9 дней до смерти

3 года назад, 11 класс

      Все зимние каникулы я практически провела с Ёимией. Мы гуляли по заснеженному городу, рассказывали друг другу истории детства, ходили на ярмарки, в клубы, кальянные, зависали в компаниях симпатичных парней. Я не могла поверить, что так легко нашла общий язык с человеком, с которым почти не общалась до этого. Однако, возвращаясь к реальности, я всё чаще задумывалась о том, что произойдёт после каникул. Будет ли Ёимия такой же близкой подругой, когда мы вернёмся к учёбе и повседневным заботам?       С Синобу же после той мелкой ссоры в кафе общение сошло на «нет». Я, конечно, написала ей извинения, она меня простила, мы вроде как планировали встретиться, но все планы почему-то проваливались. Мы все реже начали списываться, как будто мы вовсе не дружили давным-давно. Я даже не знала, что можно стать такими разными с лучшей подругой спустя такое короткое время. Возможно, это был признак взросления, ведь часто так бывает, что чем старше становятся люди, тем больше понимают, что их жизненные пути складываются по разным дорогам. Но, так или иначе, после зимних каникул с Синобу стало совсем тяжко, и именно тогда мы окончательно поссорились…       После каникул у нас с Синобу, да и с Сяо тоже, казалось, сохранились нормальные отношения, однако все равно было заметно, насколько мы отдалились. Все чаще я после уроков проводила время с Ёимией, да и до школы добиралась тоже с ней. Мы любили прогуливать с ней первый урок и шли в какое-нибудь кафе или торговый центр, или же просто гуляли, а потом получали от классной руководительницы и… Через пару дней делали то же самое. В наших прогулках была своя прелесть, своя свобода, которой не давала школа. Мы обсуждали мечты, строили планы на будущее, шутили, смешили друг друга до слёз. С Ёимией было легко и приятно, она умела поднимать настроение и заставляла забывать обо всем на свете.       Так прошло несколько недель. Я заметила, что встречи с Синобу и Сяо становятся всё реже. Раньше нас объединяло что-то необъяснимое, но теперь нити этого странного единства и понимания начали потихоньку рваться. Я пыталась удерживать их, но это оказалось сложнее, чем я могла представить.       Много раз я слушала от Синобу фразы: «Ты раньше не прогуливала уроки», «Раньше ты такой не была…», «Дружба с Ёимией на тебя плохо влияет» и подобное. И эти лекции меня начинали раздражать. В конце концов, это моя жизнь, и мне решать, прогуливать ли школу или нет, тем более это всего лишь первый урок, не такой уж и важный, как мне казалось.       Но в один день у меня было паршивое настроение: мать снова вынесла мозг с утра, и, когда мы с Ёимией снова прогуливали первый урок, я собиралась поделиться с ней своими проблемами, как вдруг расписание в школе неожиданно поменялось, и первым нам поставили математику с Чжун Ли, и нам пришлось с подругой поспешить в школу. На пол урока мы все равно опоздали, за что получили строгое замечание в дневник от профессора Чжун Ли. Но это меня ничуть не устыдило, наоборот разозлило, подливая масло и так в мое отвратительное настроение, и я принципиально не слушала его объяснения и не реагировала на замечания, продолжая активно общаться с Ёимией и пытаться с нею поделиться своими эмоциями. Моя собеседница тоже не осталась в стороне и всё время поддакивала мне, бросая косые взгляды на Чжун Ли. Он же, несмотря на наше поведение, сохранял удивительное спокойствие, продолжая свой монотонный рассказ о математических формулах.       — Люмин, вы опоздали на урок, так ещё имеете наглость разговаривать с соседкой по парте, — не выдержал профессор. — Я предполагаю, что если есть время на разговоры, то вы всё знаете? К доске.       — А если я не хочу?! — я вызовом спросила я, не узнавая собственного голоса. Откуда-то взялась эта наглость, словно во мне поселился маленький чертёнок. По классу прошлись ахи и вздохи, еще никто не смел так разговаривать с Чжун Ли.       Учитель изогнул бровь, его спокойствие казалось непробиваемым. Он выждал несколько секунд, словно давая мне возможность осознать, что я только что сказала.       — Очень хорошо, — сказал он спокойно, но с непреклонной твердостью. — Если вы не хотите идти к доске, то, возможно, вам будет по силам объяснить тему урока всему классу? Ибо дерзость без подкрепления знаниями ведет не к уважению, а к насмешке.       В воздухе повисло напряженное молчание. Мои одноклассники смотрели на меня с удивлением и любопытством, профессору же явно было не до шуток. Сердце бешено колотилось в груди, но я не позволила себе пойти на попятную, особенно когда мне хотелось просто-напросто выплеснуть эмоции. Я вдруг вскочила из-за парты и вышла вперед, еще больше наглея. Даже Ёимия смотрела на меня с опаской...       — Да кому нужна ваша математика вообще?! — возмутилась я. — В какой сфере жизни мне понадобятся ваши логарифмы, матрицы и прочая ерунда?! Вам давно на пенсию пора, старикашка!       — Юная леди, сядьте, — твердо сказал профессор Чжун Ли, не реагируя на мои провокации. — Вам же лучше. Или покиньте урок.       — Вот сами и сядьте! — огрызнулась я. — Что вы мне сделаете, а?! Погрозите двойкой? Я и правда лучше покину этот бесполезный урок!       Я демонстративно направилась к своей парте, захлопнула тетрадь и с силой толкнула стул на место, направляясь к двери. В классе воцарилась напряженная тишина, и я чувствовала на себе взгляды всех одноклассников, их любопытство и осуждение, которые будто прожигали насквозь.       Профессор Чжун Ли не сводил с меня своего бесстрастного взгляда, и это тоже выводило меня из себя. Как можно быть таким невозмутимым в такой момент? Он явно был подготовлен к подобным ситуациям, но его равнодушие подливало масла в огонь.       — Юная леди, — повторил он, и его голос прозвучал как тихий рокот грома. — Вы очень многого не понимаете, если считаете, что знания — это пустая трата времени. Ваше будущее зависит от того, как вы распоряжаетесь возможностями, которые вам предоставляют. Но ваше решение — ваше право. Прошу вас, если вы покидаете аудиторию, делайте это тихо.       Я стиснула зубы, кипя от злости и унижения, и подчинилась, закрыв за собой дверь с силой, но стараясь не хлопнуть. Когда я оказалась в коридоре, я все равно не почувствовала облегчения. Зачем я это сделала? Я не понимала, но была уверена, что все равно права, этот старикашка сам меня довёл…       Странно, но мое нахальное поведение с профессором Чжун Ли одноклассники не обсуждали, а лишь кидали на меня косые взгляды, даже мои подруги и парень не стали затрагивать эту тему. Но это было ненадолго. После уроков, когда мы стояли на крыльце школы, Синобу все же обратилась ко мне:       — Люмин, ты некрасиво повела себя на математике. Я понимаю, что у каждого бывают плохие дни, но это не повод так себя вести. Профессор Чжун Ли заслуживает уважения.       — Ой, да ладно тебе, — протянула я, махнув рукой. — Он даже не обратил на это внимания.       — Обратил, — неожиданно вмешался Сяо. — Ты просто не заметила. Он был расстроен.       — Ты должна извиниться перед профессором Чжун Ли, — настоятельно добавила Синобу. — Ты не имела права так с ним разговаривать. Он доктор наук, уважаемый человек!       — Ты ещё будешь морали мне читать? — с мерзкой улыбкой спросила я ту, что считала лучшей подругой. — Давай, еще скажи, что я должна, «умница». Лучше скажи, ты все сделала, что «должна»? Например, помогла ли отмыть своей мамке все туалеты, м?       Синобу побледнела и сжала губы, глаза ее блеснули гневом. Наверное, она хотела что-то сказать в ответ, но промолчала. В этот момент на территорию школы вошла миссис Глория — мать Синобу.       — О, вспомнишь говно — вот и оно, — поддакивала мне Ёимия, смеясь, а я… Я тоже посмеялась на её «гениальной» шуткой, но смех был натянутым, фальшивым. Внутри я чувствовала, как под ногами уходит земля.       — Что?! Как ты можешь смеяться над этим, Люмин?! — изумилась Синобу.       — Ой, будто я виновата, что твоя мама уборщица! — цокнула я, закатив глаза и скрестив руки на груди.       — Еще одно слово о моей маме… — начала с шипением Синобу.       — И что будет? — ухмылка не сползала с моего лица, мне, казалось, нравилось ее провоцировать.       — Ты перестала быть мне подругой, Люмин, — ледяной тон Синобу пробрал до костей. — После таких слов можешь даже не пытаться заговорить со мной.       — Договорились, — со странной легкостью согласилась я. — Мы теперь враги.       — Мама, пойдем отсюда, пусть остается со своей новой лучшей подругой, — спокойно сказала Синобу и развернулась, чтобы пойти прочь.       — Знаешь, Люмин, ты стала ничем не лучше Розалины или Арлекино, даже хуже, — произнес Сяо, нахмурив брови. — Я надеюсь, что где-то в глубине души в тебе осталась прежняя Люмин, которую я намерен вернуть…       — Миленько, — улыбнулась я невозмутимо. — Но я к тебе ничего не чувствую. Я… — мой голос всё же дрогнул. — Я люблю другого. Свободен.       Сяо на мгновение замер, невзирая на ледяное спокойствие на лице, в глазах его мелькнула боль. Он закрыл глаза, как будто пытаясь осмыслить услышанное, и когда снова открыл их, во взгляде его промелькнула твердость, но он ничего не сказал, а лишь развернулся и ушёл.

***

Настоящее время, 4 дня до смерти

      Я вспоминаю тот момент снова и снова, как стараюсь понять, где именно я свернула не туда. Сразу после моих последних слов, произнесенных в гневе и обиде, я почувствовала, как все мои связи рвутся, словно тонкие нити паутины, не выдержавшие веса собственных ошибок.       Сяо тогда смотрел на меня с такой глубокой печалью, словно проживал прощание с нашей любовью много раз до этого дня. Я же стояла, парализованная собственным неверием в происходящее.       Профессор Чжун Ли, всегда столь терпеливый и добрый, на самом деле, едва скрыл разочарование в глазах, когда я покидала аудиторию.       Синобу, подруга детства, а теперь просто человек, который, как я надеюсь, однажды сможет простить меня. Мы прошли через многое вместе: утро первого дня в школе, экзамены и первые свидания. Но мои слова в тот момент разорвали нашу дружбу на части, и я слышала, как звенит эхо этого разрыва долго после того, как она пошла прочь.       И, наконец, миссис Глория, женщина, которая была для меня второй матерью, помогала нашей семье, хотя у нее самой было мало денег. Всегда заботливая и понимающая, её слезы, скопившиеся в уголках глаз, разбивали мне сердце сейчас, но, увы, оставили меня равнодушной тогда…       Потерянные связи не возвращаются, но память о них остается, зреет, из-за чего осознание и принятие приходят медленно, но неизбежно. Тот день изменил меня. Я сама себя не могу простить за ту ошибку, как тогда смогут простить они? Однако надо было пробовать.       Я решила ехать в свою школу, в которой училась когда-то. Я знаю, что профессор Чжун Ли, скорее всего, уже ушел на пенсию, но мне надо было хоть как-то найти его адрес, чтобы извиниться за то, что было так опрометчиво сказано тогда, в одиннадцатом классе. Те слова я не забуду никогда, и думаю, он тоже. Мысли о той ситуации преследовали меня, не давая покоя.       Стоило мне пересечь школьный порог, как нахлынули воспоминания: звенящий смех одноклассников, строгие занятия по математике, перемены, проведенные в обсуждениях жизненных планов. Все это казалось настолько далеким, но в то же время таким родным. Проходя по коридорам, я ловила обрывки разговоров нынешних учеников, слышала отголоски прошлого.       Зайдя в кабинет администрации, я попросила данные о профессоре. Секретарь улыбнулась, вспомнив меня, и обещала помочь. После нескольких минут поиска, она вручила мне листок с адресом. Сердце гулко забилось в груди — теперь я могла встретиться с ним лицом к лицу.       Дом профессора Чжун Ли располагался на тихой улочке, утопающей в зелени. Я стояла у калитки и собиралась с духом, прежде чем нажать на звонок. Меня встретила молодая девушка, на вид лет шестнадцати, которая с удивлением меня разглядывала.       — Вы кто? — спросила она.       — Я… — на секунду мое сердце ёкнуло, ибо возникла мысль, что бывший учитель математики переехал и уже здесь не живёт. — А не здесь ли живет профессор Чжун Ли, я его ученица…?       — А-а, еще одна ученица! Проходи! Дедушка будет рад тебя видеть! Он всегда с таким восторгом встречает своих учеников, — с улыбкой говорила девушка.       «Думаю, я буду исключением», — промелькнула мысль в моей голове.       — Дедушка, тут твоя ученица пришла! Ты свободен?       — Конечно, Ху Тао, пригласи гостью на кухню и налей чаю, я сейчас подойду, — послышался голос Чжун Ли из глубины дома.       Ху Тао усадила меня за стол и поставила чашку с чаем, но сейчас было явно не до этого. Мне казалось, что профессор выставит меня за дверь, как только увидит. Однако Чжун Ли встретил меня с удивлением, но приветливо улыбнулся, садясь напротив.       — Здравствуйте. Вы меня помните? — с замеревшим сердцем спросила я.       — Конечно, Люмин, я помню, — с теплотой ответил он. — Я помню каждого своего ученика. Тем более вы были последним моим одиннадцатым классом, который я учил, после я ушел на пенсию…       — Если вы помните меня, то почему так добры? Я ведь… В общем, я пришла, чтобы извиниться. Тогда, в одиннадцатом классе, я сказала вам…       Чжун Ли слегка прикрыл глаза, словно погружаясь в воспоминания, а затем, к моему удивлению, прервал меня:       — Зачем извиняться за слова юности, если это в прошлом? Важно не то, что было сказано, а уроки, которые ты из этого вынесла…       Его слова тронули меня до глубины души и заставили понять, что иногда внутреннее прощение важнее, чем искать его у других.       — Но я была не права. Мне так стыдно, профессор… Я не заслуживаю вашей доброты, — виновато опустив глаза, не сдавалась я. — Вы даже не представляете, какой я стала… Я ужасна.       — Ну зачем наговаривать на себя? — он неожиданно хмыкнул, заставив меня всё же поднять на него взгляд. — В твоем взгляде я вижу осмысленность, раскаяние и доброту. Разве человек с таким взглядом может быть ужасным? Я понимаю, что тебя грызет совесть. Но важнее всего то, что ты осознала свою ошибку и пришла с извинениями. Это говорит о твоём зрелом характере, значительным прогрессом по сравнению с тем, какой ты была тогда.       Я вновь ощутила тяжесть на сердце, но теперь она сменилась ощущением облегчения и благодарности. Его слова, как всегда, были пронизаны мудростью, которая пронизывала каждое его действие и каждое слово.       — Спасибо, профессор Чжун Ли, — прошептала я, чувствуя, как слезы начинают наполнять мои глаза. — Мне нужно было это услышать.       — Никогда не забывай, что мы все учимся и совершаем ошибки, — продолжил он, его голос был мягким и ободряющим. — Главное — делай выводы и стремись стать лучше. В этом и заключается истинное понимание прошлого.       — Я постараюсь, — ответила я, вдохнув полной грудью, словно отпуская последний груз с моей души. — Мне ещё многому придется научиться. Вы всегда говорили, что самое главное — не бояться признавать свои ошибки и двигаться дальше, поэтому я хочу перед многими извиниться за то, что я сказала или сделала. Спасибо вам ещё раз. Я очень надеюсь, что другие люди смогут меня простить так же, как простили меня вы…       Мы еще немного поговорили с ним, попили чай. С профессором было приятно беседовать, но время поджимало. Как никак, у меня оставалось всего четыре дня, а ещё столько всего нужно сделать…       Несмотря на все невзгоды и проблемы, мое сердце билось с легкостью. Хотя сегодня мне не суждено было увидеться с Синобу или ее матерью, я решила начать с простого — поговорить с Чайльдом. Несмотря на все наши разногласия, он мой парень, и я тоже не раз обижала его, за что теперь желала извиниться. Поэтому направила шаги в сторону общежития университета, где он проживал.       Пройдя в комнату отдыха, я заметила друга Чайльда, поздоровалась с ним и направилась к спальне моего возлюбленного. Эхом раздался его возглас «Постой», но было уже слишком поздно. Я открыла дверь, и перед моими глазами разверзлась картина, поражающая меня до самой глубины души. Чайльд и Ёимия… В одной постели…