Букинистическая лавка «Антагонист»

      Чонгук ударил по чужой груди последний раз, вложив в удар все плещущееся через край отчаяние. Чувств было так много, что он не выдерживал, и они лились через край, сметая остатки здравого смысла и самообладания.       — Зачем держишь меня?! Зачем привел сюда?! Я не понимаю, что в твоей гребаной голове происходит! Ты бесишь меня!       — Даже не представляешь, как меня бесишь ты, — почти скучающе ответил Тэхён, и только глаза да стиснутая челюсть выдавали, насколько он был напряжен.       Чонгук, впрочем, этого не замечал. Внутри бушевало столько гнева, обиды, бурлящей ярости, что, едва прекратив бить Тэхёна по груди, дрожащие ладони сами устремились к криво застегнутым наспех пуговицам сорочки. Он продевал их через петли рваными движениями, чувствуя себя безумцем, но не мог остановиться. Не понимал, что творил, но все, чего хотелось — это снова с ним забыться. Снова выбить из себя все лишнее, реальное и надуманное, и отключиться хоть на минуты от этого мира.       Тэхён наблюдал неотрывно, но даже не думал сопротивляться, ни когда Чонгук, потеряв терпение, дернул последнюю пуговицу так, что она отлетела и со звоном прокатилась по паркету, ни когда рывком развернул его к себе спиной и ткнул в лопатки, подталкивая в сторону постели.       Он молчал, когда Чонгук скидывал с себя пальто, оставаясь в одних лишь брюках. Молчал, когда Чонгук опрокинул его на простыни и придавил своим весом сверху. Он отчаянно кусал Тэхёна в шею, плечи, покрывал их поцелуями и облизывал, пока щеки продолжало обжигать непрекращающимся потоком слез. Чонгук ощущал себя ненормальным, не меньшим психом, чем сам Тэхён: его возбуждало все это даже в таком состоянии. Уже вставший член упирался Тэхёну между ягодиц, и того это как будто ничуть не смущало. Чонгук шумно дышал в чужую влажную шею и продолжал вжиматься, пока в груди бушевал ураган, сносящий все на своем пути.       От внезапной и неожиданной податливости Тэхёна кружило голову. Только все равно было мало. Он заломил Тэхёну руки за спиной, упиваясь чувством обладания и контроля.       Чонгук был поглощен чужим распластанным под ним телом, не в силах унять желание завладеть им прямо сейчас. Это помогало. Не было ни отца, ни его мерзкого предательства, ни Чимина, ни Хосока — никого. Только Чонгук и Тэхён, отзывчивым телом и теплом которого он сейчас так бессовестно пользовался.       Оставив на нем рассегнутую рубашку, сползшую с плеч и задравшуюся на пояснице, Чонгук стащил с Тэхёна брюки вместе с трусами, оставив того лежать с голыми ягодицами. Он не думал о том, как это странно — Тэхён, позволяющий делать все это с собой вместо того, чтобы применить силу и перенять инициативу, как делал это обычно. Он подумает об этом когда-нибудь потом. Может, даже спросит, какого черта это было. Впрочем, ситуация могла развернуться на сто восемьдесят градусов в любой момент, ведь это же Тэхён — человек, которому едва ли можно доверять. Но Тэхён лишь прогнулся и застонал, когда Чонгук развел его ягодницы, сидя на его бедрах, и сплюнул прямо между. Слюна скатилась прямо к анусу. Более порочной картины Чонгук отродясь не видел. Хотелось прижаться губами, попробовать сделать то, что Тэхён уже неоднократно проделывал с ним. Хотелось узнать, насколько это понравится Тэхёну, потому что сам Чонгук от подобных ласк дурел, сходил с ума, терял связь с реальностью. Станет ли Тэхён в его руках еще расплавленнее, если он сделает это?.. Проверить Чонгук не решился. Казалось, заставь он Тэхёна почувствовать себя настолько уязвимым и открытым прямо сейчас, и все лопнет в ту же секунду как мыльный пузырь, а они так и не дойдут до главного. А главное, чего Чонгук хотел прямо сейчас — оказаться в нем.       Он сплюнул снова, затем еще и еще. Прекрасно понимал, что слюны недостаточно, но также знал, что они оба просто ненормальные, чтобы это их остановило. Тэхёна вело от грубого агрессивного секса ничуть не меньше, чем его самого.       Первый палец в Тэхёне отозвался стоном, сорванным с его губ. Он уткнулся лицом в подушку и вздернул ягодицы вверх, давая зеленый свет. Чонгук снова сплюнул, вынув палец наполовину, и, не удержавшись, все же добавил язык.       — Мать твою… — прохрипел приглушенно Тэхён. — Кончай со своими ебучими нежностями, иначе я сам тебя нагну.       А Чонгук не нежничал. Чонгук грубо проталкивал в него палец, но после его слов, не думая, добавил еще один, и еще. Пальцы входили туго, и он начинал дрожать от одной только мысли, как же узко будет в Тэхёне.       Зубы вновь и вновь кусали солоноватую кожу чужой спины, после чего он сам же свои укусы зализывал с маниакальной страстью. Сорочка мешала, но снимать ее не хотелось. В ней Тэхён выглядел иначе. Нежнее и тоньше, что совсем не вязалось с тем, чем они занимались прямо сейчас, но это так сильно будоражило, что Чонгук уже не стеснялся признаться сам себе: Тэхён сводил его с ума всем своим существом.       Он толкнулся в него без лишних прелюдий. Стянул брюки с бельем лишь до середины бедра, наспех размазал головкой собственную смазку, выступившую из уретры, по чужому кольцу мышц, протолкнув ее внутрь. Тэхён зашипел и чуть сжался, а у Чонгука все поплыло перед глазами от количества фейерверков, которые он видел прямо сейчас.       Качнув бедрами, он вошел глубже, ощущая жар чужого нутра. Руки, на которые он опирался, тряслись так, будто готовы были предать его в любой момент, заставив упасть.       — Сука… — выдохнул Тэхён. Его ладони сжали простыни, в которые он уткнулся лицом.       Чонгук знал, что больно. Как знал и то, что Тэхён бы ему все равно не позволил остановиться. Он и не планировал. Вместо этого он вновь впился губами в его шею, оставляя алые метки и вымещая всю скопившуюся в нем горечь, и принялся двигался. Сначала почти сдержанно, не зная, кому он позволяет привыкнуть: Тэхёну или же себе. Ускорялся, в сладком экстазе понимая, что Тэхён начинает стонать. Низкие хриплые стоны разливались блаженством по его телу. Хотелось, чтобы он не прекращал издавать эти звуки. Чонгук был уверен, что способен кончить, лишь слушая их.       Тела влажно соединялись на простынях, звуки секса заполняли комнату. Чонгук сходил с ума, яростно вдалбливаясь в тело так, словно это последний раз в его жизни. Хотелось больше, сильнее, жестче, но было уже попросту некуда. Бедра горели от усталости, как и плечи. Сил держаться не было: он рухнул на Тэхёна, но не переставал его трахать, вжимаясь в мягкие круглые ягодицы.       Приближаясь к оргазму, Тэхён под ним задрожал и сжал в себе еще сильнее. Перед глазами Чонгука темнело. Несдержанно простонав и вцепившись пальцами в его руку, Тэхён кончил. Кажется, на его коже останутся следы от такой хватки, но болезненные ощущения в руке меркли на фоне приближающегося оргазма. Чонгук уткнулся лбом между его лопаток и зажмурился, следом излившись внутрь. Уши заложило от обрушившейся разрядки.       Он не спешил покидать тело Тэхёна, а Тэхён не прогонял его. Они лежали, оба переводя дыхания и трясясь от тянущей усталости в мышцах. Но самое сладкое было в том, что в голове Чонгука было совершенно пусто. Ни одной душащей мысли, лишь тихий послеоргазменный штиль.       — Успокоился? — повернул к нему голову и хмыкнул Тэхён, когда спустя несколько долгих минут Чонгук вышел из него и перекатился на соседнюю подушку, не потрудившись вытереть их от спермы.       — Переживаешь? — лениво спросил Чонгук, устремив рассеянный взгляд в темный потолок. Даже языком шевелить было трудно, настолько он выдохся.       Тэхён пожал плечами и чуть приподнялся на локтях, продолжая лежать на животе. Он подпер руками подбородок и рассматривал голого Чонгука в полумраке. Его взгляд смущал и заставлял чувствовать себя странно, но Чонгук не подавал виду.       — Не хочешь объяснить, какого хрена произошло? — поинтересовался Тэхён.       — Не твоего ума дело.       — Я дал тебе трахнуть меня в зад, разве я не заслужил пару охуительных историй? Обидно.       — Не знал, что ты из обидчивых. — Чонгук устало вздохнул.       Безумно хотелось курить. Кажется, сигареты были во внутреннем кармане его пальто. Чонгук, превозмогая тянущие ощущения в теле, поднялся, не стесняясь наготы, поднял с пола пальто, вынул пачку сигарет и сунул одну в рот. Тэхён наблюдал за каждым его движением голодным взглядом, будто они не трахались только что.       Чонгук улегся обратно на постель, чиркнул зажигалкой и закурил. Дым приятно наполнил легкие. То, что ему сейчас было нужно. Немного никотина и отвлекающей усталости.       — Что? — опустил он взгляд на все так же лежащего Тэхёна, не спускающего с него глаз.       Тэхён не ответил. Вместо этого он приподнялся, а затем устроился между его разведенных ног. Чонгук замер, не успев в очередной раз поднести сигарету к губам.       — Не знаю, говорил ли тебе об этом Хосок, но то, как ты куришь, возбуждает. — Тэхён наклонил лицо и провел языком по его вялому члену от яиц и до головки.       Он почти испортил момент упоминанием Хосока, но сердце Чонгука на мгновение остановилось, чтобы после сорваться со спокойного ритма.       — Продолжай курить, — приказом прозвучало от Тэхёна. Язык снова прошелся по стволу, слизывая с него остатки подсыхающей спермы.       Обхватив фильтр губами, Чонгук медленно затянулся, из-под опущенных ресниц наблюдая, как Тэхён, глядя ему прямо в глаза, взял его член в ладонь и начал облизывать и посасывать его яйца. Вся кровь Чонгука отлила от лица и хлынула вниз, заставляя снова возбудиться.       Он опять забыл, что держал в руках сигарету, и замер, ловя каждое движение Тэхёна. Язык того широким влажным мазком проехал по его члену вверх, а после заглотил блестящую от смазки головку, начиная перекатывать ее во рту как леденец, и его глаза щурились от удовольствия. Он то толкал ее за щеку, то выпускал изо рта с пошлым звуком и облизывал. То стучал ею по высунутому языку, явно получая от этого удовольствие, то щекотал кончиком уретру. Проходился по уздечке, не забывая уделить внимание и ей. У Чонгука перехватывало дыхание.       — Я сказал тебе курить, — рыкнул он и сжал член Чонгука у основания.       Чонгук послушно втянул в себя горький дым. Тэхён в ответ на это удовлетворенно начал опускаться на его член, пока тот не уперся ему в глотку. Чонгук чувствовал, как глубоко он в нем, и подался бедрами вверх. Тэхён свел брови и прикрыл глаза на секунду, почти подавившись, но не отстранился. Вместо этого он начал мелко сглатывать, вырывая Чонгука из реальности.       Трахать Тэхёна в рот было так же прекрасно, как и в задницу. Чонгук неумолимо плыл, поддаваясь накрывавшему его блаженству.       Сигарета истлела слишком быстро. Он сделал не больше пяти затяжек, после чего опустил окурок в цветочный горшок, а затем уложил ладонь Тэхёну на затылок. Ощущать движения не только на члене, но еще и ладонью было приятно.       Второй оргазм оказался не менее потрясающим. Чонгук не сразу понял, что кончил Тэхёну прямо в рот, но тот продемонстрировал ему это: вся его сперма была у него на языке и стекала с уголка губ к подбородку. Тэхён был в полном беспорядке. От его вида, абсолютно грязного и порочного, у Чонгука сносило голову. Как можно быть настолько горячим и невыносимым засранцем одновременно?.. Чонгук мог поклясться, что не понимает. И также не понимает, почему ему так сильно сносит от этого голову. Сумасшествие.       Из глубины дома послышались грохот и крики. Чонгук вздрогнул, уставившись на запертую дверь.       — Куда он подевался?! — орал Чимин.       Чонгука как перемкнуло. Оттолкнув от себя Тэхёна, едва успевшего вытереть губы от семени, он подорвался с постели и принялся натягивать на себя трусы и брюки.       Чимин его потерял? Сейчас он его увидит.       Чонгук вылетел из оранжерейной спальни, чувствуя, как его зад снова полыхает от гнева. Спокойствия и разлитой по телу неги как не бывало.       — Мать вашу, я спрашиваю, где этот урод! Вы все оглохли что ли?! — спешные шаги Чимина послышались с лестницы.       Из гостиной показались сонный Сокджин, все еще покачивающийся даже после непродолжительного сна. Из-за его спины выглядывала нахмурившаяся Саша.       — Что слу… — начал было Юнги, вышедший из гостиной следом, как на верхней ступени показался разъяренный Чимин.       Они с Чонгуком встретились взглядами.       — Ты! — завопил он, кинувшись прямо на Чонгука. — Что ты наделал?!       — Я?! — истерично рассмеялся он. — Я наделал?!       — Ты! Ты все уничтожил!       Чимин был в шаге от того, чтобы схватить Чонгука за горло. Чонгук был в шаге от того, чтобы броситься на Чимина с кулаками.       Столкнуться в драке им не дал Тэхён, вовремя оказавшийся между ними. Не потрудился даже брюки надеть. Он преградил Чимину путь и оттолкнул его так, что если бы не удачно оказавшийся рядом Юнги, тот бы влетел спиной в поручень, и это не было бы мягким ударом.       — Что тебя с ним связывает?! Ты спишь с ним?! Ты с ним трахаешься! Я так и знал! — орал Чимин, сдерживаемый руками Юнги. — Стоило тебе появиться в Спенсере, как его словно подменили! Я должен был догадаться, что это ты! Шлюший кусок дерьма!       Чонгук смеялся. Истерично и до боли в челюсти, пока Чимин размазывал слезы по лицу, смотря на него гневными покрасневшими глазами.       — Он даже не сказал тебе? И это ты меня называешь шлюхой? Ты?! Едва слез с члена сына, как забрался на член отца! И после этого ты говоришь, что я шлюха?! — Чонгук тыкал себе пальцем в грудь, срывая голос на крике.       Чимин застыл. Тэхён обернулся, растерянно смотря на Чонгука. Пять пар глаз были прикованы к нему.       — Что ты несешь? — уставился на него Тэхён.       Чимин нервно облизал припухшие губы. Вероятно, от большого количества минетов.       — Он. — Указал на Чимина. — Он трахается с моим отцом, — прохрипел Чонгук и бросил на него испепеляющий взгляд.       Парни в замешательстве переглядывались. Даже хватка Юнги на Чимине ослабла. На расстоянии было видно, как расширились зрачки Чимина. Губы ошеломленно распахнулись, но тут же сомкнулись вновь. Похоже, он ожидал чего угодно, но не этого.       Чонгук смотрел на него с ненавистью. Если бы не Тэхён и Юнги, сдерживающие драку, Чонгук бы выместил на нем всю злость, ничего бы не оставил. Он еще смеет говорить, что Чонгук все испортил? Чимин, влезший в его семью?!       — Профессор Ким — твой отец? — негромко спросил Тэхён, опустив плечи.       — А что? — язвительно ответил Чонгук. — Тоже с ним трахаешься? Ну? И кто еще? Может, вы все по очереди с ним ебетесь в вашем ебучем клубе?!       Ответом Чонгуку было лишь молчание и буравящие взгляды. Нет, он вовсе не считал, что они все спят с его отцом. Но колкости слетали с языка быстрее, чем он успевал думать.       — Нахуй вас всех, — плюнул Чимин и вырвался из рук Юнги.       Он тяжелым шагом пересек холл, задев по пути плечом Тэхёна, и направился к выходу.       — Чимин! — Юнги бросился за ним, только и успев схватить свое пальто да засунуть ноги в ботинки. Через мгновение дверь за ними захлопнулась.       — Они же замерзнут, — подала голос Саша, запахнув на себе рубашку Джина и обхватив себя руками.       — Замерзнут — вернутся, — спокойно произнес Тэхён.       Джин провалился плечом к стене. Его полупьяный взгляд блуждал по Чонгуку, что-то прикидывая или оценивая.       — Это правда? Ты сын профессора? — спросил он.       — Да, я его сын! А еще я парень Хосока! — выпалил Чонгук. — Еще вопросы?!       Джин, вздрогнув, приоткрыл рот, но промолчал. Саша хмурилась, продолжая ластиться к нему сбоку.       — Бывший, — невозмутимо поправил его Тэхён.       — Уж не благодаря ли вам пятерым? — прошипел ему в лицо Чонгук и толкнул в грудь.       Тэхён перехватил его запястье.       — Еще не весь пар выпустил? — изогнул он бровь. — Можем продолжить.       — Продолжишь со своей рукой. — Чонгук сделал пару движений рукой в воздухе, сомкнув большой палец с остальными четырьмя, и выплюнул: — Спокойной, блядь, ночи.

***

      Тишина была слишком ощутимой. Чонгук приподнял веки и тихо выдохнул. Он снова не сомкнул глаз большую часть ночи, мусоля в голове одни и те же мысли круг за кругом. Все пытался осознать, что все те разговоры Чимина, все намеки и грязные подробности — все это было о его отце. Выходит, пока отец лгал, что задерживается до ночи на работе, он был вовсе не у молодой любовницы. Он был… у любовника. У своего же студента. С которым Чонгук за пару часов до этого занимался сексом.       Его всего передернуло от омерзения. Хотелось сунуть пальцы в глотку и избавиться от всего, что было внутри. Настолько было гадко.       И ведь он искренне думал, что отец против его перевода в Спенсер из-за Хосока и расследования. А теперь… из-за чего он был против на самом деле? Боялся, что Чонгук вляпается в Антагонист? Или того, что раскроет его связь со студентом?       Боже, да Чимин с отцом затмили даже его переживания о том, что он был для Хосока лишь заданием. Они затмили все, о чем он переживал ровно до того момента, как открыл дверь отцовской машины и увидел Чимина, скачущего на его члене. Уму непостижимо — тот потрахался с ними обоими за одну ночь. Интересно, отец в курсе, что его любовничку одного члена, как оказалось, катастрофически мало?       Чонгук перевернулся на живот и приподнялся на локтях. За окном светило тусклое зимнее солнце, совершенно не гревшее. Хотелось скорее убраться из этого места. Оставаться здесь стало слишком неприятно. Стены давили всем, что произошло в них, подкидывали Чонгуку больше и больше воспоминаний, от которых, напротив, хотелось только избавиться. Хотелось выбросить из головы все, ничего не оставить. Но такой блажью он не располагал, а значит был обречен вариться в этом и дальше.       Если бы он не знал, что Джин, Алекс и Тэхён здесь, то подумал бы, что один во всем этом огромном доме. Надеясь, что они еще спят, он тихо спустился вниз и заглянул в гостиную. Там обнаружился только Сокджин, спавший на полу в ворохе пледов. Тем же, где вчера после секса засыпали они все, пока ночь не обернулась катастрофой. По крайней мере, для двоих из них.       Так же тихо выйдя, Чонгук направился на кухню. Хотелось дойти до телефона, заказать к воротам кэб и покинуть Падь, но с кухни раздавались тихие голоса. Чонгук затаился и прислушался.       — Ага, — послышался тихий голос Тэхёна из-за двери. — Как полоумный тут со шторами прыгал. «За вами точно никто не ехал? Точно?» — изобразил он истеричный голос Сокджина, повысив тон, а затем снова перешел на шепот.       — …но жаль, что я…       Голос Саши растворился в воздухе обрывочными фразами. Она говорила совсем тихо и тараторила так, что разобрать не было никаких шансов.       — Нечего пытаться засунуть свой язык ему в глотку. Я все видел, — сказал Тэхён.       — …это специальн…       — Я в курсе.       — …и ревность тебе к ли…       Чонгук приблизился к двери, чтобы лучше слышать, но половица под ногами противно скрипнула, и голоса тут же затихли. Другого выхода не было — пришлось накинуть на себя невозмутимый вид и войти на кухню.       — Доброе утро, — проговорила Саша, скользнув по Чонгуку взглядом. На ней была все та же рубашка Сокджина, расстегнутая на верхние пуговицы и обнажавшая соблазнительную ложбинку между бледных грудей. Лицо же было совершенно безразличное и отрешенное. Он знал это выражение лица — Алекс была не в духе. Хоть по разговору с Тэхёном это и не ощущалось. Казалось, что ее холодность только для Чонгука, но и этого он не понимал. Делить им, вроде, было нечего.       — М, доброе, — кивнул Чонгук и подошел к кухонному гарнитуру, чтобы налить из графина воды.       Тэхён буравил его взглядом, словно был недоволен тем, что Чонгук прервал их разговор. Или же прикидывал, как долго он стоял за дверью и что слышал?       Впрочем, Чонгуку было плевать.

***

      Видеть отца не хотелось настолько, что Чонгук всеми силами игнорировал факультатив по истории, а Башню обходил за километр. Тем же самым занимался и Чимин, только обходил он Чонгука. Ходил ли он на факультатив, Чонгук понятия не имел. Он бы спросил у Тэхёна, Алекс, Юнги или Сокджина, но ему было наплевать. Он просто не хотел ничего слышать об этом. Да и тому же Джину, похоже, было совсем не до этого. Чонгук был уверен, что все произошедшее в Рысьей Пади вылетело из головы Сокджина тогда же, когда выветрились остатки алкоголя и травки. С каждым днем он выглядел все хуже. Кажется, его паранойя лишь прогрессировала, но никто ничего с этим не делал кроме того, чтобы советовать ему завязывать с дурью. Саша почти не отходила от него, но от ее присутствия ему едва ли становилось легче.       Юнги ходил хмурый и все чаще бывал рядом с Чимином. Казалось, они разделились по двое — Джин и Алекс, Чимин и Юнги, Чонгук и… Тэхён, прости господи. Чонгуку от этих мыслей становилось смешно. Но это единственное, что веселило его в эти дни. Все остальное или выбивало из колеи, или неимоверно раздражало. Они все были натянутыми струнами, грозящими лопнуть от любого неосторожного движения. Знаменитая Спенсерская шестерка переживала разлад.       В голове Чонгука то и дело всплывали мысли о маме, сменяя ими переживания обо всем остальном. Он представить не мог, как покажется в стенах родного дома и посмотрит ей в глаза, зная такое об отце. Хотелось выдрать правду из памяти и оставаться слепым и несведущим. Жаль, что так не бывает.       Пару раз Чонгук все же столкнулся с отцом на территории кампуса. И оба раза отшатнулся, не слушая его попыток заговорить. Что он собирался ему сказать? «Прости»? Или, быть может, «это не твое дело»? А может он и вовсе хотел пригрозить Чонгуку, чтобы не вздумал сказать маме? Он понятия не имел. Как оказалось, он совсем не знал своего отца, именно поэтому даже представить не мог, чего от него можно теперь ожидать.       Мама в редкие телефонные разговоры спрашивала, когда Чонгук приедет домой, а он все лгал, что слишком много задают на занятиях. Все выходные напролет за учебниками. Как собраться с духом и приехать домой, он тоже не знал. И тот факт, что дома он непременно увидится с отцом, только лишь отодвигал день, когда он сядет в пригородную электричку с вокзала Имбертон Гроф.       Чонгук лежал на постели в комнате общежития, уложив одну ладонь на живот, а во второй крутя часы на цепочке, и смотрел в потолок. Тэхён сидел за письменным столом и готовился к очередному факультативу. Они лениво перекидывались колкостями, скорее для проформы, чем действительно пытаясь друг друга взбесить. Чонгук даже был благодарен, что тот торчал в комнате и раздражал его — проще было отвлечься от преследующих размышлений.       — Неужели нельзя готовиться в библиотеке, — ворчал Чонгук.       — В библиотеке я не смогу бесить тебя своим присутствуем. — Тэхён смял запачканный кляксами от пера черновик, скомкал его и запустил в Чонгука. Бумажный ком ударился о его бедро и упал на пол.       — Я тебе его в зад сейчас засуну, и будешь ходить с бумагой в жопе.       — Я тебе потом что-нибудь другое засуну, — обещает Тэхён. — Туда же.       — Жду с нетерпением.       Тэхён вернулся к увлеченному перелистыванию учебника. Чонгук отвернулся к стене, подложил руку под щеку и вздохнул. На душе было гадко и тревожно. Ощущение подвешенности не отпускало его нигде. С расследованием — подвешенность, с отцом — подвешенность. Даже с проклятым Тэхёном все то же самое — чертова подвешенность.       В памяти всплыла фраза, брошенная им в момент, когда Чонгук яростно бил его по груди в попытках достучаться.       «Боюсь, я тогда не смогу остановиться».       Что он имел в виду? Что за идиотская привычка говорить загадками вместо того, чтобы прямо сказать, в чем проблема?       Чонгук начинал закипать снова, стоило лишь вспомнить об этом.       Тэхён целовал Юнги, Чимина, Сашу, Джина. Всех. Чонгук видел, как он целовал их всех. Чем тогда ему был противен Чонгук? Что за «не целуюсь»? Он воспринимал его как шлюху, или что? Бесплатную дырку? Его колотило от злости, когда он пытался понять, что у Тэхёна на уме. Больше всего ему хотелось держаться от него подальше, перестать реагировать на идиотские фразы, колкости, взгляды. Но Чонгук не мог. Его непреодолимо к нему тянуло. И это выводило из себя больше, чем что бы то ни было. Он чувствовал себя безвольной тряпкой. Каждый раз, стоило ему дать себе слово, что больше не поведется, больше не клюнет на эту ерунду, он все равно велся. Проклятье какое-то. Тэхён устраивал ему эмоциональные качели, а он проглатывал это без раздумий, чтобы потом вновь устроить акт самобичевания и ненависти к себе.       — Можем потрахаться, если тебе скучно, — прокомментировал Тэхён его очередной громкий вздох.       — Ебись со своими учебниками. Обойдусь без тамады.       — Фу, как невежливо.       В дверь постучали. Чонгук повернулся, встретившись с Тэхёном взглядами. Тот приподнял брови, в ожидании, когда Чонгук прервет процесс задумчивого лицезрения потолка, но он лишь вновь возвел взгляд кверху.       — Ладно уж, сам открою, — сделал одолжение тот, поднялся со стула, с грохотом его отодвинув, и пошел к двери. — Вижу, что ты крайне занят.       Чонгук не пошевелился. Гости в их комнате всегда были одни и те же — кто-нибудь из пятерки. Никого из них он видеть не желал.       Только в этот раз это были не они. Никто из них. Даже не Чимин.       — Здравствуй. Чонгук здесь? — раздался голос отца.       Тэхён открыл дверь шире, и отец показался на пороге. Чонгук подскочил с постели в то же мгновение и уставился на него, сжав от раздражения зубы.       — Тэхён, — обратился отец Чонгука. — Оставь нас ненадолго, пожалуйста.       — Нет, останься! — выпалил Чонгук.       Облизав губы, Тэхён перевел взгляд с Чонгука на профессора и обратно.       — Я выйду ненадолго, — кивнул он.       Поразительная покладистость! Чонгук готов был взорваться от негодования. Он уже было хотел выйти следом за Тэхёном, но отец остановил его, сомкнув ладонь на его плече.       — Чонгук…       — Комната Чимина этажом ниже, — прошипел он, вырвав руку из отцовской хватки. — Ты ошибся.       — Я пришел поговорить с тобой.       — И часто ты так по общежитиям ходишь и вламываешься к своим студентам, чтобы поговорить?       — Я не вламывался к тебе. На факультатив ты не приходишь, избегаешь меня. Домой не приезжаешь. Где еще мне тебя искать, как не здесь.       — А ты думал, я к тебе с распростертыми объятиями побегу? — фыркнул Чонгук.       — Нет, я так не думал, — качнул головой он и облизал сухие губы. — Сын, выслушай меня.       — Да не собираюсь я ничего слушать! Чимину своему рассказывай! А мне неинтересно!       — Я порвал с ним, — мрачно отозвался отец, и Чонгук готов был поклясться, что слышал в его голосе сожаление. — Давай поговорим как взрослые люди. Ты можешь меня выслушать?       — Мне мерзко! Я ничего не хочу знать! Лучше уйди, иначе уйду я. — Чонгук уселся на кровать, сложил на груди руки и отвернулся.       Отец вздохнул и опустился на край постели Тэхёна, прямо напротив него. Боковым зрением Чонгук мог видеть, как он заламывал пальцы — отец нервничал. Ничем помогать он ему не собирался. Чонгук не пошевелит и пальцем, чтобы пойти навстречу. Не в такой ситуации.       — Я виноват перед тобой и мамой, но ты ведь знаешь…       — Оставь свои оправдания для кого-нибудь другого. Я в них не нуждаюсь.       — Я понимаю, Чонгук. Но я хочу, чтобы ты знал, что я действительно все это прекратил. Все зашло слишком далеко и…       — Что же ты так? Продолжал бы. Уверен, маме это все не впервой! Все твои измены! Только вот она, наверное, думает, что ты на работе романы крутишь с секретаршами и молоденькими преподавательницами? Но ты переплюнул все мои предположения!       — Твои предположения?..       Чонгук истерично рассмеялся.       — Господи. Ты что, думаешь, что все вокруг слепые? Я не первый год знаю про твои измены! И мама знает тоже, я уверен в этом! Кто вообще поверит, что ты по три раза на неделе сидишь до ночи на работе?! Нужно быть беспросветным идиотом, чтобы на это вестись! А мама не дура, как ты думаешь! Ты же делаешь это прямо перед ее и моим носом, ничего не стесняясь! А она все терпит! И ты еще смеешь просить выслушать тебя?! Да я сделаю все, чтобы мама ушла от тебя в самое ближайшее время! А еще лучше, сделаю все, чтобы все знали о том, с кем ты ей изменяешь!       — Да твоей маме плевать на мои измены! — выпалил отец. — Ты еще молочную кашу с подбородка вытирал, когда она знакомила тебя со своими любовниками!       Слова повисли в воздухе оглушающим звоном, сдавив Чонгуку виски и бросив его в холодный пот. Опешив, он уставился на отца. Тот, поняв, что сболтнул на эмоциях лишнего, замолчал и снова заломил пальцы. Они смотрели друг на друга: отец — со стыдливым сожалением, Чонгук — с ужасающим неверием.       Мама? Мама знакомила его с любовниками?       Он помнил всех маминых друзей. Мама всегда была общительной и улыбчивой, и Чонгук знал, что она поддерживает дружбу с одноклассниками, однокурсниками из университета и с коллегами по работе. Со случайными знакомыми и соседями, да даже с почтальоном, приносящим им свежие газеты по утрам.       Мамины близкие друзья всегда были интересными и казались Чонгуку необычными. Среди них были художники, музыканты, литераторы. Ее всегда тянуло к искусству, к необычному и выделяющемуся. Отец выглядел приземленно и скучно на их фоне. Сейчас мама тоже выглядела сдержанно и зачастую строго, но Чонгук помнит ее и другой: в мгновения, когда рядом не было строгих родителей, она становилась легкомысленной и воздушной, распускала длинные волосы, надевала много цветастых украшений и всегда много ему позволяла. Она становилась настоящей. Волшебной.       Она брала Чонгука на выставки к Харви — ее бывшему однокласснику, который писал непонятные тогда ему в силу возраста бушующие яркими цветами абстракции. С этим же Харви они ездили на море однажды летом. Отец, насколько помнил Чонгук, тогда не смог поехать из-за работы.       А однажды она взяла его с собой на всю ночь в гости к друзьям. Чонгуку было лет шесть, не больше, и все что он запомнил — это парни с гитарами, много красных одноразовых стаканчиков, громкий смех и песни. Хотя нет, помнил он еще вот что: его положили спать одного в комнате, и ему было страшно. Он хотел к маме. Он даже пошел ее искать в незнакомом доме, где взрослые продолжали веселиться, но не нашел. Одна из девушек отвела его обратно за руку и пообещала позвать маму. И она не солгала: мама пришла уже через несколько минут. Ее розовая помада была смазана, а верхняя пуговица на джинсах-клеш расстегнута. Чонгук тогда ничего не понял. Да, ему было шесть. Отец уехал на какую-то очередную учебу в другой город. А маминого друга, к которому они пришли на тот квартирник, звали дурацким именем Барри.       Что-то крошилось внутри него.       Наверное, придуманная им картинка.       — Что ты хочешь сказать? — безжизненно спросил Чонгук. Этот разговор длился не больше нескольких минут, но, по ощущениям, они бились о стены долбанных сто часов. Несколько фраз, и Чонгук выбит из колеи.       — Ничего, — поспешил заверить отец. — Выброси из головы.       — Ты не можешь говорить такие вещи, а потом делать вид, что ничего не случилось!       — Я не должен был тебе вообще этого говорить. Сейчас речь обо мне, а не о твоей маме.       — Но ты сказал! Вывалил это на меня, как само собой разумеющееся!       — Слушай. Вина во всем произошедшем исключительно на мне. И я знаю это, Чонгук. Я хочу поговорить с тобой не для того, чтобы оправдаться или заверить, что это все случайность или порыв. Это была моя осознанная измена. Ты имеешь право злиться на меня. Но я хочу, чтобы ты знал, что это… это не стоит того, чтобы лишиться тебя и мамы. Поэтому я все прекратил.       — Ты издеваешься сейчас? Ты бросил его только потому, что все вылилось в скандал! Если бы я ничего не знал, ты бы и дальше продолжал трахать студента!       Отец поморщился от формулировки. Прежде Чонгук никогда не позволял себе подобных высказываний при родителях, но иных слов прямо сейчас подобрать не мог. Да и не хотел ничего подбирать. Он не обязан был смягчать удар. Он назвал вещи своими именами.       — Это не так, Чонгук. Я пытался порвать с Чимином и раньше, но…       — Раньше! — вновь рассмеялся Чонгук, ощущая, как в уголках глаз мешаются застывшие слезы. — О каком раньше ты говоришь? О том, когда я перевелся в Спенсер? Что, стало страшно, что я раскрою твои грязные секреты? Что же ты раньше об этом не думал?! Поджал хвост, как только к стене прижали!       Чонгука колотило изнутри так сильно, что он с трудом мог усидеть на месте. Подскочив на ноги вновь, он указал на дверь, чувствуя, что еще немного, и он просто разревется. Он не хотел показывать отцу своих слез. Не хотел становиться ребенком, ведь прекрасно знал, что стоит ему разреветься, как отец притянет его в свои объятья, чтобы успокоить, а Чонгук в этом состоянии не сможет оттолкнуть. Там, глубоко внутри, он маленький мальчик, ребенок родителей, сосуществующих друг рядом с другом лишь потому, что так надо.       — Уходи, — дрожащим голосом произнес он, продолжая тыкать в дверь. — Уходи. Я не хочу с тобой разговаривать. Мне мерзко все это слышать.       Опустив на секунду голову и выдохнув, отец поднялся с кровати и медленно зашагал к выходу. Он остановился напротив Чонгука, немного над ним возвышаясь, и негромко проговорил:       — Мы поговорим позже, когда ты сможешь успокоиться. И… прости. Меньше всего я хотел причинить тебе боль своими действиями.       Чонгук проглотил душащий ком, стоящий в глотке. Как только дверь за отцом захлопнулась, он разрыдался. Тихо, давясь слезами, он опустился на постель, забравшись на нее с ногами, пока тело содрогалось как от холода.       В голове крутились вопросы: кому вообще можно верить? Хоть что-то в его жизни являлось правдой? Отношения с Хосоком — фикция. Брак родителей — фальшивка. Спенсерская пятерка — серпентарий. Антагонист — гребаный цирк.       Антагонист.       Чонгук нащупал в кармане часы на цепочке и достал их, поняв, что не спросил у отца о самом главном. Не задал ключевых вопросов. Или к черту все это. Слишком много дерьма на одну его голову. Он не выдерживает.       Шмыгнув носом и отшвырнув часы в угол кровати, он принялся вытирать ладонями слезы, которые никак не собирались униматься, все продолжали скатываться по щекам.       Дверь скрипуче приоткрылась. На пороге возник Тэхён. Чонгук был уверен, что тот далеко не уходил — стоял под дверью все то время, что они с отцом разговаривали. Если это вообще можно было назвать разговором. Было уже плевать на то, кто и что знает. Даже если бы Тэхён растрепал по всему университету о том, что профессор Ким трахает студентов — мальчиков, — Чонгуку было бы все равно. Отец получил бы ровно столько, сколько заслужил.       Тэхён остановился у порога, прикрыв за своей спиной дверь, и смотрел прямо на него. Чонгук поднял на него свой разбитый взгляд, ожидая услышать порцию колкостей. Но Тэхён молчал. Молчал до тех пор, пока не начал расстегивать пуговицы на жилете. Медленно он продевал каждую через петлю, а после стянул жилет с плеч и оставил его валяться на полу, тут же потянувшись к пуговицам сорочки, заправленной в брюки.       — Что ты делаешь? — тихо прохрипел Чонгук, не отрывая от него глаз.       Тэхён подошел ближе, оставшись в одних лишь брюках. Чонгук скользнул взглядом вниз, до его подтянутого живота. Грудная клетка Тэхёна вздымалась от частого дыхания. Он взял Чонгука за подбородок и приподнял его, приблизившись еще.       — Помогаю тебе снять напряжение и стресс, — просто ответил Тэхён и опустил взгляд на его губы.       И Чонгук знал, что ни за что бы не оттолкнул его в тот момент. Даже пускай желанный поцелуй вновь не состоялся.       Тэхён обжег его кожу своим дыханием, а затем неторопливо провел языком по щеке, собирая им его слезы. Чонгук прикрыл глаза и задрожал. Задрожал и притянул Тэхёна рывком к себе. Потому что это единственное, что действительно способно ему помочь.