Колода карт

Эно читает учебник, сидя на подоконнике почти пустого класса, а потом читает сообщение, и ему ужасно нравится идея — мысль, что Оками станет искать его. Но Эно вдруг понимает, что не всякое место подходит. Их, на самом деле, не должны увидеть. Эно никогда и ни к кому не подходит просто так. И нет проблемы, что он подошел к Оками раньше — скажет, что присматривался. Скажет, что не интересно. Оками обещал хранить тайну Эно, а Эно, кажется, решает сохранить Оками, как свою тайну от Королей. Они не благородны, и Эно поразительно не хочет привлекать их внимание к Оками. «Мне нравится, что ты думаешь обо мне. Это так романтично, продолжай. И я люблю прятки. Но тут слишком много народу, так что попозже. В мой класс даже не суйся. Держись подальше. Передай незаметно, когда столкнемся в коридоре. А мы столкнемся обязательно, Оками. Я все устрою. Хочу клюквенный.» Эно отправляет сообщение, а за ним гифку — рассыпающееся на искры сердце. Эно понятия не имеет, что это, зачем, почему и какого хуя он делает. Ему просто нравится так и хочется продолжать. Его Король занимает свое место, и Эно, тихонько вздыхая, дарит ему свою самую нежную улыбку, но утыкается обратно в учебник. — Что-то не так? — спрашивает Мито. Эно поднимает к нему лицо и чуть приподнимает руки, заводя их за спину, вползя ими в волосы. — Контрольная, — Эно капризно кривит губы. — У меня есть ответы, — обещает Мито. Эно кивает и обнимает Мито, подставляя ему шею для поцелуя. Но тот вдруг сжимает Эно в руках и ловит за бедра. Эно понимает его сразу, голос его сочится сладостью: — Я тоже ужасно хочу, дорогой, но… все же не здесь. Тогда я покажу тебе класс. — Конечно, — его Король легко соглашается и явно уже предвкушает, Эно целует его сам, куда-то чуть пониже уха. — Жди меня на третьей перемене в нашем месте. — Ох, уж эти твои капризы, — Король не очень доволен столь долгим ожиданием, но все же не возражает. — Здесь и по-быстрому я буду не так впечатляющ. Не люблю, когда смотрят, весь энтузиазм пропадает. — Да, я помню. Мито ловит Эно за волосы и чуть оттягивает, наматывая их на руку, а потом вползает в рот языком, словно трахает прямо так. Эно закрывает глаза, давится, но сосет этот язык, безмолвно обещая так же сосать член. — Я жду, когда ты придумаешь новую игру… — шепчет Мито. И Эно кивает. Хотя ему ничего придумывать не хочется, ему гораздо больше нравится играть с Оками. Уже очень давно никто не вел себя с Эно так, и Эно просто хочет повторить. Эно, на самом деле, занимает такое место, когда он может говорить «нет». Просто «нет» и просто «не сейчас», просто «не хочу» и даже, что ему «не нравится». Он присваивает это право и активно его использует. Вот только на самом деле с Королями у него так не выходит. У него есть масса отсрочек, отмазок и манипуляций. Проблема лишь в том, что рано или поздно — это всегда «да». И проще не отсрочивать. Успех в том, что Эно потрясающе удается сохранить флер собственности в каждом. Эно ненавидит групповой секс особенно, боится его. Никогда не смотрит на их развлечения, хотя сам их организует. Его даже спрашивали — почему он сам — нет? Эно и правда никогда не участвует, а за очками не видно, что и не смотрит. «Я слишком особенный, чтобы в меня вставил кто-то кроме моего Короля. А если есть я, то… Не нужны другие», — Эно заявляет это с гордостью, хотя его неизменно тошнит. И пока они трахаются, Эно изучает свой домик божьей коровки. Она, конечно, задыхается в коробке. И нужно бы ее отпустить за счастьем, но для Эно никакого счастья никогда не будет. Его коровка никуда не улетит, нечего и фантазировать.

***

Таку пробует отвлечься от интриг и начать жить школьной жизнью, даже записывается в команду по плаванию. Его прошлые результаты достаточны, чтобы обойтись без отборочных. Азуса засекает леденцы, он ничего не говорит, только смотрит, а потом они с Таку ржут в голос. Эно действительно встречает их в коридоре, и Таку втыкает леденец в щель между шкафчиками, не подходя слишком близко. Между ними ровно один шкафчик, в котором роется Азуса. Он осторожно закрывает его и улыбается Эно, здороваясь, а после они с Таку уходят. В их классе происходит много интересного, на самом деле, но все строго по плану. Карино приятен, можно бы сказать услужлив, но с достоинством — Таку может бы и восхитился, но предпочитает не оценивать. У Осуги ничего такого не выходит, и когда Юно кротко просит у него списать, он весь аж загорается. И это вот уже забавно. Как и Ятори в готском прикиде. Азуса, наблюдая за ними, задумчиво говорит: — И все самое главное, они сами делают с собой. Тут не поспоришь, и Таку вдруг думает о том, что сам с собой делает Эно. Татсуми передает Таку и схему школы, и схему взаимодействий, и краткое эссе на тему Кагуры, потому что Татсуми знает слишком мало. Кагура ужасно скрытый и себе на уме. — Надеюсь, это поможет, — тихо говорит Татсуми, и они с Сендзаки уходят, сцепившись ладонями. Теперь они видятся много чаще, Сендзаки приходит, даже, когда Татсуми остается в доме матери, но Татсуми все равно — мало. Таку пишет домой, что ему нужна одежда для бассейна. Он и правда хочет поплавать, а еще это способ задержаться в школе. Вещи ему привозит Юта, который тоже не отказывается от представления. Всячески почтительно называя Азусу и Таку «сан», передавая Таку вещи, а Азусе коробку с десертами. На прощание он задерживается долгим взглядом на Кехее. В нем нет ничего неприятного, но что-то все-таки есть. И пока Азуса делится со своими вкусняшками из кофейни, Кехей выходит из класса. Слух о Таку-пловце становится на полдня главной школьной новостью. Физрук только что не плачет от счастья: у него теперь есть и бегун, и пловец. Таку такого большого счастья не испытывает. Зато после тренировки шарится по школе с Сендзаки и Юно, и они находят в одной из комнат… реквизит. Выглядит очень противно, и как-то само собой понятно — это вот не про согласие. — Реально, ебанутые, — комментирует Юно. — А еще говорят, что якудза жестокие. — Мало их пиздили, — добавляет Таку, находя среди прочего флакончик «Light blue» и оставляет рядом с ним клубничный леденец. Эно предпочитает кислые, но у Таку есть несколько сладких, он же не знал.

***

Оками словно понимает Эно без слов и не подходит близко, но леденец оставляет. К концу дня Эно просит новый и пишет: «В столовой, уступишь мне место на раздаче, оставь его в кармане.» Народу уже не очень много, и все удается. Эно приказывает, и слова его вползают Оками в ухо, а сам он ныряет в его карман, заполучая так свою добычу. Эно сыт леденцами, но берет в столовой холодный чай, чтобы не выглядеть подозрительным. И наблюдает, как Азуса устраивает королевство в королевстве. — Какого хуя у них происходит? — Давайте, пока просто полюбуемся, интересно же. Потом прижмем их всех. Эно точно знает, что нужно без этого. Но еще не знает, как отвлечь своих Королей. Хотя думает быстро: они сменяют одну мишень другой… Новенькие всегда так их будоражат. Эно тошнит сильнее, и он заедает тошноту леденцом. На третьей перемене было не так уж херово, но… сейчас зато просто феерия. Гимн и марш того, что счастья нет и не будет. Сегодняшним вечером все эти мысли особенно яркие — Эно забирается на диван с ногами и сбегает от их звуков в наушники. Маску для мишени придумал Эно. Всех это так заводит, для него это — просто способ не видеть лица. «Да мне похуй,» — думает Эно. Знает, они бы и так все равно это сделали, так какая к черту разница? Только рано или поздно. Эно ненавидит себя. Но знает, что они трахают кого-то, кто не он. И страх отступает, хотя все это ужасно страшно. И так странно хочется написать Оками. Это паранойя, но вообще-то Эно стирает из мобильника всю их переписку. Не всем нравятся просто послушные игрушки, и один из Королей приходит к нему на диван. Эно улыбается и сам заползает к нему на колени, сам раздевает, сам целует, сам опускается сверху. Это полное дерьмо, потому что все смотрят, а Эно не может ничего — лишь создавать этому конкретному ощущение, что он единственный в мире, что он особенный. И тот уже не хочет уступать — от того в этот раз одного Короля не сменит следующий. Не сегодня, не сейчас. Но потом придет другой. Эно ненавидит секс. И не плачет, хотя он жуткая плакса. И неженка. Эгоист. И что-то там еще — целый букет. Эно не ищут, если он не приходит домой, его успеваемость оправдывает все. Никого не интересует Эно, лишь его аттестат. Хорошо хоть не со всеми отлично, а лишь с большинством. Эно закрывает глаза, он даже не пытается расслабиться. Когда он трахается — это всегда роль. И он играет ее великолепно. Они теряют в нем себя и пропадают, а Эно стонет и выгибается, так, как они бы хотели. Такой доступный и недоступный сразу, безумный в том, что с ним можно делать. Он дает это сам. Не боится боли, принимает ее, как что-то восхитительное. Не нужно ни воспитания, ни ошейника, ни маски.

Эно стонет филигранно, лучше и реалистичнее, чем в любом порно. Стонет и резко опускается сверху. — Я обожаю твой член, — выдает Эно сам прежде, чем ему велят сделать это. Так он хотя бы решает сам. А потом он натыкается взглядом на леденец, который ни у кого не может вызвать подозрений, но раньше его тут не было. Это и подарок, и послание. Эно улавливает, что вездесущий Оками нашел их комнату. И все это плохо, ужасно плохо. Эно забывается, и его дергают за волосы. Становится так странно и трудно играть, и Эно просто стекает вниз. Это то, чего он сам обычно не делает, но когда он сосет, всем похер на его лицо. Эно превосходит сам себя, он длит это. Обхватывает головку пальцами и ласкает только сверху, превращая минет в минет с сюрпризом. Они всегда сверху, такие крутые, но Эно знает — это всегда нравится. Эно дает Королю дойти два раза, а потом разжимает кольцо пальцев и вбирает до горла. Он глотает, и все вокруг теперь пропитано вкусом — не отделаться. Эно брызгает на себя духами и пихает в рот леденец. — Ты — моя звезда, — шепчет ему Король. Эно улыбается, пряча усмешку. Он знает, что просто гнилое яблоко. — С тобой мне не страшно… «Мы потонем вместе,» — думает Эно, пытаясь спрятаться за этой мыслью. Эно снова бредет в медкабинет. Он ищет там спирта, потому что… сегодня это все кажется ему каким-то более нестерпимым и обидным, чем когда-либо. И нужно обезболивающе — не для тела, а для души. Эно его находит и не напивается лишь по тому, что ему… все еще страшно.

В выходные Эно скучает и учится — надо же когда-то. И только пишет Оками: «Перед следующими выходными принеси мне несколько, — и делится внезапно: — родители не потерпят, если узнают, что я курю.» Им и леденцы не нравятся, мать говорит, что это ужасно пошло, но Эно лишь улыбается. Он, вообще, много улыбается — это его способ не плакать. В перерывах между учебой Эно думает об Оками. Его впервые за долгое время так на ком-то клинит. Не из-за игры и планов, а просто… вне всего этого. Эно всегда знает все, и он уже знает, что Оками будет выступать на внешкольных соревнованиях. А сейчас команда активно готовится. И так естественно прийти посмотреть. Эно понимает: это не причина, а повод. Причина в том, что ему хочется увидеть Оками. Даже то, как он феерично плавает. Но нужен повод, и Эно лелеет свое право прийти в понедельник посмотреть, как тренируется команда. От этих мыслей становится легче. «Оставить там же? — пишет Таку, и успевает отправить раньше, чем передумать, но шлет в догонку: Лучше в медкабинете.» Ему не хочется задевать Эно, но пока еще не понятно, не он ли во всем виноват, и Таку не знает какому чувству потворствовать: тому, что заставляет всех подозревать, или другому, которое позволяет видеть Эно другим. Эно вздрагивает и таращится в телефон. Ну, конечно… Голый, блядь, Король. Точнее голая Королева. Эно утыкается лбом в постель и сидит так некоторое время, а потом пишет: «Там же не надо. Забудь об этом месте. Не приближайся к нему и своих не пускай.» «Если вас застанут, то даже я уже ничего не смогу сделать,» — вот что Эно знает точно. Только если отвлекать, убеждать, умолять… Блядь! Он все еще так беспомощен и может так мало. «Я не шучу. Это приказ Королевы. Никогда не там. А в медкабинете — хорошо. Где угодно, кроме.» Эно думает, что в медкабинете в пятницу после уроков можно было бы и просто встретиться. И ему так странно хочется этого. «Сам выбирай место, я приду, куда скажешь.» Эно смотрит на то, что написал и охуевает. Никто не должен ставить ему условия, однако… Оками он дает такое право. Маленькое и ничтожное право по сравнению с тем, что Эно дает другим. «Но не мни о себе слишком-то. Помни свое место,» — Эно пишет это специально. Он вовсе не хочет нравится, но точно хочет, чтобы Оками не терял бдительности. Он не знает, с кем играет. И это вовсе не Эно. Эно лишь может ими управлять. Надеется, что может. «О таком не забывают, — отвечает Таку. — Но медкабинет и правда лучше.» Таку думает еще немного, а потом цитирует с перефразом: «Шалтай-Болтай Сидел на стене. Шалтай-Болтай Свалился во сне. Вся королевская конница, Вся королевская рать Убьет за Шалтая, Убьет за Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, будет за него убивать!» Таку все еще не знает, можно ли Эно верить, но пишет тот ему не угрозы, а предупреждения. Таку поднимает взгляд на стену перед собой, туда где висит знак клана. Это довольно красивая картинка, Таку она нравится и сама по себе, но сейчас ему отдельно приятно думать, что эти люди стоят и за ним. Таку встает и наводит на нее камеру, а потом передумывает, и фоткает для Эно свою татуировку с этим знаком, единственную, что есть на его теле. И это странный ход в их игре. «Они всего-навсего колода карт» — напоминает Таку и отправляет фото. Эно отлично улавливает посыл. «Классные бицепсы, будущая звезда плавания, — отвечает он. — И красивый символ. Я его запомню.» Эно точно знает — они не колода карт. Они люди. И они полны желаний. Они возьмут свое и не поверят предупреждениями. Тем более, что Эно плохо умеет пугать, лишь заманивать. И теперь он в ловушке, где с одной стороны Короли, и скоро они скажут: «Голову с плеч!» А с другой Оками и его какая-то семья, которой не посрать. На Эно похуй всем, и пока он не знает, что делать. Но знает, что Оками точно нравится ему больше всех. С ним даже не страшно. Он отчего-то ничего не сделал, даже получив власть. «А что если головы рубит вовсе не королева?» — пишет Эно. Стирает и пишет снова. А потом отправляет это исчезающим сообщением. В этой странной игре голова Эно тоже полетит. Это его не пугает, а вот боль, что будет до того — очень. Ну вот, и заигрался… Эно роняет на постель соленые капли, а потом отправляет Оками кружочек, где облизывает леденец, а за ним губы. Он знает, что должен бы выбрать другое послание: фото с руками стянутыми над головой. Но ее он никогда никому не покажет. И сам никогда на нее не смотрит. Пока Таку думает над ответом, сообщение исчезает. А потом приходит следующее, и очень хочется спросить: это предложение? Но это оно, и спрашивать не уместно. Хоть это и сбивает с толку: Эно соблазняет и завлекает или все же просто предлагает? Он хочет обмануть или предупредить? В книжке про Алису червовая королева лишь угрожала, на самом деле. Это все же была книга для детей по первому замыслу. Но в школе они пытаются играть по-крупному. Так, как эти богатенькие детишки понимают. Но они не знают настоящих ставок. Этот обмен сообщениями с Эно очень странный, и Таку пишет пока: «Это трицепс. Бицепс снаружи.» Дальше уместно спросить, кого же Эно боится? Своих козырей или козырей в руке Азусы… Но это слишком? Или не очень? «Королева может выбирать, чьи головы полетят,» — напоминает Таку. Эно в ужасе. И ему все страшнее. «Обычно это так. Но не сейчас.» Эно не знает, что придумать. «Назови мне достойную мишень и тогда — да.» Эно делает все сообщения исчезающими и вдруг понимает, что… можно делать все, что угодно, и трепыхаться: его голова слетит первой. Голову не жалко, но воспоминания накатывают одно за другим. Эно решает затягивать время столько, сколько сумеет. «Или молчи. И тогда будет время. И ни слова об этом больше.» Этот разговор нужно остановить, потому что Эно должен думать не о том. Он должен быть, как всегда. Таку смотрит в телефон и крутит нож, потом отвлекается на то, чтобы собрать из переписки с Эно что-то достойное для того, чтобы объяснить другим. Эно напуган и напуган явно не Таку… Ему нужна новая мишень… взамен старой? А кто был старой? Один из Королей? Или… У Таку много вопросов, и он, по возможности не растекаясь, делится ими в чате, и они решают подождать, хотя бы разговора с Кагурой. Таку снова смотрит в чат с Эно и посылает ему вид из своего окна, все лучше молчания после такого. И не прикопаешься. «Красиво,» — отвечает Эно. Он знает город и вспоминает. Вычисляет. Кажется, он теперь понимает, где живет Оками пусть и очень приблизительно.

***

Кора не увольняется, лишь утешает Татсуми и говорит Оками: — Здесь никогда не бывает мужчин. Дай мне поработать еще немного. Я тут счастлива. И Азуса приезжает. Просто пусть так и будет. Оками ловит ее тонкие пальцы и целует их. — Я люблю его, — повторяет он. — Да, я вижу. Только не знаю, когда это кончится, Масами. Не ври ему. Оками странно щурится, снимает очки: — Ты не понимаешь. Я люблю его. Это то, что не кончится. И Кора плачет, как маленькая девочка на его плече. Он гладит ее по спине и голове. — Сказок ведь не бывает, — шепчет она. — Бывают, — обещает Оками. — У меня даже есть говорящий подсвечник. И часы. У меня есть Азуса, и мы напишем любую. Моя мама однажды вернулась к моему отцу, хотя я боялся, что мы все ее потеряли. Кора вдруг собирается и так странно утешает уже сама себя: — Я хочу, чтобы мой сын мог все то, чего нет у меня. Оками знает, что можно обещать, но он молчит. Обещая лишь любить Азусу. Любить до гроба. Потому что Оками только так и умеет. И, вспоминая его черты, мысленно касается их. И забирает его домой после, когда мать Татсуми уже порядочно их всех достала.