Берцы рядом с пуантами

Понедельник. За час до начала фестиваля Тэхен, как и остальные волонтеры, прибывает на место. Все курсанты одеты в форму: они обеспечивают безопасность и работают в оцеплении на сегодняшнем концерте. На Тэхене красиво ушитый болотный камуфляж, стянутый широкой черной портупеей, кепка и высокие, натертые до блеска берцы. Душно, но зато эффектно. В конце концов, за пять лет к форме привыкаешь так сильно, что кажется, будто ты в нее врос. Но Тэхен сегодня ощущает себя как будто бы голым. Не может перестать оглядываться в поисках одного конкретного человека, раз за разом терпя неудачи. Студентов в парке у реки Хан, где проходит фестиваль, тьма, но все не те. Чонгука среди них не видно, и потому Тэхен лишь сильнее нервничает. Может быть, тот планировал заявиться как зритель? Тогда его стоит ждать после окончания пар в Школе искусств. До этого времени еще целых полдня, и у Тэхена данная перспектива вызывает неясное чувство: вроде бы, от души немного отлегает, но с другой стороны становится тоскливо. Он вроде и хочет очередной встречи с Чонгуком, а вроде те ему так тяжело даются, что от парня хочется бежать, сверкая пятками. Он же при нем и двух слов по-дельному связать не может! Все мямлит что-то и неумело отпирается от чужих подколов. А Чонгука еще и не поймешь, все его слова балансируют на грани флирта… или Тэхену одному так кажется? Возможно, донсен просто с возрастом стал смелее. Он вырос, стал уверенным в себе, видит теперь чего стоит. Всегда стоил. Это Тэхен застрял. Ни капли не вырос, остался девятнадцатилетним мальчишкой, который испугался последствий их первого поцелуя. Испугался, оттолкнул и сбежал, чтобы затем втайне тысячи раз прокручивать момент, когда чужие дрожащие губы неумело столкнулись с его собственными. Коротко, влажно, с запахом чего-то клубничного. Больно, страшно и одиноко. А теперь – волнительно и щекотно. Теперь возвращение Чонгука в его жизнь как будто в один миг стерло несколько последних лет и превратило Тэхена вновь в неумелого девственника. Ему неловко, суетливые мысли в голове смущают так сильно, что перехватывает дыхание. Он бы даже посмеялся над собой, будь он один… но Тэхен все еще на фестивале, который только-только начался. Главное шоу открывает день, музыка долбит со сцены неподалеку от места, где должен находиться Тэхен. Сцену хорошо видно, на ней сейчас выступает какая-то писклявая девчачья группа. Ким от нефиг делать смотрит представление, щурясь от солнца, попадающего под козырек. Ну, может, дальше будет что-то более интересное. И Вселенная, будто на этот раз услышав его мысли, потакает: несколько выступлений спустя ведущий фестиваля объявляет номер с участием выпускников-студентов Школы искусств. Взгляд Тэхена меньше чем за секунду оказывается приклеен к тому, к чему надо. Танцоры выходят на сцену в парах: девушки в легких голубых юбках, а парни – в черных трико и майках… или как там это у них называется – Тэхен несильно в курсе. Может сказать лишь одно: одежда парней так сильно прилегает к телу, что еще немного – и это можно было бы считать порнографией. Тэхен вот уже считает. Смотрит на гребаного Чонгука, занявшего со своей партнершей позицию у левого края сцены, и забывает втянуть воздух после очередного выдоха. А сердце, кажется, забывает, как, блять, стучать. Организм перестает нормально функционировать. В последнее время в жизни Тэхена стало слишком много моментов, когда перед глазами слишком уж часто мелькает чужое тело. Красивое. Сильное. Чонгук вырос, черт возьми. Если когда-то Тэхен мог своим носом коснуться его кудрявой макушки, то теперь младший хитро смотрит ему прямо в глаза, потому что они у них на одном уровне. И плечи у обоих одинаково широкие, потому что каждый работает над своей мускулатурой. Тэхен делает это грубо, Чонгук – по-своему. У Чонгука такая фигура, которая может свести с ума. Он крепкий везде, где нужно быть крепким, но его талия все еще узкая – такая узкая, что когда Тэхен его придерживал за пояс, ощущал, как дрожат пальцы. У него развитый торс, но это не мешает парню быть в танце чертовски пластичным, не мешает выгибаться, делать наклоны и парить над сценой, раскрывая ноги в шпагате. Черт. Чонгук реально способен на проклятый шпагат даже, блять, в воздухе. Что тогда говорить о земле или о кр… Тэхен хочет дать себе по лицу, которое уже, наверно, все покраснело от мыслей, осаждающих голову. Но он ничего не делает, лишь продолжает смотреть и томиться на медленном огне своих странных неусмиренных эмоций. Чонгук очень красив, он так притягивает взгляд Тэхена, что тот быстро забывает о том, что на сцене есть кто-то еще. Разве что та девушка, какая танцует с Чонгуком в паре. Та девушка, которую Чонгук держит за хрупкую талию, выполняя поддержки, касается ее голых тонких рук, гладит по шее и бедрам, с которой иногда оказывается так близко лицами, что… Это всего лишь номер, всего лишь танцевальная постановка… но руки, лежащие на портупее, все сильнее сжимаются, заставляя шлевки на брюках жалобно трещать. Тэхен разрывается, не зная, на что сильнее реагирует все внутри него: на касания к чужому телу, причиняющие боль внутри, или на красоту, которую глаза теперь вряд ли когда-нибудь забудут. В нем мешается несочетаемое, его разрывает в разные стороны, и от накала страстей хочется схватиться за голову. А потом, когда номер уже подходит к завершению, Чонгук встречается с ним взглядом. Буквально на секунду – на дольше ему отвлекаться нельзя, – но дает Тэхену понять, что заметил своего наблюдателя, улыбается бегло и встряхивает головой, заставляя волнистые пряди у лица откинуться назад. Тэхен же застывает статуей. Кажется, он поражен… или оглушен, потому что в мыслях наконец тишина и штиль. До ушей долетает обрывками музыка, ее заключительные ноты рассыпаются эхом по округе, прежде чем оборваться. Танцоры завершают представление и покидают сцену, их номер окончен.

***

Тэхену везет, потому что где-то час спустя его меняют на посту и дают отдохнуть. Он кивает курсанту, который занимает теперь его место, и потягивается, разминая затекшее тело. Хочется пить и чего-нибудь сожрать, а еще – найти Чонгука, который после выступления снова скрылся с глаз и решил не показываться, чем вызывал у Тэхена небольшое раздражение. Снова Ким внутри начал метаться, не в состоянии решить, чего хочет. Потому что и хочется, и колется. Увидеть Чонгука, снова поговорить, может быть, даже коснуться его – хочется. Но здравый смысл, благополучно позабывший за четыре года, какое он на самом деле ссыкло, пребывает в дичайшей панике. Помогите, блять… Хмурый и задумчивый, Тэхен направляется в зону с белыми шатрами, огороженную специальными ограничителями “для персонала”, чтобы взять там бесплатную воду и каких-нибудь закусок. Время где-то час дня, самый разгар веселья, потому в шатре практически никого не оказывается – только еще несколько курсантов, которые сменились с постов так же, как и Тэхен. Ким берет воду, открывает и жадно пьет, приканчивая полностью пол-литровую бутылку, как вдруг голос за его спиной застает врасплох так, что заставляет поперхнуться и закашлять. – Прости, – Чонгук виновато лижет губы, когда Тэхен резко оборачивается на него, утирая подбородок от пролитой воды. – Не ожидал такую реакцию. Думал, ты слышишь, как я за тобой иду, я же тебя еще на улице звал. – Я не слышал, задумался, – хрипит Тэхен, отбрасывая бутылку в специальную урну для пластика. – Эм. Чонгук уже в другой одежде, на нем светлые шорты до колен и футболка. Та самая, какую одолжил Тэхен. О том, что это должно значить, старший предпочитает не думать слишком усердно, иначе мозг рискует закипеть прямо у Чонгука на глазах. А Чон, вероятно, все понимает, смотрит опять с этой сраной хитринкой прямо в глаза, кусает губы этими своими крупными резцами, будто кролик, решивший, что перед ним, блять, сочная морковь. Или что там эти грызуны едят… – Понравилось? Мое выступление. – Ага, ты… мило танцуешь. Чонгук смеется, щуря глаза и заставляя морщинки появиться у их внешних уголков. – Да, я очень стараюсь быть милым, как ты выразился. Мило – это вообще самая важная часть в любом танце. – Продолжишь придираться к моим словам – и я возьму их назад. – Ладно, больше не буду, – соглашается Чонгук уж слишком поспешно, а потом замолкает на секунду, и – Тэхен клянется – его глаза темнеют буквально за жалкое мгновение. – О тебе поговорим. – То есть обо мне? – Не здесь. Пойдем. Чонгук хватает его за руку, крепко сжимает пальцы вокруг запястья и тянет следом за собой, не давая времени опомниться и возразить, да и не то, чтобы Тэхен это планировал делать. Парень ведет его куда-то за шатры, где организована мини-парковка с трейлерами-гримерками для артистов. – Тут есть одна запасная, на всякий случай, никто ее сегодня не будет использовать, – бубнит Чонгук, едва обернувшись к нему, а затем добирается до стоящего на углу трейлера и запихивает туда Тэхена, нисколько не церемонясь, после сразу закрывая дверь за ними обоими на щеколду. Внутри темно и тесно, тусклый свет пробивается сквозь узкое окно под самой крышей, через которое можно увидеть лишь кусочек неба с белыми облаками – снаружи никто не сможет подсмотреть, что происходит в самом трейлере. Тэхену приходится сглотнуть, чтобы избавиться от спазма, охватившего горло. Он отступает не глядя куда-то назад, пока не упирается задницей в какой-то стол. Чонгук не позволяет ему сильно отдалиться, наступает следом и ставит свои ноги носками вплотную к берцам Тэхена. Кудрявые пряди свешиваются вперед, будто стремясь стать барьером между ними двумя. Тэхен слышит, как Чонгук тихо выдыхает, а после сразу чувствует теплый воздух на своих пересохших губах и хмурится. – Ты чего удумал? Чонгук слабо пожимает плечами. Делает еще один шаг, так, что теперь ногами стоит между ног Тэхена, которые Киму приходится расставить немного шире и чуть сильней откинуться на стол. – Я – больше ничего. Ничего не буду делать, – говорит Чонгук, смотря ему в глаза и внимательно наблюдая за тем, как там горят оголенные эмоции. – Но… если ты чего-то хочешь – можешь взять, я отдам. – Разве я что-то просил у тебя? – Не-а, – Чонгук хмыкает, поднимая один уголок своих губ вверх, – ты для таких просьб все еще слишком пугливый. Я прав? Поэтому я и не говорю тебе просить – говорю, сразу бери. Возьми. Я ведь так давно хочу тебе это отдать, хен… Тэхен сам не понимает, как это так получается, что голос Чонгука перестает звучать в тесном полумраке фургона, где они вдвоем заперты. Слова обрываются, потому что губы оказываются вдруг заняты – их целуют. Голодно, мокро и с руками, которые внизу прижимают одно тело к другому. Второй поцелуй выходит совершенно не таким, каким давно вышел первый. В нем есть опыт, в нем есть тоска и тысячи мыслей о том, как им обоим следует целовать друг друга в следующий раз. Каждый ведь об этом думал, каждый представлял, мечтал, мучал себя… Второй поцелуй перетекает в третий, в четвертый… касания губ хаотичные, чередуются с резкими движениями языков, которые пытаются исследовать чужой рот. Чонгук до сих пор использует бальзам со вкусом клубники. Тэхен чувствует сладкий запах и начинает еще чаще дышать, чтобы полностью пропитаться им, чтобы забыться и потеряться в здесь и сейчас. Не думать ни о чем, не вспоминать, как это страшно до сих пор – быть с кем-то, кто такой же, как и ты, парень. Помогает и дает оставаться на свету лишь одно: теперь он знает, что намного страшней перспектива лишиться Чонгука вновь, перед ней все другое меркнет. Потому Тэхен прижимает младшего к себе теснее, потому шепчет ему что-то совершенно неразборчивое и самим собой несильно понятное в горячую кожу скул и щек, пока пальцами путает длинные кудри, которые ему всегда нравились до покалывания в пояснице. Чонгук гладит его шею, очерчивает вертикальные линии вниз по вырезу кителя, в котором немного видны ключицы, но саму одежду не спешит расстегивать, довольствуется лишь тем, что открыто. Шепчет в распаленную кожу, которая тут же покрывается мурашками: – Я от твоего вида в этой форме с ума схожу. Еще с того дня, как застал за подсматриванием в студии. Хен, клянусь, я готов был уже затащить тебя внутрь и заставить взять меня прямо у станка, напротив зеркал… Тэхен затыкает его слишком много болтающий рот своими губами и языком, потому что еще немного, и он бы взвыл от чужой откровенности и от того, насколько она самим им оказалась желанна. Он вспомнил тот день, Чонгука, растягивающегося на полу в студии, его полуобнаженное тело, линии мышц и сухожилий, красиво выступающих под загорелой влажной кожей… – Оттолкнешь меня снова? – Чонгук все же вырывается, отклоняет назад голову, сопротивляясь ладони, что зарыта в его волосах. Его взгляд пытливый, но Тэхен за всем напускным замечает опаску. Боль, нанесенная в прошлом, не прошла, потому страх еще жив, хоть парень через него переступает раз за разом, продолжая следовать за Тэхеном. Это восхищает настолько, что лишает способности дышать ровно. – Как тогда, оттолкнешь? Или на этот раз изобьешь меня? Скажи, чего мне ждать? Тэхен в чужом голосе слышит храбрость вперемешку с отчаянием. А в своем молчании ему слышится чудовищная вина, и в вине этой корчится любовь. Когда-то та казалось ему неправильной, извращенной и позорной. Теперь же… – Я не оттолкну тебя, Чонгук, – обещает Тэхен, наконец-то вернувший себе голос. Его руки скользят по чужой спине вдоль позвоночника, притягивают вплотную к своей груди чужую грудь таким образом, чтобы дыхания сливались в одно, и пульсация одного тела перетекала в пульсацию другого. Все страхи, все их волнения переплетаются, становясь общими. – Буду держать, если захочешь и если позволишь. Если простишь. Чонгук выдыхает. Влажные губы Тэхена охватывает щекотка от потока теплого воздуха, и он их облизывает. Взгляд младшего ложится на них, словно примагниченный, застывает так на мгновение. – Хочу на тебе наследить, испачкать тебя как можно сильнее, – бормочет он, как завороженный, и на вопросительный взгляд вдруг резко опускается перед Тэхеном на колени, цепляясь обеими руками за его портупею. – Но если для тебя это слишком, хен, то лучше сказать об этом прямо сейчас. А Тэхен, чувствуя, как от вида Чонгука, стоящего перед ним на коленях, погибает внутри, застывает статуей и молчит. Чон прав – для него это слишком. Но не в том смысле, что имелся в виду. Это слишком волнующе, слишком чувственно и слишком много раз фантазией прокручено им в голове. Это – тайные мысли, это – смущение и стыд перед самим собой, но желанно до дрожи в ногах, и потому реальность сводит Тэхена с ума, разрезая рассудок без ножа. Он хочет все, что Чонгук согласился бы дать, но не уверен, что не свихнется в процессе. Так и не получив возражений сверху, Чонгук тихо хмыкает, и, удобней устроившись, гремит массивной бляшкой чужого ремня. Плотная ткань брюк натянута, и Тэхен болезненно выдыхает, когда в попытке расстегнуть пуговицы пальцы касаются паха. Пальцы Чонгука касаются его паха. Он не может оторваться и перестать смотреть вниз, где его как можно быстрее стараются оголить ниже пояса. Ширинка брюк оказывается расстегнута, сами брюки приспущены, а полы кителя – выправлены. – Так и знал, что по толщине у тебя приличный, – бормочет Чонгук, не удержавшись, а Тэхен все-таки прикрывает глаза, рвано вдыхая. – Прости, я не хотел смущать. – Я тебе не девственница. – Ну, в каком-то смысле девственница. Не думаю, что ты до меня был с каким-то парнем… не был же? – Нет. – Вот и я о чем. В чужом голосе Тэхен слышит довольство, но ответить не успевает – невольно затаивает дыхание, потому что Чонгук решает больше не медлить и обхватывает его член за основание, после сразу проходя сухой ладонью по всей длине. От уверенных касаний ни капли не женской руки на контрасте в висках шумит. Пальцы Чонгука слегка грубоваты, длинные и сильные, обхватывают плотно и скользят уверенно сверху-вниз несколько раз, мучают его, доходя лишь до уздечки, но не переходя на головку. Тэхен больно кусает себя за губу, приглушенно мыча. Его выгибает, ему с каждой секундой все сильней хочется почувствовать больше. Кожа на головке влажная, потому что чем дольше тянется время, тем сильней он течет. Как девчонка какая-то, твою мать, но он ничего не может с этим сделать. Ему нужно, чтобы его коснулись, ему очень нужно. Прямо сейчас. – Чонгук… Младший не отзывается и даже взгляда не поднимает, все его внимание обращено на возбуждение, обжигающее ладонь и посылающее в нее сильную пульсацию. Он вдруг дует прямо на головку, и Тэхен поджимает пальцы на ногах, а руками – впивается в стол позади себя. Он едва не дрожит от того, насколько стал чувствительным, насколько ему необходимо касание к себе. Касание Чонгука к себе. – Чонгук… Он снова дует на головку, заставляя ту выпустить новую порцию мутной смазки, и наконец-то скользит большим пальцем по ней, размазывая влагу по багровой мягкой коже. Отводит палец в сторону, наблюдая, как вязкая ниточка тянется следом за ним, и облизывает губы. У Тэхена в глазах темнеет, а его член от желанного прикосновения вздрагивает, норовя прижаться к животу, на котором напряжена каждая мышца пресса. Но Чонгук его все еще придерживает, не перестает касаться теперь намного мягче, успокаивает легкими движениями, распределяя влагу по всей длине. И после без предупреждения касается ствола сомкнутыми губами. Замирает так на секунду, прежде чем пустить в ход язык, находит его кончиком выпирающую на стволе вену и с нажимом ведет по ней вверх. Старшего коротит. Он от остроты ощущений, от жадности до бо́льшего бегло облизывает собственные губы и часто дышит. – Ты будешь так тяжело ощущаться, – бормочет Чонгук, быстро сглатывая, – на моем языке. И не дает Тэхену даже осознать смысл своих слов – раскрывает рот шире и обхватывает губами головку. Та полностью обволакивается горячим гладким нутром, зубы Чон со знанием дела прячет и член глубоко не берет, зная, что они тут не в порно и доставлять кому-либо удовольствие горловым – такая себе перспектива. Но он ласкает Тэхена языком, мажет по головке широко и шумно сосет, создавая вакуум, от чего Тэхен поспешно подносит ладонь к губам, чтобы зажать себе рот от греха подальше, потому что ему от ощущений хочется позорно стонать во весь голос, а голос у него не тихий ни разу. Зато Чонгук стонет. Гортанно, насаживаясь чуть глубже на ствол, подается на коленях вперед, в пальцах сжимает чужие бедра и ведет по их внутренней стороне вниз, к коленям. Скорее всего, руками чувствует дрожь, охватившую старшего. Двигает головой все активнее, прикрывает глаза, отдаваясь полностью в то, что сам начал, что разжег в них обоих огромным костром. Тэхен не может удержать себя, свободной рукой тянется к черной макушке и зарывается в волосы пальцами, массируя кожу. Чонгук застывает, переводит взгляд вверх, встречаясь с ним глазами, и чуть меняет положение головы, позволяя ладони Тэхена соскользнуть ниже, к виску, а после – на щеку. Чонгук прикрывает глаза, пропускает член глубже и в сторону, позволяя головке натянуть кожу во рту, и старший под пальцами ощущает себя. И все-таки стонет. Его рука падает безвольно по шву, Чонгук ускоряется, языком посылает все больше давления, все чаще погружается кончиком в углубление уретры, пальцами одной руки принимается ласкать оставленную без внимания длину, а другой – сжимает напряженную мошонку, давит большим пальцем на нежную кожу под ней, проходясь вдоль шва… Тэхен шипит сквозь зубы, до боли вжимаясь поясницей в стол и вытягиваясь, будто спущенная тетива, когда окунается в накативший оргазм. Перед этим он пытается предупредить, сжимает плечи Чонгука, но тот лишь сильней держит его руками, не желая отстраняться. Позволяет проскользнуть себе в глотку и кончить там тугой струей, а после глотает с членом во рту. Последнее добивает особенно. Ким, осторожно выйдя, не находит в себе больше сил и рушится на колени, часто и громко дыша. Чонгук дышит так же – отходит от задержки дыхания, да еще к тому же пытается справиться с возбуждением, которое у него продолжает держаться. Тэхен, едва отойдя, приникает к младшему, находит его губы, опухшие и влажные, своими губами, проникает затем тут же в рот языком и крепко обнимает его тело руками, привлекая к себе. Он чувствует горечь самого себя, целуя Чонгука, и рычит ему в губы, пока младший в контраст ему осторожно гладит вдоль скул. – Могу я тебя коснуться тоже? – Если ты после этого не словишь паничку. – Понадеемся, значит, что не словлю. – Договорились. Чонгук расслабляется, продолжает ласкать скулы Тэхена, давая старшему свободу действий. А Тэхен мысленно обещает себе и Чонгуку не быть идиотом. Вряд ли там у младшего в трусах что-то, что Тэхен ни разу не видел и в руках не держал. Так и есть, в общем-то. Только вот… – Да ты, блять, издеваешься. – Просто люблю ощущение гладкости. И не ври, что тебе не зашло. Тэхен затыкается. Потому что – да, черт возьми, – еще как зашло. У Чонгука внизу ни одного, мать его, волоска. Кожа идеально гладкая и мягкая, v-образные мышцы красиво сужаются к паху, мускулистые бедра напряжены, как и член, который, блять, красивый… насколько вообще может быть красивым член. Это кажется бредом и хорошо, что проносится лишь безмолвными мыслями у Тэхена в голове, пока он осторожно на пробу касается чужой твердой длины, заставляя младшего невольно затаить дыхание и лбом упереться ему в шею. Чонгук принимается ее целовать, легко и тепло, а Тэхен смелеет, обхватывает член ладонью и делает так же, как обычно себе. Вроде, выходит – Чонгук спустя недолгое время перестает его целовать, лишь дышит сквозь раскрытые губы, жмется тесней и сжимает пальцами китель. А Тэхен прижимается губами к его влажному виску, вдыхает запах с волос и жмурит глаза, начинает двигать рукой быстрее, а затем переключает внимание только на головку, накрывая ее центром ладони, и выкручивает запястье один раз, второй, третий… Чонгука начинает трясти от излишней стимуляции, он прогибается в пояснице то ли от желания отстраниться от прикосновения, то ли податься навстречу, замирает, а после тихо высоким голосом стонет Тэхену на ухо, пачкая его ладонь спермой, и расслабляется, позволяя старшему себя поймать. – Знаешь? – произносит младший спустя какое-то время, когда уже отдышался, нарушая стоящую между ними тишину. Тэхен переводит на него взгляд, встречаясь с темным, блестящим, и изгибает бровь. – Это стоило того, чтобы ждать четыре года. – Ты – мелкий извращенец. – Мелкий? Повтори это еще раз. Тэхен хмыкает, не в силах сдерживать улыбку, и утыкается обратно губами в чужой висок. – Прости, что так долго, Чонгук. – Все в порядке, я и не обижался… ну, может, только немного в самом начале, – отвечают ему. – Я давно понял твои страхи и принял это в тебе, потому решил ждать столько, сколько будет надо. Я ведь знал и знаю тебя: ты не плохой человек… для меня – самый лучший. – Я не лучше тебя. – Я здесь не для того, чтобы спорить, – Чонгук фыркает, вновь заставляя Тэхена от себя отстраниться. – Но я кое-что хочу получить. – И что же? Чонгук с лукавством ему улыбается, укладывая ладонь на открытую кожу шеи, и отвечает: – Свидание. Хочу, чтобы ты отвел меня на наше первое свидание, хен. В качестве своего парня.