Парадокс

После всего, что случилось, мне требовалось время прийти в себя. Следующие два дня мы с Джисоном не выходили из комнаты, заказывая пиццу и запоем смотря сериалы. По ночам же я мучился бессонницей. Стоило закрыть глаза, я тонул снова и снова... только никто меня на этот раз не спасал. Так что, включив ночник, я погрузился в чтение слащавого до скрипа на зубах романа, чтобы вытеснить из головы мысли, и где-то в середине ночи отключился. Меня разбудил голос Хана: — Пора на пары, а то все завалишь! Экзамены на носу! — Отстань! Я закрылся подушкой и повернулся на другой бок. — Феликс, хватит. Нельзя вечно прятаться, изображая из себя затворника. — Он присел на край кровати и коснулся моей руки. — Я с Чонином говорил... Я притих, продолжая лежать. — Семь человек покинули академию. Да и слухи поутихли вроде. Опираясь на локоть, я привстал и обернулся. — Почему семь? Нападавших ведь было шестеро. — Медсестра тоже, — ответил Хан. — К ним ведь попала твоя медицинская карта. — Но они могли ее украсть. — Ты же знаешь, Хвану плевать на любые оправдания. Боже, вполне возможно, из-за меня пострадал еще один, ни в чем не повинный человек. Я упал обратно на постель, натягивая одеяло на голову. Но его тут же с меня сорвали. — Давай, — скомандовал друг. — Вставай и надери им всем зад! — Я не могу. — Еще как можешь. А то бабуле пожалуюсь. К тому же я обещал ей фотку с зимнего бала. Боже, дурацкий бал. Только его не хватало. — Я не пойду. У меня нет пары. — Есть. — Даже не вздумай, Хан! Я не позволю тебе снова отшить того второкурсника. Он всю стипендию потратил на цветы. Так что нет. Я тебя, конечно, люблю, но не буду твоей парой! — А я и не собирался, — ответил он и протянул свернутый в коробочку листок бумаги. — Вот, тебе передали. Воздух застрял в горле. — От кого это? — осторожно спросил я, с трепетом подумав о Хване. Теперь он неразрывно был связан со всем случившимся, о котором хотелось забыть. Но также и с тем, о чем хотелось помнить. Я развернул лист. Внутри лежали рафаэлка и записка, таким почерком, будто писавший ее в это время на лошади скакал: «Почему мне кажется, что тебя надо снова спасать? Короче, завтра в восемь, Веснушка. Целую, твой Чонин». — Целую, твой Чонин? — едва не задохнулся Джисон, читая из-за моего плеча. Вот же дуралей! И впервые за несколько дней я расхохотался. — Господи, не могу поверить, у тебя на самом деле есть пара! — заголосил омега, запрыгав от радости и выделывая в воздухе до безумия странные пируэты. — Мы будем танцевать всю ночь! — Я не буду! Потому что не умею. — Хотя это не было чистой правдой. В школе на выпускном нас заставляли танцевать. Так что вальсировать я умел, хоть и весьма посредственно. — А вот ты, — обратился я к другу, — если не угомонишься, точно сломаешь ногу и никуда не пойдешь. Перестань прыгать! — Итак... — Джисон приземлился рядом, пододвинув меня задом, и обнял за плечи. — В чем ты пойдешь? — Все равно. Мне не хотелось идти, но Джисон был прав. Это нужно сделать. Чтобы показать всем: меня не сломали. Поднять голову высоко и хотя бы на один вечер забыть о случившемся. Окунуться в роскошь и громкую музыку. Доказать Хвану, что я смог. И иду дальше. Просто повеселиться, наконец. — Одолжишь мне одно из своих платьев? И его хитрющие глаза загорелись ликующим огнем. *** Спустя несколько дней, каждый из которых Джисон изводил меня бесконечными примерками и подготовкой, я стоял перед порогом комнаты, не решаясь сделать шаг. В последний раз бросил взгляд на свое отражение в зеркальной дверце шкафа и решительно поднял подбородок, понимая, насколько точно к моему настроению подобран этот наряд. В туго затянутом на талии платье с пышной юбкой из фатина, переливающейся при ярком свете мерцанием звезд, я больше не чувствовал себя жертвой. Скорее победителем, но тем, кто, выйграв битву, проиграл войну. Так что цвет моего наряда вполне соответствовал настроению. Черный. И, закрыв за собой дверь, я покинул комнату. В актовом зале было человек пятьсот, не меньше. Зимний бал много лет считался главным событием года. Уже с сентября девчонки и омежки начинали выбирать платья и разучивать вальс, чтобы участвовать в открытии. Надо ли говорить, что вальс в свете нынешних обстоятельств волновал меня меньше всего? Я постарался прокрутить в голове все, что знал о подобных мероприятиях, но, кроме светских бесед и официантов, снующих по залу с бокалами шампанского, не смог ничего вспомнить. Впрочем, вряд ли в академии станут подавать шампанское. Вдохнув полной грудью, я шагнул вперед, окунаясь в переливы света и огней. Ступая по лестнице вниз осторожно. Потому что не смотрел под ноги. Впервые взгляды притягивали люди. Костюмы и маски наполняли зал. Роскошные. Столь не похожие на обычные молодежные наряды для маскарада, что я видел в кино. Люди смеялись, разбившись на небольшие группки, приветствовали друг друга, что-то шумно обсуждали. В этот миг я почувствовал себя ужасно одиноким без Джисона, который ускакал на встречу со своим кавалером. И только туго затянутый корсет напоминал о его участии. Как будто он стоял рядом, подбадривая: «Не дрейфь». А потом я увидел его. В длинном сюртуке, очень похожем на старинный военный мундир, глубокого черного цвета, словно самые темные ночи подарили ему свои нити, Хван стоял поодаль от остальных. Опираясь спиной на стену, будто пытаясь с ней слиться. Неизвестно откуда, но я знал: он всегда так делает, когда устал. Когда хочет отодвинуться ото всех, будто взять хоть на пару минут передышку от всеобщего внимания. И это тревожный признак. Нет, не то, что даже королям Ледового Царства иногда хочется покоя. Плохо то, что я замечал это. Что смотрел. Подмечать чужие слабости, интересные детали — профессиональное. Вот только я не на поле боя. А Хван не мой соперник. И все это настолько нездорово... Но додумать я не успел. Он поднял голову, безошибочно выхватывая меня из толпы, и взгляд прошелся по моей фигуре. Обжигая. Теперь он был иным. Не тем, которым он награждал меня в первые недели. Тогда его губы изгибались, изображая пренебрежение, теперь же они напоминали ласковую усмешку. Столь же скупую, сколь всегда была проявляемая им на людях нежность. Которая моментально перерождалась в его глазах в ледяной огонь. Сжигающий все внутри меня своим пламенем. А потом он вдруг оттолкнулся от стены и сделал шаг навстречу. Казалось, даже музыка умолкла. Смех и гомон стих. И я не слышал и не видел ничего. Пока не понял, что шел он к Джи Вон. Горло сдавил спазм. В красном струящемся платье в пол, которое выглядело так, словно сотни бриллиантов разбили и пыльцу нанесли на ткань, она выглядела безупречно. На фоне черного военного сюртука Хвана сияла как луна. Локон к локону, босоножки на тонком каблуке, которые держались на ноге лишь тонкими ремешками, полное отсутствие аксессуаров и легкий макияж делали ее самим воплощением слова «элегантность». Остальные девушки не смогли бы даже приблизиться к этому идеалу. — Вот дерьмо! — озвучил кто-то очень четко мои мысли в данный момент. А потом добавил: — Когда ты целовался с каждой десятой в этом зале, какова вероятность уйти живым и не растерзанным стаей бешеных баб? — Ян, я тебя умоляю. — Я обернулся и тут же оказался в кольце его рук. Окинул взглядом с головы до ног. Белый смокинг с черной бабочкой ему ужасно шел. Добавьте к этому вечно заигрывающую ухмылку и этот его непослушный чуб, что никак не хотел лежать как положено, и получите оружие массового поражения для омеги и женщин от шестнадцати до шестидесяти пяти. — Ну как я выгляжу, Веснушка? — Отвратительно! — Так и знал, что ты на меня с первого дня запал. Идем! — И он потащил меня вниз по лестнице. — Я намерен сегодня повеселиться. Да, и сделай лицо попроще, а то позеленеешь. — Эй! Но толкнуть его я не успел, потому что свет в зале зажегся ярче, приглашая в центр тех, кому выпала торжественная честь открывать вечер. Десять пар, в основном выпускники, образовали круг. На другом конце зала, держа за руку темно-волосого парня, Хан помахал мне. А потом кивнул в сторону сцены. Да, он тоже был там. В самом центре. Вместе с Джи Вон. Я задержал дыхание, слегка повернул к Чонину голову. — Он будет танцевать? Вальс? Без трости? Чонин наклонился к моему уху, чтобы никто не услышал. — Я видел, как перед выходом он вколол себе блокаду. — Но зачем? Разве оно того стоит? — Видимо, дела совсем плохи, — кивнул он на Чон. Я отвернулся как можно сильней, чтоб не смотреть. Но все равно, как ни старался, то и дело выхватывал взглядом красный подол платья, взмывающий где-то сбоку, словно крыло бабочки. У них замечательно получалось. Красиво и уверенно. Все и всегда у них замечательно, черт их побери. Танец закончился, и все зааплодировали. Музыка изменилась. Теперь в центр пригласили всех желающих. Сделав слишком театральный поклон, Чонин протянул руку. — Чтобы ты знал, я отвратительно вальсирую, — предупредил я, изгибая бровь. — Я тоже, Веснушка, так что сегодня мы идеальная пара. Я рассмеялся. Мы встали, пытаясь изображать приличных танцоров, но уже на первом круге поняли — бесполезно. Ян дважды наступил мне на подол. Я едва не порвал его белый фрак, чуть не упав. В конце концов мы оба расхохотались и, чтобы случайно не убить никого рядом, бросили попытки. Я положил руки ему на плечи, он на мою талию, и мы принялись медленно топтаться на месте. Свет приглушили, но мой взгляд все равно то и дело цеплялся за черно-красные переливы. Я видел из-за мужского плеча, как Джи Вон потянулась к Хвану, желая поцеловать, и вдруг он отвернулся. Ее губы мазнули по впалой щеке. Он что-то сказал ей. А уже в следующее мгновение девушка скрылась у дверей. Альфа же прислонился к стене. Касаясь ее затылком, откинул голову и закрыл глаза. Неужели поссорились. Снова? Чувство вины стянуло внутри тугую пружину. Я должен с ней поговорить. Объяснить все. — Чонин, я на минуту оставлю тебя, — попросил я и выбежал следом. В коридорах было пусто. Лишь одиночные парочки, зависающие у окон, периодически попадались на пути. Куда она могла пойти? Заглянув в пустое крыло, я вдохнул влажный холодный воздух. После наполненного студентами зала он казался по-зимнему бодрящим. А потом услышала голоса. — Это точно была Джи Вон, я ее платье ни с чьим не спутаю. Она выбежала из зала. Айс вышел следом за ней. А потом они закрылись в аудитории, где по выходным читают финансовую грамотность. Я спрятался за угол, осторожно выглядывая, а через пару секунд увидел двух старшекурсниц. — Ну надо же, а строила из себя святую. Оказывается, вот у кого все это время рыльце в пушку было. Я сделал шаг назад, желая уйти, но вдруг застыл, не шевелясь. — Вот увидишь, он придет. Ему уже передали, — добавила первая девчонка и рассмеялась. — И бах! — шепотом произнесла другая. — Чон больше не будет помехой. Это не может быть правдой. Они все подстроили. Я обернулся, глядя на высокую деревянную дверь прямо по коридору. Та самая аудитория. Джи Вон не смогла бы с ним так поступить. Мун Хи тем более. Подождав, я вылез из своего укрытия и, придерживая платье, подошёл ближе. — Скажи, ты меня хочешь? «Джи Вон?» Я приложил руки ко рту, наклонился, глядя сквозь отсутствующий замок. В темноте сложно было разглядеть, кому принадлежали голоса. Но в чем не могла сомневаться, так это в том, что платье принадлежало ей. — Безумно, — ответил второй голос. Все внутри похолодело. «Айс?» От услышанного стало дурно. Хёнджину точно не нужно туда ходить. Вдруг за спиной раздался голос: — Только не говори, что это ты меня позвал.... Я аж подпрыгнул, резко обернулся, едва не врезавшись в Хвана. — Что? Нет! Я вообще оказался здесь случайно. Вышел подышать, — воскликнул как можно громче, надеясь, что эти двое услышат. Что бы ни происходило за той дверью, это нужно было прекратить. Хёнджин нахмурился и протянул руку, отодвигая меня. — Постой, надо поговорить! — А до завтра не подождет? — раздраженно бросил он. — Нет. Паника внутри меня поднялась к самому горлу. Его рука опустилась на дверную ручку, и я одернул парня за плечо, заставляя посмотреть на себя. — Это срочно. Очень срочно, — еще громче сказал я. Хван обернулся, оглядываясь. Мы стояли в коридоре одни, скрываемые ото всех темнотой и громкой музыкой. — Хватит! — сказал он слишком грубо, хватая меня за запястье. Взгляд такой же жесткий, как сжатые на моей руке пальцы. — Хватит бегать за мной, Феликс. Вся моя жизнь пошла под откос. В академии творится хаос, люди как с ума посходили, Джи Вон со мной не разговаривает уже неделю. От удивления и возмущения я едва не задохнулся. Выдернул руку. Хотел доходчиво объяснить, что думаю о его самомнении и куда его засунуть, но не успел и рта раскрыть. — Если я своим поведением дал тебе хоть какую-то надежду, что между нами что-то может быть, я прошу прощения. Потому что это не так. Я верну твоего баскетболиста, как и обещал. Уже через пару недель. А про меня забудь. Не ходи за мной! — Да нужен ты мне! — Я оттолкнул его. Хван открыл дверь, явно намереваясь ее перед моим лицом захлопнуть, и сам остолбенел. *** Осталось перетерпеть всего полгода, и Долина Всадников избавится от своего короля, а я смогу вздохнуть наконец спокойно. «Прекрати бегать за мной!» От брошенных им слов до сих пор ком стоял в горле. Я старался не сталкиваться с ним в коридоре, избегал кафетерия и даже не смотрел в его сторону, услышав знакомый рев «Астон-Мартина» во дворе. Видел лишь раз, на следующий день после бала. Обратил внимание только на замотанную белой лентой кисть. В голове мелькнула мысль, что Хван сцепился с Мун Хи из-за Джи Вон, но мне было наплевать. Пусть хоть убьют друг друга. Хван Хёнджина для меня не существовало больше. Совсем. — Они разбежались, — сказал Чонин спустя два дня, во время работы над нашим общим проектом. — Мне плевать, — ответил я, даже не поднимая от конспекта глаз. Хотя от осознания лживости собственных слов хотелось самому себе в лицо рассмеяться. Как банально. Банально предсказуемо оказалось то, что я испытывал. Все мы хотим быть уникальными и, читая в книгах о токсичной привязанности, понимаем: с нами такого никогда бы не случилось. Но... сначала организм начинает воевать против тебя, совершенно не желая слушать голос разума. Потом ты начинаешь придумывать оправдания жестоким играм. А по факту — как по написанной инструкции проходишь одну за другой стадии. Чтобы в конце осознать — ты по уши погряз в любовном дерьме. Ты не лучше других, попавшихся на эти же глупые уловки. Ты проиграл. Человек всегда проигрывает сердцу. — Тебе даже не интересны подробности? Я лишь устало посмотрел на него в ответ. Слухи о громком расставании заполнили академию до самого потолка, и знать, что из них правда, а что вымысел, мне совершенно не хотелось. Альфы строили планы по завоеванию сердца Джи Вон. Поклонники Хвана вновь активизировались, заваливая его шкафчик любовными письмами и оставляя послания под дворниками машины. С тех пор Хван почти перестал появляться в академии. Мне же проще. Прозвучал сигнал окончания пары. Все поднялись, принявшись собирать вещи. Вдруг на стол передо мной упал белый конверт. — Тебе, — сказал Ян. — Он попросил передать. Показалось, что желудок провалился куда-то в пятки. Присев на парту, я осторожно вскрыл бумагу. Внутри лежала пустая белая карточка. «Перемирие, — всплыли в голове собственные слова, когда я улыбался ему, лежа в разгромленной квартире на крошечном диване. — Как у пиратов. Белый флаг». Я не понимал, почему мне было настолько больно смотреть правде в глаза. Мы не были друзьями. Не были никем. Всегда случалось именно так. Каждый раз, стоило заступить за черту, которую Хёнджин отмерял для своей жизни, проводя невидимую границу, дальше которой никого не пускал, — он начинал скалиться, как пес на его трости. Вот только я упорно прокладывал окольные тропы. Сквозь ненависть и лед, вспыльчивость и язвительность. Зачем? Это приводило в чувство. Я разорвал карточку на кусочки, высыпал обратно в конверт и вернул Чонину. Хватит с меня этих игр. *** Хван Хёнджин. — Слушай, давай сходим куда-нибудь? Повеселимся, заодно развеешься, — предложил Чонин. Мы сидели в машине. Он отодвинул сиденье по максимуму, закинув ноги на приборную панель. Я же откинул голову на спинку и уставился в окно. — Нет настроения. — Ты отстой. Я пожал плечами. — С того самого дня вы с Айсом оба отстой. Не зря вы когда-то подружились. — Не хочу сейчас об этом говорить. Чонин опустил ноги вниз и полез в карман куртки. — Да, и... вот, держи, — раздраженно произнес он, протянув мне конверт, внутри которого, я уже видел, снова лежала разорванная на куски стопка картона. Четвертая за неделю. — Я очень надеюсь, что эта была последней. — Надейся. Я отвернулся и открыл окно, чтобы впустить внутрь салона свежий воздух. Продолжая упорно делать вид, что очередной отказ меня совершенно не задел. И это просто ужасало. Потому что в данной ситуации обида какой-то омеги должна была волновать меньше всего. Чонин фыркнул, вытащил свой смартфон и толкнул меня в плечо, вынуждая повернуться. — Глянь. Очень крутая штука, — сказал он. — Мессенджер называется. Вот прям рекомендую! Можешь бомбить ему хоть сутки напролет. — Это не тот случай, — ответил я. — Так что придется тебе поработать почтовым голубем еще немного. Ян закатил глаза. — Не мое дело, но... — начал он. — Что у тебя с ним? Я давно привык к его придурковатому виду, но на этот раз он выглядел непривычно серьезным. — Ничего. С какой стати вопросы? — Да так, мы просто подружились. — Почему я не удивлен? Этот омега, стоило ему оказаться рядом, вносил в мою жизнь полнейший хаос. Если считать, что до знакомства с ним я считал только Чонина разрушителем, немудрено, что они спелись. — Я обычно тебе никогда ничего не советовал... — Вот и не начинай, — огрызнулся я. — Я все же скажу, так что послушай. Не лезь к нему, ладно? — И это говорит тот, кто сжег его одежду? Чонин скривился. — Ну сглупил. Бывает. Просто он хороший, а ему и так по жизни досталось. — То есть не стоит добавлять еще и меня? Это был риторический вопрос. Хотя и сам факт, что Чонин произнес такую речь, не побоявшись указывать мне, что делать, уже сам по себе заставлял задуматься. Да, я перегнул. И стоило извиниться. И возможно, я сделал бы это по-человечески, если б не его упрямство. Он отталкивал меня так капризно и упорно, почти как во время одной из своих панически атак, но я помнил: каждый раз, когда он делает так, обнимать его надо в два раза крепче. И пусть это было лишь сравнением, смысл ведь не менялся. — Шуруй давай, — ответил я вместо прощания. — Алкотерапевту от меня привет. Со слащавой улыбочкой на лице Чонин послал меня к черту и захлопнул дверь. На выходные я вернулся домой. Бросил сумку с вещами у порога и поднялся наверх. Отец, как обычно, сидел в кабинете. — Вот это да! — воскликнул он, не ожидая меня увидеть, поднялся из-за стола и обнял, похлопав по спине. — Что-то случилось?  — Что-то обязательно должно случиться, чтобы мне захотелось приехать домой? — Да нет. — Он вернулся на свое место, отодвинул чертежи и бумаги в сторону. — Просто не ожидал увидеть. Я сел напротив, оглядывая кабинет. — Кстати, раз уж ты здесь, — произнес он, — не против, если я Суён сегодня на ужин привезу? Дальнейшее развитие событий мне было хорошо известно. Не сказать, чтобы я был против его женщин, но в нашем доме? Там, где жила она... — Мне-то что, — буркнул я. — Кто я тебе, чтобы передо мной оправдываться? Знал, что ударил его по больному, но не мог с собой ничего поделать. Злился каждый раз. — Я думал, ты мой сын. Он нахмурился. Впервые я начал бунтовать, когда мне исполнилось тринадцать. Почему-то именно тогда меня вдруг задел сам факт, что Ин Су — не мой отец. Будто он был в этом виноват. Не был. Но каждый раз, когда он пытался строить меня или отчитывать, я бросался в него тем, что не имеет права. Глупо, конечно же. Но в подростковом возрасте все видится чернее, чем на самом деле. — Отец. — С тех пор я знал: обратиться как-то иначе для него было бы сам большим оскорблением. — Это ведь твоя жизнь, ты вправе делать что хочешь. — Все точно нормально? — спросил он. Я выдержал многозначительную паузу, молча глядя на свои руки, а потом произнес: — Мы с Джи Вон расстались. Он удивленно приподнял брови. — Просто решил предупредить, чтобы вы с ее родителями планы на Новый год не строили. Я встал, потому что все, что должен был сказать, сказал. А обсуждать подробности личной жизни с ним было как-то странно. — Могу я узнать причину? — сухо спросил он. Перед глазами все еще стояли Джи Вон с Мун Хи, когда я их застал. Как там говорил новенький, заступаясь за своего Сонхуна? «Все иногда ошибаются». Паршивый аргумент. По крайней мере, от него не становилось ни грамма легче. Но чувство долга перед Мун Хи не позволяло его винить. Ведь все эти годы мой отец был отцом и для него. Пусть не в той степени, как для нас с Дон Хёном, но я знал — он Айса любит. И ценит. Очень. В этот момент я четко осознал: его ошибка не стоит потери репутации и уважения, что зарабатывались годами. А репутация много значит, мне ли не знать. Иногда я даже завидовал ему. Над ним не висело бремя ответственности и неоправданных ожиданий. Родители никогда не требовали от него соответствия статусу, фамилии. Одно только то, что он мог плевать на условности и на то, что думают о нем другие, уже стоило многого. Он был свободен. И не мне его этой свободы лишать. — Я изменил ей. И она узнала, — просто и лаконично ответил я. Отец потер рукой лоб, очевидно поражаясь моей недальновидности. Я думал, он станет на меня орать, заставит придумать что-то, но он неожиданно понял. — Послушай, — сказал он, по-дружески опустив руку на мое плечо. — Еще не все потеряно. Купи цветы, поезжай к ней. Уверен, ты сможешь все объяснить. Хочешь, я с Джэ Уном переговорю? Джэ Ун был отцом Джи Вон. — Не надо, отец. Но... спасибо за помощь. — Слушай, Хёнджин, со всеми бывает. Дай ей время. Она тебя простит. Стало так тошно изнутри. Я посмотрел ему в глаза. — А мама бы тебя простила? Он отвернулся. — Это другое. Что ты равняешь? У нас двое детей. — А по-моему, то же самое. Кажется, я все же вывел его из себя. Он нахмурился и возразил: — Ты вообще что-то планируешь делать? Улыбнувшись, я вдруг почувствовал себя так легко, покачал головой и медленно произнес: — Ни-че-го. Развернулся и, не обращая внимания на взгляд, прожигающий спину, молча покинул кабинет. Вернувшись в свою квартиру четыре дня назад, я действительно ничего не хотел. Слышать. Видеть. Чувствовать. И только остыв, вдруг понял, что меня задевает лишь сам факт предательства. Я не понимал, чего внутри было больше: злости от того, что проиграл, униженного самолюбия или реальной боли от потери девушки, которую должен любить. Упав на кровать, я пялился в небо, стараясь выкинуть из сердца все лишнее, чтобы найти тот самый — верный — ответ. А оно вдруг нарисовало другой образ. О котором, барахтаясь в своей разбитой мужской гордости, я совсем забыл. Образ омеги, которого сам случайно обидел. А ведь он откуда-то узнал. И просто хотел меня предупредить. И тогда я впервые взял в руки белый конверт... Не доходя до своей комнаты, я остановился. Развернулся и медленно шагнул в пустую напротив, когда-то принадлежавшую брату. «Если они встречались, должны же о нем хоть какие-то упоминания остаться, — подумал я. — Почему за то время, пока они были вместе, никто из нас ничего не знал?» «А ты хоть раз спрашивал, придурок?» — подсказал собственный разум. Фиговый из меня вышел старший брат. Я огляделся. Все здесь было так же, как несколько лет назад, разве что комната без хозяина опустела. Пробковая доска на стене была истыкана кнопками, но на них ничего не висело. На полках скопился слой пыли. Я открыл верхний ящик письменного стола, принявшись рыться внутри. Тетради, журналы, записки. Пролистывая, откладывал их в сторону до тех пор, пока среди бумажек не наткнулся на папку, внутри которой лежали фотографии. Я присел на кровать, рассматривая. На фото был он — Феликс. И мой брат. А еще они были вместе. — Ты любил его... Несмотря на то что до сих пор не отпустило, я улыбнулся, впервые задумавшись, видит ли он меня оттуда. Если да, ему наверняка весело от того, в какую задницу я себя загнал. Я перевернул фотокарточку, на обороте которой скакали строчки размашистым почерком: «Люби, жизнь коротка. Не сдерживайся, ладно?» Он словно стоял рядом, говоря это. А потом я поднял взгляд, уткнувшись в пустоту комнаты, и реальность ударила в грудь. Мой брат мертв. И почему-то сейчас сильнее всего казалось, что я его подвел. Я убрал фотографии обратно в ящик, встал, но, когда собирался закрыть дверь, на глаза попалась стоящая у стены шпага. И одна совершенно безумная мысль пришла в голову. *** Хуже ошибки фехтовальщика только ошибка сапера. Примерно так обычно говорит мой тренер. Техника, стратегия, тактика — все почти как на войне. Только сабли не заточены. И наконечником шпаги никого не проколоть. А жаль... — Ты должен биться так, будто от этого по-настоящему зависит твоя жизнь! — Я и бьюсь. — В облаках ты, Феликс, летаешь, а не бьешься, — выругался он, закрывая оборудование в шкафчик. На улице стемнело. И почти все зал покинули. Остались лишь некоторые студенты, оплачивающие дополнительные часы занятий, да я. — У нас новый парень. Перешел из другой команды. Покажи ему пока тренировочный бой. А я сейчас подойду. Я кивнул и, погнув ботинком шпагу, чтобы чуть поправить, вернулся в зал. Новичок стоял поодаль от других, кончиком шпаги упираясь в ковер, словно хотел на нее облокотиться. — Эй! — крикнул я. — Не советую так делать. Он обернулся. Это был парень. Высокий, стройный, с длинными ногами и узкими бедрами. Вот только симпатичный ли, я не видел. На лице его была плотная маска. Тренер, конечно, часто бурчал, что надо быть готовым к тому, что соперники будут выше и крупнее меня, но не до такой же степени, чтоб уже ставить меня с парнями. Я бросил взгляд на то, что в его руке. Рапира. Прекрасно. В рапире здесь мне нет равных. Среди омег, по крайней мере. Посмотрим, кто кого. Заменив оружие, я встал напротив. Не говоря ни слова, он сделал шаг назад, восстанавливая между нами расстояние в боевой стойке. Да что это вообще за стойка такая? Как будто ему было лень даже встать нормально. Я ухмыльнулся. Если он собирается заниматься здесь, из него эту самодовольную дурь быстро выбьют. Вытянув руку, я сосредоточился на кончике клинка, измеряя между нами расстояние. Оценивая, под каким углом подобраться. Руки у него длинные — достать будет тяжело. Видимо, тренер решил меня с небес спустить. «Слишком самоуверенный ты в последнее время, Ликс. А это верная примета к поражению». Ничего у него не выйдет. Я первый сделал выпад, рассчитывая нанести укол в грудь. Новичок отступил, закрываясь. Скорость у него не страдала. Но поза — боже, что это за поза такая вообще? Откуда он? Из какой фехтовальной школы? Я сделал пару шажков вперед, обманчиво приближаясь, специально сокращая между нами расстояние, но что-то было не так. Впервые стоящий передо мной противник не собирался нападать. Думает, раз я меньше, не смогу его уделать? Насмехается? Мол, давай, рыпайся. Злость застила глаза. Все, что я видел, — белый корпус напротив и рапиру, рассекающую воздух. Как танец. Завораживающий. Безумный. Когда-то он мог быть смертельным. Я наступал, загоняя его все дальше к концу дорожки. Эмоционально выталкивая прочь. Нападая, атакуя. Быстрее, чем скорость звука. Когда шпага — продолжение руки, когда ты делаешь прежде, чем думаешь, когда скорость твоего тела равна скорости мысли. Я парил. Как белая смерть, не знающая пощады и поражения. Проводя атаку за атакой, заставляя соперника пятиться. И вдруг он оступился и упал, схватившись за ногу. Душа провалилась в пятки: я вдруг четко осознал, кто передо мной. Он не сделал ни единого выпада не потому, что издевался... потому что вес в этом случае переносится на колено... Парень стянул маску. Из собранных на затылке в пучок волос вырвалась пара прядей. Нет! Только не снова! Развернувшись, я понесся к раздевалке так быстро, как мог, но все равно услышал позади шаги. — Феликс, подожди. Я закрыл глаза, понимая, что все равно не смогу избегать этого разговора вечно. — Дай мне две минуты. — Догнав, Хван встал напротив, глядя на меня сверху, чуть нахмурившись, до привычной морщинки между бровей. — Чего тебе? Мы смотрели друг на друга в упор, но на этот раз я точно знал, что выиграю и эту битву. — Хочу поговорить. Я покачал головой. — Извини, не о чем. Неожиданная, казалось бы давно закопанная, обида снова полоснула по сердцу. Я попытался уйти, но Хван тоже сделал шаг в сторону, преграждая дорогу. — Ты бегаешь за мной? — спросил я, прищурившись. Альфа усмехнулся: — Все еще обижаешься. — Не льсти себе, — ответил я. — Единственное, чем ты меня обижаешь, так это своим присутствием. И тем, что оскверняешь собой единственное место, которое я люблю. И единственное дело. И да, шпагу ты держишь отвратительно. — Послушай... Я вскинул кисть, упирая острие собственной ему в горло. — А теперь отойди! — Хорошо-хорошо, — поднял он руки ладонями вперед, сдаваясь. — На самом деле я пришел не только поговорить. Хотел отдать тебе это. Он протянул свою рапиру эфесом вперед. — Зачем она мне? — Я хотел с размаху ударить по его руке, но замер. На гарде, прямо у рукоятки, причудливо переплетаясь, блестела вязь из букв. «DH». Дон Хён. Протянув руку, я приласкал рапиру пальцами. Словно к прошлому прикасаясь. — Зачем ты наносишь на нее свое имя? — рассмеялся я, усаживаясь на низкую скамью и вытягивая ноги. — На соревнованиях они ломаются быстрее, чем краска засохнуть успеет. Дон Хён макнул тонкую кисточку в серебристую эмаль. — Во-первых, мы перестанем их путать. Я закатил глаза. — Когда мы их путали, Дон? — Во-вторых, когда будем далеко, я просто отдам ее тебе. — Он широко улыбнулся, касаясь моего колена кончиком рапиры. — И ты будешь знать, что я всегда рядом. Что я с тобой... Я с тобой... Голосом, слабым, как будто силы до дна выкачали, я прошептал: — Откуда она у тебя? — Ездил домой. Думаю, он бы хотел, чтобы она принадлежала тебе. Я зажмурился до рези в глазах. Попытался вдохнуть, но не нашел воздуха. Было бы куда проще, поделись мир на черное и белое. Не пришлось бы разрываться, пытаясь отыскать в чужом сердце правду. Потому что с некоторыми это слишком сложно... — Я еще кое-что хотел отдать. Он протянул мне белую карточку, пятую по счету, только на этот раз на ней было написано «Прости». — Переверни, — попросил Хёнджин. «Кофе?» — было сказано на обороте. — Пожалуйста, — добавил он, улыбнувшись краешком рта. Это была коварная улыбка. Крайне. И я понимал, что снова падаю — попадаю в очередную ловушку. А все, что мне нужно, — вернуться домой, завернуться в плед и, сидя на подоконнике, греть ладони о чашку с горячим шоколадом. А если заесть все пирожным, то вообще замечательно. — Не думаю, что это хорошая идея. Честно, мне тебя по горло хватило. Если еще хоть раз нас увидят вместе, назавтра мне придется от твоих поклонниц отбиваться палкой. Может, конечно, это звучит не так уж и плохо и, может быть, даже весело, но нет, Хван, хватит. Видимо, моя речь его повеселила, потому что на лице мелькнула тень улыбки. Я проигнорировал волну дрожи, что она вызывала. Желая, чтобы она была отвращением. Вот только, сравнив, понимал, это не оно. — Конец дня. В коридорах уже никого, — произнес Хёнджин. — Всегда найдется кто-то. Тебе ли не знать? Наклонив голову, он надел маску обратно и протянул руку. Ту, что не была скрыта перчаткой — А если никто не узнает? — спросил он. *** ...Мы сидели в крошечном кафе в центре. Пахло можжевельником и корицей, а за окном тускло светили фонари. Зал был практически пуст. Лишь несколько фрилансеров корпели за ноутбуками да пара влюбленных обнималась в углу. Но им ни до кого явно не было дела. Даже до нас, до безумия странных, сбежавших с тренировки фехтовальщиков, все еще в белых костюмах. Таких же белых, как не долетающий до земли снег, тут же переходящий в дождь. — Так почему именно волк? — спросил я, кивнув на серебристую рукоятку трости, что вместо шпаги привычно сжимал Хёнджин. После нашего поединка Хван снова стал прихрамывать, отчего я ощущал слабый укол вины где-то под ложечкой. Но, с другой стороны, не я же устроил весь этот маскарад с переодеваниями. — А почему нет? — Потому что не напоминает тебя, — пожал я плечами. — Я бы другую выбрал. — Ты меня не знаешь. Слишком мягко. Слишком интимно. По рукам побежали мурашки от бархатного голоса. За время, прошедшее с нашего выхода в клуб, я уже успел позабыть, каково это. Не хотел искать скрытый подтекст там, где его никогда не было, но почему-то именно он мне все время и мерещился. — Почему ты до сих пор хромаешь? — осмелился произнести я, рассматривая пальцы его левой руки, оплетающие рукоять трости. Длинные, аристократичные в такой степени, которая и не снилась даже королям. — Замена коленного сустава. Тяжелая реабилитация. Очень долго не хотела эта металлическая дрянь со мной сживаться. — И это навсегда? — Надеюсь, нет. Официантка поставила передо мной большую чашку капучино с корицей и кусочек вишневого пирога. А перед Хваном черный кофе. — Значит, ты тоже занимался фехтованием? — спросил я, помешивая ложечкой пышную пенку. — Совсем немного, — ответил он. — Я, как и брат, начинал у твоего тренера. Так что... можешь считать его моим сообщником. Я против воли нахмурился. — Хван, ты заставишь перестать верить во все человечество. — Вышло слишком едко, но мне не хотелось смягчать, ведь он сам разрешил задавать ему любые вопросы. — Скажи, остались ли в этом мире люди, которых ты не смог бы купить? Он откинулся на спинку стула, не спуская с меня глаз. — Ты ошибаешься, — ответил совершенно спокойно. — Большинству плевать на деньги. — А на что не плевать? — Уважение. Валюта, гораздо труднее зарабатываемая. А твой тренер меня знает с тех лет, с каких я сам себя плохо помню. — Видел бы он тебя в момент нашего поединка, — не скрывая улыбки, произнес я. — Устыдился бы. — Да ладно, — отмахнулся альфа. — Для того, кто не занимался почти тринадцать лет, я был неплох. — Снова себя нахваливаешь? — От тебя ведь не дождешься. Я покачал головой, поболтав ложкой в собственном кофе. — Привык, что тебя все любят? — Считаешь, такое возможно? — А разве нет? Посмотри на себя. Если не восхищаются, то завидуют. Если не завидуют, то уважают. Если не уважают, то боятся. Хёнджин ухмыльнулся. — А тебе не приходило в голову, какова цена? Разве ты сам не считал пару недель назад, что все это просто свалилось мне на голову? — Разве не этого ты добивался? — парировал я. — Чтобы все выглядело именно так? — Возможно, — пожал он плечами. — Но вряд ли кто-то в академии представляет, чего все это стоит. Я не сдержался: — И чего же? — Одиночества. Мы замолчали. Даже люди в кафе как будто притихли, ожидая от кого-то из нас нового хода. И почему мне казалось, что я проиграл эту партию? Я глубоко вздохнул, набираясь смелости. — Почему? — спросил неуверенно. — Почему ты рассказываешь об этом именно мне? Я думал, он переведет тему или просто отшутится, но Хёнджин ответил максимально прямо: — Меня восхитила твоя преданность. Это качество, которое в наше время очень сложно встретить. А еще небезразличие. Ты так отчаянно пытался дорваться до правды с этими карточками...  — Простое любопытство, — пробурчал я, опустив взгляд. — Предупредить на балу, наплевав на последствия... — Мне просто стало тебя жаль. Хван замер на секунду, а потом вдруг склонил голову в своей привычной манере. Он всегда делал так, когда не верил тому, что ему говорили. — Неправда. Его тон был мягким, но я точно чувствовал, что все же смог задеть его. Это была маленькая колкая месть. Одна из сотен, о которых я мечтал, лежа вечером в постели. Но сейчас она не приносила желаемого удовольствия. — Просто ты не мог поступить иначе. — С чего ты взял? — Потому что сам бы сделал в точности так же. Я отвернулся. Слова с его губ срывались редко, но подстрелить умели в самое сердце. Ведь он подбирался к душе всегда слишком близко. Ближе, чем позволяют правила приличия. И наша то-ли-дружба, то-ли-война... И пора было с этим кончать. — Хочешь сказать, мы похожи? — нахмурился я. — Нет, Хван. Ни грамма. Так что пусть все между нами останется как прежде. — Ты ведь сам знаешь... — Он снова сел прямо, положив локоть на стол, довольно улыбнувшись. — Ничего уже не будет «как прежде», тебе придется жить с тем, «как есть». Я все больше понимал, что наш разговор сворачивает куда-то не туда. К тому же в плотном костюме успел вспотеть, а время на часах критически приближалось к десяти вечера. Я встал, слишком громко царапнув по деревянному полу стулом. — Мне пора обратно... в академию. — Я отвезу. Тоже поднявшись, он полез в задний карман за портмоне, положил в счет на столе несколько купюр и застегнул куртку. — Не нужно. Я возьму такси. — В моей машине осталась твоя рапира. Не дури. «Рапира Дон Хёна», — мысленно поправил я, вдруг подумав о том, что бы он сказал, узнав. А почувствовав? Было очевидно, несмотря на то что мы старались держаться на расстоянии, даже это не спасало. Ведь порою глаза касаются так, как никогда не прикоснутся руки. И это пугало. Потому что его прежняя неприязнь трансформировалась в кое-что иное. Более извращенное. И каждый раз, стоило моим щекам вспыхнуть, его взгляд менялся. Становясь по-лисьи лукавым. Вот только для него это не более чем игра. Именно так богатые мальчики развлекаются, когда скучно. Обратно мы ехали молча. Хван остановился в тени, недалеко от общежития. — Спасибо, что подвез, и за рапиру, — скомканно попрощался я. Когда уже хотел выйти, он вдруг остановил: — Постой. У тебя тут... Медленно, не отрывая взгляда, он облизал кончик большого пальца. А потом так же осторожно, словно гипнотизируя, коснулся моего лица и, взяв за подбородок, одним резким жестом провел пальцем по моей нижней губе. Мне показалось, я не дрожал так еще никогда, так и застыв с приоткрытым ртом. Сотни крошечных мурашек пробежали по телу, словно кто-то влил в вены искрящуюся минералку. — …вишня, — хрипло договорил он. Глаза Хвана в свете фонарей напоминали расплавленное серебро, словно сама луна отсыпала ему своего света. В этот момент я подумал, что все в нем напоминает белый олеандр — смертельно опасный цветок, к которому лучше не притрагиваться, но который, как это всегда бывает, притягивает своей красотой. Красотой, заманивающей в капкан. Хотелось рассмеяться. Хотелось закричать. Вот только я забыл, как дышать. Так и не проронив ни слова, вышел из сверкающего «Астон-Мартина», осторожно закрыв дверь, и, пока не поднялся в свою комнату, ни разу не обернулся. Потихоньку разделся, стараясь не разбудить Джисона, и, только когда глаза привыкли к темноте, заметил, что друга не было. Кажется, тот второкурсник оказался не таким уж «противным прилипалой». Я положил рапиру на стол и сел на кровать, обхватив руками колени. А потом рассказал Дон Хёну все, что произошло сегодня. — Ты обещал, что всегда будешь со мной, помнишь? — Закрыл глаза и прислонился к стене. — И что мне теперь делать? Ответа не последовало. Сквозь квадраты оконных рам я взглянул на темное небо. Из-за туч звезд почти не было видно, светила лишь одна — крошечная, очень и очень далеко. В эту минуту показалось, что он действительно рядом. И он улыбается. *** Стоило на следующий день распахнуть дверь, вернувшись после занятий, как сердце зашлось нервным тремором. Потому что на полу, прямо у порога, лежал сверкающий снежной белизной конверт. — Этого стоило ожидать, — произнес из-за моей спины Джисон. Вот только я не ждал. — Открой, — подтолкнул он, сгорая от любопытства. — Ну уж нет. «Умудрился же так вляпаться! — ругал я сам себя. — Надо было просто вовремя выключить слюни и включить мозги. И не сбегать по полутемным коридорам непонятно с кем непонятно куда. А теперь вот, расхлебывай, покоритель Антарктики и Северного Ледовитого». Спустя пять минут метаний вокруг дверного коврика в агонии сожаления о том, чего надо и не надо было делать, я наконец смирился с судьбой и поднял послание. Белая карточка. Угольные чернила. «Полночь. Аудитория 501» Я вскинул руки, фыркнув. И где все прочее, по типу «не соблаговолите ли вы принять мое приглашение на вечернее рандеву»? Хотя кого я смешу? Я зашагал туда и обратно по комнате. Дурацкий Хван. Чтоб его! — И долго ты собираешься по комнате с карточкой выплясывать, словно она горячая картошка? — спросил Хан, все это время внимательно на меня глядевший. Усевшись на кровать, я склонился над коленями и обхватил голову руками. — Скажи, что мне делать? Потому что, кажется, я снова вляпался куда-то не туда. — Что он на этот раз хочет? Я поднял взгляд и испуганно произнес: — Меня? Самому показалось полным бредом. — О боже, нет, конечно, — застонал я. — Я не знаю. А надо бы, учитывая, что события последнего месяца должны были сделать меня почти профессиональным полярником. — Он как чертов ящик Пандоры. И не поймешь, что там внутри припрятано. Как пиньята, набитая змеями. Как салат из стекла и радуги. — Все-все, достаточно эпитетов. — Джисон уселся рядом, обняв за плечи. — Тебя же никто не заставляет идти, ты ничего ему не должен больше. Чего ты мучаешься, Ликс? Хотел бы я знать. Прошло несколько недель с того дня, как он насильно запер меня в своей квартире. Как против воли потащил в место, куда никогда не стал бы вести Джи Вон. Как воспользовался мной ради собственной выгоды. Я до сих пор ощущал вкус гнева и крови на губах; ладонь, занесенную, но так и не коснувшуюся щеки. Но помнил и другое. Мог воссоздать в памяти каждое прикосновение к рукаву его пиджака и запах рубашки. Руки, обнимающие крепко, защищающие от всего. И тихие слова «я рядом», которые подсознание все время интерпретировало как-то не так, словно повинуясь его голосу. Пусть и слегка огрызаясь, но каждый раз капитулируя. Как это могло со мной случиться? — Надо идти, — прерывисто выдохнул я, глядя на свои руки. — Хотя бы для того, чтобы положить этому конец. Около десяти я, как обычно, поговорил с бабушкой, пожелав спокойной ночи. Близился Новый год, и мы отсчитывали дни, когда я приеду домой на каникулы. Хан, уткнувшись в телефон, с кем-то переписывался, периодически улыбаясь экрану. А я просто лежал и смотрел в потолок. Около полуночи я покинул комнату, по лестнице поднявшись на пятый этаж. Остановился у окна и посмотрел вниз. Не помню, чтобы здесь когда-то проводили занятия. Пентхаус по меркам академии. Я толкнул дверь. Хван поднял голову, и его взгляд пробежал по мне, как поток холодного воздуха. Я запахнул кардиган туже. — Что это за место? Вопрос сорвался быстрее, чем я успел подумать. Потому что комната напоминала скорее старинный склад, чем аудиторию. Если она и использовалась когда-то по назначению, то для очень небольших групп студентов, потому что по размеру была не больше раздевалки. Теперь же, казалось, сюда свалили всю ненужную мебель, распихав ее у стен, оставив только дорожку в центре, в конце которой стоял широкии стол, а позади него располагалось окно во всю стену. За этим столом Хван и сидел. — Когда мне нужно подумать в тишине, я прихожу сюда, — ответил он, встал и подошел к окну. Его руки тут же нашли место в карманах идеально выглаженных брюк. Казалось, если провести рукой по стрелке на них, можно порезаться. По будням он таких не носил. — Я не понимаю, зачем... Теперь мое решение прийти выглядело странным. Быть здесь. С ним. Наедине. Без видимой на то причины. — Держи. — Он достал что-то из ящика, бросив на стол пачку распечатанных листов. — У вас первый экзамен в понедельник. Вся группа завалит. — И, глядя на мое удивленное лицо, добавил: — Теорию вероятности еще никто с первого раза не сдал. Кхм... Я нервно кашлянул. — Спасибо, но... не стоило. — Не радуйся, это все еще придется выучить. Теперь сценарий происходящего еще хуже прописывался в голове. Он ждал ответа, но мне было нечего больше сказать. — Тогда я пойду. — Я сделал шаг назад, но тут же остановился, потому что свет погас. — Ой! Альфа убрал руку с выключателя. — Я хочу показать тебе кое-что. Подойди сюда. Он отошел в сторону, а я удивленно замер, вглядываясь в темноту сквозь окна. Вид открывался просто потрясающий. Долина Всадников стояла на возвышенности, а там, вдалеке, мелькал огоньками город. А потом Хёнджин опустил мне на ладонь связку ключей. — Когда захочешь сбежать ото всех, теперь тебе всегда будет куда. Я оторопел. Это ж насколько надо иметь благосклонность, чтобы заполучить в личное пользование часть академии. — А как же ты? — прошептал едва слышно, всматриваясь в горящие вдалеке огни. — У меня преддипломная подготовка. По сути, мне в академии делать больше нечего. — Но почему ты решил отдать ее мне?  — Больше некому, — улыбнулся Хёнджин. Вряд ли здесь требовались комментарии. Но я не мог, как ни пытался, уложить в голове, что кто-то настолько популярный может быть настолько одинок. — Если б окружающие знали, что ты на самом деле делаешь, то относились бы к тебе иначе. Я отошел к другой стороне комнаты и присел на парту. Оставляя между нами для безопасности метры воздуха, стол и пару пустых кресел, в одно из которых и уселся Хван, вытянув длинные ноги.  — А зачем оно мне? — спросил он. — Ну как это? Ты вообще в курсе, какие слухи о тебе ходят в этих стенах? — Догадываюсь. — В первый же день мне сказали, что ты второкурсника прикончил. Север беззлобно хмыкнул. — Что, прямо своими руками? Я думал, только о Мун Хи ходит подобная «слава». — Да откуда мне знать подробности? — вскинулся я. — Убил и закопал. — И надпись написал, — закончил он за меня, уже улыбаясь. — Очень смешно. Обхохочешься! Неужели нельзя обойтись без этих жутких баек? — Послушай, Феликс, мир не изменить одними лишь красивыми словами. Считай, у меня миссия такая — хранить здесь порядок. А какими методами, разве важно? — Да, но... — Без «но». Если я что-то и делаю, то исключительно по своей воле и отдавая себе в этом отчет. Я пробурчал: — Вот уж не сомневаюсь. Трудно представить, чтобы кто-то мог тебя заставить хоть что-то не по своей воле сделать. — О, ты еще моего отца не знаешь. — Хочешь сказать, он еще хуже тебя?  — Не подарок уж точно.  — Но твоя мама ведь его за что-то любила, верно? — Верно, — медленно ответил Хван. От его взгляда внутри все затрепетало от волнения. Чтобы скрыть нервозность, я отвернулся, но тут же зацепился взором за стоящий на полу у кресла черный пакет. — Это те письма? — вырвалось у меня. — Все забываю выбросить, — ответил он.  — Ты что, их даже не читал?  — А зачем? — Ну как? — Я возмутился. — Прикрепить на стену, чтобы рассказывать своим внукам, когда будешь старый и немощный, о бурной молодости. Неужели тебе не интересно? — А тебе? — Очень. — Ну так валяй. И он перебросил мне мешок прямо в руки. Я закусил губу, теперь чувствуя себя неловко, но отступать было некуда. Нырнул внутрь и вытащил часть содержимого наружу. В основном в пакете были фотографии. Блондинки, брюнетки. Девчонки и омеги слали ему свои портфолио, будто на кастинг. Я хмыкнул. — А некоторые очень даже ничего. Перебрав с десяток фотографий, отложил их в сторону. Потому что еще были письма. Но Хёнджин их даже не распечатывал. Разорвав первый попавшийся конверт, я принялся читать вслух: «Тебе я покажусь нескромной пусть, Но чувств своих я вовсе не стыжусь. Я о тебе мечтаю, об одном, Ты стал моим желанным сладким сном.» — Смотри-ка! — воскликнул я. — А некоторые из них очень даже талантливы. Он закрыл лицо ладонью. — Ёнбок, я тебя умоляю, прекрати. — Ты мог бы, не знаю... — покрутил я конвертом в воздухе, — в качестве благодарности хоть отзывы на их творчество на своей страничке в соцсети оставлять. — Феликс... — Ладно, ладно! — Я попытался сдержать смех. — Но это на самом деле забавно. И мило. Смотри-ка, а тут твой портрет. Я развернул к нему листок, на котором карандашом был нанесен его профиль. — Здорово же? Ну посмотри! Он закатил глаза. — Мне кажется, я уже люблю их. Твоих поклонниц. Когда они не пытаются меня убить, — добавил я, улыбнувшись и разворачивая следующую записку. — А здесь просто номер телефона. — Я покрутил ее в руках, на пальцах остался сладковатый запах духов. — О, ванилька. — Уже не сдерживавшись, я рассмеялся. — Все, хватит. Верни обратно. — Хван протянул руку. — А то я начну в твоей трезвости и вменяемости сомневаться. Я завязал мешок и перекинул его обратно. — Кстати, чтоб ты знал, я абсолютно чист. В отличие от вас, местных, никогда не пробовал никакой дряни. Даже травку. — Боюсь представить, что бы ты вытворял. — Скорее всего, меня бы просто вырубило. Как-то раз, давно, в летнем лагере, один из старших парней провез вино. Все веселились. Я по ошибке хлебнул, вроде немного, но оказался в отключке на восемь часов. Вот и весь эффект. — Да ты бунтарь, — ухмыльнулся Хёнджин. — А то! — рассмеялся я. — Никогда не пей на голодный желудок. А лучше вообще не пей! Не знаю, что именно они в этом находят. По мне, так лучше мороженое... Ну ладно. — Я встал, все-таки прихватив экзаменационные билеты. — Спасибо за все. Ключи не возьму. Счастливо оставаться. И приятного вечера. Боже, что я несу? Под удивленным взглядом Хёнджина я попятился и захлопнул перед собой дверь. До комнаты же несся так, словно за мной собаки гнались. Все крутил и крутил в голове произошедшее. На следующий день, когда я вернулся с пар, Джисона не было, зато... был конверт. А рядом стояла пластиковая коробочка мороженого.... *** Хван оперся о стол бедром, поймал перекинутое ему яблоко и откусил кусок. Ночь. Пустая библиотека. И только его черно-белый силуэт на фоне книжных стеллажей. Прямо-таки картина маслом. Если вы спросите, зачем ему понадобилось идти сюда посреди ночи, чтобы найти какую-то книгу, которая нужна ему прямо сейчас, и почему нельзя подождать до утра, ответа не получите. Ровно как и на то, откуда у него ключи. Как он говорит: «Здесь у меня неограниченный доступ к знаниям». Не удержавшись, я достал из кармана телефон и сфотографировал. — Мечтаешь о моей фотографии на заставке? Мог бы просто попросить. — Нет, — равнодушно ответил я. — Компромат никогда лишним не будет. Вот выкинешь что-нибудь, покажу декану, как ты посягаешь на имущество академии. Еще и в комендантский час. Хван перестал жевать, его самодовольная улыбка померкла. Зато моя расцвела на лице, словно цветок, который после палящего дневного солнца наконец хорошенько полили. — В Долине Всадников нет комендантского часа, — сказал он. — Теперь ты тоже ее так называешь? Я вскинул брови. Потому что это название придумал я и считал, что никто, кроме нас троих — меня, Джисона и Сонхуна, его не знает. — Я оценил, — коротко ответил Хёнджин. Теперь мы встречались каждую ночь. Возвращаясь с занятий, я знал, меня будет ждать новая карточка с написанным на ней адресом. Всего несколько слов, каллиграфически выведенных на кристально белом картоне. И ничего более. Эта сдержанность доводила до ручки. Эта сдержанность пленила и притягивала. Наши встречи проходили по-разному. Иногда напоминали тихий разговор. Когда не хочется повышать голос. Когда все, что тебе необходимо, лишь человек напротив да кружка горячего чая, что по ночам казался каким-то особенным, почти магическим. Порой они сводились к молчанию. В такие дни Хван чаще всего читал, шурша страницами, закинув здоровую ногу на колено. Его любимая поза. Вторая после сидения на подоконнике. И чем больше мы узнавали друг друга, тем лучше я начинал его понимать. Все чаще ловил себя на мысли, что неосознанно представляю его реакцию на собственные слова. Как он неторопливо проводит рукой по волосам, хмыкает, подняв уголок губы в полуулыбке. Как будто пытаясь не превысить лимит на счастливые мгновения. А порой меня прорывало. Так что я принимался рассказывать все, что случилось за день. Я знал, ему не нужны подробности, но он почему-то не перебивал. Слова и взгляды — единственная близость, которую он себе позволял. Его взгляд в это время блуждал по моему лицу, останавливаясь то на глазах, то на руках, которыми я, как обычно, активно жестикулировал. Я же ловил себя на мысли, что привык к острому укору леденящих глаз, который давно перестал быть пугающим. Иногда ему звонил отец. Обычно они разговаривали недолго. «Хоть раз в неделю пиши, что жив». Как говорил Хёнджин, им обоим этого было достаточно. Но когда что-то требовалось по работе, вопросы решались безотлагательно. Он всегда называл его Хёнджин. Так серьезно и по-деловому. Не Джинни и даже не сыном. Хотя, прикладывая на язык ласкательные варианты этого имени, я не мог не улыбнуться. Потому что подобрать что-то настолько не подходящее к строгому образу Хвана язык просто не поворачивался. Вот и сейчас я едва ли не рассмеялся. Он шикнул на меня в ответ. — Все, молчу. — Я изобразил, что закрываю рот на замок, но не сумел удержаться от улыбки. Словно пытаясь и его заразить. Самое ужасное — мне эта игра нравилась. Нравилось наблюдать, как внезапно меняется его взгляд и появляется эта еле заметная дуга на губах. Я глянул на время. Час. Пора возвращаться в комнату. Хёнджин закончил разговор и спрятал телефон в карман. — Все нормально? — спросил я. — Да. — Он кивнул. — Просто отец звонил дать пару напутствий. — Зачем? Я подхватил оставленный на спинке стула кардиган, принявшись его натягивать. — Завтра буду выступать перед советом директоров. Если они посчитают, что я в состоянии перенять управление отцовской компанией, то приступлю сразу по окончании учебы. — О, круто! Он ухмыльнулся и открыл дверь, пропуская меня вперед. Длинный коридор, что вел к общежитиям в этой части академии, разделялся, и мы остановились у развилки. — До завтра? — Сам не понял, как эти слова с губ сорвались. Ведь он не предлагал мне встретиться. Но от того, как посмотрел в ответ, тепло разливалось по всему тему. И вдруг захотелось узнать, отличаются ли его поцелуи от поцелуев его брата. Эта мысль, ворвавшись, застала врасплох. И вдруг испугала настолько, что, по-видимому, страх отразился на моем лице. Хёнджин сделал шаг назад, словно почувствовав, как Дон Хён стоит между нами. — Да, до встречи. — Увидимся... — проговорил я, тоже разворачиваясь, чтобы идти к себе. И вдруг услышал голос: — Даже удачи не пожелаешь? Я улыбнулся. — Тебе она никогда не была нужна, Хван. Он едва заметно улыбнулся в ответ, развернулся и медленно пошел в сторону общежития альф. Я опустил взгляд на собственные руки, покачал головой, а потом все-таки выкрикнул ему в спину: — Порви их всех!.. *** Зима давно вступила в законные права, вот только ноябрь не спешил прощаться. Снега так и не было, зато моросил мелкий дождь, а в воздухе стоял туман. Я выбежал на улицу, на ходу запахивая пальто и морщась от влаги. Кто придумал проводить пары в разных корпусах в такую погоду? А потом я заметил его. Перекинув спортивную сумку через плечо, он входил в главные ворота академии. — Сонхун! — крикнул я и кинулся навстречу другу. Он замер, остановился, спустив сумку на землю. Как будто не верил, что его вообще кто-то рад будет видеть. А потом подхватил меня под мышки и поднял, закружив. — С возвращением! — Сам до сих пор в шоке, — ответил он, все еще не отпуская. Я посмотрел наверх, где на балконе стоял Хван. Сложив на груди руки, наблюдая за нами. Неужели они с Айсом помирились и он вернулся назад? «Спасибо», — произнес я одними лишь губами, приподняв ладонь, точно зная: он увидит и поймет. — Как ты тут? Вопрос Кима меня отвлек. Когда я снова поднял взгляд, Хван скрылся в комнате. Я слез с Сонхуна и, глядя на него уже совершенно серьезно, пригрозил: — А теперь я тебя все-таки убью! *** Шла последняя пара. Развалившись на парте, мы с Сонхуном слушали до ужаса скучную лекцию по философии. — Слушай, это, конечно, не мое дело, — начал он, как будто стесняясь собственных слов, — но, раз уж мы договорились о честности, могу я узнать, что тебя с Хваном связывает? — А что меня может связывать с ним? — спросил я, не поднимая от парты лица. — Ну-у-у... — Он повел плечом. — Разное болтают.  — И ты поверил?  — Посуди сам. Ты уезжаешь неизвестно куда, потом возвращаешься как ни в чем не бывало, притом что я точно знаю: в лечебнице тебя не было. Где ты находился все это время? Я нахмурилась. — Сонхун, ну какая теперь разница?  — Ты был с ним? — Нет. То есть да, то есть... — Ким смотрел на меня так пристально, что казалось, между глаз сейчас дыру прожжет. — Я был с Хёнджином. — С Хёнджином, значит, — брезгливо произнес он, сделав упор на его имени. Нагнувшись как можно ниже, я недовольно прошептал: — У него дома. Я находился у него дома. Он вскинул руку, задев учебник, и тот с грохотом свалился на пол. — Простите, — пискнул я, неловко улыбнувшись лектору, и полез под стол. — Ты мог отказаться, — наклонившись вниз, шикнул Сонхун. — Ага, а то он меня трижды спросил, — шепотом из-под парты проорал я в ответ, — У меня точно так же, как и у тебя, вообще не было выбора! — В каком смысле вообще? Он что, с тобой... Я со всей силы стукнул его кулаком. — Думай, что мелешь! Конечно же нет! — Значит, все вранье? — Ну разумеется! Не сдержавшись, я ущипнул его за плечо, для верности. — Ай! — дернулся Сонхун. — Чтобы не болтал зря! — Ладно, прости, прости. Просто он меня бесит. И сильнее всего потому, что с самого твоего появления здесь может поманить, когда ему вздумается, а ты бежишь. Тут же. — Бежал, — поправил я. — К тому же не по своей воле, — добавил, вдруг задумавшись. После всего случившегося между нами я впервые задался вопросом: а мог ли не подчиниться? Или просто сам этого хотел? Вслух же пояснил: — Я просто был ему должен. — И он тебе совершенно не нравится? Казалось, я покраснел до кончиков ушей. — Совершенно... Он нахмурился, все еще не веря. — Сонхун, да будь моя воля, я бы с ним никогда в жизни не связался, ты же знаешь. Я делал это лишь потому, что мне приходилось. — Ладно, — успокоился он. — Просто эти сплетни добивают. — Не тебя одного, — покачал я головой. Прозвучал сигнал окончания пары. — Идем? — Идем, — улыбнулся он, подхватывая мой рюкзак следом. После занятий я провел одну из самых удачных тренировок за последние пару недель. Заслужил похвалу от тренера и, улыбаясь, поспешил домой. До встречи с Хёнджином оставалось три часа. Он еще не знал, что я все-таки сфотографировал его, пока он вчера зевал, чтобы поставить на заставку смартфона. Я улыбнулся, представляя, как этим выбешу его сегодня. Но стоило открыть дверь, сразу понял: что-то не так. Потому что впервые за семь дней конверта не было.