Колода карт

Сендзаки и Азуса, как и было обещано, довольно скоро добрались до места. И Азуса поразительно не чувствовал ни малейшего беспокойства. Он странно верил Сендзаки, хотя верить не стоило никому. Но было в Сендзаки что-то такое другое… непривычное, стремное, но располагающее одновременно. Хрен знает, какими путями он получил карту туза… Азуса знал, что, пусть не долго, но Сендзаки оказывался и в роли джокера — сопротивлялся, был похож на него самого. Неоновая вывеска перед ними была пафосной, но не слепящей. Сендзаки уверенно толкнул дверь, что вела на лестницу и в подвал. — Проходи, будь как дома, приятель, — оповестил Сендзаки и, добавив: — За мной, —двинул к стойке. Когда они устроились, к ним подошел бармен, и Азуса оставил Сендзаки выбирать, пока сам осматривался, уже понимая, что это тот самый бар, что старший брат купил, получается, для Сендзаки. Здесь было не слишком людно, но и не пусто — как-то совершенно спокойно и правильно. — Вперед, — подтолкнул Сендзаки, кивая Азусе на большой стакан полный чем-то очень радостным по цвету. Азуса кивнул, и они отправились к столику в глубине зала. За ним сидело трое, и как-то сразу стало понятно, кто из них «король». Двое за столиком были одеты, почти как Сендзаки, чтобы и в пир, и мир, а третий выделялся костюмом, броской бордовой рубашкой с расслабленным, черным в цвет пиджака, галстуком и узких стильных стальных очках в едва заметной, зато очевидно дорогой оправе. Когда Сендзаки и Азуса подошли достаточно близко, «король» снял очки, легким жестом отсылая своих собеседников. Азуса рассматривал этого человека внимательно: его ленивые и уверенные жесты, его усмешку. Она восходила в пространстве вокруг, пока очки покачивались в тонких ловких пальцах. Это снова не вызвало тревоги, может, из-за Сендзаки рядом, а может, просто. Оценив возраст «короля», про себя Азуса обозвал брата Сендзаки мужиком, и тот скользил по нему взглядом. Внимательным, оценивающим и оттого неприятным, но Азуса не сказал ничего, только сжал зубы. Оками странно любил брата, особенно теперь, когда сам достаточно вырос. На самом деле, они во многом были похожи. Оками понял это, осмысляя их жизнь в университете. Просто бунтовали они разным способом. И Сендзаки еще не понял, когда это стоит показывать, а когда — нет. Оками же осознавал, что бунт не стоит пихать отцу в лицо, но ничто не мешает гнуть свою линию, имея свое… особое положение. Оками хотел брать от жизни все. И не хотел, чтобы его брат прозябал вышибалой. Он не видел смысла его заставлять или следовать за ним. Сендзаки хотел малости — свободы. Бесценной малости. И Оками просто любовался, давая Сендзаки то, чего у него самого в его возрасте не было. Оками знал, что внушить отцу: «Это такая мелочь, папа… Ему всего восемнадцать. Оставь все мне. Сендзаки умный. Он все поймет потом. А школу он закончит, обещаю», — не составит труда. И отец просто отпустил, пока Оками упорно убеждал Сендзаки. В одном лишь этом: в том, что стоит вернуться в школу, но не давил, не объявлял это условием — ничто так не отвратило бы Сендзаки. Отец пережал вот и все, Оками же был точен и не перегибал палку — помнил, как недавно ему самому было восемнадцать. И вот… впервые Сендзаки привел с собой в бар кого-то. И не просто кого-то… Пацан был младше. Тонкий и изящный, с колючим, упрямым взглядом. — Сендзаки, — Оками салютовал брату бокалом. — Сегодня ты… с другом? Оками скользил по пацану взглядом, тот выглядел так, будто сбежал с обложки модного журнала. И, наверное, знал об этом. А смотрел так, словно по нему обрыдался броневик, кроме того, что рубашка его, довольно свободная, готова была разойтись. Оками понравился вид, он был ценителем прекрасного вообще-то. — Оставим приличия, я сам представлюсь. Оками, — он встал и протянул парню руку первым. — Гость моего брата, мой гость. Не… напрягайся так. Я не кусаюсь. И тебя не съем. — Оками сверкнул белозубой улыбкой. — Но запомню. Сендзаки обычно не показывает мне друзей. Значит ты… особенный? — Ты его знаешь… Это тот, кто звал меня «очки-кругляшки», — усмехнулся Сендзаки. — Азуса, — понял Оками. — Тебя ведь зовут Азуса, верно? Сендзаки не удивился лишь усмехнулся. — Ты что правда помнишь все, что я рассказывал? — Все важное. Это же твоя жизнь, а ты мой брат. Значит — это важно, — Оками отвечал Сендзаки, но смотрел только на Азусу. Тот завораживал. И выглядел сразу, как бунтарь, и так, словно пару минут назад занимался сексом в сортире — словно всегда… готов? Оками быстро осмыслил, что знает о пацане слишком мало. А интерес уже проснулся — Оками был любопытен ужасно. И он жалел свой нос, но занимал такое положение, когда тот пострадать не мог. Азуса протянул руку, и не зная почему представился полностью: — Юя Азуса. Надо было добавить что-то, но Азуса просто отпил из бокала. Взгляд Оками его смущал, но не был обидным или неприятным, и Азуса сумел добавить: — Не смотрите так, Оками-сан. Оками тряхнул головой так, что волосы упали на лицо. Он не хотел… смущать. Хотя то, как выглядел Юя ему понравилось. — Я слишком молод для Оками-сана, Юя. И… меня зовут Масами. Зови так, — Оками сам не знал, почему предлагает это. Словно внутри что-то подсказало, словно Оками хотел, чтобы парень расслабился, и увидеть тогда, каким станет его взгляд? — Он и правда особенный, — подтвердил Сендзаки. — Хотя я впервые слышу его имя! Но он… он принес мне важные новости. Они могут все изменить. Глаза Сендзаки горели, и в них восходил весь мир, а над ним поднимался опасным и страшным грибом оглушительный взрыв. Сендзаки вот-вот собирался сделать — бах-пух-быщ-бэнг. Оками слушал и думал, но уже отодвинул для Азусы стул. — Смотри не разнеси бар, он мне нравится. Важные новости это… о Татсуми? — Оками снова позволил себе смотреть на Азусу. — Юя, ты, что же, его одноклассник? Оками не тянул информацию, не требовал отчета, просто… в какой-то момент, напившись до беспамятства, Сендзаки рассказал ему все. И Оками так странно его… понял. Глупость, конечно, была несусветная: на что Сендзаки сынку министра? По крайней мере, пока. Но Оками верил, что это нужно Сендзаки. Очень нужно, а значит — нельзя отступать. И Оками просто надеялся, что Сендзаки не наделает глупостей, и не мешал, но присматривал. Незаметно и тихо, чтобы Сендзаки не узнал. Оками знал уже, как выглядит Татсуми — навел о нем справки. И… Они немного изменили его взгляд. Татсуми не был просто чьим-то сынком, а его мать слишком походила на умалишенную. Оками не делился этими соображениями ни с кем, он ведь понятия не имел, что там внутри Татсуми. Как не знал, что внутри Азусы. Но тот бросался в глаза, выделялся, и даже теперь в зале на него таращились. Оками это странно не понравилось. Азуса Юя выглядел, как парень, которого не стоит оставлять без присмотра: почти ангельское лицо, поразительная какая-то броская и необычная европейская красота и вызов взгляда — обещали ему одни неприятности почти в любом дворе. Азуса выглядел, как чемпион по поиску проблем на свою задницу, и Оками это не устроило. Может, слишком хороша была задница, но Оками все еще против приличий смотрел в глаза, обрамленные длинными светлыми ресницами. Этот не то, что двор — район принадлежал Оками, и грех было не воспользоваться своим положением. Оками пошел самым простым путем — снял один из браслетов с руки и протянул Азусе: — Надень. Они должны знать о том… Что ты друг семьи, оценивать твое положение. Так ты станешь неприкосновенным, Юя, — Оками чуть усмехнулся. Это значило даже больше. Оками молчал, но странно обещал, что оторвет голову за то, что хоть волос упадет с головы этого пацана. Такой браслет был только у Сендзаки, и тот его не демонстрировал, а теперь смерил их взглядом и присвистнул: — Не отказывай ему, Азуса — усмехнулся он. — Только не сейчас, — и даже поднял манжет, показывая Азусе свой оберег. Азуса принял браслет, довольно крупный, но изящный, кожаный с каким-то серебристым знаком. Разглядывая его в полумраке, Азуса не собирался отказываться и тем оскорблять Оками — сжал подарок в руке, но выдал совсем уж странное: — Я не смогу носить его постоянно. Я одноклассник брата Татсуми. Азусу вдруг понесло, и он точно знал — это из-за взгляда Оками, от браслета. Все то, что Кехей вымогал и требовал от Азусы, вдруг в секунду стало нестрашно предложить сейчас Оками. Не из-за того, что ему верил Сендзаки, и даже не из-за того, что с Азусой успел сделать Кехей, просто… Азуса глупо, безрассудно, необъяснимо поверил самому Оками, расплылся без всякого алкоголя и все же защелкнул браслет на руке, не успевая даже толком разглядеть знак. Сендзаки хотел еще сказать о Татсуми, но… Азусу повело? Он вдруг стал таким… другим? И Сендзаки просто сел, отпивая из своего бокала, а к Азусе подвинул его коктейль — тому явно нужно было говорить, а значит и выпить. Сендзаки не планировал, но и не сомневался: Оками был подходящим слушателем. Оками чуть выгнул бровь. Это была внезапная информация, но Юя произнес ее со значением, и Оками словно заразился — испытал досаду, что… Видно, не от всех неприятностей можно так запросто уберечь пацана? — Прости, что? — уточнил Оками, переваривая все услышанное с бешеной скоростью. «И где же это моей власти недостаточно?» — не сказал он. Оками был реалистом, но Азуса никак не мог вращаться в тех кругах, что были Оками не по зубам. И стоило лишь чуть сосредоточиться, как ответ пришел сам. Абсурдный в своей простоте, почти нелепый, но такой… Реальный. — Я знаю про игру, Юя. И не потому, что Сендзаки много болтает. Он ужасно скрытный. Но я учился в той же школе. И… Юя, давай-ка немного проясним… Оками еще не понял в чем дело, но волосы у него на затылке встали дыбом. Он поймал Юю за руку, провел пальцами по браслету, усаживая его, так и не отпуская ладонь. — Ты учишься с братом Татсуми? С Карино? И… Ты… Ты Джокер? То, что рассказывал Сендзаки, Оками вспоминал быстро и пытался сложить картинку: — Это обязывает тебя перед Карино? Оками приподнял брови, глядя пристальнее. Внутри странно расползалась тьма. Оками учился и в четырнадцать, и в пятнадцать, и в восемнадцать, конечно, тоже. И знал, что Татсуми хоть и отказался от игры, все еще был в безопасности. Старшаки были силой: они сделали вид, что не заметили выпад сына министра. Но в шестнадцать все всегда играли не на жизнь, а на смерть. Особенно с тем, кто сыном министра не был. Оками никогда не падал ниже десятки, но помнил. И теперь посмотрел на Азусу иначе, а его свободная рубаха и нарочитая расслабленность странно вползали под кожу. Оками стянул пиджак и легким жестом накинул его на плечи Азусы. — В школе нет якудза, и… должно быть безопасно. Но… для тебя это не так? — спросил Оками прямо. Азуса не хотел отвечать, Сендзаки обещал безопасность: вера эта не ушла, и Азуса лишь потерся щекой о пиджак. Тот пах табаком и одеколоном… Азуса вдруг подумал о том, что будет искать этот запах. Такой плотный, глубокий, чарующий. Следовало собраться и говорить, но Азуса просто не знал, о чем. Кехей уползал из мыслей, и Азусе не хотелось его возвращать, не хотелось говорить этому красивому и, по всему видно, сильному Оками о своем положении. Это было так больно: о боже, просто новый покровитель! И так вдруг спокойно… и совершенно не хотелось никого разочаровывать. — Не знаю, зачем очки-кругляшки меня притащил. Я лишь хотел сказать ему, что Татсуми без него справится хуже, чем с ним. Игра или не игра. Есть вещи поважнее. — Да, — ответил Оками, — школа закончится, а с ней и игра. Даже в старших классах станет иначе. Оками не знал, зачем говорит это, но видел: Юе плохо, и ему не нравится думать об этом. А еще Оками видел его самого, и чувствовал себя странно: он злился. И хотел знать больше, но давить на Азусу не собирался. — Ты… — Оками посмотрел на Сендзаки, — должен вернуться в школу, Камо. У Оками в голове уже зрел план, хоть он и не знал, зачем и кому он нужен, но… — Ну вот опять, я же говорил тебе, что это его идея фикс! — Сендзаки, фыркая, покосился на Азусу. — Учится полезно, а ты достанешь ту карту, что захочешь, — улыбнулся Оками, гладя тонкие пальцы Азусы, еще немного подвигая к нему бокал. — Я подумаю, — вдруг пообещал Сендзаки. — До завтрашнего вечера. И тогда решу. Сендзаки улыбнулся, как маньяк, и Оками не стал спорить с ним. Он был благодарен Азусе за брата. Потому что тот… может быть, и правда решил бы вернуться в школу. Пусть не ради учебы, но аттестат у него появился бы. Только вот Оками странно волновало не только это: его тревожил Азуса. Его взгляд из-под челки, такой, словно он на что-то решается. Такой, словно он стоит на краю и летит в пропасть, но все равно не боится. Переведя взгляд на свой браслет на его руке, Оками вдруг подумал, что мальчишка нравится ему. При том — слишком-то. Оками не знал, что это значит, но хотел бы теперь, чтобы Азуса пил, чтобы забыл, и боль его отступила. Сколько же ему было лет? Оками попытался посчитать, получилось, что шестнадцать. Мало, но это не имело значения. Оками протянул Азусе сигареты. — Карино не понравится, что ты носишь мой браслет? — выбрал Оками простую формулировку. Азуса засмеялся. Больным, сдавленным смехом. Ничего не стоило представить реакцию Карино. И ничего не стоило сейчас, когда Кехея не было рядом, отнестись к ней, как к очередному веселью. — Он будет в восторге, — выдал Азуса через смех. — Если я так подставлюсь. Но его ведь можно снять. Это вдруг прозвучало грустно, Азуса не успел опьянеть, но теперь так странно не смог собраться. Он не хотел ничего предъявлять Сендзаки, хотя чувствовал внутри странное и требовательное: «Зачем я здесь?» Оно упало так вдруг — его не было, когда Сендзаки предложил пойти с ним, не было в пути, не было, пока этот странный, чужой человек не посмотрел. Так, как смотрел Кехей, но совсем иначе. И Азуса знал — Оками он ни к чему. — Мне надо домой, — выдал Азуса твердо и встал. — Я же его привел, — он кивнул на Сендзаки, надеясь откупится, но вот пиджак чужого Оками не скинул. Оками поднялся тоже. — Я подвезу, — сказал он тихо. Он не собирался держать пацана, но все же не хотел и отпустить его. — Браслет можно снимать и надевать, когда захочешь. Это лишь украшение. И оно должно быть на тебе среди якудза. Но в остальное время, это только твой выбор. Хотя тебе идет. Сендзаки, я провожу твоего друга. Сендзаки впервые видел брата таким, но он знал, о чем взгляд. И… Сендзаки точно такого не планировал, однако… мешать не собирался. Он кивнул и вставил в ладонь Азусы бокал: — Возьми его с собой. — Не злись на Сендзаки. Он привел тебя, потому что хотел отблагодарить. Хотел, чтобы ты забыл о школе и играх. И выбрал правильное место. Я… пугаю тебя? — спросил Оками Азусе в ухо, уже ловя его за руку и уводя за собой из бара, но давая прихватить бокал. — Я не злюсь, — отозвался Азуса. — Я не понимаю. Он вскинул на Оками взгляд, чуть теряясь во встречном, но думая о Кехее. Не потому, что хотел, не потому, что скучал, просто долбанный Карино восходил в сознании и пугал. Невероятными, наверное, но последствиями для Оками. — Я сам доберусь, — утвердил Азуса. — Не надо… «Подставляться,» — промолчал он. Оками был старше, наверное, сильнее Кехея, в смысле влияния, но для Азусы все это было не так. Он не ждал никакой защиты и теперь не верил, а в тоже время… верил. Оками говорил слова, вел себя, смотрел, и это пугающе заменяло реальность. — У меня есть парень, ему не понравится, если кто-то меня подвезет, — выдал Азуса, отставляя бокал на ближайший столик и сбрасывая пиджак. Он бежал. Бежал от чужих темных глаз, которые так странно обещали что-то, хотя не могли. Оками не стал догонять. И не потому, что не мог себе этого позволить, а потому, что бежал Азуса завораживающе прекрасно. — Он что король бега? — спросил Оками у подошедшего к нему Сендзаки. — Да, — отозвался Сендзаки. — И всегда им был. Даже, когда нельзя. А… что с тобой? — Сендзаки посмотрел серьезно и спустил очки на кончик носа. — Он Джокер в классе, где… Карино — король? — спросил Оками жестко. Сендзаки прищурился: — Да. Но это не мешает ему быть свободным. Ничто не ломает Азусу. — Я уж вижу, — отозвался Оками и обнял ладонью бокал Азусы. Мальчишка держался, как бог, но боялся. И заметно. Оками попробовал коктейль: — Ты выбрал для него «Экстаз», но он не выпил. Что ты знаешь о нем, кроме того, что рассказал мне? — спросил Оками пытливо. — Начнем с сути — у него нет никакого парня, — Сендзаки отлично понял, о чем спрашивает брат. — Азуса — джокер своего короля. И выбора у него нет. Карино утверждает свою чертову власть и пользуется своим положением, как и положением Азусы. Это… Дерьмо, — Сендзаки не знал другого слова. — Но… что тебя зацепило? — Сендзаки сверкнул очками. — Не знаю, — признал Оками. — Просто… Дай мне подумать. И подумай сам. Я буду ждать твоего решения о школе, Камо. Это правда важно. Оками вертел и крутил картинки в голове. И так странно, но у него ничего не сходилось. Он помнил взгляд Азусы, и какой была его ладонь на ощупь, и понимал: мальчишка не хотел уходить. Но ушел. Уверенно и дерзко. А Оками хотел, чтобы он вернулся. Тут было о чем подумать. Азуса перестал бежать через квартал, просто устал и снова проверил телефон. «Спишь?» — уточнял Кехей. И прочитанные галки, в это время выдавали все. Как и Кехей выдавал то, что поверил. «Все еще думаю,» — написал Азуса, странно усмехаясь от того, что это правда. Он думал уже о Оками, о его взгляде, о том, как невозможно провалился в него. После Кехея это было откровенно страшно. Азуса не винил Сендзаки, просто… Просто это была странная благодарность, хотя холодеющие теперь плечи помнили тяжесть чужого пиджака, как сам Азуса помнил запах. Кехей пах не так, его запах Азуса бы и не вспомнил: это был запах секса, собственного ненавистного желания и, наверное… безысходности. Азуса не боялся Кехея, он склонялся перед ним иначе, не имея выбора. Потому и не хотел, чтобы Татсуми было так… Азуса не думал о том раньше, пока был королем, но ведь никто не смел так поступать с Ацуму, как Кехей с ним! Просто потому, что Азуса никогда бы такого не позволил. А Кехей того и хотел. Холодный воздух забирался под рубашку, ворошил волосы, и Азуса подумал вдруг, что не хочет никуда возвращаться. Он написал маме, что гуляет, и пошел к реке. Там не было никого, и в том была ее чарующая суть. Азуса верил, что вот она течет для него.