Колода карт

Оками позволил Азусе войти первым и тут же услышал голос его матери. Очень юный, звонкий и мелодичный: — Юя, ты… опять раньше пришел из школы? Подожди… — А это еще кто? — мужик приподнялся на локтях, упираясь в Азусу взглядом. Дверь в комнату Азусы-сан была как раз напротив входной — так вообще-то НЕудачно. Такое решение могло показаться странным, но Оками уловил — именно оно позволяло оказаться в комнате как можно быстрее и не водить гостей через весь дом. Оками оценил ход… Тем более сейчас это оказалось вполне кстати. Оками выступил вперед, заслоняя Азусу. — Не сердись, это… просто мой сын, он сейчас уйдет… — Азуса-сан запнулась. — Они не помешают, — она ужасно смутилась и сильнее потянула к себе одеяло, глядя теперь на Оками умоляюще. — Конечно, сейчас все лишние люди уйдут. Но… лишний тут ты, — сказал Оками просто. — Госпожа Азуса слишком хороша для тебя. Убирайся вон. — Что ты сказал, сопляк? Мужик поднялся, мать Азусы попыталась удержать его, а Оками вдруг заржал. Мужику он показался, конечно, юнцом, но и это было на руку: тот вообще не понимал с кем имеет дело, хотя дорогой костюм Оками, сшитый на заказ мог бы сказать о многом. — Ты… уродливый, старый, к тому же… тупой. Спровоцировать убдюдка было просто, Оками на такой эффект и рассчитывал. Он жестко блокировал удар здоровяка и поймал его за руку, выкручивая ее. — Остынь, иначе я сломаю сначала руку, а потом пальцы. Один за другим. Или еще хуже, тебя найдут на помойке с собственным хуем во рту, — Оками звучал почти нежно. — Тебе привет… — продолжил он и расстегнул манжету, позволяя мужику увидеть и его татуировку, и его перстень. А потом впечатал этот перстень ему в лицо. — Убирайся вон, госпожа Азуса больше не работает на тебя. И я покалечу любого, кто тронет мою секретаршу. Мужик был труслив и сдулся сразу, заморгал подбитым глазом, и Оками встряхнул его: — Ты меня услышал? — Да, господин, — прошуршал он. — Пойдем, провожу. Оками выставил мужика вон, громко хлопнув дверью, он был уверен, тот донесет до дружков новую информацию. Когда Оками вернулся, мать Юи уже успела подняться, натянуть халат и, глядя с тревогой, судорожно сжимала его на груди — Оками явно прервал их с Юей разговор. — Прошу прощения за эту гадкую сцену… И за кровь на ковре тоже, Азуса-тян. Но я все исправлю. Вам не о чем беспокоиться. Оками ужасно не хватало очков, которые, видно, слетели с Азусы в драке, а значит, сгинули. Маму явно совершенно не убедили слова Оками, и она, определенно, волновалась о последствиях для них от такой вот расправы над долбанным козлом. — Это Оками, Масами Оками, — начал Азуса, потом посмотрел Оками в глаза, как бы уточняя, и получив в ответ мягкую усмешку, повернулся к маме и добавил весьма твердо: — Мы встречаемся. Оками улыбнулся, ему поразительно понравилось это услышать. Азуса стал его парнем и теперь признал это сам, вступая в права — Оками такое положение дел более чем устроило. Азуса никогда не представлял маме… никого. И понятия не имел, как она отреагирует. На то, что это парень, на то, что этот парень старше и явно не прост. Азуса к тому же совершенно не знал, как ее успокоить насчет клиента, но ухватился за слова Оками о секретарше. — Оками даст тебе другую работу, — напомнил он. Дальше он едва не сказал: «Он хороший,» — словно придурочные речи Оками были заразны. Азуса просто зажмурился и закончил тем, что представил маму, а потом все-таки открыл глаза. Мама смотрела на Оками без испуга, пусть и с недоверием, и явно что-то понимала. Кора Азуса была и правда хороша, она выглядела почти девочкой, лишь чуть-чуть старше Азусы, и глаза ее, такие же огромные как у сына, усиливали эффект. — Видя вас вместе, очень трудно поверить, что вы… хоть чья-то мама. Я очень рад знакомству, госпожа Азуса. — Я не госпожа, — ответила она грустно и постаралась мило улыбнуться. — А вот вы… кажется, господин. Что… Юя, что это значит? В каком смысле ты… с ним… встречаешься? — она пугалась на глазах и сильнее комкала халат. — Работа для… меня? Юя, что ты задумал? Милый, но… зачем же ты… так? Она вдруг обняла Азусу, утыкаясь в его плечо, ероша волосы. — Милый, нет, пожалуйста, я справлюсь. Школа, институт, ты же все можешь… Она обернулась к Оками: — Я вас умоляю, пожалуйста не надо. Он же еще ребенок. Мы… Можно, мне с вами наедине поговорить? Юя, выйди… Прошу тебя. Азуса побелел так, что его кожа показалась почти что голубой. Оками вздохнул очень тяжело, вот о такой реакции он как-то совершенно не подумал, но мать Азусы, похоже, сделала ей одной очевидный вывод. И Оками подошел ближе, коснулся ее плеча: — Кора, сейчас нужно действовать быстро, а объяснения будут потом. Хотя бы, когда вы оденетесь. Соберите вещи, возьмите все, что вам может понадобиться в ближайшее время. Вы переезжаете. И не спорьте сейчас. Я понимаю ваши страхи, но… посмотрите на меня… Пожалуйста, — Оками стал ее эхом и надеялся, что Кора услышит. Он коснулся ее лица, приподнимая к себе за подбородок. — Посмотрите: я молод, силен, у меня отличное положение, еще и красив к тому же. Вспомните своих клиентов. Я разве похож? Думаете, я не могу просто кому-то понравиться? Без оплаты. Или так не верите в своего сына? — Оками не отпустил ее, заставляя смотреть дальше. — Я… его… люблю. — Раздельно произнес Оками. Это были внезапные слова. И безумная мысль, на самом деле. Оками и нарочно не сказал бы лучше, не придумал чего-то более впечатляющего, но сейчас в том не было плана — лишь наитие — и вся его суть открылась перед самим Оками. Он не стал гнать мысль или от нее отворачиваться, только решил обдумать все позднее, пока же — просто взглянул на Азусу, продолжая свои откровения: — Азуса ничего мне не должен. Это я вам обещаю. Как человек и как якудза. Вы же так расстроены не из-за того, что… Я парень? Кора вдруг чуть улыбнулась и дернула головой, уходя из захвата. — Юя, это правда? Он… Господин… — Масами — поправил ее Оками. — Масами, — она чуть вздохнула. — Тебе нравится? Он ни к чему тебя не принуждает? — ее звонкий голос опасным не казался, хотя она, кажется, считала себя сейчас крайне строгой. Оками не стал трогать Азусу, чтобы Кора не решила, что Юе подсказывают, но чуть улыбнулся из-за ее спины, подбадривая. Азуса немного офигел от того, как Оками сказал это «люблю». Это вот вообще было за гранью, даже за гранью той грани, за которой уже было все происходящее. Наверное, Оками сказал это просто, чтобы успокоить маму, но Азусе было обидно думать так. И сейчас он выбрал обижаться на маму: и за предположения, и за то, что Оками пришлось сказать эти слова теперь, когда они не были правдой, и вообще… Азуса, отступив на шаг, сжал кулаки и, задрав подбородок, фыркнул: — Нравится. И что только у тебя в голове? Азуса вдруг вспомнил, как мама легко поверила Кехею, а теперь вот… — Он самый лучший, — добавил Азуса таким тоном, словно не хвалил Оками, а давал маме какое-то зловещее обещание, а потом так же внезапно смягчился и попросил тоже: — Собирайся, пожалуйста. Нас там ждут. В этот момент Азуса представил себе, что ждут их Сендзаки и Татсуми. В машине, вдвоем, на заднем сидении. А Татсуми после драки выглядел так, что Оками уже можно было смело принять за парня, который тырит учеников из школы для своего борделя. Эта мысль Азусу вдруг чрезвычайно развеселила и, не дожидаясь пока мама выйдет, он сам шагнул к Оками и уткнулся ему в грудь, пряча этот смех. Оками выдохнул и обнял Азусу за талию, очень прилично, никуда не двигаясь — ни вниз, ни вверх. — Вы издеваетесь? Я не самая умная, но ведь и не дура. Юя, ты ведь избит! — настаивала Азуса-тян. Наблюдательностью ее бог не обделил. Оками кашлянул. — Безусловный факт, но якудза были на его стороне, и враг потерпел сокрушительное поражение. Клянусь, — добавил Оками. — Юя, это все правда? Какой еще враг? Она, кажется, перестала бояться и даже вдруг сама остановила себя: — Ладно, я поняла, потом. Я очень быстро. Только никуда не исчезай, Юя. Они теперь вышли из комнаты, и Оками плотно захлопнул дверь, чтобы не смущать Азусу-тян. — Теперь я вижу, в кого ты такой недоверчивый, — хмыкнул Оками, целуя Азусу в висок. Хотелось большего, но Азуса, вдруг поймал его за запястье и повел за собой, как оказалось, в кухню. — Когда она увидит Татсуми на коленях у Сендзаки, она снова перестанет слушать тебя и меня, — тихо сказал Азуса. — Вообще-то, это ужасно забавно, но ей так не покажется. И я не хочу рассказывать о врагах… Она считает, что в школе меня обожают. Когда ее вызывали последний раз, все сделали такой вид. Азуса вздохнул, а потом снова уткнулся в Оками. Он хотел попросить его больше не разбрасываться такими словами, но не стал. — Не беспокойся, я попрошу Сендзаки вести себя прилично. На самом деле, он умеет. А Татсуми же и вовсе… Джентльмен. Я подтвержу ей любую твою версию, а может, она и забудет свои вопросы к вечеру. Мы сделаем так, как ты захочешь, Юя, — Оками обнял его крепче: — Посмотри на меня, — попросил он, но Азуса упрямо мотнул головой. Тогда Оками поцеловал его в макушку, зарываясь пальцами в волосы на затылке. — А зачем они делали такой вид? Только не говори, что не хотели расстроить ее, это прозвучит совсем неправдоподобно. — Ага, джентльмен в разорванной рубахе. Куда он только полез, дерется же, как девчонка. Азуса хмыкнул, он был благодарен, конечно. И никак не ожидал. Но выразить это умел очень плохо. — Но ответ на вопрос: «зачем?» — именно такой. Ты же хочешь знать, из-за чего они так сделали. Их попросил Карино. Точнее… Большую часть он сам сделал. А его попросил я. Азуса не собирался объяснять дальше, хотя слабо верил, что Оками подумает, как могла бы мама, что это был жест доброй воли со стороны Кехея. Азуса обвил Оками за пояс и чуть сжал руки, так безмолвно прося ничего не уточнять. Оками очень хотел знать, что взял придурок Карино взамен, но спрашивать у Азусы не собирался. Ему пришла в голову идея о том, что может быть весьма интересно расспросить самого Карино. Ненависть к незнакомому мальчишке неумолимо росла, и Оками знал в чем причина: чем чаще он думал об Азусе, чем больше впускал его в свою жизнь, чем крепче обнимал — тем больше ненавидел Карино. Мысли о том теперь были окрашены в кроваво-черный и пахли затхло. Но они не могли затмить Юю — Оками погладил его по затылку, чуть массируя там, а когда Азуса все же поднял лицо, нашел его рот, целуя очень нежно, одними губами. Азуса чуть вздохнул, прямо в губы Оками, а потом осторожно коснулся их языком. Не стоило, конечно, ведь мама могла войти, но Азуса не удержался. Оками отозвался ему, притягивая сильнее — Азуса уже обнимал его за шею, а потом прошептал, чувствуя придурком уже себя: — Мне надо собрать учебники, наверное. Оками поцеловал еще раз, а потом отпустил: — Хорошая мысль, — он сверкнул зубами и оттолкнулся от стола. Кора явно серьезно восприняла просьбу поторопиться, потому что уже вышла из комнаты, а прошло всего-то минут десять. — Все необходимое я взяла, — объявила она звонко и чуть покраснела, рассматривая объятия сына и Оками. Она тряхнула волосами, собранными широким обручем. На ней была рубашка поверх топика и потертые скинни, оттеняющие красоту ее ног. — Только зубную щетку прихвачу и готово, — продолжила она. — Вот это скорость для столь прекрасной дамы, — поразился Оками. — Азуса возьмет учебники и тронем. — Учебники? — она вновь чуть растерялась. — Ну да, — подтвердил Оками, — он же не собирается бросать школу из-за того, что мы вместе. Тем более я тоже хочу, чтобы Азуса ее закончил. И поступил в институт. Образование открывает многие дороги, — уверил Кору Оками. — О… Боже… Правда? Это… просто какой-то… подарок небес? — Да нет, это просто я и то, чего заслуживает Юя, Кора. Вот теперь она ему по-настоящему улыбнулась, совсем чуть-чуть, но все же — лед тронулся. Слушая эти речи, Азуса только глаза закатил и поспешил к себе. Он быстро покидал учебники в рюкзак, от чего тот распух ужасно, прихватил скейт, еще раз оглядел комнату, и высунулся к Оками. — А мне тоже нужны шмотки? — Возьми форму, а остальное мы купим, — отозвался Оками. За то время, что Азуса собирался, Кора успела достать сигареты и передумать, но Оками подбодрил ее: — Можно и мне тоже? — Конечно, — она протянула Оками пачку. — Это правда… То что… ты сказал. Тебе нравится мой сын, это все? — Очень нравится, но это не все. Если он мне нравится, то и ты тоже. И теперь… все… будет хорошо. Кора усмехнулась: — Хорошо, что мне не нужно спрашивать, когда ждать прибавления в семействе, да? Оками чуть рассмеялся и развеял между ними дым: — Ты, наверное, не веришь в любовь, Кора, но… Ей и не нужно, чтобы в нее верили. Иногда она просто есть, — Оками уже убеждал ее, и это казалось естественным, оттого простым. — Ужасно романтичный… якудза? Извини, но сколько тебе лет? Оками отвлекся, чтобы ответить Азусе, но вопрос Коры не проигнорировал: — Двадцать три. Мало? Или много для Юи? Я закончил школу и даже университет. И я не просто якудза, а будущий большой босс якудза. Пусть пока босс маленький, а в машине нас ждут мой младший братишка и его парень. Они с Азусой учатся в одной школе. — Я вроде сегодня ничего не пила… — выдала Кора озадаченно. — Ничего, еще будет такая возможность, — обнадежил ее Оками. — Но придется поселиться в гостинице. Пока, на время. Мы потом выберем квартиру. Не думаю, что тебе будет комфортно жить с нами. Кора вздохнула. — Боже мой… Масами, я же его мама. И я так не справилась. — Отчего же? Отлично ведь вышло. Мне очень нравится. Хочешь, чтобы он жил с тобой? — Хочу, чтобы он был счастлив. И… мне его не переспорить. Ужасно он упрямый. — Я уже заметил. Это дивное его качество… Наверняка от тебя досталось. Когда Азуса снова вышел из комнаты, мама и Оками курили на пару, и Азусе это не то чтобы не понравилось, но выглядели они, конечно… Как там Оками сказал, по маме было и не сказать, что она мама. Азуса не сталкивался еще с ревностью, и потому никак не мог определить свое чувство, просто кошки скребли. — Идем? — уточнил он мрачно, глядя на них очень серьезно. Он не перестал доверять Оками, а тем более маме, но хотел бы, чтобы они стояли подальше друг от друга. — Идем, — Оками оценил лицо Азусы, склонился к нему и шепнул на ухо: — Никто и никогда не нравился мне так, как ты. А потом забрал у Коры сумку, легко закидывая ее себе на плечо. Пока она запирала дверь, он набрал Сендзаки и сказал кратко: — Давай за руль, Татсуми останется сзади. Когда они спустились, Кора застала уже выпавшего из машины Сендзаки, который почти закончил оправляться, и в ноль запотевшие задние стекла машины. Сендзаки зато догадался открыть багажник. Оками стянул с него очки: — Одолжи на сегодня, — не спросил Оками. Но Сендзаки и не спорил. Оками представил его Азусе-тян и открыл перед ней переднюю дверь. — Вези бережно, как самое большое сокровище, Камо, — предупредил Оками. — Почему как? Я и везу самое бесценное сокровище, — Сендзаки скользнул взглядом на заднее сиденье. — Не смущай даму, — попросил Оками и повернулся к Азусе. — Двигайтесь, мое место с краю. Татсуми, который до того очень вежливо поздоровался с Корой и представился сам, улыбаясь самой милой своей улыбкой, прокомментировав: — Вы извините, что я щурюсь, очки потерял, — теперь обернулся на Оками и вопросил капризно: — Это еще почему? Он успел застегнуться, но рукава рубашки теперь стали закатаны, а губы Татсуми были припухшими и сразу ясно от чего. — Веди себя прилично, Татсуми, — усмехнулся Оками, ожидая, кто из мальчишек подвинется. Азуса, не поняв возмущения Татсуми, охотно подвинулся для Оками. Ему не было особенно неловко, зато он вспомнил, как ехал в этой машине вчера, свернувшись на коленях Оками. Почему-то уже сейчас, буквально через два дня, у него было столько теплых и пушистых воспоминаний о Оками, сколько, наверное, не могло набраться за всю жизнь. А может просто последние месяцы с Кехеем затерли прежнее… Думать о Кехее было плохо, не думать совсем — не получалось, и когда машина тронулась, а Оками отвлекся на телефон, Азуса проверил свой. Там он с удивлением нашел сообщения от Ацуму. Послано оно было с номера Кузэ, ведь никогда положение Ацуму и Азусы не позволило бы им обменяться телефонами, но Ацуму подписался. Может сам, может, чтобы не компрометировать Кузэ. «Да, у нас все хорошо, — написал Азуса, поскольку Ацуму переживал и о Татсуми, и не удержавшись спросил: — А что у вас? Учителя? Карино?» Никогда прежде Азуса не стал бы этого делать: успокаивать Ацуму насчет себя, а вот спросить можно было тупо ради информации, она могла оказать важной. Кехей писал тоже. Он был в гневе и, конечно, сложил два и два: вчерашнее сообщение о том, что Азуса был с кем-то, и фееричное появление Оками. Даже то, что Азуса был в чужой рубашке засек. Отвечать не стоило, но и удержаться было трудно, и Азуса кратко, зато с удовольствием написал и ему: «Иди на хуй, изращуга.» Потому что обещания Кехея, как и обычно, были извращенными до жути. Закрыв мессенджер, Азуса перевел взгляд между Оками и Татсуми, решив, что вопрос: «С кем ты переписываешься?» — в отношении Оками не очень уместен, спросил Татсуми: — Он тебе писал? — зная, что уточнять, кто такой «он», не нужно. Оками с удовольствием занял свое место между окном и Азусой, скинул Сендзаки локацию и погрузился в дела. Точнее в переписки: Оками нужно было раздать все указания. Люди Оками должны были перехватить Карино до того, как придурок сядет в тачку папочки. Оками хотел, чтобы все было чисто и красиво. Не стоило пугать людей министра раньше времени. Оками даже предупредил своих, что стоит послать с телефона Карино сообщение его отцу или матери, смотря с кем будет располагать прежняя переписка, но, поняв, что это требует контроля, попросил просто предоставить ему удаленный доступ к телефону Карино. Только раздав все эти указания, Оками очнулся и обнаружил, что ладонь его давно уже на колене Азусы. Татсуми только кивнул и, чтобы не накалять Азусу-тян, просто показал Азусе сообщения: «Какого черта? Немедленно пиздуй в школу!» «Ты пожалеешь, ничтожество. Никто это так не оставит.» «Отец на хрен вышвырнет тебя и твою мамашу.» И свой ответ: «Ты прав. Но это больше не имеет значения.» Татсуми не сомневался в общем-то, хотя на самом деле ему было… ужасно страшно. Не за себя, но за мать. И он очень хотел спросить об этом у Оками, но язык прилипал к нёбу, стоило даже подумать. А ведь с матерью Татсуми не могло выйти вот так… По нормальному, как с Азусой-тян. Ее даже Сендзаки воспринял легко и, как ни странно, решил развлечь беседой, неожиданно живописуя о видах и местах для прогулок в округе, словно самый первоклассный гид. Татсуми даже не удержался: потянулся вперед, обнимая Сендзаки через сиденье, гладя его через рубашку по плечам. — Осторожнее, а то мы можем врезаться, а я не прощу себе, если ты пострадаешь… — отозвался Сендзаки. Это немного успокоило Татсуми, и теперь он посмотрел на Азусу. Тому как раз пришел ответ Ацуму: «Все делают вид, что ничего не случилось. И преподы не лезут. Кехей в бешенстве. Едва сдерживается. И только потому, что я валет. Но это все глупости. Главное, что с тобой и Татсуми все в порядке.» Азуса молча развернул телефон к Татсуми, потом посмотрел на него и не смог не улыбнуться. Его радовало и бешенство Кехея, и то, что Ацуму этим не особенно парится. Ацуму, конечно, оценивал реальность странно, но ему явно ничего не грозило. Татсуми чувствовал себя не в своей тарелке, и вряд ли его могло порадовать, что Кехей в бешенстве, Азуса же считал, что даже эта малость стоит многого. Даже будущего наказания от Кехея — пусть теперь Азуса больше его не ждал. — Думаешь, он уже сообщил вашему отцу? — уточнил Азуса и, ожидая ответа, написал Ацуму: «Спасибо вам обоим.» В ответ получая какие-то дикие смайлы — похоже было, что Ацуму просто отжал у Кузэ телефон и мониторил теперь ответы Азусы. А потом Азусе пришло в догонку: «Лучше бы дать ему остыть и не ходить в школу на следующей неделе. Если Ацуму бросится в следующий раз в эту кашу, я тебя убью, Азуса. То есть, береги себя,» — Кузэ не подписался, но было очевидно, что это уже он. — Ацуму у вас ненормальный, — констатировал Татсуми. — Но ужасно приятный тип, что тут еще скажешь… Отцу… О тебе — нет. И, скорее всего, не станет вообще. А обо мне… Я не знаю. Но надеюсь, что он дождется их личной встречи. Потому что… Если он позвонит моей маме… — Татсуми зазвучал так, словно после этого все умрут и немедленно, лицо его побелело, он прикусил палец. — А что не так с твоей мамой? — вдруг обернулась Кора. — Она… не… Она не понимает, что у вас с Сендзаки любовь? — решительно спросила она. Татсуми открыл рот, беспомощно оглядываясь, но Сендзаки вел и помочь ничем не мог. Оками хмыкнул: Кора была слухастой и, кажется, все же верила в любовь. И у Оками вдруг назрел план. Однако, пока он молчал, давая пацанам возможность самим ответить. Азуса закрыл лицо руками: на шкале блаженных придурков мама стояла сразу после Ацуму, несмотря на, казалось бы, неподходящую для этого работу. Но ответ был интересным, не в смысле того, что Азуса отлично понимал, что мать Татсуми не может пережить его «не такие» отношения, а в смысле того, насколько все в ней не так. Татсуми сглотнул, потом сделался серьезным и даже спину распрямил так, словно жердь проглотил, и снова вдруг поник и чуть опустил голову, пряча взгляд: — Мама… Мама очень хорошая, Азуса-тян. Она просто… она немного не в себе, — Татсуми вздохнул ужасно тяжело и снова прикусил палец, на глазах теряя в возрасте. — Она… Она считает, что она все еще вместе с отцом, хотя это давно не так. А отец… Мой отец очень своеобразный человек. Я его… Я его бастард, — вдруг сказал Татсуми, и интонации его повторили интонации Карино в совершенстве. — Но отец содержит нас. Все, что у нас есть — благодаря ему. А он никогда не одобрит моих отношений вообще ни с кем. А значит и мама тоже. Она его боготворит и каждый день… ждет его чертова звонка, — Татсуми вдруг взошел и ударил кулаком по своему колену. Сендзаки тут же потерял в ровности управления. — Какой ужас! — искренне ужаснулась Азуса-тян. — Татсуми, мне так ужасно жаль! Тебе, наверное, очень тяжело. Может быть… может быть я могу помочь? Какой у вас план? Татсуми беспомощно посмотрел на Оками. Ему очень хотелось верить, что план и правда есть. Азуса убрал руку от лица и понял, что время для какого-то ободряющего жеста в стиле Ацуму. Азуса таких вещей не умел, зато мог представить, что сделал бы Ацуму… но это было слишком, и Азуса так и озвучил: — Если бы тебя слышал Ацуму, он бы разрыдался, обнимая тебя, чаю еще бы предложил… Азуса попытался улыбнутся на манер Ацуму и даже коснулся плеча Татсуми. В том, что у Оками есть план, он конечно, не сомневался, хотя планы Оками казались ну, очень внезапными. Как и сам Оками. — Хорошо, что ты не Ацуму. Не надо рыдать, Азуса, а то мое падение окажется немного слишком, я ведь не удержусь, — выдохнул Татсуми с кривой усмешкой. — Да и выпить ему нужно не чаю, а чего покрепче. Кора, там в бардачке есть фляга, думаю, Татсуми не помешает, — напутствовал Оками. К счастью, Кора не пустилась в лекцию о недопустимости распития алкоголя среди несовершеннолетних, а открыла бардачок. — Татсуми, заканчивай эти упаднические настроения. Раз уж мы тут откровенничаем, давайте обсудим план. Как можно быстро уговорить твою мать переехать? Без паники и лишних вопросов? Ну, кроме того, что мы можем нежно усыпить ее и вынести из вашего особняка. Оками пришлось прерваться, потому что его телефон ожил — его парни начали действовать. — Думай пока, мне нужна минутка. Хотя… стой… Как твой брат отпрашивается у предков на выходные? Татсуми моргнул. — Да он не отпрашивается, он просто ставит их в известность… — Отца или мать? — Мать, — уверенно откликнулся Татсуми. — Спасибо. Оками погрузился в чтение переписки Кехея с матерью. И довольно быстро нашел нужное: предыдущее сообщение, когда Кехей оповещал ее, что останется у друзей. Оками победно улыбнулся и начал набирать текст… Кора же повернулась, передавая флягу и глядя теперь на Татсуми, сказала: — Женщина всегда быстрее поверит другой женщине. Может быть мне стоит… Уговорить твою маму? Татсуми понял, что голова у него кружится, и… ему отчаянно не хватает поцелуев или хотя бы рук Сендзаки. Он странно нашел ладонь Азусы и соприкоснулся с ее ребром, давая себе почувствовать, что не один. Тревога росла в груди, но Татсуми искренне пытался думать. Хотя флягу взял и сделал пару бодрых глотков, забывая, что мама непременно унюхает. Азуса критично посмотрел на маму, он не видел матери Татсуми, но представить-то мог. И он представил себе эту женщину, в нарядном платье, а потом маму и снова закрыл лицо руками. Да кто бы отпустил Татсуми с мамой? Если только она школьную форму напялит и представится его одноклассницей! Если бы сам Азуса решал это… мать Татсуми можно было и просто напугать, благо Татсуми выглядел достаточно жутко для очень приличной женщины с нежной душой, но тогда бы она верещала и звала на помощь, не дай бог успела бы позвонить Карино-старшему. Можно было и соврать, но что? Что они представители министра? Оками еще бы сошел, но в остальном их компания выглядела очень сомнительно. Одного Татсуми, как ни странно, мог отпросить сам Азуса, грязно использовав имя Кузэ, но если задача была уговорить уехать его маму… То план Оками усыпить ее выглядел пока самым надежным. Азуса посмотрел на Оками, странно веря, что он знает, что делать. Все, что происходило сегодня, кроме собственно драки Азусы с Кехеем, выглядело просто неверотяным. Они были в каком-то боевике, не иначе. — Я весь — внимании, — Оками отложил телефон. — Что скажешь, Татсуми? — Ну… — Давай, — Сендзаки теперь зазвучал так… словно шептал в ухо Татсуми. — Ты же все можешь и все знаешь. Ты выдал самый высокий результат в школе по тестам. Я с тобой. Что убедит твою мать пойти с Оками? — Она… Она должна поверить, что это воля отца. Что это он переселяет ее в другой дом. Но тогда… это должен быть… Блядь, это должен быть хороший большой дом, и… Мать совершенно беспомощна, она и дня не протянет без домработницы. Или я должен быть постоянно при ней. Но это ведь… если я не буду ходить в школу, она тоже решится звонить отцу! Татсуми таял и пугался все больше, вообще не понимая, как… как можно жить ту жизнь, что он хотел и выбирал, и при этом не убить мать. — Мало выпил, — сказал Оками, и голос его изменился. — Пей больше. Отличный план. Мы пойдем только вдвоем, ты скажешь, что на тебя напали хулиганы, что у отца проблемы, и это опасно для вас, и отец хочет вас переселить. А я подпою. Представлюсь помощником… твоего отца. А дом у нее будет самый лучший — четыре спальни, гостинная, библиотека, столовая. Об этом я уже позаботился… — О Боже, — выдохнул Татсуми и из-за спины залез в карман Сендзаки, доставая сигареты. Он закурил, не спросясь, и еще глотнул из фляги. — Не грусти, — вступила Кора. — Если твоей маме нужна сказка, то… И меня возьмите. Татсуми не сиделка, Масами. И он хочет жить, а Сендзаки вы за садовника не продадите. Да и… Татсуми правда должен ходить в школу. Нельзя бросать, если такие успехи! Да вы что! Это же наше будущее… А мне в школу не надо. И с работы ты меня уволил. Никогда не мечтала быть домработницей, но я умею заваривать чай, готовить и убираться. И я поняла: эта бедная женщина верит в свою сказку. Я ей подыграю. Замужем так замужем. Позвонит, значит будет звонить, когда она в ванной. Я побуду с ней, пока вы не найдете мне замену. Только… Юя, с тобой ведь все будет хорошо? Ты сможешь звонить мне каждый день? По видеосвязи, — уточнила Азуса-тян. Оками смотрел на Кору широко открытыми глазами, едва веря в услышанное, а Азуса решил не углубляться и ответил просто: — Конечно, мам. Ты просто гений. Так он примерно и думал, мамина идея была более, чем своевременной и действительно гениальной. Конечно, у Оками нашлась бы женщина, чтобы приглядывать за матерью Татсуми, но так можно было нейтрализовать их обеих. Им бы еще и поговорить нашлось о чем: «Ах, мой мальчик тоже в этой школе!» Азусе снова захотелось неконтролируемо смеяться, и он использовал новонайденный способ — уткнулся Оками в плечо. Татсуми просиял. — Вы… Вы похожи на ангела, хотя звучит глупо. Только… мне нечем отблагодарить вас… — Не слушайте его, — вставил Сендзаки. — Так, мальчики, перестаньте, какая благодарность? Я буду жить в шикарном доме, где есть все необходимое, и просто помогать другой женщине по хозяйству. Роскошно. Слышать ничего не хочу ни о каких, как вы это называете… таких «благодарностях»! Я и так вижу, что ты благодарен. Только не нервничай так, а то того и гляди потеряешь сознание. Мне бы только нужно побольше знать о твоем отце, чтобы не сболтнуть лишнего. Я могу устроить даже, чтобы он ей присылал цветы или конфеты, что там ей нравится? Оками рассмеялся: — Ты правда гений, Кора, но за недельку я найду замену и обо всем договорюсь, а ты как раз тоже выберешь квартиру. Блестящий план. — А Азуса может даже приходить в гости: мама не знает всех наперечет, я ей скажу, что это мой друг из школы и все! — Татсуми очнулся, ожил. — Классно, — прокомментировал Оками. — А я буду к ней наведываться с посланиями от… министра. Оками решил, что скрывать глупо, но Кора опешила, и Оками продолжил: — Его отец первый министр. — Она думает, что жена министра? Какая бедняжка, — Кора быстро вышла из оцепенения. Оками продолжил: — Татсуми, она знает номер твоего отца наизусть или нет? — Мама не помнит цифры. Она и мой номер наизусть не знает, — откликнулся Татсуми. — Тогда он будет ей звонить, только ты должен справиться и заменить его номер в ее телефоне. У меня есть классный имитатор голосов. Сендзаки засмеялся. — Тогда мы должны сменить пункт назначения, верно? — Верно. Оками откинулся на спинку, а мать Карино так кстати прислала ему свое согласие и одобрение. — Твой брат ничего не скажет отцу, Татсуми, — заявил он. Татсуми прищурился, но вопросов не задал. — Домой к Татсуми, Камо. Только… Сначала в бар, потусуетесь… — Оками посмотрел на Азусу, находя его ладонь и даже поднося к губам. — Нет, — возразил Сендзаки. — Я побуду водилой, а Азуса может пойти с вами, подтвердит легенду о хулиганах и школьных друзьях, скажет, что отчаянно отбивал Татсуми. Его мать это должно впечатлить. И они с Азусой-тян смогут проститься по человечески. «Вы все больные и не лечитесь,» — успел подумать Азуса. Ему так странно проще было понимать Кехея, что в пору было ужасаться себе, однако планы Кехея никогда не отдавали таким вот не просчитанным до конца безумием, такой внезапной легкостью. Кехей ставил на манипуляцию и запугивание, а они все договаривались и доверяли… Азуса это мог понять плохо, но спорить с ними не хотел, конечно. Они же все старались для него, что было невероятно отдельно. Через некоторое время они добрались до нужного дома, отчего Татсуми снова собрался. Они вышли все вместе, предполагалось, что мама расположит к себе Татсуми-тян. До конца обсудив легенду, они отпустили Сендзаки открывать дом и направились к Татсуми. Азуса не знал почему, но все прошло как по маслу. По сути слабым звеном в этом представлении был он сам, но он честно подтвердил все подвиги Татсуми, внезапно вот здесь восходя и выражая всю благодарность, которую не умел выразить прямо. Мать Татсуми волновалась, глаза ее полнились слезами, но она, конечно, пошла за ними, не потратив на сборы и секунды: за нее все собрали мама и Татсуми, пока Оками, под тяжелым взглядом Азусы, обихаживал уже эту женщину. На их счастье, обычной домработницы в этот момент не оказалось на месте. Еще через полчаса они оказались у другого особняка. Где и Азуса, и Татсуми простились со своими матерями, а Сендзаки, улучив момент, шепнул Татсуми, что теперь тот будет ночевать в его доме… И пообещал: — По нашим правилам…