То ли ангелы нас сводили, то ли бесы сходили с ума.

Жизнь с недавних пор начала налаживаться. Скверная и туманная погодка, а так же сопровождающая ее хрустящая пороша, наконец, стихли, уступая место ясному безмятежью и прозрачному морозному воздуху. Молочная поволока в небе, теперь лишь изредка сеющая пушистыми снежинками, очаровывала и одухотворяла. Вдыхая студёный бриз, Пауль проследил за дымчатым облачком, выходящим из его рта и улетающим прямо ввысь. Блаженная улыбка растянула губы, пока он прикрыл глаза, засовывая руки в карманы пальто. В них он нащупал упаковку струн, смотанные в непреодолимый узел наушники и шуршащую обёртку конфеты. Порыскав ещё немного, он нашел и саму конфету, закидывая ту в рот. Лимонная. Вдалеке появилась уже знакомая фигура, неспешным шагом движущаяся прямо к нему. С этой самой фигурой совсем недавно у него настало долгожданное всеми перемирие. Стоило лишь совсем чуть-чуть прикусить язык, и вот ты уже обретаешь нового друга, который оказался тебе чуть ли не родственной душой. И теперь Пауль искренне наслаждался его присутствием, с удовольствием делил с ним пространство и с упоением слушал его порой обидные речи, беззлобно отвечая на них тем же. Рихард оказался намного проще, чем казался на первый взгляд – его своенравность было легко притупить добрым словом. Казалось, что погладишь по голове, и он уже сам ластиться будет. Будто бы не привык к такому, а когда получает, то срабатывает инстинкт. Только вот Тилль, да даже Шнайдер удивлённо изгибали брови на его рассказы, прекрасно зная, что так просто Рихард никому в руки не даётся. Пауль ухмыльнулся своим мыслям. Нетерпеливо поерзав на месте, он решительно направился навстречу Круспе, разменяя шаг на более широкий. Тот тоже слегка прибавил ходу, однако продолжил идти не торопясь, боясь прокатиться носом по льду. Но Пауль на то и Пауль, чтобы не ценить собственной жизни и творить всякое опасное – он резко побежал, неумело скользя по льду и с визгами сбивая прохожих, которым не посчастливилось находиться с ним рядом. Кажется, он уронил пару человек. И только он смог приблизиться к своей цели, как запутался в своих же ногах, летя прямо в объятия Рихарда. Тот на удивление легко его поймал, только немного отъезжая назад. – И тебе привет, – Вздохнул Круспе, когда Пауль ухмыльнулся, обхватывая его крепкой хваткой за туловище. Либо пытался удержаться, либо его накрыло, и он полез обниматься. Рихард и сам нерешительно приобнял его за плечи, за них же и отодвигая от себя. – Может, спросишь для приличия, сколько я тут стоял, пока тебя ждал? – Ландерс не спешил отстраняться, продолжая стоять практически вплотную, неосознанно двигая рукой по его спине. Взгляд Круспе подозрительно забегал, и уже с большим усилием он отодвинулся, отступая назад. Но поскольку глаз на пятой точке у него, к сожалению, не было, он наступил прямо на наледь, сразу же отъезжая одной ногой назад. – «Ёшкин кот, щас ведь на шпагат сядет!» – Не на шутку перепугался Пауль. Ведь он не рассчитывал, что их прогулка обернется походом в неотложку. Не особо соображая, ведь таким великим даром он был обделён, Ландерс ухватился за Рихарда, пытаясь вытянуть его вверх и не дать свалиться. Хоть это не слишком-то и помогло, но все же дало Круспе время сдвинуть ноги вместе, минуя опасность растяжения. И вот уже вдвоем они летели вниз, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, заодно вереща на всю улицу так, будто их заживо режут. Паулю повезло вдвойне, ведь он был закутан в плотное пальто, которое значительно смягчало удар. А ещё он падал на Рихарда, что своим телом закрыл его от жёсткого приземления на землю. Но зато Круспе с размаху треснулся головой об лёд, издавая жалобный стон, когда на него в придачу сверху налетел ещё и Пауль. Хоть он с виду и был довольно маленьким, веса в нем было как во взрослом мужчине. Услышав глухой треск льда, Пауль тотчас вскочил, обеспокоенно всматриваясь в лицо Круспе, которое исказила неописуемая эмоция боли. – Белка, ты как? Мозги не отшиб? – Для начала слезь с меня... – Рихард попытался встать, но вздрогнул от неожиданности, когда у него по спине покатился снег, засыпавшийся ему за шиворот. Издав тоненький писк, он выгнулся, пытаясь избавиться от него, нечаянно прислоняясь ближе к Ландерсу грудью. Короткая куртка задралась, оголяя бледные бока, отчего Круспе завизжал громче, начиная дико метаться и ещё больше ухудшать ситуацию. – Угомонись ты! Ну! – Пауль тщетно пытался перехватить его, чтобы снег не забился ещё и под белье. Однако Круспе не переставал кататься по льду, силясь вытряхнуть из одежды снежный порошок, что так мерзко холодил спину. – Белка! «Да ёбаный ты в рот!» – В сердцах выругнулся Ландерс, стараясь навалиться своим, впрочем-то, не слишком большим телом сверху, дабы унять истерию. Из кармана звонко посыпались монетки, так же звучно укатываясь куда-то далеко прочь, будто не желая находиться тут и слушать завывания, превышающие все мыслимые децибелы. Он подкладывает свои ладони, облаченные во флисовые перчатки, ему под поясницу, чуть приподнимая корпус, чтобы отлепить ото льда. Почувствовав на уже холодной коже мягкое прикосновение теплой ткани, Рихард немного успокаивается и затихает, выгибаясь ещё больше, чтобы ледяная земля не касалось обнаженной кожи. – Опомнился, наконец, – Радостно выдыхает Пауль, чуть склоняя голову. Краем глаза он замечает, как пара девочек-подростков стоит неподалеку от них, восторженно перешептываясь и не сводя с них глаз. Мысленно Ландерс пытался понять, что они такого экстраординарного могли тут увидеть. Но ещё один протяжный стон, раздавшийся снизу, ответил на назревающий вопрос. Позиция, в которой они невольно оказались, была, как бы, весьма компрометирующая. Особенно для тех, кто не застал полную версию развития событий. Для них все выглядело максимально прозрачно – два пышущих страстью тела, ведомые трепетной и юной любовью, решили предаться влечению прямо на улице, невзирая ни на что. От подобных ассоциаций в своей голове Пауль расхохотался, распаляясь ещё больше, когда замечает квадратные глаза Круспе напротив. – Ты тоже что-ли башкой приложился? – Прохрипел Рихард, все так же продолжая валяться на земле пластом. Осознав свою ошибку, Пауль вскочил, подавая своему товарищу руку помощи, в которой тот, несомненно, сейчас нуждался. Ландерс с кряхтением потянул его на себя, ощущая, что ему и самому в ботинки забился снег. Теперь Круспе, угрюмо шмыгая красным носом, стоял, обхватив себя руками, будто пытаясь согреться. Вытряхнув из башмака последствия их недавней стычки, Пауль обратил внимание на одеяния Рихарда. Потёртые узкачи, на коленках которых виднелись мокрые пятна, уже начинающие подмерзать, какие-то лёгкие кроссовки и не менее лёгкая косуха. Из всего этого не пойми какого изобилия вещей, по идее предназначенных защищать от холода, с этой задачей, хоть и с трудом, справлялся только вязаный красный шарф, и до того яркий, что глаза начинало непроизвольно щипать. Смерив взглядом сей прикид, а так же подмечая про себя отсутствие перчаток на его руках, Пауль подошёл ближе к Круспе, трущего окоченелой рукой нос, натягивая ему шарф выше. Поразило одно – Круспе вроде был практически одного с ним возраста, но вел себя до жути ребячливо, больше напоминая подростка с юношеским максимализмом. Не желая подчиняться общепринятым порядкам, он специально делал всё наперекор им, даже если от этого страдал он сам. А в том, что Рихард в данный момент страдал от обморожения, Пауль ничуть не сомневался. – Пошли. – Приказным тоном бросил Пауль, за руку утягивая Рихарда за собой, пытаясь не замечать того, как чужие пальцы сжали его ладонь в поисках такого необходимого им тепла. – Куда? – Круспе ещё раз шмыгнул. – Тут недалеко кафешка есть. Рихард сощурил глаза. – И зачем нам туда? Мы вроде на коньках хотели покататься. – Ты в таком виде собрался на морозе гулять? – Пауль кинул на него многозначительный взгляд своих бесстрастных серо-зеленых глаз. – Давай, отогревать тебя будем. – «А то мне от Тилля влетит, что я позволил тебе так разгуливать.» Рихард лязгнул зубами, вздрогнув всем телом. – Нормально всё, мы же планировали. – И ещё раз вздрогнул. – Сам себе-то веришь хоть? Когда Круспе передёрнуло вновь, он, стиснув зубы, нерешительно кивнул, позволяя Пауль увести себя в тепло. Дорога до него оказалась не слишком дальней, но достаточно длинной, чтобы Круспе успел продрогнуть буквально до костей. Во многом сказывался его выбор одежды, нацеленный больше на теплую весну, чем на нынешние минус пятнадцать. Он дрожал уже безостановочно, пытаясь подавить стук зубов, но каких-либо недовольств по поводу ситуации не высказывал. Чисто по-человечески Паулю стало его жаль, ведь сейчас он больше напоминал брошенного на улице зверька, чем привычного напыщенного себя. На очередной шмыг Ландерс не выдержал, стягивая с себя свою шапку и напяливая ее на колючую голову Рихарда. Тот возмущённо посмотрел на него, но рук так и не разнял, все продолжая пытать настойчивым взглядом. И Пауль бы нагло соврал, если бы сказал, что это зрелище вовсе не растрогало его. Круспе представлял собой умильную картину – пушистая шапка с ушами, сползающая ему на глаза, очаровательно раскрасневшиеся от мороза щеки и едва заметные дорожки слез, ползущие тонкой струйкой по его лицу, придавали ему совсем какую-то детскую невинность. А как он неосознанно тыкался носом в свой шарф, силясь спрятать лицо подальше от холодного воздуха... В такие моменты он напоминал человека, а не озлобленное нечто, плюющееся ядом во всех, кто посмеет к нему подойти. Вполне себе приятного, хоть и сложного. И всё это подводило к осознанию – у него было доброе сердце, но очень злой язык. Как там говорили японцы?... Что у человека три лица, если он не ошибается? Одно они показывают миру, другое – лишь близким друзьям, в число которых Пауль уже метил, ведь натура у него излишне дружелюбная даже по отношению к... таким. Третье – самое личное, неприкосновенное. Его не видит никто, и все его тщательно скрывают. И обычно именно оно и является истинным отражением человека – может ужасно сломленным, пустым или жестоким. Но настоящим, искренним. И Пауль хотел узнать его это третье лицо – ведь тогда, в ту длинную зимнюю ночь, самый отвратительный человек говорил, распахнув душу. И эта душа пришлась ему по вкусу. – Прекращай соплями фонтанировать. – Съехиднечил Пауль, снова хватая его за руку. А у самого сердце зашлось от собственных откровений. Прогулка прошла в молчании. Кафе, о котором говорил Ландерс, было слегка специфичным и явно не для всех. Но Рихард ничуть не противился выбору, а даже наоборот – восторженно затрепетал, как только увидел вывеску. «Кошачий рай» – гласили большие позолоченные буквы на ней. – Я даже не знал, что у нас такое есть! – Круспе зажмурил глаза, в которые полетели хрупкие снежинки. Пауль понял, что все ещё держит его за руку. Теплое помещение встретило их пряным запахом кофе с корицей и булочек с ванилью. А ещё этим терпким запахом кошачьей шерсти – простой обыватель не поймет, но истинные любители четвероногих созданий узнают этот непередаваемый душок сладости и домашнего уюта. На стойке они заказали по кофе и чизкейку – не то чтобы у них было сильно много денег на излишества. Милая девушка на кассе сделала комплимент чудной шапочке на голове Рихарда, от которого тот опомнился, стягивая с себя нелепый – только по его мнению – головной убор, бросая его в руки ухмыляющемуся Паулю. Столик прямо у окошка, где виднелись кошачьи миски на подоконнике, сразу привлек их внимание. Полноватый огненно-рыжий котяра с хитрыми глазками-бусинками расположился прямо на этом самом столике, мерно дыша и наблюдая за посетителями. Пауль не знал, какие в ещё стороны скрывает Круспе, но одно он понял – Рихард заядлый кошатник. Только увидав это полосатое чудо, он тут же бросился к нему, принимаясь чухать за ушком и тискать мягкое пузико под жужжащее мурлыканье. Коты, как понял Ландерс, Рихарда тоже любили – как минимум три ушастых подкрались к ним, запрыгивая на диванчики и начиная мять их лапками, дожидаясь своей очереди на ласку. Пауль сразу приласкал одного из них – беленького, с пушистым хвостищем и пронзительными глазами. Другой – черный, как ночь, нашел свое место на коленях Круспе, потираясь мордашкой о его живот. Ландерс заметил поразительное сходство между ними – точно Рихард сам в кота превратился. – Как тебя зовут, ушастик? – Заворковал обольститель котов, уже в две руки начесывая пребывающую живность. Обнаружив на столе глянцевую распечатку, на которой были расписаны клички кошек, Рихард с интересом начал изучать кошачьи досье, выискивая имена тех, кто сидел тут. Завидев имя черного, он удивлённо вскинул брови, начиная хохотать. – Представляешь, его тоже Рихард зовут! – Правда, что-ли? – Ландерс с улыбкой заглянул в бумажку. – Нихрена! Какое совпадение. Подняв своего собрата на руки, ничуть не заботясь о том, что его одежда будет в шерсти, Круспе приблизил кота к лицу. Рихард-младший лизнул кончик его носа, гулко мяукая. Пауль, чуть прогнувшись от веса ползающего по его плечам кота, с упоением жевал чизкейк, который был даже в половину не таким вкусным, как тот шварцвальдский торт в исполнении Рихарда. Идиллию омрачил звук сообщения. Круспе, до этого дающий слизать сладкий крем с пальцев рыжему прохвосту, отвлекся, обращая внимание на телефон. Сначала его брови лишь чуть-чуть нахмурились, а потом и вся его до этого светящаяся физиономия помрачнела на десять тонов за раз. Коты, казалось, сразу заметили резкую перемену настроения, обеспокоенно виляя хвостами. Пауль перестал запихивать в себя пирожное, сосредотачивая внимание на Рихарде. Круспе вскочил с места, спешно натягивая куртку обратно, судорожно начиная шарить по карманам. Своей нервозностью он спугнул ушастых соседей, в опасении запрыгнувших на стол поближе к Ландерсу. – Ты чего мечешься? – Пауль отложил кота на диван, наблюдая за вознёй Круспе, смерившего его суетливым взглядом. – Мне надо срочно идти. – Рихард, наконец, нащупал то, что искал, нервно хватаясь за искомое дрожащими пальцами. На стол упали смятые купюры. – Спасибо за день, было классно. – Рихард спешно застегнул куртку, ненароком задевая макушку урчащего кота. – Ещё увидимся. – Да подожди ты! – Пауль схватил убегающего Рихарда за запястье, тяня на себя. – Что случилось? Круспе вырвал руку, стреляя грозным взглядом в его сторону. – Тебе что непонятно в том, что мне надо срочно идти? – Ты даже нихуя не объяснил! Больше похоже на то, что ты просто свалить хочешь. – Пауль уже и сам не на шутку завелся. – Спасибо, блять, огромное, Ландерс! Весь день с тобой возишься, а ты как скотина! – Рихард ещё раз дёрнул руку. Пауль пальцами ощутил мелкую дрожь. – Отпусти немедленно! – Даже не подумаю, пока не скажешь причину! – Пошел к черту, уёбок! – Рявкнул Круспе, с третьей попытки выдирая руку из крепкой хватки. Он тут же быстрым шагом пошел к выходу, даже не оглядываясь на рассерженное лицо Пауля. – Мудак хуев! – Злостно кинул ему вдогонку Ландерс, не обращая внимания на взгляды посетителей и персонала. Он уронил лицо в ладони, сжимая пальцами отросшую челку. – Блять... БЛЯТЬ! Его трясло от сдерживаемого гнева, который так и хотелось на кого-нибудь выплеснуть. Схватив купюры, пошел к стойке с кассой, кидая их в лицо улыбающейся девушке. Та сдержанно поджала губы, через пару секунд отдавая ему сдачу. Сдача получилась даже больше, чем общая стоимость их посиделки здесь. Сжав в руках эти чёртовы бумажки, Пауль решил, что после того, как он вернёт их законному хозяину, то больше не будет даже пытаться идти ему навстречу. «Он, сука, неисправим!» – Теперь всё это их деланное перемирие стало казаться абсурдным. Буквально ничего не потребовалось, чтобы это шаткое равновесие потеряло баланс в одну секунду. Стоило ли это вообще хоть чего-то, раз оно распалось так легко? «Еще хоть раз я поведусь на такое.»

***

В тот момент он почувствовал, будто душу раскололо молотком. Рихард наслаждался днями, проведенными в сдержанной безмятежности. Ритм жизнь стал размеренным, ровным. Он даже не догадывался, что ссоры с Ландерсом так сильно влияли на нее. Но, как это обычно бывает, всё хорошее слишком быстро кончалось. Как и всегда в его жизни. «Мама попала в больницу. Диагностировали порок сердца. Приедь сюда, Цвен, она бы хотела тебя увидеть. Я знаю, что это сложно, но просто сделай это. Отца здесь нет.» «Отца, хах...» – Да кто он такой, чтобы его называли отцом? У Рихарда был всего один отец. Даже если он ушел от них, он был единственным, кто проявлял к нему родительскую любовь. Отчим не заслуживал подобного звания. В тот день он впервые встретился с матерью после многих лет безмолвия. Возможно, это жизнь решила дать ему пинок под зад, чтобы он, наконец, решился на это. Больница на краю Берлина, обветшалая и веющая пустотой, будто специально нагнетала атмосферу своей тишиной. Запах спирта и отчаяния витал на каждом квадратном сантиметре, заставляя невольно окунаться в далёкое детство, когда его водили по таким же больницам после травм, полученных на борьбе. Здесь не бегали миловидные медсестрички в коротких халатиках, а тяжёлым шагом ходили статного возраста фрау с серьезными лицами, шаги которых отскакивали от стен глухим скрипом. Ещё раз сверив свое положение с адресом, который ему отправил брат, Круспе направился на нужный этаж по лестнице, ведь в этом клоповнике отсутствовали лифты. В самом конце коридора он увидел сгорбившуюся фигуру, сидящую на низкой лавочке. Только услышав топот, она вскинула голову, оглядываясь по сторонам. Заметив идущего Рихарда, ее лицо расплылось в слабой улыбке. – Цвен! – Его брат подорвался со своего места к нему, раскрывая руки для приветственных объятиях. Рихард нахмурился, внезапно чувствуя, что грудь сдавило от тупой боли. – Гордон. – Сильные руки сдавили его в крепких объятиях, прижимая к себе. Однако это не вызвало теплых чувств, которые должны возникать при воссоединение родни. Против воли в голову полезло нелепое сравнение: когда его обнимал Тилль, ему нравилось намного больше. – Я скучал по твоему занудому лицу, братишка. – Круспе старший последний раз сжал его и отдалился, похлопывая по плечу. – Ага... – Сказать «я тоже» было трудно. Очень. А ещё больше не хотелось врать. Улыбка Гордона слегка угасла. – Спасибо, что приехал. Агнет сейчас на подработке, поэтому пока мы тут вдвоем. – А он даже не удосужился прийти? – Глаза Рихарда опасно сузились. – Хотя чего от него можно было ожидать вообще... Гордон грустно покивал головой, вновь присаживаясь на скамью. – Отец сейчас... – Он на секунду замолчал, задумавшись над ответом. – Ладно, нет смысла врать. Он опять в запое. – И почему я не удивлен? – Давай не будем сейчас об этом. – Гордон свесил голову, пряча лицо в ладонях. – Я не знаю, что делать. Надо оплачивать лечение, но нам самим с Агнет едва хватает на еду. Видимо, придется лезть в кредиты... В горле встал ком, режущий горло будто лезвием. Захотелось блевануть прямо тут или вообще убежать как можно дальше. Противоречия окутали душу, а сердце разрывалось от чувств. «Я не обязан этого делать, не обязан, она не заслужила моей жалости, я не обязан, не обязан...» Вспомни, как было больно тебе, когда тебя проигнорировали в трудную минуту. Знаешь ведь, каково это. – Я... – Вспомнилось, сколько сделал для него сделал Тилль, хотя не был ему обязан. Он делал это просто потому, что Рихард был его другом. Еще ярче зазвучали его слова – «Ужаснее всего в этом мире равнодушие, Шолле. Это вершина бесчеловечности.» Так я не человек, получается?... – Я помогу, чем смогу. – Слова дались с огромным трудом. – Цвен... – Лицо Гордона вытянулось. На лице снова появилась улыбка, хоть и всё ещё грустная. – Ты так вырос с нашей последней встречи. Рихард промолчал. От звука своего прошлого имени его будто током каждый раз било. Больно. Невероятно больно. – Я тобой горжусь. Все мы. И папа бы тоже... – Его лицо снова помрачнело. – Папа? – Рихард вздрогнул. – Он?... Ты его видел?! – Нет, Цвен. Плечи Круспе опустились. Он повернулся, собираясь уйти, но его окликнули. – Не зайдешь? Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладонь, а перед глазами поплыло. «Вот щас, блять, не хватало только расплакаться...» – Не знаю. – Пожалуйста, Цвен. Рихард потупил взгляд в белую стену, продолжая сжимать кулаки. На языке он почувствовал вкус крови. – Твою мать... Хорошо. Не оборачиваясь на брата, он подошёл к двери, неуверенно кладя кончики трясущихся пальцев на ручку. Сбежать сейчас захотелось ещё больше. Резко вздохнув, он рывком отворил дверь. Ещё более концентрированный запах спирта ударил в нос, заставляя зажмуриться. На кровати, заправленной уже посеревшими от старости простынями, лежало безвольное тело, практически сливающееся с ними. Нижняя губа предательски затряслась. На звук открывающейся двери и шагов она не отозвалась. Без сознания. Пройдя к кровати немного ближе, он уставился на ее бледное лицо, усеянное морщинами, которых он не помнил. «Прошло много времени.» – напомнил голос в голове. Он и сам уже был далеко не маленьким мальчиком. Упав на стул, любезно поставленный Гордоном, Рихард сложил руки в замок. Темные мысли продолжали съедать заживо. Палата стала казаться такой маленькой в этот момент, некуда было убежать или спрятаться. Он снова стал юным Цвеном, боящимся всего на свете. «Что ей говорить? Я вообще смогу посмотреть ей в глаза?» – Рихард не знал, куда себя деть. – Цвен?... – Хриплый звук оторвал его от мыслей. Застыв на месте, он медленно опустил взгляд вниз. Ярко-голубые глаза, в точно такие же, как и у него, мутно смотрели на него, рассматривая. – Мне же не мерещится?... Этот голос он не слышал уже столько лет, но он до сих пор заставлял вздрагивать. Не доверяя уже даже собственному голосу, он перешёл на еле слышный шепот. – Давно не виделись. Женщина моргнула. – Я не ожидала, что ты придешь. – Но вот я здесь. – Совесть замучила? – Она тихо усмехнулась. Рихард закусил губы, пытаясь сидеть ровно. – Сама говорила, что её у меня нет. – Я многое говорила... Пожалуй, даже слишком. – Это было раскаяние? Повисла тишина. – Ты хорошо кушаешь? – Да. Женщина кивнула, продолжая смотреть на него из под полуприкрытых век. На языке всё вертелся один единственный вопрос: – Если бы знала, что всё так будет, ты бы меня остановила? – В ушах гулко звучали быстрые удары сердца, ладони с каждой пройденной секундой потели все больше. Она зажмурила глаза, но Рихард смог в уловить в них вспышку чего-то такого, что он раньше не видел. – Ты бы всё равно не послушал. Я знала это. Ты всегда был слишком своевольным... Прямо как твой отец. – Под конец ее голос сорвался. Он многое хотел сказать ей сейчас. Рихард долго держал в себе затаенную обиду на мать. С самого детства. За то, что не верила, за то, что врала, за то, что не защитила. И эта обида сопровождала его практически всю его осознанную жизнь, принося невыносимую боль. Разве я недостаточно хорош для тебя, мам? Но с возрастом пришло осознание. С высоты прожитых лет он мог сказать, что порой действительно вел себя как подонок. Но эта ни капли не оправдывало того, что мама даже не пыталась понять его. Он не хотел многого, правда. Просто хотел, как у всех, – чтобы хвалили, иногда ругали, не обделяли вниманием. Но в его возрасте, наверное, было уже стыдно просить любви и ласки от кого-либо. Но он смог ее понять, хоть и не до конца. Сложно было давать так много любви одному единственному человеку, когда ты тянешь на себе ещё три других рта. Она была всего лишь загнанной в угол женщиной, которая и так старалась больше, чем кто-либо другой. Чёртов отчим просто промыл ей мозги и привязал к себе, как собаку на цепь. Он пытался демонизировать ее образ в своей голове, ненавидел ее. Пытался охладить злобу и все оставшиеся эмоции, привязанные к ней. Пытался забыть. Но сделать это окончательно не дал один случай. Неизвестный номер прислал сообщение. Мама. В ее привычной скупой манере она писала, что пора бы уже вырасти и вернуться домой, где его давно ждут. Смех, да и только – Круспе сомневался, что она действительно этого хотела. Рихард долго думал о том, нарушить ли ему многолетнее молчание, чтобы высказать ей всё. Будто специально была и фотография всей семьи в сборе, где было оставлено пустое место специально для него. Но она слишком хорошо выглядела, когда среди всех этих искренне счастливых лиц не было его. Будто они правда хотели, чтобы он вернулся и ждали его. Будто поддержат его, если он все же решит вернуться. Но когда он был там, он никогда не чувствовал этой поддержки, когда она была так нужна. Его уже давно оставили позади. Все они прекрасно понимали – он всего лишь обуза для всей семьи. Они были слишком правильными и никогда бы не приняли нынешнего его. Он правда пытался не злиться на нее, но это было бы несправедливо по отношению к маленькому забытому мальчику Цвену, мечтавшему лишь об одном – обрати на меня внимание, обними меня, пожалуйста. Скажи, что будешь любить меня любым. Но собственные ожидания слишком часто расстраивали его. Он часто задумывался обо всём этом. У его матери просто не было спасения, как и у него. В конце концов, они были не слишком разными. Но в конечном итоге он смог сбежать. Он любил думать, что простил ее, но это было смехотворно – у меня были свои причины, у тебя – свои. Когда-нибудь мы оправимся от всего этого. Но не сейчас. – Кстати о нем... – Рихард замер в ожидании. – Есть кое-что, что я тебе так и не смогла сказать. Круспе внимательно слушал каждое тянуче длинное слово, оттягивающее неизбежное. – Я глупая женщина. Я прекрасно теперь это понимаю... – Она тяжко вздохнула. Рихард затаил дыхание в надежде на то, что она, наконец, скажет, где он был все это время. – Он мертв. Уже давно. Чтобы доломать человека окончательно, нужно ослепить его надеждой, а затем разбить о правду. Именно так себя почувствовал Рихард. – Я была в обиде на тебя, невинного ребенка, поэтому врала. Но хочу, чтобы ты знал – я тебя больше ни в чем не виню. Он не уходил и не бросал нас. Тогда ты слишком был похож на него, а мне надо было выплеснуть свое негодование. Думала, что это ты виноват, ведь именно из-за тебя он пошел на ту работу, там же и погиб. Но теперь я осознаю свою глупость. Фридрих бы разочаровался во мне... – Она грустно улыбнулась, начиная напоминать Гордона. Она попыталась взять его руку в свою, но Рихард вывернулся, опустив глаза в пол. – Мне надо идти. Разочарование – страшное чувство. Копится столько времени, планомерно убивая. Оно разъедает душу изнутри, оставляя лишь хрупкую и тонкую оболочку, которая распадется от единого прикосновения к ней. Почему ты не извинилась? На негнущихся ногах он встал, все так же не отрывая взгляд от полированной плитки. Когда пальцы снова коснулись холодной ручки, Рихард услышал ее последние слова. – Мне жаль. Из горла вырвался сдавленный всхлип.

***

Гордон продолжал сидеть перед палатой. Рихард кинул на него пустой взгляд, сразу же отводя глаза, надеясь, что он не заметил, как они покраснели. – Почему? – О чем ты? – Гордон нервно сглотнул. – Почему ты не сказал, что папа уже давно мертв? – Рихард привалился к стене, пока по щеке предательски потекла слеза. – Ты знал, я уверен. Даже не смей врать. Гордон тоже опустил глаза в пол. – Я не имел права говорить. – Да пошёл ты... Круспе, не оглядываясь, пошел подальше от всего этого кошмара наяву.

***

Он уже давно заметил, что что-то не так. Вот уже неделю кряду Тилль наблюдал, как его лучший друг гаснул в самом буквальном смысле этого слова. Прямо как тогда. Закладывались мысли, не вернулся ли Рихард к своим заброшенным привычками вновь. Но подобного рода претензии вмиг отпали, когда он увидел до боли трезвый взгляд поблекших глаз, дающий понять, что это точно нечто иное. Это не была обычная усталость или накатившая апатия, а что-то гораздо, гораздо глубже и оттого пугающе. Тилль Линдеманн мало чего боялся на свете. Он не пугался собственной смерти, боли или чего-то такого тривиального, как темнота. Единственное, что нагоняло на него ужас – потеря близких. Это ощущение холода в некогда теплом голосе и пустота в родных глазах, пробирающая до самых костей. Он не понаслышке знал, каково это. Но вот теперь он смотрел своему страху прямо в лицо. – Шолле? – Рихард неподвижно лежал на своей койке, тупо созерцая в потолок, словно ища в нем ответы на вопросы бытия. Рядом густо дымила пепельница, полная до самых краев. – Шолле. – Скажи мне, Тилль, – Таким же пустым, как и его глаза, голосом отозвался Круспе. – Я бессердечный человек? Несмотря на то, что Рихард пытался показаться безразличным, Тилль видел, как его глаза поблескивали от непролитых слез, как его зубы впились в нижнюю губу. Внутри него была словно целая симфония чувств, день ото дня играющая всё печальнее. И Линдеманн мог сказать, что его Шолле, живущий под их вечным гнетом, не мог выразить всю ту силу, с которой он порой хотел от этих чувств избавиться. В своей широкой душе он растил цветы, такие черные, с шипами, которые не могли жить без вечной темноты, поливаемые горькими слезами. – Нет. Совсем нет... Рихард молчал. Но молчал громче, чем другие кричали. – Мне нужно что-то делать, чтобы меня любили? – Матрас кровати скрипнул, когда Тилль устроился рядом с Рихардом, не смотря тому в глаза. Боялся. – Ты такой, какой есть – косячный, вспыльчивый, невероятно милосердный. Этого достаточно, чтобы я любил тебя. Лицо Круспе озарила едкая усмешка. – Тогда почему они не смогли? Я и так просил от жизни мало, но даже в этом малом она мне отказала. Линдеманн сразу понял, кто были эти «они». Только несколько человек в этом мире могли довести Круспе до такого состояния опустошения всего парой слов. – Представляешь, я стал им нужен только тогда, когда у них что-то случилось! – Риш. – Рука Тилля мягко легла на его плечо. – Думал, что давно смог отпустить всё это, но оказалось, что я все ещё зависим от прошлого! – Рихард. – Рука сжалась сильнее. – Я ведь даже против ничего сказать им не смог! – Голос Круспе сорвался на крик. – Да я жалок! Рука, лежавшая на плече, рывком накрыла рот Рихарда, заставляя замолчать. – Ты не дурак, что поверил в их любовь. Идиоты лишь те, кто так нагло растоптал твое доверие. Глаза Рихарда заблестели ещё больше. Стерев с его ресниц проступившие слезинки, Линдеманн с трудом натянул на лицо улыбку, пытаясь оставаться спокойным, пока сердце разрывалось от одного только взгляда на убитого горем друга. – А папа... – Заметно сбавив свой гнев, он вернулся к своему побитому состоянию. – Он... – Ты его встретил? – Он уже давно гниёт в могиле, черт возьми! А я узнаю об этом только сейчас! – Рихард закрыл лицо руками, начиная прерывисто дышать, будто сейчас тонул под толщей воды. – Они врали! Всё это время! – Шолле... Тилль сгрёб его в объятиях, словно силясь защитить его от всего этого ублюдского и жестокого мира. – Если надо – говори, выговорись. Если сложно – то не нужно из себя выдавливать, лишь бы утолить мое любопытство. Единственное, о чем я попрошу – пожалуйста, скажи, если тебе нужна какая-то помощь. Не пытайся решать все в одиночку. – Вечно ты решаешь мои проблемы! Это доказывает, что я даже с собой разобраться не могу, чего уж говорить про помощь другим! – Мне не сложно, Шолле. Мы друзья, и я всегда буду рядом с тобой. Рихард шмыгнул носом, сжимая пальцами тонкую ткань футболки Тилля до треска. – Когда я уже отплачу тебе хоть чем-то? – Доброта это не то, что нужно возвращать, как долг. Но я уверен, что если будет случай – ты точно кинешь на это все силы. В этом весь ты. – Спасибо, Тилльхен. – Круспе отстранил лицо, с кривой улыбкой смотря на него. – Но я правда должен решить свою проблему сам. Докажу себе, что могу. – Изводить себя – не значит доказать свою значимость. Скажи, чем помочь, Шолле. Все мы поможем, чем сможем. – Дурачок ты, Тилль. Добрый дурачок. – Круспе смахнул с его лба челку. – Не прощу себе, если втяну вас. Живи спокойно и не думай об этом. Я взрослый человек. – Кто из нас тут ещё дурачок?

***

– Его ногами бить мало, говорю тебе! – Пауль угрюмо сделал глоток коктейля из шпината и хер знает чего ещё, который сделал Олли. Поморщился, глядя на то, как Ридель преспокойнеше поглощал свое кулинарное творение. – Он бы не стал делать такое, если бы не было веской причины. – Заладил со своей причиной! По-твоему, люди не могут быть мразями от природы? – Не суди о человеке так быстро. Возможно, ты видишь только то, что тебе дают увидеть. Все так же невесело Ландерс покрутил соломинку между губ, не решаясь больше делать глоток этого адского массива. – Допустим, случилось у него что-то. Но я виноват в этом разве? Схерали он это решил, что на меня срываться можно? – Тут я уже ничего не скажу. Человек он такой. – Я думал, что мы друзья так-то. Мог бы и сказать... – Думаю, вы помиритесь. Просто он уже привык к тому, что на него долго не обижаются, а ты у нас и сам острый на язык. – Ещё чего! Сам пока не прийдёт – я даже на него не посмотрю. – Когда со злости он все же случайно глотнул коктейля, Пауль закашлялся, стукая кулаком по столу. – Бабки только вернуть надо. Я не настолько ущербный, чтобы бабло пиздить. – Может мне дашь? Я передам ему. – А давай! Этих его дружков я всё подловить нигде не могу, постоянно с ним носятся. Хоть с ним пересекаться лишний раз не надо будет. И только Пауль полез в карман за деньгами, как в дверь постучали. Не успел Оливер даже подняться, как она сама открылась, являя стучавшего на глаза Пауля. – Олли, есть от головы что-нибудь? Не могу уже с ней. – Круспе потер висок, не обращая внимания на Ландерса. – Сейчас поищу. – Ридель кивнул, удаляясь к тумбочке в углу комнаты, оставляя Пауля один на один со своим врагом. «Мне судьба так поднасрать решила что-ли? Почему так постоянно происходит ?!» – У Пауля начал дёргаться глаз. В руках все ещё лежали злосчастные купюры, которые так и хотелось засунуть этому придурка прямо в пасть и заставить проглотить. Встретившись взглядом с Рихардом, Ландерс все же решился положить конец своим мыслям и закрыть свой долг. Сжав бумажки покрепче, он молча встал, уверенно двигаясь в сторону Круспе, который увлечённо пялился в стену, избегая настойчивого взгляда. Подойдя на расстояние вытянутой руки, Пауль разжал ладонь с постным выражением лица, показывая, что ему и самому не слишком приятно тут находиться рядом с ним. – Возвращаю. Рихард нахмурил брови, не совершая никаких движений. – Себе оставь. – Не выёбывайся блять! – Пауль грубо толкнул его в плечо, насильно пихая купюры ему за шиворот. В это время подоспел и Оливер, кинувший коробочку обезбола в руки Рихарда. – А теперь съебись! Ландерс захлопнул дверь прежде, чем оппонент успел что-то сказать. На укорезненный взгляд Риделя он лишь хмыкнул. «Заслужил.»