То ли ангелы нас сводили, то ли бесы сходили с ума.

– Да блять! – Круспе нервно запускает пальцы в идеально уложенный и, между прочим, совсем недавно сделанный ёжик, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Но только почувствовав склизкий гель на кончиках пальцев, он брезгливо отдергивает их, спешно оглядываясь на зеркало. Благо, он ничего не испортил. Однако буквально через пару секунд его мысли все равно возвращаются обратно к насущному. – Где она?! – Шолле! – Из-за двери доносится глубокий раскатистый голос, который отвлекает его от диких трепыханий и поисков. Прикусив губу, дабы не выдать своей нервозности и не обдать друга своей неистовой злобой, он тяжёлым шагом подходит к двери, отворяя ее. Перед ним предстает Тилль, укатанный в теплое шерстяное пальто, с накинутым на плечо громоздким рюкзаком. Его обыкновенно бесстрастное лицо остаётся таким же невозмутимым, когда он видит бушующий взгляд и раскиданные по всей комнате вещи. Линдеманн лишь спокойно качает головой, проходя в глубь аномально засранной комнаты. На глаза тут же попадается битком забитая сумка, которую Тилль, ничуть не сомневаясь в своих догадках, идёт проверять. – Риш, а Риш, – Тянет старший, вытаскивая из кома футболок плойку для волос. Следом за ней выкатывается флакончик духов. – На кой черт тебе все это барахло? – Надо! Линдеманн горестно вздыхает, потирая переносицу. Вся эта скрупулёзность Круспе порядком его раздражала. – Тебе перед кем там красоваться-то, а? – Как минимум перед тобой. – Рихард складывает руки груди, напыщенно вздергивая курносый носик. – А в первую очередь вообще для себя. Мне комфортнее, когда я выгляжу на все сто, какой бы ни была ситуация! – Я это заметил, – Иронично подмечает Тилль, оглядывая боевой раскрас Круспе. – Ладно одежда, хрен с ней, но косметичка тебе там для чего? – Тебе-то что?! Помог бы лучше! – Рихард недовольно хмурится, направляясь обратно к шкафу. Линдеманн вздыхает ещё раз, но смиренно следует за другом, продолжая разглядывать то, что Шнайдер бы, несомненно, окрестил «творческим беспорядком». По пути он поднимает пару ужасающе безвкусных футболок и несколько носков, оставшихся без пары. – Так, – Линдеманн усаживается на кровать, ставя сумку на колени. Ее содержимое высыпается на пол. – Давай по порядку. Штаны, футболки, носки, только теплые, а то отморозишь себе все. – Все названное складывается аккуратной стопочкой, погружаясь на дно сумки. Рихард пристально следит за его действиями. – Свитер один возьмёшь, много там не надо. – На возмущенное «эй!» он молчит. Следом идёт несколько пар нижнего белья. – Тут ладно, ты у нас чистоплотный. Осталось по мелочи – расческа, зарядка и тому подобное. Делов-то. Тилль приподнимает значительно опустевшую сумку, довольно хмыкая. – Вот и собрались. Иди одевайся, а я доложу нужное. И не строй такую кислую мину. Круспе сверлит его презрительным взглядом пару секунд, после чего, бормоча себе под нос, неохотно идёт выполнять поручение. Линдеманн усмехается столь инфантильному поведению, наблюдая, как Рихард нарочито грубо хлопает дверцой шкафа, такими же жёсткими движениями натягивая пальто, стараясь, видимо, показать все терзающее его возмущение. Из-за приложенной силы шкаф начинает качаться, а потом и вовсе падать. Круспе с трудом удается поймать падающую мебель, однако, к его превеликому недовольству, с полок все же успевает свалиться куча вещей. Он злостно шипит, топая ногой, точно непутевое дитя. Хотя, рассуждает Линдеманн, больше напоминает наглого кошару. Рихард лишь пинает свалившиеся вещи в угол и, величественно покачивая бедрами, подходит к зеркалу. Ещё раз проверив, не потек ли его мейк-ап, он обувается и облокачивается на дверь, выжидающе смотря на него. – Я готов. – Риш, скажи мне на милость, ты идиот? – Да что опять не так-то?! – Ну ты дурной что-ли? – Тилль подходит к нему вплотную, хватая за лацканы пальто. Под этим самым пальтишко была совсем лёгкая водолазка, которая бы явно не спасла от холода. Теперь настала очередь Линдеманна недовольно пыхтеть. – На улице минус двадцать, если не больше, а ты нараспашку, так ещё и без шапки! – Какая разница, мы на машине. – Круспе передёргивает плечами, пытаясь сбросить руки. – Ишь чего вздумал – шапкой укладку портить. – На такое заявление Тилль цокает, старательно пытаясь подавить желание надавать тумаков этому идиоту. – Стой смирно, – Тоном, не терпящим возражений, Линдеманн затыкает Круспе, заодно с этим пресекая все попытки вывернуться из рук. Под сердитое сопение он застёгивает гладкие пуговки, аккуратно поправляя воротник пальто. Сцепив с комода ярко-красный вязанный шарф, он перекидывает его на шею Рихарда, несколько раз плотно оборачивая ее. Теперь из под шарфа торчали только сморщенный нос и стреляющие искрами глаза. Похлопав того по плечу, он удовлетворённо кивает, закидывая вторую сумку на плечо. Но Рихард продолжает стоять на месте, не расцепляя скрещенных на груди рук. Поджав губы, Тилль вопросительно смотрит на него, ожидая вспышки или чего ещё похуже. Однако напряжённое молчание затягивалось. – Шолле, – Осторожно начинает Линдеманн, поднимая зарытое лицо Рихарда из шарфа. Медленно поглаживая большим пальцем острую щеку, он приближается к нему немного ближе, ощущая горячее дыхание другого. – Ты знаешь, что у тебя слабое здоровье. Не стоит рисковать. Я знаю, что неприятно, но надо. Хотя бы ради меня, хорошо? Я за тебя волнуюсь. После этих слов Рихард будто бы оттаивает. Насупленные брови разглаживаются, а на губах появляется лёгкая, но очень мягкая улыбка. Его плечи расслабляются, от чего Тилль и сам улыбается и, почувствовав прилив необъяснимо трогательной нежности, оставляет ласковый поцелуй на лбу друга. От этого улыбка Рихарда становится ещё шире. И хоть он пытался скрыть ее и сделать вид, что его не проняло, Линдеманн прекрасно знал все его истинные чувства. – Теперь пошли? – Круспе кивает, поправляя шарф. Вдруг в дверь начали настойчиво стучать. После серии ритмичных ударов, присущих истинно талантливым барабанщикам, послышался звонкий голос Шнайдера. Рихард неспешно открывает дверь, выходя в коридор, пока следом за ним плетется Тилль. – Быстро вы в этот раз! – Удивлённо воскликнул Кристоф, осматривая их. – Я уже подумал, что опять помогать придется! – И без тебя все сделали. – Круспе уткнул нос обратно в шарф, вдыхая приятный флёр духов. – Я машину вроде как прогрел, так что можно ехать сейчас. Еда и спирт тоже в багажнике. – Молодчина. – Тилль потрепал Криса по голове точно щеночка, пока тот махал воображаемым хвостиком, дёргая такими же воображаемыми ушами. И вот, наконец, трио двинулось к выходу из здания, выходя на заснеженную улицу. Бедному Круспе с его скользкими подошвами приходилось идти под руку со Шнайдером, который, не смотря на всю свою внешнюю нерасторопность, был достаточно грациозен и отлично балансировал. Ну а ещё потому, что если они все же навернутся, то его придавит не груда мышц в лице Тилля. Скинув сумки в багажник, Линдеманн прошел к водительскому месту, садясь за руль. И пока он заводил машину, за ее пределами разгорелась нешуточная борьба за переднее сиденье – Круспе угрожал кинуть Шнайдера на прогиб и пересчитать ему зубы, если тот посадит свою жирную сраку на его законное место, в то время как Кристоф страшил его тем, что разможит его холеное личико в фарш. Но назревающая потасовка прервалась громким кашлем, от которого оба застыли, не смея даже двинуться. Ведь знали, что если продолжат, то лица раскрасят обоим. – Шнайдер, будь умней, уступи ребенку, а то истерить будет. – С чего бы?! – Возмущённо взвизгнул Крис. – Линдеманн, ты там, случаем, ничего не попутал?! – Не менее истерично отозвался Круспе. – Языки прикусили и мозги мне не ебите. Шолле вперёд, Шнай назад. Глотки друг другу потом будете рвать. За тихое «блядюга стервозная» Шнайдер получил смачный, но в целом заслуженный поджопник от Рихарда, который хоть и получил то, что хотел, но ликования не испытал. Он понуро плюхнулся на холодную кожу сидения, горбя плечи и кутаясь в пальто поплотнее. Кристоф с громким хлопком двери и не менее громким выкриком Тилля «я тебе щас, блять, по голове похлопаю!» сел сзади, растекаясь по сидению. – Ну наконец-то, – Счастливо выдохнул Тилль, смотря в зеркало заднего вида. Там отражались светящиеся голубые глаза Криса, пылающие дикой злобой. – Предупреждаю, если будете собачиться, то я вас высажу. Около полутора часов спустя. Пейзаж бескрайних белёсых деревьев уже порядком раздражал. Небо затянуло беспроглядным туманом, из которого моросило белой рябью. Рихард отчётливо чувствовал, как пелена сна постепенно заволакивала в свою пучину, которой он даже не пытался сопротивляться. Однако спать, прислонившись к ледяному и твердому стеклу, было совершенно неудобно. Он то и дело поглядывал на развалившегося сзади Шнайдера, блаженно читающего книгу. Поскольку Круспе наглости не занимать, он решил сразу действовать напролом. – Шнай, – Тихо позвал он жалобным голоском, авось повезет, и тот растает от жалости. Ну и уповал на то, что обиды прошли и они снова лучшие друзья. – М? – Послышался хруст переворачиваемой страницы. Силясь побольше надавить на жалость, он придал своему лицу трагичное выражение, сжав губы в тоненькую полоску и состроив такие печальные глазки, что у любого бы от одного только взгляда сердце бы защемило. Конечно, что Тилль, что Шнайдер обеспокоенно на него посмотрели. – Ты чего? – Встревоженно сказал Линдеманн, кося на него взгляд, пытаясь не отвлекаться от дороги. Кристоф же принял сидячее положение, наклоняясь ближе к нему. Он прижал холодную ладонь ко лбу Рихарда, держа ее там несколько секунд и недовольно хмурясь. После, так как руки были обморожены и он ничего не почувствовал, он прижался сухими губами. – Я не понимаю... – Настороженно протянул он, смотря на болезненное выражение Рихарда. – Голова болит? Или лихорадит? – Нет... – Круспе прикрыл глаза, уже даже начиная верить в свои придуривания. – Тилль, останавливай, пусть Шолле сзади ляжет. – Шнайдер обеспокоено сверкнул глазами. – Не нравится мне его бледное лицо. – Я же говорил, одевайся нормально, а он не слушает... – Линдеманн послушно остановил машину, нервно стуча по рулю пальцами. Дум выскочил на улицу, чтобы помочь ему выйти. Для убедительности Рихард немного покачнулся и шмыгнул носом. Пока он укладывался на сиденье, сохраняя при этом вид великого мученика, Шнай выволок из багажника плед, бережно накрывая его. – Риш, поспи чуток, может получше станет. – Шептал Кристоф, гладя его по голове. Рихард, млея от такой заботы, слабо улыбнулся, старясь не выходить из образа. – Все нормально, Шнайдер, не стоит так беспокоиться. Дум кивнул, хоть по нему прекрасно было видно, что ему он не верил. Где-то в глубине души что-то кольнуло. Он нервно закусывает губы, ещё раз проводя ладонью по лбу. – Ты там это... Не помирай только, хорошо? Рихард кивнул. Засыпал Круспе под настойчивые взгляды, полные беспокойства и испытывая съедающую заживо вину. По приезду он обязательно их как-нибудь отблагодарит...

***

За окном продолжала кружить непрерывная метель, небо слилось с землёй в один бескрайний ослепительно белый пейзаж. Воздух будто бы налился свинцом, а окошки покрылись перламутровой дымкой дивных узоров. Ещё ведь совсем недавно сиял ясный и морозный январский день, а теперь лучезарное и непоколебимое спокойствие нарушилось капризом зимней стихии. По маленькой, даже крошечной кухонке витал невероятный аромат теплой выпечки и меда, заставляющий машинально глотать скопившуюся слюну и словно в противовес нежущий своим уютом. Все это великолепие омрачало лишь рассыпанная по столешнице мука и бесчисленные миски с тестом, заполоняющие, казалось бы, каждый сантиметр. Во главе этой вакханалии стоял раскрасневшийся Рихард, усердно, но при этом необычайно мягко мнущий тесто. На кончике его носа виднелась россыпь муки, а футболка и вовсе была в пятнах от журчащего масла. Однако он был настолько увлечен своим занятием, что не замечал ничего из этого. Тилль, сидящий за деревянным столом, который он когда-то сделал сам, с трепещущей нежностью наблюдал за ним. В голове невольно всплыли вроде такие далёкие, но такие родные воспоминания... – Тилль! Линдеманн обернулся, отвлекаясь от шлифовки недавно выпиленного стола, который он планировал в скором времени поставить на кухню. Он вопросительно склонил голову, показывая, что слушает. Сказать он не мог, поскольку рот был занят незаметно украденным с тарелки пончиком. Заметив это, Цвен упёр руки в бока, укоризненно глядя на него. – Ну чего ты таскаешь втихую, будто оборванец с улицы? И вообще, они даже не готовы ещё! Проглотив последний кусочек, Тилль соизволил отозваться. – Они и так прекрасны. Покачав головой, Круспе вернулся обратно к готовке, кидая тесто в разогретое масло. То сразу зашипело и забрызгало, попадая на оголённую кожу. Болезненно ойкнув, он чуть отошёл, опираясь на столешницу. Сдув с глаз мешающуюся челку, Цвен проследил взглядом за Тиллем, который, как оказалось, тоже смотрел на него, внимательно разглядывая. Немного помявшись под таким пристальным взглядом, он потер нос, тихо чихая. – Я испачкался? Линдеманн помотал головой, медленно подходя ближе к нему. Подняв руку, он мягко стёр с щеки след от сахарной пудры, слизывая ее с пальца. Приподняв бровь, Круспе посмотрел на озорное лицо друга, который с трудом пытался сдержать улыбку. Однако краем глаза он заметил какое-то подозрительное шевеление за спиной, рывком оборачиваясь и ловя наглую руку, ползущую к выпечке. – Сказал же, что не готово! – Злобно рыкнул он, пытаясь вырваться из рук, крепко обхвативших его за талию. – Имей совесть, Линдеманн! Тот, надувшись, будто ребенок, оставшийся без конфеты, в отместку дёрнул его за низко болтающийся хвост, распуская его. По спине тут же рассыпались пшеничные, отливающие золотом на солнце, вьющиеся локоны. Они едва видно колыхались от задуваемого через окно летнего ветерка, растрепывая их ещё больше. Тилль завороженно уставился на эту бесподобную и поистинне сказочную картину. Нет, конечно же, Линдеманн бы ни за что не назвал их шелковистыми, не окрестил бы «жидким шелком, забвенно блистающим в лучах», или, если уж на то пошло, просто визуально приятными. Скорее они напоминали выцветшую солому и буйные колосья на ветру. Были до чёртиков ершистыми, жёсткими и щетинистыми. Сложно было сравнивать это нелепое подобие дредов с волосами сказочных принцесс. Однако вся эта абсурдная несуразица странным образом ему шла. На Цвене это не выглядело словно пощёчина общественному вкусу, а скорее как что-то бунтарское, такое, что не всем дано понять. Вскупе с аккуратным носиком и пухлыми губами на изящном скуластом лице, все это выглядело максимально пикантно. И как только он мог совмещать в себе эту нежную обаятельность, отражающуюся порой в совсем невинно-беззащитном взгляде, грациозность и размеренность движений с вольным разворотом пока узких, но сильных плеч, непоколебимой решимостью и тяжёлым взглядом, выдающим в нем уже взрослого юношу, что пережил слишком много, а не мальчишку. Шолле был строен, жилист, имел плавные изгибы во всех нужных местах и поджарые мышцы под бархатной кожей. В общем, был белокур и славен, как сам Купидон. Хоть ему и было далеко до размеров Тилля, своей внешностью он без труда завоёвывал всеобщее внимание. Но, даже не смотря на обожание других, Круспе все равно считал себя недостачно мужественным, отчасти даже худощаватым и неказистым. И Тилль бы соврал, если бы сказал, что совсем не считает его таковым, даже если совсем немного. Словно в доказательство всего выше перечисленного, с его плеча съехала слишком большая для него футболка, оголяя тонкий слой карамельного загара, уползающего далеко вниз. Выпирающая ключица, неожиданно узкая и выразительная, привлекла внимание Тилля, а если быть точным, то прелестная ямочка на ней. Захотелось ткнуть в нее пальцем, провести им по выступающим косточкам и почувствовать тепло кожи. Прогипнотизировав ее около десяти секунд, он все же сделал это, ловя удивленный вдох под ухом. – Обалдуй. – Выдвинул вердикт Цвен через пару минут молчания, вновь отворачиваясь к плите. – И зачем это было? – Что именно? – Да всё в принципе. Но тебе же хуже, если бы я волос в тесто добавил. Ловкие пальцы быстро собрали волосы обратно в подобающую для готовки прическу, только в этот раз в тугой пучок, дабы не было соблазнов дергать. – Может, я тебе так отомстить решил за то, что ты у меня футболки таскаешь и готовишь в них. – Хмыкнул Линдеманн. – Такое тряпье испортить не жалко. – Цвен пожал плечами. – Ну а ещё в них удобно. Тихо усмехнувшись, Тилль вернулся обратно к недоделенному столу, в этот раз погружаясь в работу уже с головой. До такой степени он был увлечен своим детищем, что не замечал, как Круспе аккуратно поглядывал на него, ожидая подставы. По правде говоря, Цвен диву давался тому, как этот серьезный и величавый мужчина порой вел себя как дитя малое. И за косички подергает, и ударит побольнее, лишь бы симпатию выказать. Но он всегда такой пессимистичный, а сейчас на него нашло... Что-то. Но Круспе был искренне рад любой его малейшей улыбке, даже если объектом этих улыбок и смешков был он сам. По прошествии получаса все тесто было израсходовано, и теперь ароматные пончики, присыпанные сладкой пудрой, покоились на только что изготовленном столе. Перекинув полотенце через плечо, он с довольной ухмылкой осмотрел плоды своей неустанной работы. Две дымящиеся кружки чая с бергамотом прекрасно дополняли общую картину. Огненное марево приближающегося заката отбрасывало блики на стекла, распаляя атмосферу безмятежного спокойствия. – Тилль, ты идёшь? – С коридора послышалось шуршание. – Тилль? – Тилль, ты глухой? – Из волнительных сердце грёз его вырвал настойчивый голос. Пару раз моргнув, Линдеманн осознал, что перед ним стоит не юный Цвен, а уже повзрослевший Рихард, грозно хмурящий брови. – У меня руки в тесте, достань скалку. Молча поднявшись, он исполнил указание, усаживаясь обратно за стол. На нем уже было много царапин, дававших понять, что свое лучшее время он отжил. Но Линдеманн ничуть не сомневался в том, что этот стол выдержит ещё минимум лет десять. Взор против воли впился в спину Круспе, что-то бодро насвистывающего. «И вправду изменился», – понял Тилль. Та ужасная, донельзя нелепая прическа обратилась строгим черным ёжиком, хрупкость плеч сменилась твёрдыми мышцами, а игривый загар, будоражащий мысли, стал молочной, или, как это любил называть сам Рихард – «аристократической бледностью». Теперь из солнечного мальчика он превратился в самого настоящего вампиреныша. Брутальный, хорошо и крепко сложенный, не дающий малейшей возможности усомниться в своей безоговорочной силе. Даже знойный жар горящих небесных глаз потускнел до мутного штормового моря. Но одно осталось неизменным – он не перестал таскать его одежду.

***

– И почему я вообще согласился... – Хорош сопли на кулак наматывать! – Весело отозвался Пауль, сверкая зубастой ухмылкой. – Сейчас нас и накормят, и напоят. У бедного Лоренца зуб на зуб не попадал, ступни давным-давно отмерзли и, наверное, уже посинели. Он уже тысячу раз проклял прошлого себя, что поддался на уговоры поехать за компанию навестить Тилля в деревне. Изначально он ехать никуда и не хотел вовсе, но таки сдался под напором и хвалебной речью об полезности уединения с природой. Единственное, что скрашивало упавшее за плинтус настроение Флаке – это молчаливый Оливер Ридель, которого взяли сюда в качестве трезвого водителя. Своим непомерным спокойствием он привносил в разбушевавшуюся душу Кристиана такое нужное ему равновесие, которое так и норовил пошатнуть неугомонный Пауль. – Все ведь и впрямь не так плохо, – Невозмутимо улыбнувшись, Ридель свернул на повороте. – Небольшой отдых это всегда полезно. Про себя Лоренц молился, чтобы они не застряли на гололедице, и им не пришлось толкать развалюху Олли. Но, вопреки всем ожиданиям, машина смогла без каких-либо поломок и остановок благополучно добраться до нужного дома, дорожка к которому уже была любезно расчищена и посыпана песком. – Прям как ждали! – Ландерс тотчас выскочил наружу, зайцем проскакав к зашторенному окну. Приподнявшись на носки, он пытался разглядеть происходящее внутри через маленькую щёлочку, однако по его надутым губам было ясно, что попытки успехом не увенчались. К моменту, когда ему это надоело, его попутчики уже достали их немногочисленные пожитки, подходя к двери. Прошмыгнув вперёд, он энергично забарабанил по двери кулаками, взывая к Тиллю. – Линдеманн, открывай! Через минуту тяжёлая дверь со скрежетом открылась, являя на белый свет хозяина дома, жующего булку. Через пару секунд разглядывания непрошеных гостей он попытался прикрыть дверь, но упрямая и цепкая лапка Пауля успеха ухватиться за нее, дёргая на себя. – Вы тут каким боком вообще? – Хмуро процедил Тилль, наконец, впуская отмороженных во всех смыслах гостей. – Надо же отдохнуть после экзаменов! А твое обиталище как нельзя кстати подходит! – Быстро скинув с себя уморительную пушистую шапочку с ушами, он избавился от пальто, скидывая то на комод. – А чем так пахнет вкусно? – Ну... – Вдали послышались чьи-то голоса, показавшиеся странно знакомыми. Лицо Пауля вытянулось. – Ты тут не один? – Тебе ж говорили, что он тут с кем-то может быть! – Гаркнул Лоренц. – Может у него тут девушка! – Братву на сиськи не меняют! – Так, ребят, я не то чтобы сильно против вас тут, но они, скорее всего, будут. – Линдеманн потер переносицу, указывая себе за спину. На его лице отразилась усталость. – Не знаю, как вы тут будете сосуществовать. Я с этими намаялся уже. – Обещаем, что будем как мышки. – Наконец подал голос Олли. Он многозначительно посмотрел на Ландерса, подталкивая того плечом. – Будем же? – Да будем, будем! – Нехотя буркнул Пауль, проползая между могучим телом Тилля и стеной в комнату. Прямо перед ним развернулась картина маслом – чёртов Круспе, придавив тело Шнайдера, которого он опознал по кудрям и визгам, душил последнего подушкой, покрывая того, на чем свет стоит. Появилось маниакальное желание либо выйти вон, либо самому взять подушку и душить уже Рихарда. Однако он так и застыл в проёме, наблюдая за этими двумя. – Тебе сколько раз было сказано, чтобы ты не пытался что-то готовить! Сколько?! – Прямо таки шипел Круспе. – Чтоб я тебя на кухне больше не видел, рукожоп хренов! Дальнейшие насильственные действия Пауль уже не видел, так как поспешил удалиться на кухню, поближе к чему-то очень вкусно пахнущему. В целом можно было догадаться, с кем соседствовал Линдеманн, но это все равно не стало бы чем-то приятным. Оставалось лишь смириться. Обнаружив на столе прикрытую тарелку, полную хрустящих пончиков, Пауль, довольно уплетая сдобную сладость, понял, что все же есть плюс в нахождении Круспе здесь. Глубоко вздохнув, Пауль прислушался к визгливым крикам из дальней комнаты. Через пару секунд, выдохнув, он прикрыл глаза, откидываясь на спинку стула. «Счастливая жизнь начинается со спокойствия ума, так что не обращай внимания.» – Зашептал голос в голове. И Пауль был с ним согласен.

***

– Шолле, – Долговязое тело Оливера плавно вплыло в комнату, не издавая при этом ни единого звука, что было достаточно невероятно для его размеров. Шнайдер, забившийся в угол, поднял отчаянный, но преисполненный надежды взгляд на него, кивая головой. Ридель повторил его действие, все так же бесшумно подходя к дивану, на котором восседало его Величество Круспе, циклично качавшее головой. В его ушах красовались наушники, отрезающие его от внешнего мира и его воздействий. Пытаясь не спугнуть Рихарда, Оливер медленно вытащил из одного уха наушник, другой рукой мягко похлопывая по плечу. Круспе, конечно, дернулся, но опасливый взгляд быстро сменился восторгом. – Олли! – Рихард вскочил со своего места, бросаясь ему на шею. Ридель вовремя сумел подхватить летящее на него тело, крепко прижимая к себе и закручивая в воздухе. Круспе рассмеялся, тыкаясь ему носом в шею. Когда его опустили на землю, он быстро схватил друга за руку, сажая на диван. – Олли, ты здесь откуда? Почему не сказал, что приедешь? – Напористо сыпал вопросами Круспе. – Так уж получилось, – Отмахнулся Оливер, переводя взгляд на Кристофа. – А чего он?... – Заслужил. – Дёрнул носом Рихард, опасно стреляя глазами в сторону униженного. Тот сжался пуще прежнего, закрываясь кудрями. – Впрочем, не суть. Ты здесь один такой умный или единомышленников привел? – Скорее это я единомышленник. Круспе кивнул головой. Оливер лидерскими качествами не обладал, так же как и не имел какой-либо инициативы хоть в чем-то, касающегося социального взаимодействия. Смело было бы думать, что инициатором сего действа был он. – А с кем тогда? Девчонок, случаем не брал? – Круспе вожделенно ухмыляется. – А как же! – Заулыбался Ридель. От этого глаза Круспе засияли в сотню раз ярче. – Все как ты любишь – низенькая блондиночка и высокая брюнетка. – Жопа моя чувствует наёб, но лично я в предвкушении. – Разведя руками, он пошел по направлению к кухне, пока Олли следовал за ним, точно собачка на привязи. – А то знаешь, сугубо мужская компания это, конечно, хорошо, но для полного счастья все же не хватает дам. – Если судить по твоим предпочтениям, то ты точно не против. – Ну я же не совсем трахаюсь, у кого член между ног болтается! – С упрёком фыркнул Рихард, указывая на него пальцем. – У меня, знаешь ли, стандарты есть. – А они под твои стандарты не подходят? – Приподнял бровь Ларс. – Ну... – Рихард и впрямь задумался над этим вопросом всерьез. Шнайдер, если приглядеться, был очень даже симпатичным. Темные кудри, точеное лицо и неплохое тело создавали весьма приятную глазу картину. В копилочку добавлялось и то, что он был до жути сердобольным и чувственным. Так что в случае чего он бы не был обделён вниманием, лаской или недостатком эмоциональности партнёра. Но Круспе знавал его достаточно давно, чтобы знать, что, несмотря на все свои преимущества, у него было много минусов – он слишком много визжал по поводу и без, и делить свое звание главной истерички и дивы с ним Круспе совершенно не желал. Ещё он храпел и своими кривыми ручонками вечно все портил. Так что если и вести с кем дела сердечные, то точно не с ним. А вот если брать например Тилля, то получалось очень даже и не плохо. Он являлся образцовым эталоном мужественности – высок, плечист, суров на лицо. Линдеманн был очень даже во вкусе Круспе с его этой притягательной порослью темных волос, с хриплым, но таким бархатным голосом и добрыми светлыми глазами. В своих объятиях он держал крепко и надёжно, согревая не только снаружи, но и изнутри. А его миролюбивая личность, сочетающаяся с чуткостью во всех аспектах жизни и бережностью ко всему живому и неживому была изумительна. Он более чем отвечал стандартам Рихарда – внимательный, романтичный по натуре и привлекательный внешне. А ещё льстило то, что Круспе был единственным парнем, с которым трахался Тилль. Последний был открыт к экспериментам и не чурался подобных "грешных" связей, но все таки отдавал свое предпочтение девушкам с их обворожительным формами. Но Рихард и был хорош тем, что, как и у девушки, у него было за что ухватиться – широкая грудь, которая сводила с ума всех, округлые бедра, упругая задница и ладные ляжки. Все это добро очень любил мять и гладить Линдеманн. Так что очко ему за роль прекрасного любовника в постели. Однако встречаться с ним он точно не собирался. Они были друзьями с привилегиями, и называйте это как хотите, но секси-таймы с Тиллем – буквально одно из лучших времяпрепровождений по мнению Круспе. Они изучали друг друга годами, знали, куда надо надавить, чтобы прошибло до кончиков пальцев. Но самое приятное во всем этом – это огромное доверие между ними. Там можно было отдаться в процесс с головой, не держать лицо и смело рассчитывать на обнимашки и ласку после. И этот заведённый порядок рутиной отношений Круспе портить совершенно не хотел. – Ну знаешь... – Задумчиво протянул Рихард. – Если и встречаться с мужчиной, то ни с кем попало. Внешность и деньги – это, конечно, очень важно, но и без богатого внутреннего мира тоже никуда. Ну и чтобы в постели был хорош... – Ты бы поосторожнее со своими желаниями был. А то гляди, тебя один раз так на член насадят, что изо рта торчать будет. – Деловито поприветствовал их Ландерс, когда они вошли на кухню. Сказать, что челюсть Круспе укатилась на пол, это ничего не сказать. – Какого черта ты здесь делаешь?! – Моментально вспыхнул Рихард, грозя сжечь все живое в радиусе ста метров. – Блять, Оливер, какого хера ты вообще его сюда притащил?! – Это меня сюда притащили. – Тихо напомнил Ридель. – Успокой свои сиськи, Круспе. – На распевку замурлыкал Ландерс, бесстрашно смотря в глаза напротив. – Никто не умер, а ору столько. – Рядом с тобой умирают мои нервные клетки! – Зато я как рад, – Пауль демонстративно протянул руку к наполовину опустевшей тарелке с пончиками, вытаскивая один. – Твои золотые ручки покрывают твое поведение мудоёбища. Пауль либо не собирался доживать до завтра, либо у него фляга потекла. Потому что сразу после этого ему в шею вцепились крепкой хваткой, вжимая в стул. А Ландерс как Моська из басни Крылова, раз отважился лаять на слона. Но безумство храбрых – вот мудрость и радость жизни! – Ты себя щас по помойкам частями искать будешь. – Тут свидетели, – Весело улыбнулся Пауль. Одним словом – блажен, кто верует, тепло ему на свете. – Я тебе быстро устрою встречу с Апостолом Петром, Ландерс. – Рыкнул Круспе. – Попадись мне только на глаза! – Нихуя заявочки! Рихард отпустил его быстрее, чем на кухню вошли Линдеманн и Лоренц, тихо переговаривающиеся. Родственные души, не меньше! Мотнув головой, он поспешил удалиться из помещения, не забывая оставить взгляд полный ненависти напоследок. Пауль посчитал пассивное поведение Круспе крайне подозрительным. А в смысле, в начале хуярился львом, а теперь весь такой загадочный волк… – Чё буяните уже? – Пробасил Линдеманн. – Да всё чики-пуки! – Засосывая в рот ещё один пончик, Пауль протянул последний из миски Тиллю. – Будешь? Тот очень странно на него посмотрел, но подношение все же принял. – Чего нашу обижульку трогаешь? – Я? – И тон его был настолько пропитан недоверием, что усомниться было сложно. – Смотри, чтоб тебя, как Шнайдера, не затрахали. – Да я сам кого захочу затрахаю! И морально, и анально – да хоть как! Все согласно кивнули. Ведь знали, что может.

***

Утро началось не с кофе. И даже не с завтрака. А с терпкого, добротного такого виски, отрытого в закромах берлоги Линдеманна. Ведь всю ночь бедному Паулю стучали в стену, врубали попсу на всю Ивановскую и принципиально посылали нахуй, если он осмеливался сказать что-то против. И не был бы он самим Ландерсом, если бы не пытался затесаться в общую тусовку, но помешал ему это сделать наш незаслуженно оскорблённый. Так Пауль и плыл среди неизвестных лиц, созванных в комнату метр на метр. Успел присосаться к парочке бутылок, но большего не смог выдержать, решив нести бремя одиночества в своей комнате самостоятельно. Да и если на чистоту, то он слишком устал за день. Сначала всех надо было растрясти и собрать, потом доехать и терпеть присутствие всяких стерв. Поэтому он не слишком сильно грустил, так как вся раздраженность замыливалась сонливостью. Но вернёмся к нашим баранам. Тогда за стеной Круспе, видимо, решил устроить если не оргию, то как минимум, групповушку на человек пять точно. И вот это все бесовство ему пришлось выслушивать, вместо того, чтобы сладко спать в теплой постельке. Чувак явно затаил обиду и чувствами к нему не проникся. А жаль. Хотя и был у него один посетитель. Понурый Тилль приполз в тихое место посидеть, подумать, а там и Ландерс волей случая подвернулся. А у Линдеманна настроение было... сентиментальным. Он все обнимал какой-то старенький фотоальбом, бормоча себе под нос. А когда заметил Пауля, то и предложил ему за компанию посмотреть старые фотографии их вроде как недавней, но уже прошедшей молодости. Пауль был не против. Так он и узнал много чего нового. Например, что Оливер, Тилль и Круспе дружили ещё задолго до универа. Хоть с Рихардом и Линдеманном все было понятно, то Оливер как-то немного выбивался из общей картины. Но это было далеко не самым интересным здесь. Самый смак всего – фотографии юного Круспе. И ладно, когда у него были эти странные дреды, которые выглядели по-панковски круто и очень даже понравились Паулю, хоть в этом он не и не признается. Вроде и не придумаешь чего-то более убогого, но Круспе смог. Когда Линдеманн перевернул страницу и Паулю попалась вроде не слишком приметная фотография Рихарда в возрасте примерно семнадцати лет, то его прямо-таки пробило. На голове всеми обожаемого Рихарда красовалось нечто такое, что разумным объяснениям не подлежит. Высветленная макушка и то ли просто спутанный темный хвост на затылке, то ли это свет так падал странно. Ужас ужасный. Тогда же Линдеманн и поведал, что именно благодаря этой великолепной причёске Круспе и получил свое прозвище – Шолле. Изначально его называли не иначе как белка, но он обижался, и в итоге решили адаптировать. Вот и прижилось оно именно в такой вот форме. А у Пауля тем временем созрела новая идея для шантажа. Но вот сейчас он стоял совсем один. В голове слишком ярко отпечатались возмутительно блядские стоны, от чего Пауль глотнул ещё. Стояло всего восемь утра, весь сброд валялся без чувств, обнимаясь с полупустыми бутылками. Нагрянула какая-то необъяснимая тоска. Свет луны завораживающе отливал в окно, играя серебристыми отблисками. Повинуясь почему-то гнусному настроению, Пауль облокотился об подоконик, продолжая посёрбывать виски. Но со стороны послышался какой-то шум и топот, звучащий с каждым разом всё ближе. Пауль понял, что сейчас к нему сюда нагрянут гости. И каково же было его удивление, когда во мрак своими голыми ножками вступил Круспе. Лик его был весьма измят, а тело непроизвольно покачивались из стороны в сторону. Разило от него, как от пивной бочки. И цель его визита сюда была предельно ясна – опохмелиться. Прижавшись к жужжащему холодильнику, Рихард съехал вниз, издавая стон неподдельной боли. Когда он заметил чужое присутствие, то даже не шелохнулся. Только выдавил гнусавое: – Отелей вискаря. И Пауль отлил. Нет, не на Круспе. Брякнув какой-то кружкой без ручки, он щедро наполнил ее до половины, передавая Рихарду. Тот трясущейся рукой принял ее, и Пауль даже похвалил себя за сообразительность, что не налил до краев. Рихард, будто воду за два больших глотка осушил стакан, ставя тот на пол рядом. – Ещё? – Рихард помотал головой. Повисло молчание. Пауль за не имением лучших альтернатив стал рассматривать бледное лицо своего соседа по кухне. Рихард отвечал ему ответным и от чего-то заинтересованным взглядом. В притупленном алкоголем сознании моргнула удивительная своей наивностью мысль – надо поговорить. Постараться засунуть поглубже эгоизм и гордость и просто открыть рот. Попытаться найти вообще начало всей этой ненависти. Это мысль вроде не первый раз посещала голову Ландерса, но именно сейчас она начала казаться действительно важной. Повинуясь какому-то непонятному порыву в себе, Пауль сел недалеко от Круспе, убирая чашку из под задницы на столешницу. Задрав голову к потолку, он прикрыл глаза. – Правда хочешь меня прибить? Через пару секунд безмолвия ему дали ответ. – Может. – И почему? – Много причин. – Судя по звукам, Круспе сменил позу. – Но я будто не до конца понимаю. – Я тоже совсем не понимаю. Пауль почувствовал скользящий взгляд. – А ты? – А что я? – Ландерс замолчал. – Мы оба дров наломали, так ещё и спичку бросили. Теперь горим и всё потухнуть не можем. Рихард тихо рассмеялся. – Ты с самим дьяволом на ты. Тебе ли пламени бояться? – Ну а ты все умолкнуть не можешь. Мы похожи. – Какой ужас. – Голова Рихарда упала на плечо Пауля. – Мне весело. Редко в жизни встретишь того, с кем так ярко все. Будь то ненависть или любовь. – И не хочешь ничего менять. – Может и хочу. Но боюсь. Устоявшийся канон всегда опасно менять. – Должен ли я сейчас признаться в ответ для приличия? Рихард хмыкнул. – Что тоже меня страстно ненавидешь? Теперь улыбался и Пауль. Был ли у этой ненависти фундамент? Это так дух соперничества за что-то эфемерное сплёл их в этот комок взаимной антипатии? А может это был просто спектакль перед аудиторией. Вся эта феерия между ними была очень обсуждаема, а они оба очень любили внимание. Но как только они оказывались наедине, то все потухало. Как сейчас. Пепел все ещё дымил, но уже не горел. И появлялся закономерный вопрос – а надо ли это вообще? – Ты мне просто завидуешь, признай. – В чем же? – Обиды в голосе Круспе не было. – Я лучше. Люди любят тянуться к солнцу, а ты как серая туча. Хотя и на такое есть спрос. – Обвиняешь меня в самовлюбенности, а сам не лучше. – И Рихард никому никогда не скажет, что была тут доля правды. Пауль и впрямь был заразительно солнечным – люди такое любят. Он же вывозил на своей внешности и обаянии. Восхитительный мерзавец – идеально описывало его. Ведь характер был у него прямо противоположен красоте. Пауль тоже явно сахарным не был, но умел найти подход ко всем. А Рихард мог только мечтать о подобном. Но знать об этом Ландерсу не положено. – Но в чем-то ты все же хорош. Не как все, выёбываешься по особенному. – Пауль по-дружески потрепал его по плечу. – Удобно придумал. Не винишь всех подряд, а выбрал одного человека и скинул на него все. А именно я был удостоен подобной чести. – Встреча с тобой – кошмар моей жизни. Надо же как-то компенсировать. – Был какой-то особый кайф в том, когда на твой сарказм отвечает сарказмом, а не обижаются. Теперь оба смеялись. Искренно, громко, по-особому интимно. Не как тогда, когда оба были угашены и не соображали. Все осознано, хоть и поддето лёгкой алкогольной дымкой. Но она только и в помощь – язык развязнее. Когда поток веселья стих, захотелось фонового шума. Чего-нибудь бойкого, звонкого, чтобы прямо в пляс тянуло. И Пауль вспомнил, что с собой он притащил гитару. Старенькая акустика, но очень родная сердцу. И встал перед выбором – отпустить Круспе сейчас и сделать то, что велит душа, или дальше копаться тут в душевных проблемах. Почему-то в голове не укладывалось, что Рихард захотел бы сидеть с ним и слушать гитарные завывания. Не похож он был на такого человека. – Сейчас бы музыку... – Точно отзеркалил его мыслю Рихард. Улыбка вновь поползла по губам Пауля. – У меня с собой гитара есть. Не против послушать? Глаза Круспе чуть расширились. – Тоже на гитаре играешь? – Тоже? – У Тилля в каморке есть акустическая гитара, которую я давно привез. Время от времени люблю что-нибудь посочинять. Ландерс быстро встал с пола, протягивая руку Рихарду. – Чего же ты раньше молчал! – Он с силой притянул Круспе к себе, укладывая руку ему на поясницу. – Порой ты меня удивляешь, белка. – Белка? – Рихард остановился, изумлённо глядя на него. – Откуда ты... – Да так, не важно. Куда уж лучше, чем фамильничать постоянно. – Пауль снова потянул его. – Идём? Круспе или же белка обречённо вздохнул, но все же пошел. – Тилль как обычно... Улица встретила их промозглым холодом, отчего они, не удосужившись накинуть куртки, рысью пробежали туда и обратно, чуть не свалив все по пути. Кристальные снежинки таяли на все ещё теплой коже, оставляя влажные подтёки. Особенно красиво они смотрелись, когда путались в чернильных волосах Круспе, оседая на них, как присыпка на кексе. Рихард вернулся на кухню, а Пауль пошел уже за своим инструментом, вытряхивая тот из чехла. Из открытого кармана того посыпались медиаторы и фантики, которые Пауль и так оставил лежать на полу, желая побыстрее начать. Круспе расположился на стуле с идеально прямой спиной, уже вовсю настраивая гитару. Что удивительно, он не использовал тюнер, а делал это исключительно на слух. Когда дело было сделано, он довольно угукнул, переводя взгляд на Пауля. – Разыгрывайся пока, я посмотрю. – Сомневаешься в моих способностях? – Насмешливо сказал Круспе, ставя баррэ. Прозвучал удивительно чистый аккорд. А после пошла импровизация чистой воды, похожая по звучанию одновременно на энергичное фламенко и фаду. Пальцы двигались ловко и быстро, переберая струны, словно танцуя. Все звучало так складно, что у Ландерса не находилось слов. Его ожидания явно превзошли. Когда гитара стихла, Рихард горделиво расправил плечи. Пауль только и смог сказать: – Вау... – Думал, я только пару аккордов знаю, чтобы услаждать девичий слух? Переборов первоначальный шок, Пауль поудобнее перехватил гитару, на пробу проведя пальцами по струнам. Сейчас Рихард очень напоминал ежа – пыжился, порой кололся словами, но в целом был безвредным. А ведь он так старался строить из себя неприступного волчару... – Ну кто же так сидит?! Никакой техники не соблюдаешь! – Вдруг запричитал Рихард. – Спину выпрями, корпус не наклоняй, а гриф вообще опусти! Пауль недовольно крякнул. – Мне так удобнее... – Ты вообще гитару хоть иногда настриваешь? – Все не унимался Круспе. – Не езди по ушам, будь добр. Мы вроде как хотели помузицировать. – Отлично. – Все же умерил пыл Рихард. Через секунду раздумий он улыбнулся. – Тогда играем «I was made for lovin you baby» от Кисс? Знаешь же ведь, да? – А у тебя неплохой вкус, белка. Тогда играем. И будто чувствуя друг друга, они заиграли в синхрон. Один дополнял звучание другого, плавно постукивая ногой в ритм. На секунду, перед самым припевом, гитары замолчали, а после к музыкальному аккомпанементу прибавился мелодичный голос Рихарда. Он от души воспевал строчки, точно мурлыкая их. На голос он был вовсе не плох, заключил Пауль. Ко второму разу к нему присоединился и Ландерс, так же душевно горланя на ломанном английском, будто пытаясь разбудить всех спящих. Когда все стихло, оба изумлённо уставились друг на друга. Оба загоревшиеся, с блестящим взглядом и улыбкой на все лицо. Захотелось броситься друг к другу в объятия и прокричать победное «О да!». Лицо обжигала прилившая к щекам кровь, сердце стучало как бешеное, точно в ритм песне. – Это было невероятно! – Пауль подорвался с места к Рихарду, заключая в кольцо рук. – Господи, я будто бы снова родился! Рихард, не медля, ответил ему, прижимаясь теплым, даже горячим телом. – Боже, Пауль, иногда ты просто нечто! И Пауль застыл. Ещё ни разу, за исключением того пьяного инцидента, Круспе не называл его по имени. Он на мгновение отстранился, чувствуя в груди приятное шевеление. А Круспе улыбнулся ещё ярче, продолжая держать руки у него на плечах. Пауль вдруг понял, что такую улыбку, очаровательно искреннюю, хоть и не лишённую издевательского задора, он ещё никогда не видел. Особенно такую, чтобы она была направлена на него самого. И от этого осознания его собственные губы растянулись в непривычно нежном жесте. Означало ли это начало мира?

***

Когда Кристоф Шнайдер в сопровождени оравы своих товарищей вошёл в дальнюю комнату, где должен был находиться спящий Рихард и видимо уже труп Пауля, они явно не ожидали увидеть такое. Чудо не меньше, чем приход Христа – ужратый в говнище Рихард спит на койке в обнимку с Паулем. Оба укрыты каким-то коротким цветастым пододеяльником. Голые, но не напуганные. «Да нормально!» — скажете вы. «Круспе всегда спит в полном спальном комплекте и охраняет свою задницу лучше, чем кошелёк», — со слезами на глазах провоет Шнайдер. Когда вошёл Тилль, его лицо по обрело нечитаемое выражение. Сначала взгляд чужих зелёных глаз падает на сомнительно дремлющего Рихарда, прикрытого не менее сомнительным куском ткани. Напоминал античную статую — его причинное место было надёжно зацензурено уголком пододеяльника. На всякий случай он проверил под ним. Оба в трусах. И слава Богу. А потом произошло ещё что-то более невероятное. Сладкая парочка проснулась практически одновременно, при том спали они лицом друг к другу. Рихард проворчал что-то нечленораздельное, вновь утыкаясь лицом в грудь партнёра по постели. Можно вроде списать на то, что он ещё не протрезвел или не до конца проснулся, но даже в таком состоянии у Рихарда выработан рефлекс не хуже собаки Павлова. И пока их друзья тихонько наблюдали из-за двери, они поднялись, посмотрели друг другу в глаза и... Всё. Больше ничего. Не было угроз, рукоприкладства или чего-то ещё. У всех в головах пробежала мысль: «Неужели?! Звёзды решили сойтись на небе или скоро грянет апокалипсис?!» После была невероятная череда событий. Круспе приготовил блины, когда Пауль его попросил. Поартачился, конечно, но сделал все в лучшем виде. Потом они сидели чаёвничали, разговаривая и не пытаясь убить друг друга. Переодически уходили куда-то вместе и возвращались с лихорадочным блеском в глазах, что наталкивало на определенные мысли. Они все ещё ругались, но это скорее было похоже на ссору старых супругов. Не было стойкого намерения оскорбить, скорее подколоть. «Как-то слишком много дезориентированных на квадратный метр.» – Подумалось Линдеманну, раскуривающего пятый косяк за час.