишь на футбол? — оглядывая худи и машинально теребя слегка испачканный чужой рукав в недоумении спрашивает старший, вдруг отмечая, что его самого настигает одышка, а пульс резко подскакивает, как никогда раньше — он не самый спортивный в мире парень, но подобное от простой игры в мяч ощущает в первый раз. — Я… не видел тебя здесь раньше, — с удивлением отмечает Сонхва неуверенно, почему-то боясь смутить собеседника. Элективы, что они будут посещать в качестве пар по физической культуре, первокурсники выбирают ещё до начала учебного года, и сменить его посреди семестра — та ещё задачка со звёздочкой. Интуиция и здравый смысл подсказывают Сонхва, что вряд ли бы Сану это удалось. «Да и с чего вдруг ему менять свой выбранный электив на футбол? Разве что…». — Нет-нет, — мягко возражает Сан, качая головой и вновь устраивая локти на своих коленях, а подбородок на ладонях, а Сонхва, тем временем, замечает на нём привычные джинсы, лежащий неподалёку учебник по истории международных отношений и небольшой стоящий между рядами внизу стаканчик с кофе. «Латте на кокосовом», — проговаривает Сонхва про себя вдруг. — Просто пришёл посмотреть. Хотел пойти в библиотеку, но сегодня такая хорошая погода, и… На свежем воздухе мне лучше думается. Я готовлюсь к следующему семинару, — скромно кивает он в сторону книги поодаль. Слыша истинную причину его визита, Сонхва думает, что реальность оказывается даже интереснее его догадки. — Вчерашний ты с моей подачи прогулял, — быстро догадывается старший. — Да, — без сожаления в голосе подтверждает Сан. — А… какой ты, кстати, выбрал электив по физкультуре? — моргает Сонхва, слегка растерявшись от осознания, что и правда не знает — видимо, Сан не посчитал эту информацию столь важной, чтобы упомянуть в своих записях. — Теннис. Настольный, — спохватившись уточняет Сан, замечая после первой фразы изумлённое выражение лица Сонхва. Он улыбается, едва сдерживая смех, а затем глядит вдаль. Ещё чуть погодя — обращает внимание на вновь подрастерявшегося Сонхва. Тот, не понимая, отчего так заколотилось его сердце, будто работая на износ, стоило ему выйти из игры и оказаться возле Сана, инстинктивно вытирает вспотевший лоб краем довольно свободной висящей на нём спортивной майки, волей-неволей обнажая кусочек торса, и краем глаза замечает, как щёки его соседа по трибуне принимаются полыхать. Сан переводит взгляд обратно на стадион под открытым небом, а Сонхва, отдышавшись и всё же позволив себе едва слышно усмехнуться, прекращает эту незапланированную провокацию, отчего-то думая, что наблюдать за смутившимся Саном чертовски забавно. Сан, тем временем, поджимает губы, как обычно делает, когда собирается с мыслями, и, наконец, выдыхает: — Классно играешь, хён. — Да брось. Разве что на фоне этих идиотов, — Сонхва кивает на бесцельно бродящих по полю из-за его отсутствия однокурсников. — Ты больше на расстраиваешься из-за своей… — он делает паузу, надеясь, что она не будет слишком длинной и заметной — лишь для того, чтобы вспомнить, что Сан использовал в качестве легенды. — …шапки? — Если честно, всё ещё немного грущу, — юноша опускает чуть потускневший взгляд между трибунами. — И всё ещё надеюсь, что она найдётся. Скоро опять похолодает, — добавляет он, и Сонхва догадывается: «Для пущей убедительности». — Говорят, взамен потерянным вещам в жизнь может прийти что-то новое, — Сонхва старается приободрить Сана как может, не помня точной формулировки, но всё же говоря от души — в конце концов, ему в самом деле не всё равно, что Сан чувствует от этой потери, и его сердце, видя, что он до сих пор печалится, болит и рвётся из груди. Не позволяя ему продолжить утешение юноши, кто-то из однокурсников окликает Сонхва, с негодованием спрашивая, чего он застрял на трибунах, чем вынуждает того гаркнуть в ответ: — Да сейчас иду! «Как бы я хотел, чтобы тебе как можно скорее стало лучше», — мысленно сокрушается Сонхва. Помочь ему, окончательно убедить, что всё будет в порядке, ведь дневник попал в добрые руки, сделать так, чтобы Сан больше не смел даже задумываться о, вероятно, том, что для него теперь неизбежен публичный позор, ведь он так скромен, и, если кто-то вдруг узнает о его чувствах больше, чем положено, и решит, что его записи достаточно смешны, чтобы рассказать о них кому-то ещё, и далее по цепочке, он этого не переживёт… Всё это Сонхва пока что не способен сделать — вряд ли Сан позволит ему, не испугается такого напора… Для начала, думает Сонхва, мы должны стать ближе. Гораздо ближе, чем сейчас, хоть их общение и стало с недавних пор постепенно теплеть и преображаться. Пока что всё, что Сонхва может попробовать — это заставить его улыбнуться. Хотя бы на секунду. «Скорее всего, его сердце уже не свободно :(». «Я покажу тебе, кем оно занято на самом деле», — вспоминая эти слова, обещает как минимум самому себе Сонхва. — А хочешь посвящу тебе гол? — с заговорщическим выражением лица предлагает Сонхва Сану. Тот на это поначалу лишь прыскает, но уголок его рта остаётся приподнятым. — Что?.. — Сан в недоумении хлопает глазами. — Сонхва-хён, ты серьёзно сейчас?.. — А что? — Тот в ответ, не отводя взгляда, поясняет. — В качестве извинений за Гёнхи… ну и чтобы ты не грустил больше так. — Спасибо, конечно, Сонхва-хён, но… это… это неловко! — слегка понижает голос Сан и машет приподнятыми в воздухе ладонями, возражая. — Тогда пусть это будет только между нами, — немного поразмыслив настаивает Сонхва. — Идёт? И, пока Сан обдумывает, хочет ли он этого, Сонхва любуется, как лучи вечернего солнца ложатся на его красивое лицо. И даже если бы Сонхва постарался — он бы вряд ли подобрал другое слово. Такой красивый — внутри и снаружи. — Ну… я не знаю, — отнекивается он, нервно ёрзая на сидении, поглядывая на других игроков. — Не разбивай мне сердце своим отказом! — жалостливо канючит Сонхва. Кажется, это срабатывает. — Ладно, идёт. Но это между нами! — со вспыхнувшими щеками шепчет юноша. Смущённый внезапным предложением Сан получает в ответ хитрое подмигивание, и Сонхва поднимается с места, пускается вниз по лестнице, к стадиону, и собирает вокруг себя других парней в спортивной форме, снова включаясь в игру. Ждать Сану долго не приходится: спустя несколько минут мяч переходит к Сонхва, и тот уверенно ведёт его к воротам противника. Он не думает о том, где притормозить, в какую сторону двигаться и как сильно ударить. Вместо этого он думает лишь о том, что так дорого ему — улыбка Чхве Сана, которую он так отчаянно желает увидеть. Ради неё не жалко и слегка… Ожидаемо, он, снедаемый посторонними мыслями, промахивается, — не попадает ногой по мячу, — и вместо того, чтобы исправить положение и, замахнувшись снова, направить его в нужную сторону, решает расслабиться и сделать по-своему. Газон под ним достаточно влажный после утреннего моросящего дождика, чтобы оправдаться немногим позже. Даже не стараясь удержать равновесие, Сонхва позволяет своей левой ноге проскользить вперёд, потянув за собой всё тело, и, затем, вовремя подставив согнутые в локтях руки, плюхается на землю прямо перед мячом. Слышит вокруг себя улюлюканье, но воспринимает реакцию сокурсников как фоновый шум. Сам смеётся над собой, задерживаясь, перекатываясь на бок и ища взглядом юношу на трибуне. Чхве Сан явно не такого ожидал, но, судя по всему, не разочарован: на его лице смесь из изумления, беспокойства и хохота, бесстыдно рвущегося из его рта наружу. Наконец, миру показывается широкая улыбка, плечи Сана сотрясаются от смеха, и Сонхва, с чувством выполненного долга, поднимается с земли, потирая слегка пострадавшие от падения ягодицы и копчик. Слыша команду тренера расходиться, ведь «Сонхва сегодня совсем плох», он, напоследок пожав плечами в ответ на вопросительные взгляды, пускается не напрямую к раздевалке, а делает крюк. Сан движется ему навстречу: собрав все свои немногочисленные вещи, он пересаживается на несколько рядов ниже. — Я тот ещё футболист, — с деланной гордостью в голосе насмешливо хвалится Сонхва с иронией. — Ты не ушибся? — едва ли не запинаясь от волнения торопливо спрашивает Сан, оглядывая с ног до головы его. — Разве что чуть-чуть, — признаётся Сонхва и вновь трёт самого себя ладонью. — Ерунда, — тут же с улыбкой поясняет он. — Я так и хотел. — Что хотел? — несколько недоверчиво приподнимает Сан брови. — Упасть на попу? — Ага. Чтобы ты улыбнулся, — чистосердечно признаётся Сонхва ему, видя, как лицо юноши смягчается на секунду. — Какой же ты дурак, хён, — прикусив губу, словно чтобы не выдать себя ещё раз, цокает Сан языком и качает головой, тем самым вызывая у Сонхва очередной прилив нежных чувств. — И это безобразие не считается за гол, — строго, скрестив на груди руки говорит он, — понял? Ты теперь мне должен! «Я сделаю для тебя всё». — Обещаю исправиться, — кивает Сонхва, боясь, что смелые слова сорвутся с его уст — не потому, что боится не выполнить их, а потому, что он уже решил не пугать Сана излишней напористостью. — Я… могу проводить тебя? — моргнув спрашивает он, надеясь на лучшее. — Если ты хочешь… — пряча глаза под длинными ресницами лепечет Сан, и Сонхва, готовый сорваться с места, приоткрывает рот, однако тот добавляет первым кое-что. — Хён, могу я спросить кое-что? — Конечно, — Пак хмурится. — Что угодно. — Почему ты подарил мне ромашки вчера, хён? — опираясь о сидение перед собой своими беспокойными руками проговаривает юноша. — Потому что подумал, что они тебе понравятся, — растерянно бормочет Сонхва, словно во сне, ощущая нечто вроде дежавю. Ведь вчера он вполне доступно объяснил свой выбор ему… — Нет, я имею в виду зачем, — поясняет Сан, — для чего? Сонхва в очередной раз за вечер теряется. С трудом подбирает слова, следит за тем, чтобы то, что у него на уме, обрело осмысленную, подобающую форму, прежде чем оказаться у него на языке, и, наконец, на выдохе произносит: — Для того, чтобы поднять тебе настроение, — Сонхва надеется, что Сан примет его объяснение и сочтёт его разумным — ему совсем не хотелось бы прямо сейчас всё портить. — Подбодрить тебя. Типа того. — И всё? — с толикой отчаяния в голосе склоняет Сан голову вбок. На мгновение Сонхва замолкает, и тишина между ними становится напряжённой. Одежда начинает противно прилипать к вспотевшему телу, пересохшее горло сковывает, а копчик неприятно покалывает: нервы натягиваются до предела, и Сонхва, не найдя другого выхода из положения, берёт тайм-аут ещё раз. — Сан-а… я сполоснусь, переоденусь, и… мы обсудим это. Хорошо? — Угу, — дёрнув подбородком, не поднимая взгляда кивает Сан, так и сжимая спинку сидения на трибуне, и Сонхва не сдерживает облегчённого вздоха. Он, то и дело оборачиваясь украдкой, спускается по ступеням, следуя к выходу со стадиона, и размышляет о том, что он скажет чуть позже. Ему хватает нескольких минут, чтобы поспешно привести себя в порядок и пулей вылететь из раздевалки обратно на стадион, где он обнаруживает вокруг пустые трибуны. Пак протирает глаза, надеясь, что ему кажется, что линза в каком-то глазу встала неровно и, сейчас, когда он как следует проморгается, он точно найдёт взглядом его, но тщетно. Он не сдаётся и не отчаивается, и снова идёт к выходу, на этот раз огибая стадион снаружи, но и здесь Сана не оказывается. Редкие проходящие мимо студенты его роста и комплекции в похожих толстовках пару раз заставляют его вздрогнуть, но разочарование настигает его так же быстро, как уходит мимолётная надежда снова увидеться с ним сегодня. Наконец, проверив все близлежащие скамейки и закоулки и убедившись в том, что Сан в самом деле ушёл, не дождавшись, Сонхва чертыхается, а в его голову приходит осознание: возможно он, сам того не понимая, испортил всё своими последними словами. «Мы обсудим это» можно трактовать по всякому, особенно когда ждёшь в ответ нечто совсем иное, куда более однозначное. Слишком тщательно подбирая слова, Сонхва волей-неволей заставил Сана почувствовать себя неловко, и простить этого он себе пока не может. «Я и правда дурак». Кажется, ему ещё учиться и учиться как следует выражать свои чувства.