Колода карт

Юя постепенно расслаблялся в руках и даже успокаивался, возбуждение его было легким, а вот тепло вокруг них обретало цвет и форму восхитительно сине-зеленого кокона. А мысль Оками уже бежала вперед, формируя новый план — лучше прежнего. Для начала он отметил: — Приставить к тебе охрану — это здраво, так что теперь собираюсь. Или нужно сначала твое согласие? Поверь, парочка моих юных падаванов не помешают, — Оками улыбнулся Азусе в макушку и, как-то сразу забывая, что спросил у того позволения на все это, уверенно продолжил: — В вашем классе планируется перезапуск игры, Юя. С понедельника к вам придут двое новых учеников, и они, конечно, будут знать тебя в лицо. С их старшими братьями ты, кстати, сегодня уже немного познакомился. Их семьи будут в восторге, что я убедил мальчиков продолжить обучение. Правда, им будет тяжеловато. В обучении я имею в виду, в остальном они помогут тебе. Нужные им карты они получат сами, но вот с учебой, придется подсобить. Может быть… пристроить к ним Татсуми репетитором? Хотя легкая усмешка не сходила с губ, Оками говорил вполне серьезно, обволакивал Юю своим бархатистым глубоким голосом. И сам не заметил, как уже целовал его в шею — меньше всего хотелось расставаться, а они неумолимо подъезжали к дому, и Оками почти опаздывал на встречу. А он такого не любил и ни себе, ни другим не позволял. И дорога обратно, до города обещала быть резкой и опасной. Но Оками неожиданно ценил каждую минуту, что можно провести с Азусой. Тот вошел в жизнь Оками стремительно, но вписался так хорошо, словно Оками и правда всегда ждал этого парня. Азуса встрепенулся, потом загорелся, а потом и задумался. Он отлично понял, какую карту будет и искать, и точно найдет теперь, но его вдруг взволновало другое: — Масами, ты можешь кое-что мне обещать? За Кузэ я не волнуюсь, он должен справиться, но Ацуму… У него должна остаться высокая карта, по возможности Десять или Девять, если у Кузэ снова будет Валет. Оками кивнул, на Восьмерку у него уже появились свои планы, в остальном же он готов был полностью исполнить пожелания Азусы. — Не переживай, я понял. Все будет. Хотя мне кажется, что твои тревоги излишни. Кузэ — это ведь тот блондинчик, я верно понимаю? А Ацуму — мальчик, который бросился к тебе с платком? И они с Кузэ пара, а значит, Кузэ и сам будет стремиться позаботиться. Как этот… Ацуму, вообще, выжил-то в школе? Валет, говоришь, — Оками хмыкнул. — Поверить не могу, что никто в вашем классе не отобрал у него такое сокровище. Но ты сказал, что Валетом Кузэ был раньше — это многое объясняет. Кузэ выглядит, как пацан самоуверенный, хоть и не плохой, но… его реальный статус не в школе наверняка позволяет метить не только в Валеты? — Ну… Вообще-то в первый раз Ацуму нашел короля, я забрал его, — Азуса чуть поморщился, хорошим этот поступок не был, но выбора у Азусы тоже не было. — Поменял на свою… он отдал безропотно. Но на прошлом распределении он нашел Восемь, которая потом оказалась у Кузэ… Думаю, он сделал то же, что и я — просто поменялся. Хотел защитить, да… Азуса вдруг не смог остаться там, где был, и съехал с колен Оками. Воспоминание о том, что пришлось пережить и Ацуму, и Кузэ были больными, неподходящими для колен Оками. — Ацуму не может быть ни Королем, ни Валетом, не потому что не достоин, он просто… не вписывается в эти роли. Сейчас Кузэ его координирует, скажем так. И то… сам вот видел сегодня, как он побежал ко мне… и Ацуму уже пострадал из-за меня на этой должности. Признаться, даже больше, чем когда он был моей мишенью. Азуса вздохнул, он не останавливал травли над Ацуму, а иногда сам делал некоторые вещи, но скорее просто не замечал этого парня, чем хотел обидеть. Он бы с удовольствием отдал ему и другую карту, просто ее не было, а Ацуму не стал ничего другого искать. — А Кузэ… ну, он просто хорошо играет. И у него хорошая семья, да. Азуса уже погрузился в размышления о себе и о прошлом. Время с Кехеем растягивалось, Азуса вяз в нем, как в киселе, почти забывая, что было раньше и почему. Был ли свой смысл в том, как он сам стал королем? Свергли бы Ацуму, если бы он успел зарегистрировать карту? Или ее точно так же забрал бы у него кто-то другой? Как относились бы к Азусе, если бы он не рвался так высоко? Мог ли он не рваться? Оками повернулся к Азусе и, находя его ладонь, переплел их пальцы вместе. — Вот от того, что семья такая, Кузэ и играет хорошо. И будет играть на любой позиции не из низов. Хорошо, что амбиции у него распространяются на Ацуму, а не на власть в классе. Ведь его реальный статус позволяет быть в безопасности почти в любой роли. У тебя было не так, хотя ты сам себе не нравишься, когда вспоминаешь обо всем этом. Но… Это зря. Ты действовал так, как следовало. Я бы тоже так сделал. И любой бы так сделал, Ацуму трудно играть вообще, и в позиции короля он бы все равно был без защиты. Но теперь Кузэ… и ты сможете его защитить. Это главное. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, Юя. Оками поднес ладонь Азусы к губам и подул горячим, отогревая ледяные вдруг пальцы. А потом задумался, вычленяя информацию. — Прости, а что значит, что он пострадал от тебя на «этой» должности? Да и зачем тебе что-то понадобилось от Валета? У вас там прямо интриги… Он был раньше твоей мишенью, но пострадал, когда мишенью стал ты… Юя, ты уверен, что не бредишь? Оками потрогал лоб Азусы губами. Азуса вдруг очень захотел, чтобы они доехали вот сейчас, ему не хотелось об этом рассказывать, но он все же заговорил: — Когда он был мишенью, он тоже страдал. Я кидался в него бумажными шариками, пока он сидел с мишенью на затылке, например. Показательное выступление. Это просто всегда были такие дурацкие вещи. Я сам не замечал его, ну и не защищал, это ведь не по чину… не по роли, — поправился вдруг Азуса. — Да и желания не было, сейчас я понимаю про него больше, а тогда… ну, это просто был чувак, который не станет меня трогать из любой позиции, безобидный. Остальные могли его пугать, прятать вещи, толкать и прочее дерьмо. Азуса вздохнул, уставился на свои колени и закусил губу. — Я ужасно боялся оказаться таким и раньше презирал тех, кто позволяет поступать так с собой. Тех, кто был мишенями в других школах, без всякой игры, — пояснил он. — Без карт как-то проще показать себя, а тут… это ведь навязанные роли. Ацуму, наверное, и правда прирожденная восьмерка, если его не тюкать. А после… Он хотел мне помочь. Подружиться. Валет с мишенью! Азуса снова уронил лоб на ладонь: — А Кехей узнал, а он управляет и Валетом. Тем более Восьмеркой, которая хорошо играет по правилам. — Ты всерьез переживаешь, я вижу… — Оками снова обнял Азусу. — И хочешь от себя очень многого. Ты не знал Ацуму, вы ведь тогда и познакомиться толком не успели. Сейчас ты его видишь, ценишь его отношение, пусть тебе и трудно с этим. И теперь ты сделаешь иначе. Не нужно винить себя. И рассказывать не нужно. Я не стану уточнять, я понял суть. Ацуму пострадал не от тебя, а от Карино. Он заставил вас что-то сделать. Причем… Использовал для этого подручного, снова. Как мелко. Заставил Кузэ подыграть ему. И заметь, тот подыграл, не сумел возразить, а ведь его положение лучше твоего. Оками все-таки забрался ладонями под рубашку Азусы. Но не чтобы дразнить, а просто — так хотелось почувствовать его кожа к коже. — Если хочешь судить строго, то суди. Но тогда всех, не только себя. Если хочешь быть милосерден — будь. Но тогда и к себе. Я знаю, ты умный и сильный, смелый. Ты сумеешь. Азуса покачал головой, но рукам Оками уступил, они были важнее игры. Просто некоторые вещи, что Азуса раньше считал важными из-за игры, теперь казались совсем другими. Все еще важными, но совсем с иной стороны. — Наверное, если я хочу сейчас что-то исправить, то все имеет смысл, — задумчиво изрек Азуса. — А Ацуму будто и не сердился, знаешь… Ни когда я сказал ему поменяться, ни после, ни совсем после… Я даже заподозрил его в том, что это начало мести, а он вот… ненавижу быть неправым, — завершил Азуса эту речь. — Ну… тебе не с чего особенно доверять людям. Так что хорошо, что некоторые тебя удивляют, иначе мир как-то уж совсем терял бы смысл. Мне очень нравится твой вывод, Юя. Это сильный вывод и сильная позиция. Заметь — не позиция сильного, — Оками улыбнулся. Он уже решил, что ему нужно поговорить с Кузэ, тот должен был понять, а с союзниками выгоднее было говорить открыто. — Если ты хочешь что-то решать, защищать Ацуму и что-то изменить, то стоит верить в себя, Юя. И ты все сделаешь сам. Просто теперь за твоей спиной будет не только мама, которую нужно защищать тебе, но и кто-то, кто может защитить тебя. Это лишь делает тебя более устойчивым. Глаза Азусы чуть блестели, и Оками стремительно падал в эту воду. — Мне кажется, я всегда ждал встретить тебя, — снова озвучил Оками вслух, переключаясь с серьезных тем. — И я… ужасно хочу… Оками склонился и все-таки поцеловал Азусу, страстно, пылко и стремительно. — Сделать вот так… — выдохнул Оками. — Прости, не сдержался, но времени так мало. А нам и правда нужно все как следует обсудить. Вот, например, я бы выделил еще парочку твоих одноклассников. Дылда с холодными глазами и мелкий уродец с ежиком, что держали тебя. Это еще кто такие и как высоко они забираются? Оками очень надеялся, что длинный получил сотрясение, рухнув от его подсечки с высоты своего роста. Этот не умел падать так ладно и безопасно, как Карино. Тот хоть и был мудаком, но представления о драке имел явно не дурные. — Или вот королева? Тебе же нужна королева и лучше бы не змея. Есть у тебя на примете подходящая девочка? Только… Может быть такая, которой ты нравишься не слишком сильно, — добавил Оками неожиданно для себя. А поняв, что сказал, рассмеялся. — Ну вот… кажется, ты довел меня до высшей степени безумства. В этот момент Сендзаки начал опускать экран: — Куда-куда он тебя привел? — Сендзаки присвистнул. — Вот это таланты у тебя, Азуса. Мы почти приехали, а Оками почти опоздал, и я принял безответственное решение вас побеспокоить. Хотя… У вас даже экран не запотел, чем вы вообще занимались с такими лицами? — Сендзаки! — осек его Татсуми, но посмотрел так, что было очевидно — он не осуждает. Азусе жутко хотелось сказать что-то вроде: «Ну, не все же трахаются при первой возможности», — но он был слишком благодарен сейчас Сендзаки и Татсуми, чтобы хамить даже так, беззлобно, и сказал просто: — Переворот, мы планировали переворот. Вам тоже бы не помешало, в понедельник должно быть ваше распределение. — Вот же блядь — херня, — тут же выразил Сендзаки. — Я могу найти все карты и сжечь. Азуса в тысячный раз вздохнул, он бы очень хотел относится к игре так, но не относился, зато сказал вдруг: — Мишени оставь. Пусть их сжигают другие, будет очень символично. — Красивые у тебя заходы, — похвалил Сендзаки. Оками хмыкнул и чуть отпустил Азусу, чтобы не смущать его, но руку его не отдал. — Красивые, но не своевременные. И ты, Камо, слишком торопишься, — возразил Оками. — Вообще, интересный план, но вас так просто из игры не выпустят. Сначала нужно расшатать систему и найти союзников. Так что давайте как-то попроще и пофункциональнее. Один раз. И боюсь, Камо, я вынужден в этот раз настаивать. Быть тебе королем, считай, что это фамильное предначертание — хоть раз примерить корону. — Что? — Сендзаки вытаращил глаза. — Ты-то ее и не снимаешь никогда, нахуй тебе карты? А я… Хочешь, чтобы мы разбились в пути? Да, я лучше приду в школу нагишом и пройдусь по всем классам, красуясь, прежде чем мы с Татсуми скроемся в подсобке. — Если ты… покажешь кому-то… То я с тобой в подсобку не пойду! — заявил вдруг Татсуми капризно. — И останусь одетым до конца дня. — Это вызов? — Сендзаки звучал восхищенно. — Нет, это констатация факта. И в этом я не уступлю, — Татсуми заупрямился не на шутку. — О… да, мое… высочество, — Сендзаки едва успел договорить. — Вот! Смотри, настоящий король, — Сендзаки обернулся к ним, и Оками поднял на него брови: — На дорогу смотри, а то ненароком прибьешь своего короля. Оками в общем-то был согласен, а вот Татсуми внезапно застыл и побледнел, и Оками скосил взгляд на Азусу. Перепалка странно расслабила Азусу. Ему оба варианта казались равно интересными, но если думать: Сендзаки не смог бы не то, что удержать власть, другое. Ему было бы просто скучно все время вот так быть на виду, внимать подхалиму, обихаживать королеву. Король обладал властью и был силой, Сендзаки вообще не парился о власти, хотя легко мог ее брать, если нужно. — Если Татсуми станет королем сердце Кехея разорвется, — пробормотал Азуса задумчиво. — А Король из тебя будет отличный. Король, который встречается с плохим парнем, да вы прям как из романа будете. Азуса вдруг подумал, что они будут не то, что как из романа — лучше, и добавил: — Точнее, как из жизни. Какая из тебя Восьмерка, Татсуми? Это для Ацуму. Татсуми хрустнул ногтем и уставился на свои колени, и Оками решил поддержать обоих: — Спокойно. У Карино нет сердца, так что он выживет. И… уже больше не важно, если пожалуется. Оками качнулся вперед, но трогать Татсуми не стал. Тот был более чем раскован, даже провокационен с Сендзаки, но лишний раз трогать его руками не стоило. — Татсуми… Ты уже решился все менять. И ты явно не из пугливых. Ты не побоялся слыть хулиганом. Хотя… будем объективны — это не совсем твоя роль. Ты любишь учиться, но, как ни прикидывайся, ты выделяешься. И тебе нравится, когда смотрят. Если ты в силе, и есть, на что смотреть. При этом ты понимаешь в игре. И как управлять. Сендзаки будет с тобой и забьет ногами любого, кто захочет помешать. Чего ты так боишься, Татсуми? — Чего? — повторил Сендзаки. — Я ведь… Ты не знаешь, как ты хорош, когда требуешь, когда ждешь, когда капризничаешь. Если я и буду рядом с каким-то королем, то только с тобой, Татсуми. — О боже, — выдохнул Татсуми отчаянно. — Как же вы не понимаете? Я… Я не хочу быть ни как мой отец, ни как моя мать, ни тем более, как Кехей! И… а если это будут уже не капризы?! Блядь! Сендзаки, ты же знаешь, как… как много я хочу. Что если это не унять, выпустив наружу? Татсуми пылал, бледное его лицо шло алыми пятнами. — И чего же такого ты хочешь? — спросил Оками тихо, и голос его прозвучал как взрыв. Татсуми резко врезался в сиденье, но Сендзаки уже припарковался у дома и повернул Татсуми к себе за подбородок: — Не исчезай. И не бойся. Я с тобой, — Сендзаки заскользил руками по плечам Татсуми, и тот подался навстречу ему. — Так чего же ты хочешь? — прошептал Сендзаки, глаза его сияли и ждали ответа, как дети фейерверков. — Тебя, — выдохнул Татсуми. — Быть собой, свободы, дышать, ни за что не отвечать, чтобы все исчезли… — Закрой глаза, — Сендзаки почти приказывал, и Татсуми послушался. Оками стремительно выбрался из машины, утягивая Азусу за собой. Татсуми не мог услышать, но Оками произнес вслух: — Ничто из этого не сделает тебя похожим ни на мать, ни на отца. Оками не смотрел в машину, лишь на Азусу, веря, что брат объяснит всё лучше других. Татсуми учили быть для других, но, начав жить для себя, он не мог превратится в Карино-старшего. Оками думал еще об этом, но смотрел на Азусу: им пора было прощаться. Пусть ненадолго, но все же так… трудно. Азуса тоже размышлял о Татсуми, о том, как же так вышло, что тот даже на роль Валета не претендовал. Азуса вроде и понимал: роль хорошего мальчика была навязана Татсуми семьей, только в ней была безопасность: не отсвечивать, всегда быть готовым помочь. Но Татсуми и правда отсвечивал, когда только не мочил сам себя. — Ужасно, когда карты раздают тебе и дома, — тихо сказал Азуса и посмотрел на Оками. Азуса только теперь понял до конца, что они сейчас расстанутся. И если утром Азуса был полон своей решимостью, необходимостью отстоять себя, то теперь расставание казалось ему гораздо более грустным. — А тебя долго не будет? — спросил он, приближаясь к Оками и укладывая голову ему на грудь. Рядом с Оками такие странные жесты приходили сами, Азуса не хотел ругаться, спорить, доказывать. Пальцы Оками уже оказались в волосах, Азуса запрокинул голову и сказал с вызовом: — Не буду скучать. — А я очень… — ответил Оками, он отлично услышал подтекст, и все мысли вылетели из головы. Он снова целовал Азусу, вот теперь теряя берега, забирая его у всего мира, пытаясь насытится, хоть и знал — не выйдет. Юи всегда будет мало. Хотелось больше, и Оками отлично понимал жадность Татсуми. Оками ничего не пообещал, лишь сказал: — Так скоро как смогу, мой хороший, — и резко развернувшись, пошел к мотоциклу. Тот увеличивал и маневренность, и скорость, а Оками собирался обгонять время, но все же оглянулся назад, когда отъезжал. Ему нужно было увидеть Азусу. Но сначала он увидел тачку, которая чуть покачивалась: Сендзаки забирал страхи Татсуми и давал ему свободу. И себя. Сендзаки, конечно, свободой не был, как и сам Оками. Но Татсуми назначил Сендзаки своей свободой, и Оками очень хотел, чтобы и Юя чувствовал к нему так. Азуса смотрел, еще чувствуя недавний поцелуй и переживая его. Оками вряд ли мог заметить в шлеме, но Азуса поднял руку, прощаясь. Ему не хотелось отпускать: Оками отдалялся, и на его место приходила тревога. Странная, не за ситуацию или маму, но за Оками. Азуса опустил руку и сжал ее в кулак, отчаянно про себя желая Оками хорошей дороги и удачи. Оками заметил, как Юя прощается, и унес это в своем сердце, набирая скорость. Он был стремителен и даже успел переодеться в офисе. В зал переговоров он вошел минута в минуту.