То ли ангелы нас сводили, то ли бесы сходили с ума.

Кое-как разлепив глаза, Пауль мутным взглядом уставился в некогда девственно белый и целый потолок общажной комнаты. До него дошло сразу – он был явно не у себя и явно не один. Будто в подтверждение последнего, справа раздался протяжный храп, переходящий в задушенный выдох. Оттолкнув «свинью», ютящуюся под боком, он попробовал подняться из вороха скинутых на пол нетрезвых и бессознательных тел, постоянно спотыкаясь об их заплывшие рожи. Сознание возвращалось крайне неохотно, постоянными обрывками и провалами. Волновало лишь одно: где он, мать твою, вообще сейчас. Эту комнату, даже с учётом того, что Пауль ещё на первом году обучения обшарил все комнатушки, запомнив всех тараканов в углу и пятна на стенах, он не узнавал от слова совсем. Однако Ландерс успокаивал себя мыслью, что среди разношерстных выпивох он смог распознать своих знакомых. Сухой язык с трудом отлепляется от неба, выдавая первую связную мысль за утро. – Это ж надо было столько выжрать... Передёрнув плечами от мерзкого вкуса во рту, Пауль оглядел разбросанные бутылки из под дешёвой выпивки, количество которых явно во многом превышало численность присутствующих. Резко его нещадно так помутило, от чего он согнулся в три погибели, выворачивая из себя остатки спирта и вчерашних закусок. Попал он, кстати, как раз на лицо своему другу, которому не повезло от слова совсем, ведь спал он с широко открытым ртом. Всё содержимое желудка Пауля безжалостно растеклось по его лицу, затекая в горло. От подобной непотребной картины Ландерса повело ещё больше прежнего и уже придерживая рот рукой, через которую всё равно просачивалась рвота, вытекая через пальцы, он поплелся искать выход. Оставив за собой продолговатый след из желчи, он все же смог добраться до раковины на кухне. Пока он отплевывался остатками, вдруг осознал, что находится скорее всего он в другом корпусе – там, где нога простого обывателя не ступает. Здесь проживают крутые мажорики и мажорки, с подачки родителей имеющие комнаты с собственными ванными и кухнями. У них вот такой роскоши не было – на весь корпус был одна один сартир и жалкое подобие чего-то, что обычно зовётся кухней. Ополоснув лицо, – о боги! – теплой водой, он здраво рассудил, что пора бы закругляться и ползти к себе. Однако Ландерс так и не смог отказать себе в удовольствии обчистить холодильник и пошариться по чужим карманам. С пьянчуг он, конечно же, не поимел ровным счётом ничего, зато в холодильнике обнаружились маринованные огурцы, рассол которых Пауль сейчас с превеликим удовольствием жадно поглощал. Почувствовав себя чуть лучше, Пауль рассмотрел свое отражение в дверце какой-то навороченной микроволновки. – Ебена-мать! – Обведя распухшее лицо ладонями, он огромными глазами продолжил разглядывать себя. – Ну красавец! Впрочем, это не самое ужасное из того, что могло произойти. А то бывали у него порой настолько страшные алкотрипы, что по утрам приходилось бродить по урманам, обещая себе больше никогда не брать в рот ни капли. Но всё моментально забывалось, когда среди непроходимых деревьев виднелись застройки, означающие, что ему не придется ночевать тут и жрать белок на ужин. С комнаты послышался чей-то болезненный хриплый стон, и тут Пауль понял, что пора ретироваться. Но прежде чем он успел выйти, прямо перед его ногами, словно в замедленной съёмке, на его же, блять, блевотне подскользнулся какой-то мятой наружности хмырь. Неловко махнув тому на прощание, Ландерс резво поскакал куда подальше, не забыв прихватить с собой чудом уцелевшую пачку кукурузных чипсов. По пути в свою комнату Пауль всё разглядывал удивительно аккуратный и чистый коридор, увлеченно жуя размякшую закуску. Тут его встречали хмурые женские взгляды и шепотки, на которые он привычно зубоскально улыбался, задорно подмигивая вмиг зардевшимся девицам. Заваливаясь на скрипящую кровать уже в своей комнате, его вдруг осенило, что сегодня была пара по истории искусств, коей руководил самый лютый препод в универе. Спуску он не давал вообще никому, а за прогулы не допускал к экзаменам. Был настолько непреклонен, что не брал ни взяток, ни любезно предлагавших свое молодое тело в обмен на четверочку студенток. В общем, ебал он по полной программе. Пауль хоть и был тем ещё отбитым распиздяем, но тоже как-то слегка побаивался его. Он был единственным, на чьи пары Пауль исправно ходил, даже если за пятнадцать минут до этого проснулся на шконке в неизведанных ебенях. Слишком резко подорвавшись, Пауль звонко свалился на пол, но все же начал упорно ползти прямо к двери. Время поджимало, а этот чертила всех, кто посмел на его дохрена важную пару опаздывать, просто-напросто выставлял за дверь и не впускал, будто бы они в школе. Наскоро натянув сапоги, Ландерс, ни умывшись, ни переодевшись, поплелся в обитавальню знаний, проклиная свое похмелье. Подумалось, что надо бы кончать уже с подобным – а не то печень откажет. Уныло ковыляя по улице, Пауль всё норовил развернуться, послав нахуй препода, и идти досыпать. Но, разглядев в далеке, у самого входа своего товарища, он благополучно позабыл о своем обморочном состоянии, кинувшись к нему со всех ног.

***

Полуденное солнце жарило так, что хотелось не иначе, как сдохнуть. Но подыхать, к сожалению, пока было слишком рано, поэтому Флаке прятался в тени навеса у входа и курил, глядя на раскалённую улицу. И на то, как вдалеке бежал хилый силуэт Пауль, резво махая ручкой в приветственном жесте. Дурак, не иначе. Его негабаритная и неатлетичная фигурка в момент оказывается рядом с ним, нахально приваливаясь к плечу. Над ухом послышались рваные вздохи, а в нос гаденько ударил плотный запах дикого перегара. Отцепив от себя растекшуюся тушку, Лоренц облокотился о стену, внимательно разглядывая поплывший лик друга. – И чего пришел? – Флаке скрещивает руки на груди, вздергивая нос. – Учиться. – Пауль жмёт плечами. Флаке словно резко перемкнуло. Он, ухватившись за живот, выронил из рук сигарету, сотрясаясь безумным хохотом. – Блять, Пауль, ты бы себя видел! Опустившись, чтобы поднять и докурить окурок, Пауль так и не смог встать, оставшись сидеть на корточках. От подобного жалкого зрелища Флаке совсем уж как-то неприлично разъебало, отчего он скатился вниз по стене, усаживаясь костлявой задницей на бетон. – Не, ну вы посмотрите на него! Сначала нажирается вусмерть, а потом ходит с лицом великомученика-Христа, как на картине Крамского! – Чтобы придать своей речи выразительности, Кристиан махал руками, продолжая ухахатываться. – Тебя послушать, так это вообще! Вопросительно подняв брови на не совсем адекватное поведение товарища, Пауль медленно затянулся, выпуская густой смог в лицо напротив. – Ты уже успел что-то с утреца употребить? Продолжая чуть ли не кататься по земле, Флаке все пытался что-то сказать, но все его попытки были тщетны. Пожав плечами, Пауль со стоном, но поднялся, туша окурок о стену, и направился внутрь, предвещая отнюдь не приятное времяпрепровождение следующие два часа. Вдоволь отсмеявшись, Флаке двинулся вслед за ним, продолжая похихикивать себе под нос. На входе их встретил спящий охранник, которого в народе кликали просто в «Леха пират». Пиратом он был чисто формально, и никто не знал, откуда это пошло в принципе. Однако все поголовно назвали его по прозвищу. Пират накрылся газеткой, чтобы солнце не слепило глаза и от слишком мощных храпов она подлетала, открывая взор на небритую заплывшую харю. Мысленно поблагодарив кого-то свыше, что в этот раз им повезло и все обошлось без нравоучений и упрёков за опоздание с его стороны, парочка двинулась прямиком в аудиторию, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить дремлющего беса. Но, к их огромному удивлению, препода на месте ещё не было. Пауль резво пробегает к крайней парте на конце помещения, которая была их зарезервированным местом. Но вот в Лоренце подобной активности не наблюдалось, и он, зажав нос, проталкивался сквозь брошенные на пол сумки. Кабинет уже успел провоняться потом и ещё чем-то очень мерзопакостным. Только они смогли усесться, как в их сторону прилетело два бутерброда с колбасой и маслом, приземлившихся прямо на пол. С первой парты им помахал их отправитель, желая приятного аппетита. Не знавший чувства брезгливости Пауль без задней мысли с удовольствием вгрызается в булку, одновременно с этим протягивая ему его порцию. Чуть не вывернув наизнанку желудок, Флаке отказывается, отодвигаясь подальше, лишь бы не чувствовать затхлый запах этого подобия колбасы. Тот лишь пожимает плечами, продолжая как ни в чем не бывало жевать. От смеси мерзких зловоний и плавящей внутренности жары хотелось вывернуть завтрак наружу и расплакаться одновременно. Спустя пару минут, в течение которых Кристиан желал не иметь нос вообще, дверь в аудиторию открылась, и оттуда выплыло две фигуры. Среди какофонии ужасающего смрада послышался нежный аромат кофе и вишни, отдающий приятной кислинкой. Стараясь втянуть бесподобное благоухание поглубже, Флаке повернул голову к его обладателю. Тот оказался как раз тем, кого он ожидал увидеть. Круспе собственной персоной. Шел он не один, а чуть ли не под ручку с самим чертом, который что-то оживленно ему рассказывал, пока Рихард лишь отстранено кивал и натянуто улыбался, всеми силами пытаясь выглядеть заинтересованным разговором. Как-то совсем пошлячно улыбаясь, старик как бы невзначай проводит ладонью по пояснице собеседника, отчего тот выгибается, стараясь отодвинуться от нагло ползущей руки. Выронив уже пустой стаканчик кофе, Круспе скупо извиняется и дефилирует к своему месту, заставляя сворачивать в его сторону шеи минимум половины присутствующих. Игнорируя всеобщее внимание, он откидывает рюкзак на парту, принимаясь тепло здороваться со своим закадычным приятелем – Линдеманном. Про эту парочку слухи циркулировали охотно и упорно, вплоть до того, что поговаривали, будто они женаты. Очевидно, что это было неправдой, но иногда они все же давали резон сомневаться в специфике их отношений. – Марафет наводил небось. – Справа послышался голос, отчётливо кишащий раздражением, отчего Флаке поворачивается обратно к Паулю, который уже во всю метал искры из глаз в сторону пришедшего. Ни для кого не секрет, что отношения у этих двоих были, мягко говоря, напряженные. А если на чистоту, то они были готовы перегрызть друг другу глотки, выпотрошить и обоссать. Что, впрочем, уже не раз пытались проделать, но благодаря верным друзьям, которые не дали взять грех на душу, попытки успехом не увенчались. Проще говоря, свои «страстные» чувства к друг другу они не фильтровали от слова совсем, отчего молва о их вражде приобрела совсем уж комичный характер. Словно чувствуя, что говорят о нем, Круспе оборачивает голову к нам, прерывая свои воркования с Тиллем. Доброжелательная до зубного скрежета улыбка вмиг сменяется злым оскалом. Злобно щуря раскосые глаза, тот одними губами шепчет лаконичное: «пошел нахуй», сразу же получая ответную реакцию. Сие мракобесие прерывается Линдеманном, который что-то шепчет на ухо соседу, заставляя того расплыться в милейшей улыбке и потерять интерес к распрям. Однако Пауль продолжает сверлить темный затылок взглядом, бормоча себе под нос все имеющиеся в его весьма нескудном запасе оскорбления.

***

Пауль был где-то глубоко в своих мыслях, стараясь не думать о наглой роже, сидящей впереди него. Иначе бы он просто подорвался с места и, не взирая ни на что, хорошенько бы его отделал. Вся его личность стояла ему поперек горла, а от одного лишь звука этого чертова голоса враждебность распространялась по телу обжигающей патокой. В нем Ландерса раздражало абсолютно все, от оболочки до естества. И, как ни странно, его чувства были полностью взаимны. Раздражало и то, что ему в принципе приходилось с ним переодически пересекаться, так как лектор любил смешивать группы в одну для экономии времени. Мол, мы все тут приобщены к искусству и всем поголовно это полезно знать. А Ландерса прямо-таки распирало, когда это происходило. Чего стоило лишь его надменное выражение лица и затаенное презрение к окружающим, которое он так тщательно скрывал за выверенной улыбкой. Причем наплевал бы Пауль на его скотское отношение к другим, но это самое стервозное презрение усиливалось десятикратно, если было направлено на него. И ограничивайся оно лишь взглядами и мразотными шепотками за спиной, он бы, может, и стерпел подобное, но Круспе беззастенчиво высказывал все свои беспочвенные недовольства прямо ему в лицо, подначивая других делать то же самое. Извечное напряжение натянутой струной звенело и вибрировало между ними, заставляя содрогаться каждого, кто был затянут в круговорот страстной ненависти. Порой у Пауля даже слов не находилось, чтобы описать всё терзающее его возмущение. Словно все, что он делал, было ему, Паулю, назло. Если он говорил белое, Круспе говорил чёрное, Пауль говорил сладко, он – горько. Пока Ландерс одевался в бесформенные мешки, Рихард носил вещи в облипку, беззастенчиво являя всему миру свое тело. Пока Пауль пестрил излишней яркостью, он разил мрачностью. Пока на лице Ландерса была улыбка, Круспе ходил с постной до тошноты мордой. И казалось, этого вовсе никто не замечал. Всё это было до такой степени несуразно, что иногда в голову Пауля закрадывались мысли, что у него просто помутнение рассудка. Но каждый раз, когда он видел его, в нем пропадали всякие сомнения, что он конченный. Просто все были донельзя слепы. Этот стервец был столь самодоволен, что все в его внешности буквально кричало об этом. Ходит вечно с поднятым носом, самодовольно щуря глазки в сторону проходящих. Будто он пуп земли, а остальные – грязь, пятнающие его жизнь одним лишь существованием. Его сучья натура прослеживалась вообще во всем. Из беспрерывного потока мыслей Пауля вырвал чей-то пронзительный взгляд, который он почувствовал далеко не сразу. Однако он сразу понял, кто это был. Один из подсосов преужасного Круспе – Шнайдер, или в простонародье «Дум, патлатый говнарь». Окинув Пауля своим нечитаемым взглядом, словно подражая своему покровителю, он отвернулся, перегибаясь через парту в сторону Рихарда и нашептывая ему невесь что. Раздражение Ландерса полыхнуло с удвоенной силой. Раньше Пауль с ним были если не приятелями, то как минимум, неплохими знакомыми. Несомненно, у них тоже были вечные ссоры, которые хоть и не доходили до их нынешнего с Рихардом уровня, но тоже были вполне жуткими. Бесил его даже не сам Дум, а его наглое лицемерие. Раньше он держался особняком, возомнив из себя волка одиночку, не поддаваясь даже под напором напускной доброты. А как в нашу университетскую жизнь ворвался господин Круспе, то его как будто бы подменили. Он одним из первых подлизался к нему, отчего получил казенное место на пьедестале Рихарда. Тот подобные заморочки, направленные на ублажение его гипертрофированного эго, оценил сполна и из заморашки недо-тихони возвел Шная на доселе не виданный ему уровень популярности. Конечно, как полноценную и цепляющую личность Дума признали не сразу, пользуясь им лишь для того, чтобы узнать про Круспе побольше, но со временем тот все же смог доказать собственную ценность. Ценность эта, конечно, была весьма сомнительной, но все же хоть какой-то. Славился он своей крайней ебанутостью и готовностью лезть в любую жопу без смазки, за что и получил уважение от окружения. В наших серых реалиях даже подобного достаточно, чтобы плотно устаканится в иерархии. По большому счету, всех, кто хоть как-то связан с Круспе, Пауль недолюбливал чисто на интуитивном уровне. Но бывали и редкостные исключения. И одно из них – ранее упомянутый Линдеманн. Человеком он был крайне спокойным и неконфликтным и в принципе мало вписывался в мани-мирок истеричного Круспе. Но каким-то образом эти двое были близки, словно знакомы не одну жизнь. Такой дружбе можно было только позавидовать. На момент задумавшись, что как-то слишком много он уделяет времени вещам, которые привносят в жизнь лишь волнения, Пауль попытался сменить направление мысли в иное русло. Получалось с трудом, ведь подлая размалеванная морда не прекращала маячить перед глазами ни на секунду. Однако его спасение пришло, когда лектор оповестил всех, что у него появились неотложные дела и он вынужден покинуть нас раньше времени. Резко засобиравшиеся люди перекрыли взор на его раздражителя, отчего Ландерс выдохнул. Твердо решив, что на сегодня с него хватит просвещения, Пауль направился обратно в общагу, предвосхищая сладкий сон. Однако по пути туда, не увидев среди разномастных шпал назойливые черные иголки, он столкнулся с их обладателем плечами. Над ухом послышалось закономерное «широкий что-ли?». Всё недавно поднявшиеся настроение вновь опустилось, упав на самое дно. – Чего распизделся-то? – Пауль сразу встал на дыбы, ибо молчать больше он не находил в себе сил. Рихард стряхнул с плеча тяжёлую руку Тилля, который уже принялся во всю успокаивать друга. – В себя вдруг поверил? Ничуть не стремаясь угрожающего взгляда, Пауль подошёл ближе, собираясь прописать ему промеж глаз. Только Ландерс хотел схватить Рихарда за грудки, как его руку перехватила громадная лапень Линдеманна. Он молча покачал головой, посмотрев на них, как на шкодливых детей. Однако это ни разу не умалило порыва Пауля отомстить и не придумав ничего лучше, он со всей силы треснул тяжёлым ботинком по чужим лакированным лоферам, оставляя на них вмятину. – Совсем что-ли?! – Взвизгнул не своим голосом Круспе. – Из приюта для отсталых что-ли сбежал?! – Мне это говорит сраный гот?! Прежде чем они успели продолжить, их, словно котят, подняли за шкирку, отцепляя друг от друга. Возмутившись от подобного, Пауль начал резво брыкаться, пытаясь вырваться из крепкой хватки. Так же резко, как и схватили, Ландерса отпустили, откинув в сторону. Однако Рихард так и остался подвешенным над полом, глупо хлопая глазами. От вида его растерянного лица Пауль надрывно расхохотался, ребячливо начиная тыкать в него пальцем. Тот сразу же начал орать, угрожая разбить лицо Тиллю, если тот сейчас же не отпустит его, чтобы «выбить все дерьмо из этого засранца». Линдеманн флегматично выносил все упрёки в свой адрес, не шевеля ни единым мускулом. От этого зрелища Ландерса прорвало ещё больше. Круспе предпринял попытку пнуть его со своего положения, но Пауль вовремя отскочил, все ещё продолжая заливаться над ним. Однако свободная рука Тилля упала его на макушку, грубовато опуская голову в пол. Продолжая давить всё сильнее, он прошептал короткое «лучше иди» и подтолкнул Пауля вперёд. Может из чувства страха, а может из уважения он послушался его, начиная идти туда, куда изначально и запланировал. Однако это не мешало ему переодически кидать взгляды через плечо, упиваясь жалким видом своего врага. Пожалуй, Тилль был единственным, кто мог хоть как-то приструнить неподатливого Круспе, умея нажимать на нужные рычаги. Перед тем, как заснуть, Пауль всё продолжал и продолжал воспроизводить эпизод унижения этой истерички, чувствуя, как от наслаждения сводит тело. Почаще бы так!

***

Чуткий сон Пауля прервался, когда он услышал подозрительные шевеления и пьяный смех через буквально картонные стены. Перевернувшись на другой бок, Ландерс попытался игнорировать это. Вскоре послышались неприличные стоны, сопровождаемые глухими шлепками и вскриками вроде «боже мой!». Нахмурившись, Пауль развернулся обратно к стене, начиная стучать в нее не менее рьяно, надеясь, что его жест поймут или, как минимум, услышат. Но в ответ раздалось лишь гнусавое и такое привычное: «заткнись, Ландерс!» и ещё один звонкий визг. Этот блядушник снова привел кого-то в комнату, от слова совсем не робея оповестить об этом всех. Чуть не пробив ударами в перегородке между комнатами дыру, Пауль всё же попытался смириться со своим положением, ведь спать хотелось больше, чем вставать разбираться. Всё равно ведь всё закончится через пару минут. Проходили уже. Однако прелюбодеяния продолжались уже многим дольше, чем обычно, и, кажется, даже не собирались заканчиваться. Раздражение уже во всю распирало Пауля изнутри, а терпение ожидаемо кончалось. Если ещё недавно он думал, что не настолько изверг, чтобы лишать даже таких личностей секса, то сейчас все благие обещания самому себе забылись. С грохотом вскочив с кровати, он направился в сторону соседней комнаты, намереваясь разобраться с неугодным. Но пока Ландерс собирался с силами прервать страстных голубков, все подозрительно резко закончилось, и застал он одного из участников грешного деяния уже уходящим. Тот, с расплывшимся от счастья лицом, чуть ли не полз, пока Ландерс провожал его долгим взглядом. Протяжный скрип двери оторвал его от созерцания чужой спины, заставляя обратить внимание на вышедшего из нее. Довольный, словно кот, наевшийся сметаны, Круспе махал на прощание своему ублажителю вслед, переодически подтягивая пояс на совсем уж коротком халатике. Быстро оглядев, чего греха таить, весьма ладно слаженное тело, облаченное в черный струящийся шелк, Пауль отвернулся, вмиг позабыв о всех своих претензиях. Но его окликнули обманчиво ласковым голосом: – Ты хотел присоединиться, Ландерс? – Рихард приваливается к закрытой двери. –Тебя ебать – как в надутый шарик дрочить. Все разъебанно и член как в ведре болтается. – Шарики я, увы, не трахал. Боюсь, что твоих сравнений не пойму. – Он снисходительно улыбается. На подобное нарочитое остроумие Пауль лишь раздражённо закатил глаза. Вырвать бы этой бляде язык. – Трахайся потише, а то такое чувство, что я живу рядом с путаной. – А нечего подслушивать. – Круспе опасно повышает голос, приподнимая острый подбородок. – Я бы, знаешь ли, с радостью этого не слушал. Но у меня вообще выбора никакого нет! – Кричит ему в ответ Пауль, тыча в него пальцем. – Не мои проблемы, – Рихард развернулся обратно к двери, игнорируя открытые недовольства в свой адрес. – Что-то не устраивает – иди разбирайся. – А я и пойду! – Скатертью дорожка. Но, конечно же, Пауль знал, что у него нихрена не получится. Как и во все прошлые разы. Ведь когда он только заселился, Ландерс не успел воспользоваться той прелестной возможностью поменяться с кем-нибудь комнатами. Тогда Пауль ещё не знал, насколько его сосед мудак. Но вот когда он это уже осознал, было слишком поздно. Сейчас переселение было временно приостановлено, ведь проректор считал, что менять порядок нет необходимости, ибо предоставление комендантам возможности определять место для поселения неоднократно приводило к злоупотреблениям. Поэтому уже второй год подряд ему приходилось мириться с этим. Не успел Пауль сказать ещё хоть что-то, как перед ним громко хлопнула дверь, оповещая, что разговор исчерпан. Напоследок пнув ее так, что та аж жалобно скрипнула, и выслушав отборный речитатив Круспе в свой адрес, он пошел обратно к себе. Веселые же, однако, подарки любит преподносить судьба. Словно всё специально делалось против него: соседские комнаты, общие круг общения и популярность на двоих. За последнее они грызлись, пожалуй, яростней всего. Если Пауль был известен своим дружелюбием и открытостью, то Круспе же прославился своим умением плести чарующие речи и держать себя в обществе, покоряя сердца и подкупая самых неподкупных. При виде этого вампиреныша у девушек сбивалось дыхание, а у парней в глазах пробегали завистливые искорки, но даже они не могли устоять перед подобным обаянием. И все же, был и упрямо оставался кое-кто, кого ему так и не удалось покорить или купить. Ландерс искренне считал, что подобная популярность жалкая – почитание исключительно из-за внешности, которая в скором времени может непроглядно увясть. Но вот его природные качества в виде шикарной улыбки и умения притягивать к себе людей были нескончаемы. Так что он считал это одной из своих маленьких побед. Скинув рюкзак куда-то на пол, Пауль вольготно раскинулся на кровати, чувствуя, как в спину впиваются пружины. Только он прикрыл усталые глаза, как в его дверь вновь постучали. Пауль сразу же послал стучащего куда подальше и для убедительности кинул в дверь подушкой. Но вдруг из-за нее показалась знакомая идеально лысая башка. Облегченно выдохнув, Ландерс махнул головой, чтобы тот зашёл. Нагнувшись, чтобы пройти в дверной проем, он прошмыгнул в помещение, усаживаясь на полу. – Чего хотел? – Пауль перелег на бок, внимательно рассматривая своего друга. Олли выдерживает трагичную паузу, говоря чересчур спокойным голосом. Иногда создавалось впечатление, что он постоянно был под кайфом. – Пошли на скейтах покатаемся. Мысленно Пауль прикидывает, чего он хочет сейчас больше – резвиться на пока ещё жарком солнышке или сладко спать. Вспомнив, что судьба к нему не благосклонна как минимум сегодня, он решил всё же составить компанию Оливеру. Осоловело оглядывая комнату, Ларс переводит взгляд обратно на Ландерса, буквально забираясь им под кожу. – Слышал, что вы снова с ним сцепились. – Ридель неожиданно переводит тему, продолжая держать бесстрастное лицо. – Что на этот раз? – Ну, – Пауль неопределенно махает рукой, переворачиваясь обратно на спину. Ландерса очень уж забавляло то, что Олли в принципе интересовали какие-либо сплетни или слухи. Слишком уж это было не похоже на него. – Ты же знаешь, как это обычно происходит. – Не такой он и плохой. – Ну конечно, прямо белый и пушистый, – Пауль едко усмехается прекрасно зная, что если не будет аккуратен в подборе слов, то может схлопотать. Но неоправданные риски он любил, поэтому продолжил. – Сам себя-то слышишь? Оливер, как знал Ландерс, вроде как дружил с Круспе и в принципе был тем самым праведником добра, видящим в людях только хорошее. Ненависти Пауля к Рихарду он не понимал, даже если своими глазами видел их стычки. Пауль всё пытался понять, чего он его так отчаянно выгораживал, ведь тот того явно не был достоин. Не заслуживал этот утырок такого хорошего отношения. Пауль сразу попытался отогнать навязчивые мысли о Круспе, которые все не хотели уходить из его головы, каждый раз раздражая с новой силой. – Олли, свет души моей, закроем эту неприятную тему. А то я так поседею скоро.

***

Свежий воздух наполнял лёгкие. В глаза бил яркий свет солнца, отражающийся в окнах домов. Трель птиц ласкает уши, лёгкий ветерок пробуждает, мурашками проходясь по открытой коже. Площадка пуста и ни одного человека тут нет, даже наглых и беспринципных мамочек с детьми. Одним словом, благодать. Пока Олли завязывал уже в тысячный раз развязавшиеся шнурки, Пауль забвенно рассматривал свою доску – изрядно побитую и поцарапанную. Всё это было следами практик и многочисленных тренировок. Неоновая краска вот-вот сотрётся, колёса уже давно лишь на добром слове и держатся. Пора бы, по-существу, новую покупать, а то развалится во время выполнения очередного трюка, да только Пауль слишком привык к ней и расставаться не хочет от слова совсем. Катался он уже года три и был в этом деле, как рыба в воде. Она была его вечной любовь, страсть к которой не утихла до сих пор. С ней все беды жизни забывались, и в сердце наставал блаженный покой. Ларс перекинул доску через плечо, подходя к Паулю ближе. Так их комичная разница в росте была видна как нельзя лучше – На перегонки? – По лицу Олли ползет лёгкая улыбка. Пауль сразу же запрыгнул на скейт, вырвавшись вперёд. – Не отставай! Лицо обдало приятным ветерком, а сзади послышался глухой стук колес. Расставив руки по сторонам, Ландерс прикрыл глаза, отдаваясь моменту целиком. Вмиг стало все равно на всяких Круспе и на все тягости бытия. Прокатались они около двух часов, до такой степени продуктивно, что Пауль даже не чувствовал собственных ног. Однако на сердце было легко, как после дозы экстази. Счастье действительно было в подобных мелочах.

***

– Вот ведь уебок! – Рявкает Круспе, дергаясь всем телом. – Не дергайся. – Тилль сжимает его ногу крепче, посылая волну колючей боли по ней. – Я этого сученыша на кусочки покромсаю... Ай, блять, аккуратнее! Кинув угрожающий взгляд в сторону жалующегося, Тилль продолжил прижимать банку холодного пива к распухшей и слегка посиневшей стопе друга, игнорируя все дико льющиеся негодования. – Хорошо тебя, конечно, Ландерс припечатал... – Задумчиво тянет Тилль, проводя по стопе пальцами. – Ещё хоть раз его имя назовешь и я тебя прибью! Словив за слишком острый язычок больнючий щелбан, Рихард все же чуть поумерил свой пыл, направляя его в сторону виновника торжества. Боль была адской, и создавалось впечатление, что нога была сломана. Но, по скромному мнению Тилля, это был просто ушиб. Рихард хмурится от неприятной пульсации в ноге, на лбу проступает испарина, а дыхание сбивается. Оглядев перекошенное от неподдельной боли лицо друга, Линдеманн все же усомнился в своих догадках. Покрутив чужую ногу ещё пару раз, он поднялся, беря в ладони чересчур бледное лицо. – Очень сильно болит? – А не видно что-ли? – Рихард корчит рожицу, недовольно пыхтя. Быстро сообразив, что до медика будет слишком далеко, да и скорую вызывать тоже не вариант, Тилль решил, что единственным верным вариантом оставалось найти Лоренца и вырвать того с работы. Чтобы хоть немного уменьшить страдания друга, Тилль отрыскивает в закромах комнаты обезболивающие, дабы бедняга не мучился так сильно, пока ждёт его. – Так, лежи тут и жди. – Заботливо потрепав Круспе по волосам, он надавливает ему на плечи, заставляя лечь. – Постарайся держать ушиб выше уровня сердца. – Ты куда это собрался?! – Круспе подрывается с места, но его тут же укладывают обратно. – Будем лечить твою ногу. Быстро скрывшись за дверью, Тилль сразу начинает судорожно вызванивать Флаке, искренне надеясь, что тот ответит быстро. А то Рихард взаправду помрет, пока он тут бегает. Их непризнанный доктор, хоть и спустя время, но отвечает, что-то активно жуя, пока говорит. Видимо, сидит на обеде. Кратко изложив ситуацию, Тилль ненавязчиво попросил тащить его задницу сюда как можно быстрее, ведь принцесса сейчас ждет и страдает. Тот пообещал прийти через минут десять, посоветовав пока продолжать держать холодный компресс на ушибе. Зайдя обратно в комнату, Тилль застал Рихарда уже спящим. Он забавно морщил нос и хмурился, дёргая ногами и издавая нечленораздельные звуки. Вздохнув, Линдеманн уселся рядом, успокаивающе поглаживая спящего по коленке. Жест срабатывает, и Рихард перестает метаться. Мягко нашептывая незамысловатую песенку, которая, как он знал, нравилась Рихарду, он и не заметил, как дверь тихонько приоткрылась. В комнату бесшумно вошёл Лоренц, сразу же кидаясь осматривать «больного». Последний же, видимо, ощущая чужое присутствие, просыпается и впивается взглядом в пришедшего. Флаке это ничуть не смущает. Быстро осмотрев пострадавшего, он вынес вердикт. – Ушиб средней тяжести, ничего не поломано. Выглядит страшно, но не серьезно. Специального лечения как такового не предусмотрено, достаточно будет наложить давящую повязку. – Деловито поправив очки, доктор-айболит направился обратно к двери. – Лучше особо не напрягать ногу, подожди пару деньков. Если совсем уж плохо будет, то топайте в больничку. Распрощавшись и сердечно отблагодарив за помощь, Тилль быстренько выпроводил гостя восвояси, принимаясь успокаивать обомлевшего от перспективы сидеть на одном месте Круспе. – Мудачье сраное, я ему это припомню! – Его кулак врезается в стену. – Эта скотина у меня по струнке ходить будет! – Не надрывайся ты так, а не то ещё и голова разболится. – А ты мне ответь, как тут не орать?! – Рихард жмурится, скрипит зубами, выглядя так, будто вот прямо щас и лопнет. – Я даже до своей кровати дойти не могу! Тяжко вздохнув, Линдеманн, велев покрепче схватиться ему за шею, просунул руки под колени и спину, приподнимая не сопротивляющееся тело. Быстро преодолев небольшое расстояние от кровати до кровати, он сбросил нелегкую тушку на ее законное место. – А понежнее нельзя? – Круспе фыркает, закидывая ногу на ногу. – Скажи спасибо, что не на пол. – Тоже укладываясь на свою кровать, Тилль закладывает руки за голову, томно прикрывая глаза. – Буди, если что-то не так будет. – Ага... Раненый понуро отворачивается к стене, прислушиваясь к тихому дыханию соседа. Когда то сменяется на тихий храп, в голову резко закрадывается мысль, что за подобную наглость надо обязательно отомстить. Множество идей и жестоких образов проносилось перед глазами, но как гром среди ясного неба перед ним предстал особенно беспощадный, ну конечно лишь по мнению других. Вспомнилась невинная и слегка кривая улыбка, белокурые волосы и большие, совсем детские глаза. Но самое интересное во всем этом было то, что все это нравилось Паулю. Информацию об этом он заимел от одного их общего знакомого, который точно даже не думал о том, что ею воспользуются так подло. Судя по скверной улыбке, план мести уже созрел и обрастает всякими мелочами, греющими его наглую кошачью душу. Этот выблядок у него ещё запоёт.

***

– Паули! – Элли, привет. – Пауль мягко обвивает тонкую талию рукой, прижимая ближе к себе. – Чего так долго? Элли невинно дует розовые губки, придавая своему лицу совсем детское выражение. – Ну я же девочка, должен привыкнуть уже! – Тянет она омерзительно высоким голоском, отчего Пауля невольно передёргивает. Где-то внутри все скрутило от отвращения. – Ну да, что это я... – Пытаясь обуздать противоречивые чувства в глубине сердца, Ландерс тянется к лицу напротив, пытаясь коснуться вроде таких манящих, но в тоже время совсем не притягательных губ. Та отворачивает лицо, пытаясь скрыть хитрую ухмылку. Пауля пробивает дрожь омерзения, когда она, притворно хлопая глазками, изображает оскорбленную невинность. – Чего ты так сразу... Я, знаешь ли, не легкодоступная! Хайко хочет истерически рассмеяться, ведь он знал, что она серьезно. Сколько раз его уже бортанули? Не сосчитать. А ведь эта девица, которая так пыталась косить под неприступную целочку, уже переебалась с половиной универа и явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Чисто символически Пауль тоже хотел поиметь столь желанное всеми тело. И хотел бы он сказать, что упругая грудь третьего размера и сочная попка покрывали ее мерзкий характер и странные закидоны, но к сожалению увы и ах. В нем играла скорее похоть, чем какие-либо чувства, хотя среди знающих о его так называемом увлечении, с которым он борется какую неделю подряд, он прослыл «куколдом». Девица упорно не давала, а Пауль, методично потрахивая уже согласных, все думал, что это нечестно. Чего она так морозилась, было неясно, ведь переспать с селебой универа и довольно симпатичным парнем хотели бы многие. Ну и она была, естественно, не исключением. Может хотела показать, что не лыком шита и доказать своим подружайкам, что она вся такая расписная, раз на нее положил глаз такой видный парень. – Риша! – Послышалось звонкое пищание. От звука этого ненавистного имени Пауля помутило ещё больше. Могло все стать ещё хуже? – Не занята? – Обольстительно улыбнувшись, Круспе наклонился к ушку Элли, сладко нашептывая. – Нужно о кое-чём поговорить наедине. Та вся сразу засияла, замотала головой и напрочь забыла о рядом стоящем Пауле. Зато Рихард о нем точно не забыл, сверкнув горящим взглядом в его сторону. Под скрежет зубов Рихард закидывает руку на талию Элли, отчего та жмётся к нему, как кошка. Махнув на прощание Круспе одними губами промолвил «один-один, сучонок». Чертыхнувшись, Пауль прекратил провожать ненавистную парочку взглядом, начиная идти обратно. А ведь две минуты назад эта дама не соглашалась даже на поцелуй!

***

Прекрасное чувство упоения от униженного взгляда Пауля растеклось под кожей, но как-то слишком быстро прекратилась, сменившись смертной скукой. Чего Ландерс в этой Элли нашел, Круспе не понимал. Безусловно, куколка была отменной красоткой, но не более. Даже чтобы просто утолить свой спортивный интерес, он бы не стал ее трахать, ведь податливые шлюшки давно перестали его интересовать. Но вот если смотреть на нее, как на инструмент для достижения собственных гнусных целей, то она была весьма удобна. В любом случае, это определенно могло считаться победой. Будет достаточно пары слов, сказанных забвенно хриплым голосом и вот наша неприступная дева Мария раскалывается, как орешек, и вьется рядом собачкой в надежде на повторение опыта. Однако дважды заваливать одного и того же человека Рихард не любил, это было чем-то вроде кредо. Поэтому девчушка могла даже не рассчитывать на какое-либо продолжение или, упаси боже, ответные чувства. Как-то позабыв, что под ним щас ужом вилась очередная кукла, Рихард отвлекся от мыслей, нехотя сосредотачивая внимание на партнёрше. Стонет она уж чересчур манерно и наигранно, хотя по большому счету, он не делает практически ничего. Желая побыстрее выпроводить особу за дверь, Рихард ускоряет темп, дабы она побыстрее кончила. Это и происходит. Однако Элли не падает ничком без чувств, а заваливает его на спину, усаживаясь сверху. Круспе лишь приподнимает брови на жалкую попытку показаться страстной. Как-то совсем заскучав, он укладывает ее рядом, решив закончить на этом. Та хоть и искренне хотела продолжить, но все равно была не против перспективы оказаться в сильных объятиях. Она все что-то мурлычет ему в грудь, водя тонким пальчиком туда-сюда. Никаких светлых чувств это ожидаемо не вызывает.

***

Привалившись к стене, Пауль курил прямо в коридоре, наблюдая, как зарёванная Элли, спотыкаясь, бежит к нему. Пытается кинуться к нему на шею, однако ее порыв останавливают, удерживая за плечо. Та не понимающе смотрит, начиная рыдать ещё больше. – Риша... Он... – Пытается она, шмыгая носом. Как-то не в попад Пауль усмехается, чем ещё больше озадачивает ее. – А чего ты хотела? Думала, что наш ловелас снизойдёт до простых смертных? – Ландерс приподнимает бровь, крутя пальцем у виска. – Но я!... Я к нему со всей душой, а он... И полилась напыщенная речь о том, что Круспе – последний мудак, коих ещё поискать надо. Что она, бедная такая, все рвалась к нему, а он даже бровью не повел в ее сторону. Не к месту Пауль вспоминает, как ещё пару дней назад эта бедная Элли заливала слухами, мол, за нее борются сразу два писаных красавца, так ещё один из них это вообще сам великий Круспе. Все очень увлеченно выслушивали наивные бредни, похихикивая про себя. Ещё одна жертва жестокого соблазнителя. Точку во всем этом поставил инцидент, который произошел буквально несколько минут назад. Счастливая Элли на крыльях любви неслась к своему, как она думала, суженому, а тот, какой сюрприз, послал ее куда подальше, прямо у всех на глазах. Посмеялся, назвав простодушной дурашкой, пока она обескураженно хлопала ресницами под смех толпы. На эти россказни Пауль лишь незаинтересованно качал головой, а в сердцах желал, чтобы та уже заткнулась нахуй. Убогая неприязнь все рвалась наружу, и приходилось очень сдерживать себя, дабы не выплеснуть ее на бедную девочку. Ну, может и не совсем бедную, но все же. Злило больше то, что Рихард опять показал свой сучий характер, так ещё и поимел с этого. А к нему пришли лишь для того, чтобы поплакаться. Чувствовать себя запасным вариантом он не любил. – С ним не получилось, так пришла ко мне? – Все таки вырвался сдерживаемый яд. – Я кто по-твоему? – Я хотела предложить... – Всхлипывает она, игнорируя открытую неприязнь. – Ты же хотел меня... Я согласна. – Ты... У Пауля даже слов не нашлось на подобное. Такой использованной блядью он себя ещё не чувствовал. Прикрыв глаза рукой, он лишь и смог выдавить короткое: – Элли, будь добра, пойди нахуй. – Но почему?! Она ещё и спрашивает почему. Удивительная девушка. Но ещё отвратительнее было то, что перед глазами все играла самодовольная улыбка Круспе. Он, конечно, и сам делал все не из совсем добрых побуждений, но зла никому не желал. Тошно было до невозможности. И как бы не хотелось этого признавать, но тут он действительно ему проиграл.