Heart song

Оставляя быстрый поцелуй на маминой щеке, Минхо торопится к лестнице, ведущей в его спальню на втором этаже. – Спокойной ночи, омма! – Минхо! Ещё нет даже девяти, а ты уже идёшь спать? – Глаза его матери расширяются в наигранном изумлении. – Пойди, посмотри телевизор со своей омма. Ещё слишком рано ложиться. Такое впечатление, что эта ночь какая-то особенная. Улыбка выдаёт скрытую насмешку в её словах, но Минхо все равно раздражённо фыркает. Разговоры стоят ему драгоценного сна. Конечно, она особенная, сегодня ему исполнилось шестнадцать лет. Этой ночью ему приснится его соулмейт, а утром он проснется с оставленным на коже первым впечатлением. Ему ужасно не терпелось. – Зачем ты так! Ты ведь знаешь, почему я иду спать. Я хочу поскорее увидеть сон. Пожалуйста, пусти меня! Мягкий смешок раздается в ответ на его слова. – Готова поспорить, ночь шестнадцатилетия – единственная ночь, когда дети рано ложатся спать. Ладно, но сначала обними меня. Он недовольно топает обратно в гостиную, сжимая мать в объятьях. – Я тоже взволнована, малыш. Помню, как сама видела тот сон и проснулась с почерком твоего отца на запястье. Сквозь радостное возбуждение Минхо ощущает укол вины: сегодня он найдет своего соулмейта, тогда как маминого уже не стало. Его отец погиб в автокатастрофе, когда Минхо было всего пять, оставив их с мамой одних. Мамины руки вдруг сжимают его крепче, будто бы почувствовав перемену в настроении. – Перестань, о чем бы ты ни думал. Сегодня ночь празднований – как и завтрашнее утро, – она немного отклоняется назад, вынуждая Минхо взглянуть ей в лицо. – Годы, проведённые с твоим отцом, были лучшими в моей жизни. Его любовь подарила мне тебя, самый драгоценный дар. И ты тоже заслуживаешь повстречать свою родственную душу. А теперь, давай… отправляйся в постель. – обнимавшие его руки теперь шутливо отгоняют. – Завтра ты проснешься и расскажешь мне свой сон! Ооо, ставлю на то, что у твоего соулмейта прекрасный почерк. Тепло разливается у него под кожей, её слова наполняют душу радостью. Снова подбегая к лестнице, он успевает лишь прокричать «я люблю тебя», прежде чем взлететь по ней, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Выключив свет, он на ощупь бредёт к кровати и забирается под одеяло. Его день рождения в октябре, когда темнеет достаточно рано, и потому заснуть должно быть ещё легче. Но к сожалению, чувство предвкушения дела не улучшало… лёжа в кровати, он не может не думать о соулмейте и о том, каким могло бы стать его впечатление. У каждого есть соулмейт, и в свой шестнадцатый день рождения человек видит во сне важное воспоминание из жизни своей родственной души. А когда он просыпается, на коже остаётся первое впечатление, которое человек произведёт на своего соулмейта при встрече, выгравированное почерком его партнёра. А самое интересное вот что: когда человек наконец встречается со своим соулмейтом, на нем начинают проявляться дополнительные впечатления и слова, тогда как самое первое остаётся неизменным. Мама Минхо рассказывала ему о своем собственном сне. Тогда она увидела день, в который его отец помог своей бейсбольной команде победить в чемпионате в старшей школе. Она описывала лучи солнца, падавшие ему на лицо, ликование толпы и радость, плескавшуюся у него в груди. А наутро она проснулась с улыбкой на губах и словом «добрая», нацарапанном на запястье. И пять лет спустя отец Минхо встретит её в продуктовом магазине, пока она будет помогать рассчитаться за покупки стоявшему перед ней в очереди пожилому человеку, которому не хватило денег. Его отец, стоя в очереди позади неё, наблюдал за всем этим. И следующим проявилось впечатление «милая». Лишь только он стал свидетелем её доброты, это слово немедленно появилось у нее на ключице. Мама не может сдержать слёз всякий раз, как рассказывает о том, как обернулась и встретилась с его отцом взглядом. Её первым впечатлением о мужчине стало «высокий». Отец Минхо ростом был почти шесть футов. Тогда ей ещё было невдомёк, что слово «высокий» уже на протяжении семи лет выгравировано у мужчины на правой лопатке. Его отца может и не стало, но у Минхо сохранились воспоминания об их любви. Вспышки поцелуев, нежные слова и любящие руки, укладывающие его в постель. А по мере того, как он взрослел, мать делилась с ним историями и фотографиями со времён, когда они с его отцом встречались. И его сердцу ужасно не терпелось тоже испытать эти чувства. Спустя несколько часов, его тело наконец отключается под натиском волнения, а глаза закрываются.

•••

Темнота… Ничего.

•••

Наутро, к тому моменту, как он распахивает глаза, паника лишь нарастает. Не было никакого ни сна, ни воспоминания. Лишь темнота, бесконечное чёрное полотно, лишённое света и звука. Он выскакивает из постели и запутывается в смятых простынях в попытке добраться до зеркала. Выкрутившись, он скидывает пижаму и начинает принимать самые различные позы, отчаянно выискивая на теле впечатление. Но его встречает лишь бесконечная гладкая бледная кожа. В желудке поднимается тошнота с каждой новой секундой, в которую он так и не видит впечатления. Смущение заливает его щеки красным, когда он стоит в ванной комнате, зажав между колен мамино зеркало для макияжа. Возможно, слово спрятано у него между ног? Но там нет ничего. На коже капельками выступает пот, в животе что-то переворачивается. Наклонившись над унитазом, он падает на холодную плитку. Его выворачивает желчью, горьковатой и тёплой. По щекам струятся слёзы, присоединяясь ко вчерашнему праздничному ужину в унитазе. Сломанный всхлип пробивается сквозь рвотные позывы, эхом отбиваясь о стены маленькой комнаты. Ласковое «Минхо» доносится из дверного проема, и внутрь заглядывает сонное лицо его матери. – Омма… – его голос слаб и надламывается от плача. Нежные руки обхватывают его, утягивая подрагивающее тело в тёплые объятья. – Малыш, что случилось? Тебе приснился нехороший сон? Воспоминание было каким-то… плохим? От её вопроса каждая мышца в теле Минхо замирает. Стон, высокий и болезненный, вырывается у него из груди. – Нет, омма… там… не было никакого сна. У меня нет метки. – Вырываясь из окутавшего его тепла, он встречается с мамой взглядом. Глаза, полные страха и грусти, глядят на него в ответ. – Омма. У меня нет соулмейта.

•••

– ПССС! Феликс! Ты спишь? – Черт побери, Джисон, если бы я и спал, то сейчас уже явно бы проснулся! Резкий ответ заставляет его зарыться под одеяло. Последним, чего он хотел, было разозлить своего самого близкого друга. – Прости. Ничего особенного… забудь. Рядом с ним раздается тяжёлый вздох, и вскоре его руку сжимает чужая, по-детски маленькая. – Прости, Сони… Я уже практически вырубился. Я правда не хотел огрызаться на тебя. Что случилось? Почему ты не спишь? Его грудь сжимает, тревога и страх прочно поселяются у него внутри, будто муравьи, обосновавшиеся в своем новом жилище. Черт! Он в конце концов достал Феликса. Разбудил его, и теперь тот уйдет. Младший все равно явно не хотел здесь находиться. Сегодня Джисону исполнилось шестнадцать, но завтра – день рождения Феликса. Он наверняка хотел бы сейчас находиться у себя дома вместо того, чтобы спать у Хана. Конечно, тот сам вызвался провести ночь здесь, а наутро прочитать Джисону его впечатление. Но это лишь потому, что Феликс был… самым милым человеком на земле. Добрым и дружелюбным буквально со всеми. А Джисон всего лишь объект его благотворительности… В него вдруг утыкаются лбом, пока осторожные руки окольцовывают его, а теплые ладони начинают поглаживать его по спине. Сквозь затуманенные паникой мысли пробивается корейская с австралийским акцентом речь Феликса: – Сон-а… сделай глубокий вдох. Всё в порядке, всё будет хорошо. Ты в безопасности, я в безопасности. Мы в твоей кровати, у тебя дома. Дыши со мной вместе. Вдох – раз, два, три. Выдох – раз, два, три… Вот так. Джисон дышит одновременно с другом, и тяжёлая завеса паники подымается, высвобождая его мысли и тело из своей крепкой хватки. К его щеке прижимаются мягкие губы. – Вот так, Сони… так получше. Ты со мной? Его голосовые связки саднят, будто бы после молчаливого крика. – Да. Я здесь… спасибо. Накрутил себя немного. Губы на его щеке растягиваются в ухмылке. – Хорошо! Это ведь моя работа, как твоего лучшего друга. Хочешь поговорить об этом? Крепче прижимаясь к телу подле себя, Джисон медленно выдыхает и, кажется, снова обретает способность дышать. – О моей панической атаке или о том, почему я всё ещё не сплю? – Может и о том, и о другом? Сквозь все его мысли пробивается стыд. Боже, я такой слабый! – Джисон, я буквально слышу, как у тебя в мозгах крутятся шестерёнки. Не думай слишком много… просто расскажи мне, что случилось. Ещё один глубокий вдох. Раз, два, три. – Ладно. Паника – как обычно. Я неудачник и никому не нравлюсь. Ты уйдёшь от меня. Я просто обуза для всех вокруг. Прижатое к нему тело замирает, а руки, обнимавшие его, сжимаются крепче. Он продолжает прежде, чем Феликс его перебьёт: – Да, я знаю, что всё это неправда. Я не обуза, а ты мой лучший друг, и ты хочешь здесь находиться. В глубине души я знаю это… но вот моя голова, эх, – её убедить немного труднее. Губы снова чмокают его в щеку. – Хорошо, я рад, что ты понимаешь, что я сам хочу быть здесь. Ты мой самый лучший друг на Земле, Джисон. И сегодня твоя особая ночь! День твоего сна о соулмейте. И больше всего на свете я хочу находиться именно тут. Да и завтрашней ночью, когда придет время моего сна, я хочу разделить этот момент только с одним человеком. – С актером Кон Ю? – ответом ему служит тишина. – Ладно, пускай будет с двумя людьми. Но ты номер один в списке! Звоном раздающийся в комнате хохот – всегда лучшее лекарство. От смеха вместе с Феликсом на сердце у него становится легко, а все тревоги разом кажутся незначительными. – Я тоже хочу быть в этот момент только с тобой, Феликс. – Сони, ты объяснил только одно. А теперь, почему ты не можешь уснуть. У него из горла вылетает протяжное хныканье, и если бы они двое уже не сидели вплотную, он бы прижался к Феликсу еще ближе. Это был хороший вопрос. Нужно оставаться сильным. – Мне страшно. Страшно засыпать… видеть сон. Просыпаться с моим впечатлением, – в уголках его глаз собираются слезы. – Я боюсь, что у меня не окажется соулмейта. Что… что такому как я не полагается пара. Или, даже если у меня есть соулмейт… Я боюсь узнать, каким будет его первое впечатление обо мне. Что, если завтра я проснусь, и ты сообщишь мне, что там написано… – вся его храбрость иссякает. Губы отказываются произносить эти слоги. Но конечно, Феликс поймет, какое слово он так и не смог заставить себя произнести. – Слепой? Его сердце падает. Так и есть – его недостаток. Изъян, который могут увидеть буквально все в этом мире, кроме него самого. – Да, Ликс. Поэтому. Я боюсь, что первым впечатлением обо мне моего соулмейта станет то, что я слеп. Что это слово окажется навечно выгравированным у меня на лбу. Да кого я обманываю, Феликс! Конечно, моим впечатлением будет «слепой». Как будто у кого-то возникают другие мысли при первом взгляде на меня. Если только ещё раньше меня не сочтут жалким. АУЧ! – резкий щипок за руку заставляет его вырваться из объятий Феликса. – Ты заслужил. Хватит на сегодня негатива. Джисону не нужно быть зрячим, чтобы знать, что в этот момент Феликс взглядом метает в него молнии. – Ладно, ладно. Прости. Я иногда просто не выдерживаю. Ты ведь знаешь. Тёплая рука проходится по очертаниям его лица. Глядя вперёд, Джисон пытается направить свой взгляд туда, где, предположительно, находится голова Феликса. – Независимо от твоего первого впечатления, твой соулмейт будет любить тебя. У него не будет выбора. Ты слишком милый, и забавный, и умный, чтобы тут существовали другие варианты. Не важно, что он подумает о тебе, увидев впервые. Этот человек был рождён для тебя, и ни для кого другого. Знаешь, как говорят… Джисон чувствует пинок плечом, и друзья в унисон произносят: – От судьбы не уйдешь. – Вот именно, Джисон. Вселенная, или судьба, или Бог, или что-то там ещё – решили создать нам соулмейтов. И не взирая на расстояние, язык или даже на инвалидность, твой человек будет ждать тебя. – Но… – Это твое последнее «но», а потом мы идём спать! Так что же это? Он не может сдержать улыбки – она отчётливо слышится в его голосе. Феликс и впрямь обладает терпением святого. – Что, если у меня нет соулмейта? Что, если мне ничего не приснится? Стон, который испускает его друг в ответ на этот вопрос, определенно становится самым громким за эту ночь. – Чувак. Ты уже обладаешь невероятно редкой генетической особенностью, которая делает тебя незрячим. Ты серьезно думаешь, что вселенная проигнорирует тебя ещё и в очереди за соулмейтом? Ты хоть знаешь, какая это редкость: не иметь соулмейта? – Вообще-то знаю. Один на пятьсот тысяч случаев, и, между прочим, вселенная ебала меня уже дважды. Ты забыл, что я на неделю оглох? Быть одновременно и слепым, и глухим, пускай и временно, – худшее, что со мной случалось. Без понятия, как Хелен Келлер вывозила всё это. Поэтому прости, что я считаю, будто фортуна меня недолюбливает. Судьба лишила меня зрения, а однажды забрала мой слух. Не удивлюсь, если жизнь окажется жестокой достаточно, чтобы оставить меня ещё и без второй половинки. Парень подле него фыркает. – Ты такой паникёр. Конечно, ты знаешь реальную статистику. – Пальцы проходятся по его волосам. – В любом случае. Будет сон, или нет. Завтра, когда ты проснешься, у тебя буду я. Где-то там ходит твой соулмейт… но я был рядом с тобой ещё раньше. Вместе мы пройдем через что угодно. Ладно?

•••

Где-то на фоне раздается вопль сирены. Яркий белый свет ослепляет его, глаза горят. Острая боль пронзает живот. Он пытается сесть, но боль слишком сильна – он не в состоянии даже пошевелиться. Бушующий огонь прожигает его брюшную полость изнутри. Зрение ненадолго проясняется. Чьи-то глаза глядят на него в ответ. – Все будет хорошо! Мы почти в больнице. Ему приходится приложить все силы, чтобы приподнять руку, но наконец бледная, трясущаяся конечность оказывается в поле его зрения. Кожа покрыта каплями жидкой субстанции, стекающей по запястью вниз. Всё вокруг него начинает дрожать, и, опустив взгляд, он понимает, что трясётся он сам. Грудь сжимается. Всё тот же голос звучит ещё громче: – Он входит в состояние шока! Нужна ещё пинта первой отрицательной. Позвоните и предупредите, что состояние критическое. Критическое?!? Он что, умирает? Сквозь него проносится ещё одна волна боли. Кромка реальности начинает темнеть, постепенно ускользая от него. Последним, что он слышит, становится ровный пронзительный звук, раз за разом раздающийся на одной и той же высокой ноте. Бииип.

•••

– НЕЕЕЕТ! Выпадая из своего сна, Джисон резко садится на кровати. Ладонями, липкими от пота, судорожно ощупывает свою грудь, спускаясь пальцами вниз, к животу. Его кожа цела: нет ни ран, ни боли. Блять, это был сон. Сон его соулмейта!! – Сооони… – сонное бормотание Феликса возвращает его к реальности. – Ликс! Ликс! Просыпайся! Я видел сон! О Боже, это просто безумие. – О чёрт! Одеяло, укрывавшее его ноги, вдруг исчезает, и где-то рядом с кроватью раздается глухой стук. – Феликс? Ты в порядке? Что произошло? С пола ему отвечают хихиканьем. Подползая к краю кровати, он спускает с неё ноги и встаёт. Пошарив вокруг ступнями, находит своего друга распластавшимся на полу. – Хэй! Все нормально? – Да, чувак. Всё хорошо. Так переволновался, что упал с кровати. – Ну, раз ты и твои кости уцелели, поднимай свою задницу с пола и начинай искать мое впечатление. – О Господи, да! Точно! Сильные руки хватают его за предплечье, утягивая в центр комнаты. По ушам бьёт щелчок выключателя. – Ну, есть хорошие новости: оно не на лбу, как ты думал. – Ты видишь его? Что там написано? – во время последнего вопроса его голос надламывается. Напряжение натягивает нервы до предела. Что там написано? Что там написано? – Сон, я его не вижу. Снимай свою кофту. – В мгновение ока его кофта оказывается снята и откинута куда-то в приблизительном направлении кровати. – Ладно! И? От звука шарканья по ковру ног Феликса, пока тот обходит его вокруг, тревога только возрастает. – Здесь тоже нет. Снимай штаны! – Черт побери, – схватившись за резинку пижамных штанов, он тянет их вниз, переступая через штанины. – Есть что-нибудь? – Подними ногу, дай посмотрю ступни. Страх булыжником давит ему на грудь, дыхание в панике ускоряется. Впечатление должно быть где-то. Сон был слишком чётким и реальным, то определённо было воспоминание. Осторожные руки приподнимают лодыжку, отводя его ногу назад. Сперва левую, а потом и правую. – Джисон, – голос его друга звучит обеспокоенно. – Её тут нет. Я об этом пожалею, но к чёрту. Опусти свои боксеры. Это был последний шанс – последняя надежда. Что, если там не будет метки? Может ли она оказаться у него на голове? Он нерешительно тянет ткань белья вниз. Широкая резинка легко соскальзывает, и он чувствует, как хлопковая ткань падает на пол, оставаясь лежать у него на ступнях. Секунды тянутся будто часы, пока Феликс обходит его и становится сзади. Доносящееся из прихожей тиканье часов отдаётся в ушах похоронным маршем. – Пфф! – раздается позади него громкое фырканье, а следом его друг с шумом грохается на пол, заставляя Джисон обернуться на звук. – Что?!? Феликс? Где она? Что там? – его волнение начинает перетекать в злость, пока его лучший друг валяется на полу, так покатываясь со смеху, что его лёгким, кажется, перестаёт хватать кислорода. – Ёнбок! Клянусь Богом, если ты мне не ответишь!.. Судорожные вдохи наконец немного успокаиваются. – Чувак, только не мое корейское имя. Это низко. – Серьезно, Феликс, ты меня убить хочешь. – Ладно, ладно. Возьми яйца в кулак, – ещё один смешок. – Она, ох… ну. Она здесь. Он непроизвольно слегка дёргается, когда ощущает прикосновение пальца к верхней части своей правой ягодицы. – Почерк красивый. Он достаточно разборчивый и аккуратный, может даже слегка походит на женский. Женский? Страх камнем обрушивается на него. – Что там написано? – Тут говорится… щёки, – смех парня возобновляется. – Щёки? Как… на моем лице? – он быстро вскидывает руки, касаясь пальцами нежной кожи лица. Конечно, он никогда их не видел, но многие люди (включая Феликса) хвалили его свежую и гладкую кожу. Неужели его щёки достаточно примечательны для того, чтобы стать первым впечатлением соулмейта о нем? Дружественная рука хлопает его по спине. – Ладно, на твой член и задницу я насмотрелся уже на всю оставшуюся жизнь. Оденься и расскажи мне свой сон. Нашарив свои боксеры и штаны, он натягивает их. – Феликс. Как думаешь, впечатление же оставлено о моем лице, да? – Будем надеяться, чувак. У тебя классная задница и всё такое, но я уверен, что местоположение метки не играет большой роли. Я не удивлен, что он заметит их первыми. Само собой, он будет смотреть тебе в лицо, и твои мягкие щёчки просто не смогут не броситься ему в глаза. На словах «мягкие щёчки» ладони сдавливают его лицо, из-за чего оно принимает форму «рыбки». Сбрасывая с себя чужие руки, Джисон пытается нащупать матрас. Отыскав его, он опускается на пол, опираясь на каркас кровати спиной. – По крайней мере, это лучше, чем слепой. К его лежащим на полу ногам прижимаются ещё одни. – Я ведь говорил, что это не будет его первым впечатлением. Но если ты не поторопишься рассказать мне свой сон, к тому времени я могу уже состариться и умереть. – О Господи! Как я мог забыть. Феликс… я видел. Я мог видеть! – Не может быть! Что ты видел? – Эм, сон был достаточно сумбурным и длился всего несколько секунд. Но я видел всё от первого лица и почти уверен, что я, ну или он, находился в скорой. Я слышал сирену, и, о Боже, было безумно больно. Казалось, что все мои внутренности горят… в животе была рана? Я поднял руку – и она была в крови. Наверное. О, подожди! Какого цвета кровь? – Красная! Джисон, кровь красного цвета. – Твою мать… Я видел красный. Я видел красный цвет. – непрошеные слёзы, тёплые и мокрые, вытекают из его глаз. Наклонившись, он утыкается лицом в грудь младшего. – Ликс, теперь я знаю, как выглядит цвет. – Господи, Сони. Мне и в голову не приходило, что вместе со воспоминанием соулмейта к тебе может прийти зрение. Я и представить не могу, каково это было. Впервые увидеть. Какое счастье. Приглушённая смесь из всхлипа и смеха доносится до него. – Это было чертовски ярко. Сейчас, в безопасности в объятьях друга, его мозг снова воспроизводит воспоминание. И он надеется, что его соулмейт, где бы он ни находился, восстановился после произошедшего. – Поздравляю! Осталось только подождать, пока судьба сведёт вас вместе.

•••

На следующее утро…

Резкая встряска мгновенно уничтожает остатки его сна, наполненного звуками фортепиано и переливами птиц на заднем плане. – Джисон, просыпайся! Я только что видел свой сон. Его мозг вяло обрабатывает полученную информацию. Точно, сон! – Что там? Где она? Феликс берет его руку и тянет её вперёд. – Здесь, вертикально на моей шее. Его пальцы успевают мазнуть по мочке уха, прежде чем их направляют ниже, в сторону шеи. – Тут написано… дом. И мой сон, он был прекрасен. Я видел океан. Мой соулмейт сидел на песке, наблюдая, как волны разбиваются о берег. Я не сразу понял, что он плакал. Думаю, он вытер слезы и посмотрел вниз, потому что я видел его руки и ногу. Я уверен, что разглядел на ней волосы, да и руки просто не могли принадлежать девушке. Мой соулмейт – парень! Зависть – это чудовище, и имя ему – Джисон. – Ты уверен, что это парень? Чёрт, хотел бы я знать насчёт своего. Что, если это девушка? – Ты разве не говорил, что видел руку соулмейта? Как она выглядит? Она была маскулинной? – Я… Я не уверен. Я не знаю, как выглядит маскулинной рука. Я не обращал особого внимания. Меня больше беспокоила кровь. – Не знаю, как описать тебе разницу. Но я уверен, что твой тоже парень. Ты ведь не по девушкам – вселенная никак не могла выделить тебе гетеро соулмейта. Это бы попросту не имело смысла. Слегка надувшись, он поворачивается на другой бок, натягивая одеяло до самой макушки. – Надеюсь, ты прав, но я всё равно завидую. – Почему? Шмыгнув, Джисон пытается сдержать слёзы зависти. – Потому что! Дом звучит гораздо круче, чем щёки. Комната наполняется смехом.

•••

Два года спустя…

– Серьезно, Джисон, кончай ёрзать, или я могу случайно выколоть тебе глаз. Как я должен создать тебе идеальный смоки айс в таких условиях? Продолжай в том же духе – и скоро будешь выглядеть как енот. Годы знакомства с Феликсом вынуждают Джисона тут же выпрямить спину как можно ровнее. Феликс не разбрасывается пустыми угрозами. – Мне напомнить, что сделать макияж было твоей идеей? Я был совершенно не против отправиться на занятия без него, пока не вмешался ты. Мятное дыхание треплет его челку: Феликс разочарованно вздыхает. Руки приподнимают его лицо, прежде чем по его векам начинает проходиться мягкая кисточка. Богатый опыт работы в качестве живой куклы Барби Феликса научил его расслаблять лицо и не вздрагивать от неожиданных прикосновений. – Ты, может, был и не против, но я никак не мог позволить тебе не подготовиться к возможной встрече со своим соулмейтом в твой первый день в университете. Что, если он обнаружится уже на первом занятии? Было бы так романтично. Ты заходишь в класс, бедный слепой мальчик, спотыкающийся о чью-то плохо лежащую сумку – а потом БАМ: буквально из ниоткуда тебя подхватывают сильные руки и не дают разбить лицо об пол. Повисает тишина… можно расслышать звук упавшей иголки. А потом глубокий, самый прекрасный голос в твоей жизни шепчет… щёки. И готово. Ты повстречал своего соулмейта, а он, в свою очередь, в восторге не только от твоих мягких пухлых щёчек, но ещё и от твоего идеального смоки айс, с любовью созданного твоим лучшим другом Феликсом. Широко раскрытый рот наверняка придавал лицу Джисона просто ужасный вид, но, по правде говоря, он был потрясён. – Вау… просто вау. Я не знаю, что и сказать. Во-первых, ты должен перестать читать фанфики про BTS в таком количестве. Потому что ты сейчас буквально извергал какие-то розовые сопли. И во-вторых, «бедный слепой мальчик»? Что за альтернативная вселенная, где я главный герой? Вообще-то, это твоя роль, мистер Высокий, стройный и привлекательный. – Да ладно, откуда тебе знать, привлекательный я или нет. Наклоняясь немного вперёд, он поворачивается, только чтобы закатить глаза в сторону своего друга. – Говоришь так, будто мы не знакомы уже много лет. Клянусь, с самого твоего шестнадцатилетия не прошло и дня, чтобы к тебе не подошли по крайней мере человек десять и не спросили твоё первое впечатление о них. И сердца их всех были разбиты, лишь только они узнавали, что впечатления не совпадают. А если и этого не достаточно, то знай, что моя мама продолжает снова и снова сокрушаться, что мы не рождены соулмейтами, поскольку так я смог бы выйти замуж за такого красавчика, как ты. – Ооо, твоя мама считает меня красавчиком? – Серьезно? Тебя волнует только это? Беру свои слова назад. Ты отвратителен, и мы оба это знаем. – Да ладно, можем даже не пытаться притворяться. Так, теперь не дёргайся, я почти закончил. Замирая, он расслабляет мышцы лица. Процесс занял целую вечность, и если они не закончат в ближайшее время, то могут оба опоздать на свой первый день занятий. Нос наполняется приторным запахом химозной клубники, и Джисон отдёргивается. – О чёрт, нет! Никакого блеска для губ! На это я не пойду. – Но Сони-и-и. Это завершающий штрих. Твои глаза – буквально произведение искусства, они привлекут внимание твоего соулмейта. Дальше нам нужно довести до идеала твои губы, чтобы он захотел поцеловать тебя и завершить слияние душ! Отталкивая Феликса, он встаёт и отходит на безопасное расстояние. – Нет и точка. Ты знаешь, что я не переношу подобное. Мои губы становятся липкими. В конце концов я всегда слизываю его, и тогда мой язык как будто покрывается воском. Не в этот раз, Ликс. И, к тому же, самыми первым он заметит мои щеки. Не глаза или губы. И если он захочет поцеловать меня и завершить слияние душ, он сделает это независимо от того, сколько на моих губах будет этой гадости. – Мпф, ладно! Раз ты отказываешься от моей помощи, то мы закончили. Твоя сумка у двери, а трость – рядом на столике. Он улыбается, слушая, как друг выходит из его комнаты в общую прихожую, разделявшую две спальни. По крайней мере с распределением общежитий им повезло. Его инвалидность наконец сыграла на руку, обеспечив им комнату в самом новом здании кампуса. Площадь первого этажа была вдвое больше среднестатистической, там и находились отдельные комнаты для каждого студента. Кто же знал, что в последнее время СНУ нацелился расширить свою программу доступности образования для людей с ограниченными возможностями? К его удивлению, университет всегда был готов прийти на помощь и охотно обеспечивал ему все необходимые условия. Администрация даже позволила им заселиться на неделю раньше, чтобы Джисон смог начать запоминать планировку общежития и кампуса. Поначалу, первые три дня, Феликс помогал ему, но теперь он уже был в состоянии передвигаться по зданию, не врезаясь в мебель и не впечатываясь лицом в стену. Исследование обширного кампуса заняло больше времени, однако он был уверен, что сможет добраться на занятия самостоятельно. Выйдя из комнаты, он подходит к двери, по пути захватывая сумку для ноутбука и трость. Они лежали именно так, как и сказал Феликс. Небеса и правда благословили его ангелом, скрывающимся под видом друга. Отсутствие зрения не мешало ему жить полной жизнью. У него были хобби, он изучал музыку, а теперь и вовсе жил самостоятельно – но лёгкость, с которой ему удавалось функционировать, полностью была заслугой его приятеля. Годы терапии и принятия препаратов помогли ему преодолеть сокрушительное чувство вины из-за необходимости быть обузой для семьи и друзей. Теперь чаще всего он чувствовал себя так же, как и любой другой первокурсник, страшащийся большого объема нагрузок и тестов и отчаянно жаждущий встретить своего соулмейта. Не удивительно, что чаще всего соулмейты воссоединяются именно во время своих студенческих лет. Возможно, его ждет то же! Звук раздражённых шагов возвращает его с небес на землю. Феликс, должно быть, ещё не закончил закатывать истерику из-за блеска для губ. – И ещё кое-что. Глаза – твоя лучшая черта. Я буду ожидать «спасибо», после того как ты встретишь своего соулмейта, и его вторым впечатлением о тебе станет «лучшие глаза в моей жизни». Закатывая те самые глаза, он распахивает дверь и выходит наружу – Феликс следует за ним по пятам. Выставляя свою трость вперёд, Джисон поворачивается налево и направляется в сторону музыкального корпуса. Приглашать друга пойти с ним нет нужды: Феликс уже заявил, что проводит Джисона на первое занятие. – Что ты, черт побери, имеешь в виду, говоря, что глаза – моя лучшая черта? Они бесполезны, Ликс. – Кончай упираться, Джисон. Они большие, красивые и до безумия выразительные. То, что они ничего не показывают тебе, не значит, что они бесполезны для других. Как, ты думаешь, я всегда распознаю твою ложь? Глаза выдают все твои мысли. Он резко останавливается, из-за чего Феликс влетает ему в спину. – Ты серьёзно? Грёбаные предатели! Нихера не показывают, зато выдают все мои секреты! – он раздраженно фыркает, прежде чем двинуться дальше. – Им повезло, что я до сих пор их не выколол. – О, да! Это помогло бы избавиться от бесконечных «не пялься на меня, потому что я слепой». Вместо этого ты бы рассказывал людям, как каждую ночь вставляешь марлю в пустые глазницы. О, стой… мне тут пришло в голову. Чисто гипотетически, может ли человек трахнуть глаз… – Фу, прекрати! Замолчи сейчас же, мы не будем обсуждать, каково трахать мои пустые глазницы! – Это было гипотетически! И необязательно твои! – Я не могу с тебя. Будь так добр, заткнись пожалуйста. – Только потому, что мы подошли к зданию. Тебе ведь нужен второй этаж, так? Слава Богу! Где-то посреди самого абсурдного их разговора за всё время (а это уже о чем-то да говорило), они добрались до музыкального крыла кампуса. Джисон толкнул дверь и был тут же встречен до странного успокаивающим запахом старых ковров и пыли. Пять минут времени, волнительная поездка на лифте – и вот Феликс уже помогает ему сосчитать, сколько кабинетов отделяют его от лифта, из которого они только что вышли. – Хорошо. Видимо, чтобы попасть в свою аудиторию, тебе придется миновать шесть дверей. Не против, если я зайду с тобой? – Ликс, я люблю тебя, но нет. Этого достаточно. До танцевального корпуса отсюда десять минут ходьбы – если хочешь добраться туда вовремя, тебе пора идти. – Ладно, ладно. Пойду. Не забудь поговорить с профессором по поводу момента с тестированиями и не забывай играть в «найди соулмейта», когда с тобой беседуют. Помни, что называть людям свою метку не принято: ты должен сказать им своё первое впечатление о них. Подойдя поближе, он наносит удар, шлёпая друга по руке. – Спасибо, мам, я прекрасно знаю, как следует себя вести, когда знакомишься с потенциальным соулмейтом. А теперь, иди! Желая показать, что разговор окончен, он спешит на звуки студенческой суеты, раздающиеся из аудитории. Осторожные постукивания тростью приводят его к первому ряду стульев. – А, вы, должно быть, Хан Джисон. Я Профессор Ким. Он немедленно склоняет голову, убеждаясь, что глаза направлены куда-то вниз, а не на человека перед ним. Пускай Феликс и утверждал, что они красивы, он не раз слышал, что людям становится некомфортно от вида его расфокусированного взгляда, блуждающего по сторонам, не в состоянии разглядеть лица или тела. Однажды он даже получил пощёчину от незнакомки, обвинивший его в том, что он пялился на неё «непристойным образом», пока ел мороженое. Он был слишком ошеломлён, чтобы сделать что-то, кроме как обхватить опухшую щёку; а Феликс только всё усугубил, заявив во всеуслышание, что человек должен иметь право прилюдно практиковать минет, не подвергаясь при этом наказанию. Феликс тогда сильно кипятился, а Джисон просто плакал. – Да, Господин, это я. Меня выдала трость? Мужчина мягко усмехнулся. – Частично. Приемная комиссия выслала нам фото, чтобы я и другие профессора смогли узнать вас. Само собой, вы первый студент музыкального класса в вашем положении. Тревога угрожающе стучит по стенкам его сознания. Они выслали фото? Чёрт побери. Он уже мог представить себе Email. «Вы видели этого пропавшего слепого мальчика? Звоните XXX-XXX-XXX.» Боже, какой позор. – Эм, да, Господин. Я знаю, что я первый. – Отлично! Зрячий вы или нет – имейте в виду, что многие на нашей кафедре были впечатлены образцом, который вы приложили к своему заявлению. У нас высокие ожидания на ваш счёт. Не рассматривайте предоставляемые вам удобства в качестве поблажек. Ваш учебный курс и задания будут такими же, как и у всех остальных студентов. Секунда – и вся тревога улетучивается, уступая место наплыву благодарности и гордости. Его музыка впечатлила их. Профессорам одного из лучших музыкальных факультетов Южной Кореи понравилось его творчество. И пока он прикладывает все усилия, чтобы не дать улыбке расплыться до ушей, Профессор Ким продолжает: – На этот год кафедра назначила вам в помощь одного моего магистранта. Он будет проводить все тесты и записывать ваши ответы. Как и вы, Чан специализируется на музыкальной композиции. Он будет помогать вам на всех занятиях по музыке, так что постарайтесь познакомиться с ним поближе. Его имя – Кристофер Бан, но все зовут его Чаном. Как только он приедет, то найдет вас – можете не волноваться. Я показал ему ваше фото. – Да, Господин, спасибо, Господин, – считая разговор оконченным, он отходит чтобы усесться за стол. – О, постойте! Ещё кое-что. Некоторые задания требуют совместной работы студентов. Я уже разделил всех вас на пары. Список висит на двери, чтобы вы могли сесть вместе. Вашим партнёром будет… погодите, дайте-ка взглянуть. Внезапно воцарившаяся вокруг тишина сообщает ему, что большая часть студентов уже пришла. Он чувствует, как щеки обдаёт жаром смущения, оттого что он стоит на переднем плане, рядом с преподавателем. Если мой соулмейт здесь, это единственный способ произвести на него впечатление. – А! Громкое восклицание Профессора Кима заставляет его вздрогнуть. – Вот оно. Ваш партнёр – Со Чанбин. Негромкое «здесь» раздается прямо у него за спиной. – Превосходно! Чанбин, не могли бы вы подвинуть свой стул сюда, пожалуйста? Спасибо. Вокруг них прорезается шум разговоров. Слова произносятся шёпотом, но их всё ещё нетрудно разобрать. – Кто это? – Почему он стоит с учителем? – Это что, трость? Как для слепых? О Боже, он что… Крепкое тело мускулистого парня внезапно слегка касается его, привлекая к себе внимание. Тяжёлая рука берет его за локоть. – Привет, чувак, я Со Чанбин. Мы, похоже, партнёры, пойдем сядем. Обходительность парня была единственным, что не давало Джисону выдернуть руку из его хватки. Он понимал, что Чанбин провожал его к месту из добрых побуждений, но в этом не было необходимости. Раздавшийся голос профессора заставляет всех говорящих умолкнуть. – Ладно, группа, давайте начинать! Добро пожаловать на кафедру Нелинейных Стратегий Лирики факультета Музыкальной Композиции. Сейчас я раздам вам копии учебной программы, которая также доступна онлайн. Пожалуйста, убедитесь, что… Остаток слов пролетел мимо ушей Джисона, когда его руки коснулась чужая, твёрдая и мускулистая. Господи, насколько же этот чувак накачанный? Казалось, что к нему на руку опустился по крайней мере кирпич. Рядом с ним раздаётся шёпот: – Хэй, так как тебя зовут? Немного отстраняясь, он безуспешно пытается сохранить между ними дистанцию. – Джисон. – Мило! На секунду я уж было заволновался, что останусь без партнёра. Рад познакомиться. Сердцебиение Джисона постепенно начинает успокаиваться. Когда вообще оно успело ускориться? Чанбин вёл себя дружелюбно, и наличие слепого партнёра, казалось, вовсе не беспокоило его. Он улыбается соседу, тут же пытаясь снова настроиться на слова преподавателя. – Надеюсь, мы поладим в этом семестре. Я обещаю старательно работать и не затормаживать тебя. Позабыв о занятии, он недоверчиво смотрит на своего соседа. Понижает тон. – Ты сейчас серьёзно? Тебе в партнёры поставили слепого человека, а ты волнуешься, что будешь меня затормаживать? Голос Чанбина внезапно приобретает оттенок робости. – Да, конечно. Попасть в этот университет невероятно сложно. Я весь прошлый год проторчал в листе ожидания, и в этот раз умудрился втиснуться только потому, что кто-то вылетел. Чтобы просто поступить сюда, уже нужно быть очень талантливым, а ты смог сделать это даже будучи незрячим. Уф… ты, должно быть, что-то вроде гения. Джисон чувствует, что его лицо и уши пылают всеми семью оттенками красного, а из глаз грозятся выкатиться слезы. Сегодня его эмоциям явно срывало крышу. Неужели все в Университете были такими доброжелательными? – Спасибо, Чанбин. Уверен, ты можешь гораздо больше, чем думаешь. Думаю, мы отлично поладим. В памяти всплывает совет Феликса. «Не забывай про игру». Может ли этот парень оказаться тем самым? Наклоняясь ближе, он старается говорить ещё тише; плечо, касавшееся его, тоже подаётся вперёд, к нему навстречу. – Эм… Чанбин. – Да… – Моим, ох.. моим первым впечатлением о тебе стали твои мышцы, когда ты дотронулся до меня. – О, «найди соулмейта»! Мои мышцы? Я польщен, но я уже встретил своего соулмейта неделю назад, на ориентационном дне. Так что это не я. Волна тревоги проносится сквозь него. Черт, это неловко. И как только все те люди набирались храбрости подойти с этим вопросом к Феликсу? – О, прости, надеюсь, я не… – он не успевает закончить предложение. – Приятель, не надо извиняться. Нам приходится спрашивать. Как ещё узнать, верно? – Да, ты прав. – любопытство тут же подталкивает его к следующему вопросу. Ему никогда ещё не доводилось говорить со своим ровесником, недавно повстречавшим соулмейта. – И… эм… Каково это было? Разгоряченная рука восторженно хватает его за запястье. – Джисон, это было невероятно. Я только увидел его – и в груди разлилось тепло. Он был красив, как кинозвезда, и я до ужаса боялся заговорить с ним. Всякий раз, как я собирался подойти, кто-то уже играл с ним в «найди соулмейта». Я прождал целую вечность, но он всё никак не оставался один. В конце концов, я понял, что, видимо, просто не судьба, и сдался. И даже зная, что в конечном счёте эти двое встретились, Джисон ловит себя на том, что жадно внимает каждому слову Чанбина. – Прежде чем уйти с ориентационного дня, я зашёл в туалет. Стою я, значит, занимаюсь своими делами, опустошаю мочевой пузырь – и тут дверь распахивается и входит тот парень. Он бросает на меня взгляд… и да, на тот момент мой член все еще был на свободе. Он бросает на меня взгляд и просто произносит свое первое впечатление обо мне. Странная социальная норма, но спрашивать человека о метке на его теле считается грубым только до тех пор, пока тот не встретит своего соулмейта. – И что это было? Каким было твое впечатление? – Чанбин хихикает. – «Бёдра». Он несколько раз моргает. – «Бёдра»? – Ага! По-видимому, мои бёдра стали первым, что он заметил, когда вошел, и они произвели на него неизгладимое впечатление. – Вау! Это же судьба. И что произошло потом? – О, погоди, Профессор Ким смотрит… От нетерпения у него подрагивают коленки. – Извини. Так… в общем. Я засунул член в штаны и вымыл руки. А потом, пока туда не вошёл кто-нибудь ещё я назвал свое первое впечатление о нем. Прекрасный принц. – Прекрасный принц? Серьезно? – Знаю, звучит убого, но он очень красивый и выглядит буквально как принц из диснеевского мультфильма. Если бы Дисней были достаточно умны, чтобы создать корейского принца, он бы выглядел именно так. Он высокий, с длинными осветлёнными волосами. Они были собраны в пучок… Так или иначе, оказалось, что это и было его впечатлением. Его метка окольцовывает лодыжку, а моя выгравирована на рёбрах. – Чанбин, это потрясающе! Я завидую тебе. Мы с моим другом Феликсом целую неделю обходили кампус, запоминая его планировку, в надежде, что один из нас наткнется на своего соулмейта. Он каждую ночь проверял мою кожу на наличие второго впечатления. – О, это умно. Я и не задумывался, как ты сможешь понять, видел он тебя или нет. В смысле, я всегда знал, что в мире есть незрячие люди, просто мне никогда не приходило в голову, как они находят своего соулмейта, понимаешь? Думаю, ты мог бы просто ходить и целовать всех подряд, чтобы проверить, произойдет ли слияние душ, но это не звучит ни реалистично, ни гигиенично. – Я понимаю. Слепота – довольно редкое явление, я бы тоже не задумывался о таком на твоём месте. Каким было твое второе впечатление? Как скоро оно появилось? – Эммм. Я заметил его, наверное, минут через пятнадцать. На моём бицепсе появилось слово «сильный». – «Сильный»? Серьёзно? – ему не удается скрыть нотки сарказма в голосе. – Как непредсказуемо. – Эй, послушай, мне повезло, что у моего соулмейта кинк на силу. Ему нравится, когда я бросаю его… Махая руками перед его носом, Джисон садится прямо в знак капитуляции. – Я пас. Дальнейшее мне слышать не нужно. Парень тихо смеётся. – Я не буду рассказывать в деталях. Если я как-нибудь могу помочь найти твоего соулмейта – только скажи. – Правда? – Конечно! Мы ведь уже партнёры, а можем также стать друзьями и выручать друг друга. Стыдно признавать, но при слове «друзья» его сердце слегка сжимается. Но прежде чем Джисон успевает ответить, он чувствует, как до его левого плеча кто-то дотрагивается. – Привет. Ты Хан Джисон? Немного отодвигаясь от Чанбина, он слышит, что студенты уже начали собираться и покидать кабинет. Неужели они проболтали всю пару? – Да. А ты Чан? – Да, это я! Извини, я задержался. Хотел быть тут к началу этой пары, но мой сосед по комнате захлопнул дверь и не мог попасть внутрь, поэтому пришлось вернуться. – Не беспокойся, всё в порядке, Чан. – он повернулся к месту справа от себя. – Это Чанбин, он оказался моим партнёром по совместным заданиям, и в итоге мы заболтались. В общем, мы пропустили мимо ушей всё занятие. Чанбин, это Чан. Он будет помогать мне с учебой в этом семестре. Магистрант тут же вмешивается: – Помогать не в смысле выполнять его работу, а в смысле облегчать для него процесс обучения. И пожалуйста, вы оба можете звать меня хёном. – Это что, дружелюбный магистрант? Джисон, это очень круто. – Это неожиданно, но я ценю твою готовность помочь мне, хён. Я не прошу о многом, но знать, что рядом есть человек, на которого можно положиться, было бы замечательно. – Я рад помочь, и к тому же за это университет предоставил мне кредит на оплату обучения, так что грех жаловаться. Эм… раз уж вы оба здесь и только встретились… Моим первым впечатлением о тебе, Джисон, были твои глаза, а о Чанбине… – О, извини, хён. Мне не нужно, я уже встретил своего на той неделе. Сони… это твоё впечатление соулмейта? Твои глаза? Разочарование омрачает его хорошее настроение. Еще слишком рано терять надежду, но он не может не задаваться вопросом, когда наконец встретит свою пару. Минус два человека… осталось ещё восемь миллиардов. – Извини, Чан, это не моё впечатление. – Эх, ничего, правда. Я вообще недавно понял, что ищу своего соулмейта уже так давно, что даже не знаю, что делать, если и впрямь встречу его. Его перебивает Чанбин: – Всё просто, хён – бери и целуй! Завершишь слияние душ – и готово. Укоризненно покосившись на нового друга, насколько это было в его силах, Джисон продолжает: – Мне жаль, хён. Я уверен, он гораздо ближе, чем ты думаешь. Но будет справедливо, если я тоже скажу. Моим первым впечатлением о тебе был твой акцент. Он очень лёгкий, но все ещё различим. – Ха! Ты заметил? Мой родной язык – английский, а не корейский. Я вырос в Австралии и переехал сюда, когда мне было тринадцать. – Не может быть! Мой лучший друг Феликс тоже оттуда. Переехал, когда ему было десять. Прошло практически девять лет, но у него все ещё сохранился лёгкий акцент. Наверное, поэтому я и уловил его у тебя. – на плечо Джисону опускается мясистая рука Чанбина. – Вас как будто свела сама судьба. Чан, ты идёшь на следующую пару к Джисону? Кажется, у нас обоих История К-поп. – Извини, не могу: у самого сейчас занятие по Теории Музыки. Давайте встретимся после, и можем вместе пообедать. Хён угощает, ладно? Тогда и сможем всё обсудить. Поднимая свою сумку и трость, Джисон продвигается к выходу вслед за Чанбином. – Отлично, хён. Встретимся у кабинета и пойдём вместе.

•••

– Вы пока займите нам место. Я пойду, закажу обед. – Спасибо, хён! Вон тот столик, в углу, – встретимся там. Джисон, возьмёшься за меня? Вопрос скорей походил на распоряжение, так как вокруг его запястья тут же сжимается рука, проводя Джисона мимо беспорядочно расставленных столиков столовой. Его окружают звуки открывающихся бутылок, дружного смеха и даже несколько голосов, играющих в «найди соулмейта». С трудом выдерживая наплыв людей, он ощущает, что благодарен Чанбину. Джисон не видит людей, но телом и умом ощущает, насколько переполнено помещение. Чанбин помогает ему найти себе место, когда рядом с ним вдруг раздается «дзинь» входящего сообщения. – Это Хёнджин, он скоро будет здесь. Ооо, он приведёт с собой одногруппника. Твой сосед Феликс тебя найдёт? – Думаю, да. Я написал ему, сказал, что я тут, так что все должно быть нормально. – То приложение, которое переводит голосовые в текст, должно быть, приходится очень кстати. – Оно классное. Технологии очень помогают – прямо сейчас я не могу представить свою жизнь без телефона. Ты знал, что в банках есть даже дебетовые карточки со специальными отметками? Так я могу не бояться, что возьму не ту карту. – Да? Я не знал. – в его плечо прилетает лёгкий пинок. – Они здесь! Боже, Хёнджин так горяч, что я до сих пор не верю в то, что он мой соулмейт. И, чёрт, его друг тоже ничего. Господи, все, кто специализируется на танцах, по умолчанию такие горячие, или что? Может этот парень окажется твоим. Тело сбоку от него начинает шевелиться – Джисон догадывается, что Чанбин машет двум другим парням. – Он горяч, а? Как он выглядит? – Ну, у него длинные ноги. Достаточно стройные для парня. Волосы средней длины и окрашены в что-то между лавандовым и серебристым. О, вау! У него нос и все щёки в веснушках! Чертовски мило! Откинув голову назад, Джисон разражается смехом. – Клянусь, это не мой соулмейт. Я на сто процентов уверен, что это Феликс, он ведь тоже изучает танцы. Гибкое тело врезается в него. – Сони! Ты здесь! Он поворачивается в сторону, где сидел Чанбин. – Да! Это он. Приятный незнакомый голос произносит: – Феликс, это твой друг? – Это он! Мой Джисони! А это Чанбин, твой соулмейт? – Привет! Прости, что не представился. Да, я Чанбин, и Хёнджин – моя родственная душа. Забавно, что мы все уже встретились. У нас с Соном уже две совместных пары, и на одной из них мы с ним партнёры. Джисон, парень впереди и чуть правее от тебя – это Хенджин. Его руку берут и сжимают. – Приятно познакомиться. Феликс рассказал мне все о тебе на сегодняшней разминке. – Не волнуйся, Сони. Я говорил только хорошее. Ни слова о том, как однажды ты сел на супер клей на уроке рисования, и тебе пришлось отрезать кусок штанов. Как прошло твоё первое занятие? Сладкие нотки в голосе Феликса могли заставить любого поверить в то, что он ангельское создание, но Джисона не проведёшь. – Сегодня я придушу тебя во сне, Ликс. Его окутывает запах малины, а следом к щеке прижимаются мягкие губы. – Попробуй сначала отыскать мою комнату, слепой мальчик! Чанбин и Хёнджин резко втягивают воздух в ответ на эту фразу. Для постороннего их юмор и правда может показаться грубым, но они дружат уже слишком давно, чтобы обращать на это внимание. – Учитывая, как громко ты храпишь, я при всем желании не смогу пропустить ее. АУ! Больно. Хватит щипаться! – Я не… Внезапно раздавшийся голос Чана прерывает его: – Обед заказан, нужно подождать минут десять. Кто тут щиплет моего донсэна? Джисон чувствует, как лицо Феликса отстраняется от него, поворачиваясь в направлении новоприбывшего. – Он заслуживает… о… Компанию окутывает тишина, будто бы все ждут, когда Феликс закончит предложение, но этого всё не происходит. Рука Чанбина опускается Джисону на плечо, крепко сжимая. Что происходит? Почему все молчат? Ответ приходит вместе с дрожащим голосом Чана. – Я Кристофер Бан, и ты… ты напоминаешь мне о доме. Его лёгкие прекращают работать, а все тело замирает. Дом? Неужели Чан обращался к Феликсу? Это впечатление Феликса? Он понимает, что происходит, и чувствует, как в душе медленно пускает корни терновник зависти. Раздается сжатый всхлип. – Я Феликс, и ты великолепен. Кожу обдает ветерком, когда Феликс, пробегая мимо него, бросается в объятья своего соулмейта. Вокруг раздаются визги умиления, а внутри него разгорается жестокая борьба. С одной стороны – безумная радость за лучшего друга, с другой же – страх. Неужели теперь Феликс его бросит? Променяет Джисона на Чана? Свою родственную душу. Что, если своего соулмейта Джисон так и не найдёт? Проведёт всю оставшуюся жизнь, слепо блуждая среди обломков разбитой души в тщетных поисках недостающего звена. Чанбин, чья рука всё ещё касается Джисона, трясёт его за плечи. Громкий голос парня выкрикивает такие нужные ему сейчас слова: – От судьбы не уйдешь! Это так круто. Ещё никогда при мне не встречались два соулмейта. Лицо Джисона растягивается в улыбке облегчения и безграничной радости за новую пару. От судьбы никуда не уйдёшь. Наступит и мой черёд. Время тянется бесконечно, пока Джисон ждёт, когда Феликс и Чан наконец присоединятся к ним за столом. От внезапного отчаянного стона лучшего друга вся кровь разом приливает к его ушам. Голова резко поворачивается к Чанбину. – Они, что… Тому хватает наглости засмеяться. – Да… Они проскочили этап целомудренного связующего поцелуя и зашли сразу с козырей. Пока не поворачивай туда голову, они, надеюсь, придут в себя до того, как принесут еду. Я голоден. Стройное тело, покрытое рельефом мышц, прижимается к спине Джисона, вклиниваясь между ними двумя. Уха касается дыхание Хёнджина: – Бинни, ты голоден всегда.

•••

В дверь стучат, и Джисон вытаскивает наушники. – Феликс? – Хэй, Сони, можно войти? Он садится прямо, поставив на паузу документалку о природе, которую слушал, и похлопывает по свободному месту на кровати. Матрас прогибается под весом младшего. Джисон устраивается поудобнее у Феликса под боком и прилипает к нему, лицом утыкаясь другу в шею. Вина за свои плохие мысли во время обеда преследовала его весь день. Из-за этого он даже не смог поужинать вместе с друзьями, несмотря на то, что Чан по такому поводу заказал жареную курочку к ним в комнату. Слава всем богам, Феликс начинает разговор первым. – Что сегодня творится в голове у моего Сони? Ты был каким-то притихшим с самого обеда. Вина только растёт. Бессмысленно пытаться скрыть её сейчас: Феликс знает его как облупленного. – Прости, если испортил тебе ужин с Чаном, – слова звучат глухо. – Я счастлив за тебя, Ликси. Правда счастлив. Его лицо покрывается поцелуями. – Оуу, мой Сони. Как ты можешь что-то испортить? Я заметил, что ты чувствовал себя подавленно, но я был рад, что и мой лучший друг, и мой соулмейт, сейчас со мной. Кажется, я догадываюсь, что тебя расстроило. – Правда? – Дай попробую угадать. – палец нажимает ему на кончик носа. – Я думаю, ты испытываешь противоречивые чувства. Разрываешься между радостью за меня и страхом: что, если наша дружба больше не будет прежней? А ещё, готов поспорить, не обошлось и без чувства вины, вины за испытываемый страх. Джисон ощущает себя сплошным оголенным нервом. – Агх, откуда ты вечно всё знаешь? Феликс вздыхает и сжимает его ещё крепче. – Потому что именно так чувствую себя я при мысли, что однажды ты найдёшь своего соулмейта, Сони. Ведь мы с самого начала были по-своему родственными душами. Определённо платоническими, поскольку при одной мысли о том, как ты вставляешь в меня свой член, мне хочется блевануть. Джисона бросает в дрожь. – О, чёрт, нет, это отвратительно. – Вот видишь! Наши чувства совпадают. А если серьезно, я считаю нормальным радоваться друг за друга, но в то же время слегка побаиваться перемен. Ты важен для меня, и без тебя я не представляю своей жизни. Надеюсь, ты понимаешь это. Я обещаю, что ничего не изменится лишь из-за того, что я повстречал своего соулмейта. До того, как Чан ушел, я объяснил всё это и ему тоже. Он понимает, что мы с тобой идём в комплекте. Не успевает его рот открыться, как Феликс тут же прерывает его, не дав и начать. – И нет, ты не обуза! Ты мой лучший друг и самая первая родственная душа. И как бы старательно Джисон ни моргал, ему не удаётся сдержать слёз. – Ты всегда точно знаешь, о чём я думаю. – нежные пальцы смахивают слезы, стекающие по его щекам. – Я ведь уже говорил… это всё твои глаза. Открытая книга. – Ликс. Каким был тот поцелуй? Слияние душ? – парень в его объятьях смущённо хихикает, прежде чем вывернуться из его хватки. Их ноги потираются друг о друга, как когда-то на ночевках, чтобы согреться. – Это было неописуемо. Будто… будто каждая клеточка моего тела указывала лишь в одном направлении. К нему. Спроси меня в тот момент мое имя – я бы не ответил. Единственное, что раз за разом крутилось у меня в голове – его имя. Кристофер. Крис. Чан. Казалось, что всё это время часть меня отсутствовала, но я и не замечал этого до тех пор, пока она наконец не заняла когда-то пустевшее место. И губы его были тёплыми… думаю, теплее обычных. При нашем первом поцелуе они слегка пылали. Теперь уже плачет не только Джисон. Он аккуратно находит руками лицо друга, вытирая его слезы. Двигается медленно, чтобы по неосторожности не ткнуть Феликсу в глаз. – Звучит просто прекрасно, Ликс. А как же твоё второе впечатление? Оно уже проявилось? – Я совсем забыл тебе рассказать. – Феликс чрезмерно поспешно садится на кровати, и Джисону неожиданно прилетает резкий удар в живот с локтя. – Прости! Я хотел, чтобы ты сам почувствовал. Дай руку! Маленькая ладонь хватает его собственную, уже побольше, и прижимает её к боку Феликса, рядом с грудной клеткой. – Метка уже немного потускнела, но его вторым впечатлением обо мне были веснушки. – тут руку Джисона переместили к ключицам. – А здесь написано «солнышко». Когда я спросил, Чанни сказал, что это из-за моей улыбки. Джисон поворачивает голову в сторону от кровати и изображает рвотные позывы. – Прекрати! Это было мило! Не обижай моего Чанни. – Мерзость. Посмотрим, останешься ли ты для него «солнышком», когда он ощутит твое утреннее дыхание. Боже, вы оба уже невыносимы. Не знаю, как я выживу, если придется дружить с вами до самой смерти. – Просто подожди, когда ты найдешь своего соулмейта, я тебе жизни не дам. Кстати об этом… сними-ка одежду. Мне нужно проверить второе впечатление. Он безмолвно следует указаниям, как и каждую ночь до этого. Стягивает футболку, а после спускает и натягивает обратно пижамные штаны. Он не носил под ними боксеры, и за годы проверок Феликс уже сроднился с некоторыми частями его тела. Однажды младший даже назвал его член милым. – Есть что-нибудь? – Нет, дорогой. Не сегодня. На меня смотрят только все те же щёки. – Уффф. Ладно. – резкий шлепок прилетает на его правую ягодицу, как раз туда, где находилось впечатление. – Блять, больно! – Ха! Решил, что стоит попробовать. Возможно твой соулмейт почувствует это и наконец начнет шевелить булками.

•••

Каждая мышца тела вопит в знак протеста, пока Минхо продвигается к столовой. Его тело уже ощущает напряжение от танцевальной практики дважды в день, к которой прилагаются еще и танцы вне занятий. Чёрт. Всего пятый день учебы, а ноги уже угрожают устроить забастовку. Слава богу, сегодня пятница. Суббота была выходным днём, предназначенным для клубов или вечеринок. Позже он, возможно, вздремнет и наконец досмотрит с Чаном тот фильм о Big Bang. Хотя, конечно, зависит от того, вернётся ли тот домой. После долгожданной встречи со своим соулмейтом в понедельник, его сосед, а по совместительству и лучший друг, постоянно проводил ночи с Феликсом, поздно возвращаясь и заползая в свою комнату в полуживом состоянии. Иногда Минхо хотелось повозмущаться из-за возникшей дистанции, но в то же время он понимал, почему Чан держался немного в стороне. Добрая душа, скорее всего, пытался щадить его чувства. Пускай то, что его давний лучший друг теперь состоял в отношениях, и было полным отстоем, он не мог не радоваться за него. Минхо был обречён на жизнь в одиночестве, но Чан всегда ждал часа, когда наконец отыщет свою родственную душу. Не то, чтобы их дружба теперь изменится. Конечно, с редкими случаями, когда они проводили ночи, вымещая друг на друге свою сексуальную неудовлетворённость, теперь было официально покончено, но для этого существовали клубы и Грайндр. Он знал, что однажды Чан найдет своего соулмейта… они всегда находят. И именно из-за этого соулмейта он сам сейчас отправляется на обед в столовую, а не в свое любимое кафе в кампусе. Сегодня был хороший день. Он наконец прекратил дуться и согласился на предложение Чана пообедать с ним и Феликсом. Похоже, им удалось собрать внушительную группу друзей всего за пару дней. Обведя взглядом переполненное помещение, он замечает Чана и делает пару шагов в его сторону. Чёрт, а их там много. Семь человек ютятся за столом рассчитанном на четверых. Обходя стороной жадно целующуюся парочку у себя на пути, он почти попадает в поле зрения Чана, но вдруг замирает на месте. Рядом с его другом, утопая в малиновом худи, сидит самый красивый парень за всю его жизнь. В груди разливается тепло при виде щёк парня, до отказа набитых, кажется, кимпабом. Парень крепкого телосложения сидит напротив него, со смехом запихивая в рот бедняге ещё один кусок. Даже Минхо хихикает, наблюдая, как глаза парня выпучиваются, а лицо становится одного цвета с его кофтой. Вскоре уже четыре пары рук похлопывают того по спине, пытаясь нейтрализовать последствия этого опасного для жизни эксперимента. Смех, звонкий и чистый, вырывается из парня, когда ему наконец удаётся проглотить комок риса. Эти милые пухлые щёчки краснеют и растягиваются в широкой сердцевидной улыбке. Сердце Минхо пропускает удар – и тут же начинает стремительно ускоряться. Ему нужно встретиться с этим парнем. Он должен поговорить с ним, узнать его имя, его любимое блюдо, фильм. Что ещё может вместиться за его большие щёки? Ему нравятся коты? Конечно, нравятся. Разве может кто-то с таким ангельским лицом не любить котов? Готовый снова двинуться, он вдруг резко останавливается, когда на переднем плане возникает ещё один парень. Он невероятно красив с его серебристыми волосами, веснушками и искусительно пухлыми губами. Которые в данный момент прижаты к щеке его ангельского мальчика. Реальность будто выливает таз с ледяной водой ему на голову. Парень с милыми щеками не предназначался ему. У того был соулмейт, красивый и светлый. А у Минхо не было ничего. Никого. Ни впечатления, ни сна. Смутно знакомая темнота накрывает его. Он уже привык к своему подавленному состоянию. В одну минуту всё в порядке – а в следующую он уже тонет в бесконечной черной пучине. Сегодняшний день перестал быть хорошим. Почему здесь так душно? Ему нужно уйти, поскорее выйти на улицу, иначе он не выдержит. Прежде чем выйти в ту же дверь, куда только что зашёл, он набирает сообщение Чану. «Прости, сегодня не могу. Плохой день.» Оборачиваясь на парня в красном, он позволяет себе пострадать ещё одну секунду. Сейчас тот оглядывается вокруг, отпивая из стакана, его глаза блуждают. Совершенство. Черные, как смоль, волосы падают парню на глаза, скрывая за собой верхнюю часть его лица. Покачав головой, Минхо уходит. Кем бы ни был соулмейт этого ангела, он очень счастливый человек.

•••

Тихий писк уведомления о новом сообщении заставляет Феликса оторваться от плеча Джисона. – Чанни, малыш, это твой сосед? Он ведь собирается прийти, да? Старший подле него вздыхает, а затем следует тяжёлый удар мобильного телефона о стол. – Нет, он только что написал и всё отменил. Сказал, что не смог. – Ты выглядишь взволнованным. Всё в порядке? Интерес Джисона достигает своего предела. Чан рассказывал о своем соседе, Минхо, при каждой их встрече. Тот, будучи его лучшим другом, значил для старшего очень много и являлся участником практически всех рассказанных им историй. Пытаясь не показать, что развесил уши, он позволяет своему пустому взгляду блуждать по помещению. Для постороннего человека он бы выглядел совершено обычно. – Нет, Ликс, не думаю, что всё в порядке. У Минхо хроническая депрессия. Ох. Он вдруг проникается к этому незнакомцу. С его социальной тревожностью он прекрасно знает, каково это: целиком зависеть от химии своего мозга. – Хотя он отлично справляется. Год назад записался к терапевту и начал принимать лекарства. И в большинстве случаев он ведёт жизнь обычного двадцатилетнего студента. Но бывают и плохие дни, и, судя по его сообщению, сегодня один из таких. Если кто и мог понять Чана, то это был Феликс. Друг служил опорой для Джисона в такие моменты уже много лет. – Хённи, я знаю, что мы собирались пойти сегодня на свидание, но почему бы сначала не заехать к тебе? Ты сможешь проверить, всё ли с ним в порядке. – Правда? Если честно, было бы замечательно. – Джисон чувствует, что его плеча касаются, и оборачивается. – Джисон-а. Ничего, если мы с Феликсом заглянем ко мне, вместо того, чтобы проводить тебя до общаги? Ты не против? – Без проблем. Я могу спокойно передвигаться в пределах кампуса. Весёлого вам свидания.

•••

Джисон просыпается под звуки сначала открытой, а потом захлопнутой входной двери. Касается своих смарт-часов и ждёт, пока автоматический голос не произносит: – Сейчас 9:00, суббота, 14 августа. Голова всё ещё затуманена после сна, поэтому до него доходит не сразу. Суббота? Феликс только сейчас вернулся со своего свидания… это значит! Стоит ему подумать об этом, как в дверь раздается стук. – Сони, я слышал, как сработали твои часы. Можно мне войти? Дребезжащий после сна голос поскрипывает невнятное «да». Ручка поворачивается, скрипят дверные петли, и вскоре теплое тело уже забирается к Джисону под одеяло, прижимаясь к нему грудью. Одежда, которая сейчас на Феликсе, на ощупь мягче чем та, со вчерашнего свидания, да и пахнет она скорее Чаном. Это его пижама? Несколько минут они просто лежат, ожидая, что кто-то заговорит первым. Наконец Джисон уступает. – Тааак, шмотки Чана, а? – друг придвигается к нему ближе. Всё тело Феликса буквально излучает румянец. – Да. Мы… эм… Я, эм… провёл с ним ночь, – голос Феликса опускается до шёпота. – Так, и? Я сейчас умру от нетерпения. Как прошло свидание? Что там происходило? – Это было прекрасно. Мы приехали в кино как раз вовремя. Кстати, предложить посмотреть ужастик было хорошей идеей. Мы провели целых два часа, прячась от экрана в объятьях друг друга. Потом мы прогулялись в магазин и взяли себе поесть. Тогда он спросил, хочу ли я поехать домой или вернуться к нему и посмотреть фильм повеселее. – Второй фильм, а? Что-то мне подсказывает, что его ты так и не посмотрел. Маленькая ладонь ударяет его по груди, к счастью, закрытой одеялом. – Чан этого не знает, но до этого, когда мы заехали к нему, чтобы проверить, как там Минхо, я подслушал их разговор. Я не виделся с Минхо, так как остался в комнате Чана, но, кажется, ему уже лучше. Он сказал Чану, что собирается в клуб в Хондэ и что сегодня его можно не ждать. Думаю, так он пытался быть милым и дать нам побыть наедине. – Так, когда он предложил поехать к нему, ты уже знал, что вы будете одни? – Ага! Мы вернулись в его комнату и… ну… ты понимаешь. Он откидывается на спину и вздыхает, пытаясь не направлять свое утреннее дыхание Феликсу прямо в лицо. – Нет, вообще-то не знаю. Я никогда даже не целовался, забыл? И вплоть до сегодняшней ночи ты сам был девственником, так что расскажи мне все подробности. – Ты уверен? Потому что они с перчинкой! – пальцы друга оставляют мазок на щеке Джисона, подчёркивая фразу «с перчинкой». – Да! Я хочу знать. Чтобы, когда встречу своего соулмейта, я уже был готов. – Ладно. Ну, поначалу мы и вправду включили фильм. Он поставил «Дэдпул», и какое-то время мы оба притворялись, что смотрим. На тот момент я уже говорил ему, что девственник, поэтому, думаю, он хотел, чтобы я сам сделал первый шаг. И к моменту, как Райан Рейнольдс оказался пристегнутым ремнями к кушетке, я решил, что с меня хватит. Я подался вперёд, и мы начали целоваться – ничего особенного. Постепенно это переросло в трение друг о друга, и на этом обычно кто-то из нас всегда останавливался. Но вчера я не собирался забивать хуй на свой стояк. Чан пытался пойти на попятную, поэтому я затянул его на себя и засунул руку ему в штаны. К нему на грудь прилетает ещё один шлепок. – Поверь мне, Джисон, он просто огромный! Я знаю, что у меня маленькие ладони, но я с трудом смог обхватить его член рукой! Слова Феликса посылают волну зависти, а в животе начинает разливаться приятное тепло. Блять, его сексуальная жизнь явно страдает. Стоило воспользоваться вчерашним одиночеством, чтобы передёрнуть. – В общем, я подрочил ему, и, чёрт возьми, хотел я его просто до ужаса. Наконец он спросил, хочу ли я закончить вот так, или нам лучше перейти в спальню. Конечно, я ответил да. Ха! Я ещё никогда не видел, чтобы он передвигался настолько быстро. Хотя Чанни был очень милым, даже предложил побыть снизу, раз уж это мой первый раз. – Что ты… – голос Джисона ломается, и он спешно кашляет, чтобы это скрыть. – Ох, эм, так что ты ответил? – Пффф. А ты как думаешь? Я целую неделю мечтал оседлать этот член при свете заката. Как я мог позволить ему быть снизу? – Уверен, ему ты так не ответил. – Понятное дело. Я был дико стеснительным и всё такое. Вежливо отказался и попросил его взять инициативу на себя. – Ты тихий и скромный? Вау, такое в тебе способен открыть только твой соулмейт. – Ой, прекрати! У Чана такая энергетика, что поневоле хочется слушаться его во всём. От него круглый год исходят вайбы папочки! Джисон давится слюной. – Когда мы обо всём договорились, он растянул меня пальцами. Кстати, все было именно так, как писалось в той истории, – вот тебе и доказательство, что в фанфиках есть доля правды. А ещё я был прав насчёт той игрушки, что ты заказал на Coupang. Она вместится, просто нужно получше подготовиться и взять НАМНОГО больше смазки. – Феликс, если ты в ближайшее время не закончишь свой рассказ, до твоего оргазма я могу не дожить. – Забавно, что ты заговорил об этом, Сони… потому что я и правда кончил. Два раза, и один из них нетронутым, так что ХА! У моего соулмейта большой член, и он хорош в постели. В самом начале мне было немного больно, но хён был более чем терпелив. Он подождал, пока я не расслаблюсь, а потом БАМ! Выебал меня. Этим утром у меня всё слишком болело для ещё одного раунда, поэтому он сделал мне минет и помассировал простату. Блять, если бы мы уже не были соулмейтами, я бы умолял его выйти за меня. – Поздравляю, Ликс. Я рад, что ты наконец получил член, которого так жаждал. Тысяча очков Гриффиндору за то, что Чан впервые сделал тебе приятно. – Я и правда везунчик. Мы оба знаем, что не всегда первый раз проходит так гладко. Наверное тут во многом сказался его характер и опыт. Думаю, в этом и состоит плюс иметь соулмейта постарше. Возможно стоило сделать это до того, как переспать, но после мы поговорили о его сексуальном опыте. Младший ёрзает по кровати, подпирая голову рукой. – Он признался, что пошёл и проверился в день нашей встречи. Сказал, он был уверен, что чист, но хотел убедиться. Как предусмотрительно, правда? У него было не очень много партнёров, всего шесть. О! Один из которых – его сосед Минхо! Чан рассказал, что пару лет они были друзьями с привилегиями, но уже несколько месяцев не занимались ничем таким. – Его сосед? Ты нормально к этому относишься? – Поначалу у меня были смешанные чувства, но поразмыслив, я понял, что всё в порядке. Чан клянётся, что сейчас они всего лишь лучшие друзья, и что спать они начали лишь когда Минхо перестал заводить отношения и им обоим стало жутко не хватать секса. Я не могу винить парня за желание снять напряжение… плюс, я извлекаю пользу из его прежних похождений, тааак что… – Так ты хочешь сказать, что должен быть благодарен Минхо? – они оба смеются над этим, пока новая мысль не заставляет его замолчать. – Ликс… Ты ведь не думаешь, что Минхо ревнует, так? Просто, может из-за этого он так и не пришел к нам. – Сони, у нас один мозг на двоих: я подумал о том же. Чан утверждает, что ничего подобного. И знаешь… это странно, но всякий раз, как разговор заходил о Минхо или его депрессии, Чан становился скрытным и переставал отвечать на вопросы. И из-за этого я так хочу встретиться с этим человеком, что задумываюсь о том, как бы усесться поджидать его у дверей в дом. Я тебе не говорил? Чан рассказал, что Минхо состоял в подтанцовке у BTS. – Не может, блять, быть! – Это правда. Он сказал, что Минхо даже ездил с ними в тур по Японии перед тем, как покинуть Big Hit и начать обучение в СНУ. Он хватает друга за рубашку, резко дёргая за нее. – Ликси, мы должны с ним увидеться! Мне НУЖНО узнать, как пахнет Мин Юнги! Теперь это вопрос жизни и смерти! По запястьям хлопают, отталкивая его. – Полностью согласен. Я попрошу Чана опять пригласить его пообедать. Но первое, что тебе НУЖНО сделать, это почистить свои чёртовы зубы. Не знаю, какой кот насрал тебе в рот, но я уже готов его придушить. – Прекрати драматизировать и уйди с дороги. Я пойду почищу зубы, но после я хочу завтрак! Он перебирается через Феликса и вылезает из постели, покрываясь мурашками, когда холодный воздух касается обнажённой кожи. Не успевает Джисон сделать и трёх шагов, как комнату вдруг прорезает крик, пугая его так, что он спотыкается о дверцу шкафа, разбивая себе нос. – Твою мать, Феликс. Что, блять, с тобой… Закончить предложение он не успевает: руки хватают его и ставят на ноги. – Джисон, Джисон! О Господи! Ты весь покрыт ими! Яростно потирая свой нос, он постепенно начинает паниковать, пытаясь поспеть за ходом мыслей своего друга. – Покрыт чем, Ликс? Волосами? Укусами? Боже, пожалуйста, скажи, что не постельными клопами! – Да нет же, идиот!!! Словами!!! Впечатлениями!!! Я никогда не видел столько… здесь, должно быть… Раз, два, три, четыре… Оставшиеся цифры перекрывает собой звон в ушах. Слова? Впечатления? Его соулмейт видел его! Они могли встретиться! – Сони! Джисон! Ты меня слушаешь? У тебя по меньшей мере пять впечатлений – а может и больше. – Что?! Пять? Что там?! Где они?! Что там написано?! – Я начну сзади, стой смирно и дай мне взглянуть. Струя холодного воздуха касается его кожи, пока Феликс стягивает с него штаны и боксеры. – Щёки все ещё здесь, но это ожидаемо. Интересно, что из этого было вторым впечатлением? По позвоночнику спускается слово счастливый. На левом бицепсе написано ангел. И это ты считал моё впечатление сопливым! Каждая клетка тела Джисона гудит от нетерпения. – Хватит комментариев! Что ещё осталось? – Ладно, ладно. Подожди, сзади это всё. Дай мне свою руку… вдоль указательного пальца написано надежда. Но эта быстро выцветает. Она уже едва заметна, хотя остальные выглядят свежими. О, вот эту я ещё не видел… хах, а это интересно. – Что там за впечатление? – Ну, здесь страх, крупными буквами. Они покрывают всё твое правое бедро. – Страх? – внутри вдруг всё замирает. Неужели соулмейт боится его? А может Джисон был напуган, когда его увидели. Боль, перемешиваясь с леденящим душу ужасом, растекается по венам. Что, если… – Феликс… – ноги обмякают, и он шлёпается на пол. – Джисон! – голос младшего звучит обеспокоенно. – Феликс. Вдруг он понял, что я слепой, и это вызвало страх? Что, если он боится быть со мной? Боится моей неполноценности. Мягкие ладони скользят по его рукам и поднимаются к лицу. – Нет, нет, нет. Это невозможно. Клянусь тебе, ничего подобного. Он шмыгает текущим носом, голос против его воли звучит на редкость жалко. – Откуда тебе знать? – Потому что осталось ещё одно впечатление. Вот тут. – палец проводит по тонкой коже прямо под его правой ключицей. – Совершенство. Одно лишь это слово напрочь сносит плотину, державшую его эмоции в узде. Он громко всхлипывает, прижимаясь к Феликсу. Годы волнения, беспокойства и страха смывает волной чувств его родственной души. Его соулмейт нашёл его и считает, что он идеален. Он? Слепой мальчик, отчаянно пытающийся добиться любви и доказать, что чего-то стоит. Он, Хан Джисон, – совершенство в глазах своего соулмейта. У эйфории есть имя – и имя ей Хан Джисон. – Мой соулмейт считает меня идеальным! – теперь его голос звучит выше и громче. – Я! Идеален! Феликс крепко прижимает его к себе. – Не просто идеален. Он считает тебя ангелом, счастливым, и ты напоминаешь ему надежду. Я не знаю, где или как, но ты произвёл на него нешуточное впечатление. Не могу поверить, что при таких сильных чувствах, он так и не подошёл заговорить с тобой. – Ты прав! Почему он не познакомился со мной? И как я теперь должен найти его? Его сосед встаёт, поднимая Джисона на ноги. – Когда мы в последний раз проверяли твои впечатления? Во вторник вечером? – Нет, в среду. Во вторник ты уснул на диване с Чаном. – Значит где-то между утром четверга и вечером пятницы твой соулмейт увидел или же встретил тебя. – Джисон слышит, как Феликс расхаживает по ковру взад-вперед. – Хотя нет. Думаю, если бы слово надежда появилось у тебя на пальце вчера, я бы его заметил. Временной промежуток сужается до пятницы. Точно! Оденься и иди почисти зубы. – Что? – шуршание ткани служит единственным предупреждением, прежде чем пара джинсов прилетает ему в лицо. – Кончай стоять здесь и поторопись! Мы должны привести тебя в должный вид для встречи с соулмейтом и выдвигаться. Следуя указаниям, он натягивает на себя одежду, которой его атаковали. Шаги Феликса раздаются всё дальше. Вскоре его голос уже звучит из соседней спальни. – Чанни, мне нужно, чтобы ты позвонил Чанбину с Хёнджином и сказал им встретиться с нами через тридцать минут у музыкального корпуса! Ты тоже одевайся и приходи – в кампусе ты знаешь больше людей, чем мы. Чаги, пожалуйста, это вопрос жизни и смерти. Джисон проснулся весь покрытый впечатлениями, и понятия не имеет, откуда они. Нечёткий звук, долетавший из трубки, становится громче, когда Чан вскрикивает: – Чего же ты сразу не сказал? – Сказал бы, если б знал, что столкнусь с твоим нежеланием покидать кровать. Да, я знаю, что ты устал после прошлой ночи, но ведь и задница болит тоже не у тебя? Дослушивая разговор этой парочки, он не может удержаться от фырканья. Со рта свисает зубная щётка, до ушей доносятся поспешные извинения Чана. – Всё отлично, Чанни, мне тоже понравилось. Нет, я не злюсь. Да, я сказал бы тебе, если бы мне было… хорошо, теперь мне пора, малыш. Я позвоню Сынмину и Чонину, они тоже должны были проснуться. Пока, чаги. Стряхивая с зубной щётки капли воды, он слышит, как Феликс тоже заходит в ванную. – Сядь на крышку унитаза и дай мне накрасить твои глаза. – Ликси, почему ты обзваниваешь всех и заставляешь увидеться с нами в универе? Сегодня суббота. – Я зову их на помощь. Мы собираемся вспомнить весь твой вчерашний день, а ты в это время будешь играть в «найди соулмейта» со всеми, кто подвернётся по пути.

•••

Вставляя ключ в дверной замок и заходя в квартиру, Минхо чуть слышно вздыхает. Может, ему повезет и он не натолкнётся на Чана. Развивая предельную при его лёгкой хромоте скорость, он почти добирается до ванной, когда удача отворачивается от него. – Минхо? Чёрт возьми! Так близко! Хотя он никогда не был любимцем судьбы. Поворачиваясь к другу, он никак не ожидает увидеть того полностью одетым, с ключами и телефоном в руках. – Сейчас суббота, 9.40 утра. Куда ты собрался? – Сосед Феликса проснулся с целой кучей впечатлений на теле и понятия не имеет, кто его соулмейт. Мы собираемся всей компанией, чтобы попытаться найти его. Это будет весело… не хочешь присоединиться? Компания? И там будут Ангел со щёчками и его безупречный соулмейт? – Я пас, хён. У меня есть уйма дел, которыми я займусь вместо того, чтобы носиться по кампусу и играть в «найди соулмейта» за какого-то левого чувака. И вообще, с каких это пор, чтобы вычислить одного человека, нужна целая группа? – Я разве тебе не рассказывал? Сосед Феликса, он… Поясница орет Минхо немедленно сесть, и он перебивает друга: – А вообще, знаешь, что. Мне все равно. Удачно тебе поиграться в Купидона на своей охоте за соулмейтами. Мне нужно принять ванну и вздремнуть. Чан лишь качает головой, подходя ко входной двери и открывая её. – Я знал, что ты так скажешь. От такого хромого тебя всё равно пользы будет немного. В следующий раз просто будь сверху – и оградишь себя от ненужной боли в спине. – Хён, если б ты только видел хуй того парня. Даже ты дал бы ему себя разложить. Жаль, долбоёб вообще не знал, как им пользоваться. Какая пустая трата прекрасного члена. Дверь за Чаном захлопывается, но Минхо всё ещё слышит его пронзительный смех, эхом разносящийся по коридору.

•••

После той пятничной ночи, проведённой в (напрасной) надежде, что Господин-Большой-Член выебет из него все воспоминания об Ангеле со щёчками, Минхо решает, что будет обходить столовую стороной всю оставшуюся жизнь и больше никогда не встретит того милого парня. Но у судьбы, переменчивой стервы, на него свои планы. Следующие несколько недель ему кажется, что он натыкается на Ангела со щёчками, куда бы ни шёл. Он уверен, что тот не специализируется на танцах – иначе они бы непременно встретились. Но уже в понедельник после тех первых выходных Минхо приходится прыгать за торговый автомат, чтобы остаться незамеченным, пока Ангел со щёчками прощается с высоким блондином в танцевальном зале первокурсников. И когда он выглядывает из своего убежища, его дыхание перехватывает от улыбки, которую парень посылает блондину. Какого чёрта? Этот чувак даже не его соулмейт? Он что, просто ходит и улыбается так всем подряд? Во второй раз Минхо видит его у музыкального корпуса. Минхо беседует с Профессором по поводу музыкальной композиции для его итогового танцевального портфолио, когда мимо него проходит темноволосое произведение искусства, держась за руку парня, в котором мышц явно больше, чем роста. Стыдно признавать, но Минхо, восхищённому видом задницы младшего, приходится просить профессора повторить… дважды. Но она такая идеально круглая и упругая… И эта узкая талия! В третий раз, когда Минхо видит парня, он узнает кое-что ценное… его имя. Кафе «District 9» – личный рай Минхо. Здесь он может одновременно и пообедать, и спокойно поработать, сосредоточившись на докладе о Теории Современного Танца. Ну, или так ему казалось. Колокольчик на двери звенит, привлекая его внимание. Он поднимает взгляд и в панике замечает объект своих постоянных мыслей, зажатый между двумя парнями. Милашка пользовался популярностью: постоянно в окружении друзей. Два других парня тоже были привлекательны: первый – с тёмными волосами и безумно красивой улыбкой, а второй – с мягким, похожим на лисью мордочку, лицом и добрыми глазами. Но Ангел со щёчками затмевает всех. В это раз его волосы слегка подвиваются – небрежно, но сексуально – отчего сердце Минхо замирает. Стиснув зубы, он старательно игнорирует свою зависть, пока три приятеля дружно смеются. О чем они говорят? О занятиях? Что изучает Ангел со щёчками? Трио усаживается через несколько столиков от него, позволяя Минхо продолжить свои наблюдения (вовсе НЕ жутким образом) из-за экрана ноутбука. Пытаясь не выдать себя, он чуть подаётся вперед (и опять, вовсе это не жутко), чтобы послушать. И именно так ему впервые удается услышать голос парня. – Сынмин-а, я тебя умоляю! Ты должен спеть мой трек. Пожалуйста, это мой первый проект по композиции, и ты бы подошёл просто идеально. Сердце Минхо почти не выдерживает. У него не только лицо, но и голос ангельский. Хотя тот, на удивление, оказался ниже, чем он предполагал. Выглядывая из-за своего ноутбука, он застывает, поражённый взглядом, которым парень смотрит на своего друга. Большие оленьи глаза, глубокие, как океан, блестят, умоляя о помощи. Как вообще можно отказать таким глазам? Если бы эти орудия массового поражения когда-нибудь обратились на него, Минхо определенно отдал бы этому мальчику что угодно. Моя машина? Она твоя. Мое сердце? Больше мне не принадлежит. Последняя мысль на секунду отрезвляет его, но на смену ей тут же приходит осознание, что он наконец получил ответ на один из своих вопросов. Композиция! Его Ангел со щёчками изучал Музыкальное продюсирование, как и Чан. Громкое «Айс Американо для Джисона» прерывает его внутренний монолог. Он видит, как парень по имени Сынмин касается руки Ангела со щёчками, прежде чем встать. – Сиди, я принесу тебе. Минхо изо всех сил пытается скрыться за экраном ноутбука, прикусывая костяшки, чтобы сдержать свой восторг. Джисон! Ангела со щёчками звали Джисон! Он был бы рад просидеть здесь до конца дня, (и вовсе он не сталкерил трёх друзей), но сообщение Чана о том, что он захлопнул дверь в квартиру и не может войти, испортило весь настрой. Минхо мог бы побыть подонком и проигнорировать сообщение – даже подумывал об этом целую минуту – но карма существует, поэтому он складывает свой ноутбук и идёт на помощь другу. И даже если перед уходом ему удаётся исподтишка сфотографировать Джисона, он же Г-н Оленьи Глазки, – пф, кому какое дело?

•••

На следующее утро Минхо оставляет мысленную пометку поговорить со своим терапевтом насчет мазохизма. Видимо, боль доставляет ему удовольствие – иначе почему сейчас он снова направляется в столовую, предпринимая вторую попытку встретиться с соулмейтом Чана и компанией друзей. Пришло время познакомиться с Феликсом, и, как лучший друг Чана, он был обязан изучить его. И лишь по этой причине два дня назад Минхо написал Чану и сообщил, что его расписание изменилось и теперь они могут встретиться за обедом. И фотография, которую скинул ему друг прямо перед этим, совершенно точно была тут не причем. На фото с подписью «малыш» был изображён улыбающийся Чан рядом с красивым худощавым парнем с веснушками и серебристыми волосами. Так значит этот снежный барс принадлежит Чану. И на деле он вовсе не соулмейт отца будущих детей Минхо. Детей с тёмными волосами, глазами оленёнка и улыбкой, способной излечить рак. Минхо абсолютно точно собирается встретиться с Феликсом лишь потому, что он хороший друг – и только поэтому! А будучи ещё и прекрасным человеком, он захватывает с собой большой контейнер с домашним чапче и кимчи. Студенты – вечно голодные люди. Он просто старается быть милым, и вовсе не пытается впечатлить кого-то конкретного и щекастого.

•••

Предвкушение расползается у Джисона под кожей, словно муравьи. Нервничать он начал ещё утром, когда Феликс сообщил ему, что сосед Чана согласился встретиться с ними за обедом сегодня. Он понятия не имеет, почему мысль о встрече с этим неуловимым парнем так взволновала его, но и раздумывать над этим не собирается. Энергия, бурлящая внутри, оказывает ему хорошую услугу, отвлекая от недавних событий в его жизни. То есть… его анонимного соулмейта. Он понимает, что терять надежду ещё слишком рано, но серьёзно: на его теле каждый день появляются новые и исчезают старые впечатления, а он всё ещё ни на шаг не приблизился к разгадке, кто же его соулмейт. По словам Феликса, счастливый, совершенство и страх всё ещё оставались на своем месте, пока новые впечатления сменялись одно другим. Пока что его любимыми были совершенство, улыбка и сексуальный. Узнав, что соулмейт считает его сексуальным, Джисон запаниковал и заставил друзей взять его на шоппинг за новой обтягивающей одеждой. Ему нужно хоть что-то, кроме бесконечных худи и прямых голубых джинсов. Сегодня он впервые выгуливает свой новый гардероб – друзья оценили его чёрную приталенную рубашку и скинни джинсы. Под пристальным надзором Чанбина он начал тренироваться, и теперь узкие рукава рубашки подчеркивали его мышцы – ну, или так сказал ему Чонин. Попивая свой чай улун, Джисон слушает, как друзья располагаются за столом, который уже закрепился за их компанией. Крепкие объятья сзади сообщают ему, что Чан с Феликсом уже на месте, и теперь их разношёрстная группа друзей в полном сборе. – Сони! Сегодня тот самый день. Он написал Чану, что уже подходит. Только не спрашивай о Мин Юнги с порога, ладно? Нельзя, чтобы он решил, будто мы пригласили его только ради этого. – Я умею не быть грубым, Феликс. Голос Чана пробивается сквозь всеобщую болтовню. – Насчёт грубости, ребята… Я должен вас предупредить. Ни в коем случае не заводите с Минхо разговор о… Джисон ощущает присутствие парня ещё до того, как до его ушей долетает покашливание, прерывая предупреждение Чана. – Кхм… привет. Стол трясётся: Чан встаёт, чтобы представить нового для них человека. – Ребята, это Ли Минхо. Четверокурсник танцевального факультета и мой лучший друг. Со стороны стола, где обычно сидят Хёнджин с Чанбином, доносится резкий вдох. – Минхо, это мои друзья. Вон те двое в конце стола – Сынмин и Чонин, первокурсники-вокалисты. Парочка напротив – это Хёнджин и Чанбин. Хёнджин изучает танцы, как и ты, а Чанбин – музыкальное продюсирование, как и этот парень, Джисон. – к нему на спину опускается тяжёлая рука, акцентируя его имя. – А вот тот красавчик – это Феликс, мой соулмейт. Он танцует вместе с Хенджином. – Очень рад знакомству со всеми вами, особенно с тобой, Феликс. Чан только и делал, что хвалился своим соулмейтом, и, должен сказать, называя тебя красивым, он не преувеличивал. Простите, что так долго не выходило встретиться, но начало учебного года всегда загружено. Голос Минхо, приветствующий всех за столиком, дарит Джисону какие-то неземные ощущения, распаляет у него в груди обжигающую искру. Он необычный: мягкий, но сильный – и напоминает первый день весны. Прохладный, с намёком на едва различимую нежность. Это было его первым впечатлением, вскоре за ним последовал аромат духов. Как и голос парня, он будто двоился: сладкая ваниль стелилась поверх горьковатой пряности. В себя его приводит голос Феликса: – Сюда, можешь сесть рядом с Джисоном. Минхо-щи, Джисон – мой сосед по комнате и лучший друг. Мы встретились, когда я переехал из Австралии, и с тех пор были неразлучны. – теплое тело опускается на стул подле него. Запах духов усиливается. Он тонкий – достаточно выраженный, чтобы ощущаться, но не настолько, чтобы заполнить собой всё и раздражать окружающих. Чёрт, он будто соблазняет, очаровывает. Пытаясь быть вежливым, он поворачивается в сторону Минхо и посылает ему короткую улыбку, прежде чем снова опустить глаза. Не хочется, чтобы его пустой взгляд нервировал старшего. – Надеюсь, вы все проголодались. Я приготовил и принес с собой чапче и кимчи. Милые и пугающе высокие звуки эгьё раздаются со стороны Чана. – Мин-а! Ты приготовил еду для них, а для меня дома не хочешь! Прозвучавший смешок полон тепла и нежности. – Хватит врать. Если бы я не кормил тебя дома, ты бы откинул коньки ещё несколько лет назад. Феликс наклоняется к нему, и Джисон садится ровно. – Джисон, я положил тебе немного чапче. Ты готовишь, Минхо-щи? Я люблю заниматься выпечкой. Никто не перепробовал моих брауни столько, сколько Сони. Надо будет как-нибудь собраться вместе и приготовить ужин на всех. – Однажды я сварил рис, – доносится со стороны Чанбина. Весенний, полный свежести голос посылает волну мурашек у него по спине. – А ты, Джисон-щи? Ты любишь готовить? Вопрос застаёт его врасплох. Минхо что, пытался быть вежливым и втянуть его в разговор? Не поднимая глаз, он тыкает палочками в еду перед собой. – Нет, я, вероятно, спутал бы собственный мизинец с морковкой и отрубил его. У меня неплохие отношения со своими пальцами, я люблю их всех одинаково, поэтому и держусь от кухни подальше. – Пфф, – оказывается, фырканье тоже может быть привлекательным. А может просто любой звук, издаваемый Минхо, кажется ему музыкой. – Не стоит недооценивать себя, Джисон. Любой может научиться. Начни с чего-нибудь простого, например вскипяти воду. Кстати, можешь звать меня хёном. Шелковистый голос и пряные духи действовали на него как соджу. Его лицо и правда такое красное, как кажется? И с чего вдруг Минхо говорит ему попробовать закипятить воду? Слепой человек плюс огонь, плюс вода, равняется грядущей катастрофе. Как будто тот не знал. – Джисон, можешь передать мне соевый соус? Ну, теперь все ясно: Минхо и правда не знал, что он слепой. Пылающие щеки покалывает от смущения. Джисон сгорит окончательно, так и не дождавшись конца обеда. – Эм, Минхо-щи… или, ой, хён. П-прости, но я н-не м-могу… – просто прекрасно, теперь он слепой заика. Кто-нибудь, убейте меня! Ему на помощь приходит Феликс. – О, хён… Чан тебе не рассказал? Джисон слепой. Вот, давай я подам тебе соус. Джисон ждёт реакции старшего и почти слышит, как в голове у того крутятся шестерёнки. Сначала он, должно быть, бросится извиняться с оттенком жалости и даже снисходительности в голосе, а в заключение скажет: «Так мило с твоей стороны заботиться об этом бедняжке, Феликс. Дай знать, если я могу как-то помочь». Но, вопреки его ожиданиям, за столом раздаётся сконфуженный смех. – Чан! Хён! Клянусь, я надеру тебе зад! Надо же предупреждать. Ты хоть понимаешь, в какое неловкое положение меня поставил? А я сижу, советую Джисону научиться готовить и прошу подать мне соевый соус. Ну серьёзно! Какого чёрта? Рот Чана набит лапшой, но он все же выдавливает что-то наподобие «прости». Рука осторожно проводит по его правому плечу. – Джисон-а, надеюсь я не обидел тебя, но имей ввиду, что в третьем сезоне «МастерШеф» Гордона Рамзи победила слепая женщина. Так что ты не безнадежен. Искра распаляется с новой силой. Зарождается на плече, в точке соприкосновения с рукой, и распространяется по всему телу. Он не знает, может быть дело в словах поддержки, а может в невесомом касании, но впервые за много лет на душе у него становится легко. Старший продолжает: – Теперь я по крайней мере понимаю, почему ты не смотрел на меня. Я уж было подумал, что сделал что-то не так. Джисон тут же поворачивает голову немного правее. – Нет! Я просто… мне говорили, что при виде моего расфокусированного взгляда людям становится некомфортно. Слева, со стороны Феликса, до него долетает негодующий вскрик. – Сони, кто тебе такое сказал?! Ответить он не успевает: твёрдая рука берет его за подбородок, приподнимая лицо вверх и поворачивая направо. Кожу щекочет тёплое дыхание, пока взгляд направлен, кажется, на лицо Минхо. – Позволь мне судить об этом самому, ладно? Тепло снова накрывает его с головой. Лицо пылает яростным пламенем, которое стремительно растекается до самых кончиков пальцев. Его прошибает зарядом приятного возбуждения, заставляя волоски на теле становиться дыбом. Он должен отстраниться, стряхнуть руку постороннего со своего лица и заявить о личных границах. Но вместо этого один из пальцев, удерживающих его подбородок, начинает почёсывать у него под челюстью – и Джисону приходится приложить нечеловеческие усилия, чтобы сдержать подступающий к горлу стон. Его язык слегка высовывается, нервно облизывая нижнюю губу, и хватка на подбородке усиливается. За столом повисает тишина, и Джисон чувствует, что все шесть пар глаз обращены на них. Всё именно так, как описывал Феликс. Они ещё не называли свои впечатления, но Джисон уже знает, знает сердцем. Этот человек – его соулмейт. Минхо, Минхо, Минхо. Будто весной, в его сердце расцветает радость. Обещание жизни оставляет свой след на промёрзшей насквозь земле. Щёки растягиваются в улыбке, из-за чего глаза зажмуриваются. Поднимая руку, он хватается за запястье перед собой, словно за последнюю соломинку. – И что ты думаешь, хён? – голос звучит хрипло, очарованно. – Твои глаза? – голос Минхо такой же неровный, как и у него. – Они идеаль… – Кхм! – женский голос разрушает чары, окутавшие их со всех сторон. Касавшаяся его рука, отдёргивается, будто обжёгшись. Внимание Джисона поневоле переключается на девушку, стоящую перед их столиком. – Минхо-щи. Прости, что помешала, – новый голос звучит высоко и гнусаво, тут же начиная раздражать чувствительный слух Джисона. – Сана-щи. Ты что-то хотела? – прежде такой приветливый голос старшего теперь кажется практически ледяным. – Не я, а моя подруга. Вот, это Чихё, – слышится звук приближающихся нервных шагов. – Она увидела тебя с того конца столовой, но слишком стеснялась подойти сама. Как ты там говорила, Чихё? Что ты не знала о существовании таких красавчиков, как Минхо-щи? Рядом с ним раздается тяжёлый вздох Минхо. – Сана, я польщён, но… – Прежде чем что-то говорить, взгляни хорошенько! Чихё уже подходит… вот и она! – голос девушки становится настойчивым. – Сана, хватит, я не… – Дай ей сказать первой! Чихё, каким было твое первое впечатление о Минхо-щи? Девушки явно отказываются слушать Минхо, и от этого раздражение лишь растёт. Джисон может и слепой, но даже он чувствует, что парню неприятно это внимание. Раздается робкий дрожащий голос: – Привет, Минхо-щи. Самым первым… – Чихё, я… – Тсс! Минхо, дождись своей очереди, – девушка шикает на старшего, и у Джисона отвисает челюсть. – …первым я заметила твой красивый… – ХВАТИТ УЖЕ! – при звуке крика Минхо воздух у него в лёгких замерзает. Тяжёлое дыхание раздается совсем рядом… – Мне плевать! Я не играю в «найди соулмейта»! Я не собираюсь говорить ей своё первое впечатление, и мне абсолютно похуй, что там она заметила во мне. А теперь оставьте меня в покое! Из груди одной из девушек вырывается что-то похожее на всхлип, и за ним следует быстрый стук удаляющихся каблучков. – Придурок! Когда обе девушки уходят, Джисон поворачивается к столу. Невысказанные мысли давят на атмосферу тяжелым молчанием. С дальнего конца стола раздается ледяной, пронизанный осуждением голос Хёнджина. – Тебе было так трудно? Просто выслушать её? Чувак, это было по-скотски. Тело Минхо рядом с ним будто каменеет. Следующим говорит Феликс. – Теперь она плачет, хён. Нужно было сыграть с ней. Ей пришлось набираться храбрости, чтобы предложить «найди соулмейта». – Феликс, перестань, – в голосе Чана слышится предупреждение. – Нет, я не собираюсь! Джисон тут с ума сходит, пытаясь отыскать своего соулмейта. Скажи ему, Сони! Новые слова проявляются каждый день, а сам он так и не показался! Минхо-хён не должен высмеивать тех, кто просто хочет найти своего человека. Джисон дёргается от громкого скрежета отодвинутого стула: Минхо резко поднимается с места. – Простите, я не могу… Я должен уйти. – Мин-а, пожалуйста, не уходи! – от стресса австралийский акцент Чана проявляется ещё сильнее. – Нет, Чан, это была грёбаная ошибка. Можешь все объяснить – мне всё равно. Вот… – контейнер с чапче перемещается на середину стола. – Приятного аппетита, я сделал его для всех вас. Джисону хочется сказать что-то – что-нибудь, что убедит парня остаться, но тревога, коварная и разрушительная, закралась в его сердце вместе с заявлением Минхо, что он «не играет в «найди соулмейта»». Звук шуршания ткани сообщает ему, что старший ушёл. Чанбин подпрыгивает на месте. – Хён, и это твой лучший друг? Да он подонок! И тут язык Джисона магическим образом развязывается. – Я не считаю его подонком! – лица друзей оборачиваются на него. – Он попросил их перестать, а те девушки не послушали. Они были неправы. И Феликс, в следующий раз, как наберёшься наглости отчитывать человека старше себя, потрудились не упоминать при этом мое имя. – со всей агрессией котенка, он пытается яростно взглянуть в сторону Феликса, Чанбина и Хёнджина. Вмешивается Хёнджин: – Я так и знал, что уже слышал это имя! Он печально известен на факультете танцев. Феликс, ты же помнишь. Нам рассказывал второкурсник, его называют Бессердечный Минхо. Он не вступает в отношения и отказывается играть в «найди соулмейта». Видимо, считает себя выше этого. На стол с шумом опускается кулак. Голос Чана кажется убийственным. – Закрой, блять, свой рот, Хёнджин. Ты не знаешь ничего! Все вы, кроме Джисона, не правы. Даже ты, Феликс. – его лучший друг издает звук обиды. – У Минхо есть свои причины, и, чёрт побери, весомые. Он не обязан никому ничего объяснять. Никто не должен играть в «найди соулмейта» против своей воли. Минхо… он особенный. У него… блять, да пошло оно всё. Голос Чана понижается до шёпота, стулья скрипят, пока вся компания разом придвигается ближе, чтобы услышать. – Я говорю вам всё это лишь потому, что Минхо сказал объяснить. Причина, по которой он не играет в «найди соулмейта»… у него его нет. У Минхо нет соулмейта. Шесть человек издают поражённый вздох одновременно – не будь ситуация такой серьезной, это вполне можно было бы счесть комичным. К горлу Джисона резко подступает тошнота; боль, осязаемая и такая настоящая, скручивается у него в груди. – О Господи, Чан. Ты серьезно? – голос Феликса полон вины. – Да, серьезно. Я встретил Минхо ещё первокурсником: мои родители дружат с его тетей. Я попытался сыграть с ним в «найди соулмейта», и он сразу выложил всё как есть. Сказал, раз мы будем жить вместе, я должен знать правду. Он нечасто говорит об этом: слишком больная тема для него. Я знаю подробности лишь потому, что однажды он напился и рассказал мне про свой шестнадцатый день рождения. Сказал, что лёг спать в предвкушении, как и любой из нас, но проснулся наутро, так и не увидев сна. С того края стола до Джисона доносится тихий всхлип Чанбина. – Он сказал, что хуже всего было проснуться без впечатления и часами искать его. Он даже сбрил волосы, надеясь, что метка будет под ними. Когда-то он подыгрывал… выслушивал первые впечатления людей о себе, а потом называл их сам. Но думаю, ложь его утомила. В свой первый год здесь он пытался завести отношения, встречался с парой парней, которые заявили, что метки вовсе не важны. Все они нашли своих соулмейтов, и все оставили его. Так что, да… Может отмахиваться от людей, которые пытаются сыграть в «найди соулмейта» и грубо, но Минхо простительно. Имеет право. Плечи Джисона тяжело накрывает безысходность, сжимая собой сердце. На языке оседает горьковато-едкий вкус несбыточной надежды. Он был уверен. Всё, каждая клеточка его тела откликалась на зов касания Минхо. В районе грудной клетки пульсирует физическая боль. Это был не Минхо. Это никогда не был Минхо. У ледяного парня с весенним голосом не оказалось соулмейта… вообще. Разочарование сменяется болью за старшего. Теперь его хроническая депрессия полностью объяснима. Феликс сбоку от него громко шмыгает носом, и, касаясь своего лица, Джисон понимает, что плачет здесь не только его лучший друг. Голос Хёнджина дрожащий и напряжённый. – Хён! Я съем это чапче до последней крошки, а потом отведи меня к себе, чтобы я мог извиниться. Чанбин? Феликс… вы со мной?

•••

Лёжа в одежде поверх одеяла, Минхо оценивает статистическую вероятность того, что на потолке откроется воронка и засосёт его с головой. Запасной план – маленький островок, с основанным на нем культом поклонения котам, где-нибудь на побережье Японии. Он сможет скрываться там ближайшую тысячу лет. Учитывая то, что он ни за что в жизни не собирается возвращаться в кампус, это казалось единственным выходом. Это, наверное, было худшее знакомство за всю историю. Началось всё даже лучше, чем в его самых невероятных мечтаниях, – но тут же рухнуло, сгорело синим пламенем, в очередной раз напоминая Минхо, где его место. Мать твою! Какой черт дёрнул его схватить лицо Ангела со щёчками? Удерживать в ладонях эти мягкие пухлые, как у херувимчика, щёки, а потом почесать под этим сказочным подбородком. Его кожа пылала, будто в лихорадке, а сердце колотилось как сумасшедшее, пока он смотрел в бездонные радужки цвета красного дерева. И на короткий миг какая-то невидимая нить потянула его вперёд. Здравомыслие помахало ручкой и уплыло в закат, а он оказался в секунде от того, чтобы прижаться своими губами к нежно-розовым губам первокурсника. Он не целовал парня в губы уже несколько лет. Устав постоянно разочаровываться, в очередной раз не ощутив слияния душ во время поцелуя, он отказался от этого после расставания со своим последним бойфрендом. Джисон был пределом всех мечтаний Минхо, и даже больше… и слепой! Кстати об открытиях. Теперь становилось понятно, почему – куда бы он ни шел – его постоянно сопровождали друзья и почему он всё время держал кого-то за руку. Он видел незрячих людей и раньше: они осторожно передвигались по тротуарам, опираясь на свою трость, – но никогда не встречал их лично. Но что удивительно: эта новость ни капли не повлияла на его чувства. Этот милый первокурсник со звёздами в невидящих глазах всё ещё казался совершенством. Теперь у Минхо назрело ещё больше вопросов. Родился ли Джисон слепым? Как он решил изучать музыку? Но один вопрос оказался самым актуальным: «смог бы Минхо слизать со щеки парня родинку, напоминавшую шоколадную крошку, постарайся он получше?». Бррр. И теперь он не узнает ответа ни на один из них. И даже не из-за фиаско, которое он потерпел за столом, а, скорее, потому, что Минхо никогда не наберётся достаточно храбрости, чтобы попытаться спросить. Ведь тогда его милый маленький Ангел со щёчками, он же Г-н Оленьи Глазки, он же Джисон, может счесть Минхо величайшим засранцем во всём СНУ. Его самобичевание прерывает стук в дверь. – Мин-а. Я знаю что ты дома, можешь, пожалуйста, выйти сюда? Он не переживал за реакцию Чана. Долгие годы дружбы прочно укрепили его доверие к старшему. Но чего он не хотел, так это становиться камнем преткновения в их зарождающихся отношениях с Феликсом. Давно пора смириться. Он морально подготовился к недолгому разговору и последующим объятьям. Но вместо этого, распахнув дверь, он с удивлением видит перед собой трёх парней, в низком поклоне прижавших головы к полу гостиной, и Чана позади них, скрестившего руки на груди на манер сердитого родителя. Хёнджин, стоявший посередине, обращается к нему первым: – Минхо-щи. От всех нас хочу сказать, что мы сожалеем о своем поведении за обедом. Мы не должны были осуждать тебя, даже если бы Чан-хён ничего нам не объяснил. Это было неуважением – и больше этого не повторится. Свинка-качок был следующим: – Прости, что назвал тебя подонком! Бровь раздражённо дёргается. Это оскорбление, должно быть, прозвучало уже после того, как он вспылил и ушёл. – Минхо-хён. – снова опуская глаза, он встречается с красным, опухшим от слёз лицом Феликса. – Хён, прости. Я не должен был указывать тебе, что делать. На меня накричал даже Джисон. Я перегнул палку своей грубостью. Обещаю печь тебе брауни до конца своей жизни. – И твоё чапче было просто прекрасно, а кимчи – даже лучше, чем у моей мамы, – теперь на него глядело лицо Хёнджина, такое же опухшее, как и у друзей. Чанбин, он же Свинка-качок, придвигается ближе к своему соулмейту. – Я могу приготовить рис! Минхо хотелось подольше подержать свой непоколебимый покер фейс, но от новости, что Джисон защищал его, внутри всё поплыло. Маска равнодушия даёт трещину, и губы растягиваются в улыбке. – Брауни до конца жизни? Значит, по рукам? – Мгновение – и он уже стоит в окружении трёх парней и орет Чану прекращать хохотать и поскорее спасти его.

•••

Минхо снова увидел Джисона лишь через четыре дня. Он на полном серьёзе старался обходить столовую стороной: слишком много людей, чересчур много заинтересованных глаз. Он знал, что был привлекателен. Учитывая, сколькие говорили о его красоте, отрицать это было бы даже в какой-то мере невежливо. Большие толпы придавали людям чувство анонимности и смелость предложить ему сыграть в «найди соулмейта». Обедать в одиночестве было безопаснее. Минхо заметил его, покидая кафе «District 9». Ему пришлось приглядеться дважды, поскольку в этот раз парень передвигался без помощи друзей. Минхо впервые видел, как тот идёт сам, постукивая по тротуару перед собой белой тростью. Он очень-не-по-сталкерски отправился вслед за Джисоном на приличном расстоянии. Минхо просто хотел убедиться, что парень доберется, куда ему нужно, целым и невредимым. И идеальной формы задница, которая покачивалась и гипнотизировала его с каждым шагом, абсолютно точно была тут не при чем. При звуках громких криков его глаза поднимаются сами собой, а в груди зарождается паника: высокий мужчина на электроскутере несется по тротуару прямо на Джисона. Не тратя время на раздумья, Минхо подлетает к нему, преодолевая разделявшее их расстояние. Делает рывок вперёд и обхватывает младшего руками, утаскивая его с дороги в последнюю секунду. Парень у него в объятьях растерянно вскрикивает, когда тело Минхо приземляется поверх него. Руку, защищавшую голову Джисона от удара, пронизывает болью от соприкосновения с асфальтом. – Джисон, это Минхо! Я держу тебя. – Хён? Что… что произошло? Осматривая младшего на предмет повреждений, он скатывается с застигнутого врасплох парня. Глаза целенаправленно скользят мимо впечатления на руке. Минхо не горит желанием знать, что там думает о Джисоне его соулмейт. К ним начинают сбегаться прохожие. Усадив парня на землю, Минхо отмахивается от предложений помощи. – Всё в порядке, спасибо. Нет, никто на пострадал. – Прости, Джисон-а. Какой-то идиот ехал на скутере по тротуару. Он мог сбить тебя, если бы я не вмешался. Надеюсь, я не слишком тебя напугал. – Нет! Хён, спасибо! Я слышал крики, но и не думал, что кто-то едет в мою сторону. – он нерешительно тянет руку вперёд, чтобы заверить свои слова, и Минхо, не задумываясь, накрывает её ладонью. Но тут же с шипением отдёргивает руку, почувствовав боль от соприкосновения. – Хён, ты поранился? – А, ничего страшного. Небольшая ссадина от падения – всё в порядке. – два озера, полных топлёного шоколада, обеспокоенно глядят на него, и сердце Минхо замирает. – Не в порядке… ты поранился из-за меня. – Сон-а, – ласковое обращение слетает с его губ раньше, чем он успевает подумать головой и прикусить язык. Младший растерянно моргает, прежде чем отвернуться со стремительно краснеющими щеками. Мило. – Хён, в общежитии у меня есть пластырь и мазь с антибиотиком. Пойдем со мной? Мне нужно убедиться, что тебе будет оказана первая помощь. И упади сейчас небо на землю, он все равно не смог бы отказаться пойти с Джисоном. Младший мог попросить его спрыгнуть с обрыва – и Минхо бы с радостью повиновался. – Если это поможет тебе безопасно добраться до общежития и перестать волноваться, то хорошо. Я пойду с тобой. От полученной в ответ улыбки, его сердце вылетает из груди и взмывает куда-то в облака. Нет, ему определенно нужно увидеться с психотерапевтом и разобраться с этим мазохизмом. У дружбы с Ангелом со щёчками мог быть лишь один исход: безнадежно разбитое сердце. – Я живу тут рядом, в новых общежитиях. – В новых общежитиях? Я думал, они только для старших курсов и магистрантов. Младший постукивает по уголку своего правого глаза, а его губы растягиваются в ехидной ухмылке. – А ещё это единственное общежитие с комнатами для инвалидов. Все старания этих несчастных наконец окупились. Минхо не в силах сопротивляться желанию подразнить младшего. – Ага… конечно. Уверен, твоё зрение в полном порядке, а весь этот спектакль со «слепотой» – не более чем способ заполучить лучшее жильё в кампусе. Первокурсник хохочет так сильно, что сгибается пополам, и при виде этого фирменное равнодушное выражение лица Минхо светлеет. – Ты раскусил меня, хен! Но это был коварный план Феликса – можешь доложить на него руководству. Пошли, давай залатаем тебя, – Джисон направляется в сторону студенческих общежитий. И Минхо, будто шарик, привязанный к запястью ребенка, просто не может не последовать за ним.

•••

Распахивая входную дверь, Джисон изо всех сил пытается вспомнить, когда он либо Феликс в последний раз прибирались. Они оба занимались этим с определенной регулярностью, так как даже о небрежно брошенную рубашку Джисон мог потенциально споткнуться и упасть. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть тут будет чисто. Беспокойство царапает его изнутри, пока он оставляет ключи, сумку и трость у двери, а после пропускает Минхо в комнату. – Будь здесь, хён. Аптечка должна быть в ванной, под раковиной. По памяти он молча отсчитывает пять шагов вперёд, прежде чем повернуть направо и сделать ещё три. Войдя в ванную, на ощупь опускается под раковину, мысленно благодаря вселенную, когда руки нащупывают знакомую пластиковую коробку со шрифтом Брайля на крышке. Он задерживается в ванной ещё на минуту, внутренне отчитывая собственные нервы и пытаясь успокоиться. Не важно, что его почти переехали, сегодня вселенная была на его стороне! Минхо, парень, от голоса которого его кожа трепещет и наливается теплом, сейчас у него дома… один… наедине с ним. Джисон провёл последние четыре дня в попытках придумать расклад, при котором он снова сможет встретить старшего. Спасибо тебе, человек на скутере! Делая глубокий вдох, он утихомиривает свой восторг и напоминает себе, почему он до сих пор не отправлялся на поиски Минхо. Для начала, тот ни с кем не встречается и даже не планирует. Во-вторых, у Джисона есть соулмейт, пускай пока иллюзорный, но он существует… в отличие от соулмейта Минхо. И не важно, как сильно Джисона тянет к старшему, предлагать ему что-то, кроме дружбы, будет жестоко. И чем скорее он убедит в этом своё сердце – тем лучше. Когда Джисон выходит из комнаты, его встречает тишина. Неужели Минхо ушел, пока он пытался вразумить самого себя в ванной? – Хён? – На диване, Сон-а. Я подумал, что будет лучше сидеть на одном месте. – Хорошо… вот аптечка, – он подходит и останавливается, когда подлокотник дивана касается его бедра. Минхо берёт аптечку: от соприкосновения с холодными пальцами по спине пробегает дрожь. – Можешь сесть со мной и подержать коробку? Он протягивает руку вперёд и нащупывает край дивана, прежде чем усесться на него. – Конечно, я просто не хотел стеснять тебя, хён. Сильно болит? Джисон чувствует, как пластиковая коробка опускается к нему на колени, пока внутри нее шарят рукой. – Просто пара мелких царапин. Нанесу мазь – и уже к понедельнику должно зажить. Спасибо, Джисон-а. К щекам приливает жар: тело отзывается на его полное имя в устах Минхо. – Н-не за что, хён. Ты спас меня, предложить тебе пластырь – это меньшее, что я могу. Сбоку от него доносится вздох. – Пусть так, но… я благодарен тебе не только за это. Когда Феликс пришел извиняться с остальными, он упомянул, что ты защищал меня в тот день, после того, как я ушёл. Думаю, я благодарю тебя ещё и за это. – Всегда пожалуйста, хён, но ведь за тебя вступился бы любой. Те девушки вели себя грубо! Я слышал, как ты пытался их остановить, но одна из них затыкала тебе рот. Даже я, пускай и не вижу, чувствовал, как тебе некомфортно. Кончики пальцев невесомо касаются его лба, убирая с глаз упавшие на них пряди. – Не каждый стал бы меня защищать. Это сделали только ты и Чан, для меня это многое значит. Поднимая глаза, Джисон слепо пытается найти ими лицо старшего. Кончики пальцев снова оказываются на нем, в этот раз приподнимая его голову вверх и на несколько сантиметров влево. – Вот, теперь ты смотришь на меня. Сердце Джисона сбивается со своего обычного ритма. Этот человек с его медовым голосом и пьянящим запахом вредит его здоровью. Тишина поглощает их, словно зыбучие пески, заставляя потеряться друг в друге. Спустя минуты, а может и часы, старший прочищает горло, возвращая Джисона к реальности. – Кхм… – Прости, хён, я сегодня немного не в себе. – После того, что произошло, это неудивительно. Ты ведь не ударился головой, пока падал? – Нет, я в порядке, благодаря тебе. Коробка исчезает с его колен, затем следует звук защелкивающейся крышки. – Я закончил, и мне, наверное, пора. Уверен, у тебя еще остались планы на этот день. В груди оседает разочарование: да, это эгоистично и неправильно, но он не хочет, чтобы Минхо уходил. – Хён, ты любишь рамён? Я больше ничего не планировал на сегодня, а брат прислал мне редкую марку из Японии, со вкусом тонкацу. Ещё я собирался послушать фильм о квокках в Австралии на National Geographic. Ты можешь смотреть, а я буду слушать… Тишину заполняет шум кондиционера, пока Джисон ожидает ответа Минхо и ведёт внутреннюю борьбу с самим собой. Минхо не ждал, что кто-то вот так украдёт его вечер пятницы. Скорее всего, у старшего есть задания по учёбе или какие-нибудь нескучные дела, а он тут предлагает свой рамён и видео с животными. Просто класс. – Не бери в голову, хён… – Я люблю рамён… Они оба начинают говорить одновременно. – Правда? Ты останешься? – щёки начинают побаливать от широченной улыбки. Старший негромко хихикает. – Да, но под одним условием. – И каким же? – Я научу тебя, как его готовить.

•••

Джисон неохотно позволяет затащить себя на кухню. – И вот как, леди и джентльмены, я дотла спалил лучшее общежитие кампуса. Рука ерошит ему волосы, вызывая небольшой сердечный приступ. Минхо проявлял себя очень тактильным, к великой радости и одновременно отчаянью Джисона. – Не драматизируй. Это одно из самых лёгких блюд, любой студент должен уметь приготовить рамён. Для начала, нам нужна кастрюля для варки, вода и всё, что ты захочешь добавить в лапшу. Джисон слышит, как его учитель передвигается по кухне, вытаскивая предметы по мере того, как перечисляет их. – Хорошо, думаю, этого нам хватит. Идём сюда, и начнём. – рука легко обхватывает его запястье и утягивает Джисона к раковине. – Не против, если я буду касаться тебя, пока показываю? Теперь сердце Джисона бьётся об его ребра в сумасшедшем танце. – Все нормально, хён, – голос не выдает бушующих в груди эмоций. Минхо прижимается к нему сзади и подносит руку Джисона к столешнице. – Это мерная кружка, в ней содержится ровно один стакан воды. Тебе нужно влить две таких в кастрюлю. Пальцы, придерживающие его запястье, направляют его правую руку к чему-то вроде бутылки воды, а левую – к небольшой круглой посудине. Сердце бьётся так быстро, что Джисон уверен: любой может заметить, как вместе с ним вздымается и его рубашка. Они медленно наливают воду в мерную кружку, пока Джисон не чувствует, что та начинает переливаться в раковину. – Теперь, когда она полная, вылей воду в кастрюлю на столе, рядом с тобой. Руку Джисона ведут налево, прежде чем повернуть так, что вода с плеском переливается куда-то вниз. – Теперь ещё раз. Джисону удается почти без посторонней помощи налить воду в кружку, а затем снова переместить её в кастрюлю. Когда руки, лежавшие у него на запястьях, вдруг оказываются на талии, он пищит от неожиданности и чувствует, как грудь Минхо, все ещё прижатая к его спине, в ответ содрогается от смеха. – Не смейся, я был не готов к этому. – Я смеюсь только потому, Сон-а, что это было мило. Теперь, возьми кастрюлю, сделай три шага вправо, повернись и ещё два раза шагни вперёд. И ты окажешься у плиты. Всё ещё с руками Минхо на своей талии, Джисон следует его инструкциям. Губы старшего оказываются совсем рядом с его ухом, когда он шепчет: – Отлично. Теперь ты стоишь у плиты. По коже пробегают мурашки. Произнесённые с таким трепетом слоги скорее походят на молитву, нежели на указания. И к его стыду, нежно произнесённых слов и тёплого дыхания оказывается достаточно, чтобы в животе начали разливаться первые капли возбуждения. Он мысленно вызывает в памяти самые угнетающие картинки. Как очнулся слепым и глухим. Как наступил на свою золотую рыбку, покончившую с жизнью. Всё, что угодно, лишь бы не дать полувставшему члену в штанах затвердеть ещё сильнее. Возбудиться за приготовлением рамёна. Да Феликс ему жизни не даст. Он винит во всём злодея, который прямо сейчас удерживает его талию в своих мягких (и на удивление маленьких) ладонях. И одна из них уже подносит его руку к плите. Старший продолжает свой урок и понятия не имеет, что внутри Джисона бушует Третья Мировая. – Ты должен нащупать нужную тебе конфорку, пока она ещё холодная. Вот эта – ближняя слева, она подойдёт для рамена. – маленькие ладошки направляют его руки к краю плиты и помогают поставить кастрюлю с водой, прежде чем подвести его пальцы к выпуклой пластмассовой кнопке. – Вот это зажигает огонь. Поверни её так, чтобы вот этот кончик показывал вниз, к твоим ногам. Вот так. А теперь подождём звуков кипящей воды… Несмотря на все трудности, с помощью Минхо Джисону всё же удаётся приготовить рамён для них обоих, хотя ещё больше удивляет тот факт, что он делает это наполовину возбуждённым. Сидя за столом, они жуют солоноватую лапшу в полной тишине, нарушаемой лишь редким мычанием от удовольствия. Позже он оставляет грязные тарелки в раковине, усаживается рядом с Минхо на диван и достаёт из коробки поблизости одеяло, как обычно готовясь к «просмотру» фильма. Усевшись, он прижимается к своему гостю, оборачивая вокруг них одеяло на манер «гнёздышка», и взбивает подушки под боком. Резкий запах пряной ванили вырывает его из транса, напоминая, что гость у него в комнате – вовсе не Феликс. Он отползает, создавая между ними дистанцию. Извинения льются потоком: – Хён, прости пожалуйста! Обычно мы сидим так с Феликсом, и я даже не задумывался… Это всё мышечная память. Он чувствует, как одеяло вновь возвращается на своё место: в этот раз старший сам укрывает их обоих. И даже когда руки Минхо больше не касаются его, Джисон всё ещё ощущает на себе их жар, обжигающий сквозь одежду. Махнув рукой на последствия, он следует указанию «вести себя как обычно» и ближе придвигается к своему новому соседу. Используя Голосовые инструкции на своем Смарт ТВ, запускает программу, которую собирался посмотреть всю эту неделю. Слишком скоро голос за кадром умолкает и фильм заканчивается. Внутри разгорается лёгкая грусть при мысли, что Минхо сейчас уйдёт. Тёплое тело у него под боком шевелится, но не отстраняется, и вскоре Джисон обнаруживает, что его ноги переплетены с одетыми в джинсы ногами старшего. – И часто ты так делаешь? Слушаешь документалки? Голос Минхо будто бальзам для его одичавших эмоций, для его напряжённых мышц, тут же расслабляющихся при первых его звуках. Он просто обязан взять свою тягу к Минхо под контроль. Ради всего святого, у тебя есть соулмейт! – Я переслушал их целую кучу. Больше всего люблю про животных. Мне нравится слушать описание и выстраивать в голове картинку того, как они могут выглядеть. Уверен, моё представление далеко не совпадает с реальностью, но это всё равно весело. Дыхание перехватывает, когда он чувствует, как чужие пальцы скользят по тыльной стороне его ладони, а потом переворачивают ее и переплетают их руки. Сердце бьётся в унисон с пульсом старшего. Быстро, отчаянно. Минхо тоже это чувствует? – Какие ещё фильмы ты слушаешь? – О! Я люблю Гарри Поттера и… Они болтают на диване несколько часов, не собираясь останавливаться. Лёгкость в их общении кажется Джисону глотком свежего воздуха. Чаще всего он контролирует свою тревожность, но она до сих пор нередко мешает ему налаживать связи с окружающими. Но, как оказалось, Минхо тут исключение. Беседа плавно перетекает на различные темы и предметы. Джисон узнаёт, что у третьекурсника есть три кота (Суни, Дуни и Дори), которые сейчас живут у его мамы. Слушает, как Минхо рассказывает о своей любви к танцам и о мечте работать хореографом в крупной компании. Он жалеет, что не может увидеть, как Минхо танцует, и озвучивает это. Старший скромно отнекивается, заявляя, что смотреть особо не на что. Джисон рассказывает о том, как рос, будучи слепым, и о тревожности, развившейся из-за этого в подростковом возрасте. Вспоминает об учителе музыки в начальной школе, который взял мальчика под своё крыло и привил ему любовь к музыке. Описывает мелодии, почти непрерывно играющие у него в голове, и сопровождающие их тексты. Растворившись в разговоре, он обнаруживает, что придвигается к старшему всё ближе, тело снова наливается теплом. Время от времени участки его оголённой кожи касаются тела Минхо, заставляя нервные окончания трепетать, искрясь и шипя от соприкосновения. И снова его охватывает ощущение целостности. Но чего он не знает, так это что Минхо чувствует то же самое. То же тепло, комфорт, то же необъяснимое притяжение. Не знает, что старший теряется в его глазах, слушая, как Джисон учился играть на гитаре. Упускает момент, когда Минхо подаётся вперед и замирает в сантиметрах от его лица, прежде чем отклониться назад, качая головой. И Джисону совершено невдомёк, что во время этой беседы, скрытые слоями одежды, на его коже появляются слова пылкий и потрясающий. Ключи, звенящие в замке, заставляют их обоих повернуть голову на звук. – Сони! Мы с Чаном принесли тебе… о… Минхо-хён? – Мин-а? Что ты здесь делаешь? Думал, ты сегодня гуляешь. Джисон отползает в сторону, отодвигаясь от старшего. Выражения боли на лице последнего он, конечно, не видит. – Я пригласил его зайти. Меня чуть не переехали на скутере, но хён меня спас. Раздаются спешные шаги – и вот ему в волосы уже запускают пальцы. – Сони, ты поранился? – Я в порядке, а вот Минхо-хёну досталось. Тело сбоку от него покидает диван, оставляя после себя лишь грустно-тёплую вмятину на подушке. – Эта мелкая царапина не считается за повреждение. К понедельнику заживёт. Но уже поздно, и мне пора идти. Спасибо за рамён Джисон, жду, что в следующий раз ты полностью приготовишь его сам. – Сони? Ты помогал готовить? Очевидный скептицизм в голосе Феликса заставляет его покраснеть. – Хён настоял, чтобы я научился. Из-за дивана доносится голос Минхо: – Приготовление рамёна – это обряд посвящения в студенты. Я лишь помогал ему передвигаться по кухне. В комнату заходит Чан. – Мин-а, пока ты не ушел. Мы с Феликсом завтра собираемся в Lotte World, приглашаем всех после обеда. Не хочешь присоединиться? Джисон, ты тоже приглашён. Внутри него бурлит радость. Он не бывал в Lotte World с тех пор, как учился в средней школе и был слишком низким для большинства аттракционов. – Минхо-хён, пожааалуйста! Ты должен пойти! – изворачиваясь, он перегибается через спинку дивана и тянется вперед, слепо пытаясь нащупать своего хёна. Он знает, что выглядит глупо, пока, широко раскинув руки в стороны, ищет человека, которого может вообще там не оказаться, но почему-то внутри он просто знает, что… Теплые руки находят его ладони, а потом обнимают за плечи. Грудь, к которой он теперь прижимается, сотрясает смешок. – Ладно, Сон-а. Если ты так хочешь, я пойду. Надувшись, он утыкается лбом в грудь старшего, тогда как внутренне уже умирает от собственного поведения. И откуда только берётся смелость? – Не иди, если сам не хочешь. Почувствовав мягкие поглаживания по спине, он поднимает голову. – Я хочу, будет весело, – раздается злобное хихиканье. – Кроме того, я обязан услышать, как Чан-хён кричит на американских горках, будто маленькая девочка. Чан, наблюдавший за этой сценой со смесью шока и беспокойства за лучшего друга, пышет негодованием. – Да не будет такого! – он поворачивается к Феликсу. – Мой крик очень мужественный и полный достоинства. Руки, обнимающие Джисона сжимают его в последний раз, а потом отстраняются. – Да, весьма мужественный для двенадцатилетней девочки. В любом случае… Увидимся завтра, Джисон-а… ещё раз спасибо за рамён. Джисон соскальзывает обратно на диван, заставляя себя дать старшему уйти. Знакомое тепло, сопровождавшее касания Минхо, с его отсутствием испаряется. Вскоре раздаётся звук сначала открытой, а потом захлопнутой двери. – Сони… ты уверен, что в порядке? Ты не поранился во время падения? Вздыхая, он сползает с дивана и складывает одеяла, оставшиеся после фильма. – Да, всё хорошо. К счастью, хён оказался рядом, иначе всё могло бы обернуться гораздо хуже. – Как думаешь, может стоит подать жалобу? Заявим администрации на того парня? – Нет, теперь уже не узнать, кто это был. Думаю, лучше просто забить. – сзади к его шее прижимаются губы, и следом Ликс утягивает его в объятья. – Если ты так хочешь. Ничего, если Чан останется на ночь? Ткнув лучшего друга в рёбра, он не может не пошутить: – Конечно. У меня же есть наушники, так что я все равно не буду слышать, чем вы там, животные, занимаетесь.

•••

Лёжа в кровати, Джисон вставляет наушник в своё правое ухо, когда сквозь тонкие стены до его комнаты доносится высокий стон. Господи! Нет, он, конечно рад за своего друга. Рад, что Феликс нашёл Чана и теперь исследует увлекательный мир секса и оргазмов, но чёрт, если бы только этот человек не был таким пиздецки громким! Первая ночь, когда Чан остался у них, преподала ему хороший урок о необходимости наушников. В тот раз Джисон оставил их в рюкзаке у входной двери и был вынужден слушать, как Феликс стонет, умоляя Чана трахнуть его жёстче. Искренне завидуя, он игнорировал собственный стояк, так как не собирался дрочить, слушая, как его друг занимается лучшим сексом в своей жизни. Однако сегодня… он просит Сири в умных часах увеличить громкость микса Lo-fi музыки, играющего в наушниках, а потом закрывает глаза и предоставляет свободу своему воображению и правой руке. Груди касается тёплое дыхание, прежде чем разгорячённые губы смыкаются вокруг его соска. Подавляя стон, он пытается быть тихим, пока зубы царапают затвердевшие бусины. Руки, уверенные, но нежные, спускаются по его бокам, наконец смыкаясь на талии. Бёдра вжимаются в простыни, пока умелый язык осыпает ласками его грудь, постепенно опускаясь ниже. Покусывания, угрожающие надолго остаться засосами, дорожкой ведут ко внутренней стороне его бёдер. Укус острых зубов – и боль тут же смягчает коварный язык. Ноющий от возбуждения член обдаёт влажным, горячим дыханием, головка истекает предэкулятом, умоляя о внимании. – Хён, пожалуйста, не мучай меня. Голос Минхо, разбитый и напряжённый, раздается между его ног. – Сон-а. Ты был для хёна таким хорошим мальчиком, я дам тебе всё, что захочешь. Влажный рот, горячий и тесный, заглатывает его пульсирующий орган, бёдра отчаянно подлетают кверху… Больно закусив губу, Джисон подавляет судорожный стон, рвущийся из груди. Крепче сжимая пальцы, он ведёт ими вверх, обводя головку члена влажной рукой. Находясь в секундах от пика эйфории, он представляет губы Минхо у своего уха. Теплый язык, проходящийся по мочке уха, и шепот: «Сони… кончай для хёна, кончай для меня.» Этих воображаемых слов и стимуляции рукой оказывается достаточно, чтобы довести его до края. Воздух вырывается из лёгких шумным вздохом, пока сперма капает ему на руки и на простынь. Бешено колотящееся в груди сердце замедляется, а кожа покрывается мурашками. Так сильно он не кончал уже очень давно. Накопительный эффект? Или просто в его фантазиях появился новый человек? Вытираясь салфеткой, он чувствует такую усталость, что подумывает просто бросить использованную Kleenex на пол, но шанс того, что Феликс найдёт её раньше него довольно высок, поэтому он сминает её и выбрасывает в мусорку рядом с кроватью. Предосторожность никогда не помешает. Феликс может и нашёл выход своим сексуальным потребностям, но Джисон до сих пор справляется со всем в одиночку – факт, о котором в форме затвердевшей салфетки не нужно лишний раз напоминать Феликсу. Зарываясь под одеяло, мысленно он снова возвращается к предмету своих сегодняшних фантазий. Минхо. Замечательный, смешной, умный, красивый Минхо. После того, как Феликс извинился перед старшим, Джисон попросил его описать Минхо. Тогда прозвучала фраза «Греческий Бог» наряду с «невероятно прямой нос, челюсть, которой можно разрезать стекло и зачётные бёдра». Ну конечно, Минхо был красив. Как иначе он вызывал бы такой фурор, просто появившись в столовой. Вместе со спавшей дымкой возбуждения его накрывает вина. С самого момента их встречи, мысли Джисона занимал исключительно Минхо. Его соулмейт был забыт, засунут куда-то в тёмный дальний угол сознания. Умом он понимал, что так быть не должно – тело же отчаянно жаждало старшего. Но как могло что-то ложное казаться таким правильным? Несколько часов, только что проведенных вместе, тому примером. Они идеально подходили друг другу во всём. Их характеры, такие разные, дополняли друг друга, а лишь лёгкое касание Минхо заставляло его кожу пылать. Как? Как могли они не быть друг для друга теми самыми? Той ночью сон к нему не идёт. Время тянется, пока его мысли всё гонятся за призраком Минхо по бесконечному лабиринту. Спустя несколько часов, он наконец погружается в дрёму, наполненную тёплыми прикосновениями, утопающими в звучащем на повторе медовом голосе.

•••

– Минхо-хён!!! Сюда! Оглянувшись на источник весёлого голоса, Минхо замечает Феликса, который подпрыгивает на месте и машет, чтобы привлечь его внимание. – Чонин, Сынмин… Я вижу их. Поворачиваясь спиной к парням, которых подвозил до тематического парка, он направляется к группе людей, ждущих их у главных ворот. Как единственные, у кого были машины, они с Чаном взялись привезти друзей к месту встречи. Подходя ближе, он замечает прилипших друг к другу позади Феликса Хёнджина и Чанбина. Справа от них, подняв лицо к солнцу, стоит Джисон. Услышав восклицание Чана «Вот вы где! Мы уже купили вам билеты!», он оборачивается. Минхо приходится мысленно прикрикнуть на свои ноги, чтобы не дать себе развернуться и убежать, поджав хвост. Теперь, когда Джисон смотрит в его сторону, каждая клеточка тела вопит, жаждая внимания младшего. Первокурсник выглядит очаровательно в этой большой панаме, натянутой на тёмные волосы. Тонкие очки без линз на носу подчёркивают его большие оленьи глазки и круглые щёки. «Образ бойфренда» завершают чёрная джинсовая куртка и белая футболка, а сочную задницу и тонкие ноги обтягивают узкие чёрные джинсы. Сынмин свирепо косится на него, когда с губ Минхо слетает тихий стон. Блять! Этот человек не имеет права выглядеть так хорошо. Пробираясь сквозь толпу посетителей, они присоединяются ко второй группе. Разочарование ударяет под дых, когда Чонин опережает его с комплиментом: – Ханни! Выглядишь очень мило! Выражение изумления на лице Джисона бесценно. Смуглые щёки покрываются румянцем. Младший бормочет тихое «спасибо», тут же опуская глаза и голову вниз. Понимая, что подписывает себе смертный приговор, Минхо проходит мимо Сынмина с Чонином и становится рядом с краснеющим парнем. Медленно, чтобы не напугать, опускает руку ему на плечо, покрытое джинсовой тканью. Глаза отрываются от земли и теперь глядят приблизительно в его сторону. – А знаешь, он прав. Выглядишь просто восхитительно. Ответная улыбка лишает его способности дышать. – С-спасибо, хён. Феликс помог выбрать одежду и сделал макияж, – младший слабо взмахивает в сторону своего лица. Рука Минхо наклоняет подбородок Джисона, чтобы лучше рассмотреть результат стараний Феликса. На веках отливает бронзой лёгкий шиммер, а идеальной формы стрелки подчёркивают миндалевидную форму глаз. Наружу высовывается кончик языка, притягивая его взгляд к манящим лепесткам губ, покрытых сияющим блеском. Но язык возвращается в рот к своему владельцу, а нежные губы искривляются в гримасе, разбивая момент. – Буэ! Я просил его, никакого блеска! Не выношу этот вкус. Со стороны друзей доносится смех, а Феликс подходит ближе, становясь рядом с ними. – Его не обязательно есть, Сони. Перестань облизывать губы – и жаловаться будет не на что. Этот бонус всё равно не для тебя. Он должен привлечь твоего соулмейта, чтобы ему захотелось тебя поцеловать. Рот наполняется ревностью, горькой и едкой. При мысли, что на пухлую нижнюю губу Джисона претендует кто-то, кроме него, Минхо приходится мысленно начать обратный отсчёт от десяти, чтобы успокоить свой гнев. Не для тебя, не для тебя, не для тебя, – на повторе крутится у него в голове. Бурлящие внутри эмоции – живой пример, почему он не сближается с людьми, особенно с теми, кто его привлекает. – Думаю, можно заходить. Сони, хочешь подержаться за мой рукав? Сердце больно сжимается при виде того, как выражение счастья на лице Джисона сменяется неловкостью. Карие глаза, только блестевшие на солнце, теперь кажутся затуманенными, стеклянными. Придвигаясь ближе, он разбирает лишь часть слов, которыми шепотом сердито перебрасываются друзья. – Ликс… должен пойти с Чаном. Не должен был приходить… Я просто обуз… – Прекрати… сейчас же! Не смей… не обуза. – Первый поход сюда со своим соулмейтом… должен быть… не плестись позади… я точно не потеряюсь. – Джисон, я вовсе не против. Это… Здравый смысл Минхо уже больше не в отпуске: вместо этого он решает обосноваться в альтернативной вселенной. В той, в которой он достаточно дерзок, чтобы вмешаться и заявить: «Я могу пойти с ним». Не дожидаясь ответа, он втискивается между друзьями, берёт Джисона за руку и переплетает их пальцы. Младший смотрит на него, открыв рот, пока взгляд Феликса, тоже потерявшего дар речи, мечется от Минхо к Джисону и к их соединённым рукам. Пальцы Джисона сжимают его ладонь. – Хён, ты уверен? Я не хочу тебя беспокоить. Я не могу ходить быстро и не спотыкаться. Он фыркает. – У меня болят ноги после недели тренировок, я тоже не могу передвигаться быстро. Так Феликс сможет побыть с Чаном, а если держать за руку красивого парня и считается бременем – что ж, я с радостью его понесу. Минхо не может сдержать смеха, когда растерянный Джисон издает смущённый звук, прежде чем спрятать лицо у него в плече. Приглушённый тканью кардигана, до Минхо долетает лишь стыдливый скулёж. – Хён! Ты не можешь говорить такое! Поражаясь собственной несдержанности, он поворачивается к Феликсу за помощью, но замирает при виде направленного на него взгляда. Подозрительно прищуренные глаза младшего мечутся между ними, губы плотно сжаты. Минхо мгновенно натягивает на лицо фирменную безэмоциональную маску. Ощутив перемену в настроении, Джисон отстраняется от его плеча, обращаясь к Феликсу: – Ликси, всё отлично, можете идти с Чанни-хёном. Блондин открывает рот, но захлопывает его, так ничего и не сказав, и кивает головой. На его лице снова расцветает привычная солнечная улыбка. – Хорошо, Сони. Дай знать, если передумаешь и постарайся не скучать по мне слишком сильно. И не жалуйся, если потом я не поделюсь с тобой сахарной ватой. – Феликс показывает им двоим язык и издает им «пукающие» звуки, а после бросает на Минхо ещё один вопросительный взгляд, прежде чем вернуться к своему соулмейту. Не желая выслушивать больше извинений, Минхо отправляется вслед за компанией, осторожно утягивая Джисона за руку. Вести слепого человека оказывается гораздо проще, чем он думал. Помогать младшему обходить очереди людей или предметы на пути легко и практически не требует усилий. Честно говоря, он заранее полазил на Naver в поисках статей о незрячих людях. Он вычитал, что зачастую, если у человека ослаблен один из органов чувств, тело приспосабливается, улучшая способности остальных. Интересно, так ли у Джисона. У того, кажется, развилось шестое чувство на проходящих рядом людей. В половине случаев Джисон сам отходит в сторону ещё до того, как старший успевает увести его. Минхо восхищает этот милый мальчик, крепко держащий его за руку. И каким бы глупым ни было желание провести время наедине с собственной погибелью, по крайней мере у него появилась возможность подольше понаблюдать за младшим, (конечно, вовсе не жутким образом). Минхо околдован манерой поведения, характером и обаянием Джисона. От каждой брошенной в его сторону улыбки сердце начинает кататься по земле и умолять о большем. Особенный интерес для Минхо представляют глаза Джисона – бездонные озёра, живущие сами по себе. Они говорят красноречивее любых слов, даже когда их владелец молчит. В этих глазах читалось желание, когда они проходили мимо палаток с засахаренными орехами и хоттоком. Сладкий, манящий голодных посетителей запах, заставил Джисона обернуться, широко распахнув глаза. И до омерзения безвольный Минхо поворачивает к палатке, покупая младшему сладость из коричневого сахара, начинённую грецкими орехами. Сердце останавливается окончательно, пока он наблюдает, как милые ангельские щёчки набиваются едой. Он определенно не представляет, как слизал бы крупинки сахара с этих мягких, блестящих, розовых губ. Минхо трудно решить, попал он в рай или в преисподнюю. В один момент он страдает, находясь в сантиметрах от человека, которого так желал бы сделать своим. Не в состоянии ни коснуться, ни поцеловать так, как хотелось бы. Но в следующую секунду, когда они катаются на «Ладье конкистадоров» и Джисон в страхе хватается руками за него, он уже на седьмом небе от счастья. «Ладья» раскачивается взад и вперед, и их крики сливаются, пока качели взмывают всё выше к облакам. Он обнаруживает, что нирваны можно достичь, просто осчастливив Джисона, пока покупает им парные ободки в виде животных. Для Минхо – с парой кошачьих ушей, а Джисону – такие же уши, только с красным бантиком. Джисон, робко ждущий одобрения, после того как Минхо надевает ему ободок, выглядит таким невинным, таким искренним, что Минхо приходится приложить все усилия, чтобы не поддаться порыву притянуть младшего к себе и засыпать его клятвами в любви и верности. Адски тяжело смотреть, как Джисон поглощает большой корн-дог. Засунутый глубоко в рот, он сводит Минхо с ума; член слегка твердеет ещё до того, как Минхо удается выбросить из головы картину губ Джисона, смыкающихся вокруг него. Глядя, как розовый язык слизывает с уголка рта размазавшуюся горчицу, Минхо окончательно убеждается, что эта Вселенная и правда решила над ним поиздеваться. Пускай Минхо и знает, что сближение с Джисоном не принесет ему ничего, кроме душевной боли, он всё равно не жалеет о проведённом вместе дне. Только не когда он обнимает Джисона со спины, пока они съезжают вниз с водяной горы, не когда младший со смехом расставляет руки Минхо в стороны, пока американские горки стремительно уносят их на несколько ярусов вниз. Несколько часов спустя рука, сжимающая его ладонь, тянет Минхо остановиться, когда они проходят мимо автодрома, где остальные друзья уже заявляют о своих правах на машину выбранного цвета. – Хён, иди, покатайся. Я подожду здесь. Оу. Какие бы возможности для инвалидов ни предоставлял парк, управлять этим аттракционом Джисону не под силу. Мысль о том, чтобы оставить его одного, кажется омерзительной. – Не, всё в порядке. Я всё равно не очень хочу. Джисон прожигает его взглядом из-под длинных, густых ресниц, приковывая Минхо к земле. Кислород из вен улетучивается. – Ты уверен, хён? Не хочу мешать тебе хорошо проводить время. Остановиться он не успевает. Тело на автопилоте подносит руку младшего к губам. С оставленным на костяшках поцелуем, все тело: от губ до пальцев ног – охватывает огнем. – Сон-а, сегодня, с тобой, я навеселился больше, чем за последние несколько лет. Давай пропустим автодром и пойдем к игровым автоматам. – Пульс грохочет в ушах, пока он опускает руку Джисона. Кто угодно может сказать, что он нервничает, лишь взглянув на красные мочки ушей. Оглянувшись, он замечает, что Чан и Феликс наблюдают за ними с автодрома. Глаза Чана широко распахнуты от шока, тогда как глаза его соулмейта снова глядят на Минхо с недовольным прищуром. Блять, это объяснить будет трудно. По факту, странное поведение Минхо было буквально у всех на виду целый день, и он знал, что серьезного разговора не избежать. Но сейчас… пошло оно всё. Рупором сложив свободную ладонь, он перекрикивает шум парка: – Хён! Мы пропустим автодром! Будем возле автоматов! Соулмейты переглядываются, а после Чан пожимает плечами, махая на прощание рукой. – Ладно! Повеселитесь, встретимся там! Утягивая за собой Джисона (который все ещё таращится на Минхо, раскрыв рот, будто рыба), он направляется к игровому центру. При входе вовнутрь бурная смесь звуков, доносящаяся из парка, ослабевает, сменяясь жужжанием кондиционера и мелодиями классических аркад. Не лишенный чувства юмора, Минхо находит смешным тот факт, что при всём количестве его связей на одну ночь, прямо сейчас он пытается не словить паническую атаку из-за невинного поцелуя руки. О, как низко пала непобедимая ночная бабочка. Пробираясь глубже в лабиринте автоматов, он останавливается при виде яркого неонового света. Смотрит на Джисона и колеблется… может спрашивать такое будет странно? – Хён? Почему мы остановились? Ты хочешь поиграть здесь в игру? Он выдыхает и решает, что должен просто спросить. – Эм, вообще-то… это фотобудка. Не хочешь..? Остаток вопроса обрывается, когда Джисон подпрыгивает на месте. – Фотобудка?!? Да! Давай сделаем фотографии. Лицо озаряет улыбка, безрассудный поцелуй давно откинут на второй план заразительной радостью младшего. – Она прямо перед нами, идём. Отодвигая в сторону закрывавшую вход занавеску, они втискиваются в маленькую будку. Скормив машине несколько монет, Минхо выбирает пару опций, а затем отступает назад. – Хорошо, скоро начнется обратный отсчёт. Я буду считать вслух. Когда я скажу «один», позируй в этом направлении, – он протягивает руку, поворачивая тело и голову Джисона к камере. – Просто направь взгляд вперед, и будешь смотреть прямо в объектив. – Он возвращается на место и чуть не пропускает начало отсчета, слишком сосредоточенный на красивом парне перед собой. – Пошёл!! Пять, четыре, три, два, один! Раздается щелчок камеры. – Теперь следующий. Меняй позу! Пять, четыре , три, два, один. Щелчок. – Ещё раз! Пять, четыре, три, два, один! Щелчок. – Это последний! Руки хватают его за плечи, вынуждая повернуться к Джисону. – Хён! На этой давай посмотрим друг на друга. Помоги мне! Поверни мое лицо! Скорее! Он быстро берет младшего за подбородок, поворачивая его лицо правее и наверх. Взглянув на экран, замечает, что отсчёт уже пошел. – Пять, четыре, три, два, один. – Его взгляд плывет в озёрах, полных тёмного шоколада, голос едва ли громче шёпота. На секунду время замирает и все здравые мысли разом исчезают. В голове лишь молитвой звучит Джисон, Джисон, Джисон. Притяжение между ними кажется гипнотическим. Тело непроизвольно подаётся вперёд, взгляд опускается от карих глаз к блестящим розовым губам. Ближе… ближе… ближе. И, словно Джисон чувствует его намерения, изо рта высовывается розовый язык, смачивая ожидающие губы. В последнюю секунду громкий стук по ту сторону будки обрушивает реальность им на голову. Попятившись назад, Минхо врезается в стену кабинки. За шторой раздается дружное хихиканье. Он выглядывает из будки, готовый отчитать друзей, но замирает, обнаружив там трио юных краснеющих школьниц. – Оппа! Вы с другом уже закончили? Гудение машины, печатающей фотографии, и звонок, оповещающий о завершении, избавляют его от необходимости отвечать. Оглядываясь обратно в будку, он видит, что Джисон стоит в замешательстве, прижав руки к губам. Вздыхая, он посылает к небу молчаливые молитвы, благодаря Вселенную за вмешательство. И чем он, чёрт возьми, думал? Он почти поцеловал Джисона. На короткую секунду он задумывается, представляет, каково было бы соединить их губы и ощутить, как образуется слияние душ. Отгоняя эти мысли прочь, он смеётся над самим собой. Что за идиот. Не для тебя… не для тебя… не для тебя. – Сон-а, ты готов? Фото у меня. Голова младшего резко поворачивается к нему. – Да, пошли. – Рука тянется к нему, преодолевая разделявшее их пространство. Минхо молча перехватывает её на полпути и переплетает их пальцы, прежде чем вывести своего подопечного из будки. Девушки расступаются, а потом заходят на их место, разглядывая парней с хихиканьем и краснеющими щеками. – Вот, это твоё, – вкладывая один экземпляр фотокарточки в раскрытую ладонь Джисона, Минхо рассматривает свой. При виде первой фотографии он разражается смехом. – Хён! Как они выглядят? В перерывах между хохотом ему удается выдавить: – Они идеальны! Мне нравится это лицо. Когда ты надуваешь щеки, то выглядишь в точности как бельчонок. Мило. Поворачиваясь к младшему, он замечает, что его практически неизменный румянец вернулся. – Вторая тоже прекрасна: мы не сговаривались, но оба сделали одинаковые сердечки пальцами. О! Отличное решение сложить ладони «цветочком» на третьей, но, чёрт, я выгляжу так, будто у меня запор. А ты похож на розу. А последняя… Голос обрывается, когда его взгляд падает на последнюю фотографию. Он теряет дар речи, замечая их взгляды, направленные друг на друга. Они выглядят будто влюблённые. На лице Минхо написаны нежность, ласка и благоговейный трепет. В глазах Джисона, обращённых прямо на Минхо, мерцают звёзды. На лице отражается изумление и… жажда? Для глаз постороннего они выглядят как идеальная пара: оба поглощённые, очарованные друг другом. Глубоко под рёбрами болью отзывается тоска, царапая горло, призывая с собой навернувшиеся слёзы. Больно. Проглатывая эмоции, он берет голос под контроль. Джисон вопросительно смотрит на него, терпеливо ожидая последнего отзыва. – Она э… это… эм, последняя хороша! Ты выглядишь отлично. Твой взгляд сосредоточен на мне, и эм… да. Да, получилось хорошо. Джисон улыбается, прежде чем опустить взгляд к земле в своей смехотворно застенчивой манере – робкое действие, от которого сердце Минхо бросается в нелепый, хлюпающий танец. Твою мать! Такими темпами придется выколоть себе глаза. – Спасибо, хён. Я знаю, это глупо, но я люблю фотографироваться. Многие люди не догадываются предложить… так что спасибо. Не до конца понимая, как не прокричать в ответ: «Ты самый прекрасный человек в мире, ты заслуживаешь миллионов фотографий!», Минхо останавливается на простом «пожалуйста». Отчаянно желая сменить тему, он уже собирается спросить младшего, в какие игровые автоматы тот может играть, когда глаза Джисона в очередной раз говорят за него. Парень поворачивает голову влево, его веки прищуриваются, прежде чем широко распахнуться при звуках приглушённого пения. Не успев отреагировать, Минхо с удивлением обнаруживает, что Джисон впервые сам ведёт его, и ничего не может поделать, кроме как последовать за ним, утягиваемый твёрдой рукой и решительными шагами. Поблизости маячат яркие огни караоке-зала. По мере их приближения младший замедляется, и Минхо впервые испытывает на себе всё могущество направленных на него умоляющих глаз Джисона. И да, сопротивляться тут невозможно! Джисон мог попросить его о чем угодно – и Минхо бы с радостью согласился. – Можем, пожалуйста, пойти в караоке? Кошелек Минхо оказывается у него в руках ещё до того, как Джисон заканчивает свой вопрос. Сопротивление бессмысленно. – Давай…

––––––––

Позже этой ночью, пытаясь заставить свой перенапряжённый мозг наконец уснуть, Минхо осознаёт, что это произошло вовсе не после того, как он украл у Джисона кусочек хоттока, и не на американских горках, когда он кричал, зарывшись лицом младшему в шею. Что удивительно, даже не после того, как он увидел четвёртое фото из будки. Нет. Момент, в который всё было кончено, мгновение, когда он понял, что потерпел поражение в своих попытках не влюбиться в Джисона, наступил в караоке. Сердце подняло метафорический белый флаг, пока он наблюдал, как младший выплёвывает рэп-куплеты в дешёвый, покрытый пластиком микрофон. Джисон исполнил «Daechwita» Agust D на сто очков и завоевал сердце Минхо на всю тысячу.

•••

Иногда наша жизнь меняется вследствие Большого взрыва. Ослепительной вспышки или одного крупного катаклизма, который навсегда бесповоротно меняет все мысли и чувства человека. За одну ночь развиваются новые привычки или вкусы, позволяя человеку впервые насладиться чем-то ещё. Перемены приветствуют с распростёртыми объятьями, дают им возможность расти и развиваться. Но у них с Минхо всё было не так. Эти перемены в жизни Джисона были медленными, постепенными... они учили его новому. Рассыпаясь на мелкие частички, старший неторопливо вплетался в полотно его жизни. Одинокой нитью: то тут, то там, – с лёгкостью впутываясь в гобелен, становящийся повседневной жизнью Джисона. В один день Минхо появляется у него в дверях вместе со снэками и новой документалкой про слонов. Неделей позднее старший настаивает на том, чтобы каждый день провожать Джисона на занятия после своей утренней пробежки. Не проходит и месяца, как жизнь Джисона оказывается полностью переплетённой с жизнью танцора, и уже трудно сказать, в какой момент кончилась его предыдущая жизнь и началась новая – с Минхо. Он не назовет точную дату, в которую отдал Минхо запасной ключ от их комнаты в общежитии, ведь в этом не было ничего особенного. Это казалось естественным: квартира старшего была слишком далеко, чтобы спокойно добираться до нее вымотанным после нескольких часов безостановочной танцевальной практики. Естественным казалось засыпать рядом с Минхо, после того, как в свою четвертую «ночь кино» они отключились рядом на диване. Впервые проснувшись в объятьях Минхо, Джисон напрягся, но, осознав, на чьей груди он спал, прижался ближе и снова вырубился. Иногда казалось, что Минхо и Чану осталось только переехать к ним. Минхо в комнату Джисона, а Чану – к Феликсу. Ужин постепенно перестал состоять из рамена и еды на вынос, вместо этого превращаясь в домашние корейские блюда, а если Минхо был в особенно хорошем расположении духа – в говядину Веллингтон. Джисону трудно сказать, в какой именно момент, но в конце концов он перестал просить Феликса прочитать ему новые впечатления. И после третьего «спасибо, не надо» лучший друг сам прекратил предлагать. Иногда он узнаёт о появлении нового слова: друзья громко зачитывают его вслух, если в этот день оно возникает на оголенном участке кожи. И дело вовсе не в том, что впечатления больше не имеют значения; это не значит, что его соулмейт теперь не важен. Но время идёт, а он всё не объявляется, и внимание Джисона само по себе переключается на людей, которые присутствуют в его жизни. В частности, на одного Ли Минхо. Но какой бы замечательной ни стала его жизнь: их компания друзей сейчас сблизилась как никогда, на занятиях всё хорошо, оценки замечательные, его музыка получает блестящие отзывы преподавателей – как бы это ни было прекрасно… Джисону чего-то не хватает. Прямо сейчас его эмоции составляют собой смесь из неудовлетворённости и вины. Сидя на скамейке под солнцем, он потягивает из трубочки айс американо. Минхо угостил, перед тем как умчаться на свой семинар для старшекурсников. Досадное скопление эмоций – подарок от него же. Принимая в расчёт отсутствие у Минхо соулмейта, он чувствует вину за то, что хочет превратить их дружбу во что-то большее, но жажда не поддаётся контролю. Стремление к большему словно зуд на коже, который он не может почесать. Извечное желание соединить их руки, их губы, их… в общем, всё, сводит его с ума. Теперь он подолгу принимает душ, наконец добравшись до дилдо, которое купил через интернет ещё до начала занятий в универе. Прикрепляя присоску к стене, он задаёт темп, насаживаясь на игрушку, и, чтобы заглушить стоны и всхлипы, запихивает в рот полотенце. Его «счастливые часы» в ванной – единственное время настоящего уединения, так как ходячий секс, ранее известный как Минхо, почти каждую ночь спит у него в постели. Просыпаться рядом с мужчиной своей мечты – это дикая смесь блаженства и мучения. Периодический утренний стояк – верный показатель того, что Минхо мог бы удовлетворить все потребности Джисона, – но он никогда этого не сделает. И никогда здесь ключевое слово. Потому что Минхо не вступает в отношения, никогда, и невероятно строго придерживается этого правила. Растущая между ними дружба позволяет Джисону «взглянуть поближе» на неприличное количество поступающих старшему предложений. Это случалось в кафе, в продуктовом магазине, снова в столовой, в парке, в перерывах между парами, в магазине спорттоваров, а однажды в туалете книжного. Люди сходят с ума по Минхо (но вообще, их винить нельзя), он и сам сходит. Джисон уже привык и в тайне испытывает нездоровое удовольствие, слушая, как Минхо пресекает любые попытки сыграть с ним в «найди соулмейта». Редкой неожиданностью становится, когда человек плюёт на игру и прямо предлагает потрахаться. В первый раз это застало Джисона врасплох настолько, что он подавился наполовину пережёванной тапиокой из бабл-ти. Минхо, как всегда любезный, отклонил предложение в пользу постукивания Джисона по спине, из-за чего тапиока выскочила из его трахеи, прилетая прямо в лицо обожателю Минхо. Джисон тогда от смущения залез под стол, а Минхо хохотал так сильно, что чуть не обоссался. Именно эти постоянные отказы удерживают Джисона от того, чтобы попытать счастья самому. Да, пока ему приходится молча страдать, попутно пытаясь придумать, как бы заставить старшекурсника влюбиться в него. Но как именно человеку добиться того, чтобы самый неприступный человек на Земле смотрел на него не только как на близкого друга? Их тесная дружба – обоюдоострый меч, ведь теперь Джисону предстоит не только сломать железное правило Минхо «никаких отношений», но и сбежать из ужасающей «френдзоны». Френдзоны, в которую его надёжно поместили во время поездки в торговый центр. То был единственный раз, когда Минхо поднял тему его соулмейта, ошеломив Джисона своим вопросом. С их первой встречи, месяц назад, танцора, казалось, вполне устраивало притворяться, что соулмейтов не существует вовсе. Минхо никогда не упоминал впечатления, которые появлялись и исчезали на коже Джисона. Но учитывая, что он никогда не раздевался перед старшим, возможно, тот не разглядел их как следует. Первые звоночки френдзоны проявились, когда Минхо настоял, чтобы Джисон посидел в примерочной, пока он примеряет одежду. Слепой и не способный подсмотреть, Джисон не представлял собой ни угрозы, ни романтического интереса. Следующим звоночком стал вопрос, прозвучавший между ударом об пол одной пары джинсов и скольжением по мускулистым ногам другой. – Сон-а. Я раньше не слышал, чтобы ты играл в «найди соулмейта». Твой до сих пор не подошёл к тебе? Поражённый внезапным вопросом, Джисон лишь через несколько минут смог выдавить, что «нет, его соулмейт все ещё к нему не подошёл», несмотря на постоянно сменяющиеся впечатления на коже. Финальным звоночком стала долгая пауза старшего, за которой последовало: «Может тебе стоит начать подходить к людям самому… ты заслуживаешь счастья, Джисон-а». В этот момент он жалеет, что недостаточно смел, чтобы последовать зову сердца. Недостаточно храбр, чтобы прижать танцора к стене и на практике показать, насколько Джисон уже счастлив. Но увы, произойти этому было не суждено. Будете искать в словаре слово «трус» – наткнётесь на фото Джисона. Бульканье слишком маленького кофе, дополненного небольшими кубиками льда, возвращает его к реальности. Чёрт, уже закончился. Он знал, что больше кофе ему не нужно, но все равно хотел ещё. Хотел, чтобы зудящая дрожь от передозировки кофеином отвлекла его от навязчивых мыслей о предстоящем вечере. Сегодня – первая стадия его состоящего из трёх частей плана по соблазнению Минхо. Джисон решил, что, раз он не может набраться храбрости сделать первый шаг, придется подтолкнуть старшего принять меры самому. План всё ещё в разработке – дальше сегодняшнего вечера он не зашёл – но пока всё складывается просто идеально. Убедить друзей отпраздновать дни рождения Джисона и Феликса в любимом клубе Минхо на Хондэ оказалось просто. Они планировали прибыть в клуб к одиннадцати вечера, а в полночь обеспечить Феликсу его первую легальную выпивку. Брызги алкоголя, немного кожи в одежде, пару движений задницей – и БАМ! Минхо не сможет устоять. Операции «Соблазнить Минхо и заполучить этот огромный член» объявлен зелёный свет. Звуки снующих вокруг студентов побуждают его коснуться своих часов. Сколько сейчас времени? Автоматический голос произносит: «Пятница, 14 сентября, 17.30», заставляя его вскочить с лавочки. Раскрывая свою белую трость, он направляется к общежитиям, прокладывая себе дорогу знакомым постукиванием. Он копался в своих грязных мыслях целых два часа. Он надеется, что никто не видел его сидящим там так долго и что-то бормочущим себе под нос. Вваливаясь в квартиру, Джисон громко зовёт Феликса. Он умолял друга помочь ему собраться в клуб и заставил младшего поклясться на мизинчиках, что тот придаст Джисону соблазнительный вид. Обычно первым вызывавшийся нарядить его друг, в этот раз колебался, и не нужно быть гением, чтобы понять, почему. На первый взгляд всё было хорошо, но Джисон чувствовал, что у Феликса есть собственное мнение насчёт их с Минхо дружбы. Ощущал молчаливое напряжение, когда бы Феликс и Минхо ни находились в одной с ним комнате. Минхо, наверное, не замечает этого, но Джисон знает Феликса много лет, и для него наличие проблемы очевидно. Феликс не из тех, кто стесняется в выражениях, поэтому удивительно, что он до сих пор не попытался сесть и выложить всё начистоту. Можно предположить, что его нерешительность имеет какое-то отношение к Чану. Может это хён убедил Феликса не вмешиваться, или же сам он просто не хочет баламутить воду. Как бы там ни было, Джисон благодарен. Он уже прекрасно понимает, почему влюбляться в Минхо – это по меньшей мере ужасная – чтобы не сказать неосуществимая – идея – он не нуждается в нравоучениях. Не желает, чтобы ещё какие-то люди или обстоятельства вставали у него на пути и заявляли, что он может делать со своей жизнью, а что – нет. Девятнадцать лет его ограничивали судьба и природа – теперь он устал. Его сердце жаждет Минхо, и будь он проклят, если не предпримет хотя бы попытку. Очень аккуратную, хорошо спланированную, тщательно продуманную, исключающую возможность отказа попытку. – Сони! – Голос Феликса становится громче, когда он, покидая свою спальню, появляется в гостиной. – Ты должен был прийти домой ещё час назад. Как я должен сработать идеально в таких условиях? Рим не в один день строился! Сейчас же иди в душ, и нет, у тебя нет времени ещё раз трахнуть ту игрушку. Вспыхивая в страхе быть разоблаченным, он выпучивает глаза в сторону кричащего на него голоса. – Закрой, блять, рот! Что, если кто-нибудь услышит? Комнату наполняет низкий смех. – Не волнуйся, Чан у себя. По-видимому, их с Минхо наряды для клуба сюда ещё не перекочевали. Мы встретимся с ними на месте. Облегчённо выдыхая, он оставляет свой рюкзак и трость у двери. Пора заводить новых друзей. – Вот, выпей перед тем, как пойдешь в душ. – в руку всовывают прохладную рюмку. – Что это? – Чан оставил пару бутылок персикового соджу. Начинаем разогрев! Отбросим предыдущую мысль… его нынешние друзья идеальны. Пять часов, три бутылки соджу и два переодевания спустя, они с Феликсом вываливаются из такси в квартале от клуба. Лишь слегка навеселе, Джисон дрожит на ветру и ждёт, когда друг оплатит поездку. Отсутствие зрения плюс алкоголь может оказаться смертельным комбо, поэтому он всегда ограничивает количество потребляемой выпивки. Маленькая ладонь хватает его за сгиб локтя, уводя вдоль по улице. Сбоку от него раздается звонкий свист. – Чёрт, Сони! Тут очередь за целый квартал! Слава Богу, что Минхо знаком с владельцем и занёс нас в шорт-лист. К слову о… – Эй, Ликси. Как будем на месте, можешь описать, во что все одеты? Как они выглядят? Его друг фыркает. – Все? Уверен, что не имеешь в виду только Минхо-хёна? Джисон давится от такого откровенного заявления. – Э-э… ну, знаешь… Рука сжимает его локоть крепче, призывая остановиться. – Сони, я пытался не вмешиваться, но больше не могу. Я волнуюсь. Мне кажется… Перебивать грубо, но он уже знает, к чему ведёт друг. – Феликс, хватит! Ты думаешь, я не понимаю? Я знаю, что испытывать симпатию к хёну – плохая идея. Я обречён на провал с самого начала. Я слепой, но я не дурак, – с последним словом его голос надламывается. Боль неразделённых чувств пылает в уголках глаз. – Джисон-а… – Я ничего не могу с собой поделать, Ликс. Я знаю, что меня ждёт мой соулмейт, но я не могу провести остаток жизни, гадая: «Что, если бы я попытался?». Руки обнимают его, прижимая к груди младшего. – Я просто… Минхо, он… – не в силах закончить, он опускает лоб на костлявое плечо. – Прости, Сони. Я не осознавал, насколько сильны твои чувства. Ты ведь знаешь, что я желаю тебе счастья? Мне просто кажется, что водить Минхо за нос жестоко. Твой соулмейт сходит по тебе с ума – и это он ещё не говорил с тобой. Чёрт, он наверное даже не знает, что это ты. А теперь представь, что вы наконец встретитесь. Вся эта любовь и преданность будет сосредоточена на тебе. Ты упрям, Джисон, но не думаю, что ты устоишь. Минхо будет вынужден наблюдать, как ты влюбляешься в другого человека… человека, предназначенного тебе. Тцц. – Ты убежден, что я тоже нравлюсь хёну, волнуешься за его сердце. Но я знаю, что чувствует Минхо на самом деле. – Правда? – Он дал понять на той неделе. Он… сказал, что мне стоит играть в «найди соулмейта». Сказал, я должен искать своего человека. – Он так сказал? – слова друга сочатся недоверием. – Да. – выпрямляясь, Джисон оправляет рубашку и обмахивает лицо, пытаясь высушить грозящие пролиться слезы. – Всё это. Макияж и одежда. Это моя последняя попытка привлечь его внимание. Убедить его захотеть меня… убедить, что я того стою. – О, Сони! – маленькие ладони обхватывают его щёки, смахивая с них следы слез. – Мой милый Сони. Без сомнения сто́ишь! Ты самый милый, добрый и красивый малыш на земле! Пошёл Минхо, если он не видит этого! Ты сегодня выглядишь как ходячий секс. Дай только зайти в клуб, и люди будут в очередь становиться, чтобы потанцевать с тобой. Он мокро усмехается. – Ты думаешь? – мягкие губы прижимаются к щеке в поцелуе. – Знаю. – И что, если одним из этих людей будет хён? – Не знаю, Сони, но, что бы ни случилось, я буду рядом. Я твой первый соулмейт, ведь помнишь? А теперь идём, время праздновать! – ладонь перемещается с его лица к руке и тянет за собой. – На сегодня довольно грустных бесед, давай пойдём внутрь, возьмём себе выпить и потрясём задом. О, блять! Резко затормаживая, Джисон врезается Феликсу в спину. – Что такое? – Все уже стоят на входе, и, чёрт, мой мальчик выглядит отлично! Не знаю, от кого из родителей ему досталась такая попа, но она шикарна. И… ВАУ. Минхо-хён тоже выложился на полную. – Что?! Как он одет?! Как он выглядит?! – Не выбирай я сам тебе наряд, подумал бы, что вы сговорились. На нем надеты черные ботинки Челси, кожаные штаны, и, блять, его бедра ещё массивнее, чем обычно. Рубашка красная, как и твоя; она на пуговицах, а ткань похожа на шёлк. Волосы определенно стали длиннее и уложены на пробор. Он нанес макияж, но очень лёгкий и естественный. – Блять, звучит чертовски горячо. Феликс смеётся, прежде чем снова подтолкнуть его вперёд. – Минхо выглядит пиздец как горячо, но он не тот, на кого глазеют все в очереди. – Люди смотрят? На кого? – ладонь крепче сжимает его руку. – Джисон… люди смотрят на тебя.

•••

Стоя у двери рядом с Чаном, Минхо замечает, как люди, ждущие в очереди, начинают перешёптываться, а потому оборачивается в сторону тротуара. Проследив за взглядами людей, Минхо не верит своим глазам при виде приближающихся к клубу Джисона и Феликса. – Блять. Слово слетает с губ прежде, чем Минхо додумывается закрыть рот. К его ругательству присоединяется одобрительный присвист Чана, а два друга уже направляются к ним. Мозг Минхо даёт сбои под влиянием обтянутых кожей бёдер Джисона. Тот выглядит выше обычного благодаря ботинкам на пятисантиметровой платформе. Во рту пересыхает, когда сознание рисует картину, на которой эти длинные загорелые ноги закинуты ему на плечи, платформа ботинок впивается ему в спину, пока их владелец умоляет о большем. Не думая дважды, он хватает Чана за руки, сжимая так сильно, что тот пытается отстраниться. – Чёрт, Мин-а! Остынь, блять. В других обстоятельствах он бы одарил старшего ледяным взглядом, способным заморозить даже пламя, но сейчас его мысли слишком переполнены воплощением всех его самых влажных снов, приближающимся прямо к нему. Господи помилуй! Кожаные штаны, облегающие ноги, будто вторая кожа, притягивают его взгляд к себе. Он всегда знал, что у Джисона маленькая талия. Не раз, проснувшись на рассвете, он обнаруживал, что держит младшего в объятьях, нежно обнимая эту узкую талию. Однако сейчас при виде её каждая клеточка тела Минхо умоляет его упасть на колени и приложиться губами к дюйму загорелой кожи, светившейся над поясом низко посаженных штанов. Его грудь покрывает прозрачная сетчатая рубашка. Сквозь ткань Минхо удается разглядеть лишь неясные очертания впечатления, проступившего под ребрами. Довершает образ красный кроп-топ, длины которого хватает лишь на то, чтобы прикрыть соски. Примечательные оленьи глаза младшего превратились в орудия массового поражения с нанесенными на веки дымчатыми тенями вкупе со слегка смазанными стрелками. Минхо больше не хочет видеть невинные озера патоки, широко распахнутые от удовольствия. Он хочет, нет, ему нужен полный желания взгляд полуприкрытых глаз, направленный на него и будто бросающий вызов: «попробуй не подчиниться». В своих фантазиях он ползёт, стелется по земле, только чтобы заполучить всего пару секунд внимания Джисона. Донесшееся из толпы «кис-кис» выводит его из забытья. Целая очередь голодных глаз, пожирающих его Джисона, приводит Минхо в действие. Игнорируя предупреждающие звоночки в голове, он устремляется вперёд, утягивая младшего в крепкие объятья. Руки собственнически бродят по спине парня, наконец останавливаясь у впадинки прямо над идеальной формы задницей. – Господи, Сон-а. Ты скоро поднимешь бунт одним своим видом. Нежную кожу шеи щекочет тихий смешок. – Я приму это за комплимент, хён. Легко шлёпнув именинника по сочному заду, Минхо посылает в направлении очереди свой самый леденящий взгляд, а после отступает назад. До всех наблюдающих молча доходит холодное послание: «Мой». Накрыв рукой обтянутое кожей бедро, он ведёт Джисона в клуб. На входе их встречают мощные волны техно вперемешку с тяжёлыми басами, захлестывая всё вокруг. Он чувствует, как при звуках грохота битов спина Джисона напрягается. Губы находятся в сантиметрах от уха младшего, но, чтобы быть услышанным, все равно приходится кричать: – Ты в порядке? За нашим столиком потише, но можем уйти, если тебе нужно. Джисон отрицательно качает кучерявой головой, прежде чем опустить её Минхо на плечо. Тусклое пламя разгорается при виде смуглой кожи шеи, сводящей Минхо с ума. Уха касаются губы, ускоряя сердцебиение раза в два. – Все хорошо, хён. Поначалу было немного чересчур, но сейчас всё улеглось. Боясь, что голос надломится, он может лишь кивнуть. Сжимая бёдра Джисона руками, направляет его в дальний угол, где расположились остальные. Их встречают громкими «С днём рождения», и, преодолевая себя, Минхо отпускает именинника, чтобы их с Феликсом могли поздравить друзья. Выкрики «шоты, шоты, шоты», вскоре заглушают даже музыку, а до этого пустые руки заполняются напитками. Не отводя взгляда от Джисона, Минхо опрокидывает в себя шот. Обжигающий поток ликёра успокаивает, до тех пор пока Минхо не давится, замечая развернувшуюся перед ним сцену. Губы младшего, раскрывшись буквой «О», обхватывают края рюмки, и он залпом выдувает ее без помощи рук. Вокруг раздаются одобрительные выкрики друзей и даже нескольких случайных наблюдателей. От вида широко раскрытых клубничных губ и горла, вздрагивающего, когда Джисон глотает, в животе покалывает знакомое возбуждение. Медленно распаляющаяся жажда уже давно стала его верным компаньоном. Прошло около месяца с тех пор, как он сдался перед лицом своей необъяснимой потребности находиться рядом с первокурсником. Тот день в Lotte World способствовал его окончательной потере рассудка. Ведь именно этим являлась его привязанность к Джисону – чистой воды безумием. То были долгие часы, проведённые за разглядыванием лица младшего, пока Минхо «смотрел» документалки о животных. То были тихие мгновения, когда он прислушивался к дыханию Джисона, убаюкиваемый его сердцебиением. Это тихая радость, расцветавшая в груди с каждой брошенной в его сторону улыбкой в виде сердечка. Это невыносимый жар, разливавшийся под кожей, когда он видел, как парень наслаждается едой, словно каждое блюдо доводит его до лучшего в жизни оргазма. Это его сердце, каждый раз разбивавшееся в молчаливой агонии, стоило лишь вспомнить, что однажды всему этому придет конец. Призрачная тень соулмейта Джисона зависает в каждой комнате… в каждом касании. Скорость, с которой впечатления появляются на коже и исчезают, даёт понять: этот человек совсем близко. Минхо всё ещё отказывается читать их, предпочитая расфокусировать взгляд каждый раз, как он падает на слово. Правда, уму непостижимо, как эти двое до сих пор не встретились. Соулмейт Джисона от него явно без ума – однако до сих пор не подошёл познакомиться. Не то чтобы Минхо жаловался: чем дольше соулмейт не объявляется, тем дольше он сможет пробыть с Джисоном. Но не важно, какое удовольствие приносит ему время с ним наедине: он ничего не может поделать с постоянно скребущимся в горле чувством вины. Что если его постоянное присутствие отпугивает соулмейта? Что если он стоит на пути у счастья Джисона? Они стали ужасно близки, и он никогда не видел, чтобы парень знакомился с кем-то. Пускай это было до невозможности больно, но он даже предложил Джисону попробовать играть с людьми в «угадай соулмейта». Милый мальчик ведь хотел найти свою родственную душу… как и все. Иногда Минхо кажется, что он сходит с ума: всё внутри трясётся и перемешивается от постоянных перепадов настроения. В одну секунду он на вершине блаженства от того, что коснулся самой чистой души на всей планете – а в следующую разбит осознанием, что и это пройдёт. И эти краткие проблески счастья, тишины даруют ему невесомые соприкосновения с кожей Джисона. Временами его депрессия обращается шумной и агрессивной. Выходя из затишья, она вдруг решает со всей силы долбиться в хрупкую дверь его рассудка. Хуже всего, что в такие дни единственным лучом света во тьме становится Джисон. Ослепительный свет его доброты – единственная сила, способная отпугнуть демонов. Даже сейчас, в окружении друзей и рядом с человеком, к которому он неровно дышит, Минхо ощущает напряжение. Желание сложиться пополам и развалиться, предать разом все светлые мысли и подчиниться боли… страху. Отчаянно желая сменить курс, Минхо хватает со стола сразу два шота, и, игнорируя вопросительный взгляд Чана, вливает их в себя один за другим. Он сможет, сможет взять себя в руки ещё на одну ночь. Словно наркоман, ищущий дозы, он проскальзывает между друзьями и присваивает себе место слева от Джисона. Сердце трепещет, когда тот, увлеченный беседой с Чонином, решительно обвивает рукой его талию, цепляясь пальцем за шлёвку для ремня. Соулмейт их макнэ, Сынмин, тоже вступает в разговор. – Слова Инни – не просто любезность, Джисон! Ты выглядишь восхитительно, этот наряд пиздец какой горячий! Будь на месте Джисона кто-нибудь другой, Минхо посчитал бы, что он отрицает свою привлекательность из тщеславия, желая напроситься на комплименты. Но Джисон и правда не знал, как он красив. Его смущённый румянец в ответ на любую похвалу постоянно утягивает воображение Минхо на опасную территорию. Мысли тут же устремляются к исходу, при котором вместо того, чтобы рассказать, Минхо показывает Джисону, как тот прекрасен. Как прекрасны могут быть его слёзы удовольствия. Каким завораживающим может быть задушенный стон, сопровождаемый мольбами о большем. Ответ Джисона застаёт его врасплох, вырывая из грязных мыслей. – Спасибо, Минни. Я попросил Феликса подобрать что-нибудь красное, так как это мой любимый цвет. Взглянув на парочку, Минхо с облегчением замечает, что его замешательство отразилось и на лицах студентов-вокалистов. Сынмин первым набирается смелости спросить: – Красный? Как… как он может быть твоим любимым цветом? – Ну, технически, это единственный цвет который я видел, но он был красивым. Минхо моргает, глядя на удивлённые лица остальных. – Видел? Сон-а, что ты хочешь этим сказать? Парень поворачивается к нему, широко распахнув глаза. – Эм… Ну… Это был мой… мой… Маленькая рука со стуком опускает на стол пустой шот. – Это был его сон со… – икание, – сон соулмейта, правда Сони? Я тоже там был. – Феликс захватывает Джисона в объятья со спины, из-за чего руке, обхватывавшей талию Минхо, приходится сместиться. Какой уже по счету этот шот? – Расскажи им, Сони. Помню, как ты проснулся сам не свой. На лице Джисона мелькает несколько эмоций: от страха до паники – а под конец он бросает на Минхо извиняющийся взгляд. Спина Минхо напрягается. – Мой сон соулмейта. Тогда я в первый и последний раз мог видеть. Мой соулмейт… – Джисон отводит от него взгляд, лицо становится грустным, – мой соулмейт был ранен, он истекал кровью. Я видел её. А когда я проснулся, Феликс сказал мне, что кровь красного цвета. Вот почему он мой любимый. Его показал мне мой соулмейт. Феликс пьяно фыркает. – Ребята, это надо было видеть. Он проснулся и начал кричать и ощупывать себя. Думал, что это из него течёт кровь! За этим следует целый ряд восторженных комментариев. Перегибаясь через Феликса, Минхо похлопывает Джисона по плечу, чтобы снова привлечь его внимание. – Это очень здорово, Джисон-а. Получить возможность видеть. Эмоциональные качели начинают свой первый за эту ночь раскат, толкаемые растущей внутри завистью. Отступая назад, он практически отходит от компании, но его останавливает Хёнджин. – Хён? Ты в порядке? На них оборачивается голова Джисона. – Все хорошо. Просто пойду, поищу уборную. Потом я вас найду. – он не задерживается, чтобы взглянуть на реакцию Джисона, и вместо этого начинает проталкиваться сквозь массу потных тел. Доковыляв до туалета, он заходит в кабинку и запирает дверь, прежде чем осесть, спрятав лицо в ладонях. Качели в свободном полете несутся вниз, к земле. Минхо знает, что он размазня. Каша из чувств, которым нельзя было позволять прорасти. Зависть – самое сильное из них. И что ещё хуже, зависть не только соулмейту Джисона, но и ему самому. Он мысленно возвращается к своему шестнадцатому дню рождения, как проснулся наутро и понял, что сна соулмейта не было. Ничто не сравнится с той болью, когда осознаёшь, что тебе суждено остаться одному. Когда тебя бесконечно отбрасывают в сторону, лишь только находят свою истинную пару. Когда ты – только временное развлечение, способ позабавиться и отвлечься, пока на горизонте не замаячит главное событие. Тогда он отдал бы всё на свете ради сна соулмейта – пускай страшного, пускай залитого кровью. Боже, даже после долгих лет терапии, направленной на принятие себя, бывают дни, когда он всё ещё готов пожертвовать всем. Отречься от всего, лишь бы на этой Земле существовал человек, рождённый чтобы любить его, чтобы знать его как никто другой. Время шло, а Минхо всё стоял на углу своей жизни. Долгие годы суетился, умолял случайных прохожих о любви, всегда готовый протянуть руку, открыть свое сердце. Он сдался, потерял надежду когда-нибудь обрести счастье и принял своё одиночество, которое приходит, когда плывёшь в огромном море людей совсем один. А потом появился Хан Джисон. Человек, чья улыбка заставляла его сердце петь, чьи касания посылали волны тепла по всему телу. Минхо никогда не хотел чего-то так же сильно, как быть с Джисоном. Иметь возможность обнимать, целовать, любить. Финальный акт коварной судьбы: направить в одинокие объятья Минхо идеальную душу, начиная обратный отсчёт с момента их первого касания. Их время подходило к концу – так было всегда. Он не был глуп, но всё же – за последний месяц внутри пробился росток надежды. И как бы ни было больно, эта ночь стала необходимым ему напоминанием. Всё, что мог предложить Джисону Минхо, – это свою любовь. Свою глубочайшую привязанность, но этого никогда не будет достаточно. Кто он такой, чтобы равняться с человеком, который дал Джисону возможность увидеть? Который одарил его тёмный мир представлением о цвете. Для них двоих будущего не существовало: оно было только у Джисона. Перед глазами проясняется, когда дверь туалета открывается, а доносящиеся из клуба басы становятся громче. Человек – люди, судя по количеству пар обуви, заходят в кабинку справа от него. Донесшийся со стороны новых соседей низкий стон заставляет его спешно покинуть свое укрытие. Стоя у раковины, он брызгает водой себе на шею. Прохлада помогает взять несущиеся мысли под контроль. Блять, как долго я тут пробыл? Надо надеяться, друзья слишком пьяны, чтобы заметить его затянувшееся отсутствие. Заправляя непослушную прядь за ухо, он игнорирует шлепки, доносящиеся с противоположного угла. Последний взгляд в зеркало доказывает, что прежняя паника отступила, оставив после себя лишь лёгкие следы изнеможения. Он устал. Так пиздецки устал. Выходя из ванной, он направляется к их столику. Джисон ведь поймёт, если он уйдет пораньше, так? Минхо всегда может оправдаться танцевальной практикой, чтобы заработать сочувствие. Подходя к столу, он останавливается, замечая что тут не все. Глаза Чонина удивлённо распахиваются, встречая его взгляд, пока тот отрывается от губ Сынмина. – Хён! Вот ты где. Все ушли на танцпол, а мы остались приглядеть за столиком. Постой… – Чонин обводит Минхо взглядом. – Куда ушёл Джисон? Он ждал тебя. Сынмин теряет терпение и притягивает парня к себе за шею, отсылая Минхо куда подальше коротким: – Джисон сказал, он встретится с тобой у бара. Толпа тел, обступившая собой бар очень напоминает зыбучие пески. Он мысленно возносит хвалу богам, когда наконец замечает знакомую деревянную стойку и пару обтянутых кожей ног, которые узнает где угодно. Высвобождаясь из потока людей, он оказывается за спиной у Джисона ровно в тот момент, как большая рука протягивается и хватает того за задницу, а стоящий перед Джисоном её владелец произносит: – Моим первым впечатлением о тебе был этот зад. Зрение застилают красные огни. Правой рукой Минхо отдергивает с Джисона мерзкую конечность, выворачивая парню запястье. Левая рука окольцовывает узкую талию Джисона, резко утягивая его назад, в объятья Минхо. Рык, гораздо ниже, чем он мог себе представить, вырывается из груди. – Он занят. Джисон резко выдыхает, и внезапно младший уже плавится в его руках, всем телом прильнув к Минхо. Г-н Грязные руки отдергивает запястье и смеряет Минхо взглядом. Этот парень высокий, но худой, и мышц ему недостаёт. Мышц, которых у Минхо в избытке, а помимо них ещё и безумный взгляд. Незнакомца, должно быть, не устроили шансы, так как через пару секунд он оборачивается к Джисону и, выплёвывая: «не нужно одеваться как шлюха, если есть соулмейт», – исчезает в толпе зевак. Расслабляясь рядом с парнем в своих руках, Минхо разворачивает Джисона к себе, выискивая какие-либо признаки дискомфорта. – Сон-а. Почему ты не остался за столом? Что если бы я не нашел тебя? Стеклянные глаза поднимаются на него, губы растягиваются в ленивой улыбке. Господи, сколько шотов он выхлебал? – Знал, что ты найдёшь меня, хён… ты всегда меня найдёшь. Сердце Минхо пропускает удар. Слов младшего в сочетании с чистым обожанием, которым сверкают его глаза, оказывается достаточно, чтобы вытеснить всю прежнюю панику. Милые губки надуваются, и Джисон утыкается лицом Минхо в грудь. – Где ты был? Я хотел с тобой потанцевать. Минхо слабый, слабый человек. Прижимая Джисона ближе, он окутывает его в объятья, усыпая макушку поцелуями. – Я потанцую с тобой, но только если пообещаешь после этого выпить воды. Джисон согласно кивает, и Минхо ведёт его сквозь толпу к танцполу. Сердце колотится, будто у колибри, когда он подводит его к свободному месту недалеко от диджея. Разум Минхо надрывается: ошибка, ошибка, – но крики его сердца: мой, мой, – ещё громче. Громче его совести, громче массы людей в клубе, громче орущих колонок. МОЙ, МОЙ, МОЙ. Он уже так сильно проебался… какая разница, если пересечёт ещё одну черту? Оборачиваясь, он обводит Джисона взглядом. Обтянутые кожей бёдра уже покачиваются в такт похотливым басам, обволакивающим всё вокруг. Но даже стоя перед лицом искушения, он всё ещё колеблется. На лице Джисона мелькает разочарование, и Минхо тут же чувствует, что поневоле оказывается в танце. Уверенные руки рывком притягивают его к себе, соединяя их тела. Гремящая музыка заглушает жалкий вздох, вырвавшийся от соприкосновения с грудью Джисона. Левая нога сама по себе становится меж ног младшего, а руки инстинктивно тянутся к талии, извивающейся под хаотичные биты. Теплые руки хватают Минхо за шею и приближают его ухо ко рту Джисона. Бархатные губы касаются ушной раковины, посылая по спине дрожь. – Сегодня мой день рождения, хён, и я хочу лишь потанцевать с тобой… пожалуйста. – на последнем слове голос поднимается до скулежа, не оставляя Минхо и шанса на сопротивление. И он не сопротивляется. Сдаётся, подчиняясь необъяснимому притяжению между ними. Руки больше не висят без дела: они хватают Джисона за сочный зад, в то время как нога заходит глубже между широко расставленными бёдрами парня. Он скорей чувствует, чем слышит, хриплый стон, срывающийся со всё ещё парящих где-то неподалеку губ. Природная ритмичность тела берёт верх, и он начинает вести парня в своих руках, вырисовывая бедрами порочные узоры, чтобы подстроиться под биты техно. Член дёргается, когда горячее дыхание Джисона оставляет его ухо перемещаясь ниже, к нежной коже шеи. Из-за трения их кружащихся бедер, ничего не ощущать нижней частью тела становится невозможно. Твою мать. Его контроль трещит по швам. Требовательные руки натягивают пряди его волос, и так долго сдерживаемое желание накрывает Минхо. Разворачивая Джисона, он прижимается к нему сзади. Растущее возбуждение в штанах упирается прямо в щель между его ягодицами. Музыка делает паузу в нужный момент, позволяя Минхо услышать ответный стон младшего. В теле пульсирует желание, потребность быть с Джисоном, голод, когда каждая клеточка до смерти жаждет человека в его объятьях. Блять, теперь он окончательно возбуждён. Джисон переносит свой вес на Минхо и откидывает голову назад, к старшему на плечо. Их бедра, синхронизируясь, раскачиваются в такт музыке. Ритм басов идеально имитирует толчки внутрь младшего. Боковым зрением он замечает, как Джисон поворачивает голову, прежде чем его шею находят жадные губы. От ощущения поцелуев на коже подгибаются колени. – Блять, малыш. Ему хочется думать, что музыка перекрыла эти слова, но бёдра Джисона на секунду замирают, доказывая, что тот всё слышал. По коже бегут мурашки, когда мягкие губы сменяются острыми зубами, оставляющими после себя крохотные укусы. Покидая самую тонкую талию в жизни Минхо, рука старшего поднимается выше. Ладони массируют крепкий пресс, кончики пальцев танцуют, ощупывая рёбра, перед тем как скользнуть под алый кроп-топ. Слишком заведённый, чтобы париться о правилах приличия, он прокручивает пальцами соски. Резкий вскрик Джисона чуть не заставляет его излиться в штаны. Так вот как это звучит? Минхо ещё никогда в жизни не был так возбуждён. Не переставая издеваться над грудью младшего, он подносит губы к его шее. Правая рука оставляет сосок и хватает Джисона за внутреннюю часть бедра, в сантиметрах от выпуклости в его штанах. Новая позиция даёт Минхо идеальную возможность наталкивать младшего на свою эрекцию. Внимание Минхо переключает стон Джисона. Он поднимает взгляд, окидывая им танцующих вокруг людей. Видит голодные глаза незнакомцев, наблюдающих за тем, как они разве что не трахаются на танцплощадке. Он знает, что они хорошо выглядят вместе: его крупное телосложение дополняет более хрупкое Джисона. Знает, потому что много раз представлял их вдвоём. Воображал, как это бы выглядело: Джисон тонет в удовольствии, пока Минхо вбивается в узкое колечко его мышц. Рисовал себе, как голова младшего откинута назад, а грудь вздымается – прямо как сейчас. Фантазировал о звуках, которые издавал бы младший: высокий скулёж вперемешку с хриплыми стонами. Представлял слёзы, которые прольёт Джисон, когда Минхо будет доводить его до грани снова и снова. Иллюзия разбивается, когда парень в его руках разворачивается. Выпуклость в штанах Джисона касается его собственной, из-за чего бёдра непроизвольно подаются вперёд. Руки младшего опускаются на щёки Минхо, удерживая его лицо. Бросая взгляд Джисону за плечо, Минхо встречается глазами с раскрывшим рот от удивления Чаном. Взгляд возвращается к Джисону. Время замедляется в несколько раз. Он словно становится свидетелем автомобильной аварии: видит, что она неизбежна, но не в силах это остановить. Ладони сжимают его щёки сильнее, и младший склоняется к нему, слегка приоткрыв губы. В голове предупреждающе орет сирена. Он видит, как губы цвета алой розы надвигаются всё ближе до тех пор, пока их лица не разделяют жалкие сантиметры. Реакция «бей или беги» ударяет по нервной системе всплеском адреналина. Он отталкивает Джисона от себя в последнюю секунду, от паники переборщив с силой. На языке оседает вкус чужого дыхания. Застигнутый врасплох, Джисон, спотыкаясь, пятится назад, в сторону наблюдателей. Но растущая толпа выталкивает его обратно, прямо в руки Минхо. Игнорируя боль в глазах Джисона, Минхо отступает, держа того на расстоянии вытянутой руки. Вращая головой, он снова отыскивает среди людей Чана, и в этот раз рядом с другом замечает Феликса. Он направляется в их сторону, уводя Джисона за собой. От пары их отделяет всего несколько шагов, когда он чувствует, что младший вырывает руку из его хватки. Сердце сжимается, когда он поворачивается и видит Джисона стоящим посреди толпы. Сжимая парня в объятьях, он наклоняется к его уху. – Здесь жарко, Сон-а, мне нужно подышать. Мне… нам обоим надо остыть. – боковым зрением он замечает Феликса, направляющегося к ним со стаканом воды в руке. – Феликс здесь. Ступая назад, он не дожидается ответа Джисона и выскальзывает из клуба через боковую дверь. С размаху прижимается к кирпичной стене и пытается восстановить обезумевшее дыхание. О чём он, блять, думал?! Минхо совершил много дерьмовых поступков в погоне за эгоистичным желанием – но воспользоваться пьяным другом? Это хуже всего. Затуманенный страстью мозг твердит ему, что Джисон тоже хотел, даже просил об этом. Но Минхо ведь знает правду: Джисон хранит себя для своего соулмейта. Пару недель назад он услышал его разговор с Феликсом. В память навсегда врезался робкий румянец, окрасивший щёки младшего в тот день. Минхо тогда дремал на кровати Джисона, пока последний занимался на диване. Кто завёл эту тему, ему неизвестно, но Минхо проснулся от смущённых криков Джисона, умолявшего Феликса прекратить описывать его новое пристрастие к сексу в общественных местах. Минхо слышал, как Феликс за дверью произносит: – Ты должен хотеть слушать о таком! Твой соулмейт может оказаться за любым углом, готовый сорвать тебе крышу, а заодно и твой цветок невинности. Учись методом моих проб и ошибок. Если твоему парню придется прорезать дырку в ведёрке с попкорном, его лобковые волосы будут целый день вонять маслом. От последней фразы Минхо тогда чуть не блеванул, но эта беседа кое о чём ему напомнила. Чан однажды упомянул, что первый раз, боже, да даже первый поцелуй Феликса был с ним. Друг утверждал, что причиной тому договор, который оба, Феликс и Джисон, заключили после своего шестнадцатилетия. Соглашение дождаться своего соулмейта. Это было ещё до того, как Минхо лично познакомился с ними, и он точно помнит, как тогда для виду посмеялся над уговором, хотя в глубине души идея ему понравилась. Будь у него соулмейт, он поступил бы так же. Прохладный ночной воздух помогает привести мысли в порядок. Он должен всё исправить, пока не стало слишком поздно. Минхо – хён, заботиться о Джисоне – его обязанность. Пара шотов, которые он выпил, как только пришёл, уже испарились, – его поведению не было оправдания. Минхо воспользовался младшим и его нетрезвым состоянием, касался его так, как в другой ситуации ему ни за что бы не позволили. Джисон по пьяни пытался его поцеловать! Внутри пускает корни крохотное семечко страха. Что если теперь Джисон ненавидит его? Жизненный опыт научил Минхо переносить боль и развил его выносливость до высокого уровня – теперь его мало что беспокоит. Но потерять Джисона… из-за собственного эгоизма? Это та боль, которую он не вынесет. Он должен взять свои чувства под контроль. Другого выбора нет. Минхо обязался скрывать свои чувства в секунду, как принял решение продолжить дружбу. Его сердце снова стояло на улице, вымаливая внимания, но в этот раз единственной целью был Джисон. Он возьмет всё, что сможет, в то же время подготавливаясь к моменту, когда Джисон встретит своего соулмейта, а Минхо придется о нем забыть. Восстановив частичный контроль над своим сердцем и головой, он отталкивается от стены и направляется в громыхающий клуб. Встревоженно приближается к теперь пустующему столу. Заметив в куче танцующих людей Чанбина и Хёнджина, продирается сквозь толпу. Рядом с колонками музыка звучит ещё громче, и ему приходится кричать: – Чанбин-а! Куда все ушли? Невозмутимый качок танцует совсем рядом со своим соулмейтом, параллельно притягивая Минхо ближе. – Хён ушел! Кажется, Джисон плохо себя чувствовал, поэтому хён с Феликсом отвезли его домой. Он оставил счёт открытым! Сказал повеселиться! В животе Минхо что-то переворачивается. Джисон плохо себя чувствовал? Дело в алкоголе или в чём-то ещё? Неужели он так расстроил милого мальчика, что тому пришлось уйти пораньше? Оборачиваясь, он кричит небрежное «спасибо» и направляется к выходу. Не важно, отчего Джисону стало нехорошо, – Минхо должен быть рядом.

•••

В общежитии стоит тишина. Вынимая ноги из ботинок, Минхо слышит лишь приглушённые звуки ударов, доносящиеся из комнаты Феликса. Он не может не закатить глаза. Либидо Чана было высоким ещё до встречи со светловолосым красавчиком; но с момента воссоединения со своим соулмейтом, тот стал практически ненасытным. К счастью для его хёна, Феликс, казалось, был точно так же помешан на последнем. Уж лучше он, чем я. Принять в себя член Чана было немалым делом. Если бы это его задницу так обрабатывали каждый день, Минхо бы уже не смог ходить. Подкрадываясь к спальне Джисона, он тихонько толкает дверь и заглядывает внутрь. Просочившийся из прихожей свет падает на расплющенное подушкой лицо его Ангела со щёчками, и Минхо накрывает облегчением. Медленный звук тяжёлого дыхания сообщает ему, что младший в отключке. Минхо отходит назад и направляется в ванную, быстро отыскивая оставленные там средства личной гигиены. Собираясь в клуб, он зашёл в собственную квартиру впервые за две недели. И когда его жизнь так плотно переплелась с жизнью Джисона? Минхо включает душ и оставляет воду нагреваться, а в это время смывает макияж. Он захлопывает дверь кабинки и прислоняется к её стенке, позволяя горячей воде омывать его. Закрывает глаза, но вздрагивает, когда перед ними начинают вставать картины этого вечера. Трение задницы Джисона о его член, пока они вбиваются друг в друга в такт битам. Сетчатая ткань рубашки, под которой он ощупывает подтянутый живот младшего. От заполнившего кабинку пара воздух становится тяжёлым. Тяжёлым, точно как в клубе, когда они стояли, окружённые незнакомцами. Блять. Открывая глаза, Минхо встречается с собственным вставшим членом. Он никак не сможет спать рядом с Джисоном, если не снимет напряжение. Сменяя позицию, он утыкается лбом в прохладную плитку на стене, а затем касается своего члена. Сжимая основание, закусывает губу, чтобы не издать ни звука, и начинает надрачивать себе, слегка поворачивая запястье с каждым толчком. И пока он трахает собственный кулак, его мысли покидают душевую кабинку, предпочитая вместо этого пробраться под хлопковые простыни постели Джисона. Бёдра по обе стороны от его лица дрожат при каждом движении умелого языка. Пронзая им мышцу, он проникает в тесный жар тела Джисона. – Ммхпм… – с губ парня, сидевшего на лице Минхо, слетает отчаянный стон. Пальцы зарываются к нему в волосы, оттягивая пряди и посылая волны приятной боли от кожи головы к члену. Протягивая руку, он оставляет шлепок на заднице, расположившейся над его подбородком, – достаточно сильный, чтобы оставить болезненный синяк. – Сон-а, малыш. – парень на нём стонет, услышав такое обращение. Поднимая взгляд, Минхо видит, как на кончике самого красивого в его жизни члена выступает жемчужина предэкулята. Он откидывается назад и слегка передвигается, после чего прикусывает дрожащее бедро. В комнате раздается громкий вскрик. – Блять, Минхо-хён. Можно мне? Пожалуйста? – усмехаясь прямо в бедро, все ещё зажатое между зубов, Минхо тянется к своему заброшенному члену, а затем расслабляет челюсть и целует оставшийся красный отпечаток. – Можно что, малыш? Произнеси словами. – Руку, которой Минхо обхватил свой член, отталкивает чужая ладонь. Пальцы Джисона длиннее, и это новое давление заставляет его бёдра взметнуться кверху. – Блять, хён, пожалуйста, позволь мне… позволь мне объездить твой язык. – Он сжимает руки вокруг талии Джисона и стонет от ощущения поглаживающей его ладони. – Конечно ты можешь, малыш – всё, что захочешь. – ягодицы снова усаживаются на него, и он заново проталкивает язык. Руками помогает поддерживать вес младшего, пока тот опять набирает скорость. С губ Джисона слетают тихие «хмм» и «ах». Его член вот-вот готов взорваться, но младший продолжает быстро и жёстко надрачивать ему рукой. Потянувшись, он крепко сжимает член Джисона в кулаке. От дополнительной стимуляции бёдра парня начинают дёргаться рывками: то к кулаку, то обратно, насаживаясь на язык. Рука на члене Минхо ускоряется, вынуждая его извиваться от надвигающегося оргазма. Всё это: то, как Джисон стонет его имя, тяжесть у него на языке и рука, работающая над членом, – заставляет его кончить, с шумом откидываясь на кровать… Горячая вода смывает с рук сперму, пока Минхо толкает себя все ближе к сверхстимуляции. Он высвобождает нижнюю губу: челюсть щелкает, а на языке остаётся металлический привкус крови. Ноги трясутся. Минхо садится, позволяя брызгам намочить ему волосы. Блять, это было невероятно. Первые пару раз, когда он кончал с мыслями о Джисоне, находясь в соседней с ним комнате, Минхо чувствовал себя виноватым. Но сейчас угрызения совести отошли на задний план, уступая место мукам, ведь ему приходилось видеть смуглые ноги, мускулистые руки и подтянутый живот Джисона каждый божий день. Дрочка была единственным, что не давало Минхо прижать парня к ближайшей стене и трахнуть его до потери сознания. Понемногу отходя от оргазма, он чувствует, что сил почти не осталось. Чтобы совершить такое простое действие, как мытьё головы, приходится напрячь всё усталое тело, всю утомленную душу. Закончив, он выходит из душа и вытирается, прежде чем натянуть баскетбольные шорты и футболку Джисона. В ткань впитался знакомый аромат чистого белья, смешанный с цитрусовыми духами Джисона. Наверное, это тот запах, что он запомнит навсегда. Сродни тем, чей лёгкий намёк в воздухе мгновенно посылает тебя на тропу с воспоминаниями. Этот запах переплелся у него в голове таким замысловатым узором, что пускай пройдет хоть пять дней, хоть десять лет, – он узнает его где угодно. Медленно, чтобы не разбудить Джисона, он на цыпочках прокрадывается обратно в его комнату. Он старается быть тихим, даже если количества выпитого беднягой алкоголя вполне достаточно, чтобы вырубить небольшую лошадь. Он забирается под одеяло, и не проходит и минуты, как Джисон чувствует его и перекатывается ближе, обнимая. Сердце предсказуемо ускоряется, и только внутренний бой с самим собой убеждает орган наконец угомониться. И так происходит уже несколько месяцев. Он каждую ночь засыпает в объятьях с человеком, которого больше всего на свете жаждет его сердце. Ёбаные муки. Сладкие муки. Те, что заставляют его возвращаться снова и снова. Засыпая, он раздумывает, как должен исправить всё, что натворил. И не только этой ночью.

•••

Сознание медленно возвращается к Джисону, хотя сон все ещё борется за право на власть. Всё тело кажется свинцовым, потяжелевшим от сна и обезвоживания. Голова не в лучшем состоянии: между глазницами пульсирует слабая боль, но бывало у него похмелье и похуже. К счастью, Феликс успел влить в него два стакана воды, прежде чем Чан затащил того в кровать. Привыкший рано просыпаться мозг, сейчас оборачивается против него, начиная бомбардировать память картинами прошлой ночи. Незнакомец, который играет с ним в «найди соулмейта», но потом начинает лапать. Прилив радости и страсти, когда Минхо хватает его и по-собственнически заявляет «он занят». Пьянящее ощущение того, как Минхо втирается в него из-за спины, защипывая соски. Но момент упоения разбивает явный отказ старшего. О чём я, блять, думал? Схватил Минхо и пытался поцеловать? Глупый! Глупый! Глупый! С трудом делая резкий вдох, он чувствует, как грудь содрогается от боли. Его отвергли. Он попытался поцеловать Минхо, и старший оттолкнул его. Джисон надеялся, Джисон мечтал – но теперь он знает. Минхо не чувствует того же. Он рискнул всем. Поставил на кон их дружбу, молясь, чтобы игра стоила свеч. Выживет ли она теперь? Захочет ли Минхо по-прежнему оставаться друзьями? Или уже слишком поздно? Одеяло рядом с ним шевелится, предупреждая о присутствии Минхо. В эту секунду он узнаёт тепло, прижатое к нему справа. Тяжелое бедро, которое покоится поверх его ноги, такую уютную широкую грудь. И только сейчас замечает, что кожу его шеи, щекоча, исследуют кончики пальцев. Касания лёгкие, движения контролируются, но всё это по какой-то странной схеме. Сначала по кругу, а затем вверх и вниз. Минхо вернулся? Провел ночь с ним, несмотря на поведение Джисона в клубе. Что это значит? Между ними всё… нормально? Скользящие по коже пальцы исчезают. – Сон-а? Ты проснулся? – голос Минхо хриплый после сна. На секунду он подумывает притвориться спящим. Если Джисон не проснулся, значит ему не нужно встречаться лицом к лицу с реальностью. В Стране Грёз Минхо всегда отвечает на его чувства взаимностью. Может, у него получилось бы проспать тысячу лет и никогда не выбираться из мира фантазий. Но, к несчастью, уже слишком поздно. Раз Минхо спросил, значит уже заметил, что он проснулся. Спросонья голос звучит низко. – Да, хён, я встал. Тело рядом с ним напрягается, а его владелец шумно вздыхает. Сердце Джисона падает. Не к добру этот вздох. – Джисон-а. Эта ночь была ошибкой. Я выпил слишком много, и меня захватила атмосфера клуба. Ты быстро вошёл в круг моих близких друзей, и я не хотел касаться тебя вот так. Прости. С этим извинением сердце Джисона ухает вниз. Знать, какие последуют слова, и услышать их на самом деле, оказывается, совсем не одно и то же. Выпил слишком много… не хотел касаться тебя вот так. Кажется будто в груди кто-то ложкой выскоблил дыру. В уголках глаз скребутся слёзы, умоляя дать им свободу. Мозг соображает как обычно. Минхо не будет твоим. Никогда. – Джисон-а, Сон-а! Вырываясь из своих мыслей, он понимает, что Минхо ждёт ответа. Хочется плакать. Хочется сжать старшего в объятьях и умолять ещё об одном шансе. Чего хочет Минхо? Что он должен сделать, чтобы этого оказалось достаточно? Он знает, что это не вариант. Но, блять, как хотелось бы. – Эм, а… Прости, хён, я до сих пор пытаюсь проснуться. Но да, не переживай. Я тоже выпил много. Не стоило пытаться тебя поцеловать. Прости за это. – Он вяло усмехается и надеется, что Минхо не заметит, насколько улыбка фальшивая. – Мы сильно перегрелись, но я рад, что был именно с тобой, ведь ты остановил меня. Я был так пьян, что поцеловал бы кого угодно. Минхо издаёт смешок, и Джисону хочется верить, что он звучит натянуто. Он прогоняет эту мысль. Раз на то пошло, его другу сейчас наверняка стало легче. – Если поцелуи по пьяни – твоя фишка, то хорошо, что ты выпиваешь нечасто. – И правда, хотя, если бы я целовал людей, к этому моменту, возможно, нашел бы уже своего соулмейта. Минхо затихает, и Джисона начинает все больше раздражать его слепота. Он бы отдал что угодно за возможность увидеть сейчас Минхо. Прочитать его выражение лица. Матрац рядом с ним прогибается. Задевая Джисона коленкой, Минхо перебирается через него и вылезает из-под одеяла. Пара секунд – и тепло Минхо испаряется, а кожа кричит, оплакивая потерю контакта. – Хён? У нас всё хорошо? Ответом ему служит вздох, за которым следует шуршание одежды и звук застёгнутой молнии. – Да, Сон-а, всё хорошо. Но мне нужно идти. Я получил Email от профессора по танцам. Она хочет, чтобы я представил сольный номер на зимнем показе. В ближайшее время я буду занят. – Сольно?! Чёрт, хён, это замечательно! Ты возьмёшь тот кусок, над которым работал? – Не знаю. Может быть. Он почти готов, но есть пару моментов, которые я хочу изменить. В общем, я пошёл. На ночном столике две таблетки обезболивающего и бутылка воды. Сегодня не перенапрягайся. Рука опускается к нему на плечо, а затем перемещается на лоб и убирает с него челку. Будто кот, он непроизвольно подаётся вслед за ней, ища внимания. Джисону хочется, чтобы руки Минхо находились на нём, везде. – Пока, Сон-а. – Пока, хён. Он слышит, как Минхо открывает дверь и выходит из комнаты. Через несколько секунд из-за стены до него доносятся приглушённые голоса, а за ними следует хлопок входной двери. И только когда Минхо рядом больше нет, он даёт волю слезам. Вся прошлая ночь была для его хёна ничем. Тот просто напился и поддался эмоциям. Блять, это хуже всего. Отгоняя слёзы, он принимает таблетки со столика, и, завернувшись в одеяло, ковыляет из спальни в гостиную. Шлёпается на диван; из глаз выкатываются одинокие слезинки. – Сони? Как себя чувствуешь? Скидывая с плеч одеяло, он садится ровнее и оглядывается в сторону голоса Феликса. Друг всё равно поймёт, что он плакал. – Я в порядке. Голова немного болит, но в общем ничего необычного. – Как и предполагалось, раздаётся звук придвигаемого поближе стула. – Что случилось? У тебя такой голос, будто ты… – громкое «ах». – Твою мать! Джисон, твоё горло! Грудь наполняется тревогой. – Что с ним такое? Маленькие руки толкают его плечи к спинке дивана, а затем приподнимают подбородок, открывая взгляду шею. Пальцы скользят по коже, повторяя тот же узор, что и руки Минхо чуть ранее. – Сони! Твой соулмейт, кажется, был в клубе прошлой ночью. Твою мать! Готов поспорить, он видел, как ты танцуешь с Минхо-хёном. – Что? Почему? Почему ты так думаешь? Громкие шаги сообщают, что в комнату входит Чан. – Я слышал крики? Что происходит? О боже мой! А оно большое. Феликс говорит раньше, чем успевает Джисон. – Знаю, милый! Оно огромно. Голос Джисона источает досаду. – Кто-нибудь может мне просто, блять, сказать, что у меня на шее? – Черт, Сони, прости. Это впечатление. Размером где-то с мою руку. Рука друга возвращается к нему на шею – пальцы растопырены, чтобы он мог прочувствовать масштабы надписи. Ладони Феликса всегда были меньше, чем его, но даже так Джисон ощущает, что слово внушительного размера: перекрывает всю переднюю часть горла, слева направо. – Тут говорится Мой.