Берцы рядом с пуантами

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
Завершён
NC-17
Берцы рядом с пуантами
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Давно заведено, что большинство курсантов Военной Академии встречаются со студентками Школы искусств. Парни в форме любят красивых танцовщиц с идеальными пучками и в узком трико. Тэхён – один из таких парней... вот только Чонгук, хоть и носит трико, тоже парень. И конкретно на этом моменте у одного из них начинаются большие проблемы...
Примечания
Как говорится: ну и что вы мне сделаете?))) Котята, хочу обратить внимание, что не являюсь спецом в части особенностей обучения в военных ВУЗах Кореи. У меня, можно сказать, имеется некоторый "специфический" опыт, и отталкиваюсь я в первую очередь от него. Поэтому, если кто-то из вас найдет в этой работе несостыковки с фактом, то давайте будем относиться к ним с пониманием, ладно? (в противном случае напомню, что автор больно кусается и может даже откусить кому-нибудь жёпу) Вся информация о главах, новых фанфах, идеях, вся визуализация и просто мои дебильные мыслишки в моем telegram-канале, так что залетайте https://t.me/+QYZRWyi6l8YyYzJi Усугубить кофеиновую зависимость автора можно по номеру карты (сбер): 2202200199155209
Посвящение
Саша, надеюсь, ты сильно икаешь.
Содержание Вперед

Часть 3

Тэхен этим вечером рад только одному: клуб, который он с друзьями по итогу выбирает, от его дома буквально в двух шагах, только выйти из подъезда и перейти улицу. Поэтому можно без лишних волнений налакаться до вертолетов на утро, домой ноги его все равно как-нибудь донесут. Ну, он по крайней мере на это надеется. Здесь неплохо, территория несколько раз уже ими исследованная, с хорошей музыкой и знакомым барменом, который не жалеет на них алкоголя и проникается дебильными армейскими шуточками. Тэхену правда совсем этим вечером не смешно, он, в отличие от товарищей, предпочитает мрачно бухать, взобравшись на самый крайний стул, который ближе всего ко входу. На него внимания почти не обращают, только следят, чтобы стакан недолго оставался пустым – и хорошо. Парни уже рассказали бармену о том, что у Тэхена со дня на день месячные. Придурка куски. Впрочем, ничего нового. Время переваливает за одиннадцать вечера, когда обстановка в клубе меняется. Приглушается основной свет, а вместо него включаются красные светильники, превращая просторное помещение в изжившую себя пародию на бордель. Люди охотнее выходят на танцпол, обустроенный у противоположной от входа стены, сбиваются там в плотную кучу, и музыка начинает с бо́льшей настойчивостью давить на барабанные перепонки… или это просто потому, что последний шот для Тэхена уже был лишним? Да вроде он выпил еще не так уж и много. Он трет глаза и пытается прийти в себя. Парни хлопают его по спине, заставляя обратить на них внимание, говорят, что хотят пойти потанцевать и, может, подцепить кого, зовут с ними. Тэхен кивает в сторону уборных, говоря, что сначала сходит отлить, и сваливает. Тесное пространство уборной тоже утопает в красном свечении, и Тэхену приходится напрягать зрение, чтобы элементарно попасть струей в блядский унитаз. Дожили. Пока он в кабинке делает свои дела, в туалет входит кто-то еще. За дверцей раздается шарканье и тяжелое дыхание, дверь хлопает второй раз, и пока длится какая-то возня, включается кран с водой. – Хэй… куда ты так спешишь? Я тебя испугал? Мне казалось, все здорово, – слышит Тэхен снаружи и морщится. Серьезно? Ему что ли повезло нарваться на двух педиков? Класс, он не в том настроении и совершенно не в том, блять, градусе, чтобы оставаться безобидно-нейтральным. – Да ладно тебе, зайчонок, не ломайся, посмотри на меня. – Мне… мне нехорошо… Всего три чертовых слова – и мир Тэхена уже готов перевернуться с ног на голову. На этот раз это все не алкоголь в его крови, а чертова ярость, с которой он едва не сносит бедную дверцу кабинки с петель. – Отошел от него. Ситуация Тэхеном оценена за секунду, и больше он времени не собирается терять: ни на повторное предупреждение, ни на ответ в свою сторону, ни на то чтобы даже рассмотреть рожу ублюдка. Два шага до раковины, замах, и контакт лицо - кафельная стена сопровождается хрустом, скорей всего, носа. И воем. – Съебался. Высерок оказывается то ли понятливым, то ли ссыкливым, но испаряется из уборной мгновенно, зажимая ладонью кровавый поток из разбитого носа. Тэхен не следит за ним. Есть огромнейшее желание догнать и отпиздить мудака до поросячьего визга, но тут осталось дело гораздо важнее. Оно сейчас как раз скрючилось над раковиной и шатается, нетвердо упираясь руками в борты. Парню, кажется, совсем херово, по вискам на шею стекает пот, глаза сомкнуты, а дыхание редкое и поверхностное. – Чонгук? – пробует Тэхен его позвать, по первости несмело касаясь плеча, но затем, чувствуя, как парня тут же от прикосновения ведет, ловит обеими руками, прижимая спину к своей груди. Приходится напрячься – донсэн, оказывается, теперь для Тэхена тяжелый. – Попробуй не вырубиться, ладно? Он что-то тебе давал? Что вы пили, можешь мне сказать? – Я… следил за бокалом, – с трудом, но отвечает Чонгук, облизывая губы и склоняясь еще ниже к раковине. – Я просто… совсем не пью… это был крепкий алкоголь. Он знал, что я еще ни разу не выпивал, и предложил попробовать сразу что-то серьезное. Сначала было нормально… Тэхен с огромным облегчением шумно выдыхает, упираясь лбом Чонгуку прямо в затылок, а тот замирает от этого и весь напрягается. Ситуация крайне абсурдна, но пока думать об этом времени особо нет. – Я надеру тебе жопу, мелочь. Но перед этим придется блевать. – Чт… Тэхен знает, что дальше последуют бесполезные возражения, на которые он не собирается тратить ресурс, поэтому, пока Чонгук не до конца смекнул, что его потенциально ждет дальше, крепко перехватывает ему подбородок одной рукой, а пальцами второй проникает в рот и давит на корень языка, чтобы вызвать рвоту. Негуманный, но действенный метод быстрой дезинтоксикации срабатывает на ура, Чонгук уже спустя секунду содрогается над раковиной, позволяя алкоголю покинуть свой организм. Его тело трясется, он задыхается, и Тэхен все это время продолжает придерживать его между собой и раковиной, позволяя устоять. – Полощи рот. Видно, что Чонгуку после того, как успокоились позывы, все еще хреново, но двигается тот уже более охотно. Слушается и делает то, что говорит ему Ким, полощет рот и затем умывает лицо. А когда наконец разгибается и позволяет старшему себя развернуть, прячет глаза. Жалеет, наверное, что челку на этот раз убрал в высокий хвост на макушке – на этот раз она не спасает, и приходится, как маленькому, тупиться в пол. Тэхену, правда, не до чужих приступов стыда. Потом его постесняется, сейчас есть дела поважнее. – Где ты сейчас живешь? – В общаге от Школы, – выдыхает парень вяло. – Она… – Знаю я, где она у вас, – перебивает его Тэхен. – В твоем состоянии – пиздец она далеко. Все твои вещи с собой? – он дожидается кивка и кивает сам. – Хорошо. Ты идешь со мной. – Куда? – Проспаться. Только Господь знает, чего Тэхену стоит сохранять этот холодный непоколебимый тон, когда он вот так решает привести Чонгука к себе домой. На другой план у него не хватает мозгов. Младшему плохо, и Ким не готов отпускать его от себя одного куда-либо, где не будет гарантии, что он останется в сохранности. Непонятно, как Чонгук себя будет ощущать после впервые принятого спиртного, что с ним будет на следующий день, и окажется ли кто-то рядом, чтобы помочь. Может, рядом снова будет тот ублюдок или кто-то еще, Тэхен ни в чем не уверен и закапывает себя все глубже в своей паранойе. Поэтому он и ведет его в свою квартиру. Чонгук послушно следует за старшим большой вялой тенью, давая вести себя, обхватив за плечо. И снова Тэхен рад, что живет очень близко к клубу, и что вообще он сегодня туда все-таки пошел, потому что он совершенно не хочет думать о том, что бы было, если бы не. Уже оказавшись в квартире, Чонгуку снова становится плохо, но блевать ему уже нечем. Тэхен усаживает его на пол в ванной, стягивает одежду, после клуба пропахшую алкоголем и рвотой, оставляя в одних трусах, и заставляет кое-как почистить зубы. А после укладывает в кровать, благодаря себя за все часы, в течение которых корпел над своей физической подготовкой: кто бы мог подумать, что танцоры балета могут быть такими крепкими, черт возьми. Чонгук переворачивается на живот, утыкается лицом в подушку и с облегчением выдыхает. Рукой он шарит по простыне, вероятно, в поисках одеяла, и Тэхен великодушно накрывает его им. И только после того, как младший затихает, он осознает ситуацию, в которую сам же себя загнал. Пиздец. Чонгук спит у него дома. Чонгук. Спит. В его. Постели. Он что, случайно переместился в другую Вселенную? Или ужрался вхлам и уснул где-то в клубе, а теперь его глючит? Да вот только алкоголь на него так обычно не действует – проходили ж уже столько раз. Чонгук что-то тихо бормочет во сне. Забавно – значит, так и не избавился от этой своей особенности, раньше он обычно тоже так делал. Тэхен вздыхает и осторожно присаживается рядом с ним на край кровати, склоняется, опираясь на руку. Взгляд ложится на лицо, которое наполовину сплющено подушкой, а на вторую половину – закрыто выбившимися из прически кудрями. Пальцы горят огнем, и он не может сдержаться – тянется, медленно убирает волосы назад, чтобы не мешали разглядывать парня. Красивый до пиздеца. Снова Тэхену больно из-за него, но не ему жаловаться на боль после того, как больно, должно быть, он сделал Чонгуку. А ведь тот после этого, спустя столько лет, все равно ему доверился, без сопротивлений пошел с ним, позволил забрать себя… Тэхен не позволяет себе обманываться. Он дает отчет, что сейчас парень не в себе, слаб и нуждается в помощи того, кого знает. И Ким просто таким оказался – более-менее проверенным вариантом, только и всего. Не стоит ему строить долбаных воздушных замков. Завтра они проснутся, в лучшем случае немного поговорят, а затем разойдутся, как в море корабли. Да, не нужно думать о большем. Это может хуево для него закончиться. Лучше пережить это все малой кровью, чем заблуждаться насчет Чонгука и его способности прощать хуйню в свою сторону. Разбитое сердце и подорванное доверие – штука, должно быть, болезненная. Тэхен может не заслужить того, чтобы простить ему это, особенно спустя столько лет трусливой тишины. Но на остаток этой ночи Ким все-таки позволяет усталости взять над собой верх, тихо сдается. Капитулирует перед тоской по человеку, который оказался рядом, как какой-то подарок с уродливым красным бантом, что так и кричит: подойди, возьми, вот же я перед тобой, не будь дураком. Он не наглеет слишком сильно, но после того, как принимает душ и меняет одежду на домашнюю, выключает в квартире свет и ложится с Чонгуком рядом. Ничего ведь страшного, правда? Они ведь и в школьные годы часто ночевали в одной постели… даже случайно обнимались во сне. Или не случайно? Ну, по крайней мере, тогда Тэхену верилось в эту случайность. Чонгуку, наверное, нет – он всегда был гораздо умнее. И хитрее. Одеяло у Тэхена одно, но у младшего он его отобрать не решается, поэтому, повернувшись на бок лицом к нему, смыкает глаза. Давно Тэхен так крепко не засыпал, как в эту беспорядочную ночь.

***

Снится ему какая-то лютая дичь. А по пробуждении туман еще долго не может уйти из больной головы. Тэхен все никак не может открыть глаза, упрямо лежит на животе и чувствует, будто все его тело превратилось в булыжник. Вроде, выпил не так уж много, но по клеткам мозга все равно дало, и даже утренний свет сквозь сомкнутые веки ощущается просто отвратительно. А еще ему как-то странно. Будто кто-то настойчиво пялится и не отводит взгляд, так, что лицо аж горит. Это что-то на уровне инстинктов, сохранившихся еще от обезьян, или типа того, но Тэхен ярко чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. В итоге паранойя его побеждает, и он открывает глаза. А, вот в чем дело… Блять. Ему что-то надо сказать или… что? Чонгук, лежащий рядом, буквально на соседней подушке, закутанный в одеяло похож на огромную гусеницу. Сверху торчат только лохматые волосы и два черных прищуренных глаза. В куколку, что ли, собрался тут превращаться? Тэхен не то чтобы против, но он не силен в зоологии, так что… – Я должен что-то сказать, но так и не придумал, что именно, – признается младший, слегка отодвинув край одеяла с лица. У Тэхена голос чертовски хрипит, когда он выдает первое, что приходит в похмельную голову: – Можешь начать со “спасибо”. Или поздороваться, не знаю… мы ж вроде еще не. Чонгук кивает и затем поджимает губы, прикусывая их. Его глаза устало прикрываются, и он тихо вздыхает. Хреново ему, наверное. – Ты как вообще чувствуешь себя? – Никогда больше не буду пить. Не стоило начинать. Тэхен усмехается и переворачивается на спину, после чего зарывается в свои короткие волосы обеими руками. Самое странное его утро за последние несколько лет. – Если уже проснулся, то сходи в душ, окей? Я найду что-нибудь на завтрак. Даже если ты не особо хочешь, сейчас нужно поесть. Тэхен заставляет себя подняться и встать на ноги. Помня, что Чонгука он вчера почти полностью раздел, прежде чем отправить спать, по пути из комнаты на копошащегося в одеяле парня старательно не смотрит. Но его останавливают слова, неуверенно брошенные в спину: – Ты до сих пор во мне разочарован? Тэхен спотыкается и чуть не прикладывается об дверной косяк. Забывшись, он даже оборачивается, тут же от резкого движения чувствуя, как боль бьет по вискам. Чонгук, продвинувшись к краю кровати и скинув с себя одеяло, смотрит на него в ответ. На его шее видны кровоподтеки: то ли от того, с какой силой его вчера рвало, то ли это следы того обмудка. Тэхен до него еще доберется, если уж на то пошло. Но сейчас не это владеет его вниманием. – Ты думаешь, что я был разочарован в тебе все это время? – отвечает вопросом на вопрос, изгибая брови. – Разочарован… – Чонгук чешет затылок, опуская глаза, и глубоко вздыхает перед тем, как набирается решимости продолжать. – Это самый лучший из всех вариантов, что я перебрал. – А какие были еще? – Возможно, что я тебе омерзителен. Это так? У Тэхена внутри что-то лопается и обжигает горячим. Будто он проглотил капсулу с ядом, с какой-нибудь кислотой, и сейчас в его животе появится дыра. Осознание неправильности всей ситуации, страх того, что он допустил, превращает конечности в ледышки. Омерзителен Тэхену все это время был, разве что, он сам. Но никак не Чонгук, который все еще сидит сейчас перед ним на кровати, вцепившись руками в края матраса и оставляя на нем глубокие вмятины. Волнуется, что его все это время считали чем-то позорным. Тэхен подходит к нему осторожно, потому что совершенно не знает, что сделать такого, чтобы не причинить больше вреда. Кажется, он себя вести с Чонгуком совсем разучился или просто не знает, как вести себя с ним вот таким – уже взрослым, уже прожившим какое-то время без него рядом. Уже им один раз брошенным. – Это я должен быть тебе отвратителен, – тихо признает единственно верную правду, когда укладывает свои ладони на чужое лицо и заставляет парня приподнять взгляд вверх. Большие пальцы начинают гладить кожу под глазами, где после ночи полопались капилляры. – За то, каким я был трусом, и каким продолжал быть все это время. Чонгук, не неси больше эту чушь, потому что ты: что тогда, что сейчас – замечательный. И если ты сомневаешься в себе только из-за меня, то… я, блять, так перед тобой виноват, что даже не имею права просить прощения. Он чувствует влагу на своих пальцах и, чтобы младший не понял, что те начали дрожать, отстраняется от его лица, делая шаг назад. – Сходи в душ, хорошо? Я буду ждать тебя на кухне в соседней комнате, не заблудишься. Вот что ему делать? Они правда говорят об этом? Сейчас? Кажется, Тэхен совершенно еще не готов. Он думал о том, что бы сказал Чонгуку, если б увидел, сотни, если не тысячи раз, но это были всего лишь фантазии, а сейчас… А сейчас он буквально на волоске от того, чтобы превратиться в сопливое нечто и выложить всю правду, что у него есть, Чонгуку, как на духу. И что тогда с ними будет?.. Есть ли шанс, что все выйдет хорошо?

***

– Тогда почему ты уехал? – вопрос бьет в спину, и в голосе Чонгука, вышедшего из душа секунду назад, слышится нетерпеливость. Видимо, пока был в ванной, не переставал думать над недавно услышанным. Несколько шагов раздаются в пространстве тесной кухни, убирая его между двумя парнями, как ненужную деталь. Тэхен опускает две пока еще пустые чашки на столешницу, откладывая планы на кофе. Он чувствует, как ему практически в затылок дышат, а еще – запах своего геля для душа и зубной пасты. Обернуться? И что тогда?.. У него потеют ладони от страха налажать снова или стать слишком сентиментальным – в его представлении плохо и то, и то. – Почему ты уехал, Тэхен? – Чонгук всегда был упрямым и добивался своего. Особенно от него. Отступил только раз, и вот куда их это привело. – Просто скажи мне. Если никогда не испытывал ко мне неприязни, ты мог просто… знаешь, просто поговорить со мной. Я бы понял, я бы смог и дальше быть твоим другом, я бы с этим справился, как справлялся раньше… – Я испугался, Чонгук, – Тэхен ответил тише, чем собирался. А затем все же повернулся к нему лицом, стараясь заглянуть в чужие глаза серьезно и без страха, о котором рассказывал. – Моих к тебе чувств? – Моих к тебе чувств. Он отвечает коротко и замолкает, а потом наблюдает в режиме реального времени, как зрачки чужих глаз напротив расширяются, наполняясь осознанием. Чонгук сопоставляет действия Тэхена с фактами, и его рот приоткрывается для рваного вздоха. Но он так и продолжает молчать, поэтому Тэхен решает спросить то, чему уже давно не мог найти объяснения: – Что ты тут делаешь? Не у меня дома, а в этом городе. Разве ты не должен в этом году заканчивать Университет искусств в Пусане? – Я перевелся, – отвечает тот на автомате, хмуря лоб, – я давно хотел, но мест не было… Не меняй тему, хен! – Я просто спросил. Я был удивлен, случайно увидел тебя еще в понедельник… – Я знаю, – Чонгук пожал плечами, слабо усмехнувшись, когда Тэхен от удивления изогнул брови. – Там же в студии везде зеркала. Ты на что вообще рассчитывал, пялясь на меня вот так, в открытую? – Мог бы, знаешь ли, дать мне знать, раз все заметил. – Зачем? – внезапный шаг Чонгука вперед вдруг заставляет Тэхена упереться задом в столешницу. Младший, хоть и натянул на себя вчерашние штаны, был все еще по пояс раздет. Теперь они стали одного роста, похожей комплекции… это сносит Тэхену крышу и заставляет волноваться до сумасшествия. Та самая крепость, которую он старательно строил вокруг своих слабостей, рушится не то что на глазах, а под одним конкретным взглядом. Карим, смотрящим теперь с неким вызовом и хитростью. – Окликни я тебя в тот день, и ты бы сбежал, сверкая пятками, хен, и пропустил бы все представление. – Когда это Чонгук научился делать свой голос таким? – Ты – все такой же маленький наглый засранец, каким был. – Насчет маленького я бы поспорил. – Хорошо, поверю тебе наслово. – Как знаешь. Но я не против, если вдруг ты захочешь проверить. Ахренеть. – Ты… просто заткнись, – бормочет Тэхен и все же несильно отталкивает его от себя в сторону обеденного стола. – Заткнись и сядь за стол. Иначе я… – Что? Отшлепаешь? – Чонгук хмыкает. – Вроде, ты вчера что-то такое сказал. – Я сказал, что надеру тебе задницу. И знаешь, на твоем месте я бы не сомневался, что у меня это получится. Я все еще сильнее тебя, как бы ты ни растягивался на своих станках или как их там. – Ты ведь даже не представляешь в своей голове, как звучат твои слова на самом деле, да, хен? – у Чонгука ангельская улыбка на этом моменте, но такой дьявольский взгляд, что у Тэхена в горле разворачивается пустыня. – Прекращай. – Ладно, теперь точно все. Чонгук прочищает горло и правда затем замолкает, благодарно принимая от старшего кофе и тарелку с яичным рулетом. Тэхену же и кусок в горло не лезет, поэтому он предпочитает просто давиться американо без сахара, уже предчувствуя изжогу. Они с Чонгуком переглядываются, но разговор за все время так и не возобновляют. Странная тишина. Но такая… такая будоражащая. В ней как будто все правильно, гораздо правильнее всех четырех лет, которые вели к ней. Тэхен только сейчас, сидя на своей кухне рядом с человеком, по которому тосковал, осознает, каким целым он чувствует себя благодаря Чонгуку. Интересно, а у него самого так же? Сейчас – все еще так же? Он не может быть в этом уверен, но боится спросить. Чонгук сохранил свои чувства или смог стать достаточно сильным, чтобы их перешагнуть? Тэхен ведь соврал – он не сильнее… среди них он – позорный слабак, всегда был таким. Чонгука совершенно не хочется отпускать. Но тому после завтрака вдруг надо уйти – оказывается, что тренируется он сейчас и по выходным тоже, потому что должен наверстать некоторую программу Сеульской Школы. – Мы же еще увидимся, да? – говорит он уже в дверях, когда под взглядом Тэхена надевает кроссовки. Разгибается и светит футболкой, которую старший великодушно одолжил взамен вчерашней испачканной. – Завтра же ты будешь на фестивале? – Ты тоже? Чонгук неопределенно пожимает плечами и вдруг улыбается так, как улыбался Чонгук из прошлого – робко, только губами. – Я рад с тобой снова увидеться. У Тэхена губы улыбаться никак не хотят. Они скорее трясутся, поэтому он кусает себя за нижнюю. – И я. – До завтра, хен. Тэхен кивает, наблюдая, как Чонгук открывает дверь и выходит, покидая его квартиру. Сам он до последнего сжимает руки, скрещенные на груди, в кулаках – боролся, как мог, с желанием обнять. Но ему кажется, что для этого точно еще не время. Может, как-нибудь потом… Может быть, завтра.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.