Парадокс

Хван Хёнджин. — Блек-джек! — позвал я, открывая ключом дверь квартиры. — Блек-джек! Но кот не откликался. Видимо, уборщица была с утра, она и покормила, а теперь он, как обычно, валялся на моей кровати, покрывая там все слоем белой шерсти. Я прошел на кухню, оставил пакет с кошачьей едой на стойке, опустил взгляд и улыбнулся. На полу, в углу возле раковины, лежала забытая резинка для волос. Розовая. Как будто мазок краски среди серых стен, случайно оставленный чьей-то умелой рукой. Невероятно, но каким-то удивительным образом этот омега оживлял все, к чему прикасался. И мне впервые за столько лет захотелось назвать эту стеклянную коробку домом. И чтобы он снова задержался здесь. Хотя бы на вечер, а лучше навсегда. Я потер лоб, коснувшись вчерашней царапины. Губы сами собой растянулись в ухмылке. Придумал же с этим колодцем! Странный омега. И все связанное с ним странно. Странная реакция на его прикосновения. Странные мысли, которые не покидали голову. Ни с кем еще такого не было. Мне нравилось, как он морщит нос, когда смеется, как искрится совершенно живое пламя в его глазах. Как он, убегая по всему дому, прячется от кота, посягающего на его голые ноги. Кот. Боже, совершенно безумная мысль пришла в голову. Я прикрыл глаза, покачал головой, сам себе не веря, а потом позвал осторожно: — Снежок… Со стороны гостиной раздался топот мягких лап. А потом и сам их обладатель прошмыгнул на кухню. — Вот так, значит? — Я посмотрел на его наглую морду, прищурившись. Кот уставился на меня в ответ. — Кто тебя, идиота, из-под колес вытащил? А кто на руках на второй этаж таскал, пока лапы перебинтованы были? Он лениво потянулся, будто пожал плечами, и посмотрел на меня так, как умеют смотреть только коты. — А ты? Променял нашу дружбу на омегу? Он не ответил, видимо решив, что перейти к умыванию сейчас важнее. Присев на корточки, я потрепал его по голове и добавил: — Понимаю. Он... Но договорить не смог, потому что от одного только воспоминания о его губах по телу пробежала волна жара. Я помнил, как еще пару месяцев назад, задирая подбородок, Феликс упрямо глядел мне прямо в глаза с высоты своего очаровательно невысокого роста. Каждый раз по-детски поражаясь простым жестам вроде открываемой перед ним двери или руки, которую я подавал, помогая выйти из машины. Хотя я сам до конца не был уверен, что это не он помогал мне, выводя за собой в какую-то иную жизнь, раскрашенную самыми яркими красками. А теперь хотелось смотреть на него не отрываясь. Касаться. Чувствовать, оставляя на коже поцелуи. Такие, что с ума сводят. Закрыв глаза, я едва не рассмеялся. Разве такое было хоть раз, чтоб так накрывало от одного лишь поцелуя? Разве такое вообще нормально? Усмехнувшись, я покачал головой. Вдруг раздался звонок в дверь. И кого принесло первого января? Соседские гости ошиблись дверью? Уборщица забыла что-то? Но на пороге стояла Джи Вон. Одетая в вязаный свитер и джинсы, с перекинутой через локоть курткой, даже в настолько непривычно простых вещах она выглядела как дорогая картина, случайно оставленная кем-то в чьей-то чужой парадной. В ее руке были зажаты ключи от квартиры. — Я не стала открывать сама. — Она подождала пару секунд в нерешительности, молча глядя мне в глаза, так знакомо, правильно, а потом произнесла: — Джинни, хватит. Поиграли — и достаточно. Ты и сам лучше меня знаешь, что у нас нет выбора. И я распахнул дверь шире, впуская ее внутрь: — Проходи. *** Прислонившись лбом к стеклу автобуса, я наблюдал за проносящимися вдоль дороги домиками родной деревни. Хёнджин оставил деньги на такси, но я решил его добротой не пользоваться. Этот жест казался отчего-то расточительностью. Погруженный в собственные мысли, я выдохнул. На стекле осталось белое облако, на котором, как в детстве, я нарисовал пальцем сердечко. Спустя пару секунд оно исчезло, еще больше заставляя гадать: не исчезнет ли точно так же промелькнувшее между нами вчера притяжение? В голову лезли мысли одна волнительнее другой. Бабушкина болезнь, больница с ее белыми стенами, помощь Хёнджина и, конечно, финальная нота этого безумного Нового года — поцелуй. Первый и последующие. Значат ли они что-то? Изменятся ли наши отношения теперь? А вдруг все случившееся не более чем мимолетная слабость? Вспышка? Порыв? Мое беспокойство было глупым, но я не мог от него избавиться. Хёнджин(мой): Надо поговорить Написал утром Хёнджин, но о чем конкретно, уточнять не стал. Он вообще писал мало. Сухо и скупо. И хотя я знал, что он не из тех, кто заваливает омегу сердечками и романтичными признаниями, несмотря на это, к моменту возвращения в академию успел накрутить себя до такой степени, что боялся предстоящей встречи сильнее, чем региональных соревнований. Стоило пересечь порог академии, от Сонхуна пришло сообщение: Сонхун: Ты и я, в двенадцать. На нашем месте в кафетерии. Что думаешь? Надо бы рассказать ему, что, возможно, в нашей дружбе теперь все изменится. Ликси: Ок, если придешь раньше, закажи мне капучино с корицей. Сонхун: Договорились. Мы вышли с разных концов коридора одновременно, друг другу навстречу, улыбаясь и поздравляя с Новым годом. — Как бабуля? — спросил Ким, закинув руку на мои плечи. Признаться, я больше не шарахался от объятий с ним. После недели, проведенной с Хваном, этот блок на прикосновения начал таять. Да и Сонхун уже не был чужим. — Она в порядке, — улыбнулся я. — В первый же день после возвращения принялась за уборку. Заставила меня перемыть все хрустальные люстры и начистить столовое серебро. Кажется, готовит мне приданое. — А есть повод? — Ну, как она говорит, если уж твой характер никто не вынесет, то, может, хоть на серебро позарятся. Мы дружно рассмеялись. В кафетерии было многолюдно, несмотря на праздники. Встав в хвост очереди, я оглянулся по сторонам, пытаясь отыскать глазами другие, кофейные. Потому что точно знал, он здесь. — Знаешь, я рассказал о случившемся папе. О том, как ты помог мне, — сказал Сонхун. — Ты на самом деле спас меня, Ликс. Я похлопал его по плечу. — Даже самые лучшие люди иногда оступаются. Так что не нужно благодарности. Просто больше не влипай никуда, ладно? — Да, конечно, — кивнул он. — Знаю, это, возможно, преждевременно... Но папа очень хотел с тобой познакомиться. Сонхун продолжал что-то тараторить над ухом. Но я уже не слышал. Потому что в глубине зала, за привычным столом у окна, в центре, заметил того, кого искал все утро взглядом. На нем была слегка свободная белая рубашка, которая ему очень шла. Рукава чуть подвернуты, на запястье блестели часы. Рядом, примостившись у подоконника, о чем-то увлеченно рассказывал Чонин. Кто-то подошел к ним поздороваться. Хван повернулся, и мы встретились взглядами. Вокруг, как обычно, толкотня. Смех, гомон. Одними губами он произнес: «Привет». И не осталось никого. Только мы двое. И пусть взгляд Хёнджина такой, что все вокруг должно инеем покрыться. Коркой льда. Я знал, что внутри горит огонь. А потом он улыбнулся. Незаметно, уголком губ. И сердце подпрыгнуло в груди. Вот только сердце не знало, что в ту же секунду оно упадет и разобьется. Компания парней, закрывающая стол Хвана, отошла, и я увидел рядом с ним Джи Вон. Как и всегда, она держала его за руку. И только тогда я понял, что было написано на лице парня. Извинение. Жалость. Неловкость. Он и не собирался ее бросать. Король и Королева по-прежнему вместе. Я едва не задохнулся. «Надо поговорить». Еще вчера я так упрямо верил, что в жизни бывает по-другому. Но нет, увы. Каждый получает лишь то, что отсыпано ему вселенной. Правда, у одних в небе окно размером с дирижабль, а у кого-то лишь приоткрытая форточка. Таким действительно стоит довольствоваться лаконичным «Лучше синица в руках...». Народная мудрость та еще стерва. Сонхун болтал фоном, Чон опустила голову Хёнджину на плечо. Ситуация складывалась деталь за деталью. Как мозаика. Безжалостно расставляя всех на свои места. «Лучшие достаются лучшим. Разве ты забыл?» — Ликс, ты слышишь? Ты согласен? В голове вдруг стало пусто. В горле сухо. А внутри, в сердце, больно настолько, что я боялся даже вдохнуть. Прошло два дня, но, облизнув губы, я все еще чувствовал вкус детского шампанского, лимона, мяты и самого большого в жизни разочарования. Захотелось отвернуться, опустить взгляд, но я продолжал стоять на месте, словно статуя, неотрывно глядя, как Хёнджин, обернувшись, дарит окружающим одну из своих редких улыбок, хотя глаза его не улыбались. А ведь на какое-то мгновение я действительно поверил в искренность его слов. Только все, что случилось, произошло в иной жизни. Здесь же, в Долине Всадников, пешке никогда не стать королевой, давно стоило запомнить. Я поднял глаза. Сонхун, улыбаясь, ожидал ответа. — Что? — переспросил я. — Что ты говорил? — Говорю, идем вечером ко мне. Познакомлю с папой. Голова к этому моменту раскалывалась до такой степени, что его дальнейший бубнеж я уже не слышал. Мне просто хотелось убраться отсюда подальше. Уйти и не возвращаться. — Ну так что? Это значит да? Я кивнул. — Отлично! Зайду за тобой после тренировки! Через час. Я зажмурился, почувствовав, как чужие губы поцеловали висок. Слишком грубые и горячие. И снова не те. *** ...Хван. Четыре буквы, которые могут разрушить жизнь и разбить сердце. Вернувшись в свою комнату, я опустился на кровать. На спинке стула висел пуловер Хвана. Тот самый, что он забыл у меня дома. Сначала я хотел запихнуть его в шкаф, с глаз долой, но потом понял, что все мои вещи станут пахнуть как он. А этого я уже не вынесу. Хван как плесень во влажном помещении — везде распространял свое влияние. И я не хотел, чтобы и в моей комнате он захватывал территорию. Поэтому я скомкал кофту, бросил на стол и отвернулся. Телефон в кармане прожужжал, вибрируя. На экране высветилось болезненное «Хёнджин(мой)». Зачем я его переименовал? Я сжал зубы, глядя на зеленую кнопку, все еще ощущая на губах вкус предательства, а потом не раздумывая выбрал красную, засунул телефон в сумку и принялся собираться. Спустя минуту Хёнджин перезвонил снова, и тогда я его вовсе отключил. С меня хватит! Мы ехали домой к Сонхуну. Признаться, я и сам не понимал, почему согласился. Заранее зная, что не смогу ему дать того, о чем он мечтает. К счастью или к сожалению. Потому что уже никто не был в силах мне помочь. Начав тонуть, люди реагируют по-разному. Кто-то долго не сдается, продлевая свое существование на вдох, чтобы перегруппироваться, собраться с силами и сделать рывок наверх, к воздуху. В надежде на протянутую руку. Кто-то сразу опускается на дно, растеряв всякую надежду. Медленно, точно зная, что уже никогда не выплывет. И не важно, из моря или собственной жизни. А кто-то, такие как я, однажды узнав, что океан может убить, уже никогда к нему больше не приближаются. Северный Ледовитый мне оказался не по силам. Автобус остановился, и Ким не помог мне выйти. Не то чтобы я сильно этого ждал. Семнадцать лет ведь выбирался из маршрутки самостоятельно. Но почему-то подумал, что, даже когда мы были врагами, Хван всегда подавал мне руку. Ветер забирался под воротник, пробегая мурашками по спине. Январь наконец вспомнил, что он зима, и щедро разбросал на ветки белые шапки. Я знал: через пару дней они растают. А пока просто смотрел под ноги, глядя на черные следы, которые оставляли ботинки Сонухна на земле, и вдыхал запах свежевыпавшего снега. Бета, как и полагается порядочным синицам, жил в одноэтажке, простой бетонной коробке на краю города. Пока мы поднимались, я думал: каково ему каждый раз возвращаться сюда из Долины Всадников? Потому что разница казалась настолько колоссальной, что невозможно было не впасть в уныние. Дверь нам открыл крошечный омега с тонкими руками, скромной улыбкой и глазами, из которых утекала жизнь. Вытянутое лицо, едва различимые брови, а на голове вместо волос — платок. В мелкий цветочек. — Ёнбок, друг вашего сына. Просто друг, — протянул я руку, решив заранее расставить акценты, хотя меня ни о чем и не спрашивали. Мало ли. — Ким Гыль, — представился омега, пожимая мою руку. — Просто папа вашего друга, — неожиданно широко улыбнулся он. И уголки моих губ в ответ тоже поползли кверху. *** За ужином папа Сонхуна только и делал, что подкладывал мне в тарелку домашние разносолы, повторяя, что мне нужно больше есть, а то ветром сдует, хотя, я мог поклясться, мы с ним носили один размер. Сонхун ел молча, то и дело бросая на нас неловкие взгляды. Они с папой не были похожи, но, когда улыбались, от их глаз разбегались одинаковые тонкие морщинки, словно солнечные лучики. И они согревали. После ужина я вызвался вымыть посуду. Но, мысленно вернувшись на полдня назад, к тому, от чьего взгляда замирала душа, выронил из рук тарелку, разбив салатник и два блюдца. — Боже мой, простите! — лепетал я, краснея и бледнея с очередностью в дыхание. — Я принесу вам новые. Бабушка всегда говорит, что я растяпа. Папа Сонхуна лишь опустил мне на плечо руку и ласково произнес: — На счастье! Я замер, все еще с мыльной пеной на руках. Глядя на него едва ли не слезящимися глазами. — А будет оно? — Ну разумеется, милый. И вдруг он замахнулся и грохнул старенькую чашку. А потом протянул другую мне. «Ну же, давай», — подсказывая взглядом. Я неуверенно коснулся белого фарфора. Прошептал: — Жалко ведь. Он покачал головой. Я улыбнулся, поднял руку и со всего маху, выплескивая боль, злость и поражение, разбила чашку об пол. На шум прибежал Сонхун, но так и застыл у порога, глядя на нас, безумно смеющихся среди осколков посуды. На крошечной кухне мы пили чай с вареньем. Плечи обволакивало теплым шерстяным платком. И мне очень реалистично удавалось притворяться, что я на своем месте, что я счастлив. И улыбаться, внося в этот дом чуть больше света и жизни. А еще радости. Как-то раз Джисон сказал мне, что я на самом деле похож на солнце. — Джисон, я ведь не рыжий. — Ты не понимаешь, — отмахнулся он. —Это другое. Рядом с тобой теплее. Может, поэтому все так хотят забрать себе хотя бы кусочек? — Откусить и спрятать. И мы рассмеялись. А сейчас, сидя на стареньком табурете, я понял: иногда другому человеку слишком холодно, и согреть его может только чужая улыбка. И я улыбался. Так, будто действительно был пламенем. «Зажженный светильник не ставят под сосуд. Но на подсвечник, чтобы все входящие видели свет». А еще у него никогда не спрашивают, сколько боли ему тот самый свет стоит. Но разве это важно? На прощание папа Сонхуна подарил мне плед. Похожий на те, из которых шьют плюшевых медведей. В огромной квадратной упаковке из прозрачного полиэтилена. Я отнекивался от него как только мог, но он был неумолим. — В честь Нового года! — Не нужно. — Пожалуйста, ради меня! Ну как я мог отказать? В это время Сонхун обнимал меня за плечи, а я обхватил его свободной рукой за талию в ответ. И даже согласился как-нибудь встретиться в городе после каникул. Может, бабушка права и люди на самом деле веками копили мудрость, которой я упорно не хотел следовать? В конце концов, синицы ничем не хуже наглых самовлюбленных журавлей. В общежитие мы вернулись уже в десять вечера. Вернее, я вернулся, а Сонхун остался дома на выходные. Он усиленно порывался меня проводить, но я настоял, чтобы не выдумывал. В конце концов, со мной был плед, так что я уже не чувствовал себя одиноким. К тому же весь вечер он то и дело старался ненароком меня коснуться, а взгляд его был нетерпелив и полон предвкушения, что немного пугало. Слишком мало прошло времени. Включить телефон я осмелился только в такси. Глядя на множество пропущенных звонков, зажмурился, крепче прижимая к себе подарок. Глаза уколола обида, жгучей пеленой застилая взгляд. Машина остановилась. Расплатившись, я вышел на улицу, вдохнула морозный воздух и сделал шаг. Потом второй. Зная, что после тысячного станет легче. Надо лишь перетерпеть. На Долину Всадников опустилась ночь, и общежитие академии встретило меня тишиной. Захлопнув дверь, я устало облокотился на нее спиной и выдохнул. Свет был не включен. Джисон собирался встретить Рождество с родителями, так что раньше конца недели его ждать не стоило. Вот и славно. Никто не помешает мне прорыдаль следующие несколько часов в подушку, чтобы утром проснуться и начать с чистого листа. Но не вышло... — И где ты, изволь ответить, до ночи шарахался? — раздался из темноты ледяной голос. Я едва не подпрыгнул. Если бы не знал каждую его с хрипотцой ноту, точно скончалась бы от разрыва сердца. Глаза привыкли к темноте, и теперь я мог разглядеть в кресле знакомый силуэт, привычно вытянувший длинные ноги. — Зачем пришел? Хван поднялся и медленно подошел. Когда он не хромал, ему удавалось двигаться практически с кошачьей грацией. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза и, набравшись смелости, произнести решительное: «Уходи и больше не возвращайся». Но только я раскрыл рот, как он опередил меня, сверкнув взглядом: — Соскучился. Нет. Только не снова. Я рванул в сторону, но Хёнджин схватил за локоть, останавливая. — Отпусти! — попытался вырваться я, но оказался прижата к собственной двери. — Где ты был? И почему выключил телефон? Он говорил так, словно имел на это право, хотя это не так. Как я устал от них от всех! От Сонхуна, что каждый раз проверял крепость моих границ, от Хвана, который вообще решил, что имеет власть их устанавливать. Никому я ничего не должен! — Не твое дело, — огрызнулся я, тут же растягиваясь в улыбке, понимая, что не смогу остановиться. — Чем поджидать меня, смотрел бы лучше за своей девушкой. А то кто знает... Может, пока ты здесь, она в постели твоего лучшего друга окажется. — Что ты несешь? Я ухмыльнулся. — А может, это у вас любовь такая — прогрессивная, а, Хван? — съязвил я, хотя единственный вопрос, который мечтал задать, был заключен в трех простых словах: «Вы снова вместе?» Он окинул меня взглядом, несправедливо колючим. — Ревнуешь к Джи Вон, а сам за моей спиной спелся с баскетболистом, — раздраженно выплюнул он. — Ни с кем я не спелся. — А это что? — кивнул он на стоящий у моих ног подарок. — Сам не видишь? — Плед? — ошарашенно спросил он. — Какого черта он подарил тебе плед? — Это не от него. От его папы. На Новый год.  — Черт, Новый год... Он запустил ладонь в волосы. Закрыл глаза. Я не ждал от него поздравлений. Но почему-то такая мелочь вдруг разрослась между нами, словно огромная стена, которая с каждой секундой молчания становилась все больше. — Он целовал тебя? — вдруг произнес Хван. Должен ли я говорить? Есть ли вообще разница? — Даже если так, — постарался произнести я достаточно твердо, — это больше не твое дело, Хван. — Теперь каждое слово отдавалось в ушах ударом молотка. — Какой в этом смысл, — повторил я, — если сегодня утром ты сам был с Джи Вон? И внутри меня что-то снова сломалось. Потому что, когда я произнес эти слова вслух, подтвердил сам себе: мне не показалось. То, что я видел утром, — правда. Глаза Хёнджина потемнели, наполняясь сумраком ночи. Серебристую луну заслонили грозовые тучи. Черные. — Мы расстались с Чон в день бала, — сказал он сухо и бесцветно. — И не сходились больше. — Я видел сегодня. Чернее не придумаешь. — Я пытался поговорить, но ты выключил телефон. — Еще и в список заблокированных добавил. Так что можешь продолжать звонить, удачи. Он устало запрокинул голову. Видимо, перенял мою привычку: чтобы не взорваться, досчитать до десяти. Глупец! Он еще не знал, что не придумали такого числа, после которого становилось хоть сколько-нибудь легче. — Даже не хочешь выслушать? — тихо произнес в темноту ночи. — Нет. — Жестоко. — А по-другому не получается. Вытолкнув из горла мигом потяжелевший воздух, я облокотился на стенку и закрыл глаза. Смотреть на альфу сквозь застилающую пелену ненависти теперь было невыносимо. Мы не пара. Не друзья. И больше не враги. Теперь я не знал, кто мы друг другу. — Феликс. От того, как он произнес мое имя, из глаз едва не сорвались слезы. Он обхватил мое лицо двумя руками, водя большими пальцами по щекам. Прикоснулся к кончикам моих губ, срывая с них вздох. — Я обещаю, что докажу тебе, что не врал, Мушкетер. Я зажмурился сильнее. — Дай мне шанс, пожалуйста. Хван ждал. Нависая надо мной на расстоянии поцелуя, но не касаясь губ. Будто решив окончательно добить, и плевать, каким способом. И каждый раз, когда он делал так, все внутри кричало: «Беги! Беги как можно дальше!» Вот только я все время делал совсем наоборот. Гордость, обида, злость — все растворялось, словно соль в воде, перерождаясь в тихую истерику, которая так и норовила перелиться через край. Желать совсем иных прикосновений. Как тогда. Когда губы горели, Удивительно, как мы вообще не спалили все вокруг, потому что те поцелуи напоминали безумную игру, в которой обоим было плевать на приз. Нас увлекал сам процесс. И эти воспоминания сводили с ума. Но я слишком часто ошибался. Я хотел быть с ним. Но не мог. — Не надо доказывать, — сказал я предельно собранно и спокойно. Не в состоянии поднять взгляд. — Я знаю тебя. Знаю гораздо лучше, чем многие здесь. Именно поэтому я не хочу... ничего больше. Хёнджин вздрогнул, словно я током его ударил. — Ты на самом деле такого плохого мнения обо мне? Я пожал плечами. — Никогда не строил иллюзий на твой счет. — Тогда в чем дело? — Давай разойдемся миром, — попросил я. Он вернулся к столу и подхватил пальто. Вот и все. Вот так оно и закончится. — Будь я благородным принцем, я бы тебя отпустил, — холодно произнес Хван. — Но я не принц. И, раз ты об этом знаешь, тебе же будет легче. — Рывком он открыл дверь. — Завтра в пять утра буду ждать у центрального входа. Собери вещи на несколько дней. Ты должен сам увидеть. А потом решишь. Я фыркнул и отвернулся, гордо задрав подбородок. — Никуда я с тобой не поеду. — А я тебя и не спрашиваю. Если завтра тебя не будет на месте, вытащу из комнаты силой. И поверь, закрытые двери меня не остановят. А потом ушел. Да как он вообще смеет мне указывать? Выглянув в коридор, я крикнул ему вслед: — Это мы еще посмотрим! Но он даже не обернулся. Я хлопнул дверью и пнул от злости плед. — Чтоб тебя, Хван Хёнджин! *** Хван Хёнджин. Утром третьего января я сидел в кабинете научного руководителя, который по вторникам собирал своих студентов, и даже факт, что сейчас новогодние каникулы, его ничуть не заботил. На столе были разложены чертежи, и я мысленно выискивал в них собственные ошибки. — Привет. Джи Вон присела на край свободного стула. Я повернул голову. Увидеть ее здесь было более чем неожиданно. — Неужто гроза строителей уже и в архитекторы подалась? — спросил я, не совсем понимая причину ее появления. — Не совсем, — ответила она и придвинулась чуть ближе. — Есть разговор. — Давай потом, — ответил я. И в эту секунду с грохотом рассыпавшихся тубусов и привычным чертыханьем в аудиторию вломился мой декан, по совместительству дипломный руководитель. — Чон, на выход! — заметив Джи Вон, тут же скомандовал он. — Любовные дела позже решать будете! Она ему улыбнулась, мило и невинно. А потом прошептала, подхватив сумку: — Через час. В вашей комнате. В нашей комнате все выглядело по-прежнему. По крайней мере, состав был вполне привычный. Развалившись на кровати, щелкал пультом Чонин. Возле окна, сложив на груди руки, стоял Айс. Джи Вон мерила шагами периметр, отчего Чонину приходилось каждый раз наклонять голову, словно он китайский болванчик, так как своим мельтешением она закрывала ему экран. — Что за сбор военного совета? Джи Вон остановилась и посмотрела на меня. Глаза у нее были покрасневшие, но сухие. — Джинни, мне нужна твоя помощь. Мун Хи покачал головой. — Какого рода? — Отец будет здесь через десять минут. Он хочет с тобой поговорить. О нас. — Ладно, — медленно произнес я. — Все кончено, я полный идиот, просравший свое счастье. Это от меня требуется? — Нет. — Джи Вон подняла взгляд и, собравшись, выдохнула: — Можем мы сделать вид, что все еще вместе? Ян позади фыркнул. Громко и очень выразительно. Я же был настолько ошарашен, что не смог ничего вразумительно ответить и лишь спросил: — А почему твой парень молчит?  — Потому что ему не нравится эта затея. Я хмыкнул: — Ну так мне она не нравится тоже. Джи Вон запустила руку в длинные волосы и тяжело вздохнула. — Ты знаешь моего отца. Все, чего он хочет, — посадить меня дома на цепь, как и мать. Как думаешь, сколько времени у него уйдет на то, чтобы пробить все о Мун Хи? Я пожал плечами: — Пары часов будет достаточно. — Он увезет меня, Хёни. Даже академию не даст окончить. Ты же в курсе, он всегда был против. Единственное, что его держало, — уверенность в нашем с тобой браке.  — Шутишь? — возмутился я. — Разберитесь как-нибудь сами! Она схватила меня за руку, умоляя: — Помоги продержаться хоть пару месяцев, и мы уедем. Ты же сам понимаешь, ни одна фирма не возьмет на работу архитектора без диплома.  — А ты понимаешь, что я ему никогда в жизни этого не объясню? — Кому «ему»? — внезапно перебил Айс. — Тебе конвертов не хватит! — вставил свои пять копеек Чонин. — У Хёнджина появился омега, — обернувшись, вместо меня объяснила Чон. — Мне с утра Чонин рассказал. Мун Хи рассмеялся. Едко и громко. — Почему я не удивлен, а, Хван? — Да пошел ты! — огрызнулся я. Но он расхохотался лишь сильнее.  — Быстро же ты нашел замену. — Так, стоп! — Джи Вон встала между нами. — Мун, хватит, — скомандовала она строго. За ее спиной я не смог удержаться и изобразил Муну затягивающийся на шее поводок. — Придурок, — фыркнул он. — Пойди лучше поищи, с кем скоротать одинокий вечер. — Не сомневайся, поищу, — бросил я ядовито и развернулся, чтобы уйти. Но Джи Вон схватила меня за локоть. — Остыньте оба, пожалуйста. У меня мало времени. Отец будет здесь с минуты на минуту. Как же мне хотелось бросить в лицо Айсу пару слов покрепче и оставить его разбираться со всем этим дерьмом самостоятельно! Но я не мог. Потому что действительно знал, с кем ему придется иметь дело. Чон-старший контролировал каждый шаг своей жены. Осыпал ее дорогими подарками, но за фасадом была пустота. Я подозревал, что за закрытыми дверьми их семьи происходили вещи куда более грязные, но не высказывал своих подозрений вслух. Посмотрел на Мун Хи. Он их просто уничтожит. Обоих. — Хёнджин, — с надеждой выдохнула Джи Вон. — А ты что думаешь? — произнес я, глядя на бывшего друга. На его мрачном лице отражалась злость и досада. — Я не стану тебя об этом просить, — произнес Мун Хи. — Ты и сам об этом знаешь. Упертый как баран. Чей-то телефон зазвонил. — Они уже приехали, — быстро взглянув на экран, заволновалась Джи Вон. — Ждут внизу. «Он следит за моей матерью, Джинни, — сказала она однажды вечером. — Наш дом похож на Алькатрас. Ему повсюду видится обман. Он и за мной следит, я уверена. Эта академия спонсируется его фондом, тут везде, абсолютно везде его стукачи. Скажи, разве так жить можно?» Так жить определенно нельзя. Одной рукой держа смартфон, я быстро отправил Феликсу: «Как вернешься, надо поговорить», уже заранее зная — свежие сплетни меньше чем за час разнесутся по Долине Всадников. Нужные же слова для этого непростого разговора я подберу позже. Но не успел я напечатать последнюю букву, имя «Отец Джи Вон» засветилось на моем экране входящим вызовом. — Ладно, идем, — раздраженно ответил я, подав руку, и натянул свою самую искреннюю улыбку из всех фальшивых. *** В пять утра я стоял у центрального входа академии. В руках сумка с вещами. За плечами рюкзак. А в душе злоба, вырвавшаяся на волю беспомощным выдохом. Ведь знал, Хван не постесняется и волоком из общежития вытащить. «Ну и где ты?» — написал я. Ради такого случая даже номер разблокировал. Пришло уведомление о прочтении. Но в ответ тишина. Пока я размышлял, то ли уйти, то ли что-то еще сумничать вдогонку, к входу подъехал серебристый «Икс-Трэйл». За рулем, сверкая белозубой улыбкой, сидел Чонин. Больше в салоне никого не было. Ситуация становилась все более и более странной. — Можно узнать, куда мы едем? — спросил я, забрасывая сумку на заднее сиденье и пристегиваясь. Чонин пощелкал радио, остановившись на одной из старых песен Green Day, а потом произнес так, словно это самая обыденная вещь: — Похищать тебя собираюсь. Я непонимающе уставился на него в ответ. — Ты уж сильно не кричи, ладно? Айс не у дел более, а для меня это тоже в первый раз, так что... я вроде как волнуюсь. Мне бы спросить, не шутка ли это? И где сам виновник происходящего? Но я только ошарашенно приоткрыл рот. — Ну так что, договорились? — подмигнул Ян. Билли Джо из приемника пропел, чтобы его разбудили, когда закончится сентябрь. Если честно, я тоже был не прочь, даже если хотя бы ущипнули. Чонин рассмеялся. — Расслабься, Веснушка, отдыхать мы едем, — вдоволь насладившись моим замешательством, ответил он. — Отцу подогнали путевки на базу. Тут недалеко. Несколько часов. Сейчас только с остальными пересечемся. На сноуборде кататься умеешь? Я покачал головой. — Лыжах? — Нет. Лыжи определенно не моя стихия. — Отлично, — махнул рукой Ян. — Вот и составишь Хвану компанию. Я хмыкнул. — Не поверю, что он не умеет кататься, — пробурчал, снедаемая сарказмом. — Он умеет. — Чонин постучал себя по колену, напоминая. — Баскетбол, волейбол, футбол, сноуборд, большой теннис... Кажется, там вообще ничего не осталось, в списке разрешенного. — Печально... — потупил я взор. — Да уж... Поверь моему опыту, наблюдать со стороны, когда кто-то делает то, что тебе нельзя, жутко тошно. Я замолчал, вспомнив тотальный запрет на алкоголь в комнате Хвана. «Чонин же, — проронил он мимоходом в новогоднюю ночь. — Как я могу запрещать ему, сам выпивая?» И прежде чем успел что-то добавить, показался знакомый бок припаркованного «Астон-Мартина». Рядом, о чем-то беседуя, стояли Айс и Джи Вон. Мы вышли из машины. Я удивленно окинул пару взглядом. Даже не сразу узнал. Вместо привычных дорогих костюмов на Чон были надеты джинсы и короткая белая куртка, но даже они были подобраны идеально в тон. Наверное, она была единственным человеком, способным даже самые простые одежки превратить в эксклюзивный комплект. Мун Хи же выглядел как обычно, разве что его рука самым что ни на есть собственническим образом лежала на талии девушки. Джи Вон заливисто смеялась, а Мун Хи — впервые на моей памяти — улыбался в ответ. Сегодня он был без очков, скрыв один глаз повязкой, но, даже несмотря на это, я видел, как он смотрел. Будто перед ним экспонат из музея, к которому наконец позволили прикасаться, выписали абонемент, долгожданное разрешение. Засмотревшись, я застыл у раскрытой двери. Чонин полез за моей сумкой, но, не заметив, что я стою рядом, едва не сбил меня с ног. — Ой! — отпрыгнул он. Я резко обернулся, снова едва не врезавшись в кого-то. — Ой! — повторил я следом. Ударившись об ответное: — Доброе утро, — сдержанно и чуть хрипло. Я поднял глаза. С собранными волосами, в черной бейсболке задом наперед и куртке вместо привычного пальто до колен, Хван выглядел совсем не как Хван. Я уставился на него, как разбуженная и вытащенная из дупла сова. Он протянул руку к моей сумке, а я так и остался стоять, с трудом понимая происходящее. Чувствуя себя ни больше ни меньше идиотом, тем самым бедолагой из шоу «Розыгрыш», который единственный «не вкуривает», что происходит. Моя сумка переместилась в багажник «Астон-Мартина». — Вы двое — со мной, а Феликс с боссом. — Чонин кивнул, указывая всем, куда идти, — Погнали. Я обернулся. Присев на капот, Хван испепелял меня взглядом. Волнение снова принялось плескаться внутри, и я торопливо отвел глаза. — Почему на двух машинах едем? — спросил Чхве. — Полагаю, у Великого и Ужасного есть на то причины, — пожал плечами Ян, снова занимая место водителя. — Как и всегда, — ответила Джи Вон, оставив на губах нахмурившегося Айса легкий мимолетный поцелуй. Выходит, они и правда вместе? Выходит, один я был не в курсе этого спектакля? Почти сутки я только и мечтал о том, как сделаю с Хваном что-нибудь очень травматичное и болезненное. А теперь? Теперь повод вырисовывался все четче. Все заняли свои места, только мы вдвоем стояли в темноте непроснувшегося утра, по разные стороны машины, молча касаясь друг друга взглядами. — Я поеду с Чонином, — сказал я громко, прячась за дверь его машины, как за его спину. Сложно сказать, какую роль Ян стал играть в моей жизни. Он словно занял роль брата, которого у меня никогда не было. Вот только старшего или младшего, неясно. Хван в ответ лишь сверкнул глазами — взъелся. Я знал, он мне это еще припомнит. Развернулся и, ни слова не сказав, хлопнул передней дверью. Мы пересекли границу горнолыжного курорта на рассвете. Я редко бывал так далеко, поэтому всю дорогу смотрел в окно. То и дело невольно возвращаясь взглядом к черному «Астон-Мартину». Как бы ни хотел избавиться от ноющей в груди боли, разорвать нить, однажды связавшую нас с Хваном, был не в силах. Меня к нему тянуло. Хотелось сорваться и побежать прямо в объятия, кинуться на шею и сказать, что я тоже скучал. Видеть, как удивленно он вскинул бы брови. Вот только собственная гордость каждый раз сильнее натягивала поводок, не дающий сделать первый шаг. — Отлепитесь друг от друга хоть на минуту. — Не поворачиваясь, Чонин кинул в Джи Вон и Мун Хи пустой пластиковой бутылкой. — В салоне дети. Я тихонько прыснул, снова отвернувшись к окну. Сомнений в том, что Чонин больше не дуется, не осталось. Как и в том, что Чон действительно встречается с Айсом. Они сдерживались, но что-то подсказывало: не будь нас рядом, накинулись бы друг на друга как изголодавшиеся. — Ай! — спустя пару секунд вскрикнул уже сам Чонин. Теперь бутылка прилетела ему в затылок. — Ну и задница ты, Айс! — От задницы слышу! И они рассмеялись. Через час мы были на месте. Такие загородные комплексы я раньше видел лишь в кино. Нет, я, конечно, знал, что они существуют, но оказаться внутри доводилось впервые. — Нам повезло, отцовская компания выкупила три номера, — произнес Чонин, раздавая ключи. «А кто с кем?» — хотел спросить я, но вместо этого, чувствуя, как по шее ползут красные пятна, уткнулся взглядом в носки собственных ботинок. Как будто там происходило что-то поистине увлекательное. Однозначно, лучше переждать, пока все разойдутся по номерам, и тогда мне не придется самому делать выбор. Мун Хи подхватил две сумки, свою и Джи Вон. Ян, покусывая кончик ручки, заполнял бумаги на ресепшене. Мы же с Хёнджином остались в холле вдвоем. За все время он так и не сказал ни слова. — Теперь ты решил изводить меня молчанием? — С чего ты взял? — Его голос был безразличен, кардинально отличаясь от того, каким я привык его слышать. — Если я не посвящаю тебе каждую свободную минуту, это не значит, что я тебя игнорирую. Я фыркнул:  — Знаешь, учитывая, что ты силой заставил меня поехать, мог бы и поднапрячься.  — Знаешь, — отбил он мою фразу абсолютно симметрично, — учитывая, что мы вместе, мог бы и сесть со мной в одну машину. — А мы вместе? Мы одновременно замерли. — А вообще с какой стати ты мне указываешь? — пробубнил я. — Действительно, я же тебе никто.  — А кто ты мне?  — Я думал, мы встречаемся. — Формальности.  — Серьезно? Ну что ж, тогда пойду поищу кого-нибудь, кому будет приятна моя компания. Меня аж затрясло. Он развернулся и ушел. А я промолчал. — Чонин, ну пожалуйста! — взмолился я, поймав парня в коридоре. Номера, доставшиеся нам, были крошечные, но уютные. Деревянные стены, плетеные ковры, массивная мебель. И лишь один недостаток — двуспальные кровати. Джи Вон с Айсом заняли первую комнату. Хван, хлопнув дверью, скрылся во второй. Мы же с Яном застряли посередине, перетягивая ключ от третьей. — Слушай, вы же в его квартире каким-то образом спали вместе? А тогда вы не встречались даже. — В том и дело, что тогда все было проще. По крайней мере, я точно понимал, на какой стороне играл. И... мы не встречаемся. — А что вы делаете? «Мозги друг другу парим», — хотел ответить я, но ограничился: — Не знаю. Все сложно. Чонин тяжело вздохнул, протягивая зажатый между пальцев ключ: — Вы определенно друг друга стоите. Разложив вещи в комод, я переоделся в джинсы и теплый свитер, собрал волосы, но, стоило выйти из комнаты, оказался тут же пойманным. Хван зажал меня в угол, взял за подбородок и, глядя прямо в глаза, произнес сурово так, по-взрослому: — Итак, у тебя есть два варианта. Либо мы продолжаем играть в детский сад, обзываясь и бегая друг от друга по всему кемпингу, зная, что в конце концов ты все равно идешь со мной. Либо ты идешь сразу и экономишь нам обоим уйму времени и сил, которые можно потратить на что-то, кроме глупых обид. Выбирай. Мне показалось, я горю. И это было вовсе не литературным сравнением. — Я выбираю третий вариант, — пропищал я.  — Третьего варианта нет, — ответил Хван. Все внутри меня буквально кричало от его прикосновений. Я знал: стоит мне согласиться, и ничто не спасет меня от того, чтобы добровольно сдать свои позиции. Два шага до его комнаты — и одной только мысли о руках, поцелуях на моих губах уже было бы достаточно. Там, в темноте новогодней ночи, под шум фейерверков и пережитого, происходящее между нами казалось таким естественным, как дышать. Сейчас же этот напор пугал. Я никогда не боялся Хёнджина. Оказалось, я боюсь его как мужчину. Боже. Запаниковав, я едва не грохнулся в обморок. Но, как часто бывает на соревнованиях, в самые критические моменты внутри включается скрытый, резервный источник сил, отвечающий в то же время за все мои самые глупые поступки, но позволивший гордо задрать подбородок и, с вызовом глядя ему в глаза, ответить. Отгадайте, что я выбрал? ...Я ковырял омлет, пытаясь вилкой сложить из помидоров и грибов слово «идиот». — У тебя завтра важный день? — спросила у Чонина Джи Вон, беззвучно размешивая в чашке кофе. — Ага, — с набитым ртом покивал Макс. — Последний сеанс и типа общего мини-праздника с кексами, бутербродами... — И без выпивки, — произнесли они одновременно и рассмеялись. — Хван с тобой пойдет? — Не-а. А зря. Родись он лет на двадцать раньше, как пить дать возглавил бы одно из подразделений Straight Edge. — Хёнджин не вегетарианец, — ответила Джи Вон. Чонин пнул меня под столом. — Чего? — Я поднял взгляд. — Где он? — беззвучно произнес он одними лишь губами. Я пожал плечами: «Мне откуда знать?» После завтрака, на который Хван так и не явился, все дружно решили пойти на склоны. Я не хотел, ведь никогда не катался ни на лыжах, ни на сноуборде, но Чонин уговорил. Костюм пришлось брать в прокате. Отстояв очередь и облачившись в желтый лыжный комбинезон, который оказался мне на размер велик, я прихватил под мышку доску и кое-как доковылял до спуска. Джи Вон с Мун Хи ушли кататься на склон с красным флажком, что-то подсказывало мне — по большей части из-за Чон. Чонин не был бы Чонином, не выбери он трассу, отмеченную черным. Я же остановился на скромном зеленом круге. Вот только кататься я не умел. Даже маленькие дети обгоняли меня, еще и противно хихикая. К моменту, когда я вернулся к точке сбора, был взмокший, уставший и злой как собака. Расположившись у деревянного столика с приделанными к нему лавками, Джи Вон открыла сумку, достав оттуда термос и бутерброды. Уверенно затормозив, Айс снял свою доску и тоже подошел ближе. Я притворился, что пытаюсь открепить свою, но на самом деле мне просто хотелось хотя бы глазком посмотреть на их любовь. Мун Хи коснулся ее губ мимолетно, перехватывая из рук стаканчик с горячим чаем, а у меня защемило сердце. Потому что того, о ком оно болело, здесь не было. Он сидел один, пока другие веселились. — Я пойду Чонина выловлю, — обратился Мун Хи к Джи Вон. — Через полчаса подтягивайтесь. И мы с ней остались одни. Я подошел к столу, грея руки о пластиковый стаканчик. — Зря ты ждешь, что он под тебя прогнется, — вдруг сказала Чон. — Не дождешься. — Что? Я замер, так и не успев донести чай до рта. — Просто хочу предостеречь тебя заранее. Такие люди, как Хван, никогда не могут принадлежать кому-то. Они самодостаточны, им не нужен другой человек, чтобы чувствовать себя цельными. А Хёнджин полностью оправдывает свое прозвище. Холод, исходящий от него, притягивает, потому что за ним скрыта сила, но он никогда не перестанет оставаться холодом. Поэтому тебе придется смириться. Если хочешь быть с ним, не жди от него горячих признаний. — Почему ты говоришь мне это? Джи Вон подняла глаза. Большие, светлые. Глаза того, кто распахнут навстречу этому миру, не ожидая от него подвоха. Взгляд, какой я не мог себе позволить, наверное, никогда. — Потому что ты ему нравишься. Очень, — спокойно произнесла она. — Я сразу обратила внимание, как он на тебя смотрел. Мне кажется, я заметила это даже раньше его самого. Женщины всегда такое видят. Я не понимал, почему она говорит мне эти вещи. Разве, расставшись, люди не оставляют друг друга в прошлом? И лишь когда она сказала: «Он никогда не улыбался раньше... А теперь начал», — понял, он все еще ей дорог. Она сама была счастлива. Я видел, как рядом с Мун Хи ее глаза светились. И хотела такого же счастья для Хвана. —!Поэтому ты выбрала Мун Хи? — спросил я. — Я не выбирала его, — ответила Чон, озаряясь непривычно широкой улыбкой. — Просто в какой-то момент поняла: он единственный, кто все это время по-настоящему был рядом. Относился ко мне как к чему-то важному. И на этот раз дело не во внешности. Мне кажется, никто и никогда не касался меня с таким трепетом. И потом... — Ее улыбка вдруг стала по-лисьи лукавой. — Ты видел его без майки? — И громко мелодично рассмеялась. Это было странно и так необычно. Я ждал чего угодно — презрения, зависти, жалости, но никак не дружескую руку, протянутую ладонью вверх. Улыбнувшись, я произнес: — Знаешь, все это время я представлял тебя иной. — Наглой стервой? — снова рассмеялась она. — Нет. — Я опустил глаза. Откровенность за откровенность. — Опасался, что ты будешь меня ненавидеть. Джи Вон вылила остатки чая в кусты и принялась закручивать термос. — Знаешь, — сказала она, — должна все-таки существовать в мире женская солидарность. Без грязи, зависти и предательства. Тем более когда мы все наконец обрели то, в чем так долго нуждались. Я читала, что в одном из университетов, кажется где-то в Бельгии, девчонки придумали собственную систему знаков, непонятную альфам. Что-то кажущееся несущественным, вроде... просьбы одолжить зубную нить. И если кто-то просит об этом, значит, ему необходима помощь. Было бы здорово, если бы что-то подобное появилось и у нас. — Очень жаль, что в Долине Всадников все работает в точности до наоборот. — Кто-то должен быть первым. — Сверкнув улыбкой, она закинула сумку на плечо. — Идем. — Давайте без меня! — крикнул я ей вслед и, схватив клятую доску, побежал обратно к гостинице. «Кто-то должен быть первым», — все еще звучали в голове ее слова. На улице было сыро и промозгло, а я не надел перчатки. Хёнджин сидел на скамейке в деревянной беседке напротив леса, глядя куда-то вдаль. И хотя на нем был надет серый капюшон, скрывающий волосы и лицо, я знал, это он. — Говорят, здесь до сих пор водятся бизоны, — смущенно сказал я, подходя ближе и не зная, с чего начать. — Пока не пробежало ни одного, — не поворачиваясь, ответил Хёнджин. Я сел рядом. Обычно, когда мы встречались по ночам, у нас не иссякали темы для разговоров. Сейчас же мы оба будто вдруг позабыли родной язык. — Теперь веришь, что я говорил правду? — Теперь верю, — тихо ответил я и тут же задал другой вопрос: — Зачем это все? Тебе ведь должно быть тяжело видеть их вместе. Хван пожал плечами. — Нормально. Я изначально думал, будет хуже. — Но ты мог не затевать эту поездку. — А иначе ты бы мне не поверил. — Хочешь сказать, что сделал это исключительно ради меня? — Хочу сказать, что ценю свое время. И он снова закрылся в эту свою привычную раковину, разменяв столь хрупкую искренность на несокрушимость собственного сердца. Я опустил глаза. — На этих двоих достаточно посмотреть своими глазами, чтобы все понять. И никаких слов не понадобится. Это было правдой. Не заметить их страсть мог лишь слепой. — И что теперь будет дальше? Когда мы вернемся обратно, в академию.  — А дальше... — Его голос прозвучал собранно и глухо. — Тебе решать. Я замолчал. Не думал, что буду тем, кому придется принимать решение. Тем более такое, от которого зависит судьба четырех человек. С губ сорвалось чувственное: — Спасибо. Но Хёнджин не ответил. Мы сидели рядом, его ладони упирались в дерево скамейки, и мне вдруг так захотелось коснуться. Переплести наши пальцы. Было неловко, потому что никогда раньше не приходилось о подобном разговаривать. Запинаясь, я произнес: — Я скучал... Хёнджин обернулся. Я вложил в это короткое слово столько, что не нашел бы иного, способного передать каждый оттенок той грусти, что ощущал без него. А потом подался вперед и поцеловал в щеку. До сих пор казалось чем-то невозможным вот так просто касаться его, когда захочется. — Иди сюда. Я пододвинулся к нему, но он перехватил мое запястье и потянул на себя, чтобы я встал рядом. Я коснулся согретыми в карманах ладонями его лица. — Ты холодный, — произнес шепотом, погладив большими пальцами его скулы. — Для других. — Его голос, тихий, был совершенно не таким, каким он много раз пытался меня намеренно соблазнять. В нем светилась нежность и внезапная открытость. А может, даже дрожь, потому что от того, как он на выдохе произнес мое имя, едва не подогнулись коленки. — Но не для тебя, Ликс. Он дотронулся до моей щеки, погладив, не решаясь на большее. Раздумывая, взвешивая. — Феликс... Я зачарованно глядел в его глаза, боясь спугнуть его уязвимость, что так отчетливо слышалась в голосе. А потом он произнес: — Поцелуй меня так, чтобы я действительно понял, что ты скучал по мне. Его просьба теплым паром повисла между нами. Скользя кофейным взглядом по линиям моих губ. И казалось, что момент тянулся вечность, хотя прошло не больше пары секунд. А потом его ладони сомкнулись позади моей спины, притягивая ближе, и сердце заколотилось со скоростью миллиона ударов в минуту. Я наклонился, опаляя горячим дыханием кожу. Чувствуя, как он тянется ко мне с той же страстностью и отчаянием. И коснулся нежным, мягким поцелуем. Через секунду его губы настойчиво раздвинули мои, перехватывая инициативу, и будоражащий трепет прокатился по спине волной мурашек. Теперь я уже не сдерживал улыбку, распускающуюся прямо ему в губы. Чувствуя, как она вспыхивает между нами, ломая наконец все недомолвки.