Букинистическая лавка «Антагонист»

      — Во что ты, черт тебя дери, вляпался уже? — в ярости прошипел отец, когда Чонгук появился на пороге профессорского кабинета с разукрашенным кровоподтеками лицом.       — Споткнулся на лестнице, — спокойно выдал Чонгук заранее заготовленный ответ.       После драки с Тэхёном все его лицо было в разнокалиберных ссадинах и гематомах, и радовало только одно — лицо Тэхёна с воскресного вечера выглядело не лучше. Может быть, даже чуточку хуже, что тешило его самолюбие и хоть немного убавляло злость от произошедшего во время драки.       — Ты мне эту лапшу на уши не вешай, Чонгук. Я тебя как облупленного знаю! — бесился отец. Его лицо было перекошено от гнева, а движения — дерганными и нервными.       — Не бери в голову. Ничего особенного не произошло.       — Ты уверен, что ничего особенного? — Глаза отца странно сверкнули, заставив Чонгука усомниться в его неведении. Казалось, что он видит Чонгука насквозь и понимает, куда именно он влез. Чонгук не был уверен, известно ли отцу об Антагонисте, но что, если да? Возможно, было бы даже странно, если бы он не замечал, что у него под носом явно что-то происходило.       — Уверен. Со мной не нужно нянчиться. Перестань надо мной кудахтать. Хватает мамы.       Отец вздохнул и раздраженно подвигал челюстью, но ничего больше не сказал по поводу его лица, хотя вряд ли слова Чонгука могли его успокоить. Ему нечасто приходилось видеть его настолько обеспокоенным жизнью сына, отчего Чонгук почувствовал себя даже странно.       Отец уселся за свой стол, и Чонгук невольно опустил на него взгляд. На самом краю лежал свежий выпуск местной газеты. «Спенсерская пятерка хранит молчание», — гласила первая полоса. Им уже успели дать прозвище, как каким-то особо опасным разыскиваемым преступникам. Это выглядело так по-идиотски напыщенно, что он едва не закатил глаза.       — Мама переживает, что ты не приехал домой на выходные.       — Пап, мне не десять, ты же это понимаешь? У меня своя жизнь, у меня есть друзья, учеба, и я могу не приехать домой на выходные, если у меня есть другие дела.       Чонгук почти не лгал, ведь друзья у него и правда были, пусть и в виде не слишком близкого Луи, с которым он не виделся с тех пор, как перевелся в Спенсер. Да и на учебу пришлось поднажать после перевода, чтобы быстрее адаптироваться и не завалить успеваемость.       — Вот это ей и объяснишь на предстоящем уикенде.       Чонгук поджал губы. Он был уверен, что, будь между его родителями другие отношения, ему бы не пришлось объяснять элементарное маме. Но и осуждать ее он не мог: прекрасно понимал, что ей просто одиноко и она скучает, ведь отец не считал нужным возвращаться домой вовремя и проводить с ней время. У него всегда дела. Возможно, мама даже догадывалась, какие.       В то же время, перечить отцу он не стал, уверенный, что на эти выходные отправится домой. Больше делать ему было нечего, ведь свое испытание он благополучно завалил. Из четырех пунктов выполнен был лишь один, ведь все пошло не по плану, тем самым выбив почву у него из-под ног настолько, что больше он с постели вчера вечером не встал, так и пролежав на ней со спущенными штанами, лишь только укрывшись сверху одеялом. Не хотелось шевелиться. Совсем не потому, что его как-то оскорбило то, что сделал Тэхён. Вовсе нет. Чонгук просто боялся, что если увидит его, то не сможет сдержаться и налетит на него с кулаками снова, и неизвестно, чем бы все закончилось на этот раз. Чонгука колотило изнутри от мысли, что все это странным образом возбуждало: начиная с того, что Тэхён неотрывно наблюдал, как он впервые в жизни трахал девчонку, возбуждался и ласкал себя от этого, и заканчивая тем, что вчера его завело это не меньше, чем самого Чонгука, иначе не стащил бы с него штаны и не вжимался бы лицом в его зад. Ему было страшно, что, увидь он его вновь, опять закипит так, что захочется повторения.       От воспоминаний о вчерашнем по коже пробежали ледяные мурашки. Чонгук незаметно тряхнул головой.       К тому же, теперь ему нужно было позаботиться о том, чтобы придумать новый план, как подобраться к спенсерской пятерке ближе. Ведь очевидно, что невыполнение испытания ему с рук не спустят. Кто знает, может, уже сегодня они сделают все, чтобы заставить его покинуть факультатив. Или вовсе покинуть Спенсер. Чонгук понятия не имел, что у них в головах и на что они были способны.       — Иди в аудиторию. До пары две минуты, — устало проговорил отец, так, словно их перепалка высосала из него все силы.       Не собираясь задерживаться у отца в кабинете, Чонгук поправил ремешок от сумки на плече и вышел в коридор. Едва оказавшись снаружи, он застыл: пятерка показалась на противоположном конце маленького коридора. Тэхён шел впереди и не удостоил его даже взглядом, будто не его язык вчера умело и явно с удовольствием вылизывал Чонгуку задницу. Ступив на последнюю ступеньку, он пересек коридор в несколько шагов и зашел в аудиторию. Следом за ним появились остальные: Юнги, Сокджин и Саша кивнули ему, заходя в класс, и Чимин едва уловимо улыбнулся, покосившись на дверь профессорского кабинета позади Чонгука. Каждый из них, за исключением Тэхёна, разумеется, задержал взгляд на его цветущем лице.       Он направился в аудиторию за ними, и уже через пару мгновений показался отец, начиная факультатив. Чонгук видел, как его взгляд то и дело бегал между ним и Тэхёном, лицо которого выглядело как свидетельство того, что их кое-что связывало, но вопросов не прозвучало, к счастью Чонгука. Не было никакого желания кому-то что-то объяснять снова. Да и что он должен был сказать?       Пара шла в привычном темпе, по знакомому сценарию. Чонгук мысленно благодарил отца за способность увлечь историей. Еще в начале занятия, стоило ему только оказаться рядом с пятеркой, под ложечкой неприятно начало тянуть от мысли о непройденном испытании и о том, что будет дальше, но уже вскоре его затянуло лекцией.       Однако стоило только прозвенеть звонку с пары, Чонгук поспешил покинуть башню так скоро, как только мог. Ему не хотелось сталкиваться с кем-либо из пятерки или того хуже: вдруг отец решит выяснять происхождение побоев у него и Тэхёна одновременно. А отец мог, Чонгук не сомневался.       Только подойдя к корпусу общежития он понял, что вылетел из отцовской аудитории так стремительно, что, по всей видимости, вытряхнул там ключ от комнаты. Того не было ни в карманах брюк, ни в сумке, ни в карманах пальто. Пришлось понуро тащиться обратно на поиски ключа, который еще на перемене перед факультативом был у него.       В башне стояла тишина. Их малочисленная группа энтузиастов истории уже разошлась. Чонгук поднялся наверх по старой лестнице и, только подойдя к аудитории, услышал, что ушли не все: приглушенные голоса еще доносились из класса. Он приоткрыл дверь и ступил внутрь. За нижней партой амфитеатра сидел Тэхён. Отец нависал над ним, что-то говоря. Его ладонь лежала между лопаток Тэхёна, а их лица, казалось, были совсем близко друг к другу. Они оба подняли головы и выпрямились, когда Чонгук оказался на пороге. Ладонь отца быстро соскользнула со спины Тэхёна.       — Извините. — Чонгук перевел взгляд с отца на Тэхёна обратно. — Я, кажется, выронил здесь ключ.       Отец сделал несколько шагов, отходя от Тэхёна, и взял латунный ключ с края своего стола.       — Ваш, мистер Чон? — протянул он ключ Чонгуку. — Мисс Полонски нашла между рядами.       — Да, спасибо. — Он кивнул, забирая ключ, и снова глянул на Тэхёна. Тот, отвернувшись, смотрел в сторону, сложив на груди руки. — Я пойду. До свидания.       — Будьте внимательнее в следующий раз, — сказал отец удаляющемуся Чонгуку в спину.       В голове промелькнула мысль остаться за дверью, попытаться подслушать, но как сделать это незаметно Чонгуку не представлялось. Оставшиеся в аудитории явно будут ждать, пока его шаги стихнут внизу. Пришлось оставить их разговор на собственную фантазию и догадки и отправиться в общежитие.       Мокрые желтые листья липли к тщательно начищенным с утра ботинкам, приводя их в непрезентабельный вид. По узким дорожкам брели редкие студенты, расходясь из учебных корпусов по общежитиям после непопулярной пятой пары. Чонгук дошел до своего корпуса не спеша — оставаться в мрачной комнате наедине со своими мыслями казалось не самой привлекательной перспективой. Проваленное испытание, ладонь отца на Тэхёне, вчерашний вечер, Хосок — Чонгуку было, о чем подумать, но ничто из этого не способствовало уравновешиванию его душевного покоя.       Решив, что только оставит некоторые учебники в комнате, а после отправится пообедать и затем — в библиотеку, Чонгук воткнул ключ в замочную скважину, прокрутил его и толкнул дверь. Комната встретила привычной тишиной — Тэхён его не опередил, что могло означать как-то, что он все еще в башне, так и то, что пошел куда-то после. Он вообще не был частым гостем в комнате, и казалось, что она нужна ему лишь для того, чтобы в ней ночевать и оставлять вещи. Тем проще было для Чонгука.       Прикрыв за собой дверь, он принялся стаскивать шарф и пальто, слушая успокаивающе шуршащую в тишине ткань. Повесив верхнюю одежду на тремпель, Чонгук обернулся к своей кровати и застыл. Из-под подушки торчал край конверта.       Подойдя ближе в один быстрый шаг, он схватил конверт и повертел в руках. Ни отправителя, ни адресата, но вряд ли оно оказалось здесь случайно. Лишь один человек мог его оставить, и Чонгук об этом знал. Что в нем? Его наказание? Официальный приказ убраться отсюда?       Облизав пересохшие от волнения губы, Чонгук подошел к письменному столу. Усевшись за него, он выдвинул верхний ящик и достал нож для писем. Он вспорол край конверта и вытряс содержимое: на стол лег один-единственный листок, подписанный каллиграфически-идеальным почерком:

«Букинистическая лавка Антагонист, сегодня, полночь».

***

      От волнения потели ладони. Чонгук вышел из общежития и направился к выходу из кампуса, а внутри все дрожало от неизвестности. Он не боялся того, что его может ждать — ощущения, что пятерка может преступить закон и сделать с ним что-нибудь ужасное, не было. Исключать этого он, конечно, не мог, но полагался на свое чутье. Однако приглашение пришло неспроста, и мысли об этом не покидали его весь оставшийся день. Тэхён в комнате так и не появился, да и остальных из пятерки в общежитии он не видел ни когда уходил в библиотеку, ни когда вернулся спустя непродолжительное время — учеба сегодня все равно не шла, ни когда ходил в душ.       И вот, с трудом убив время до полуночи, Чонгук шел по мрачным дорожкам, подсвеченным тусклыми фонарями, и покрывался испариной от каждого шороха листвы и порыва ветра, заставляющего качнуться ветки полуголых деревьев. Пальто совсем не грело, и сдавалось ему, что дело было вовсе не в холоде, а в неприятном ожидании, расползающемся по телу ледяными клешнями, мучившими его уже несколько часов кряду.       На улицах не было никого. Даже студенты, составляющие население большей части района возле кампуса Спенсер, предпочитали проводить ночи на учебной неделе дома, копя свой энтузиазм, похоть и желание жить до выходных. И только Чонгук плелся к старой букинистической лавке, участвуя в глупом человеческом спектакле, сценарий которого был ему незнаком.       В лавке не горел свет. Ничто не указывало на присутствие людей, и у Чонгука закралось подозрение, что все это было идиотским розыгрышем. Он подошел ближе, остановился напротив больших старинных окон и прищурился, пытаясь разглядеть в них хоть что-нибудь, но кроме темных полок с многочисленными книгами не видно было ничего.       Обхватив свое продрогшее тело руками, Чонгук остановился возле двери и прислушался. Никаких звуков слышно не было. Простояв так еще немного, он решился толкнуть дверь. Та поддалась, противно заскрипев и отворившись, приглашая его внутрь. Кожу неприятно покалывало жуткой неизвестностью.       Чонгук шагнул, оказавшись на пороге. Знакомый запах старых книг и сигаретного дыма сразу же забился в нос. Только по аромату табака он понял, что здесь кто-то был.       Не кто-то. Тэхён.       Беспокойство никак не отпускало. Он огляделся, пытаясь понять, что делать дальше, но скрипнувшие вдруг половицы заставили вздрогнуть. Из глубины книжных рядов послышался стук каблуков. Еще через несколько секунд показался женский силуэт. Саша.       — Пришел? — прозвучал ее голос совсем не так дружелюбно, как во все предыдущие случаи, когда им приходилось обмениваться фразами.       — Да, — хрипло ответил ей Чонгук.       — Закрой за собой дверь и идем, — скомандовала она.       Чонгук послушно обернулся и плотно закрыл дверь лавки металлическим засовом.       Каблуки Саши снова застучали, и он отправился следом за ней между рядов. Она шла в самую глубь, дальше и дальше — Чонгук бы даже не подумал, что там что-то есть помимо высоких полок, заставленных многочисленными томами, огромной части которых был уже не один десяток лет.       В самом конце показалась дверь. Ничем не примечательная, из чего Чонгук сделал вывод, что это либо подсобка, либо подобие склада. Алекс толкнула дверь, и за ней моментально послышались голоса.       — Проходи.       Чонгук глянул на нее: полоска неяркого света из-за двери осветила девичье лицо, и он снова не нашел в нем той приветливости, которой был удостоен прежде. Тем не менее, он послушно вошел, а она последовала за ним, прикрывая дверь.       — О, а вот и он, — пропел Чимин, расслабленно сидящий в большом старом на вид кресле с тонкой длинной сигариллой в пальцах.       Комната была небольшой и теплой от потрескивающего камина. Он же был единственным источником света. На полу лежал ковер размером со всю комнату, выцветший и словно пыльный. На стенах висели покосившиеся багеты, картины в которых потемнели от времени, и в недостаточном свете Чонгук не мог рассмотреть, что на них было изображено.       Сокджин сидел на небольшой софе, обитой темно-зеленым шелком, и вошедшая за Чонгуком Саша опустилась на нее рядом с ним. Сокджинова ладонь легла на ее бедро у самого края короткой твидовой юбки в клетку и погладила её совершенно интимным жестом, слегка задирая край.       Тэхён устроился на подлокотнике кресла Чимина, сложив ногу на ногу, и тоже курил. Взглядом он его не удостоил — Чонгуку можно было начать привыкать, пусть это и неимоверно раздражало.       Юнги стоял возле камина со сложенными на груди руками и постукивал сгиб локтя длинными аккуратными пальцами.       — Пришел, — констатировал он и подошел к Чонгуку ближе, протягивая к нему руку. Его ладонь коснулась подбородка Чонгука, поворачивая его лицо к свету. Юнги цокнул и обернулся на Тэхёна. — Ты должен был помогать ему, а не избивать.       — Это он меня избил, — флегматично ответил ему тот и затянулся.       Чонгук едва не задохнулся от возмущения:       — Я? Я тебя избил? Да ты вообще…       — Что? — заулыбался Тэхён и толкнул языком щеку изнутри. — Ну? Что я?       Ответ повис в воздухе выдохом Чонгука. Тэхён удовлетворенно расплылся от его реакции, словно довольный кот. У Чонгука горели ладони от желания снова съездить ими по этому самодовольному лицу.       — Итак, — снова начал Юнги, обратившись к Тэхёну и положив конец их перепалке. — Тэхён, твое слово.       Тот выпустил струю густого дыма вверх, приподняв подбородок, медленно моргнул и посмотрел прямо на Юнги:       — Он справился с испытанием, — объявил он.       Чонгук вздрогнул и вытянулся как струна, во все глаза смотря на Тэхёна.       Что он сказал? Справился?       Тэхён оставался невозмутимым, в то время как Чимин довольно расцвел:       — Я вам говорил, что этот малыш сможет! — Он подскочил с кресла, тряся пеплом со своей сигариллы, и направился к стоящему почти в центре комнаты Чонгуку. Его ладонь легла на его щеку, а губы коснулись его губ так быстро и невесомо, что Чонгук даже не успел ничего сообразить, как улыбающийся Чимин уже отстранился. — Поздравляю. Ты не пожалеешь об этом. Ты даже не представляешь, сколько дверей откроются тебе в будущем. Ты все сделал верно.       — Поздравляю. — Следом за Чимином ему протянул ладонь Юнги, улыбнувшись уголком губ. Чонгук в ответ пожал его руку, чувствуя себя растерянно.       Последней подошла Саша — он только сейчас заметил, что ее черная блузка была из шифона и совсем не скрывала груди, он мог видеть ее изгибы и очертания светлых сосков. Смутившись, он поднял взгляд на ее лицо. На нем не было привычной очаровывающей улыбки, но была острая усмешка, сбивающая с толку.       — Добро пожаловать, Чонгук. — Саша прислонилась к его груди своей, коснулась его шеи и оставила поцелуй в уголке губ.       Джин лишь буравил их взглядом и не подошел к Чонгуку, так же, как и Тэхён. От них никаких поздравлений он не дождался, да и не слишком ждал. Вопросом оставалось, было ли вообще с чем поздравлять.       — Что теперь? — нетерпеливо поинтересовался он, оглядев их всех.       Половина из них, та, что была больше заинтересована в происходящем, взбудораженно переглянулась, словно здесь и впрямь происходило нечто особенное. Некое таинство.       — Теперь ты должен получить свою метку и подарок в честь вступления в тайное общество «Антагонист». — Голос Юнги прозвучал спокойно и как всегда серьезно, но в груди Чонгука поднялся целый ураган.       — Какую еще метку? — выпалил он.       — Вот эту. — Саша указала пальцем на едва различимую букву «А» у себя под грудью, больше похожую на старый ожог.       Сердце заколотилось как бешеное. Чонгук смотрел, как Юнги опускает в камин металлическое клеймо на длинной тонкой ручке.       — Разденься, — скомандовал он.       Чонгук не пошевелился.       — Он свалить хочет, вы же видите, — фыркнул Джин.       Стиснув зубы и бросив на Джина взгляд, Чонгук стянул с себя пальто. Пальцы подрагивали, пуговицы на сорочке не попадали в прорези. Стоило ли все это того? У Чонгука не было ответа на этот вопрос. Был ли сейчас путь назад? Он не был уверен. Он зашел слишком далеко, ввязавшись в самое настоящее дерьмо, и теперь единственным вариантом было дойти до конца, чтобы это не было напрасным. Эти пятеро все еще что-то скрывают, а он все еще хочет добиться правды.       — Давай, я помогу. — Чимин возник прямо перед ним и принялся расстегивать пуговицы на его сорочке. — Не волнуйся, это обычная процедура вступления. Мы все через нее проходили. Будет немного больно, но терпимо.       — Зачем? Зачем это все?       — Таковы правила. — Юнги вынул из камина клеймо, красное от жара.       Чонгука от вида раскаленного металла затрясло. Он понятия не имел, насколько высок его болевой порог.       — Подержите его? — попросил Юнги у Чимина и Тэхёна.       Тэхён неохотно поднялся с подлокотника и встал рядом с Чонгуком. Чимин стащил с него сорочку полностью, и та упала на пол, оставив Чонгука в одних лишь брюках. Чимин и Тэхён схватили его за плечи, крепко удерживая двумя ладонями сразу.       — Подождите, — попросила Саша. Она достала платок из сумочки, стоящей на полу возле софы, сложила его несколько раз и подошла к Чонгуку. — Сожми его зубами.       Чонгук послушался. Зубы впились в ткань платка, пока он огромными от ужаса глазами наблюдал, как Юнги подносит клеймо к его ребрам пониже соска. Воздуха не хватало, тело колотило ознобом, а ноги грозились подкоситься, не удержав собственное тело.       Юнги отсчитал до трех, прежде чем прислонить клеймо к коже Чонгука.       Чонгук закричал. Крик приглушил платок, зажатый во рту. Из глаз брызнули слезы. Кожа горела огнем. Казалось, что его окунули в бочку кипящей воды. С ног до головы обдало нестерпимым жаром, от которого на коже проступила испарина.       Юнги убрал клеймо быстро, но казалось, что продолжал прижимать к нему, испытывая на прочность. Перед глазами темнело от боли, и если бы не руки Тэхёна и Чимина, удерживавшие его в вертикальном положении, он свалился бы на пол.       — Усадите его, — распорядился Юнги.       Через мгновение Чонгук очутился на чем-то мягком и начал приходить в себя. Кожу под грудью продолжало жечь, но теперь он хотя бы мог дышать.       — Порядок? — Чимин погладил его по голой спине.       Чонгук покачал головой. Ни черта это не порядок.       — Дайте ему глотнуть, изверги. — Сокджин указал на стоящую над камином бутылку, и уже через пару секунд к его губам прижалось горлышко: Тэхён поил его водкой, а та стекала по подбородку и ключицам.       Алкоголь обжег внутренности не хуже клейма, и Чонгук закашлялся, разбрызгивая его на себя и стоящих рядом парней.       — Ну все, все, — похлопал его Чимин по лопаткам.       Чонгук обтер лицо платком Саши. Взгляд начал немного фокусироваться, и он увидел, как все они смотрят на него. Совсем не с беспокойством, но так, будто происходящее для них не в новинку.       — Теперь ты по праву можешь считаться членом Клуба, Чонгук. — Юнги торжественно уселся напротив, держа в руках черную кожаную коробку, размером не больше футляра для очков. — Это огромная честь для любого, поэтому, я надеюсь, ты понимаешь всю лежащую на тебе ответственность. Но есть и преимущества.       Юнги протянул коробку ему. Она была плоской, продолговатой и выглядела по-настоящему старой. Чонгук взял ее все еще дрожащими руками и снова поднял голову на Юнги.       — Открой ее.       Бронзовая застежка поддалась не с первого раза. Чонгуку пришлось приложить усилия, прежде чем та щелкнула, а футляр открылся. Внутри лежали старые круглые часы на цепочке.       — Загляни под крышку часов, — с благоговейной улыбкой попросил Чимин.       Чонгук взял часы в ладонь, отложив футляр в сторону, и открыл их. На внутренней стороне крышки были выгравированы цифры: «5192712»       — Что это значит? — нахмурился Чонгук, проведя подушечкой пальца по цифрам.       — Это номер, Чонгук, благодаря которому ты всегда сможешь получить помощь, чего бы она ни касалась, — проговорил Юнги. — Продвинуться по карьерной лестнице, убрать конкурента, скрыться от закона — что угодно. Советую выучить наизусть.       — Номер чего? Телефона?       — Телефона, абонентского ящика, индекса. Чего угодно, Чонгук. Просто запомни эти цифры, и это значительно облегчит твое существование. Кто знает, может быть, однажды они спасут тебе жизнь, — многозначительно изогнул бровь он.       Продолжая смотреть на выгравированные цифры, Чонгук медленно кивнул.       — Я предлагаю за это дело выпить! — Чимин собрал низкие широкие стаканы с каминной полки в кучу и принялся раздавать каждому по одному, затем наполняя их водкой не больше, чем на два пальца, но даже этого было много.       Чонгук поморщился от запаха спирта: ему до сегодняшней ночи доводилось пробовать водку лишь в смеси с чем-нибудь сладким и еще никогда — чистой.       — Почему водка? — спросил он и поднес стакан к губам.       — Традиционный напиток клуба, — ответил Сокджин, смерив его взглядом, опрокинув напиток в себя, а затем прижав рукав пиджака ко рту и поморщившись. — Увидишь однажды на каком-нибудь приеме человека, просящего подать ему водки — будь уверен, это кто-то из своих.       Чонгук выпил самым последним. Его передернуло от крепости. Казалось, что алкоголь затек в каждую клетку, опалив ее изнутри. В голову на пустой желудок начало давать опьянение. Чонгука немного мутило. Это было терпимо, но причиняло дискомфорт. Оставалось лишь надеяться, что до опорожнения желудка не дойдет. Для полной картины этой странной ночи не хватало только приступов рвоты.       — И что делать, если увидел кого-то из своих? — поинтересовался он, ровно дыша и не давая тошноте усилиться.       — Ничего. — Юнги поднял с пола его сорочку и протянул ему. Чонгук поспешил натянуть её на себя, стараясь не задеть ожог. — Делаешь вид, словно ничего не заметил. Членство в Клубе не принято афишировать.       — А сами вы как попали в Клуб?       — Так же, как и ты, разумеется, — облизал губы Чимин. Его взгляд был давно замутнен алкоголем, и выглядел он самым пьяным из них после неподготовленного Чонгука.       — Не все, — хмыкнул Юнги в ответ на реплику Чимина.       — Да, верно. Юнги из нас был первым, — покивал Чимин. — Его привели старшекурсники, когда он пришел устраиваться на подработку в лавку. А потом уже Юнги привел Хосока, Хосок — Джина, Джин — Сашу, Саша — меня, ну, а я — Тэхёна.       Чонгук попытался выстроить эту цепочку последовательности у себя в голове, но бросил это дело, дойдя до Хосока.       Последняя причинно-следственная связь, которую он смог выстроить — то, что Юнги был таким же проводником для Хосока, каким для него был Тэхён.

***

      От алкоголя так развезло, что Чонгук не помнил, кто помог ему добраться до общежития, а затем и до комнаты. Он явно шел не сам. Кто-то вел его. Этот же кто-то помог ему зайти в уборные и умыть лицо холодной водой, чтобы прийти в себя. Все перестало плыть перед глазами лишь тогда, когда он обнаружил себя сидящим на постели в промокшей на груди рубашке.       — Долго сидеть будешь? Ложись спать, — скомандовал пренебрежительный голос Тэхёна рядом. — И только попробуй заблевать комнату. Заставлю убирать голыми руками, а потом вылизать все до блеска.       Чонгук фыркнул, не воспринимая его угрозы всерьез, но, к счастью, его больше не тошнило.       Тэхён принялся рыться в ящиках своего стола, затем что-то достал из него и бросил прямо в Чонгука. Стеклянная банка размером со спичечную коробку больно попала по руке и упала рядом с ним на постель. Буквы расплывались перед глазами, но Чонгук смог прочитать, что в банке была какая-то мазь. Принимать подачки от Тэхёна он не собирался и скинул банку с постели на пол. Та, с грохотом упав, прокатилась по старому паркету прямо под кровать Тэхёна. Тот остановился на секунду, сжав в пальцах край покрывала, которое убирал с постели, но подбирать банку с пола не стал.       — Зачем ты это сделал? — Чонгук поднял взгляд на Тэхёна. Тот, уже раздевшийся, собирался лечь в постель.       — Сделал что?       — Сказал, что я прошел испытание. Ты солгал. Какая тебе выгода от этого, а?       — Не успел тебя как следует трахнуть и планирую сделать это в будущем. Такая причина устроит? — Тэхён выключил ночник, отодвинул край стеганого одеяла и забрался под него.       — А, так изнасилование все-таки было в зачет, — усмехнулся Чонгук.       — О, да ладно тебе. Ты шире меня в полтора раза, и если бы ты хотел прекратить, ты бы это сделал. Но ты хотел, чтобы я полизал тебе. И тебе понравилось. Понравилось, как я ласкал языком твою милую розовую дырку, давно никем кроме твоих пальцев не тронутую. Понравилось, какой мокрой она стала. Ты кончил только от того, как я проникал в нее языком и пальцами, трогая твою простату. Так что не говори мне, что я сделал это против твоей воли и ты весь такой нежный и несчастный. Не нужно притворяться, Чонгуки. Я же насквозь тебя вижу. Ты хочешь, чтобы тебя хорошенько трахнули, ведь после Хосока у тебя никого не было, а он успел показать тебе, как бывает хорошо. Я ведь прав? Не нужно строить из себя невинность, повторю тебе это снова. У тебя прямо сейчас зад поджимается от мысли, что я мог бы повторить. И головка уже наверняка мокрая от смазки. Мне ничего не будет стоить встать и поставить тебя в коленно-локтевую на твоей постели. И ты встанешь, подставив свою очаровательную маленькую задницу под мой язык, потому что тебе хочется. Ну, сколько ты уже успел раз подрочить, думая о том, как было бы великолепно, отлижи я тебе снова? Или, может быть, думал о том, как жаль, что я использовал только пальцы и не достал член? Тебе бы этого хотелось, и я вижу это в твоих глазах каждый раз, когда ты на меня смотришь.       Тэхён закончил свой монолог и ухмыльнулся. От злости у Чонгука сжались кулаки. Сил смотреть на его нахальное лицо больше не было. Потому что большая часть из сказанного им была похожа на правду. Прямо сейчас у Чонгука вся кровь прилила к низу, и ему стоило чертовских усилий, чтобы не возбудиться.       — Долбанный псих, вот кто ты. — Он забрался под одеяло и отвернулся к стене. Изнутри раздирало от негодования и желания надрать Тэхёну его слишком высокомерный самовлюбленный зад, и только тот факт, что Чонгук все еще был чертовски пьян и вряд ли устоял бы на ногах, если бы полез в драку, останавливал его. И то, что способность хоть немного рационально мыслить не покинула его, радовало. Он не поведется на эту провокацию.       С соседней кровати раздался смешок, после чего комната погрузилась в тишину. Чонгук не заметил, как отключился.

***

      Казалось, что вся ночь была приснившимся ему бредом. Лоб покрывала испарина, а Чонгука бросало то в жар, то в холод. Под ребрами жгло, а голова была чугунной.       Он проснулся не сам. Его пробудила чья-то прохладная ладонь, коснувшаяся лица. Касание было приятным, ласковым, и он невольно потянулся вслед за ним, поворачивая голову и ластясь.       — Просыпается, — проговорил кто-то рядом с ним.       Чонгук попытался открыть глаза. В спальне было уже светло. Он прищурился, заморгал и увидел перед собой Сашу. Она сидела на краю его постели и гладила его по лицу.       — Эй, ты как? — заботливо прошептала она, и в ней не было ни капли вчерашнего равнодушия.       — Нор… нормально, — прохрипел Чонгук и откашлялся. В горле было сухо.       Он протер глаза и огляделся. Кроме них в комнате был Сокджин. Он стоял почти у выхода, сложив на груди руки и подперев собою шкаф, будто тот способен упасть, если он не подсобит. Его лицо ничего не выражало, и он просто наблюдал за ними.       — Кажется, у тебя был жар ночью. Твоя пижама влажная, — проговорила Саша и принялась расстегивать его рубашку.       — Что ты делаешь?       — Нужно обработать ожог. Тэхён же наверняка тебе не помог, засранец. Еще и оставил тебя, даже не разбудил.       Ее пальцы ловко расправились с пуговицами, распахнули полы рубашки, и она оглядела его метку. Затем она обработала его смоченной в чем-то салфеткой, из-за чего Чонгук зашипел от боли, и нанесла мазь, ту самую, которой в него накануне запустил Тэхён.       — Отлежись сегодня. Первая пара все равно уже прошла. Но не забывай обрабатывать метку, иначе загноится. И поправляйся к выходным. Поедем в Рысью Падь. Тебе там понравится.       Она широко улыбнулась, похлопала его по бедру и встала, расправив складки темно-серого платья. Ее взгляд был теплым и совсем не таким, как ночью. Она смотрела на него так, словно он уже много лет был частью их компании. Другом.       — Выздоравливай, — бросил Джин безразлично, и они с Сашей вышли из комнаты.       Рысья Падь.       Он несколько раз перекатил на языке название поместья, которое за последний год не раз мелькало в газетных статьях.       Чонгуку во что бы то ни стало нужно туда попасть, даже если к выходным он ни черта не поправится. Даже если его метка воспалится и покроется гноем. Он поедет туда. Он своими глазами увидит место, которое неразрывно связано с исчезновением Хосока, которое оказалось убийством.

***

      Поместье Рысья Падь располагалось в семидесяти милях на север от Имбертон Грофа. Дорога к нему вела через лес, в котором, кажется, даже к лету до конца не сходили снега: из-за густых крон деревьев солнечный свет почти не достигал земли. В здешних лесах всегда было темно и зловеще мрачно, что лишь способствовало рождению легенд и детских страшилок. Чонгук ими тоже был наслышан.       Бывать в Имбертонских лесах ему еще никогда не доводилось, и теперь, сидя на заднем сиденье кэба вместе с Чимином и Юнги, позади Тэхёна, он не мог прекратить вглядываться в жуткую черноту за окном. Она пугала настолько же, насколько и манила своими тайнами. Заставляла сердцебиение учащаться. Чонгук знал, что ей есть, что скрывать, так же, как и тем, кто сидит сейчас в одном автомобиле с ним. Кто теперь притворяется его друзьями и приглашает провести с ними уикенд в загородном особняке. Чонгук, лишь садясь в кэб, подумал, не было ли это их коварным планом по его устранению, и удивился, как не пришел к этой мысли раньше, решив, что становится совсем не осторожным, желая разгадать их тайны.       — Джин уже там? — поинтересовался Чонгук у Юнги.       — Да. Они с Сашей уехали сразу после занятий.       — Чтобы успеть потрахаться, — добавил Чимин, мило улыбнувшись.       — Как будто мы им когда-то мешали, — саркастично подметил Тэхён с переднего пассажирского сиденья. — Они могут потрахаться и на соседнем от нас диване.       Чонгук покосился на водителя кэба, но лицо мужчины ничего не выражало, словно он каждый день подвозил отпрысков богатеев и их грязные разговоры давно перестали удивлять.       Когда кэб внезапно остановился, Чонгук нахмурился и огляделся: никакого поместья не было видно, и казалось, что они встали на дороге посреди леса. Ухабистой и никогда не чищеной. Тэхён протянул водителю крупную купюру, явно большим номиналом, чем могла бы стоить поездка, пусть и почти двухчасовая, и выбрался из автомобиля, не дожидаясь сдачи. Чонгук едва не цокнул раздраженно, глядя на этот пафосный жест, выполненный лишь ради спектакля. Он был почти уверен, что у Тэхёна был только один зритель, и это все было для него.       Чонгук вышел из кэба на улицу следом за Чимином и Юнги. Черный автомобиль сразу же развернулся в обратном направлении — дальше дороги не было. Но были огромные кованные ворота, укутанные тяжелым стелющимся туманом. За ними виднелись сизые очертания поместья. Чонгук бы не разглядел, если бы не присмотрелся.       — Идем, — раздался голос Чимина, окликающий застывшего Чонгука, любопытно разглядывающего филигранно выточенный узор ворот. Те были на вид массивными и неподъемными, даже несмотря на тончайшие детали на них, и, наверное, требовали немало усилий для того, чтобы их распахнуть.       Никто, однако, распахивать их не стал: Тэхён и Чимин схватились за одну створку и потянули вдвоем на себя, образовав щель для того, чтобы можно было пролезть.       — Выглядит так, будто нас здесь никто не ждет, — недоверчиво проговорил Чонгук.       — Эти ворота уже лет пятнадцать никто не смазывал, — ответил ему Юнги и махнул рукой. — Давай, пролезай.       Чонгук просочился в образовавшийся зазор первым, следом за ним — все остальные. На пальто Чимина осталась пыль, и Юнги заботливо отряхнул его спину прежде, чем они направились к поместью.       Не слишком большое расстояние до него на первый взгляд на деле оказалось длинной дорогой, ведущей к парадному входу. Территория была в запустении: некогда богатое по виду убранство выглядело давно позабытым. Неухоженные заросшие кустарники, неубранные от листвы и грязи дорожки, брусчатка под ногами была вся в сколах, а на одиноких статуях, наверняка украшавших сады много лет назад, слезла краска. Дом Сокджина выглядел как отличные декорации к высокобюджетному триллеру. Но триллер разворачивался не на экранах кинотеатров, а прямо здесь, ведь именно отсюда год назад исчез Чон Хосок. Именно здесь его видели живым последний раз. Эта жуткая мысль катилась огнем по венам Чонгука и все никак не отпускала. Окатывало холодом от одной только мысли, что он и правда здесь.       Возле дома, неподалеку от главного входа, виднелось серебристое пятно — Чонгук смог рассмотреть его в густом тумане и спускающихся сумерках на половине пути к поместью. Астон Мартин Сокджина стоял припаркованным у дома.       — Вы же сказали, что ворота пятнадцать лет никто не смазывал, — нахмурил лоб Чонгук. — Как он заехал?       — Есть другая дорога к дому, — ответил Чимин. — Джин обычно заезжает через неё, чтобы машину не оставлять у ворот. Остальным ту дорогу знать не обязательно, — весело подмигнул ему он.       Тэхён отворил тяжелые двери поместья, запуская их внутрь, словно был здесь слишком часто, чтобы церемониться. Возможно, так оно и было. Чонгук и без того успел понять, что они все были очень близки.       К этому времени на лес успел опуститься вечер, и над Рысьей Падью повисла луна. Было ощущение, что Чонгук совсем не хочет здесь находиться, но любопытство вело внутрь, и он несмело ступил в большой полупустой холл, ничуть не уступающий величественностью территории. Однако здесь, в отличие от запустелых садов, все выглядело чистым, пусть и не менее старым.       — Эй, Джин, — крикнул Тэхён, и его голос прокатился эхом по первому этажу. — Встречай гостей.       — Мы в гостиной, — раздалось в ответ.       Из просторного мрачного холла, в котором никто не позаботился зажечь тяжелую старинную люстру, выходило несколько дверей — в правое и левое крыло дома, как подумал Чонгук. Наверх вела широкая лестница, покрытая темно-зеленым ковром с коротким ворсом. Со стены лестничного пролета на них смотрел огромный портрет, высотой не меньше, чем человеческий рост, и почти такой же ширины. Чонгук засмотрелся. Было заметно, что портрету уже не один год, и никто особенно не занимался его сохранностью. На нём была изображена семья. «Наверное, даже три ее поколения», — подумал он. Бабушка, дедушка, мужчина и женщина, и двое мальчишек. В одном из мальчиков угадывались черты Сокджина.       — Это семья Джина? — полюбопытствовал Чонгук.       — Ага, — кивнул Юнги.       — А где они сейчас? Они здесь больше не живут?       — Половина уже поумирала: бабушка, дедушка, отец Джина. — Юнги и Чимин тоже подняли взгляды на картину.       — Мать в психушке, — усмехнулся Тэхён.       — Да, — покивал Чимин, подтверждая. — А брат в Мейсон Лейк живет. Они с Джином друг друга терпеть не могут, так что он здесь редко бывает. Наведывается раз в сто лет.       — Получается, все поместье принадлежит Джину?       — Джину и Джесоку технически. Но по факту да, здесь бывает только Джин.       — На что же он содержит этот дом? — спросил Чонгук. Для него не было секретом, что вся пятерка была далеко не из бедных семей, но история Джина выглядела наиболее любопытно.       — Старые деньги, — небрежно бросил Юнги. — У его семьи их столько на счетах, что внукам Сокджина вряд ли придется утруждать себя работой. Может быть, разве что правнукам.       Чонгук тихо хмыкнул себе под нос и бросил еще один взгляд на изображение семьи Джина.       Оставив верхнюю одежду, просто скинув ее на резной комод, они двинулись вглубь дома. Чонгук поплелся за остальными, вертя головой и стараясь разглядеть все вокруг. Ему прежде еще никогда не приходилось бывать в таких старинных домах, настолько поражающих своими размерами и убранством. Захватывало дух. Чонгук мог поклясться, что каждый предмет мебели и каждая картина здесь были настолько древними и ценными, что ушли бы с аукциона за баснословные деньги.       Сокджин и Саша и впрямь нашлись в гостиной. Джин сидел в кресле, а Саша — на его коленях. Они выглядели расслабленными и влюбленными. На столике в центре гостиной стояла уже открытая бутылка водки какого-то дорогого бренда, судя по этикетке. По количеству содержимого в ней было ясно, что они начали без них.       — Вы долго, — сказала Саша, оторвавшись от выцеловывания шеи Сокджина и повернувшись к ним. Ее грудь была наполовину обнажена, и над краем ткани можно было рассмотреть верхние края сосков, которые поблескивали словно от слюны. Она неторопливо поправила платье.       — Чимин задержался как обычно, ждали его, — ответил Тэхён и подошел к парочке сзади, наклоняясь. В следующую секунду его губы накрыли губы Саши, от чего она вмиг расцвела, а затем он повернулся к Джину. Сокджин приподнял голову и точно так же дал нежно поцеловать себя в губы.       У Чонгука волосы на затылке встали дыбом оттого, как просто и естественно выглядели эти поцелуи. Следом за Тэхёном то же самое сделали Юнги и Чимин.       — Чонгук, — протянула к нему ладонь улыбающаяся Саша. — Пожалуйста, не стесняйся! Теперь для тебя здесь все свои. Ты — часть нас, а мы — часть тебя. Иди к нам, ну же.       Сглотнув, как на ватных ногах Чонгук подошел к Саше и Джину. Саша протянула ладонь и положила ее на щеку Чонгуку, совершенно ласково и успокаивающе. Чуть вытянувшись, она достала его губ своими и мягко поцеловала. Чонгук чувствовал, как внутри все замерло в этот момент, и покосился на Сокджина, ожидая его реакции. Но тот, к удивлению Чонгука, сделал то же самое: быстро поцеловал его. И это было самое странное приветствие в его жизни.       — И что, никто не спросит, почему я задержался? — Чимин возмущенно плюхнулся на софу и налил себе водки, пока остальные рассаживались.       Тэхён снял пиджак, оставаясь в жилете, и принялся закатывать рукава сорочки. Он занял место в другом кресле и сложил ногу на ногу. Чонгук уселся на софу вместе с Чимином и Юнги. В его руку почти сразу сунули бокал с водкой.       — Ты всегда где-то задерживаешься, почему это должно вызывать вопросы? — усмехнулся Сокджин.       — Вообще-то, у меня проблемы, — обиженно причмокнул Чимин. — Мой хочет порвать. Он уже несколько дней говорит об этом, и я просто вне себя от злости! Мы теперь только это и обсуждаем вместо того, чтобы молча трахаться.       Чимин залпом влил в себя водку, поморщился и закинул в рот кусочек лимона.       — И какова причина? — выгнул бровь Тэхён. — Нашелся кто-то, кто берет глубже?       — Глубже некуда, Тэхён. — Бросил на него укоризненный взгляд Чимин. — Мой нос всегда упирается ему в лобок, когда я сосу. А у него, между прочим, очень большой. Вот такой, — он показал ладонями приличную длину. — Так что даже не думай сомневаться в моих способностях. Вряд ли он найдет кого-то, кто трахается лучше. И кто будет готов трахаться хоть трижды в день.       — Ох, Лола, — рассмеялся тот в ответ.       Чимин показал ему средний палец, испачканный в лимонном соке, и тут же отправил его в рот.       — Лола? — переспросил Чонгук.       — Ебарь Чимина его вдвое старше, — нараспев прокомментировал Юнги.       Чонгук невольно округлил губы. Он не задумывался прежде об ориентации Чимина или кого-то еще из них, но чем больше проводил с ними времени, тем больше ему казалось, что понятия ориентации для этих пятерых не существовало в принципе. Все их взгляды друг на друга, касания, слишком интимные поцелуи. Это было до невозможного странно, но до мурашек органично. Казалось, что отдельно друг от друга они обычные люди, но, когда они были в непосредственной близости, в воздухе витало сексом. Чонгук не знал, как можно объяснить это ощущение, но слова об оргиях и впрямь больше не выглядели странно. Одно только не давало покоя — правда ли они такое устраивали?       — Я вообще не знаю, как можно бросить кого-то вроде меня, — продолжил сокрушенно жаловаться Чимин на судьбу. — Я вас уверяю, что он не найдет никого лучше. И я не понимаю, в чем проблема. Мы крышесносно трахаемся, я не ебу ему мозги. Я идеальный партнер!       — Не знаю, может, его все же смущает ваша разница в возрасте? — предположила Алекс.       — Правда? А больше года до этого не смущала? Мы трахаемся с прошлого года, Саша. Я, черт возьми, уже, кажется, люблю его. — Чимин разливает всем водки, и они молча выпивают, закусывая фруктами и мясом.       — Честно говоря, я вообще не понимаю, как трахаться с кем-то, кто вдвое старше. — Она повела плечом и умостила ладошку на груди Сокджина. — Разве он, ну… не старый?       — Милая, — расплылся Чимин. — Если бы ты один раз попробовала его член, ты бы этот вопрос не задавала.       Саша и Джин закатили глаза почти синхронно.       — Разница в двадцать лет не такая уж большая, если так посудить, — сказал Тэхён. — По крайней мере сейчас. Нам чуть за двадцать. И, к примеру, взять того же профессора Кима. Или профессора Мура.       — Профессор Мур отвратительный, — со смешком покачал головой Юнги.       — Хорошо. Возьмем профессора Кима. Он разве не горяч? Скажите, что не трахнулись бы с ним, если бы выпала возможность.       — Не мой типаж, — ухмыльнулся Чимин.       Чонгуку стало мерзко и невозможно душно. Хотелось снять с себя галстук и скомканным затолкать Тэхёну в рот, чтобы он заткнулся. Ладони подрагивали от гнева.       — Профессор женат на своей работе, прекратите, — заулыбалась Саша.       — На его лекции всегда очереди, потому что даже через его идеально отутюженные брюки понятно, что у него хороший член, — Чимин поиграл бровями. — Мисс Коул, кажется, кончает каждый раз, когда профессор заходит в деканат.       — Ты бы не хотела, чтобы он тебя трахнул? — поинтересовался у Саши Сокджин, чуть прищурившись.       — Разумеется нет, Джин. — Саша притянула его лицо к себе и ловко скользнула языком ему в рот, так же быстро отстраняясь. — Ты знаешь, что я отношусь к нему, как к отцу.       — Профессор Ким интересовался, что произошло между мной и Чоном, — усмехнулся Тэхён. — Положил глаз на нашу принцессу, может?       — Заткнись, — выплюнул Чонгук, едва не задохнувшись от услышанного.       — Тебя никто здесь не осудит, не волнуйся. Чимин, может, даже поделится парой секретов, — саркастично хмыкнул Тэхён.       — Прекрати его задирать! — На плечо Чонгука легла ладонь Чимина. — Что вы все никак не поделите?       — Просто доставляет удовольствие выводить его из себя.       Тэхён сверкнул широкой улыбкой и закинул в рот виноградинку, перед этим облизав ее, смотря Чонгуку прямо в глаза.       Чонгуку стоило усилий ничего ему больше не ответить и не превратить их перепалку в еще одну драку. Он еще от прошлой никак не мог отойти. Она отдавала болью под ребрами и будоражила воспоминаниями о чужом горячем языке между его ягодиц. И казалось, что Тэхёну об этом известно — интерпретировать его странные взгляды иначе у Чонгука не получалось.

***

      — Так странно здесь собраться сегодня после всего, что случилось, — заговорил Юнги, когда пара бутылок уже опустели.       Чонгук, которому крепкий алкоголь с непривычки быстро дал в голову, навострил уши. При нем они еще ни разу не заговаривали о Хосоке, и теперь он жадно ловил каждое слово, чтобы ничего не упустить, и вглядывался в их лица.       За окнами уже была беспроглядная ночь. Сокджин развел огонь в камине, и они вели неспешные разговоры, куря сигареты и продолжая пить. Чонгук почти не говорил, больше слушал, если только не спрашивали непосредственно его. Казалось, их не слишком заботили подробности его жизни до того, как он оказался рядом с ними, и это значительно упрощало ему задачу, ведь врать почти не приходилось. Только Тэхён, которому было известно о Чонгуке чуть больше, чем остальным, задерживал на нем свой взгляд, прибивавший Чонгука к софе. Его терзали вопросы: почему Тэхён молчал, почему не говорил остальным, что он здесь что-то вынюхивает. Ведь те явно ни о чем не догадывались. Чонгук не знал, как это объяснить, но был уверен, что у Тэхёна была своя выгода, а это только еще больше заражало его тревогой. Неизвестность нервировала. Неизвестность, в которой главным образом фигурировал Тэхён, нервировала еще больше. Он думал о том, чтобы принять эту игру и держать Тэхёна к себе поближе, но так же сильно раздражался от этой мысли. Она выглядела, как его слабость. Как оправдание тому, что как бы Чонгук себе ни лгал, а к Тэхёну манило самым необъяснимым образом. И Тэхён был прав. Он успел много раз передернуть, вспоминая о том самом вечере.       — Вы не собирались здесь весь этот год? — решился подать голос Чонгук. Он думал, что Тэхён или Джин скажут ему не лезть не в свое дело, но ничего такого не произошло.       Сокджин покачал головой и полез во внутренний карман пиджака, из которого достал свернутый в несколько раз конверт из крафтовой бумаги, из которого вытряхнул на руку маленький прозрачный пакетик с белым порошком. Он высыпал содержимое на голое плечо Саши, с которого убрал ее светлые локоны и спустил широкую бретельку платья, которое вновь оголило ее грудь, а потом вдохнул порошок носом, прикрыв глаза, и провел по ее коже языком. Чонгук прежде еще никогда не видел, чтобы кто-то принимал наркотики, но не подал вида.       — Как-то было не до этого, — вздохнул Юнги. — Да и быть здесь после его исчезновения было и правда странно.       — А сейчас не странно? Теперь, когда вы знаете, что его убили. — Чонгук почти сразу пожалел о произнесенном вопросе, видя, как они все молча переглянулись, но его снова никто не осадил, и это как будто развязывало руки.       — Сейчас еще более странно, — признался Джин, откинув голову назад и смотря в потолок. Он издал тихий смешок, и Саша погладила его по груди. — Я прокручиваю ту ночь в голове каждый раз. Но находиться здесь оказалось не так уж жутко. Да?       Джин снова выпрямился и проскользил своим взглядом по каждому из них. Его глаза выглядели безумно. У Чонгука от этого прошел холод по спине.       — Для меня точно нет, — ответил Чимин, пожав плечами. — Тем вечером ничего жуткого и не было.       — Для тебя-то уж точно, — усмехнулся Тэхён. — Ты в это время трахался со своим папиком в его тачке.       — Да, и мы не видели, чтобы кто-то выходил из-за ворот. Мы стояли прямо перед ними.       — Может, ты в этот момент брал у него по яйца, поэтому ничего не видел? — предположил Джин.       — У меня хотя бы есть алиби, — беззлобно огрызается Чимин.       — Ну, это мы знаем, что оно у тебя есть. Но полиция думает, что нет. Для них ведь ты был вместе с нами в доме. — Саша с сожалением поджала губы, глядя на Чимина.       — Ваше алиби о том, что вы трахались в спальне, когда исчез Хосок, тоже полицию не сильно убедило, — сказал Юнги Сокджину и Саше. — Кто угодно мог сказать так же.       — И это проблема, — пробубнил Джин, потирая покрасневший нос пальцами.       — У нас по-прежнему нет алиби, и мы по-прежнему под лупой, — заключил Тэхён. — И самое интересное заключается в том, что друг в друге мы тоже не можем быть уверены. Кто докажет, Чимин, что ты правда выходил той ночью с территории поместья, чтобы потрахаться, а когда вернулся, Хосока уже не было?       — О, надо было, наверное, вернуться, торжественно собрать вас всех в гостиной, снять штаны и встать раком, чтобы показать, как из моей задницы вытекает сперма. — Чимин невинно округлил глаза и приложил ладонь к солнечному сплетению. — Не подумал. В следующий раз так и сделаю.       — Знаете, у нас с Чимином хоть какое-то алиби, пусть и ненадежное, — сказал Джин и указал на Юнги и Тэхёна. — Что делали той ночью вы двое, вообще неизвестно.       Тэхён раздраженно покосился на Сокджина:              — И какой же у меня был мотив?       Джин пожал плечами.       — Ну, давайте признаем, что Хосок был слишком большим засранцем, чтобы отрицать наличие мотивов, — улыбнулся Чимин.       Чонгук вперил в него взгляд.       Хосок? Был слишком большим засранцем?       Чонгук прокрутил в голове слова Чимина несколько раз, но те слишком сильно разнились с тем, каким запомнил Хосока Чонгук. С ним он был нежным и заботливым. Милым. У Чонгука не было ни одного повода говорить о нем плохо.       — Я бы не удивилась, если бы нас просто подставили, укокошив его именно в тот вечер, когда он был с нами. — Саша сделала несколько больших глотков водки, и ее передернуло. Капля стекла у неё с губ по подбородку, и Джин собрал ее своим языком, заставив Чонгука отвернуться.       — Давайте сменим тему, — предложил Джин. — У меня уже крыша едет постоянно думать о Хосоке.       — Это неизбежно в ближайшее время, — ответил ему Тэхён. — А крыша у тебя едет оттого, что ты наркоту мешаешь с алкоголем.       Джин вдруг расплылся в пьяной ухмылке:       — Зато у этого есть бонусы. Когда я под коксом и водкой одновременно, мне видится, что у меня две Саши, а не одна. Одна мне сосет, другая садится на лицо. А потом они сосут мне вместе: одна берет в рот член, а вторая облизывает яйца. А после этого я могу трахать их по очереди.       Саша толкает его локтем в бок, чтобы замолчал, но Джин лишь кладет ладонь на внутреннюю сторону ее бедра и скользит ею вверх, к её трусикам.       — Твоей фантазии хочется позавидовать, — рассмеялся Юнги.       — Попробуй тоже. — Джин толкает ему конверт с порошком.       — Ага, еще привидится, как мы ему впятером сосем и отлизываем, — посмеялся Чимин.       — Но тебе бы самому поумерить аппетиты, — подметил Юнги, кивнув на Сокджина. — Последнее время твои галлюцинации все более странные. Может, не смешивать алкоголь и наркотики?       — Не нуди, — поморщился Джин. — Ты мне не мамочка. Разберусь сам.       Юнги пожал плечами и вдохнул дорожку. Дальше он передал конверт Чимину. Саша и Тэхён отказались, а когда Сокджин двинул порошок к Чонгуку, Тэхён перехватил его, язвенно бросив «перебьется».

***

      Чонгуку не спалось до глубокой ночи. Его положили на втором этаже, в самой дальней спальне, и только позже он понял, что его спальня находилась аккурат под спальней Сокджина, расположенной на третьем. Скрип кровати и стоны казались бесконечными, и Чонгук извертелся, пока слушал их. Было странно и, к его удивлению, совсем не возбуждало, даже несмотря на то, что прежде ему не приходилось слушать, как кто-то рядом с ним занимается любовью — как ни странно, в Маккензи были достаточно толстые стены и перекрытия, и звуки не проникали в его комнату. К счастью. В отличие от Тэхёна, он не был любителем подобного, как оказалось.       После того, как все затихло, Чонгук попытался уснуть снова, но ничего не выходило. Ожог разнылся к ночи и стал болеть. В голову лезли мысли о Хосоке и о том, что произошло здесь год назад. Он все переваривал и крутил в голове их разговор, и кровь стыла от мыслей, что они могут подозревать друг друга. Все это время он был уверен, что у спенсерской пятерки одна тайна на пятерых, но как оказалось, они — тайны даже друг для друга. И это совсем никак не вязалось с их откровенной тактильностью друг с другом. У Чонгука от всех этих размышлений гудела голова.       Завывания ветра за окном тоже никак не способствовали засыпанию. Извертевшись в постели, Чонгук поднялся и опустил ступни на дощатый пол. Половицы тихонько скрипнули под его весом. Накинув пижамную рубашку, он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там было темно и тихо, из чего он сделал вывод, что все давно спят. Это было неудивительно, учитывая, сколько времени прошло с тех пор, как они разошлись по спальням.       Сна не было ни в одном глазу, а любопытство раздирало, и Чонгук отправился исследовать дом. Вряд ли ему устроили бы экскурсию, поэтому инициативу пришлось брать в свои руки.       Алкоголь еще плескался в крови и заставлял пошатываться, а пол холодил голые стопы, но Чонгук все равно шел, рассматривая в полумраке коридоры, картины, заглядывая в пустые комнаты. Зная, что остальные спали на третьем этаже, он это делал не боясь, но ничего интересного в этих комнатах, тем не менее, не находил: старая мебель, картины, ковры. Из комнаты в комнату одно и то же.       Обойдя второй этаж, Чонгук спустился на первый. Там еще пахло алкоголем и едой, и он поморщил нос. В гостиной после них все осталось неубранным, и Чонгуку было интересно, кто будет этим заниматься. Быть может, кто-то извне приходил сюда, чтобы прибираться, ведь дом выглядел чистым в условиях, что здесь никто не живет.       Блуждая по многочисленным комнатам первого этажа, тихо приоткрывая каждую дверь, Чонгук дошел до дальней, самой большой комнаты в левом крыле. Сначала ему показалось, что она не жилая: слишком много цветов и деревьев в горшках разных размеров, от маленьких до огромных; зеленые кроны поднимались к самому потолку, который был частично прозрачным, выполненным из стекла, так же, как одна из стен, из чего Чонгук сделал вывод, что попал в какую-то пристройку. Возможно, это была пристроенная к дому оранжерея. Но затем в темноте он рассмотрел очертания кровати и понял, что это была еще одна спальня.       Чонгук ступил внутрь. Дверь за ним с тихим шуршанием прикрылась. Комната так завораживающе выбивалась из интерьеров особняка, что это выглядело даже дико, но вместе с тем слишком прекрасно в своей мрачности. Виднеющийся лес за окном только добавлял этому месту дьявольского очарования. Чонгук бы не хотел здесь жить. Возможно, днем, когда тусклое солнце проникает через прозрачные стекла и касается листьев растений, здесь бывает уютно, но в ночи это место только заставляет кровь леденеть. Кожа невольно покрывалась мурашками.       Он осмотрелся. Помимо большой кровати, занавешенной шелковым балдахином, можно было разглядеть очертания многочисленных книжных стеллажей. Но даже это не делало комнату более приятной, и она все еще казалась наводящей тревогу. Слишком тяжелые интерьеры, слишком мрачная обстановка. Даже воздух, несмотря на обилие цветов, был слишком густым. Было отвратительное ощущение, что Чонгук здесь не один.       Это липкое чувство облизывало кожу, заползая своими щупальцами под ткань пижамы. Чонгук огляделся, но вокруг не было никого. Такая же тишина, как и во всем доме.       Тихой поспупью, пересекая спальню, Чонгук подошел к панорамному окну ближе. За ним была непроглядная темень. Особняк с этой стороны слишком близко соседствовал с лесом, что только добавляло ему зловещей жути. Чонгук вглядывался в черноту, не решаясь даже нормально дышать. В сознание проникали мысли о том, как такой же темной ночью годом ранее эта чернота поглотила Хосока, забрав его навсегда.       Он ушел в лес сам? Его выманили? Его труп туда принесли и оставили?       Он не знал ответов на эти вопросы. А тот, кто знал, продолжал молчать. Может быть, этот кто-то даже находился сейчас в этом доме.       Нет. Не так. Чонгук в этом был почти уверен.       За окном хрустнула ветка.       Чонгук вздрогнул и затаил дыхание. Тело прошибло холодным потом.       Черный силуэт в капюшоне проскользнул мимо особняка так стремительно, что он не успел даже сообразить, а в следующую секунду его рывком схватили за плечи, развернули и впечатали в стеклянную стену спиной. Это был Тэхён.       — Что это мы здесь делаем? — елейно произнес он.       — Там… Там кто-то… — промямлил Чонгук, тыча в окно позади себя.       — Что такое? Наш Чонгуки испугался темноты? — Губы Тэхёна вытянулись в издевательской улыбке.       — Я видел там кого-то!       — Все спят, Чонгуки. Никому бы и в голову не пришло гулять ночью. Кроме тебя, конечно. Но ты — это другое, правда ведь? Ведь ты здесь с важной миссией.       Чонгук попытался оттолкнуть его, начиная злиться, но тот держал слишком крепко, не давая даже пошевелиться, и стоял близко, почти прижимаясь к его телу своим.       — Ну, уже вынюхал что-нибудь? — Тэхён приподнял брови и схватил его за подбородок, больно сжав его пальцами.       — А что, переживаешь? — прошипел Чонгук, не показав и на секунду, что больно. Такого удовольствия он Тэхёну доставлять не планировал.       — Ага, переживаю. За твою задницу, которая ищет себе приключений. Впрочем, кое-какие приключения я могу ей обеспечить.       Тэхён опустил ладонь и сжал одну его ягодицу сквозь тонкую ткань пижамных штанов. Не удержавшись на ногах от неожиданности, Чонгук едва не завалился вперед, прямо на Тэхёна, впечатавшись в его грудь.       — Я все еще могу сломать тебе руку, — процедил он, надавив ладонями ему на грудную клетку.       — А я могу сломать твою раздражающую гордость и заставить умолять позволить тебе кончить. Уверен, тебе понравится такая игра.       — Вряд ли тебе будет удобно это делать с переломом.       Чонгук приложил больше силы и оттолкнул Тэхёна, но тот лишь пьяно рассмеялся, выпустив его из своих рук. На нем все еще был жилет из плотной грубой ткани поверх сорочки, словно он ещё и не ложился, и он принялся медленно расстегивать пуговицы, смотря Чонгуку прямо в глаза.       — И что ты делаешь?       — Собираюсь трахаться. А ты хотел в одежде? Могу оставить что-нибудь на себе.       — Не помню, чтобы собирался спать с тобой, — раздраженно фыркнул Чонгук.       — Правда? Я могу напомнить. — Тэхён снова сделал шаг к нему.       Больше, чем заносчивость и самодовольство Тэхёна, его раздражала только собственная слабость. Было тяжело признаваться самому себе, что все эти грязные слова, летящие изо рта Тэхёна, заставляли кожу наэлектризовываться в желании получить разрядку. Возбуждала одна только мысль, что он мог легко узнать, каково это, трахаться с кем-то вроде него. Отчего-то он был уверен, что это не будет похоже на секс с Хосоком или с девчонкой из Спенсера. Тэхён смотрел на него таким голодным взглядом, будто только его и ждал. И больше всего пугало то, что это могло заморочить Чонгуку голову, а он здесь далеко не за этим.       — Может, лучше вспомнишь, чем ты был занят в хэллоуинскую ночь год назад? Наверное чем-то очень важным, если проглядел, как исчез твой друг? А может, он был тебе и не друг вовсе? — Чонгук вздернул подбородок, теперь уже наступая на Тэхёна сам. — Знаешь, я удивляюсь, что копы еще не взяли вас всех за зад, потому что у вас на лицах написано, что вы ебаные психопаты.       Черты лица Тэхёна заострились так сильно, что цвет лица стал серым. Губы гневно дрогнули, и он зашипел в губы Чонгуку:       — Держи свой язык за зубами, если не хочешь, чтобы я тебе его вырвал с корнем и заставил сожрать. Поверь мне на слово, тебе не понравится то, что я могу сделать, если ты перейдешь мне дорогу. Я одного не пойму: почему до тебя не доходит с первого раза? Вроде бы тупым ты не выглядишь, но твои действия каждый раз говорят об обратном.       — Зато ты выглядишь слишком умным. Настолько, что мог бы убить человека и не испачкать рук, а?       — Не беси меня, Чонгук, иначе ты очень пожалеешь.       — Ну? Что ты сделаешь? Изнасилуешь меня?       — А тебе бы хотелось, да? Просто признайся, и я все сделаю в лучшем виде. Трахну лучше, чем Хосок.       Чонгука перекосило и затрясло от злости.       — Как тебе вообще позволяет совесть?..       Тэхён наступал, из-за чего Чонгуку приходилось пятиться назад, чтобы не быть к нему слишком близко. От него пахло алкоголем, сигаретами и сексом. Чонгук не знал, как объяснить это ощущение, но от этой смеси естественного запаха и мутного взгляда его вело так, как не должно было, и выводило из себя настолько, что Тэхёна хотелось избить.       Хотелось разбить об его лицо кулаки.       Хотелось увидеть гематомы на коже и сбить всю спесь.       — Ты еще не понял, что у меня ее нет?       Чонгук налетел на него первым. Глаза застелило пеленой гнева. Он схватил Тэхёна за шиворот рубашки, проволок через комнату и толкнул прямо в книжный стеллаж. Раздался грохот от столкновения. Тэхён перехватил руки Чонгука, не дав себя отпустить. В следующую секунду в стеллаж швырнули уже Чонгука. Спину и затылок пронзило болью. В висках пульсировало. Они толкали друг друга, не расцепляя рук, продолжая удерживать и делать больнее. Со стеллажей падали книги, стоило чьей-нибудь спине в очередной раз в него влететь.       Толкнув Тэхёна особенно сильно, Чонгук перевернул стоящее на полу кашпо, и оно со звоном разбилось. Воспользовавшись тем, что Тэхён замешкался, едва не ступив в осколки, Чонгук со всей дури ударил кулаком по его лицу, в кровь разбивая губу. Тэхён, озверев, протащил его к постели и кинул на нее, придавив своим весом и заблокировав. Чонгук оказался в ловушке, лежа под ним. Трясущийся от злости кулак Тэхёна завис в воздухе над Чонгуком. Его колотило. Чонгук ощущал это всем телом. Они оба тяжело дышали, смотря друг другу в глаза.       Но вместо удара Тэхён впился зубами в кожу на его шее, кусая ее, засасывая и зализывая. Его руки дернули полы пижамной рубашки Чонгука, рассыпав пуговицы по деревянному полу.       Все происходило стремительно: перед глазами от переполняющих эмоций шло пятнами, тело дрожало, а руки снимали одежду. Не церемонясь, Тэхён сдернул его пижамные штаны сразу с трусами и заставил перевернуться на живот, вдавив его в кровать так, что сложно было пошевелиться. Ягодицу обожгло ударом, затем еще одним и еще, пока мокрый язык не принялся зализывать горящие места ударов, пока пальцы, грубо сжимая его зад, разводили ягодицы, открывая себе полный доступ.       — Гребанный извращенец, — простонал Чонгук, уткнувшись в подушку, пахнущую затхлостью. Голос подрагивал. — Так нравится лизать задницы?       — Нравится, когда такие как ты подставляют свои задницы и трясутся, мечтая быть грязно вылизанными, — задыхаясь, проговорил Тэхён.       Он пропихнул в Чонгука палец без предупреждения, внезапно и грубо, так, что Чонгук взбрыкнул под ним. Тэхён схватил его за волосы на затылке и сжал их у корней, заблокировав тем самым его движения. Из глаз от боли сыпались искры, но тело жаждало продолжения. Чонгук хотел, чтобы Тэхён на этот раз дошел до конца, а не закончил всё на языке и пальцах.       Палец проникал быстро, делая поступательные движения. Тэхён сплюнул ему прямо между ягодиц, выше входящих пальцев, и слюна потекла прямо к ним.       — Хороший, — прошептал на выдохе Тэхён. — Лежать на постели со вздернутой кверху задницей тебе идёт гораздо больше, чем совать свой нос туда, куда не следует.       Очередной болезненный удар по ягодице заставил Чонгука сжаться на чужом пальце.       — Сожмешь так же мой член? — хмыкнул Тэхён.       — Надейся, — в ответ выпалил Чонгук.       Ко входу снова прижался чужой рот, принимаясь вылизать мокро и жадно, посасывая кожу вокруг и вместе с тем грубо трахая пальцем. Второй добавился так же внезапно, выбив из Чонгука весь воздух. Колени разжались сами собой, а яйца поджались от контраста наслаждения и боли. Такого с ним не делал даже Хосок. Чонгук себе признавался, что от этого можно стать зависимым. Язык проникал внутрь попеременно с пальцами, трахая то нежно, то грубо. В уголках глаз скопились слезы оттого, как было хорошо. От влажных звуков рта Тэхёна Чонгука крыло с невероятной силой.       Тэхён ещё не вытащил языка из его задницы, а Чонгук уже хотел, чтобы он делал это каждый день. Чтобы делал это грубо. Хотелось чувствовать больше.       — Сильнее, — прошипел он, когда палец едва ощутимо задел простату. Чонгук подался назад, пытаясь насадиться. — Еще.       — Я тебе сейчас покажу сильнее, — зло процедил Тэхён.       Чонгук едва не задохнулся от ужаса: головка члена протолкнулась в него так неожиданно, что он почти упал на постель, соскальзывая с члена. Только Тэхён успел схватить его за руки, выкрутив их за его спиной. Чонгук оказался словно подвешенным за руки и нанизанным на член.       По вискам стекал пот. Член истекал смазкой, пачкая чужой шелк.       Тэхён сжал запястья Чонгука, натянув его как струну и принимаясь трахать размашисто и не жалея. Член двигался внутри слишком быстро, и перед глазами Чонгука все плыло. Было настолько хорошо, что он добровольно выгибался в чужих руках. Он был уверен, что пожалеет, что утром будет себя ненавидеть за то, что поддался, за то, что хотел этого не меньше, чем сам Тэхён. Но сейчас было всё равно. Сейчас он хотел, чтобы Тэхён не переставал трахать его, чтобы шлепки их тел не стихали, чтобы продолжали наполнять оранжерею. Чонгук стонал, покрываясь потом. Тело получало много, но желало ещё больше.       Перехватив его запястья одной рукой, второй Тэхён сжал его горло. Он давил на него с силой, и Чонгук терял себя во времени и пространстве. Хотелось прикоснуться к себе. Провести ладонью по побагровевшему от возбуждения члену, приласкать невозможно чувствительные соски. Член качался от фрикций, нуждающийся в ласке и жаждущий, чтобы его довели до разрядки.       Руки отпустили Чонгука внезапно, он упал грудью на постель, все еще принимая в себя чужой член. Затем Тэхён рывком усадил его на себя, и член выскользнул.       — Поработай немного, принцесса. — По ягодице снова прилетел удар ладони.       — Я тебя не принцесса. — Чонгук уже было замахнулся, чтобы ударить, но член Тэхёна снова скользнул внутрь.       — Двигайся. — Сквозь зубы проговорил Тэхён и сжал подбородок Чонгука, заставляя смотреть себе в глаза.       Они смотрели друг на друга взглядами, полными презрения и ненависти, пока тела горячо сплетались, издавая пошлые влажные звуки и шлепки, которые заполняли оранжерею и казались непозволительно громкими.       Чонгук опускался на член, а с губ срывались вздохи.       — Быстрее ты не можешь? — недовольно спросил Тэхён.       Его пальцы впились в бедра Чонгука, и он принялся быстро насаживать его на себя, агрессивно вдалбливаясь внутрь. В отместку Чонгук схватил его за волосы и прижал к своей груди, заставляя взять в рот сосок. К его удивлению Тэхён оказался совсем не против, начиная его облизывать и сосать, иногда прикусывая зубами и заставляя вскрикивать. Совсем не от боли. От удовольствия. Чонгуку нравилось, что было грубо. Нравилось, что Тэхён трахал, не жалея. Оказалось, это именно то, что Чонгуку было нужно.       Кровь с разбитой губы Тэхёна смешивалась со слюной и размазывалась по груди Чонгука. Он сжимал затылок Тэхёна сильнее, заставляя ласкать соски, посасывать их и облизывать. Он делал это не менее агрессивно, чем вдалбливался в его зад, от чего соски краснели и становились еще более чувствительными.       Потянув его за волосы резко и наверняка болезненно, Чонгук направил его к своему второму соску, оставляя первый раскрасневшимся и мокрым. Тэхён не оставил эту грубость незамеченной и протолкнул в Чонгука палец прямо рядом со своим и без того не маленьким членом. От боли тело свело судорогой и повело, но Тэхён от его внезапной размягченности лишь крепче схватил и начал трахать еще быстрее.       Чонгук ничего не видел перед собой. Все тело превратилось в нечто, нацеленное лишь на получение наслаждения. Тэхён продолжал сосать во рту его грудь, даже когда Чонгук без сил заваливался на него, и кусал, приводя его в чувства и заставляя вскрикивать.       Ужасно хотелось кончить. Чонгук тянулся к собственному члену, но Тэхён бил его по рукам и продолжал насаживать на себя, пока не уложил рывком на спину, закидывая его ноги себе на плечи. Сорвавшись на совершенно кроличий темп, Тэхён тяжело дышал и двигал бедрами, пока пот с его напряженной шеи по груди и животу стекал прямо к паху. У Чонгука все внутри сводило желанием от этой картины. Метка Тэхёна в виде буквы «А» под левым соском блестела от влаги. Ещё никогда он видел такой откровенной картины, даже когда спал с Хосоком. Едва ли тот выкладывался настолько, чтобы обливаться потом.       Тэхён подхватил его руками и трахал на весу, все так же не позволяя касаться себя, и Чонгук уже был готов кричать, но получалось лишь громко стонать. Казалось, эти стоны заводили Тэхёна лишь сильнее, потому что чем слаще он стонал, тем грубее тот брал его, доводя до сумасшествия.       Чонгук поклялся себе, что ни за что на свете не будет умолять позволить ему кончить, но боялся, что сделает это от одного только члена внутри, так ни разу к себе не прикоснувшись. Однако Тэхён, то ли сжалившись, то ли просто устав, навалился на него, зажав член Чонгука между телами, продолжал двигаться. Они скользили друг по другу влажными телами, так же, как член Тэхёна скользил внутри Чонгука. Хотелось плакать от того, как это было хорошо и как сильно Чонгук ненавидел себя за это.       «Что я делаю…» — пронеслось у него в голове, когда ладони легли на голые влажные ягодицы Тэхёна, будто пытаясь помочь им двигаться. Будто этого было недостаточно, хотя Чонгук уже был на грани. Внутри все пульсировало от приближающегося оргазма.       Тэхён перешел на медленные глубокие, но жесткие фрикции и, войдя особенно глубоко, простонал, изливаясь внутрь и обмякая на Чонгуке. Перед глазами Чонгука заплясали белые пятна, а следом накрыло долгожданным оргазмом. Тело расслаблялось от удовольствия, и Чонгук закатил глаза. Спермой были испачканы и он, и Тэхён.       Они оба пытались отдышаться. Тэхён продолжал лежать на нём, а его член все еще был внутри. Это ощущалось настолько невероятно, что Чонгук, забывшись, приблизил лицо к лицу Тэхёна и опустил взгляд на его красные от ласок и крови губы.       — Не целуюсь, — мерзко ухмыльнулся Тэхён, посмотрев Чонгуку прямо в глаза.       Оттолкнувшись руками от постели, он перекатился на спину, выйдя из Чонгука, и поднялся. Чонгук чувствовал, как вытекающая сперма пачкает его ягодицы. В груди клокотало от злости и обиды.       Вытерев член и живот рубашкой Чонгука, Тэхён подобрал свою одежду и голышом вышел из оранжерейной спальни, хлопнув за собой дверью.       Повисла тишина: только шаги Тэхёна раздавались за дверью.       Чонгук схватил кашпо, стоявшее на подставке позади постели, и швырнул в дверь.       — Сука! Ненавижу тебя!       Цветочный горшок ударился о двери и раскололся, осыпаясь землей на пол.       Не полегчало.