Колода карт

Сендзаки не ждет, он выслеживает и выжидает. Он рассматривает Татсуми, как не позволял себе рассматривать все это… долгое время. Он видит. Видит его мать в палисаднике. И видит улыбку Татсуми. Фальшивую, вымученную, больную. Он улыбается матери, но, выходя за ворота, словно всходит на эшафот. И Сендзаки сходит с ума. Он постепенно, слоями отдирает от Татсуми вовсе не образ хорошего, умного мальчика, но слой за слоем снимает эти улыбки. Эту замершую радость. И обнаруживает под ней слезы. Много слез. Они стоят в глазах Татсуми, и Сендзаки теряет тормоза. Он решает. Но… Не может уйти. Забирается по дереву, а потом по трубе и заглядывает в окно Татсуми. Тот лежит на постели, уткнувшись лицом в подушку. Так выражения его лица не разглядеть, но Сендзаки знает, каким оно окажется. Таким он его тоже помнит. Ждать вдруг становится нереально. Сендзаки готов даже разбить окно, но стоит надавить на створку, как она поддается — открывается. Татсуми больше так сильно не стерегут. Он убедил их. И Сендзаки он тоже убедил? Сендзаки оглядывает Татсуми и не понимает, чего хочет. Ему нужно снова мстить теперь за все это долгое бесконечное время? Нужно увидеть, понять, почувствовать, снова знать… Но он странно мягко, почти бесшумно перемахивает через подоконник. И ступает коленом на постель Татсуми. Нависая над ним сверху, не дает повернуться, но накрывает глаза ладонями — как тогда. В их последнюю НЕвстречу. Татсуми застывает от жеста и даже не пытается пошевелиться. Сендзаки чувствует его слезы под ладонями — они текут сквозь пальцы. Татсуми дышит глубоко и рвано, словно задыхается в истерике. И Сендзаки шалеет, поворачивает к себе, стирает слезы, отнимая ладони от глаз. — Ты плачешь, — говорит он шепотом. Татсуми лишь чуть выгибается, трется задницей о ширинку — он соглашается на все, вот так сразу, но Сендзаки не хочет… так. Не может напугать его. Он приподнимается, и поворачивает Татсуми в своих руках. — Что? — спрашивает Сендзаки. — Кто обидел моего Татсуми? Татсуми не смотрит, лишь сильнее стискивая веки. А потом изворачивается и тянется расстегивать пуговицы на своей рубашке. — Посмотри на меня, — просит Сендзаки. Но Татсуми машет головой, зато уже тянет вниз ширинку. — Я здесь, с тобой, очнись, — Сендзаки требует, но все его мысли о наказании отступают, он и без слов уже знает, что Татсуми ждал его. Татсуми не верит и сходит с ума, он цепляется за Сендзаки руками и шепчет в ужасе предстоящей потери: — Прости, прости, прости… — и больше ничего сказать или объяснить не может. — Тшшш, — просит Сендзаки, целуя Татсуми в висок и обнимая его, стискивая до хруста в ребрах. — Это я. И все будет хорошо. Как ты хочешь? — Как угодно, — отвечает Татсуми. — Я… для тебя. Я сделаю все… Сендзаки помнит эти его приступы и вдруг находит слова: — Я люблю тебя, Татсуми. Татсуми закрывает лицо руками — Сендзаки целует его ладони, каждый палец. — Не уходи, — шепчет Татсуми, и его едва слышно. — Не уйду, — обещает Сендзаки. — Не сходи с ума. Сендзаки раздвигает пальцы Татсуми языком и находит под ними его губы. — Я люблю тебя, — шепчет Татсуми. — Я хотел пойти с тобой… Сендзаки верит сразу и навсегда. Он не сомневается. — Выходит… Это я обидел тебя? — спрашивает Сендзаки и, находя под рубашкой колечко пирсинга Татсуми, чуть тянет. — Я тебя услышал. И я буду с тобой, — обещает Сендзаки. Татсуми отдается так, что сносит крышу. Он открывается, предлагает всего себя, притягивает, целует, и Сендзаки уводит его за собой. Одного оргазма мало, и Сендзаки начинает снова. Это длится, Татсуми почти засыпает, но все еще хочет, и Сендзаки любит его до утра, с рассветом тихо выскальзывая из окна. Других ответов на вопросы и разговоров ему не нужно. Сендзаки думает, что разбудит брата, но Оками не спит и рад ему. — Я вернусь в чертову школу — ваша взяла, — бесится Сендзаки. — Ты видел своего Татсуми… — Оками даже не спрашивает. — Видел, и я больше не оставлю его одного. — Тогда твой выход через пару часов. Не опаздывай. Я только сделаю несколько звонков. Сендзаки улыбается, он и не сомневался. — Поверь я превзойду ожидания. — Передай мою благодарность Азусе, — говорит Оками и оставляет свои указания на потом: пока Сендзаки слишком безумен, чтобы на них сосредоточиться. Татсуми помнит свой сон. Такой яркий, такой реальный. И безумно нужный. Он не смотрит в зеркало, но поразительно обнаруживает синяки — следы от пальцев на своем теле. Он лелеет их и хочет снова… плакать. Татсуми согласен быть с Сендзаки как угодно. Просто не знает, как жить без него. И внутри все сводит, дыхание замирает. Из-за двери что-то говорит мама, и Татсуми поспешно одевается — прячет свои сокровища. Помнит слова Сендзаки, и жизнь внезапно обретает смысл. Но в ней все еще так пусто, а… Сендзаки ничего не обещал. Татсуми лишь усилием воли действует. Он даже дышит по собственной указке. Ему плевать на весь чертов мир, и он бы отдал все время, если бы знать, что Сендзаки когда-нибудь придет снова. Так, как этой ночью. Жаркой и безумной. Татсуми корит себя, что уснул и не удержал. Не объяснил, не спросил — не справился. Сендзаки, конечно, не нужен такой лживый человек. Татсуми находит свое место за партой и утыкается в учебник. А потом охает от прикосновения к шее: кто-то тянет его за волосы, заставляя запрокинуть голову. Татсуми сходит с ума от дежавю и млеет. А потом смотрит в лицо Сендзаки. — Привет, — говорит тот, а потом просто целует. У всех на глазах. Жадно и страстно. Татсуми отвечает ему, забывая обо всем. Потому что все, кроме Сендзаки, не имеет смысла. Татсуми бы вышел за ним в окно, если бы Сендзаки захотел. Но тот лишь остается за партой позади, а потом тянет Татсуми за собой в коридор: — Ничего не бойся, я с тобой, — обещает Сендзаки, и Татсуми целует его сам. Думая, что готов не спать вообще никогда. Или никогда не просыпаться. Лишь бы Сендзаки не исчез. — Забери меня, — шепчет Тастуми. — Уже, — заявляет Сендзаки, вползая языком в рот, а ладонями под ремень. У Сендзаки есть о чем поговорить с Татсуми. Вот, например, о его матери. Но он знает, что это они успеют, а вот другое — не ждет, и уводит Татсуми из коридора в подсобку — от чужих глаз. И его вообще не волнует перераспределение. Сендзаки знает, что все будет так, чтобы Татсуми не расстроился. Так, как он захочет. И это просто. А уж матери Татсуми Сендзаки сумеет дать достаточно. Если бы он сразу знал, что Татсуми беспокоит именно это, он бы умыкнул его прямо из комнаты и навсегда. Но к счастью… все это — не поздно. Сендзаки не смущает Татсуми теперь, лишь обещает. Зато вечером этого дня приходит к брату и сразу переходит к делу: — Мне нужны деньги. Дай мне стоящую работу. Оками усмехается: — Это для матери твоего принца? — Да, — Сендзаки не собирается отрицать. — И ты… ты должен помочь! — Не заводись, я не отказал. Даже наоборот. Если Карино станет козлить, то мы предоставим матери твоего Татсуми и дом, и домработницу. Тебе для этого не нужны деньги. Признаться, я уже думал об этом. Ты мой брат, а не мой наемный сотрудник, Камо. Сендзаки в очках, но Оками знает, тот вытаращивает на него глаза. — Ты мой брат вот и все. Так что… делай, что хочешь, Камо. Сендзаки улыбается и стягивает очки. — Да ты не брат, а сам господь Бог! Но… есть же «Но»… давай! — Глаза Сендзаки сияют азартом. — Но? Это не «но», Камо, я помогу тебе в любом случае. Живите. Но… — Оками усмехается, — есть просьба, даже две: первая — приведи в бар Азусу, а вторая — присмотри за Карино. За Кехеем Карино. Я хочу знать, в чем суть его отношений с Юей. Сендзаки соглашается сразу и кивает: — Я понял. И я сделаю, но… в чем суть я тебе уже рассказал: Азуса трахается с Карино, хотя ему это не слишком нравится. Пусть на изнасилование это не похоже, но… — Но… — отвечает Оками. — Я хочу знать больше. И приведи его снова. — Ты… что, запал, братишка? — Тебе не нравится Карино, мне он тоже уже не нравится. Зато вот с Азусой ситуация обратная. И я не хочу, чтобы Азусу трогали помимо его воли, — говорит Оками спокойно, а волосы на его загривке снова встают дыбом. — Может, я лучше дам тебе адрес? Хотя это странное место, мать Азусы… — Я знаю, — перебивает Оками. — Я знаю, кто его мать. Я навел справки. — Уже? — Сендзаки не усмехается. — Все так серьезно? — Не знаю. Я просто хочу, чтобы Азуса был свободен, — Оками не вздыхает, но сжимает рукой виски. — Мне притащить его силой? — Нет, — твердо отвечает Оками. — Тогда дай мне день, и если я не справлюсь, значит… только силой. — Тогда… я сам, — отзывается на это Оками. Он так странно, но уже ненавидит Карино. И хочет мстить. Это будет кара Карино, и его Оками месть.