students with benefits

— Эй-эй, потише… — Юнхо шипит сквозь зубы, когда ударяется головой о стенку туалетной кабинки. — Мин… блять. Глаза слезятся. Юнхо делает быстрый, резкий вздох и накрывает рот ладонью, чтобы скрыть абсолютно грязный, беспорядочный скулёж, который может сорваться с его губ в не совсем подходящих условиях. Низ живота наполняется жаром — едким, тягучим, и стопы сводит. — Блять, ты тяжёлый, — выдыхает он, смотря вниз. — Тебе же приспичило, почему страдаю я? — Да, мне приспичило. — Юнхо смотрит в тёмные, затянувшиеся похотью глаза. — Но прямо сейчас я отсасываю тебе, а не наоборот, так что заткнись и терпи. Страдалец херов. Юнхо всё же тихонько скулит, когда его члена снова касаются чужие — мягкие, горячие до безобразия — губы. Острые коленки упираются в своды стоп — видите ли, полы в туалете слишком грязные, чтобы вставать на них новыми брендовыми джинсами, а сосать вот ну очень хочется. Жизненно необходимо, как воздух. — Минки-я, твою ж м… — Хоть раз ты можешь не упоминать эту ведьму, пока мы трахаемся, Ю? — длинные пальцы обхватывают член и двигают ими по стволу, размазывая слюну. — Давай, расчехляй свой великолепный словарный запас и используй что-нибудь другое. — Да у меня вообще мозг не работает, когда ты… — Юнхо снова прерывается, потому что член снова попадает во влажный, обжигающий рот. — Пока ты… — он сглатывает стон и всхлипы, так и норовящие вырваться из груди. — Да-да, пока я сосу тебе в толчке универа, называй вещи своими именами. О, думает Юнхо. Он бы очень хотел назвать сейчас одно конкретное имя очень громко и протяжно, чтобы смаковать подольше каждую буковку. Сон Минги — его личное проклятие. Обычно в такие моменты добавляют, что это и проклятие, и подарок небес, но Чон Юнхо с этим не согласен. Минги — самое настоящие проклятие, которого и избежать ни за что бы не получилось, и ни посторониться, ни уберечься, ни спрятаться — как раз всё то, что скрывает в себе великолепный словарный запас Юнхо. Минги невыносимый. Капризный и громкий, всегда получающий то, что он хочет, избалованный богатенький ребёнок максимально безответственной матери — и с плодами её не-воспитания Юнхо разбирается уже который год. Он не может сказать, что с Минги невозможно иметь дело, потому что в его — Юнхо — руках он становится чуть ли не шёлковым, но нервы этот двухметровый засранец треплет с завидной регулярностью и наслаждением. Юнхо терпит его такого — невероятно непослушного — уже с десяток лет, однако сам так и не может отказать себе в удовольствии брать сверх нормы. Их отношения странные для окружающих и до тупого абсурдные для лучших друзей, но и Минги, и Юнхо всё устраивает. Они не пара, нет. Они самые близкие, закадычные, лучшие друзья, знающие подноготную друг друга и каждый сантиметр личного пространства, потому что между ними нет такого понятия, как это самое личное пространство. Испарилось около года назад, когда кроме совместных пар, пьяных тусовок и изредка общих любовников у них вдруг появились встречи друг с другом и одна постель на двоих. Удобно, практично, без лишней нервотрёпки для такого занятого студента-отличника-старосты Юнхо, у которого свободного времени кое-как только на поспать и остаётся, и раздолбая Минги, который в людях разочаровался ещё, кажется, в глубоком детстве. Всё было замечательно в их договорённости — и совместный сон на односпальной кровати в общажной комнате Юнхо, и отсутствие обязательств перед другими людьми, и спокойствие за своё репродуктивное здоровье, кроме, пожалуй, одной вещи. Минги невыносимый. Начиная его бесконечной гонкой за собственным либидо, скачущего иногда до небес, и заканчивая стремлением взять всё здесь и сейчас без промедления. Именно поэтому Юнхо стоит со спущенными брюками в неработающем туалете для преподавателей в ожидании, пока Минги, наконец, немного угомонит свои потребности. Внутренности скручивает от каждого толчка в узкую, мокрую глотку, когда головка упирается в её стенку. Юнхо стукается головой глухо и закусывает губу — пусть сюда никто не заглядывает, шуметь всё равно нельзя. Ему не нужны проблемы. Волосы в его кулаке мягкие. Несмотря на недавнюю покраску и возвращение им родного, тёмного цвета, они всё ещё кажутся атласом между пальцев. Юнхо собирает их в горсть и тянет-тянет-тянет чужую голову на себя, чувствуя прокатывающиеся по позвоночнику спазмы. Он чертовски близко. И он мог бы спросить у Минги, что именно от него требуется, но Юнхо как никто другой прекрасно знает самые сокровенные пристрастия своего друга. Знает, что сейчас его лучше не отвлекать, если Юнхо важно сохранить свой член в целости и сохранности. Поэтому он продолжает двигать бёдрами навстречу голове Минги, вбиваясь короткими, рваными толчками за щеку и с упоением наблюдая, как она податливо оттопыривается от давления изнутри. Красные потёртые губы обхватывают головку и всасывают крепко до выступающих под кожей зубов. Язык настойчиво трёт уздечку, отчего колени у Юнхо начинают разъезжаться. Он, держась за затылок Минги трясущейся рукой, кончает ему в рот, надеясь, что у него самого не капает слюна от такой живой и яркой картинки перед его глазами. Он даже за год к ней не привык, хотя с Минги сексуальная жизнь Юнхо стала намного насыщенней, чем была. — Можешь же, когда хочешь, — Минги, облизываясь, встаёт с колен. Они, бедные, тихо хрустят, когда он выпрямляется и смазанно целует Юнхо в губы. — Спасибо, Юно-я, я напишу тебе, ладно? Он хлопает Юнхо по плечу и, сняв портфель с крючка, выходит из кабинки немного в раскорячку — у него наверняка ужасный стояк, но у него пара в другом кампусе. Началась минут так десять назад, и его это, конечно, не особо волнует. Юнхо так и стоит с расстёгнутой ширинкой и ощущением чужих волос в своей ладони, пока телефон в кармане его толстовки не начинает вибрировать. засранец💔: 12:51 [на тренировке буду, золотко не скучай] Юнхо фыркает и, закатывая глаза, убирает телефон обратно. Как будто бы у него есть возможность скучать в месте, в котором он проводит две трети всего своего времени. Он учится здесь, участвует во внеурочной деятельности и даже подрабатывает. У него не то чтобы есть большой выбор, но на самом деле Юнхо не жалуется. Он рад, что его обучение в одном из лучших университетов Сеула практически бесплатное, он счастлив, что в состоянии заниматься любимым делом, и безумно благодарен своей удаче, что относительно вся его жизнь складывается хорошо — по крайней мере сейчас. Глупо, наверное, называть удачей все старания, которые Юнхо прикладывает, чтобы жить так, как он живёт, но всё же он предпочитает относиться к этому проще и называет всё, происходящее с ним, — стечением обстоятельств. Получение стипендии лучшего студента после полугода бессонных ночей, статус капитана волейбольной команды Университета, за честь которого Юнхо выступал уже не один раз за три года учёбы здесь, позиция старосты группы и подработка тренером для одного из курсов — всё это, не считая тонкостей и всяких мелочей, Юнхо нравится называть удачей. За что частенько слышит от Минги его возмущённый бубнёж про обесценивание собственных трудов и всякое такое, что Юнхо мастерски игнорирует. Минги с его отношением к учёбе и жизни в целом не похож на человека, которого стоило бы слушать, пускай он и был самым, пожалуй, близким и знающим. Он и учиться в этот университет пришёл только потому, что Юнхо смог поступить сюда. С той лишь разницей, что Юнхо пришлось угробить здоровье и добрую часть своих нервных клеток, чтобы отлично сдать экзамены, пройти все интервью и получить статус стипендиата, а Минги просто поставил мать в известность, что хочет в этот конкретный университет. Юнхо не мог сказать, что Минги учится совсем уж плохо — нет, специальность, даже выбранная по принципу «ближе к тебе, золотко», ему нравится, плюсом ко всему Минги действительно разбирается в финансах и своём направлении, хотя с деньгами обращается из рук вон плохо. Наверное, сомнительные манипуляции со средствами на своём счёте Минги чаще всего проводит, чтобы насолить матери, но история умалчивает. Говорить об этой женщине Минги отказывается даже будучи пьяным, и, впрочем, Юнхо его не осуждает. Тем не менее Минги, к которому в университете отношение особое из-за спонсирования, которым занимается его мать, к учёбе относится крайне халатно, о чём Юнхо постоянно ему напоминает. Опять же — не совсем удачно, потому что единственные вещи, которые по-настоящему интересуют Минги в этом университете, это сам Юнхо и его член. И, может, ещё совсем немного волейбол, но Юнхо не уверен. Минги тоже в команде, пусть и отводит этому факту куда меньше значения, чем Юнхо, который за счёт успехов на спортивном поприще выбил себе ещё один оплачиваемый семестр обучения, что, безусловно, не может не радовать. Конечно, победы на поле — заслуга не только Юнхо, но и всей волейбольной команды, с которой у него сложились крайне тёплые и доверительные отношения. Пара сонбэ с факультета дизайна быстро взяли его под своё крыло, когда Юнхо только-только поступил и пришёл на первую тренировку, и сейчас, когда сам Юнхо занимает теперь позицию капитана, они продолжают общаться с ним уже на равных. Юнхо с гордостью может назвать их своими близкими друзьями и точно знает, что это взаимно. Остальная часть команды более шумная и бойкая, чем сонбэ, и Юнхо чаще всего служит между ними своеобразным мостиком. Он в меру ответственен и спокоен, но в то же время может поддержать те идеи, от которых у его старших товарищей волосы встают дыбом. Так, например, Юнхо поддержал попытку их либеро украсть фотографии из личных дел в кабинете секретаря, а потом, как староста и капитан, отстаивал честь своего игрока, утверждая, что его команда тут точно ни при чём. Если бы он знал тогда, что эта попытка — уже третья или четвёртая, он, может, и не делал бы это так рьяно, но честь есть честь. И команда его за это качество очень любит. Команда, которая сейчас разорвёт его на части, потому что Юнхо безбожно опаздывает уже на полчаса, и у него, в отличие от Минги, нет оправдания в виде лишней пары. Юнхо бежит через весь кампус, придумывая оправдания на ходу — попросили задержаться, пригласили на встречу к первокурсникам, отправили отдать документы на подпись в профсоюз, но как только он переступает порог большого спортивного зала, он сразу же понимает, что его слова будут лишними. По лицам друзей и пятью парам глаз понятно, что они в курсе. — Я был в старостате, каюсь! — всё-таки бросает он, поправляя сумку на плече и перебегая в раздевалку. — Пять минут! — Ширинку застегни, староста! Юнхо мгновенно останавливается и опускает взгляд на пах — ничего нигде не торчит, и всё застёгнуто, но осознание того, что его подловили на лжи, заставляет его покраснеть. Он оборачивается через плечо, слыша довольный гогот за своей спиной. — Опять трахался с Минки, ну, сколько можно, — Чон Уён — либеро их команды — закатывает глаза. — Не устал ещё обслуживать его? — Ни с кем я не трахался, — Юнхо возобновляет движение, направляясь дальше в раздевалку. — Дополнительный круг на разогрев, Уён-а. — Что лишний раз лишь подтверждает мои слова! Юнхо делает вид, что не слышит его, и скрывается в раздевалке. Все тут, конечно, знают, в каких именно отношениях находятся капитан и центральный блокирующий, и хотя их своеобразная пара — не единственная в команде, насмешки в свой адрес получают только они. Ребята их странную дружбу с привилегиями не совсем понимают, а потому и относятся к ней, как к основе того, что можно пообсуждать на досуге. Кто-то — да тот же самый Уён — утверждает, что секса по дружбе не бывает, и он уверен, что всё это кончится либо подвенечным платьем на Минги, либо разрушенными в пух и прах отношениями. Юнхо с ним не согласен — они с Минги знают друг друга ещё со школы и всегда находят способ договориться. И Минги тоже не согласен, потому что думает, что на Юнхо платье будет смотреться лучше. Тут с какой стороны посмотреть, но в целом… что-то в этом есть. Сам Юнхо в качестве романтического партнёра никогда Минги не рассматривал — во-первых, в этом нет необходимости, во-вторых, Минги никогда подобного интереса к нему не проявлял, а в-третьих, они сразу условились, что кроме удобства и доступа в любое время, их отношения не будут переходить грань. Но при этом Юнхо прекрасно осознаёт, что Минги очень даже в его вкусе — высокий, красивый, с тупым чувством юмора и миловидной, похожей на солнечный свет улыбкой. Просто он… никогда не задумывался над этим всерьёз. Зачем? Юнхо не может себе представить, чтобы терпеть Минги двадцать четыре на семь без перерыва на сон и обед, и его легонько передёргивает от этой мысли. Он, конечно, Минги любит — как друга, — но не иметь возможности от него смыться кажется сродни самоубийству. Юнхо выходит на поле и тут же начинает разогреваться, пока остальная команда уже вовсю отрабатывает подачи. Через две недели у них уже матч с университетом Корё, и эти соперники, пожалуй, пока самые сильные из тех, которые у них когда-либо были. Если Юнхо хочет поддерживать свою репутацию, победа над ними ему необходима. К тому же, этот учебный год — последний для его сонбэ, а значит, даже несмотря на собственное положение в студенческом сообществе ему следует постараться, чтобы не разочаровать товарищей. Они действительно много сделали для него за всё время учёбы. — А где Хонджун? — Юнхо только сейчас оглядывается по сторонам, замечая, что менеджера их команды нет в зале. — Опять выбивает нам автобус? — Хва забыл свою дуделку в актовом, вот, побежал, пока не стырили, — Уён подбрасывает мяч и, дождавшись нужного момента, ударяет по нему. — Валторна, Уён, это валторна. Юнхо оборачивается на голос одного из своих сонбэ — Пак Сонхва, их второй блокирующий, смотрит недовольно на сокомандника, растягиваясь. Их противостояние старо, как мир, потому что дуделка — такое же вечное, как и «это валторна, Уён-а-а». — Почему ты не называешь флейту Сана дуделкой, она больше подходит под это описание, — продолжает ворчать Сонхва, а Юнхо, только услышав вопрос до конца, понимает, что лучше бы было ему молчать. — Дорогой, у флейты Сана есть более интересное название, но я тебе не скажу, потому что ты обзавидуешься, — Уён скалится широко, но ему в спину тут же прилетает мяч с другого конца корта. Все, как один, поворачиваются в ту сторону, и Уён срывается с места с намерением дать сдачи своему обидчику — впрочем, Чхве Сан стоит, как и прежде, со сложенными на груди руками и смотрит на товарища, насупив густые чёрные брови. — Прекрати донимать его, Ён-а. И хватит сравнивать мои гениталии с флейтой, тупица, — Сан расправляет плечи. — Это не смешно. — Да кому твои гениталии нужны вообще, — Уён, подходя близко, толкает его в плечо. — Это смешно, а ты просто скучный. — Это не смешно, — раздаётся ровный хор голосов, на что Уён закатывает глаза снова, а Юнхо тихо хохочет. Здесь всё стабильно, и это даже приятно. — Просто придумайте что-нибудь для его фотоаппарата, и дело в шляпе, — в сторону Уёна летит ещё один мяч, который тот не сразу замечает. Этот, в отличие от сановского, бьёт ровно в темечко, и Уён моментально надувается, как индюк, видимо, не ожидая подвоха от ещё одного члена их команды. Ёсан — их подающий — улыбается мило и машет рукой. — Закрой рот, а то птичка залетит, — шутит он, а потом вдруг складывает из пальцев неприличный жест и отправляет Уёну воздушный поцелуй. — По местам! — Юнхо гаркает громко, видя, как Уён готовится пуститься через весь зал, чтобы накостылять ещё кому-нибудь. — Мы уже и так задержались. — Ага, и чьими же заслугами, — шипит на него Уён, потирая ушибленную голову. — И не стыдно трахаться в универе, м? — начинает он свою пластинку заново. — Не трахался я. Был в старостате, — беззаботно пожимает плечами Юнхо. — Сегодня отработаем нижние приёмы, мне не понравилось, как мы справились на последней игре. — Ему не понравилось. А мне не нравится, что у меня яйца зудят без секса уже целую неделю, но я не жалуюсь. — Жалуешься, — одновременно отвечают Сан и связующий их команды Чонхо. Они оба смотрят исподлобья на то, как Уён сдаётся и окончательно обижается от массового давления со всех сторон. Поджимают губы в улыбке, когда он показательно отворачивается от них и уходит в самый дальний угол корта. Юнхо уже почти одёргивает его, но в двери зала вваливается Минги — ровно такой же, какой и был, когда Юнхо видел его в последний раз. С полурасстёгнутой рубашкой, с галстуком, свисающим на шее чёрной удавкой. Весь его растрёпанный вид действительно кричит о том, что вот он-то точно занимался сексом, и такое ощущение, что не час назад, а прямо сейчас. Юнхо бросает взгляд на электронные часы, с удивлением отмечая, что прошло в лучшем случае всего полчаса, что значит, что Минги снова не пошёл на пару. Он, довольный, как мартовский кот, идёт через зал прямо к Юнхо, по пути здороваясь с сокомандниками, которые только лишний раз убеждаются, что Юнхо — неумелый врунишка. — Давно не виделись, золотко, — Минги, проходя мимо Юнхо, мягко шлёпает его по заднице. Юнхо провожает его взглядом, думая о том, что им следует вновь поговорить о (не) демонстрации их недо-отношений, и когда Минги пропадает в раздевалке, он возвращает всё своё внимание на поле. — Не трахались, — Уёну, кажется, только красных лампочек вокруг не хватает, чтобы ещё сильнее обозначить его самодовольство. Юнхо вздыхает тяжело и, игнорируя взгляды остальных товарищей, бросает мяч. Да, им определённо нужно поговорить.