Колода карт

Когда короли расходятся после их личной игры в мишени, Эно остается. Он изображает Кентервильское приведение — звеня цепями, он идет по коридору школы в ночи. И никого там нет, никто его не ищет и не ждет. Никому он даже не мешает. Эно усмехается луне, что подглядывает за ним в окно, и не замечает, как с каждым шагом, усмешка медленно тает, словно ее и не было, оставляя Эно ужасно серьезным. Эно не может уснуть, но подумать решает зря — очередная его дурацкая идея. Все действия Сендзаки и все слова, что Эно услышал, кажутся теперь возмутительными. Но игра продолжается, и разбитый нос — не повод отступать. Эно уже очень давно так не оскорбляли, и он хочет отомстить. Пусть он усвоил урок, и теперь придется внести в игру новое правило, но это не отменяет реальности вот вообще. Эно находит другую комнату. Не ту, в которой они все «развлекались», и не кабинет заседаний совета. Кажется, это чуть ли не клуб встреч анимешников: с плакатов на стенах на Эно смотрят многочисленные герои аниме. Он гасит фонарик в мобильнике и сворачивается на протертом диване. Никому до него дела нет. Никто и не заметит, если он исчезнет. Эно почти хочется этого… Но все же мысль горчит и остается во рту тошнотворным привкусом. Эно — субстанция, которой нет. Только в школе и сумеют заметить его исчезновение. А может быть и нет. Пусть так. Леденец снова кончается, и Эно злится, что нет сигарет, но зачем-то пихает бесполезную теперь палочку в карман, хотя стоило бы отправить ее в мусорку. Проснувшись от будильника, Эно обнаруживает, как все тело затекло от странной позы и промятого дивана, но это не главное — кажется, что посреди лица вместо носа теперь огромадная шишка. Болит она нещадно и… отвратительно портит вид. Эно рассматривает себя в карманное зеркало, параллельно пытаясь расчесать перепутавшиеся волосы. «Жуть-то какая, просто уебище». Задница тоже болит, но к этому Эно в общем-то привык и может не замечать. А вот лицо стоит привести в порядок. Это заставляет подняться, пока все не понаприперлись и не нашли его снова. Эно идет по пустому коридору в пустой медкабинет. Он, конечно, заперт, но у Эно есть ключ. Точнее все ключи, от всех дверей в школе. Он роется в шкафчике и находит обезбол, глотает сразу две таблетки, пусть их нечем запить, а потом рассматривает себя в новом зеркале: оно висит над раковиной. Эно мужественно пробует коснуться носа, но это оказывается слишком большим испытанием. Можно придумать, как сделать из такого бага фичу, но прежде нос стоит поставить на чертово место, а то ведь так и срастется. Придется жить с кривым, а это чересчур. Эно знает, что красив. И не то чтобы дорожит, но вот этим отлично умеет пользоваться. Пролистывая номера в своем телефоне, он не находит ни одного подходящего: никто не должен видеть его в таком положении и таком виде. Так странно, но своим он сказал, что упал. Звучало не убедительно, но с Эно обычно не спорят. А он странно не понимает, как можно отомстить Сендзаки. Да и… Пусть Эно знает, что это необходимо, что так и должно быть, но ведь, на самом деле — не хочет. И решает подумать об этом завтра. Рассматривая никуда не годные чаты переписки, Эно натыкается на палочку от леденца в кармане и тогда находит номер Оками. Ему он еще не писал. «Мне нужен новый леденец. Лимонный. Жду тебя в медкабинете. И поторопись.» Устроившись на столе, Эно таращится на дверь. Боль не проходит, но постепенно отступает от таблетки. Но чтобы выйти в люди Эно нужно чудо врачевания и леденец. И отчего-то он уверен, что Оками никому не расскажет. Еще подошел бы Сендзаки, но тот слишком гневлив, можно остаться и вовсе без носа. Эно не помнит, где оставил свой рюкзак, так что нет шанса даже почитать что-то перед уроками. Рюкзак, скорее всего, ждет его на месте в классе, но туда в таком виде нельзя. Эно ужасно помят, а джинсы его заляпаны кровью, и нужно бы переодеться — Эно пришел в медкабинет не только ради обезбола и одиночества, но и потому что здесь всегда можно найти, если не свежий комплект одежды, то чистую рубашку — точно. И Эно решает назначить этот день — днем неожиданных луков.

***

Таку вечером не поехал к Оками со всеми, честно сказав, что это почти жестокость — тащить его на парное свидание, потому сообщение Эно нашло его дома. Разбудило даже — утро едва наступило. Таку не стал отвечать сразу, сперва умылся и надел очки, а потом написал короткое: «Ок,» — а сам задумался. О вчерашнем их разговоре, об Эно в целом и о ситуации. И о том, что ему нужен, по всей видимости, запас хреновых леденцов. Таку не сказать, что спешил в школу, но тянуть время смысла тоже не видел, все равно же Эно его разбудил. В магазине сладостей Таку и правда набрал штук двадцать разных леденцов, чувствуя себя практически доставщиком еды, ибо ему опять вручили и пирожки для Камо. Эно старался не ждать, но ждал, особенно после того, как Оками ему ответил. Это была странная игра, Эно не до конца понимал правила и просто пытался нащупать границы. Потому что Оками соглашался не из субординации. И не потому, что не рискнул бы послать. Но он не послал и даже… слушался? Плохое было слово, однако же… Леденцы вон исправно носил. Эно странно подумал о золотой рыбке, что у него на посылках. Впервые у него на посылках оказался кто-то стоящий. Кто-то, кем Эно не мог управлять. Это было интересно до легкой дрожи. И Эно очень старался — прихорашивался вовсю. Под конец находя перекись водорода и щедро орошая ей джинсы, в надежде стереть кровь. Эно бы не отказался Оками соблазнить, совратить и даже держать при себе. Подходя к школе, Таку написал Эно снова: «И где этот ваш кабинет?» Таку в определенном смысле раздражало, что он плохо ориентируется в школе, и должен догадываться, что за придурки пишут ему с неизвестных номеров. Получив инструкции, Таку без труда нашел нужное место и вошел без стука. Эно сидел на столе и тер свою ногу в надежде избавится от крови, видимо. — Выглядит будто ты обоссался, — сообщил Таку, подходя и укладывая леденец на стол. От комментария Оками Эно капризно скривился, но от этого стало больно, и уже от этой боли он так и завис с бутылочкой перекиси в руке. — Наглец, как… ты разговариваешь с Королевой, — протянул Эно. — Что за смену мы вырастили, бог ты мой! Никакой субординации. Зато… честно. Ты любому Королю бесстрашно заявил бы, что он голый или это только со мной так можно? Эно не желал быть голым Королем, и даже голая Королева оставалась зрелищем для избранных. Однако, он соскочил со стола, роняя джинсы на пол. Они упали к ногам, а рубашка уже почти ничего не прикрывала, и Эно вдруг обнаружил, что немного возбужден. Это оказалось неожиданно и ярко. Даже… вдруг приятно. И Эно, рисуясь, распрямился, откидывая назад уже расчесанные и даже частично собранные волосы и глядя на Оками. Это будоражило. Эно переступил через джинсы… — Однако, ты прав. Стоит это исправить. Умеешь стирать? — Эно улыбнулся наигранно и болезненно — в смысле от боли — и от того криво. Таку, уже окончательно херя всю субординацию, заржал. — Эта ваша игра — нечто. Прикинь, не умею. У меня дома стиралка, приходящая прислуга и родная мать. А что до заявлений… То разве это не полезно для Короля знать, что у него штаны пропали? Особенно если он туповат и сам не заметил? А у вас обычно Короли — придурки? То есть — это и есть твоя задача селекционировать самых больших идиотов на этих местах? Эно попытался усмехнуться: — Дерьмо не нужно селекционировать, оно вокруг нас. И тянется друг к другу, сбиваясь уже в кучи дерьма. Эно не собирался делиться своими планами, на самом деле, но он и правда собирал их вокруг себя. Возглавлял, направлял — управлял. И это было чертовски безопасно. Они даже не замечали, как гниют, разлагаются, иногда даже тонут. Эно знал, что давно уже на дне, но он был намерен утащить за собой как можно больше гнилых яблок. Так было не страшно. И не одиноко. Так у него всегда кто-то был. А стравливать дерьмо, вскрывать его — нравилось Эно особенно. Он тихонько вздохнул и вдруг почувствовал себя странно смущенным без штанов. — Ну… я тоже не умею, так что придется тебе все же попробовать. Хотя бы намочить их и выжать. Эно забрал свой леденец, лимонный, как он просил. — Открой, а то я ногти сломаю. Эно знал: это будет не настоящая забота, но… все же ему нравилось хотя бы так. Он не был дураком и отлично понимал, как это глупо и даже, что он жалок. Но… невозможно же было просто перестать быть жалким, и Эно умел делать такую мину, будто только так и может быть, что он играет в это. Но он просто… ни с чем не мог справиться сам, на самом-то деле. Таку резким жестом отобрал у Эно леденец, потом также резко достал из кармана нож, не глядя раскрыл его и надрезал обертку, снял ее, ловко сложил нож и сунул Эно леденец. — Наслаждайся, — Таку улыбнулся, а потом подцепил джинсы Эно ногой, подбросил их к себе, и, прихватив остатки перекиси, двинул к раковине. Щедро залив пятна крови, он пустил холодную воду, постепенно моча джинсы целиком. — Ты придерживаешься концепции, что дерьмо всегда всплывает наверх? Но разве не ты распределяешь эти роли? Можно было бы просто наблюдать и поддерживать ребят вроде Азусы на таких местах, — Таку не оборачивался. — Или вот даже вроде бывшего Короля Татсуми или этого блаженного Кусакабэ. Думаешь, каждый, кто хочет стать Королем — дерьмо? Почему? Таку развернулся и уставился на Эно. — Потому что, — Эно облизнул леденец и снова устроился на столе, теперь рядом с Оками и раковиной. — Не будь дебилом, ты же не Ацуму. Блаженные никогда не становятся Королями. Такие, как Азуса, всегда приобретают оппозицию. Нельзя играть честно с теми, кто всегда врет, с теми, у кого есть реальная власть. Оглянись вокруг — дерьмо и правда всегда всплывает и правит миром. А я… Королева помойки. Зато — Королева. И они… сделают все, что я скажу. «Позаботятся,» — думает Эно. — Никто никогда никому ничего не дает. Особенно власть без боя. Власть дает им безграничность и исполнение желаний. А Эно предпочитал задавать желаниям направление, а не становиться чьим-то желанием. Если не можешь не отдать что-то, стоит это продать, причем выгодно. И Эно продавал им исполнение их желаний. Просто… разрешал, они и не замечали, что все это просто слова… — Это все просто слова, какой от них вред? — Эно снова криво усмехнулся. — Но за словами стоят действия. Те, что они бы сделали и так. Просто непредсказуемо и невероятно — вне игры. Мишень — это не так уж плохо. Она хотя бы знает, что пора убегать. Так устроен мир, и это не я его устроил. Кто-то всегда остается один, но у меня за плечами бесконечность дерьма. Оно дурно пахнет, зато слипается и всегда эффективно действует. Хотя… запах никакими духами не перебьешь… Эно всерьез досадовал. Обезболивающее уже подействовало, но любая мимика на лице давалась с болью. А еще Эно наблюдал за руками Оками: красивыми, ловкими — и странно залипал, а вода журчала успокаивающе. — И кто же, по-твоему, устроил мир, если не ты? Знаешь присказку: «Встал утром, убери свою планету», а ты свою предпочитаешь засырать, и кто тебе виноват? Ацуму вон просто протянул руку Азусе, когда того столкнули с лестницы, и мир Ацуму поэтому лучше твоего, на каком бы он ни оказался положении. Таку вытянул джинсы Эно из раковины и подошел к нему, протягивая их за пояс: — Держи крепко, так лучше отожмется, — Таку начал выкручивать ткань, мало заботясь о том, что так у него промокают ноги. Эно всерьез увлекся разглядыванием процесса выжимания своих джинсов вручную и держал изо всех сил, так и не вынув леденец изо рта, и это мешало говорить. Когда Оками отпустил штанины, с джинсов уже почти не капало. — Ты злой, а я ведь… тебя еще ничем не обидел, — высказал Эно. — Все это немного не так. И… если Ацуму повезло выживать со своей блаженностью — это лишь неожиданное чудо, вот и все. Но обычно никаких чудес не бывает. Даже у Азусы сейчас все получается потому, что кто-то большой и сильный стоит у него за спиной. Разве не так? У Эно за спиной не было никого. Даже, когда он думал, что там Кагура — его не было. А после… он и вовсе… побрезговал. Как побрезговал бы и Оками. Даже говорить не стал бы. Эно не строил иллюзий, где бы он оказался, если бы кто-то узнал. Вообще-то он и так почти год своей жизни был… мишенью. Пусть без карты. — Не так, — Таку улыбнулся. — Признай, у Азусы получалось. Просто его подставили, а ты смотрел. И все смотрели. А что до сил за его спиной… Ну, брось, мы всего лишь помешали твоей банде, он сам нашел карту, даже без подсказок. Даже я так не рисковал. — Зато иногда дерьмо пожирает друг друга. Так его становится меньше, — выдал Эно, сам не понимая, зачем пытается что-то объяснить. Он натянул мокрые джинсы, и они облепили его, как скинни. Эно заправил в них один край рубашки, а потом поставил ее воротник. — Я хорош, да? Только нос все портит. Так что… Придется нам поиграть еще немного. Теперь в медбрата. Верни его на место и спусти кровь. Обещаю быть терпеливым и не орать. Как думаешь, леденца хватит или лучше зажать ручку зубами, чтобы кровь могла вытечь? Оглянувшись, Эно решил, что накрыться от крови можно его футболкой, все равно ее было не спасти, только выкинуть. Как и самого Эно. Его давно уже пора было выкинуть. Но он реял линялым флагом и знаменем, аляповатой рваной тряпкой посреди дерьма. На их фоне он был даже… ничего, все еще яркий. Таку снова улыбнулся: — Знаешь, ты чертов удачник, я как раз увлекаюсь медициной. Садись на стул, расставь ноги пошире, и, когда я вправлю, наклонись вниз. Кровь должна течь из носа вниз, а не в горло. Эта манера ее запрокидывать связана со страхом запачкать одежду. Таку нашел в шкафчике еще вату и перекись и теперь сворачивал плотные валики, чтобы заткнуть Эно нос. — Леденец помешает тебе дышать… — Таку протянул Эно результат своих трудов, — надо вставить в нос, доверишься мне? Эно накрыл рубашку футболкой. Он умел терпеть, но вот сейчас боялся боли ужасно и надеялся, что обезбол хоть немного поможет. Он уселся так, как сказал Оками и смотрел на него теперь снизу вверх. Это оказалась ужасно многозначительная поза, Эно даже на секунду закрыл глаза, чтобы не думать, не знать, ничего не сделать. — Никогда нельзя верить людям, Ока-сан. Доверие — страшная ошибка, — выдохнул он, откладывая леденец. — Но у меня вроде как нет выбора. Эно вдруг подумал, что Оками может вовсе не слушаться его, а просто сделать сейчас, что угодно. Он не выглядел как тот, кто может испугаться. Тем более, что Эно не умел сопротивляться. И не рассказал бы после, значит, не было бы и последствий. Эно даже умел иначе: никакого изнасилования — Эно отдавал сам и брал инициативу в свои руки. И не было никого, кто сосал бы лучше, хотя вот этого Эно не любил даже больше, чем проникновения. Но… в любом случае, у них сбивалось дыхание, а сердце становилось таким послушным — билось в такт движениям Эно. Он сам выбирал и амплитуду, и скорость и себя не жалел. А их глаза заволакивало поволокой и так хотелось повторить. Блядь. Голова у Эно закружилась. — Я знаю, что будет больно, — голос Эно распадался на дыхание. — Не будь нежным. Я не закричу. Только никому потом не рассказывай, что видел меня с этим ужасом в носу. Сохрани секрет Королевы, рыцарь. Эно хрипло рассмеялся, чувствуя себя вдруг ужасно беззащитным. И так трудно стало что-то изображать. — Поклянись, — попросил он глупо, запрокидывая голову к Оками. Эно не верил ни в клятвы, ни в обещания, но ему показалось, что это может хоть немного его успокоить. — Клянусь, — легко пообещал Таку. — Не бойся. Это будет быстро. В моей семье такие вещи умеют делать даже девятилетки. Но они ватой и кровью не парятся. Таку чуть придержал Эно за затылок, закрывая ноздри. — Это, на самом деле, нужно, чтобы он встал ровнее, — пояснил он мягко, уже размещая пальцы на переносице Эно. Таку действительно делал такое не в первый раз, этот был ближе к десятому. Вправив нос, он чуть толкнул Эно, побуждая наклонится, а потом вытянул вату, кровь капала теперь на пол, а Таку отошел, чтобы пропитать перекисью следующие валики. Он поднес их Эно на раскрытой ладони: — Можно заткнуть снова, так быстрее остановится, а я все еще никому не расскажу. Оками не заметил, но стоило ему коснуться, как Эно застыл. Он не смог бы уже не только сопротивляться, но даже сказать хоть что-то. А Оками говорил сам, и смысл ускользал, но Эно странно просто слушал его голос. Такой неожиданно мягкий, успокаивающий. А потом в голове что-то взорвалось, Эно прикусил губу, но послушался жеста, только теперь вспоминая про наклониться. — Больно, — пожаловался Эно шепотом, разглядывая, как кровь течет на пол. Кап, кап… кап — и под ногами мелкие красные бусины. — Давай без этого, я не вынесу если мы что-то станем в меня запихивать сейчас, а время есть, пусть и не много. Эно стянул футболку, теперь вытираясь. На самом деле, было все еще больно, но зато ему перестало казаться, что все его лицо раздуто и вот-вот лопнет. — Ты крутой. Спасибо. Я… не останусь в долгу. Эно все еще рассматривал школьные тапочки Оками и старался дышать. — Осталось фигурно украсить меня пластырем, надеть очки и можно в люди. Эно говорил легко, хотя никуда выходить ему не хотелось. Рядом с Оками он потерял бдительность, растекся и собираться оказалось очень трудно. А Оками странно вел себя так, словно и правда ничего не хотел, и это подкашивало. — Так я и думал, — вздохнул Таку. — Зря на самом деле. Но красота дороже, я уловил. Найдя подходящий пластырь, Таку уселся на стул, напротив Эно. — Давай, — позвал он, и когда Эно поднял голову, печально оглядел его нос. — Заклеиваю я хуже, этим тоже все пренебрегали. Таку закончил довольно споро и уточнил: — Ну все? Я свободен? Он не сердился на Эно и не то, чтобы мечтал свалить, но и провести с ним утро не мечтал. Эно встряхнулся и постарался найти себя окончательно: — Да, это все. На сегодня все. Но я уйду первым, — Эно усмехнулся, устраивая очки на кончике носа. — Впервые вижу, чтобы кто-то так классно играл роль рыцаря. Продолжай, мне очень нравится. Это необычная игра. И… Упс… Леденец почти кончился. Принеси мне новый в обед, а то от остальных снега зимой не допросишься. Такие… неотзывчивые. Эно поднялся и пошел к выходу, а перед самой дверью развернулся, посылая Оками воздушный поцелуй. Народ еще не нахлынул, и у Эно были все шансы окончательно найтись и собраться. На сегодня у них не было особых планов, зато ожидались три контрольные, и Эно хотел бы успеть прочитать хоть что-то. Таку стер майкой, что оставил Эно, кровь и швырнул ее в мусорку, вместе с ватой и прочими отходами, прибрал медикаменты и пошел к классу. Уже устроившись за партой, он написал Эно: «Куда на этот раз? Или смысл в том, чтобы я искал тебя, как карту?» Таку понимал, что ввязывается в игру. Ему ничего не стоило игнорировать Эно, хотя в общем-то была бездна смысла в том, чтобы играть с ним непосредственно, почти в открытую, но Таку отлично понимал — Эно уже занимает его.