Out of sight, out of mind

      Будильник выдернул Сону из сна как по щелчку пальцев, словно бы не он спал всего лишь пять часов. Уснуть было невозможно из-за волнения и трепета, которые волнами пропускали порции адреналина по всему телу. Произошедшее ночью вообще не ощущалось как реальность, скорее это было очень реалистичным сном с идеально чёткой картинкой и спецэффектами в виде дождя и озонового запаха. Однако эти поцелуи, касания и объятия вызывали слишком сильный отклик в сердце, чтобы быть обычным сновидением. И это признание. Признание, из-за которого даже сейчас кружилась голова и нещадно потели ладони.       Сону повернулся к Ники, которого не в силах разбудить даже раздражающая мелодия будильника, и внезапно покраснел. Новый статус их отношений был странным, но в то же время таким истинно верным. Сказывались годы дружбы, которые в последние пару месяцев начали изменяться и восприниматься совершенно иначе. И оказывается, только для Сону их отношения приобрели другой вид за этот промежуток времени. Сам же Ники таил в себе чувства… два года? Ким прикрыл пылающее лицо руками, вовсю испытывая на себе силу угрызений совести за то, что не понимал этого. Хотя, как тут понять, если Нишимура только и делал, что язвил и злился по любому поводу? Похоже было на поведение первоклассника, который дёргал понравившуюся девочку за косички.       Однако несмотря на существенный разрыв между двумя годами и двумя месяцами, оба в итоге пришли к одному общему чувству. Для Сону это чувство было новым, оно ни капли не сравнимо с тем, что он испытывал к Сонхуну. Восхищение идеализированным образом и слепая покорность — не то, что нужно ощущать рядом с поистине любимым человеком. Теперь Киму было с чем сравнить.       Пальцы стыдливо замерли у щеки Ники, поначалу не решаясь трогать. Но прикоснуться очень хотелось, да и умиротворённое лицо напротив было таким милым, что проигнорировать это являлось бы кощунством. Они ведь сейчас в том положении, которое предполагает подобные действия, верно? Сону всё-таки невесомо смахнул чёлку Ники, которая закрывала его глаза, и совсем нежно провёл костяшками пальцев по гладкой щеке и немного по нижней губе, при этом ощущая себя так, будто бы он совершил какое-то преступление.       Ким запоздало отметил, что кожа Ники была горячей. Ненормально горячей. Ладонь легла на покрытый испариной лоб, и Сону удостоверился в своих мрачных догадках — высокая температура. Для более точного вывода он приложил другую руку к собственному лбу, что совершенно разнился с жаром кожи Нишимуры.       — Ты пытаешься установить со мной ментальный контакт? Если хочешь о чём-то узнать, то слов будет достаточно, — сказал Ники, насмешливо косясь сначала на ладонь на своём лбу, а потом — на чужом.       — Боже, нет, — нахмурился Сону, почти что не смущаясь из-за внезапного пробуждения парня — его больше занимало состояние здоровья младшего. — Ты весь горишь.       — Это потому, что ты рядом со мной, — ляпнул Ники, не подумав, из-за чего получил заслуженный снаряд подушкой в лицо.       — Ники, я серьёзно, — уши Кима по цвету стали напоминать помидор. — У тебя всегда были такие идиотские подкаты?       — Раньше я даже не решался их применить, — Нишимура оторвал подушку от себя, являя такие же алые щёки, как и у самого Сону. Тоже смутился.       Можно было бы и дальше застенчиво пялиться друг на друга, соревнуясь в красноте своих лиц, словно влюблённые школьники, однако время шло, университет никто не отменял, а тело Ники всё ещё отдавало жаром.       — Я схожу за градусником, — Ким поднялся с кровати и проследовал к выходу из спальни.       — Нет у меня температуры, хён. Я же редко болею, забыл?       — Не строй из себя крутого. Нет ничего такого в том, чтобы заболеть. Ты ведь промок до нитки и наотрез отказался принимать свою же куртку обратно.       Кажется, сказанное застало Ники врасплох, поскольку он глупо хватал ртом воздух и недовольно хмурился. Однако же он и не делал попыток встать с постели, поэтому Сону молча исчез в дверном проёме, чтобы уже через минуту вернуться с аптечкой в руках.       — И всё же, я считаю, что ты надумываешь, — сказал Нишимура, покорно всовывая градусник под мышку. Вопреки прозвучавшим словам, он неосознанно глубже укутался в одеяло. — Из-за этого мы опоздаем на занятия.       — Ты не пойдёшь на занятия. Напишешь кому-нибудь из группы, чтобы предупредили преподавателей, — строго произнёс Сону и сел на край кровати, впритык к парню.       — Какой же ты серьёзный. Ладно, я напишу Ынче, — он наткнулся на любопытный взгляд и продолжил. — Староста.       Ким понятливо промычал и забрал градусник.       — Ровно тридцать восемь, Ники. Ты балбес, не надо было отдавать мне свою куртку!       — Чтобы потом слёг с температурой ты? Пусть и идея позаботиться о тебе заманчива, но я не могу себе такого позволить.       — Тогда позволь мне хоть раз позаботиться о тебе.       Искренние в своём желании слова растаяли в тишине комнаты. Действительно, Нишимура ещё ни разу не давал возможности позаботиться о себе — чтобы это было добровольно и без всяких недовольных брыканий. Сону догадывался, что это связано с тем, что Ники не хотел, чтобы его считали слабаком и «не крутым», но ведь и самые сильные люди нуждаются в сторонней поддержке. Такая простая истина осела в голове Кима, которому от всей души хотелось передать хотя бы долю своих чувств через обычную заботу, что была чуждой для чересчур независимого Ники. Одна из черт упрямого характера младшего.       Но сегодня этот упрямый характер дал заднюю.       — Хорошо, только… м-м, — Нишимура запнулся и отвёл взгляд. — При одном условии.       — Каком?       — Поцелуй меня.       Это было неожиданно. Точно так же сказал и сам Сону ночью, но слышать это от Ники непривычно. Однако ни в коем случае не плохо.       Сону склонился над лежащим парнем, глядя точно на пересохшие пухлые губы, по которым провели языком.       — Не в губы, — произнёс младший, а сам смотрел на нижнюю часть лица Кима. — Заражу.       — А куда? — тихий шёпот, тёплым дыханием доходящий до кожи Ники.       — Куда угодно.       Губы оставили поцелуй-ожог на щеке, касаясь мягко и ненадолго задерживаясь на месте. Потом они поднялись выше, ко лбу, дожидаясь, когда пальцы помогут убрать преграду в виде чёлки, чтобы потом поцеловать и там. Кожа действительно горела и, кажется, губы Сону начало жечь чуть ли не сильнее. Можно было по-детски надеяться, что робкие касания забирали жар, но тут скорее поднялась температура у самого Сону.       Донельзя смущённый, он отстранился и посмотрел на Ники, который пытался сдержать улыбку. Яркую и беззаботную улыбку, смотреть на которую — сплошное удовольствие. Киму, на самом деле, хотелось бы поцеловать нос, родинку под глазом, другую щеку и ещё много чего, но он пока что был не готов — стеснялся проявлять особую чувственность, излишки которой могли бы быть надоедливыми. Ведь раньше одному человеку и в самом деле это надоедало.       Сону ожидал услышать что-нибудь в ответ на поцелуи: несмешные шуточки, подколы или что-то другое, но ничего не прозвучало. Ники прикусил дрожащую губу, которая всё сильнее растягивалась в солнечной улыбке, и накрылся одеялом с головой. Прям с головой — не виднелось даже волос.       — Э-э? — Ким настолько растерялся, что разом позабыл все слова.       — Я не верю, что это реальность, — пояснили из-под набитой пухом ткани. — Мне столько раз виделось это во снах, а теперь всё происходит наяву… Я ведь ожидал отказа, хён. Понимаешь? Был готов к тому, что наше общение прекратится.       Ники замолчал, а Сону ещё больше озадачился, не зная, что ответить. Сказать, что Ким в любом случае стопроцентно проявил бы взаимность — значит соврать. Чувства всё ещё представляли из себя хождение по слабо натянутому канату — качало так, что в любой момент сможешь упасть. Он ведь совсем недавно определил изменение собственного отношения к Ники. Для него это всё было в новинку, и он не мог гарантировать, что ещё две недели назад отреагировал бы так же, как и сегодня в парке.       Вместо слов и тысячи мыслей Ким просто обнял парня. Его щека покоилась в промежутке между ключицей и грудью, поэтому он сразу почувствовал, как сильно напряглись чужие мышцы. Однако Ники положил руки ему на спину — совсем невесомо, не давя.       — Может, ты снимешь одеяло с головы?       — Мне и так хорошо, — сдавленно пробормотал Нишимура.       — Я хочу видеть твоё лицо.       Одеяло с трудом сползало с лица. Причиной тому стали совсем уж красные щёки, и если бы Сону не знал о смущении Ники, то забил бы тревогу о состоянии здоровья парня. Такой Нишимура вовсе не знаком старшему. Он был смущённым и милым, переполненным сомнениями влюблённого человека. Этот «новый» Ники пусть и представлялся необычным, но он был намного ближе сердцу, нежели былой образ крутого парня-пофигиста. Однако это всё один человек, который просто стал взрослее, ответственнее и храбрее. Это всё тот же Ники, с которым хотелось не просто сбегать с уроков и бесцельно убивать свободное время, как раньше, а хотелось действительно наслаждаться его компанией. Хотелось любить.       — Мне тоже не верится реальность происходящего, — Сону приподнялся с тела Ники и заглянул тому в глаза. — Но я хочу сказать, что в любом случае не стал бы прекращать наше общение, даже если бы не испытывал к тебе взаимности. Ты слишком дорог мне, чтобы можно было просто тебя отпустить, наплевав на всё, — он глухо сглотнул. — Однако же сейчас всё… хорошо?       — Сейчас всё хорошо. Даже слишком.       Пальцы Ники огладили кожу за ухом Сону, прошлись по мочке и тёплому металлу серёжек. Он действовал медленно, будто бы смакуя открывшуюся перед ним возможность касаться вовсе не как друг. Касался так, как наверное десятки раз прокручивал в мыслях, но не осмеливался провернуть подобное наяву. Костяшка указательного пальца проскользнула по розовой губе, изучая, и ушла дальше — к бледной гладкой щеке.       — Кхм, — Сону немного отстранился, кажется, на сегодня достигнув своего максимума на шкале смущения. — Думаю, на первую пару нестись мне уже бесполезно, поэтому сейчас займёмся твоим лечением. И даже не думай спорить.

***

      Сону витал в облаках. На парах он не мог сосредоточиться, но отнюдь не из-за пониженной концентрации внимания, как это было при голоде — сегодня он, наоборот, немного позавтракал, но мысли о другом не позволяли впасть в приступ самобичевания по поводу съеденного. Время от времени он переписывался с Ники ни о чём, иногда закатывая глаза на глупые мемы, но постоянно проверяя телефон на наличие новых сообщений. Чонвон косился на него с любопытством, ухмыляясь, когда Сону с глупейшей улыбкой печатал что-то в ответ.       — Как он умудрился заболеть? — спросил Ян утром, после того, как его ввели в курс дела.       — Ночью, когда мы гуляли в парке, начался сильный ливень, — он притупил взгляд, мысленно погружаясь в недавние события. — Нам негде было спрятаться, поэтому одежда почти сразу же промокла насквозь. А когда всё-таки удалось укрыться от дождя, Ники отдал мне свою куртку.       — Романтично.       — Что? — Ким испуганно округлил глаза.       — Говорю, что романтично, — Чонвон обыденно пожал плечами. — Как свидание.       Сону промолчал, изо всех сил стараясь не выдать внешне, что слова Яна были как никогда близки к правде. Почему-то его мозг автоматически посчитал, что пока что лучше ничего не говорить о происходящем между ним и Ники. Конечно, он знал, что Чонвон в любом случае отреагирует нормально — у того в крови рациональность, перемешанная с высочайшим уровнем эмпатии. Вот только у Сону было ощущение, что пока что не стоило уведомлять об этом кого бы то ни было, словно от сказанного вслух всё сможет рухнуть, точно карточный домик. «Счастье любит тишину» — до одури банальное изречение, но оно было близко сердцу Кима.       После занятий их пути разошлись: Чонвон направился к Джею, а Сону — в торговый центр. Наплевательское отношение Ники к собственному здоровью отражалось на состоянии аптечки дома — имелся лишь минимум лекарств, не подходящий для лечения болезней в долгосрочной перспективе. Поэтому Ким решил заскочить в аптеку, чтобы купить что-нибудь противовирусное и пополнить запасы жаропонижающего.       Мысль о том, что его ждал дома Ники, невероятно грела и рефлекторно натягивала на губы улыбку. В небольшом пакете приятно шуршали несколько упаковок таблеток и лимоны, купленные по пути к выходу из торгового центра. Он почти вышел из здания, когда услышал, как женский голос окликнул его.       — Сону-я!       Сону обернулся и увидел свою старшую сестру в компании с молодым мужчиной, в лице которого он узнал её мужа. Она уже давно не жила с родителями и Сону, поэтому они виделись редко, а с её мужем парень и вовсе пересекался всего пару раз на семейных встречах за накрытым столом. Подобные формальности Киму не нравились, поскольку все праздники проходили одинаково. Одинаково скучно, с одинаковыми тостами и одинаковыми заезженными обсуждениями. Однако же сестра, как и её муж, наравне с родителями поддерживала это занудство. Её перемены в поведении были чужды Сону — она вмиг превратилась из весёлой молодой девушки, любящей поплакать по вечерам над очередной слезливой дорамой, в юную копию мамы, так сильно чтущей традиционные ценности корейской семьи. Глядя на неё, Ким боялся взросления.       — Нуна, привет. Здравствуйте, — он остановился и поприветствовал подошедших.       — Дорогой, иди пока без меня, а я поговорю с братом.       Мужчина удалился, вежливо кивнув Сону, а сам Ким почувствовал себя не в своей тарелке. Они с сестрой отдалились друг от друга, став практически обычными знакомыми, которых связывало только одно — кровное родство.       — Как твоё здоровье, нуна? — он посмотрел на округлый живот девушки. — С ребёнком… всё хорошо?       Меж идеально гладкого лба сестры пролегла складка недовольства. Она слегка раздражённо откинула чёрные локоны за плечо и прикрыла живот ладонью.       — С моим здоровьем всё хорошо. И дай бог так будет продолжаться до самых родов, но вот только постоянные жалобы от родителей не дают мне спокойно спать по ночам!       — Жалобы?.. По какому поводу?       — По поводу тебя. Ты разочаровываешь отца и мать… да и меня тоже, раз уж на то пошло. Ударил отца, сбежал из дома! Разве так можно, Сону-я?       — Нуна, пойми меня, — Сону крепче сжал пакет в своих руках и нервно сглотнул. Почему-то он предполагал, что встать на его сторону — последнее, что сделает сестра. Однако хотел достучаться до запертой двери даже с осознанием того, что ему никогда не откроют. — Я не хотел ссориться с семьёй. Не хотел сбегать из дома, но жить с их вечными скандалами было невозможно. Ты же сама это знаешь… помнишь же, как родители были против твоих отношений и замужества!       — Не перекладывай с больной головы на здоровую. Они просто беспокоились о состоянии моей учёбы в университете. Они волновались за меня, и я им за это благодарна. В будущем ты тоже поймёшь, что был не прав. Взрослые всегда знают, как лучше.       Неправда. Сону никогда этого не поймёт. Их мировоззрения значительно разнились, и для парня истинной была только его точка зрения. Существование консервативных и в какой-то степени авторитарных суждений взрослого поколения — то, чего Ким никогда не примет. Он всё ещё помнил истерики сестры, когда родители запрещали ей видеться с её будущим мужем; помнил её слезы, когда за семейным ужином взрослые промывали косточки её парню, глядя ей в глаза. Разве это нормально? Став взрослой, девушка просто молча собрала свои вещи и ушла из дома, а теперь она так спокойно говорит, что былое — пустяки?       — И это говоришь мне ты? Тебе всегда не нравилось мнение родителей во многих вопросах! А сейчас ты так просто игнорируешь это?       На них начали смотреть прохожие. Сестра прикрыла живот второй рукой, будто бы Сону сможет навредить ещё не родившемуся ребёнку. От этого хотелось досадливо выть и рвать волосы на собственной голове, но младший Ким лишь расстроенно замолк.       — Не повышай на меня голос. Теперь моё мнение такое же, как у родителей, — строго сказала девушка, а её холодный тон бил по слуху острыми льдинками. — Ты не должен забивать голову всякой ерундой, ведь ты парень. Никакой нормальный мужчина не думает о голодовках и похудении.       Бесполезно. Стараться объяснить бесполезно.       — Своей непокорностью ты доказываешь, что ещё не повзрослел, — агрессивно продолжала говорить сестра. — Голодовка — это способ привлечь внимание? Чего тебе не хватает?       Нет. Конечно же это не способ привлечения внимания. Сону смотрел куда-то сквозь девушку, ощущая себя ужасно паршиво из-за того, что его отчитывали, как ребёнка. Но проблемы-то вовсе не детские.       — Просто начни есть, — она всё ещё гнула своё. — Это несложно.       — Хватит, — грубо отрезал Сону, глядя ей в глаза. — Ты не знаешь ничего о моих переживаниях, но даже если бы я тебе рассказал, то ты не стала бы слушать. Я всегда старался быть для тебя поддержкой наперекор родителям, но когда проблемы начались у меня, то ты сразу посчитала правильным принять чужую позицию. Если тебе так не нравится слушать жалобы обо мне, то просто скажи родителям, чтобы они не делали этого. Но мне кажется, что тебе самой интересно обсуждать меня, — он перевёл дыхание и развернулся, чтобы уйти. — Мне пора, до встречи, нуна.       Сону и сам не заметил, как оказался на остановке. Ноги поспешно несли его подальше от торгового центра, от человека, который ранее был для него оплотом дружеского доверия. Теперь тёплые воспоминания о совместном времяпрепровождении останутся далеко в прошлом, как и остался в прошлом прежний образ весёлой и легкомысленной сестры. Стресс после неприятного разговора свернулся в груди тугим узлом, который никак не распутать самостоятельно. Нападки нуны ощущались предательством, а оттого и вонзались в сердце острыми клинками.       Это действительно больно.

***

      Ники проснулся, когда за окном стояла глухая ночь. Время на телефоне показывало половину третьего, а это значило, что он уснул около трёх часов назад. Вечером у него вновь повысилась температура, поэтому заботливый Сону напичкал его всевозможными таблетками и завернул в одеяло, а сам пошёл делать университетские задания. Ближе к ночи он притиснулся к боку Ники и уснул, а сам младший прислушивался к размеренному дыханию у своей груди, не замечая, как он сам сумел провалиться в сон.       Однако сейчас тепла чужого тела рядом не было, а смятая постель и вовсе оказалась пуста. Нишимура решил немного подождать, но прошла минута, две, пять и даже десять. Однако Сону всё не появлялся. Будучи слегка взволнованным, Ники наугад направился на кухню и замер на её пороге. Он не прогадал.       Сону стоял к нему спиной у распахнутого холодильника, являющегося единственным источником света в тёмном помещении. На столешнице рядом лежали выуженные из полок контейнеры с едой: некоторые из них были уже открыты, а некоторые только составляли компанию другим и, возможно, ожидали своего часа. Нишимура озадаченно проморгался, не веря собственным глазам. Сону ел. Более того, он ел намного больше тех порций, которые позволял себе в присутствии Ники. Издалека было видно, что каждая начатая тарелка с едой не лежала полностью чистой — в лучшем случае опустошена наполовину.       Нишимура будто бы примёрз к своему месту, потому что он не знал, что ему делать. Его хён нормально питается — это же хорошо? Но с другой стороны, назвать развернувшуюся картину «нормальным приёмом пищи» было сложно. Это являлось скорее совершенно хаотичным процессом, нежели простым ночным перекусом. Палочки для еды сначала погружались во вчерашний самгёпсаль, потом в токпокки, а после откладывались в сторону, чтобы пальцы смогли схватить десертную ложечку, отламывающую кусочек мятного торта, принесённого мамой Ники специально для Сону.       Однако совсем скоро Ким будто бы успокоился. Он убрал всё со стола обратно в холодильник, вытер рот салфеткой и выпил большой стакан воды. Его движения стали менее дёрганными, а сам он будто разом потерял всю энергию, уткнувшись лбом в закрытую дверцу шкафа. Это всё выглядело немного жутко, поэтому Ники решил заявить о своём присутствии — да и проснулся стыд, словно бы он увидел то, чего не требовалось. А может, он действительно не должен был видеть этого.       Парень подошёл ближе к Киму, который всё ещё не замечал чужой компании.       — Хён… всё в порядке?       Сону обернулся резко, окончательно испугав этим Нишимуру. Лунный свет позволял увидеть, как распахнулись в панике лисьи глаза, а их обладатель поспешно дёрнулся к выходу. Растерянный Ники успел среагировать и обнял старшего со спины, крепко прижимая к своей груди и лишая возможностей для побега. Однако Сону пытался вырваться, цепляясь за чужие руки на своём животе и до боли сжимая их, чтобы те ослабили хватку.       — Сону-хён, что происходит? Ответь, что случилось? — Нишимуре и в самом деле стало страшно. Он абсолютно не понимал происходящего, но автоматически пришёл к выводу, что парня отпускать нельзя. — Ты меня пугаешь.       — Ты всё видел? — сдавленно пробормотал Ким.       — Видел что? Как ты ел? — прозвучало недоумённо.       После этих слов Сону начал сопротивляться и вырываться сильнее. Кажется, он совсем не отдавал отчёта своим действиям.       — Отпусти… Мне противно!       — Я тебе противен? — надломлено прошептал младший.       — Нет, не ты. Конечно же не ты. Скорее, это я тебе противен после увиденного. Я противен сам себе.       — Что ты такое говоришь? — Ники практически потерял дар речи, выслушивая эти нелепые предположения. Вот только говоривший не считал их нелепицей, а верил в них, как в последнюю истину. — Ты не противен мне ни капли. Я не понимаю, почему ты так считаешь.       — Пожалуйста… Пожалуйста, отпусти меня, Ники! — он понял, что бежать бесполезно, поэтому прекратил трепыхания, но всё ещё сжимал пальцами запястья Нишимуры. — Мне нужно срочно очиститься.       — Очиститься?..       — Избавиться от съеденного, — пояснил.       Понимание сказанного медленно оседало в голове, вместе с этим критически остужая кровь в жилах. Младший был в ужасе. Его хён вызывал рвоту? Различные жуткие догадки крутились в мыслях, выходя наружу дрожащим голосом.       — Давно ты это делаешь? После каждого приёма пищи? — его руки сильнее прижали слабо сопротивляющееся тело к себе, отчётливо ощущая выступающие рёбра.       — Я не хочу об этом говорить, — Сону звучал жалобно, будто бы умоляя не разговаривать об этом. Не тревожить обильно кровоточащие раны.       Ники затих. Хватка ни капли не ослабла, но разом потяжелевшая голова рухнула на плечо Кима. Последний терялся в своих эмоциях совершенно: он не желал отталкивать Ники, но вместе с тем присутствовало понимание, что оставлять дневную норму калорий обычного человека в желудке было подобно смерти. Сону станет себе противнее, если увидит в зеркале хоть намёк на прибавление в весе. Казалось бы, что противнее некуда, но за последние месяцы его мысли научились мастерски унижать самого себя.       Ким хотел было вновь возобновить попытки побега, но его кое-что остановило. Влага. Влага на плече, где лежала голова Ники. И всхлип — совсем тихий, приглушённый. Сердце Сону ухнуло в пятки.       — Хён, не надо, прошу тебя, — его голос дрожал, будучи прерываемым судорожными вздохами. Слёзы всё больше заливали чужую футболку, а руки сильнее зажимали в ладонях её ткань. — Это того не стоит. Твоё тело и психика не достойны того, чтобы над ними так издевались. Я не знаю, о чём ты думаешь, но я хочу, чтобы ты знал, что ты красивый. Всегда был и будешь красивым… Пойми же, — всхлип.       — Ники, прости меня, — шептал Сону, стряхивая ресницами собственные солёные капли.       — Я не хочу, чтобы ты увяз в этом… Ещё не поздно всё прекратить и восстановиться.       — Я не знаю, смогу ли, — честный ответ. Как бы ни хотелось расстраивать Нишимуру, но он действительно не знал. Казалось, что самоуничижительные мысли давно утопили в нём понимание и любовь к себе.       — Пожалуйста, просто пообещай, что попытаешься.       Мокрый нос Ники зарылся в ткань. Он не прекратил беззвучно лить слёзы, как и не прекратил обнимать старшего. Сону же больше не цеплялся за руки парня, лишь аккуратно сжимая их собственными пальцами в поддерживающем жесте. Он понимал, что происходящее с ним ненормально, но не знал, как всё это прекратить. Ограничения в еде стали привычным и отчасти успокаивающим ритуалом, дающим понять, что всё под контролем. Пока количество съеденного одобряется внутренним и самым жестоким его критиком, то всё в порядке. Пока желудок пуст, то стабильна и его жизнь. Ложные суждения, иррациональность которых он понимал, но не мог перестать им следовать.       Однако дальше так нельзя продолжать. Погоня за мнимой стабильностью разрушительна и иллюзорна. Попытаться всё прекратить необходимо если не для себя, то хотя бы для Ники.       — Я обещаю, Ники.