Esmu slinks

***

Звук капель, бьющихся об стекло с нарастающей силой, стал причиной его пробуждения. Открыв сонные глаза, первое что он увидел- белая макушка. Лежащий рядом мерно дышит. Лицо расслабленно , невинно, невероятно беспомощно. Сейчас этот человек выглядит максимально мирно, что даже несколько непривычно. Если бы он умел мурчать, сомнений нет, этот звук отбивался бы от стен комнаты, наполненной теплом. С улицы слышен лишь гул проезжающих мимо машин. На ближайшей площадке нет детских криков, нет также и случайных прохожих, только те, кого жизнь заставила в это утро вылезти из своей теплой берлоги навстречу непогоде. Сказать по правде, Федор ожидал проснуться в полном одиночестве, ведь его нежданного гостя во время дождя под крышу не затащить даже деньгами, не говоря уже о чем-то другом. Шантаж, угрозы, уговоры, применение силы никак не влияли на решение Николая гулять в дождь и мочить себе белую голову. Но нет, вот он, лежит и не просыпается даже когда его худая, теплая "подушка для объятий" аккуратно выбирается из крепкой хватки. Ноги морозит холодный пол. Нда, осень в этом году крайне холодная. Депрессивная такая, вгоняющая в уныние. Все как мы любим. Тихо закрыв за собой дверь, Достоевский скользнул на кухню по гладкой плитке пола и удобно устроился возле кухонного гарнитура, начиная свою привычную, утреннюю рутину с приготовлением чая. Холод, холод, холод. Что может быть лучше ? Только чашка ароматного, насыщенного напитка, приготовленного по своему вкусу, и за основу которого взят бабушкин волшебный рецепт состоящий на 90% из тепла и уюта от одного только взгляда на чай. Стоящий на столе термос медленно наполняется янтарной жидкостью, которая невероятно красиво отражает сияние светодиодной ленты, купленной специально для кухонного гарнитура, ведь от люстры за спиной толку мало и было, и будет. —Доброе утро. Звонкий голос прорезал тишину, от чего Федор невольно вздрогнул. На пороге кухни стоял до боли знакомый силуэт. —Какие планы на день? В два шага Гоголь оказался возле своего соседа по постельному ложе, а через секунду уже сидел рядом с термосом. —Пройтись. —В такую погоду? –Тонкая, черная бровь взмыла вверх, изогнувшись змеёй, полностью передавая негодование вопрошающего. –И это я слышу от тебя? Человека, который с пелёнок готов был выброситься из окна, лишь бы не промокнуть? —Ну знаешь ли. Федор только тихо хмыкнул себе под нос и тщательно закрутил крышку. Все, теперь пора собираться на кислород. Да и к тому же он чувствовал- дождь закончится ещё до того как они доедут. —Так что, со мной едешь ? —Спрашиваешь. Прыснув, Гоголь спрыгнул на пол.

***

Единственное, что им удалось выловить- старый троллейбус с не закрывающейся полностью дверцей. Людей было мало, мест, само-собой, много. Хоть и пришлось торчать в небольшой пробке. Федор с огромным удовольствием смотрел в окно, покрытое разводами. Перед глазами мелькали различные дома. Пяти, девятиэтажки, внизу которых можно увидеть магазины, пестрящие вывесками, созданными на привлечение внимания, в них было короткое описание ассортимента. Через некоторое время он включил музыку, засунув наушник в ухо и прикрыв волосами, но идиллию прервали. —Делись. Мда, Достоевский и забыл, что едет не один. —Второй не работает. —А, точно, ты говорил. Состроив обиженное лицо, Гоголь отвернулся в другую сторону. Ну и славно. Хоть поломанные наушники и не сильно удобно, но вот привилегий тоже хватает. Если надо что-то услышать или сделать вид, что ты "ушел в музыку"- надеваешь оба и вслушивается в разговор. Если так стоять с работающими, но выключенными наушниками, есть возможность спалить контору. А так и предъявить нечего. Вторым плюсом были такие вот попутчики , желающие разделить с тобой плейлисты, которыми делиться ты особо и не хочешь. Пожав плечами, Федор продолжил созерцать редеющий с каждой остановкой ливень. Троллейбус грузно ехал по дороге, гудя своими запчастями и заплатками. Весь стул, стоящий спереди, был изрисован надписями разных контекстов и цветов. Сидушка другого через пару рядов каким-то чудом пестрила граффити. Он любил такие поездки. Никого толком нет внутри, и есть возможность рассмотреть незначительные детали. И атмосферу эту он любил. Спокойствие, неспешность. Если отбросить все ненужные мысли , ощущение, словно ты в параллельной вселенной, где тебя ничего не беспокоит, ты свободен, счастлив... -А куда мы едем. Ах, ну как же. Забыть о таком человеке как Гоголь ? Увольте. На самом то деле, про него опять удалось забыть. Если переместиться в прошлое , на лет так семь, то все свободные места уже были бы обсижены и проверены на звание лучших. Пару безобразных надписей добавились бы в секту уже существующих. Еще бы Федора уговаривали и свой след в истории оставить, но нет. Это был абсолютно другой человек. Сидит смирно, смотрит в окошко, на сползающие по стёклам капли и даже не уговаривая спорить на желание, какая именно победит. Просто сидит и думает о своем. Подменили, ей Богу . Но что же за личность перед ним? Мысли о том, что друг детства повзрослел и образумится, сразу можно отмести в сторону куда подальше. Возможно, что-то случилось, что-то нехорошее —Федь? —Я скажу когда выйти И кто же перед ним? Сидя около окна и наблюдая за проплывающим мимо серым пейзажем, Достоевский позволил себе окунуться в данный вопрос. Они расстались, когда им было где-то пятнадцать или шестнадцать. Сейчас Коле семнадцать, этой весной будет восемнадцать и он, как и планировал, сможет начать жить самостоятельно. Самому Федору сейчас девятнадцать. По паспорту, но не физически. Эта разница не препятствовала их попаданию в одну группу, так как это обстоятельство было спланировано заранее самим Федором. Хоть для остальных это и было чем-то вроде "Так жизнь сложилась" и "Не по своей воле, это обстоятельства такие". И все же, что произошло за те несколько лет, во время которых он пытался сбросить с хвоста тех надоедливых отцовских "вестников счастья"? Мыслительный процесс быстро прервался, когда он заметил нужную остановку. —Давай, на выход. Федор быстро завернул телефон наушниками, чтобы не запутались, и положил в карман черного пальто. Во втором нащупал несколько монет с нужной суммой за проезд и передал водителю. Как и предполагалось его шестому чувству- дождь прекратился. Осталась только сырость и множество луж. Стараясь на них не наступить, двое быстрым шагом переходили дорогу. Перед их взором раскинулся парк Победы. Гоголь, судя по отсутствующим вопросам, уже давно понял, куда они направляются. Ворот не было. Территория парка раскинулась пятном по городу, если смотреть с высоты птичьего полета, а если вариант для смертных- Гугл карты. Ещё видны тут и там зелёные , золотые, бурые листья, готовые осыпаться разноцветным дождем на землю, медленно погибая, шурша и потихоньку увязая в пучине отчаяния и неизбежности течения времени в этом бренном мире..Так, стоп. Сейчас не об этом. Они передвигались по мокрым дорожкам. Молча. Вокруг невероятно тихо. Только иногда встречались люди с собаками на поводках, но даже те молчали, словно боялись нарушить похоронное настроение, заданное погодой. Поверхность штучного озера блестела, отражая серость неба. —Догадался, что мы тут делаем? —Ты решил меня до дома провести ? —Не совсем. Молчание. Опять. Они стоят под шуршащими листьями на ветках, раскинувшихся паутиной, закрученных в замысловатый узор. Это угнетало. — Значит, ты не знаешь почему мы здесь? В ответ лишь покачивание головой. —Ну ладно. Раз нет, значит нет. Приходи ко мне через два дня, только на этот раз не в окно. —Всё-таки провести решил ? Не в твоём это духе, Федь. Слишком много чести. —Дела есть. —К Дазаю идёшь ? Гоголь медленно склонил голову к плечу. Взгляд его глаз за линзами затуманен, не четок. С одной стороны вопрос не являлся бессмысленным, в нем угадывалась мозговая, пошаговая деятельность, но вот с другой- все утро одногруппник вялый, как куст помидора на солнце при сорокаградусный жаре. Ведь узнать что тут, рядом , живёт зачинщик той тусовки, а вовсе не в месте, где была вечеринка, ещё надо постараться. —Какой догадливый Федор ухмыльнулся в кулак и из-подлобья глянул на Гоголя. —Ну все, иди домой. —Я тебе нравлюсь? —...Что? Достоевский глянул на человека, стоящего перед ним, буд-то увидел впервые. —Я нравлюсь тебе ? —Коль, ты -самый дорогой для меня человек, конечно нравишься. Стать таким же родным, как брат, сможет далеко не каждый. Говоря это, Федор думал совершенно о других вещах. Блеск в глазах Гоголя потух. Бам, и нет тех искорок, тех бликов, которые украшают его взгляд в любое время суток. Но в то же мгновение его лицо преображается, улыбка Чеширского кота от уха до уха, а в уголках глаз появляются морщинки. —Ого, не думал что ты способен на такие слова. — Какой кошмар, значит плохо меня знаешь. Ну все, увидимся через пару дней. Не дожидаясь ответа, Достоевский развернулся и ушел в сторону проезжей части, к выходу из парка. Там его ждали важные дела. А точнее одно. Дождь опять начал моросить, кромка воды стала "дырявой", упавшие на ее гладь листья слегка вздрагивали от прикосновения тяжелейших с каждой секундой шариков воды.

***

—Ого! Кто это к нам пожаловал ? Сам Достоевский? Это что, рак на горе свистнул ? —Дело есть. —Вот так сразу ? И что, даже не перекинешься парой слов с братом? —Мы не братья Федор закатил глаза. Что-то сильно много разговоров о братьях сегодня, пора заканчивать. Дазай закрыл входную дверь на два оборота ключём и последовал за своим гостем, который уже стоял у окна и молча провожал взглядом быстро плывущие по небу тучи. —У тебя из окон парка не видно. —И что? Нужен он мне . —Ладно, неважно. Значит слу... Повернувшись, Федор опустил взгляд вниз. Краски сошли с его и так бледного лица. Ступор длился недолго. Резко подняв взгляд, он в упор посмотрел на брюнета. Чернь глаз распространилась, как у кота увидевшего опасность, радужка практически исчезла. —Что такое ? Вставить ещё хоть слово он не успел, так как Достоевский точным ударом ноги повалил на пол хозяина квартиры. —Это что? Склонившийся надо Дазаем Федор ухватился двумя пальцами за штанину, а если вернее -за внутреннюю ее часть. Голос с хрипотцой. Глаза черные, глубокие озера. Ступор со стороны лежащего очевиден по простой причине- Достоевский никогда ещё не выходил из себя так. Никогда не терял лицо. Маску. Да что угодно, но глаза его ни разу ещё не превращались в два черных провала, в две бездонные пропасти, смотрящие прямо в душу, всасывая ее без возможности спастись. —Не знал что ты знаешь об этом. Голос Дазая спокойный. Лицо уже не выражало и капли того секундного удивления. —Кто? —Не понял. —Кто?! Федор перешёл на повышенные тона не осознавая этого. Взявшись за чужую футболку, он хорошенько встряхнул несчастного, чем вызвал ответную реакцию. Секунда. И вот они меняются местами. Достоевский на полу, а Дазай навис сверху, глядя такими же пустыми глазами. Что-то в их взглядах есть похожее. Даже слишком. —Отвечай. —Не понимаю о чем ты. —Ах не понимаешь? Те два красных крестика из ниток в месте под коленом, где ткань складывается гармошкой. —И? —Кто на этот раз ? —Что на этот раз? —Умер, Дазай. Молчание в ответ. И тишина повисла мертвым грузом. Федор уже не злился. Его лицо наоборот не выражало ничего. Только руки слегка вздрагивали. А может наоборот, его настолько наполнили эмоции, что изображать на лице не представлялось возможным, лишь в глубине глаз плескался океан дегтя тех чувств, которые так и стремились перевалить через край. Если же глаза Федора деготь, то на дне зрачков Дазая по склонам гор плескалась вулканическая лава, вестник апокалипсиса. —С чего ты взял что эти крестики что-то значат? В ответ лишь глухой смех. —Считай это чем-то вроде шестого чувства. —И каковы твои предположения? —Первый крест мы поставили на могиле моей матушки. –Оскал обезобразил красивые черты лица.– А второй, как бы я не предполагал, ты увековечил в честь моей сестрёнки ? —... —Чего молчишь? Она выбралась да ? Как давно? —Три дня назад. Зрачки Достоевского резко сузились. —Быстро однако. Он хотел было спихнуть Дазая с себя , но два собственных запястья были намертво прижаты к холодному полу. Вот же черт. —Ты. Никуда. Не пойдешь.–Растянув каждое слово, как вязкий кисель, брюнет неотрывно смотрел в глаза оппоненту. —Я сильнее тебя, Федор. —Да что ты ? Слабая улыбка никак не компановала блеску лезвия, упершегося в точку пульса, мерно бьющуюся на шее Дазая. Этот маленький кусочек, который он успел спрятать меж пальцев, теперь ловким движением был вынут и упирался острым краем. Тишина. Казалось, даже сердце не бьётся. Остановилось, как время в этом мгновении. —Ну и откуда ты его достал? Уставший голос. Опустевший взгляд. Он, конечно, понимает что надавить сильнее лежащий успеет перед тем, как почувствует даже самое слабое движение рукой или мышцой на ней. —Фокус-покус. —Раз ты для себя уже все решил, то будь осторожен. —Хватит делать вид, что тебя волнует эта история. —Она меня интересует. —Ах, точно. И как я не подумал. Хватка на запястьях ослабевает. Руки убраны. Дазай встаёт и с высоты своего роста смотрит на Достоевского, который молча поднимается, отряхивает невидимую пыль с джинс и уходит к двери, открывает и она громко захлопывается у него за спиной. "Охсукаблятьтвоюналево" Он стремглав мчится, перепрыгивая почти все ступени в пролете за раз. Дыхание сбивается, как и осознание себя в пространстве. Даже в мыслях Достоевский не разрешал себе сквернословить, ведь все что на уме, может оказаться и на языке, а выражаться культурно жизнь его заставила. Ох как заставила. Догнала, и ещё раз заставила. Но сейчас его не догонит ничто. Спустившись за считанные секунды, да что там, слетев и вылетев на улицу, он, не сбавляя темпа, помчался в сторону парка. "Успею, успею, я успею!" Федор в жизни ещё так быстро не бегал. Даже от тети с плетью удирал не так резво. Ветер шумит в ушах. Дыхание сбилось основательно. Ноги начали подгибаться, но упасть он себе не позволял, как и остановиться. Вот он, ряд разноцветных деревьев, окружающих высокий, красный дом. В глазах начало темнеть. Но он уже на месте. Достоевский хотел было нырнуть в подъезд, но дверь распахнулась. Ему ничего не осталось, кроме как юркнуть за угол и оттуда увидеть небольшую процессию. Гоголя на руках несёт мужчина в белом халате, за ними следовало ещё трое, но разного телосложения, замыкающим шел отец Николая с выпрямленной спиной и ходящими желваками на скулах. Они подошли к машине скорой помощи и без церемоний закинули тело бессознательного внутрь. Обе дверцы с силой захлопнулись. —Он не очнётся ? —Вкололи лошадиную дозу. Не волнуйтесь. До ушей Федора донёсся разговор двух последних. Все сели в машину и выехали из двора, скрывшись из виду. —Вот блядство. Тихое ругательство, сказанное на рваном выдохе, подхватил ветер и унес вслед скрывшемуся бусу. Достоевский медленно сполз по стене в гущу листьев. Дождь лил с нарастающей силой. —Извини Коль, но тогда сразу переходим к плану "в". Лёгкие горели огнем, в глазах рябило, но мозг уже прикидывал все за и против, обдумывая, как поступить дальше .

***

/Тридцатью минутами ранее / Достоевский развернулся и ушел. Не дождавшись ответа на свое прощание. Гоголь провожал его глазами до тех пор, пока худая фигура в пальто не скрылась из виду окончательно. На щеку упала невесомая капля, потом ещё одна, и ещё. Начало моросить. Втянув воздух через нос, так, что лёгкие заболели, он выдохнул через стиснутые зубы и зашагал лёгкой поступью к подъезду. С каждым шагом плохое предчувствие в груди все нарастало. Больше. И больше. С каждым шагом. Захватывая его тело, вгоняя в отчаяние. Оккупировав разум, заставив кончики пальцев биться мелкой дрожью. Рука соскользнула с ручки, но при второй попытке получилось открыть тяжёлую дверь. Язык ватный. Мыслей нет. В лифте он ехал как в тумане, не понимая что происходит, убивая в себе желание убежать от сюда как можно дальше, не понимая этого тревожного чувства, словно кто-то внутри него, заточенный многие годы внутри, пытается вырваться, кричит, надрывая глотку, разбивает руки в кровь о прутья и непробиваемый стены, силясь хоть призрачной дымкой передать послание, свой крик в разум того, кто управляет сейчас телом. Натянув на лицо привычную улыбку, Гоголь позвонил в дверь. Ее открыл отец со спокойным, таким родным взгляду выражением лица, при виде него прям от сердца отлегло. Тревожное чувство начало убывать, когда его стали душить голыми руками со словами"Ну видишь, все хорошо, чего ты?" Ну вот,все ведь нормально? Дома тепло, папа улыбается своими красивыми ямочками, в уголках глаз морщинки. С кухни шум мытья посуды и пахнет вкусным чем-то. Разувшись, Гоголь зашёл в свою комнату, следом направился и папа. —Ну что, сына, как дела? —Все супер. —Где был эти два дня? —У друга. Мама знала об этом. —М, ясно. —Подожди, ты же в командировке должен быть? Николай медленно развернулся и посмотрел в глаза отцу, который уже не улыбался. Его поза была достаточно скованной —Что-то случилось? Пап? —Агата, солнышко, подойти сюда. Гоголь перевел взгляд на проем двери, там стояла маленькая девочка с золотыми волосами, которые, казалось, побледнели. Лицо заострилось. Мешки, появившиеся под глазами, были настолько несвойственны этому всегда весёлому, детскому личку, что ее брат невольно вздрогнул. Агата вышла из тени и направилась к отцу, который похлопывал поверхность пледа, укрывающего кровать, намекая куда именно ей сесть. Первое что бросилось в глаза– темно-бордовый синяк, а если присмотреться, то несколько пятен. Такое ощущение, что девочку схватили за предплечье и долго, невероятно крепко держали. Эти отметины пальцев взрослого человека сильно контрастировали на светлой коже ребенка. У Николая было такое чувство онемения конечностей... мурашки по всему телу, буд-то земля ушла из-под ног. И он падал, падал и падал. До тех пор, пока отец не заговорил своим покойным, теплым тоном —Сына, тут твоя сестричка говорит что кое-кто витамины в слив раковины кидает. Тишина не длилась долго. Ее тут же прервали. —Это же просто витамины. Один раз я просто забыл принять таблетку, а потом стало интересно, что будет если не пить весь день.–Голос Гоголя был спокойным, дрожь в нем также отсутствовала , не смотря на сковавший душу страх неправильности происходящего. –Да и что в этом плохого ? Что не так? Что происходит? Почему такая тяжёлая аура в доме, где всегда тепло и уютно? Почему отец так смотрит? Что он сделал не так? Агата, которая сидела не поднимая головы, резко встрепенулась, глянув яркими, большими глазами на брата. —Коля, беги ! Ее крик резанул по ушам. Отдал в мозг сигнал, как удар по газам в скоростной машине. Выкрикивая это, она обхватила рядом сидящего мужчину своими маленькими ручками, сжав со всей силы и зажмурилась, не зная что с ней будет, но давая возможность убежать. Николай знал что отшвырнуть ее в сторону не составит никакого труда такому человеку, как их отец. —Ну, ну, какая драма.– Гоголь старший нежно похлопал по макушке свою дочь, пребывающую в отчаянии. – Ребят! Приступаем. В комнату зашло четыре человека в белых халатах. Они целенаправленно шли в сторону сгорбившейся фигуры первокурсника, который не понимал что происходит. В свете лампы блеснула тонкая игла шприца. —Пап, что все это значит ?! Это же всего лишь витамины! Что происходит?! Он кричал, глядя в такие родные глаза, отливающие сейчас сталью, но на дне глаз его, Гоголь увидел страх. Нет, не так. Он увидел дикий ужас в глазах отца, направленного на сына. Эта эмоция была прикрыта отточенной маской ,но он ее пробил, эту броню. Смог увидеть истинные чувства. Настоящие эмоции. Но почему? Почему он его боится ?! Что происходит?! Казалось, на все эти вопросы он уже давно знал ответ. В глубине души он прекрасно понимал что и почему сейчас происходит. Но не мог вспомнить...не мог .. вспомнить... На самом деле он много чего не мог вспомнить. Такие себе провалы памяти. Но сейчас необходимо действовать, а не размышлять о прошлом. Коля кинулся к окну, открыл и уже выпрыгнул, но его, повисшего над пропастью в девять этажей, схватило две пары сильных рук. Санитары знали свое дело. Причем отлично. Сразу скрутили подростка, повалили на пол, не давая возможности даже вдохнуть полной грудью и вкололи прозрачную жидкость. Все вокруг начало стремительно терять четкость, стереть. Последнее что осталось у него в памяти перед тем как погрузиться в небытие стали душераздирающий крик маленькой девочки и сосредоточенное лицо отца. Все. А дальше тьма.