Колода карт

Все и правда выглядело ужасно приличным. Сендзаки стоял у плиты и жарил на шкворчащей сковороде-гриль совершенно точно мясо, то и дело отвлекаясь на салат, пока Татсуми сидел на краешке стола подарком. Он был даже в брюках, но рубашку модифицировал, а на носу его красовались очки, которые Сендзаки теперь одолжил у Оками. Сендзаки, услышав их, обернулся: — Я знал, что запах вас приманит, так что готовлю на всех. И уже скоро. — А почему у тебя поваренок бездельничает? — спросил Оками насмешливо. Татсуми неожиданно покраснел. — Это потому, что он не поваренок, а муза. Главное украшение стола и мой будущий приз. Татсуми фыркнул, расслабляясь. — А я думал, что просто держу твои очки, — высказался он. — Вечно ты себя недооцениваешь, — хмыкнул Сендзаки, ловко переворачивая мясо. — А вот вы можете порезать помидоры и перец, — обратился он к Оками. Азуса чуть улыбнулся, а потом привстал, чтобы шепнуть Оками: — Я порежу. Он не готов был быть музой и призом, хотя Татсуми явно нравилось, и, отпустив руку Оками, пристроился рядом с Сендзаки. Было и уютно, и как-то тревожно: удалившись от Оками и разделив его внимание с другими, Азуса снова думал о школе, об игре, и его словно осенило. Карино! Оками спросил, как он отпрашивается на выходные, и сказал Татсуми, что Кехей точно ничего не сделает до понедельника, и это было ведь не просто так! Азуса обернулся резко, в забывчивости саданув ножом по пальцу, и уставился на Оками. Вслух он не сказал ничего только из-за Татсуми, непонятно было, как тот отреагирует на новости о брате. Оками успел пристроится рядом с Татсуми и даже разделить с ним сигареты, но Азуса повернулся, на пальце его выступила красная полоска, и Оками шагнул вперед, уже забирая себе его руку, дуя на ранку, но глядя в глаза: — Что-то случилось? Оками был уверен, что да. Азуса успел о чем-то подумать, и это его встревожило. — Мы должны договориться, как все обставить лучшим образом. Ты ведь о том, как будет в понедельник, переживаешь? — Оками решил сразу перейти к делу. Азуса не сводил с Оками взгляда, теперь он снова щурился, он не перестал доверять, просто… поразился и чувствовал, как тонко хрустит лед под ногой. Азуса решил не спорить с предположением Оками и только кивнул, а потом заговорил: — Я списался с Кузэ и Ацуму, предупредил о перераспределении, они хотят встретится и дообсудить. Это можно? Это Азуса спросил совсем другим тоном, внезапно мягким, он правда спрашивал у Оками разрешения, на мгновение позабыв обо всех вопросах и интригах. — А еще я понял, какая карта должна оказаться у Кехея. — Ого, — Оками приподнял брови, отчего-то захотелось стащить с Татсуми очки и надеть на себя, но Оками лишь подобрал сигарету с блюдца и затянулся. — Можно, конечно. Можно даже и без дела встречаться с друзьями, когда захочешь. Только приводить их к себе не получится, в остальном… Я рад, что ты действуешь, и у тебя есть надежные ребята на подхвате. Оками думал быстро. Было даже хорошо, что Азуса договорился о встрече, так Оками смог бы легко навестить Карино. — У меня завтра встреча в шесть. Так что идеальным было бы это время. А потом я приеду, и мы… могли бы пройтись по магазинам… — Оками сделал небольшую паузу. — Не хочешь сделать его мишенью? Оками не видел, но почти почувствовал, как Татсуми дрогнул. Хотя смолчал, лишь огромное дымное кольцо выплыло из-за плеча. Сендзаки выключил мясо и развернулся, обозревая картину. — Нет, конечно, — фыркнул Азуса. — Мне же не нравится над ним издеваться, — он пожал плечами. — Нет ничего интересного в том, чтобы наступить врагу на горло, особенно если не в честном бою. Хотя, если все сработает, будет похоже. Восемь. У него должна оказаться она. Никто его не тронет, не будет лезть, это достаточно высоко, но ему будет очень трудно, и без всяких дополнительных усилий с моей стороны, а если Татсуми станет королем — втройне. Азуса оглядел их всех, отчего-то раздражаясь, осторожно забрал у Оками свою руку, палец почти не кровил, и вернулся к нарезке. Азуса не понимал, как обойтись без помощи, но все то, в чем Оками успел его убедить в машине, опять схлынуло, оставляя Азусу наедине с собственной беспомощностью, с тем, что он должен полагаться, что не может все сам. Разве только придумать расклад. — Спасибо, — вдруг сказал Татсуми. — Это очень… милосердно, Азуса. И я благодарен. Моему брату стоит получить по заслугам, и кто-то должен его остановить, но я бы не хотел, чтобы он упал и разбился насмерть. Все же… мы родственники. — Я тоже думал об этом. И раз наши мысли сходятся, то будет ему восемь. И не нужно так напрягаться, — Оками присел за стол, наблюдая за напряженной спиной Азусы, пока тот дорезал чертовы помидоры, которые Сендзаки ловко сгреб в салатник. Сендзаки хмыкнул: — Мне кажется, или… Азуса, ты что правда считаешь, что кто-то ищет карты честно? Я о высоких, конечно картах, а не о фосках. Даже странно, как ты умудрился сохранить такое высокое мнение о порядочности людей. Связи правят миром. Если не сила. Не соблазнение. Не прямая власть. И этот мир настолько дерьмовый, что одна любовь его и спасает. Те, кто отказываются от нее даже не знают, что теряют. — Сендзаки прав, Азуса, — Татсуми внезапно заговорил тоже. — Ты… удивительный, на самом деле, парень. Но не стоит выходить сражаться с вооруженным до зубов противником в крепкой броне в одной рубахе и со шпагой на перевес. Ты хотел быть честным, но только теперь все это и станет честным. И настоящим. Секрет в том, что все носят маски, играют роль. Но ты… просвечиваешь через любой образ. Настоящий ты. Есть чему завидовать. Тем более… если тебе дают что-то, то ты… друг. Оками с интересом поглядел на Татсуми: пацан понимал очень много, больше, чем его брат точно, даже больше, чем Сендзаки, для которого все всегда было просто. Азуса повертел в руке перец, потом пожал плечами. — Ну, вот Ацуму нашел короля честно, а потом нашел восемь тоже честно. Так что… я не пытаюсь играть честно, вообще-то в тот раз я обещал кое-что Кехею, если он принесет мне короля, но он решил получить и то, и другое. Не знаю даже, кто из нас был более прав, если не учитывать, что он столкнул меня с лестницы. Поэтому дело не в честности, я не хотел быть честным, я хотел выиграть. Ну и… Короче, забейте. Я снова хочу себе карту короля, валет для Кузэ и десять для Ацуму, потому что он блаженный, восемь для Карино… и хрен знает, как жить с Осугой на месте подхалима, но куда ж его деть? И вряд ли кто-то будет лучше… Азуса резким жестом срезал верхушку перца, так словно голову кому-то отрубил. — Э-гей, полегче, — выдохнул Сендзаки, в которого отлетел перец. — Ты так говоришь, словно хотеть быть королем — плохо, — заметил Оками, ему хотелось подойти и обнять, но он решил, что не наедине не стоит так отвлекать Азусу. — Ну вот… Послушай себя. Ты очень… строг и критичен к себе, Азуса, — Татсуми закурил новую сигарету. — Это ведь… очень хорошо, что именно ты тогда встретил Ацуму. Он, конечно, прелесть, но ты спас его жизнь. Как король, он бы не справился, его бы заметил Эно и… тут же подсветил другого короля, того, что хотел бы карать и рвался делать это. Так что… в определенном смысле ты защитил Ацуму и собираешься продолжать. А мы с Сендзаки поможем твоим с картами. — А кто будет королевой? — вмешался Сендзаки. — Это не так уж важно? — предположил Татсуми. — А вот с коротышкой… Нужно разлучить коротышку с каланчей. И, как по мне… лучше оставить коротышку в твоей свите, а здоровяка уронить, причем хорошо бы куда-то так далеко, чтобы он к коротышке не лез. Может до тройки или четверки? — Почему? — поинтересовался Сендзаки. — Пока… пока тебя не было, я развлекался тем, что наблюдал: каланча плохо на коротышку влияет. — Хватит, Азуса, ты уже убил перец, порубил на куски. У тебя удар достойный якудза, — Сендзаки отобрал у Азусы нож и доску. Садитесь и пробуйте… — Кстати… — Татсуми вдруг улыбнулся. — Ацуму, конечно, сам нашел свою восьмерку, но… Вообще-то это я ее оставил на его пути. Мне показалось… Татсуми не хотел объяснять, но Ацуму казался Татсуми таким похожим на то, во что Татсуми играл. И было отчего-то невозможно жаль… — А мой брат не знает, но в тот первый раз он нашел десять, потому что я за ним присматривал. Он бы никогда не попросил у меня помощи, но… Отец велел о нем заботиться. — Всегда знал, что ты мой серый кардинал, — Сендзаки подобрался к Татсуми и резко развернул его к себе за подбородок. — Есть… или целоваться? — Сендзаки прозвучал угрожающе. Азуса послушался, сел рядом с Оками, даже придвинулся к нему ближе, прижимаясь плечом к плечу — очень уж хотелось именно этого и, пока Татсуми и Сендзаки целовались в ответ на риторический вопрос Сендзаки, пытался ухватить сразу несколько мыслей. И о сути того, о чем все говорили, и о Ятори с Осугой, и об Эно… Это имя Азуса слышал впервые, а Татсуми говорил о нем так, словно само собой очевидно стоило учитывать его во всех этих уравнениях. Когда Татсуми и Сендзаки разлепились, Азуса уточнил: — Кто такой Эно, и почему он не заметил меня? Королевой пусть станет Кейоко. Она хорошая. Но, вообще, это и правда не очень важно. Не считая того, что Юми удавится, если останется Королевой при мне. Но она так и так удавится. Такой уж человек. А Ятори — Гот… ну, я бы на такое посмотрел, трудно представить себе ситуацию смешнее, разве только с задротами, но он их напугает. Сендзаки, оторвавшись от Татсуми, вдруг заржал… — Это он не над тобой, — поспешил объяснить Татсуми. Сендзаки даже согнулся пополам, и Татсуми ткнул его коленом в живот, продолжая отвечать Азусе: — Да, каланча — Гот, и правда забавно. А главное, коротышка с его самомнением к нему тогда и на выстрел не подойдет и к себе не подпустит. Отлично. Сендзаки распрямился: — Слушай, я всего ничего проучился в этой школе, но… — Да, да, все знают Эно. И даже если кто-то не знает Эно, то Эно знает всех, — произнес Татсуми, кривя губы и не подавляя вздох. — И лучше бы ты продолжал Эно не знать, Азуса. Не нужно с ним связываться. — Эно, это Королева класса 3-5, — закончил Сендзаки емко, отрезая себе кусок отбивной. Оками уже ел, просто делая выводы и не мешая разговору, но тут остановился. — Погоди, он… девчонка? То есть она… И такая... важная? Сендзаки рассмеялся снова: — Я должен вернуть Эно твои слова, просто чтобы посмотреть на его лицо. — Нет, — Татсуми зазвучал резко и поймал Сендзаки за руку. — Нет, никаких дел с Эно. И задирать его не смей. Азуса, в принципе, периодически в этой компании думал что-то вроде «вы все больные и не лечитесь», и снова пришло время подумать именно так. В последние месяцы Азусе было, честно говоря, ни до чего: Кехей заменял ему реальность очень качественно, но раньше он действительно не сталкивался ни с каким Эно. Теперь Азуса мысленно перебирал учеников, пытаясь сообразить, и, кажется, даже понял, о ком они. — Просто Екатерина вторая какая-то, — пробормотал Азуса. — Я не так уверен, что Осуга к Ятори не подойдет. Они дружат с детства. Это типа… любовь. Как у Такеру с Аджи. — У коротышки и длинного нет любви. Это… другое, — уточнил Татсуми тихо. — Длинный лишь разжигает чувство неполноценности в мелком. Это… прямая противоположность того, что у Кузэ с Ацуму. Азуса внимательно посмотрел на Татсуми, кивнул и согласился: — Может, и не любовь, но не факт, что Осуга сможет удержаться и не подходить, но это похоже наименьшая из наших проблем. Что не так с Эно? Раз даже Сендзаки нельзя его задирать? Сендзаки, Азуса и даже Оками — все уставились теперь на Татсуми. — А вот этого я не знаю. К сожалению, так и не удалось выяснить. Я знал Эно ребенком, мы учились в одной младшей школе. И я бы никогда не сказал, что тот парень, которого я вижу теперь, хоть чем-то похож. Татсуми кусок в горло не лез. Эно не нравился ему, ужасно не нравился, словно все в нем было неправильно, словно Татсуми, как ни искал, не мог найти, что там внутри на самом деле. Настоящее во всех временами проступало, но не в Эно. Он словно играл роль и был совершенной ролью. Татсуми продолжил: — Ты его видел Азуса. И Эно, бесспорно, парень. Такой, с длинными светлыми волосами, часть из которых в пучке… — Да ладно, — включился Сендзаки, — довольно хрупкий, в прикиде хулигана, в кроссах на толстой подошве, с вечным леденцом во рту, в очках и с ухмылкой короля мира, а не подстилки королей. Оками открыл глаза пошире. — Он не подстилка королей, — поправил Татсуми. — Скорее уж… действительно, как Екатерина вторая. Короли — его подстилки. Эно меняет их, как перчатки, и иногда кажется, что часто — по своему усмотрению. Он манипулирует всеми, и это выглядит жутко. И лучше вообще не попадать в сферу его интересов. Я бы сказал, что Эно — негласный распорядитель игры. Он опасен, и такое чувство, что берегов у него нет в принципе, — Татсуми тяжело выдохнул, — И вы сейчас дадите мне слово, что не станете доебываться до Эно… По крайней мере, пока я не выясню… — Мы не выясним, — поправил Сендзаки серьезно. Азуса кивнул, усваивая информацию, есть он не успевал, зато странно отметил, что Оками его не касается, и чуть подумав, скользнул рукой на его голое колено, вдруг озвучивая: — Или пока он сам до нас не доебется. Я понял, о ком ты. — Этого я и боюсь. Что он станет доебываться, — сказал Татсуми. Оками чуть повернулся и улыбнулся. Прикосновение Азусы будоражило необычайно, и тот… сам решился на него вот так, и Оками позволил себе коснуться его виска губами. — Не бойся, волк в этой истории я, — отозвался он. — А маленьким мальчикам не стоит одним ходить по темным улицам. Я не трону эту Королеву ровно до тех пор, пока она будет знать свое место. А мясо просто божественно, Сендзаки, — похвалил Оками. — А то, что ты, Татсуми, говоришь странно. Я попрошу ребят тоже присмотреться… Прямо пиковая дама, какая-то. Но… это всегда вопрос, кто под кого стелется и почему. — Я прослежу, — пообещал Сендзаки. — И Юно с Акурой тоже. Азуса, скажи только еще раз… — Оками на миг задержал дыхание. — Как зовут эту девочку? Ей принесут карту. И… вы дружите? Им сказать ей, что это от тебя, чтобы не пугалась? Это… Она тебе нравится? — спросил Оками Азусе в ухо, им вдруг странно овладело беспокойство. — Кейоко, — Азуса пожал плечами. — Она просто хорошая. Ацуму ее одобряет. Хотя, может, он всех одобряет, конечно, — Азуса повернулся к Оками и тоже прошептал: — А ты ревнуешь что ли? — Да. Еще как, — Оками не стал выдумывать, зато застыл в миллиметре от губ Азусы, не зная, как он отреагирует, если поцеловать его вот так, на глазах у парней. — Мы, пожалуй, пойдем, — объявил Татсуми и потянул Сендзаки за собой. Тот, сверкнув глазами, поймал тарелку и не возразил. Азуса как-то внезапно потерял из фокуса всех остальных и, глядя Оками в глаза, раздельно произнес: — Ну и зря, — и чуть сжал руку на коленке Оками. Оками не выдержал: качнулся вперед… Не то чтобы целуя, но обозначая поцелуй и давая Азусе время понять, хочет ли он ответить. Азуса чуть замер, а потом тоже потянулся к Оками, ничего сам не делая, только чуть приоткрывая губы, и Оками восторженно позволил себе забирать его: вползать в рот языком и ласкать, чувствуя дыхание. Их отвлек внезапный вопрос — Татсуми и Сендзаки уже стояли на лестнице, но Татсуми остановился: — Оками-сан, я… Прошу прощения, но… Кехей ведь вернется в школу? Оками с небольшим трудом сфокусировался на Татсуми. — Откуда ты взял «сан», Татсуми? Парень моего брата — мой брат. Оставь это раз и навсегда. И… конечно: Кехей в понедельник придет в школу. С чего бы ему прогуливать? А позже найдет свою карту. Даже не сомневайся. — Спасибо. Я… так сразу и подумал, — Татсуми улыбнулся и пошел наверх. Азуса, отвлекшись на них, потом прислонил голову к плечу Оками и уточнил: — А где Кехей сейчас? Я надеялся, что Татсуми будет отвлекаться больше моего, и не заметит. Оками смерил Азусу взглядом и обнял, словно упреждая возможное желание Азусы уйти. — Умный. И внимательный. — Оками чуть усмехнулся. — И это помимо других твоих достоинств, — Оками поцеловал Азусу в скулу. — Забудь о нем. Карино погостит у меня на выходных. В моей загородной резиденции. Мне очень нужно поговорить с ним, прежде чем выпустить обратно в люди. Азуса нахмурился, но освобождаться от рук Оками не стал. Азуса не совсем понимал, как относится… к наказанию Кехея? Глупо было предполагать что-то меньшее. — Так я и поверил, что ты с ним только говоришь. Жалеть Кехея по-настоящему не выходило, а чувствуя безопасность, которая от того больше не зависела, получалось как-то отпустить… — Раньше я бы испугался за него. Если бы с ним что-то случилось, то со мной случилось бы в десять раз хуже. Наверное, Татсуми думает похоже. Азуса не очень хотел знать подробности и еще меньше хотел думать о Кехее: не укради его Оками, тот бы написывал свои гадости. — Теперь все будет не так. Он будет безопасен, я обещаю. А еще жив, здоров, честно. И… как видишь, я здесь с тобой. То есть я с ним ничего не делаю. «И не сделаю ничего, чего не делал он сам с тобой,» — умолчал Оками, вспоминая о Карино, он злился, но Азуса был много важнее этой злости. — Я с тобой, Юя, — утвердил Оками. Азуса вздохнул, а потом улыбнулся: — Ты понимаешь, что это звучит чуть-чуть жутко? Ты со мной и похищаешь для меня людей. Даже общение с Сендзаки не подготовило меня к такому в должной мере. И я не могу ответить что-то такое… достойное, прям язык не поворачивается, — признался он вдруг. — Но не потому… ну… Азуса начал стремительно теряться и уже почти привычно спрятал лицо на груди Оками. Азуса не понимал даже сам себя. Он вообще-то первый все решил, раньше, чем услышал, как Оками говорит маме… А вот сказать о таком не мог. Оками поймал Азусу в объятия: — Тебе не нужно ничего говорить, я понял. Мой… хороший, — вышептал Оками. — Мое… сокровище. Достаточно того, что ты остаешься. И пытаешься верить мне. И даже не сердишься. Оками гладил Азусу по затылку, чуть массируя его, и покрывал мелкими поцелуями его лицо. Оками в общем-то был в восторге: ему не нужны были признания или просьбы. Лишь Юя. Такой, как он есть. Азуса приподнял лицо, ища уже настоящего поцелуя, понимая вдруг, что никогда и ни с кем столько не целовался, никогда не хотел этого так, забывая буквально обо всем. Оками за эти пару дней стал не спасителем, не меньшим из зол, даже не героем для Юи, он просто появился и стал… самым важным? И хотелось в общем-то пересесть к нему на колени и продолжить, но Оками сам отпустил и напомнил: — Ты даже не попробовал мясо, а я помню, что после ужина ты всегда более сговорчивый. Азуса фыркнул, обнимая, а потом и правда начал есть. Убравшись после ужина, они перебрались в спальню Оками, и Азуса отвлекся на переписку с ребятами, они уточнили все детали, и Азуса простился до завтра. Теперь его странно почти ничего не волновало, только Оками рядом. Азуса устроился в его руках, не зная даже толком, чего хочет больше так тут и лежать или продолжать. Но Оками гладил, целовал, и Азуса отвечал, находя свои желания. Настоящие, полные, не вынужденные. Это было не просто возбуждение, что-то совсем другое. С Оками это был не секс, это была нежность и близость, то, от чего не хотелось отказываться, но в чем не было никакой вынужденности. Азуса не запомнил, как уснул, просто в какой-то момент его словно укачало в истоме и руках Оками.