Братья по магии. Точка отсчета

      Снейп сделал эффектную паузу и наконец сообщил потрясённому Люциусу:              — У тебя есть ещё один сын, и он — ровесник Драко. Этого мальчика зовут Алекс Грей.              Не успел Северус договорить, как лорд Малфой вскочил, заметался по комнате, как раненый лев, после чего выскочил вон. Его удаляющиеся шаги гулким эхом раздавались по пустынному коридору.              «Ну что ж, может, это и к лучшему, — философски подумал Снейп. — Люциус прогуляется по мэнору, побродит по галереям, понюхает цветочки у Нарциссы в оранжерее и уже спокойным явится назад. Хотя, если он пойдёт советоваться с портретами родичей, они взвинтят его ещё сильнее».              Зельевар поёжился: разъярённый Люциус мог напугать кого угодно. Мало кто из волшебников магической Британии мог увидеть его в таком состоянии — на людях лорд Малфой вёл себя безукоризненно. А вот дома, среди своих, он мог позволить себе вспышку гнева, потому что считал, что Малфой и эталонный волшебник — это одно и тоже. Он сам мог устанавливать нормы и правила, в отличие от жены, которая, будучи Блэк, контролировала себя настолько сильно, что была одинаково бесстрастна и холодна и дома, и на улице. А если учесть, что Северуса здесь считают своим… Вероятно, ему ещё придётся узнать о себе много нового в выражениях, далёких от парламентских.              Вместе с тем Снейп знал, что лорд Малфой был довольно отходчив, и надеялся, что тот, вернувшись, будет в состоянии вести конструктивный разговор. А пока Северус предавался размышлениям о том, что же так не понравилось в Алексе Грее что старшему, что младшему Малфоям.              С Драко всё было понятно: похоже, он просто не переносил, когда другие хоть в чём-то превосходили его. То самое зелье, которое не давало покоя Северусу, Грей сварил в паре с Малфоем. Не исключено также, что Алекс просто мешал Драко, когда тот пытался обратить на себя внимание Поттера.              А вот реакция Люциуса не вписывалась в привычные рамки. Нет, безусловно, Снейп знал, что тот не любит грязнокровок. Но в семье Малфой обычно это не демонстрировали так явно, предпочитая брезгливое дистанцирование. Чтобы Люциус высказался так резко, нужны были серьёзные причины. Однако, как раз этих причин Северус не видел. Алекс Грей был приличным мальчиком, который умел вести себя в обществе, держать язык за зубами и даже одеваться правильно. Он не мог произвести неблагоприятное впечатление на лорда, когда тот встретил их с Поттером и Флитвиком в Министерстве. Иначе Люциус не преминул бы негативно о нём высказаться ещё тогда, когда упоминал об этой встрече.              Тут Снейп вдруг вспомнил, что Люциус в тот раз пытался расспросить о мальчике. Северус тогда подумал, что Люциус просто подбирается к главной теме — покупке по дешёвке заклинания, и для этого упомянул встречу в Министерстве с его предполагаемым автором — профессором Флитвиком.              Возможно, всё-таки что-то произошло в Министерстве, надо сейчас узнать больше подробностей. Но всё может быть гораздо проще — лорд Малфой просто уязвлен тем, что какой-то мальчишка из семьи простецов в чём-то превосходит его сына, который по определению самый лучший, самый умный, самый красивый, самый-самый!              В коридоре раздались шаги — Люциус вернулся. Сейчас он выглядел заметно спокойнее. Усевшись в пододвинутое кресло, лорд сказал:              — Ты ведь всё просчитал ещё тогда, да, Северус? Ты сразу знал, что именно собираешься предложить мне. Я сейчас попытался вспомнить формулировку, которой ты воспользовался, чтобы заключить между нами договор. Как там ты сказал? «Возможно, после некоторых изысканий, которые мне придётся провести, я смогу сообщить тебе, что у тебя может появиться ещё один ребенок». И позднее, когда срезал у меня волосы, ты сказал, что они потребуются «для исследования вопроса о ещё одном ребёнке». Ты ведь ни разу не сказал, что на самом деле будешь заниматься снятием проклятия с рода Малфой. Я сам всё понял именно так, как хотел, а ты позволил мне. Я прав?              — Ну вот, теперь ты во всём разобрался, — проговорил Снейп. — Однако, позволь поинтересоваться, тебе нужен мальчик? Или ты собираешься предаваться абстрактным рассуждениям о проклятии твоего рода вместо того, чтобы стать отцом своему второму сыну?              — Я не отказываюсь от мальчика, — сообщил Люциус, и у Снейпа отлегло от сердца.              — То-то ты вдруг согласился, — продолжал Малфой, — хотя до этого годами отказывался от моей просьбы, ссылаясь на то, что это очень трудная и кропотливая работа — зельями заменить существующие заклинания, да ещё придумать такие, которых раньше не существовало.              Снейп пожал плечами.              — Согласись, сам бы ты ни за что не упустил такую возможность. В конечном итоге я сдержал слово, не так ли? Я действительно сварил несколько зелий, которые способствовали решению задачи, — Снейп показал на саквояж, где хранились пробирки с образцами, — и в итоге установил, что Алекс Грей — действительно твой сын.              — Хорошо, Северус, я принимаю твоё объяснение и не обвиняю тебя. Официально заявляю, что контракт закрыт. В ближайшее время я отдам тебе обещанные книги.              — Возвращать ли мне оставшиеся деньги, которые ты давал на исследования?              Малфой чуть заметно поморщился.              — Можешь оставить их себе. Что ж, теперь, когда мы успокоились, — брови Северуса поползли вверх, — расскажи мне, как ты обо всём узнал. Что навело тебя на мысль, что этот мальчик кем-то мне приходится? И какие именно зелья ты сварил?              Северус рассказал о зельях отцовства и родства, причем не скрыл, как добыл волосы для последнего.              — Поэтому ты подарил Драко зачарованную расчёску? Он мне жаловался, что ожидал совсем другой подарок.              — Ну, по крайней мере будет следить за тем, чтобы его волосы нельзя было так просто подобрать, — хмыкнул Северус. — Что касается причины, почему я решил использовать волосы Драко, чтобы проверить мою догадку, то это явное сходство Алекса с Малфоями. Люциус, ты же видел мальчика в Министерстве, неужели ты ничего не заметил? Ты тогда ещё спрашивал меня, что мне о нём известно, помнишь? Ты ведь спрашивал не просто так? Может, ты что-то почувствовал?              — Мне он не понравился, — скривился Малфой.              — Да что ты? — ехидно прокомментировал Снейп. — Ну да, ты уже говорил это вчера за ужином и назвал бездарным грязнокровкой своего собственного сына, хотя это далеко не так. Люциус, а может, ты просто не можешь пережить, что в стране появится ещё кто-то такой же неотразимый?              — Смейся-смейся, — Люциус прищурился. — Мальчишка не понравился мне потому, что он разоделся в пух и прах, как какой-нибудь чистокровный, а на самом деле нет никакого чистокровного семейства Греев. Грязнокровки, когда пытаются нам подражать, выглядят ещё хуже, чем просто невежественные маглорождённые.              — Ну вот и я говорю, что тебя не устроило, что кто-то ещё, кроме тебя, будет выглядеть как надутый индюк…              Малфой согнал с лица подобие улыбки, которую он нацепил, выслушивая шутки Северуса. Он решил сменить тему.              — А кто мать мальчика?              — Ты меня спрашиваешь? — удивился вопросу Снейп.              Люциус не стал развивать тему. Они оба прекрасно знали, кто была мать мальчика. Если её имя и было неизвестно, то способ знакомства с ней Люциуса был предельно ясен.              — Грею — одиннадцать, как и Драко. Тот год был очень насыщенный, не думаю, что я вспомню, — проговорил Люциус.              Снейп кивнул. Он прекрасно понимал, что речь шла о выполнении специфических заданий Лорда. Но если простые пожиратели могли только мечтать об отправке в рейд, чтобы кого-нибудь изнасиловать, то ближний круг порой привлекался Волдемортом для сексуальных контактов с магловскими женщинами, которые в силу каких-то причин интересовали Лорда.              Конечно, можно было добиться своего, использовав Империо, но для выполнения некоторых дел необходимо было сознательное участие женщин, занимавших высокие посты или бывших замужем за высокопоставленными чиновниками. Пожирателям часто приходилось вмешиваться в работу магловских служб, выезжавших устранять последствия, вызванные столкновениями пожирателей со своими противниками. Неважно, были ли жертвами нападений волшебники или маглы, ничего не знающие о магах или имеющие родню в волшебном мире, нередко все кончалось взрывами, пожарами, внезапными, ничем не объяснимыми смертями. В этих случаях было просто необходимо срочно подкинуть простецам какое-нибудь убедительное объяснение, позволявшее пожирателям переложить ответственность на несчастные случаи или природные явления.              И тут в дело вступали доверенные пожиратели Лорда.              Неотразимый Люциус, одетый в шикарный костюм, сшитый по последней магловской моде, заставлял женщину, которую он обхаживал, забыть обо всем. Малфою даже не приходилось просить её, чтобы она выполнила то, что ему нужно: женщины обычно сами были готовы на всё, лишь бы увидеться с ним ещё раз. В ставке Лорда по этому поводу ходили слухи, что здесь дело не только в его сногсшибательной красоте и обаянии, сколько в наследии: поговаривали, что в роду Малфоев были вейлы. Сам Люциус называл это гнусной инсинуацией, но факт оставался фактом — он практически всегда добивался своего на любовном фронте.              Однако, в тех случаях, когда нужную должность занимал мужчина, или всё же женщины по какой-то непонятной причине в единичных случаях не поддавалась чарам Малфоя, в дело вступали Снейп и Руквуд.              Северус мог подкорректировать сознание, просто сидя напротив жертвы за столиком кафе. Для этого ему даже не нужно было доставать волшебную палочку. Своё воздействие он усиливал зельями, незаметно подлитыми в напиток собеседника. Если нужно было полностью заменить воспоминания или полностью перекроить сознание магла, в дело вступал Руквуд. Что именно он использовал — ещё легилименцию или уже тёмную магию, прочие пожиратели не знали, да и не стремились узнать.              Всё это происходило на фоне всеобщей уверенности жителей магической Британии в том, что пожиратели только и делали, что убивали всех подряд на виду у маглов. Однако это было в корне неправильно: Тёмный лорд, исходя из своей очень сильной нелюбви, даже ненависти к маглам, не мог позволить им узнать о волшебниках и, таким образом, поставить магический мир под угрозу. Поэтому особенно талантливые представители ближнего круга и подчищали за боевиками. Была ещё небольшая группа обливиаторов, созданная специально для грубого стирания памяти рядовых маглов, но в неё входили совсем другие волшебники.              Молчание нарушил Люциус. Он неуверенно заговорил:              — Кажется, я смутно припоминаю какую-то сногсшибательно красивую маглу. Но это не было заданием Лорда. Я возвращался из номера гостиницы после особенно отвратительной встречи с одной нужной дамочкой и решил заглянуть в бар в том же отеле. Сам понимаешь, радости мне эти любовные похождения не доставляли.              Северус понимающе прикрыл веки. Это какой-нибудь молокосос мог вообразить, что такой состоявшийся во всех отношениях волшебник, как Люциус, или он сам, был рад пойти по бабам, однако в большинстве случаев обрабатываемые женщины были не очень привлекательными, и это ещё мягко сказано. Задание Лорда требовало быть с ними любезными, одновременно подталкивая их к тому, чтобы они были готовы выполнить «небольшую» просьбу. К тому же, Люциус любил свою жену и очень болезненно воспринимал необходимость выполнять такие поручения. Снейп был уверен, что леди Малфой до сих пор находится в неведении о таких заданиях мужа.              — Ты встретил эту маглу в баре? Странно, обычно ты аппарировал в мэнор из первого попавшегося укромного местечка. Как её звали?              — Не помню, — Люциус, кажется, слегка смутился. — Не то чтобы она мне особенно понравилось, но в тот раз всё сложилось один к одному — неприятное задание, потом несколько рюмок крепкого алкоголя в баре, а тут она… Помню только, что она была блондинка, молодая, симпатичная и веселая. Я тут же организовал номер в этом же отеле, а наутро поспешил убраться, стерев из её памяти всё, что могло навести на меня. Она проснулась с полной уверенностью, что не помнит ничего, кроме того, как ей было хорошо. Не помнит потому, что она тоже крепко набралась, так я ей внушил. Впрочем, это не было так уж далеко от действительности.              — Думаешь, это мать Грея? Или у тебя есть ещё кандидатуры?              Малфой сверкнул глазами.              — Я так не думаю, — холодно ответил он. — Как ты сам выразился, обычно я такого себе не позволял, просто потому что не хотел, так что, пожалуй, это единственный вариант. Хотя до конца я не исключаю возможность, что мать этого мальчика — какая-нибудь другая женщина. Естественно, зная, что мне не грозит наплодить бастардов, я совершенно не думал о предохранении. — Люциус постарался подавить негодование, вызванное тем, что он допустил в прошлом такую ошибку. — Ты уже расспросил мальчика о его семье?              Пришла очередь напрячься Снейпу. Прямо сейчас он бы предпочёл умолчать о кое о чём. Например, о том, что он был проинформирован заместителем директора школы, что Алекс Грей ничего о себе не помнит после несчастного случая. А также о том, что поверхностная легилименция, которую проводил он сам, показала, что память Алекса Грея начинается на магической стороне вокзала Кингс Кросс.              — Нет, Люциус, я ничего не знаю о его семье. Я не собирался в это лезть, не посоветовавшись с тобой. В будущем у тебя будет время узнать о мальчике побольше. Самое главное, что ты не собираешься отказываться от него. Конечно, я не против оказывать тебе посильную помощь, я прекрасно понимаю, что у меня больше возможностей встретиться с Алексом в Хогвартсе.              — Ещё бы ты отказался, — язвительно проговорил Люциус, очень сильно напоминая самого Снейпа. — Учитывая, сколько я отвалил тебе за решение проблемы, и то, что я не потребовал деньги и книги назад, ты просто обязан помогать мне в этом деле. И что-то мне подсказывает, что у тебя есть дополнительный интерес. Принять участие в судьбе друга Поттера — это ли не удача? Скажи, я ведь угадал?              Снейп улыбнулся уголками губ, позволяя Люциусу считать, что тому удалось правильно установить причину. Свой интерес к зельеварческим талантам мальчика по-прежнему следовало скрывать.              — Как бы там ни было, Люциус, полагаю, нужно рассказать всё Нарциссе. Драко пока можно не говорить, особенно если он так негативно настроен по отношению к брату. А вот супругу, с которой ты сочетался магическим браком, просто необходимо поставить в известность, прежде чем ты примешь мальчика в род и его имя появится на родовом гобелене Малфоев.              Люциус медленно поднялся.              — Ты допускаешь, что это приемлемо — принимать его в род, не зная о нём абсолютно ничего, кроме самого факта его существования? Нет, друг мой, пока я лично не узнаю всё об этом мальчике, о подобном не может быть и речи.              

***

      Двадцать седьмого декабря в Лондоне стояла довольно тёплая погода — около 45° по Фаренгейту, к вечеру стало не намного холоднее. Дождя и, тем более, снега не было. Вообще, весь месяц выдался на удивление сухим, метеорологи передавали, что осадков выпало меньше нормы.              Тони Блэр заглушил мотор и помог своей жене Шери выйти из машины. Миловидная шатенка с мягкими чертами лица аккуратно застегнула своё пальто тёплого кораллового оттенка, наградив мужа понимающей улыбкой, когда тот небрежно накинул своё чёрное пальто поверх смокинга. Тони с женой были дружной и понимающей парой, растившей двоих сыновей. Шери с самого начала знала о слабостях любимого человека и принимала их, поддерживая мужа в его честолюбивых устремлениях.              Тони не смог найти место, чтобы припарковать машину поближе к кинотеатру Одеон, куда они супругой сегодня приехали на премьеру фильма «Выход на сцену» с Лайзой Минелли в главной роли. Вообще, эта премьера не должна была состояться в Лондоне. Первоначально, первый показ этой картины намечался весной в Штатах, однако из-за реструктуризации студии Парамаунт решено было отложить премьеру. Лондон удостоился такой чести потому, что фильм был снят по мотивам одноименной британской пьесы, а также часть актёров и даже режиссер были британцами.              Тони уже давно обещал супруге выход в свет, но посещение сегодняшней премьеры было не случайным. Шери, дочь известного британского актера Тони Бута, интересовалась киноиндустрией, хотя её род деятельности — у неё было юридическое образование, — как и род деятельности мужа, лежал далеко от съёмочных площадок.              Уже смеркалось, и Тони вынужден был вести жену несколько кварталов в полумраке, прежде чем они заметили яркие огни и услышали крики поклонников, встречавших английских и зарубежных звезд экрана, идущих по красной дорожке.              — Хотела бы так подъехать? — спросил он жену, когда к главному входу поехала очередная машина со знаменитостью.              Шери улыбнулась, прекрасно понимая, что муж спрашивает в шутку. Если бы Тони нанял шофера, — а он мог себе это позволить, — они тоже подъехали бы прямо ко входу. Однако Тони считал возможность самому водить машину не обязанностью, а привилегией. Будучи сейчас одним из самых многообещающих представителей партии лейбористов, он уверенно продвигался к посту её главы, что само по себе подразумевало наличие в скором будущем всех тех атрибутов власти, которых Тони пока удавалось избегать.              С фасада кинотеатра на зрителей смотрела огромная афиша, изображавшая Лайзу Минелли. Шери невольно задержала на ней взгляд, эту актрису она очень любила и на премьеру пришла исключительно ради неё.              Блэры миновали ограждения, не позволявшие зевакам приближаться к красной дорожке. Была заметно, что вокруг много полиции, но, наверное, так и должно было быть — на премьеру съехались звёзды первой величины. Тони достал из кармана пальто пригласительные, и один из многочисленных служащих, проверив их, пропустил его с женой вперёд.              Едва они появились на ярко освещённой площадке, толпа в ожидании звёзд зашумела, но быстро успокоилась, увидев, что появившаяся пара не похожа на известных актёров и вообще, судя по всему, не имеет отношения к шоубизнесу. Поспешно пройдя пространство, отделяющее их от входа, Шери перевела дух — находиться на виду у стольких людей, не будучи звездой или знаменитостью, было нелегко.              Освободившись на первом этаже от верхней одежды, Шери внимательно оглядела себя в зеркале: неизменная стрижка-каре, благодаря которой казалось, что волосы лежат на голове гладкой блестящей шапкой, чёрное вечернее платье с неглубоким декольте и единственное украшение — тонкая нить жемчуга. Убедившись, что с её внешним видом всё в порядке, Шери подала мужу руку и попросила:              — Давай хотя бы сегодня обойдёмся без заумных политических бесед, как ты мне обещал, хорошо?              — Как скажешь, — тут же согласился Блэр. Он и сам был не против обойтись сегодня без разговоров о политике, к тому же, наверняка в актёрской среде ему не попадётся подходящий собеседник, так что Тони готовился к просмотру музыкального фильма, хотя и не увлекался мюзиклами. Но он всё же не мог не подпустить шпильку: — Моя политическая деятельность могла бы послужить тебе хорошую службу, если бы тут встретился кто-то из моих высокопоставленных знакомых. Ты бы не отказалась быть представленной Лайзе Минелли?              — Конечно, не отказалась бы, — засмеялась Шери. — И автограф не помешал бы, но не думаю, что Лайза обрадовалась бы, если бы её с ходу вовлекли в скучный разговор о политике.              Внутри кинотеатра было ещё больше охраны. У них снова проверили пригласительные, и Блэры медленно пошли с общим потоком высокопоставленных зрителей на второй этаж, где находился кинозал. Шери легко различала в числе гостей тех, кто относился к киноиндустрии. Они оживленно разговаривали, активно обсуждая творческий процесс создания фильма. На актрисах преобладали платья ярких оттенков с огромными плечами и оборками, ткань которых искрилась люрексом, серьги до плеч сверкали драгоценными камнями. На их фоне Шери и другие представительницы лондонской элиты выглядели блекло, но миссис Блэр такое не волновало.              На следующем лестничном пролёте стало понятно, в чём задержка: на верхней площадке бойкая блондинка в зелёном платье давала интервью одному из телеканалов. Она оживлённо рассказывала о том, сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы научиться танцевать степ.              — Это Джули Уолтерс, — определила Шери. — Она британка, ты не можешь её не знать, — добавила она, видя, что Тони отрицательно помотал головой.              После того, как Джули закончила давать интервью, её место занял другой актёр, который принялся рассказывать о том, как хорошо, что премьера проходит в Великобритании, ведь фильм имеет с этой страной тесные связи. Тони и Шери удалось аккуратно обойти его и не попасть в объектив камеры. Но пройти вперёд снова не удалось: прямо перед ними приглашённые стояли плотной стеной.              — Что там? — поинтересовалась Шери.              Ей ответил стоявший рядом мужчина с крупным породистым лицом:              — Принцесса Диана остановилась поговорить с актрисами.              В этот момент толпа немного разошлась, и Шери увидела, как принцесса Уэльская оживлённо беседует с Лайзой Минелли и Джули Уолтерс. Теперь были понятны повышенные меры безопасности.              — Сегодняшняя премьера фильма помогла леди Ди собрать деньги на благотворительность в пользу валлийских детей, — пояснила спутница мужчины.              — Ты тоже изрядно постаралась, Джессика, немалая часть организационной работы лежала на тебе, — с ноткой гордости проговорил мужчина, и тут Тони узнал его:              — Джеффри, Джеффри Финч-Флетчли!              — Тони! Вот уж не думал тебя здесь встретить!              Мужчины обменялись рукопожатиями. Блэр представил Шери и отрекомендовал своего знакомого:              — Барон Финч-Флетчли!              — Да брось! Ты ещё моего дядюшку-графа вспомни. А не то я стану звать тебя Энтони, а не Тони, как ты просил, когда мы познакомились. Слава богу, мы не на приеме у её величества, а её высочество, — аристократ иронично указал глазами на леди Диану, — вряд ли захочет сегодня с нами побеседовать. У неё и так есть с кем поговорить, так что я для вас — просто Джереми, а это моя жена Джессика.              Толпа впереди немного рассосалась, но идти в кинозал было рано. Блэры вместе с четой Финч-Флетчли отошли в сторонку поговорить. Шери заинтересовалась работой Джессики по сбору средств на благотворительность, а мужчины заговорили между собой.              — Надо же, сколько раз встречал тебя на приёмах и других мероприятиях, но ты ни разу не был с женой. Ты специально её скрываешь? — шутливо поинтересовался Джереми.              — Нет, конечно, — в тон ответил Блэр. — Мы по-прежнему выходим в свет вместе, просто не так часто, как хотелось бы. У нас ведь двое детей, мальчики: Юэн, ему семь, Николас на год младше. Шери, конечно, не домохозяйка, но сейчас она предпочитает быть дома, но вот когда дети станут постарше … Ну, ты ведь понимаешь, у тебя тоже есть сын.              — Да, Джастин, ему одиннадцать. Как раз вернулся на каникулы из закрытой школы, мы с Джессикой по нему очень соскучились. Мы сегодня предпочли бы побыть с сыном, но он захотел встретиться со своими старыми школьными друзьями, и у нас освободился вечер.              — Он учится в Итоне?              — Нет, — на лицо барона набежала тень, — это другая школа, в Шотландии. Называется Хогвартс.              — Не слышал про такую, — Тони был озадачен. Он и подумать не мог, что сын лорда поедет учиться не в Итон, но вслух этого не сказал, а проговорил примирительно: — Наверное, этот Хогвартс чем-то отличается в лучшую сторону от других учебных заведений. Туда поехал учиться кто-то из близких друзей Джастина? В этом случае переубедить ребенка ехать в выбранную родителями школу довольно сложно.              — Да, я тоже не думал, что Джастин туда поедет, но в конечном итоге всё утряслось. Джастину там нравится, он завёл там друзей, мы с женой его даже не узнали, когда он вернулся. Стал таким взрослым и независимым и подрос. Вот, сейчас я тебе покажу фотографию.              Финч-Флетчли достал фотографию из бумажника.              — Джастин привёз из школы несколько отснятых пленок, и мы их уже проявили. Представляешь, нет ни единого снимка, где бы он снялся один, везде с друзьями. Даже не ожидал от него, что он настолько к кому-то привяжется. Везде то с чёрненьким, то с беленьким мальчиком, и ещё куча снимков блондинчика отдельно. Я хотел отрезать второго мальчика с этой фотографии, но Джастин увидел и раскричался. Говорит, не смей трогать, ты даже не знаешь, кто на ней со мной сфотографирован! Надо будет сфотографироваться семьей, и снять Джастина отдельно, пока он не вернулся в свою школу. Потом я заменю фотографию, а пока положил себе в бумажник эту.              Тони взял из рук Джереми снимок, на котором были изображены два мальчика. Школьная форма была очень странная — на обоих были надеты мантии, как будто школьники играли в выпускников. Но не это поразило Блэра: черноволосый мальчик, стоявший рядом с сыном Джереми, был тем самым оборванным ребёнком с газетной вырезки, которую Тони хранил в ящике своего стола и периодически рассматривал.              Сейчас маленький оборванец выглядел совершенно по-другому, и если бы Блэр не изучил его лицо как следует, то сейчас мог бы засомневаться: мальчик был одет во всё новое и больше не выглядел осунувшимся, а его тёмные волнистые волосы были аккуратно расчёсаны и сияли здоровьем. Но главным признаком, по которому Тони мог опознать его, были круглые металлические очки, которые теперь не выглядели дешёвкой, а казались дорогим аксессуаром.              Увидев, что Тони разглядывает друга Джастина, Джереми сказал:              — Джастин говорил мне, как зовут этого мальчика, да я забыл. Хотя нет, подожди, вспомнил! Его зовут Гарри Поттер.              

***

             Альбус Дамблдор уже четвёртую ночь сидел в засаде в пустующем классе, куда он поместил зеркало Еиналеж. За окном уже начало светать, и Альбус понял, что Гарри не придёт и сегодня.