Курочку передайте, сонсенним

      Феликс нервно перебирал пальцы, все не решаясь постучать в дверь, уже добрых минут пять. Он знал, на что шел, когда все-таки согласился на свидание с Хёнджином, но что это все реально обернется позированием для картины Хвана ему даже и в голову не приходило. Да, они перекинулись парой шуток на фотосессии, но когда на следующее утро Ли получил сообщение с точным адресом и временем, понял, что шутки кончились. Но что поделать, слово не воробей, а обещания держать надо.       Ликси очень нервничал. Бедная искусанная щека служила ярким тому подтверждением. Признаться самому себе, что, возможно, играешь за свою же команду было не так сложно, тем более, когда в твоей команде такие игроки, как Хёнджин. Сложно было играть в принципе. Феликсу никогда не составляло труда дарить свою безграничную любовь окружающим, но все это были друзья или близкие, а вот как ухаживать за тем, кто тебе нравится, он не знал от слова совсем. Точнее знал, но все эти знания пришли к нему из миллиона романтических фильмов и сериалов, которые он пересмотрел. Но ведь реальная жизнь далеко не дорама, тут не упадешь в объятья Хвана под милую корейскую музычку. Феликс прогонял в своей голове все возможные сценарии их встречи, но поняв, что всё все равно пойдет не по плану, решил действовать, как велит душа. Он испек свои коронные брауни, запихнул их в самую красивую коробочку, какая у него нашлась, и пошел на свою романтическую казнь.       Феликс ущипнул себя за ладошку и уже намеревался постучаться костяшкой согнутого пальца, как Хван сам открыл ему дверь:       — Я все думал, сколько же ты будешь еще мяться, но мое терпение лопнуло, — первое, что сказал ему Хёнджин, поправляя свой расписной цветастый халат. Увидев, как Ликс его разглядывает, он потряс полу этого радужного чуда и немного приподнял её. — Решил соответствовать всем стереотипам про художников, жаль только, шарф не нашел. Заходи, что встал столбом?       Хёнджин практически впихнул оцепеневшего Феликса в свою обитель и сам закрыл за ним дверь       — Добро пожаловать в Рай, мистер Ли! — Хван протянул руку, чтобы взять черное пальто Феликса и пакетик с брауни, и аккуратно подопнул в его сторону пару пушистых желтых тапочек в виде цыплят, — У меня не было нормальных тапочек для гостей, поэтому я решил, что пора это исправлять, а так как кроме Минхо и Чанбина, которые шлёпают босиком, никто у меня больше не появляется, выбирал специально для тебя. Что думаешь?       Ли натянул на пятки этих пушистиков и понял, что мягкие они не только на вид.       — Это очень мило с твоей стороны, Хёнджин-щи, — Феликс подарил ему свою самую сладкую улыбку, — Тапочки просто чудесные.       — Ты должен приходить ко мне чаще, чтобы они оправдали деньжищи, которые я за них отдал, — с видом человека, только что взявшего олимпийское золото, продефилировал вглубь комнаты Хёнджин, как бы приглашая Ликса последовать за собой.       В хоромах Хвана царил полный хаос. Повсюду были разбросаны пустые бутыльки от красок, начатые картины, почившие в бозе кисточки, фантики и упаковки от разных снэков, которыми, видимо, и питался Хёнджин. Всё так и кричало об одинокой холостяцкой жизни не самого аккуратного слуги искусства. Однако несмотря на весь беспорядок, комната не выглядела отталкивающей, а напротив, создавала впечатление логова странного, но доброго непонятого гения: на стенах были развешаны, как предположил Феликс, портреты друзей и родных Хвана, среди которых он с лёгкостью нашел преподавателя Ли, сидящего у моря на закате.       — Мой друг отдал бы все свои деньги за этот портрет, — решил нарушить молчание Феликс, указав пальцем на портрет Минхо, пока Хенджин расчищал место для позирования и устанавливал мольберт, — Если хочешь, я могу передать ему, что кое-где точно есть товар, который его заинтересует.       — Извини, бейби, но этот портрет не продается, — Хван достал из шкафа заготовленный холст, — Это был единственный раз, когда Минхо согласился мне попозировать и тебе лучше не знать, сколько бутылок соджу мне пришлось перед этим в него влить. Так что с этим портретом я не расстанусь, даже если мне придется идти на трассу, чтобы заработать на еду.       — Надеюсь, этого никогда не случится, — достаточно серьёзно отреагировал на помойную шутку Хвана Ли.       — Моделинг – тот еще эскорт, Ликси, а мы в нём – элитные проститутки.       — Да иди ты, — Феликс запустил в Хвана труп первой подвернувшейся под руку кисточки и продолжил осматривать квартиру.       Помимо картин стены также украшали фотографии. Со снимков на Феликса смотрели улыбающиеся и счастливые лица папы и мамы Хёнджина, Минхо и еще одного парня, которого Ликси не знал, а также миленького маленького черно-белого песика. У Феликса защемило сердце от этой идиллии. Конечно, у него тоже в общежитии есть фотографии родных, но часть из них была сделана непозволительно давно, другую же просто отправили ему в семейный чат.       Он не то, чтобы завидовал всем тем, кто был близко к своим самым родным людям и мог в любой момент доехать к ним и сделать сколько угодно подобных фотографий, скорее просто хотел, чтобы как-нибудь судьба улыбнулась и ему и он сам смог до отказа заполнить фотопленку телефона фотографиями близких.       Однако так уж вышло, что семья у него не самая богатая и к тому же многодетная – помимо него еще были старшая и младшая сестры Рэйчел и Оливия, которых Ликси безмерно любил, как и родителей, но именно эта любовь не позволяла даже на йоту заикнуться о своём непомерном желании ступить на землю такого родного, но такого далёкого континента. Безусловно, родители бы отыскали нужную сумму на билет, но каких сил им бы это стоило – он даже предполагать не хотел, поэтому пока день ото дня лишь жил мечтами о том, как станет супер топовым архитектором и сможет зарабатывать миллионы, чтобы самому купить себе пусть даже целый самолёт.       — У тебя что, есть домашнее животное? — Феликс вынырнул из своих мыслей, решив задать первый пришедший ему на ум вопрос, и развернулся к Хвану, уже магическим образом переместившемуся в сторону кухни и, видимо, пытавшемуся приготовить им чай.       — Ты решил разузнать обо мне всё и сразу, бейби? — подмигнул ему Хенджин. — Но честным людям скрывать нечего, я так считаю. Да, у меня есть песик. Зовут Кками, но сейчас он временно живет у моих папы и мамы. Они забрали его у меня, так как я даже себя забываю покормить, что говорить про животное. Мама сказала, что как только приведу домой хоть кого-нибудь, кто будет способен приглядывать как за мной, так и за собакой, она вернет мне Кками. Может вас познакомить, Ликси? Вот мама обрадуется.       — Красивый песик, — Феликс сделал вид, что пропустил мимо ушей последний вопрос и уселся перед обеденным столиком, куда Хван уже успел выложить его брауни. — А как вы вообще познакомились с преподавателем Ли? Не мне, конечно, судить, мы с тобой слишком мало знакомы, но мне кажется, вы как будто с разных планет.       — Тебе не кажется, — Хенджин подметил, насколько ловко Феликс умеет увиливать от нежеланных вопросов, но решил докопаться за это как-нибудь позже, а пока поставил перед Ликсом чашечку и начал разливать туда жасминовый чай, — Я сам каждый раз удивляюсь, как мы с этим ворчливым дедом еще не убили друг друга. Но, видимо, у Бога слишком поганое чувство юмора, раз он решил свести наши корабли в этом потоке жизни.       Пока Хёнджин разливал чай, Феликс разложил им по тарелочкам кусочки брауни и, не сумев дождаться, когда тот закончит пародировать гейшу, пытаясь разлить чай с преувеличенным изяществом и грацией, надкусил шоколадную углеводную кому, как называл его стряпню Джисон.       — Мы с ним учились в одном универе, только на разных факультетах – я на живописи, он на литературе, — продолжил свой рассказ Хёнджин, — Так бы и не узнали о существовании друг друга, если бы как-то не пошли в одно время на кружок по танцам. Ругались там ужасно, но как-то раз, когда у меня совершенно не получалась одна связка и меня уже собирались выкинуть из номера, с которым мы должны были выступать, Минхо подошёл ко мне и предложил помощь. Мы протанцевали с ним часа четыре кряду, а он все досконально мне объяснял и не отпустил, пока я идеально не справился с партией. Только благодаря ему меня тогда не убрали. Мы выступили, я хотел его отблагодарить и позвал куда-нибудь покушать, а он притащил на встречу своего одногруппника. Так мы и заообщались все втроем – Я, Минхо и Чанбин – и все еще каждую неделю собираемся в кафешке мамы Минхо. Как-то так.       Пока Хенджин делился своей историей знакомства с Минхо и Чанбином, он практически неотрывно смотрел на Феликса, при этом мысленно блуждая по коридорам воспоминаний. Однако Ликси выглядел так, будто бы пристальный взгляд Хвана его ни капельки не заботил. Немного людей на этом свете могли похвастаться этим, пожалуй, только Минхо, Бан Чан, а теперь, видимо, и Феликс. Даже Чанбин, которого он знал уже немало лет, безбожно тушевался, когда Хван снимал свою маску шута и с полной серьёзностью начинал лезть в душу одним лишь мимолетно брошенным взглядом.       Как-то в разгар одной из их пьяных посиделок Двэкки (так они называли Чанбина) разоткровенничался и сказал, что это проклятье тех, чья красота граничит с реальностью – обычные люди сразу начинают чувствовать свои несовершенства рядом с полубожествами.       Они с Минхо были одного поля ягоды, поэтому и понимали друг друга, Бан Чан же со своими стальными яйцами и не менее стальным характером на это уже просто не поддавался. Вот только вся соль трагедии была в том, что за их с Минхо красотой почти никто даже и не пытался разглядеть душу, которая так хотела расцвести в объятиях дорого человека. По большей части все хотели лишь побыть рядом с ними, поставить галочку в списке достижений, что смогли дотянуться до таких красавцев, и уйти на поиски кого-то попроще, с кем можно было строить обычную жизнь с обычными проблемами, ссорами и любовными сценами.       Минхо давно смирился с этим, отрастив шипы и отталкивая любого, кто пытался хоть на чуть-чуть приблизиться к нему, но Хван еще надеялся на чудо, как дурак предлагая свое сердце любому, кто ему понравится. А Феликс ему очень понравился, и даже не столько своей красотой, которая, кстати, у него тоже была абсолютно нереальной и какой-то эльфийской, сколько внутренним светом, исходившим от него постоянно, и на который Хван неосознанно тянулся, как мотылёк среди ночного сумрака.       — А по преподавателю Ли так и не скажешь, что он может быть настолько заботливым и понимающим, — отпил из своей кружки Феликс спустя пару минут молчания, чем привлек внимание Хвана, — Он так погано поступил с Джисоном, что тот уже неделю как не выходит из своей комнаты и смотрит нон-стопом грустные дорамы о любви.       На этих словах Хенджин встрепенулся, откинув остатки тоскливого настроения, и поднял на Ликси полные гнева глаза.       — Что этот гаденыш натворил? Джисон это тот студентик, который к нему подкатывал и сочинения свои мемные отсылал?       — А ты откуда знаешь?       — Ой, я тебя умоляю, преподаватели те еще любители перемыть косточки своим студентам. Лучше скажи, как он обидел этого Джисона?       — Только пообещай мне, что не сдашь, кто тебе про это рассказал!       Хенджин скрестил пальцы под столом:       — Даю слово!       Не сказать, что Феликс ему поверил, но деваться было уже некуда.       — Джисон бегал за ним почти месяц, выполнял все его поручения и просьбы, чуть ли не дома у него поселился, не спал ночами, доделывая дз, чтобы днем помчаться довозить преподавателя Ли то в парк, то в кафе, то в магазин, пока у того была нога в гипсе. Да, это частично по вине Хана он скатился кубарем по лестнице и сломал ногу, но ведь нельзя же было так отыгрываться на нем, — Феликс нервно покусывал щеки, размышляя, какую долю информации он имеет право рассказать, — Но знаешь, Хёнджин, самое странное, что, судя по словам Хана, преподаватель Ли посылал ему недвусмысленные намеки на то, что тот ему нравится, и даже поддерживал его шутки на грани фола и флирта.       Феликс сделал паузу, начав нервно ковырять заусенец на пальце. Он все еще не мог отделаться от мысли, что он – предатель, ежели рассказывает тайну своего друга практически первому встречному, но, кажется, именно этот встречный и мог помочь ему вытащить Хана из его добровольного затворничества и депрессии.       — Не хочу ни в коем разе преуменьшить чувства твоего друга, но вам точно лучше не слышать, насколько пошлые шутки могут пролетать в нашей компании, — все-таки решил вмешаться Хван       — А вы в вашей компании тоже целуетесь на диване и садитесь друг к другу на коленки?       Хенджин даже выдохнул от удивления.       — А вот с этого момента поподробнее. Кажется, мне многое стоит обсудить с моим дружком-пирожком.       — По рассказам Хана, даже не он полез первый целоваться и преподаватель Ли явно этого хотел, а на следующий день пропал, не сказав ни слова и просто кинул Джисона в полнейший игнор. Тот злился неделю, а потом решил отомстить и зажал преподавателя Ли в туалете. Они опять неистово целовались, чуть не предались греху в кабинке тубзика, а потом Минхо его оттолкнул. Хану снесло крышу от злобы и непонимания окончательно, он дошел в общагу и больше не выходил, все надеясь получить хоть какие-то объяснения, и, так ничего и не получив, сидит и куксится дома, прорастая в кровать. Я просто искренне не понимаю. Судя по всему, Хан все-таки нравится преподавателю Ли, но почему тот ведет себя как последняя стерва? Джисон его даже на руках носил, а он все равно такое выкидывает. Почему? Может, ты мне поможешь разобраться.       Хенджин долго молчал, дожевывая свой кусок брауни и смотрел даже не на Феликса, а куда-то вдаль. Видимо, если он стал мотыльком, тянущимся к свету и рискующим сгореть в огне этого света, то Минхо предпочел уколоть своими острыми шипами бедного мальчишку, попытавшегося до него дотронуться. Долго они избегали этой темы, но кому, как не Хёнджину, пробираться сквозь потайные закоулки сердца мистера я-зол-на-весь-мир и попытаться убедить его дать этому миру хотя бы еще один шанс, тем более что друг Феликса, судя по всему, был крайне серьезно настроен.       — Ну дела, — все-таки собрался с мыслями Хван, — Вся соль в том, что в голове Минхо всё функционирует по своим правилам и разгадать этот пазл – тот еще квест. Давай так, мы сейчас оставим эту ситуацию, пойдем рисовать твой портрет, а я завтра навещу своего дорого сердцу друга и прижму его к стенке с расспросами. Возможно, меня он всё-таки послушает. Лады?       Феликс просиял в секунду и даже полез обниматься к Хвану, чему тот однозначно не был против, а наоборот даже сам хотел, как довольный удав, обвить наивного цыпленка, и не отпускать. Если цена такого Феликса – сговорчивый Минхо, то он сам притащит его к Джисону, даже несмотря на все крики и угрозы. Однако Феликс сам разорвал объятия, видимо, смутившись внезапному порыву нежности.       — А что насчет портрета? — как бы невзначай отошел ближе к мольберту Ли, — Я же, в конце концов, за этим сюда пришел.       — Ааааа, точно, — всем видом показывая, как он не рад, что Ликси от него убежал, протянул Хёнджин, — Раздевайся и ложись на диванчик, я постелил покрывало там, должно быть удобно.       Только ради этих удивленных глаз он был готов повторять это снова и снова. Феликс буквально опешил от его слов, все еще не веря, что услышал их.       — Ты что, реально не шутишь? Ты собрался рисовать меня голым?       — Конечно, — еле сдерживая ехидную ухмылочку, проговорил Хван, тоже подойдя к мольберту и подтолкнув Ли в сторону диванчика.       Феликс переминулся с ноги на ногу, несколько раз почесал себя за шею, обернулся в сторону Хёнджина, чтобы отвернуться обратно, поправил свои волосы и начал нервно крутить один локон. Хван всё ждал, когда тот наберется смелости и пошлет его куда подальше, наблюдая за этой сценой внутренней борьбы, и уже было набрал в лёгкие воздуха, чтобы сказать, что пошутил, как Феликс начал раздеваться. К такому был не готов уже сам Хван. Эту ситуацию прекрасно описали бы любимые стикеры Хенджина «Шутки кончились» и «Пизда», сделанные Минхо из его же фотографий, но сейчас было далеко не до стикеров. Хван быстро подлетел к Феликсу и перехватил его руку, уже почти расстегнувшую последнюю пуговицу рубашки.       — Да я же пошутил, бейби, — Хенджин сам начал застегивать обратно рубашку Феликса, — Не хочу, чтобы ты запомнил меня, как извращугу-художника. Когда сам захочешь, тогда и разденешься, а сейчас давай рисовать тебя в одетом состоянии.       Феликс вновь засиял и погладил Хвана по волосам, не разрывая зрительного контакта, пока тот пытался трясущимися руками застегнуть не поддающиеся уговорам пуговицы.       — Кажется, кто-то слишком много шутит, пытаясь казаться тем еще мачо, а на деле стесняется не меньше меня, да, Хёнджин-щи?       Хёнджин отвернулся первый, чтобы не показать, насколько сильно был прав Ли, и направился подготавливать краски:       — Если ты правда хочешь, то без проблем, но в следующий раз. Тем более, что и этот портрет я за сегодня, наверное, не успею закончить, — мастерски переводил стрелки Хван, — Ты слишком долго мялся перед дверью и солнце уже начало клониться к закату, а я ненавижу рисовать при электрическом свете.       — Как прикажешь, ты тут главный, — все еще с легкой издевкой в голосе проговорил Феликс, — А как мне лучше сесть?       ********       Хёнджин взглянул на экран телефона, чтобы проверить время. Часы презрительно, пробираясь сквозь ночной режим, прокричали ему 2:56 ночи, как бы намекая, что хорошие мальчики в эту пору сладко спят и видят третий сон. Однако Хван себя к пай-мальчикам никогда не относил, как и Минхо, поэтому, что там они делают, эти тихони и праведники, он точно сказать не мог, зато плохие мальчики едят наггетсы из Макдональдаса, убивая ночной дожор, и подливают виски в колу из-под полы, пока никто не видит.       В какой момент времени это превратилось в добрую традицию, никто из этой парочки точно сказать не мог. Давно, очень давно. Возможно, даже в первый же день знакомства, но это не столь важно. Просто с тех пор, стоило Хвану написать в их чат с Минхо «наггетcы?», как Ли уже выпрыгивал из своих пижамных штаников и, чуть не в полете надевая джинсы, мчал в сторону Мака.       Позже ночные варварские набеги на курочку превратились в предлог для долгих и душевных разговоров, а ночное сообщение «наггетсы?» спокойно можно было заменить на «мне очень нужна твоя помощь, но я не знаю, как об этом попросить, поэтому давай наедимся вкусненькой только что пожаренной курочки, напьемся в слюни коньяка и обсудим всё, что у меня накипело на душе, когда все мои извилины мозга выпрямятся от алкоголя и я буду готов поговорить?». Согласитесь, написать «наггетсы?» намного короче, а ни Хван, ни Ли не любили лишний раз тратить жизненную энергию.       Этим и решил воспользоваться Хёнджин. Просто так напоить Минхо среди недели могло быть достаточно тяжело, но вот план «наггетсы?» работал всегда безотказно и надежно, как швейцарские часы, а разговаривать с ним о том, о чём он собрался говорить, на трезвую голову, могло быть приравнено к попытке самоубийства. Умирать как-то не хотелось, тем более картина с Феликсом еще не закончена. Именно поэтому Хван сейчас забрал огромную порцию ароматной курицы и понес её к столику, где его уже ждал Минхо с двумя стаканами колы, в которые он с самой честной рожей уже втихомолку подлил коньячка.       — Скажи что ты взял нам самую большую порцию, дорогуша? — Минхо протянул свои шаловливые ручки к подносу, который Хван даже не успел еще поставить, — Я голодный, как чёрт.       — Лучше, Минхо, я взял двойную порцию самого большого набора, — Хван сначала отодвинулся, как можно дальше, чтобы Ли не смог достать заветной курицы, но увидев его негодующее выражение лица, решил всё-таки сдаться и поставил поднос прямо перед ним.       — Ты ж мое сокровище, дорогуша! Какой же ты у меня смышленый. Давай за это и выпьем! — Минхо совершенно беспалевно поднял свой стакан, ожидая, когда с ним чокнется Хёнджин.       — Почему наедине со мной ты такой милый, а когда появляется кто-то третий, так я сразу становлюсь змеем подколодным? — надулся Хван, но все же чокнулся в ответ.       — Чтобы ты не зазнавался и держался в тонусе. Ты сам знаешь, как я люблю тебя, иначе бы давно уже продал на органы, а из твоего милого личика сделал бы барабан.       Хёнджин, хоть и был обескуражен предложением пойти на органы, понимал, что это такой кривоватый и странный способ Ли выражать привязанность. Иначе он не умел. Странным людям свойственны странные привычки и поступки, но за эту странность Хёнджин его и любил.       Они пару минут просидели под аккомпанемент их звонкого чавканья, лучше всех похвал сигнализирующего о вкусовых качествах курочки, лишь изредка нарушая его прихлебыванием колы с алкогольным сюрпризом. Хёнджин придерживался тактики «крадущийся тигр, затаившийся дракон» и тактично ждал, пока Минхо, наевшись и притупив свою внезапно взрывающуюся гневом натуру, заговорит сам.       — Ну и по какому поводу мы с тобой тут сегодня собрались, дорогуша? — попался на удочку Хвана ничего не подозревающий Минхо, — У меня дедлайны горят и миллион домашек не проверено, а я тут с тобой культурно напиваюсь, раскрой хоть тайну – почему?       — Хотел поздравить тебя со снятием гипса, — Хван пододвинул поближе к себе стаканчик с колой и поднес его к лицу, чтобы скрыть улыбку, прискакавшую к нему, как к пятилетнему ребенку, впервые сказавшему слово «жопа» на весь дом.       — Ой, ну кого ты лечишь, Хёнджин? — даже откинулся на спинку диванчика от негодования Минхо, — Да ты же чуть не умер от смеха, когда узнал, как я ногу я сломал. Была бы твоя воля, ты бы заставил меня щеголять в нём еще месяц-другой, чтобы отомстить за все хорошее.       — Ты такой умный дядька, Минхо, — специально протянул на манер звука из тиктока Хван, зная, как Ли не любит любое проявление данной соцсети сатаны, — Да, ты прав, я не только с этим хотел тебя поздравить. Еще и с тем, что ты наконец-то пососался в туалете, хотя говорил, что в жизни до такого не докатишься.              Взглядом, который подарил Минхо гордо принимающему атаку Хёнджину, можно было обратно заморозить льды Антарктики. Любой другой боец, столкнувшийся с подобным обстрелом ледяных стрел, немедленно ретировался бы с поля брани, но Хван, выдержавший избиение подушкой за съеденный кусочек пиццы, горы салфеток во рту, которые Ли запихал ему просто потому, что тот не так подышал, и щекоталки до слез вместо доброго утра после очередной попойки, был готов ко всему.       — Откуда. Ты. Знаешь. — громко, четко и с расстановкой проговорил чуть ли не по слогам Ли, пытаясь вложить в каждую букву всё свое негодование, которое могло бы быть и более яростным, не будь Минхо так сыт, а когда желудок у него полон вкусной еды, он терял способность к злости.       «Гадский серпентарий, всё просчитал» – он тут же понял коварный план.       — У меня есть свои каналы связи, Минхошка, — подмигнул ему Хван, — Так что ищи себя в прошмандовках Сеула, в специальной папочке «Сосунки туалетные».       На этих словах Минхо не выдержал и всё-таки запустил в Хвана кусочек курицы, попав тому ровно в бровь.       — Я хотя бы появлюсь в этой папочке впервые, а не буду там постоянным гвоздем программы, как некоторые.       Минхо надулся, как-то нахохлившись, и отвернулся. Хёнджин понял, что нужно действовать, потому как если подождать еще чуть-чуть, тот окончательно уйдёт в свой мир, откуда его будет уже не выманить никакими уговорами и никакими предложениями поесть пуддинг, который он любил больше всего.       — Минхо, а теперь давай серьезно. — Хван даже выпрямился и вмиг поменялся в лице, изгнав с него последние остатки смешинок, а потом постучал своими длинными изящными пальцами прямо перед Ли, стараясь привлечь его внимание, как самого настоящего кота, — Можешь меня ударить или запихать в рот тысячу салфеток за то, что я тебе сейчас скажу, но давай это будет потом. Я даже обещаю не орать, как истошный. Но ты – самый настоящий козлина и, кажется, никто, кроме меня, тебе это не скажет. Двэкки слишком печется о тебе, а все остальные просто боятся или не понимают.        Хёнджин добился того, чего хотел - Минхо повернулся к нему и поднял на него свои глаза, в которых, к своему удивлению, обнаружил не злость или презрение, а самую настоящую печаль. В сердце Хвану будто бы воткнули острую иглу и прокрутили до упора. С одной стороны, он мог бы порадоваться – вот оно, настоящее подтверждение их дружбы – Минхо не пытается скрывать своих эмоций и сидит перед ним, сняв свою колючую броню, чего он не делал практически никогда, но с другой стороны, получать такие подтверждения хотелось меньше всего. Хенджин уже сомневался в том, что игра действительно стоит свеч, но отступать было поздно.       — Ты думаешь, я сам этого не знаю? — Хван был бы готов отдать что угодно, чтобы услышать хоть нотку злости в этой фразе, но его окатила лишь волна отчаянного спокойствия.       — Минхо, за драму у нас отвечаю я, ты чего? — попытался исправить ситуацию Хёнджин, сам же удивившись своей непоследовательности.       — Ты же хотел серьезно, вот и получай. Серьезнее некуда. Я – тот еще козлина, сам это понимаю и все еще не знаю, почему вы с Двэкки остаётесь рядом со мной, несмотря на всё говно, которое я вам причинил.       — Воу-воу-воу, — Хёнджин даже замахал руками, пытаясь остановить поток речи Минхо, — Ты куда погнал лошадей, а ну остановись. Ты чего такое говоришь? Я совершенно не это имел ввиду.       Хёнджин был в абсолютной растерянности из-за такой реакции Ли.        Большую часть времени как они были знакомы, Минхо практически никогда не говорил, о чём плачет его сердце, и почти всегда был тем, кто решает проблемы и подставляет свое плечо, когда Чанбин или Хёнджин в этом больше всего нуждались, хоть и делая это в своей специфичной манере а-ля «я продам последнюю рубашку ради вас, а потом удалюсь в туман и сделаю вид, будто никогда этого не делал, а вас я не знаю». Однако, кажется, плотину, сдерживавшую все эти годы скрытые чувства Минхо, с громким треском прорвало, вынося на свет божий всех чудищ, жрущих изнутри мистера «Само Спокойствие». Хотел бы Хван верить, что не он стал причиной этого крушения, но все факты были налицо – именно он своими неосторожными словами пробил фатальную дыру – теперь ему и расхлёбывать.       — Минхо, родной, я могу прозвучать сейчас очень наигранно, но ты мне как брат, которого у меня никогда не было. Если бы не ты, я бы уже давно спился и скурился во время очередного припадка маниакальной активности своей творческой натуры, — Хенджин потянул за рукав рубашки Минхо, пытаясь установить с ним таким образом эмоциональную связь и передать все любовь, на какую был способен, — Столько раз я должен был сказать тебе спасибо, а вместо этого поливал тебя обзывательствами и истериками, но ты все терпел и продолжаешь терпеть. Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам. Без тебя – я никто. Как ты можешь вообще говорить, что мы с Чанбином тебя терпим? Про какое говно ты говоришь? Да ты сделал для меня даже больше, чем папа и мама местами. Да, ты бываешь странным, и я все еще думаю, что до конца тебя не понимаю, но ты мой самый близкий друг. Не обижай меня такими словами, ладно?       Минхо ничего ему не ответил, но в уголках глаз Хёнджин заметил бусины слезинок, которые так и хотелось стряхнуть с этих прекрасных глаз.       — Это я просто дурак, Минхо, — продолжил свою исповедь Хёнджин, не отрывая взора от друга, — Полез к тебе с обвинениями, не удосужившись сначала расспросить тебя. Прости меня, пожалуйста.       Пару минут они просидели в тишине. Хёнджин боялся подлить масла в огонь еще одной неосторожной фразой, а потому просто ждал, когда Минхо настроится и сам что-нибудь ему ответит.       — Давай мы сделаем вид, что моего минутного помутнения рассудка не было и ты не слышал тот бред, что я тебе выдал, — все-таки заговорил Минхо, при этом потянувшись в сторону Хёнджина и потеребив его за щёку, — Но твои слова я запомню, брат.       Последнее слово Ли произнес серьезно и решительно, словно король, дарующий своему подданному звание рыцаря. Хотя примерно так Хёнджин себя и ощущал – такой ценный подарок, как признание Минхо и право называть его братом, еще заслужить надо. Однако оба, прикинув в голове, насколько комичной могла выглядеть вся ситуация их разговора со стороны, особенно эпичное «Брат» в конце, не смогли сдержать рвущиеся из груди смешки.       — Хорошо, Брат, как скажешь, Брат, — Хенджин даже отдал честь Минхо, чем рассмешил того еще сильнее, — За такое надо выпить, Брат, я так считаю.       Хван поднял наполовину пустой стакан и чокнулся с только что нареченным Братом.       — Но я считаю, нам все-таки нужно поговорить о том, почему я, как самый глупый дурак, повторюсь, назвал тебя козлом, Брат, — Хёнджин намеревался называть его так теперь при каждом удобном случае, — Ты, конечно, не сахарный единорог, но и не козел, это я погорячился, однако вопросики к тебе имеются.       — Какие же? — отблески грусти все еще блистали в ясных карих глазах Ли, что не могло не беспокоить Хвана, но были уже не так пугающе заметны       — Мне тут птичка одна на хвосте принесла, что ты уж больно жестоко обошелся с твоим университетским ухажером. Не посвятишь меня в подробности, Брат?        Минхо запустил пятерню в свои слегка растрепавшиеся волосы, которые он не успел нормально уложить после душа, так как помчался на встречу с Хёнджином, тяжко вздохнул и постучал по стаканчику.       — Если вкратце, то я заигрался, а если хочешь подробностей, то нам нужно выйти и найти укромный уголок, потому как без сигареты я это не расскажу.       — Все настолько серьезно, Брат?! — Хёнджин даже присвистнул.       — Дорогуша, еще раз назовешь меня братом, и я заткнусь навеки.       — Хорошо, Брат, без проблем Брат, пошли искать укромный уголок, чтоб никто не уволок и никакие бабки на нас не нажаловались и не отправили наши фейсы в полицию, а то штрафик платить не с чего.       — Да ты ж богатый буратино, дорогуша? Сам же мне говорил, что уже во второй рекламе снялся.       — Ой, ничего-то от тебя не укроется.       Минхо схватил Хёнджина за задницу, когда тот собирал остатки их пиршества на поднос и с совершенно невозмутимым видом направился к выходу. Сам же Хёнджин даже не вздрогнул. Он и Чанбин уже давно привыкли к тому, что их жопы в глазах Минхо – лучшая игрушка-антистресс, и уже отбросили любые попытки противиться поползновениям на свою драгоценность.       Они побродили по району несколько минут и в конце концов нашли неприметный тихий закуточек, куда и завернули. Минхо поделился с Хваном сигареткой, так как единственным из них, кто курил на постоянке, был только он.       — Ты когда бросать собираешься? — пошел с наездов Хёнджин, — Сомневаюсь, что твоему ученичку понравится сосаться с тобой, когда у тебя сигаретная помойка во рту.       — Если бы не нравилось, он бы не запихнул меня в кабинку туалета обследовать мой рот.       Хенджин присвистнул второй раз за вечер и выпустил тонкую струйку дыма, неспешно растворившуюся в ночном сумраке Сеула. Фонарь, освещавший улицу, мигнул электрическим светом, который лишь чуть-чуть освещал закоулок, где расположились «Братья». Минхо стоял спиной к свету, лишь изредка подсвечивая лицо огоньком сигареты, а потому его эмоции было довольно сложно уловить.       — Ты же понимаешь, что я не отлипну от тебя, пока не дождусь подробностей? — Хёнджин ткнул Минхо в плечо, пытаясь хоть немного развернуть его к свету.       — Да ситуация, откровенно говоря, говно, Брат, — Минхо затянулся и устремил свой взор к звёздному небу, как бы прося помощи у далёких светил, — Я должен был сразу отшить этого паренька, но зачем-то позволил ему остаться подле себя, а он как-то уж слишком быстро устроился рядышком. Меня так профессионально давно не окучивали, Хёнджин. Уж не знаю, что стало причиной, то ли его непоколебимая уверенность, то ли моя истосковавшаяся по нежностям натура, но итог один – мы сидели у меня дома, когда он перед этим тащил меня на своём горбу, так как лифт не работал, и облапал мой зад и вкривь и вкось. Он начал ластиться ко мне, протянул свои ручонки к моим, ну а я не смог сдержать свой член в штанах, да еще и пиво в крови взыграло, ну и полез целоваться. Финита ля комедия. Благо не дошло ни до чего большего, мой гипс меня спас, а наутро я проснулся, увидел миллион милых сообщений, которые он мне наслал и понял, что он всё это воспринимает далеко не как шутку. Ну и единственное, до чего додумался мой мозг, это добавить его везде, где мог, в чс.              — Прости, Брат, но я все-таки вернусь к изначальному вердикту – ты козлина. — проговорил Хван, затушил сигарету о ближайшую стену и в молчаливом жесте протянул руку, требуя еще одну, — Ты чего берешь пример со страусов и засовываешь голову в песок при первой же опасности? А прикинь каково пацану? Ты о нём подумал?       Минхо начал нервно грызть ногти, избегая прямого контакта с прожигающим его взглядом Хвана.       — Да я же хотел как лучше, Хёнджин, — начал оправдываться Ли, чем очень удивил Хёнджина, потому как делал он это крайне редко, — Я уже стар для всех этих «муси-пуси миленький мой». Тебе напомнить, сколько раз я пытался, но все заканчивалось нашими пьянками и заговорами на понос для всех моих бывших? На роду мне, видимо, написано быть одному и стать ворчливым дедом. Да и плюс ко всему, я же реально все еще его препод. Шутки шутками, но если кто-то узнает, меня взашей прогонят. Оно мне надо?       — Постой, ты самое интересное пропустил. Как вы в итоге докатились до дружбы организмами в туалете?       — Слава богу, организмами мы не подружили, дорогуша. Да он, квокка хитрая, все продумал, заявился ко мне на пару, типа случайно пролил на меня кофе, а потом, когда я пытался оттереть его творчество в туалете, подкрался и затащил меня в кабинку, где мы и наделали контент для «Прошмандовок Сеула».       — И ты, как течная омежка из фанфиков, не смог ничего сделать?       — Фу, блять, Хёнджин, откуда такие сравнения? — скривил гримасу отвращения Ли.       — Минхо, просто честное слово, ты с самого детства занимаешься танцами, какое-то время ходил на бокс, да еще и в зале регулярно появляешься. Будем честны, если бы ты был сильно против, твой студентик ушлепал бы по холодку от тебя, не получив никаких пососушек, да еще и с модными тенями под глазами. Ты этого хотел, давай признаем хотя бы это.       Минхо не проронил ни слова.       — Окей, играем в молчанку. Давай так – я говорю, а ты слушай. Потом расскажешь мне, что думаешь. Во-первых, Минхо, давай не будем отрицать очевидное, тебе он точно интересен. Хотя бы как человек, иначе ты бы не измывался над ним, как мог, и не заставлял крутиться вокруг себя, согласен?       — Ну допустим, — недовольно проговорил Ли.       — Таак, загибаем первый палец, — Хёнджин выставил вперед ладошку и загнул мизинец, — Ты годами отрабатывал искусство питейных напитков и можешь по праву называться мастером спорта по литроболу, одним пивом тебя не взять. Да чтобы ты потерял контроль, там нужно абсентика принять на грудь и текилкой шлифануть. Так что вариант с тем, что ты пьяненький полез к нему целоваться, отпадает. Я прав?       — Возможно.       — Окей, продолжаем, — Хван загнул второй палец, — Ты сам полез к нему целоваться. Внимание, я повторю. Сам. Ты вообще помнишь, чтобы ты проявлял инициативу первый? Да ты же всегда, как партизан, ждал, пока кто-то сделает первый шаг, а тут, смотри, как разошелся. Будешь отрицать?       Минхо предпочел тихо отвернуться и прокашляться.       — Сочту это за «да», — и загнул третий палец.       — Насколько я помню, ты его еще и в кафе своей мамы водил, а значит, твоя мама его видела и знает. Теперь давай вспоминать, кого из своих пассий ты знакомил со своей мамой? С той женщиной, в которой ты души не чаешь? Да никого! А тут какой-то студентик взял и сразу признакомился с миссис Ли. Решил посмотреть на её реакцию?       — Он – не моя пассия, начнем с этого. А в кафе мы сидели потому, что там пары вести удобно было.       — Да-да, преподаватель Ли, продолжайте отнекиваться, — Хван загнул четвертый палец, — Ну и короночка, Минхо: ты бы сейчас не стоял в непонятной подворотне в четыре часа ночи, не курил бы вторую подряд сигарету и не выслушивал бы мои бредни, если бы тебе было плевать на эту квокку, как ты его называешь.       Хенджин загнул пятый палец и повертел кулаком прямо перед лицом Минхо.       — Вот, смотри, брат, как минимум пять причин, почему ты должен пересмотреть свое решение насчет этого паренька. Что тебе еще нужно? Что тебя останавливает? Колись.       — То есть аргумент про то, что я его препод, тебя вообще не устраивает?       — Ой, мне ли тебя учить! Если приспичит, ты хоть на столе ректора его разложишь и не моргнешь, Минхо. Да и сколько раз ты мне говорил, что хочешь уволиться и податься в писатели?       — Писательством сыт не будешь.       — Ну вот и смотри, какой подарок тебе подкидывает судьба. Кто этот паренек? Айтишник?       — Архитектор.       — Точно, ты же мне говорил как-то. Но архитектор тоже неплохо. Смотри, он будет работать, приносить домой баблишко, а ты будешь сидеть себе тихо спокойно и писать себе свою книгу.       Даже сквозь темноту ночи можно было разглядеть, как Минхо закатил глаза.       — Пока ты тут глаза закатываешь, я тебе отличные перспективы продумываю, вообще-то. Почему ты так боишься признаться, что он тебе нравится? Это же невооруженным взглядом видно.       Минхо переминался с ноги на ногу и взял себя за локти, потирая пальцами руки, словно пытаясь прогнать дрожь.       — Просто мы как-то давненько говорили с Чанбином и он мне сказал разобраться в себе и отпугнуть этого парнишку, пока не станет слишком поздно для него, если я в нем не заинтересован. И сам Джисон мне кинул в лицо это «разберитесь в себе, преподаватель Ли». Как будто бы это так легко. Вот сейчас возьму и соберу себя, как конструктор.       Минхо тяжело вздохнул и потянулся за третьей сигаретой. Косплей «Константина» сегодня удался на славу.       — Смотри легкие не скури, Брат.       — Да все, что мог, уже скурил, — звук зажигалки прозвенел металлическим щелчком, — Хрен его знает, что я там чувствую, Хенджин. В этом вся соль. Я как слепец, которому выкололи глаза. Раньше я мог что-то видеть и чувствовать, а сейчас полнейший штиль. Очень боюсь, что я навсегда потерял эту возможность любить. Вдруг мне этот парнишка надоест через месяц, я же не смогу сюсюкаться с ним, просто отправлю на все четыре стороны. А делать кого-то таким же инвалидом, как и я, совершенно не хочется.       Хенджин не сводил с друга глаз и видел, как тяжело ему давалась эта исповедь. Боясь нарушить его настрой любой неосторожной фразой, он старался даже не дышать лишний раз. Все-таки Минхо умеет удивлять, и он далеко не тот сухарь, каким пытается казаться.       — Да и плюс ко всему, Хенджин, — продолжил Ли, не обращая внимания на слишком притихшего Хвана, — Я не уверен в Джисоне. Он же начал катать ко мне после первой же лекции, а, значит, привлекла его далеко не моя поганая душонка, а подкачанный зад и милая мордашка. Как, в общем-то, и всех других моих воздыхателей. Ну, допустим, дам я ему шанс, открою свою душу, а он возьмет и вытрет там ноги, как поймет, какой я неидеальный на самом деле. Вот мне это надо?       — Но вы же с ним почти месяц провели, думаю, у него было время узнать тебя.       — Я сдерживал себя и очень сильно.       — Поверь мне, ты не умеешь сдерживаться. Так что если он не убежал от тебя спустя месяц мучений, то нравится ему не только твоя мордашка.       — Может быть, ты и прав.              Последняя фраза повисла в воздухе, а Хёнджин не знал, что же еще сказать. Он чувствовал, что Минхо бросил её только чтобы что-то ответить, не более.       — Слушай, Брат, а помнишь ту попсовую книжку, которую я прочитал курсе на втором, а ты засрал её, как мог? Плохо помню ее название, оно ужасно длинное, что-то там про стук сердца.       — Искусство слышать стук сердца, что ли?       — Да, она самая! — Хенджин щелкнул пальцами, — Я плохо помню сюжет почему-то, но помню, как плакал над ней, а ты сказал, что это банальные розовые сопли, но не суть. Там же главный герой был слепой, но смог полюбить девчушку настолько, что мог различать её стук сердца среди других.       — Ну да, что-то такое, —нахмурился Минхо, — К чему ты сейчас это вспомнил?       — Да ты ж сам только что сказал, что чувствуешь себя слепым. Ну так вот, может, это знак? Отключи ты свою бедную голову, которая гоняет мысли туда-сюда, как взбалмошная, отключи свое зрение и слушай только то, что тебе говорит сердце.       — Нихрена ты в философы подался, дорогуша, тебе бы в блогеры задаться да постики в инсте писать.       Хёнджин ударил его по плечу и надул губы. Вот и пытайся поддерживать, когда твои друзья прожжённые скептики.       — Да иди ты, Минхо. Но если без шуток, любят ведь не за что-то, а просто так, вопреки всему. Ты в один день не проснешься и не поймешь, что Джисон - тот самый. Отношения – это тоже та еще работка, похлеще твоих студентов. И если ты так и будешь переживать по каждой мелочи, то ни к чему так и не придешь. Я вот лично вижу перед собой влюблённого дурака, который сам себе не может в этом признаться и решил, что без него Джисон будет чувствовать себя лучше. А его ты спросил? Нет, конечно, решил порешать всё сам. А теперь возьми и обсуди с ним все, как нормальные взрослые люди. Сходи с ним на нормальное свидание, в конце концов, там, глядишь, и стук его сердца начнешь узнавать и отпускать не захочешь.       — Тебе напомнить, чем там книга закончилась? — фыркнул Минхо.       — Не надо, не порть мне пафос. Но ты меня понял? Не будь козлом, хотя бы ради твоего же израненного сердца. Может, этот Джисон тебе его и подлечит, а, может, еще больше искалечит, но пока не попробуешь ведь не узнаешь?       Минхо выпустил клуб дыма в землю и похлопал Хенджина по плечу.       — Спасибо за помощь, Брат. Но если по твоей милости об меня снова вытрут ноги, я приду к тебе и буду яростно заливать у тебя горе, пока не полегчает, понял?       — Надеюсь, этого не случится – Хенджин приобнял Минхо, а тот привычным жестом полапал его зад, — Вот почему я не удивлен, Минхо?       *******       Минхо уверенной походкой дефилировал по коридору, ведущему прямиком к кабинетам администрации универа. Играть он решил по-крупному, но другого пути его изощренный мозг так и не подкинул.       После их подворотного разговора с Хёнджином прошло несколько дней, за которые он успел вкривь и вкось прогнать в голове рой бушующих мыслей. Одно он точно не мог отрицать: ситуация с Ханом никак не отпускала его и так и гонялась за ним, как вор за стодолларовой купюрой, торчащей из заднего кармана простофили. А это значило одно – надо что-то с этим делать. Прежде всего –поговорить с виновником его помутнения рассудка. Однако тут всплывала другая проблема – он сам же перекрыл все возможные пути коммуникации с щекастой квоккой. А выносить его из черного списка, чтобы написать простыню извиняющихся букв, караулить у кабинетов, чтобы затащить на разговор тет-а-тет или выспрашивать у его друзей или у того же Хвана адрес, дабы заявиться с букетом из ста роз и припасть на одно колено со словами «Прости меня грешного» было как-то не по статусу и не в его стиле. Да и гордость не позволяла. Но Минхо был бы не Минхо если бы не придумал, как выйти из этой ситуации красиво.       Он не мог причислить себя к экстравертам и контакты с людьми строил довольно тяжко, но золотое правило «связи» никто не отменял. Как-то раз в бытность бушующей университетской молодости, когда энергии еще хватало на то, чтобы спиртоваться в клубах до утра, а потом со стойким шлейфом перегара шлепать к первой паре, он познакомился в клубе с одним парнишкой. Тот, видимо, решив впервые вкусить запретный плод коктелей и танцопола, надрался в слюни и не мог даже нормально выговорить своё имя.       Он одиноко мялся на выходе, не попадая по клавишам телефона и безуспешно пытаясь вызвать себе такси. На его счастье, рядом с ним нарисовались Минхо, Хёнджин и Чанбин, тоже пытавшиеся найти хоть какую-нибудь машину, готовую подкинуть их до общежития. Сердобольная душа Двэкки не позволила ему бросить парня в таком состоянии, и путём неимоверных усилий им удалось вытянуть из него, что он живет в том же общежитии, что и они. Слово за слово, и вот они уже едут в одной машине, а потом затаскивают в комнату к Минхо и Чанбину мычащее строчки какой-то попсовенькой песни подкачанное тело. Тянули жребий, и удача решила показать свой зад именно Минхо, а потому внезапного непрошенного гостя уложили к нему на кровать, а ему ничего не оставалось, как увалиться на одну кровать с Чанбином. Наутро их ждал большой сюрприз, потому как спасенный ими бедолага оказался никем иным, как сыном ректора по имени Пак Чимин. Он еще долго извинялся перед ними и благодарил за то, что те не бросили его в беде. Минхо тогда пошутил, что теперь за ним будет должок, который он как-нибудь обязательно спросит. И вот, кажется, этот момент настал.       Чимин уже давно не был студентиком и уверенно шел по стопам отца, но только в роли управленца. Они с Минхо иногда пересекались и перебрасывались парой фраз, шутя, что их начальству и студентам лучше не знать, как бурно они провели студенческие годы. Сейчас же Минхо решил наконец вернуть должок и обратиться за помощью именно к нему.              Он подошел к кабинету, на котором висела табличка «Проректор по экономике и финансам» и по-свойски, не колеблясь ни секунды, постучал костяшками пальцев по двери. Почти тут же послышался ответ:       — Войдите!       Минхо резко открыл дверь и вальяжно завалился в светлое просторное помещение.       — А проректоры нынче ничего так живут! Может, выделишь мне такой же кабинетик, а то мне на моей кафедре холодно и голодно? — вместо приветствия начал разговор Минхо.       — О, преподаватель Ли, привет, чем обязан такой чести? — поднял брови домиком сидевший в своем кресле Чимин.       — Да есть тут у меня к тебе одно дельце…Но только пообещай, что не будешь меня сильно расспрашивать и никому об этом не проболтаешься, а я буду считать, что мы с тобой квиты за тот случай в клубе.       Чимин откинулся на спинку кресла и расстегнул пуговку своего дорогого костюма. Годы знакомства с Минхо подсказывали ему, что ничем хорошим обычно подобные просьбы и предложения от Ли не заканчивались. Но должок есть должок.       — Это может как-то отразиться на университете? — решил все же поинтересоваться он.       — Если ты никому об этом не расскажешь, то нет, — ехидно прищурился Ли и уселся на диванчик, обитый дорогой кожей.       — Ну если так, то я весь твой. Рассказывай, что нужно.       — С вами приятно иметь дело, мистер Пак, — подмигнул ему Минхо, — В общем, тут такое дело. Не мог бы ты ради меня немного подсуетиться и буквально на часочек отдать мне в распоряжение свой священный кабинетик?       **********       Джисон умирал со скуки на своей паре философии. Он всей душой не понимал, зачем на старших курсах ставить непрофильные и никому не сдавшиеся предметы, особенно таким прожжённым технарям, как он и Феликс, не готовым воспринимать что-то про Канта и Аристотеля ну от слова совсем. Но что поделать, студенты люди подневольные. Однако тот же Феликс сегодня решил самым бессовестным образом променять пару мучений на прогулку с Хваном, оставив его сражаться со сном в одиночестве, за что Хан никак не мог его осуждать, но искренне завидовал. Почему-то в одно время и у Чонина, и у Феликса любовная жизнь забила ключом, а его Амур, видимо, напился, когда пускал свои стрелы. Хотя, конечно, Джисон знал, на что шел. Идея закадрить преподавателя изначально звучала как обреченная на провал, но лучше от осознания этого как-то не становилось.       Джисон пока искренне не понимал, как ему теперь ходить на пары к Минхо, и уж тем более сдавать ему экзамен, а за неимением конкретного плана решил до последнего игнорировать существование проблемы, и потому сознательно не ходил на пары по литературоведению. Феликс увещевал его и говорил, что этим он только еще глубже выроет себе яму, в которую его и закопает преподаватель Ли. Но вот только заявляться в аудиторию и смотреть в бесстыжие глаза человека, не удосужившегося обмолвиться с ним даже полсловечком, хотелось меньше всего. Хан не мог отмыться от липкого ощущения своей глупости и наивности, которые подтолкнули его на такие безрассудные поступки. С чего он вообще решил, что может заинтересовать Минхо настолько, что тот поступится своей гордостью и сам ему напишет? Сам же наблюдал за ним почти месяц и должен был выучить, какой он, но вот только трепетное сердце, так хотевшее верить, что его чувства взаимны, не отпускало хиленькой надежды.       Да, конечно, он не мог ни в чем конкретно упрекать Минхо , потому как ничего, особенно в глобальном смысле, между ними не произошло. Да, поцеловались, но с кем не бывает. Да, Минхо ответил на поцелуй, когда он насильно затащил его в туалет, но, может, у него давно никого не было и накопившаяся энергия дала о себе знать. Кто его знает, этого загадочного мистера Ли. Хан надеялся, что интуиция его не подвела и Минхо тоже к нему что-то чувствовал, хоть и не подавал виду, но дни полного молчания и игнора кричали об обратном. Как, видимо, не трудно обмануть его, а он обманываться рад.       Джисон вырисовывал в тетради бессвязные узоры, пытаясь изобразить вид бурной деятельности, когда из монотонности самокопании его вызволил звонкий стук каблуков. Он развернулся, чтобы посмотреть на обладательницу шпилек и увидел симпатичную девушку в строгом сером костюме, продефилировавшую почти модельной походкой в сторону лектора и протянувшую ему какую-то бумажку. Тот внимательно вчитывался в неё пару секунд, а потом обратился к аудитории:       — Среди вас есть студент по имени Хан Джисон?       Хан даже опешил на секунду и не сразу отозвался, не понимая, кому он мог внезапно понадобиться. В голове пулеметной очередью стали пролетать идеи, за что его могли отчислить, потому как другой причины, почему за ним – каким-то маленьким студентиком – решили отправить такой шикарный кортеж в виде сногсшибательной секретарши, он не видел.       — Это я, — нерешительно поднял он руку.       — Отлично, — отчеканил преподаватель и тут же всунул бумажульку обратно в руки девушке, — Вас срочно просят подойти в кабинет проректора по экономике, ему нужна помощь архитектора.       — Но я же еще студент, зачем ему именно я?       — Вот сами и спросите, студент Хан. Я тут причем? — зло буркнул лектор и продолжил с того места, где его прервали.       Хану ничего не оставалось, кроме как собрать свои вещички в портфель и направиться вслед за ждавшей его девушкой. Она, судя по всему, не была настроена на диалог, так как сразу же направилась к выходу, не оставляя Хану даже шанса попробовать докопаться до неё с расспросами. Так они и прошли весь путь в полном молчании, пока она не остановилась перед нужным кабинетом и не указала рукой на ручку двери.       — Мистер Пак ждет вас, — и развернулась в сторону другого кабинета.       Джисон постоял в нерешительности несколько секунд, прежде чем войти, выдохнул и стремительно дернул дверную ручку.        Лучи заходящего солнца, пробивавшиеся сквозь панорамные окна кабинета, заполнили все пространство комнаты, в которую зашел Джисон. Он не смог разглядеть сидевшего в кресле человека, так как тот повернулся к нему спиной, и, видимо наслаждался буйством красок умиравшего солнца.       — Здравствуйте, мистер Пак, — Джисон склонил голову в поклоне, несмотря на то, что его собеседник его не видел.       Внезапно до его ушей донесся звук щелчка замка, а вся ситуация стала, мягко говоря, настораживать Джисона, напоминая ему то ли вырезку из боевика про мафию, то ли странную завязку для порно. Ни то, ни другое ему не нравилось.       — Здравствуй, Джисон, – звук знакомого голоса заставил сердце Хана упасть в пятки, — Как поживаешь?       Минхо развернулся в кресле с максимально довольной миной. Он не знал, к чему приведет его затея, но насладиться моментом и поймать удивленное выражение лица Джисона ему сейчас хотелось больше всего.              — Вы что, устроили весь этот цирк только для того, чтобы спросить, как у меня дела? — в Джисоне начинал закипать гнев, — Могли бы ответить мне на мои сообщения, если уж на то пошло.       — Это так скучно, Джисон-и, — Минхо откинулся на спинку кресла, повторяя ту позу, с которой его встретил Чимин, и подмигнул Хану, — Да и я хотел обсудить все лично, а не обмениваться безликими сообщениями. Как тебе местечко? Неплохую я нам арену для спарринга организовал, согласись?       — Никто с вами спариваться тут не собирается.       — Я говорил про борьбу, но мне нравится ход твоих мыслей Джисон-и, — Минхо поправил упавшую на лоб челку, — Садись, чего встал, как вкопанный? Говорить нам придется долго.       — Кто сказал, что я готов с вами говорить? До свидания, преподаватель Ли, увидимся на экзамене.       Джисон развернулся к двери и попытался её отрыть, но та не поддалась.       — Я тут подсуетился и организовал нам личное свидание. Нас не выпустят отсюда, пока я не дам сигнал. Так что в твоих же интересах пойти мне навстречу.       — Я заору и скажу, что меня насилуют.       — Всех отпустили пораньше, так что тебя не услышат.       — Вы не думаете, что это похоже на абьюз, преподаватель Ли?       — Не думаю, а знаю точно, это он и есть, но один дружочек дал мне на это зеленый свет, — Минхо облокотился на стол и подпер свою щеку ладошкой, — Джисон, я веду себя как мразь, знаю, но иначе не умею, так что дай мне шанс объясниться. Пожалуйста.       Последнее слово пустило трещину в ярости Хана и он решил всё-таки послушать то, что хотел рассказать ему Минхо. За весь тот месяц, что он ухаживал за этим сгустком недовольства и придирок, тот никогда не говорил ему «пожалуйста», а тут вдруг снизошел до этого, что не могло не интриговать. Джисон резко развернулся и уселся на диван.       — Я весь внимание, — проговорил он и уставился прямо в глаза виновнику сего торжества.       Они просидели так с минуту, прожигая друг друга взглядом, пока Минхо все-таки не нарушил их молчание.       — Прости, я был не прав.       Всего пять слов, а сколько власти в них над страдающей душой Джисона. Ему хотелось тут же подлететь к Минхо, сгрести его в объятья и не отпускать, пока тот не начнет вырываться как дикий кот. Однако Джисон решил побороть этот секундный порыв и не сдаваться сразу только после одной фразы, а понаблюдать за тем, что будет дальше. Какую-никакую гордость надо было наконец заводить.       — Я поступил как козлина, если выражаться словами моего дружка-пирожка. И я очень жалею об этом, Джисон. Ты не заслуживаешь этого. Ты терпел меня очень долго, исполнял каждый мой каприз и даже слова мне не сказал, а я просто удалился по-французски. Не так поступают взрослые осознанные мужики, признаю. Но давай попробуем обсудить все сейчас, если ты хочешь.       Минхо поднял глаза на Джисона и увидел перед собой не того обычного взбалмошного и шумного Хана, которого он обычно имел удовольствие наблюдать, а серьезного и вдумчивого парня, которого Джисон выпускал очень и очень редко.       — Хорошо, преподаватель Ли, давайте поговорим, — Хан закусил большой палец, видимо, обдумывая, о чем он хотел бы спросить сначала, — Почему вы пропали и ничего мне не сказали? Я что, сделал что-то не то?       — Мы, вроде как, договорились перейти на ты, Джисон, хотя бы на то время, пока вокруг нас никого нет. И нет, ты ничего не сделал, я просто испугался.       — Чего?       — Своих возможных чувств.       — Так я вам нравлюсь?       — Я же сказал «возможных чувств».       — То есть целовались мы просто по приколу?       — Джисон, ну ты же взрослый мальчик и должен понимать, что целуются и спят не всегда по любви. Я бы сказал, что в нашем современном мире даже наоборот, найти тех, кто целуется и спит по любви довольно непросто.       — Так значит, тебе просто было скучно и ты решил поразвлечься со мной?       Минхо вздохнул и запустил руку в непослушные волосы.       — Раз уж у нас вечер откровений, то я бы сказал, что скорее да, чем нет. Я слишком долго жил спокойной жизнью и порядком устал от всего этого, а тут заявляешься ты и вихрем переворачиваешь всё вверх дном. Конечно, мне стало интересно. Я был уверен, что смогу в любой день прекратить это, а потом сломал ногу, по твоей вине, кстати. Ты стал крутиться вокруг меня, как курочка-наседка, не уставал от моих шуток и подколов, рассказывал что-то интересное, чего я не знал, заряжал меня энергией и заботился обо мне. Честно скажу, никто еще так близко не подбирался ко мне, кроме моих друзей и мамы, а ты умудрился сделать это всего за каких-то парочку недель. Ну и не будем сбрасывать со счетов, что ты видный парень, а я уже давно был замечен в рядах тех, кто не прочь положить глаз, и не только глаз, на представителей мужского пола, а ты как-то не особо пытался скрывать свои намерения и претензии на мою жопку тоже. Вот я и сдался и сам полез к тебе, а потом проснулся утром, когда наваждение прошло и пиво полностью покинуло организм, и понял, что натворил.       Минхо отвернулся, не найдя в себе сил выдерживать прожигающий до внутренностей взгляд Хана, и наблюдал за последними лучами света, озарявшими полумрак кабинета. Близилось время суморочья. Не зря, ой как не зря, он решил поговорить именно сейчас. Наверное, только в такой переходный момент, когда нельзя сказать точно, ночь на дворе или еще день, он мог приоткрыть дверь в свою странную, полуземную душу.       — Я ведь так и не определился, проснулась ли последняя полудохлая бабочка в моём животе, готовая трепыхаться от каждого твоего вздоха, или я как бездомный кот потянулся к тому, кто проявил ко мне хоть чуточку тепла, а уже затянул тебя в это все, — с каждым новым словом он говорил все тише и тише, как будто теряя связь с реальностью и уходя из этого мира вместе с последними лучами солнца, — А ты, я чувствую это – поверь мне, такие сухари, как я, чувствуют подобные вещи лучше других – отдаешься любимым людям без остатка. Поэтому я и решил уйти, пока не стал для тебе кем-то настолько важным, что ты отдашь мне свое хрупкое, наивное, полное любви сердце, а я по неосторожности разобью его. Но стоило мне вычеркнуть тебя из жизни, как я понял, насколько привязался к тебе и как мне тебя не хватает. И вот я тут, изливаю тебе душу и чувствую себя так, будто бы сижу перед тобой в костюме Адама.       Краткий миг суморочья ушел в небытие. Комната погрузилась во мрак и только очертания предметов давали понять, что Джисон и Минхо не последовали за ушедшим днём куда-то за пределы этого мира. Хан не мог поверить в то, что только что услышал из уст Минхо. Никогда прежде он не видел его таким ранимым и уязвимым, и что-то ему подсказывало, что сам Минхо встретился с этой частью себя если не впервые, то после долгой разлуки точно. Обычно словоохотливый, он не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить всю ту бурю эмоций, которую вызвала в нем исповедь Минхо.       — Спасибо, — только и смог почти что прохрипеть Хан.       — За что?       — За то, дал взглянуть на твои страхи и переживания. Не каждый готов приоткрыть свою душу другому и показать их.       Минхо закашлялся и начал нервно перебирать свои пальцы.       — Как-то грустно вышло. Я не планировал это. Ну короче, это была длинная прелюдия к короткой фразе. Пошли на свидание? На нормальное свидание. Всё тот же дружок-пирожок посоветовал мне получше тебя узнать и тогда уже сделать вывод о своей полудохлой бабочке, а он, конечно, дурак полный, но в амурных делах шарит. Что думаешь?       Хан расплылся в улыбке, подмечая, насколько это было в стиле Минхо – перепрыгнуть с абсолютно серьезного, меланхоличного настроя, на шуточно-стебный. Утром он не мог даже и надеяться, что к вечеру его страдания и злоба, которые он копил так долго и намеревался выплеснуть на Минхо, как ушат нечистот на свалку, будут так легко рассеяны всего за несколько минут. Джисон упрекал себя в мягкосердечности, но ничего поделать с собой не мог, а потому встал с дивана, подошел к столу и развернул к себе стул Минхо.       — Я соглашусь на свидание или свидания, только если ты согласишься исполнить три любых моих желания. Согласен?       Даже сквозь темноту Джисон смог рассмотреть, как брови Минхо взлетели от удивления.       — Я тебе Джин, что ли?       — Не Джин, а Золотая рыбка. Ну так что, согласен?       — Оценки выпрашивать будешь?       — Кто знает, кто знает… — хитренько повертел головой Джисон.       — Ну и продуман же ты, Хан Джисон. Но если на кону стоит свиданка, то я согласен.       Джисон протянул ему ладонь, чтобы они могли пожать руки и закрепить своего рода «контракт». Когда Минхо протянул в ответ свою ладонь, Хан радостно цокнул и ударил того по кончику носа.       — Тогда я хочу воспользоваться первым желанием прямо сейчас.       Минхо даже выдохнул от удивления.       — А может, ты придержишь коней?       — Нет, либо сейчас, либо никакой свиданки.       — Ой, какие мы писи важные. Хорошо, торгаш, говори, что хочешь.       — Встань посреди комнаты, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу.       — А я смотрю, ты вообще не сомневаешься ни капельки, Хан Джисон, — даже присвистнул в знак недовольства Минхо, но все же подчинился и медленно пошел в середину комнаты, обойдя Джисона, — У меня тут кризис ориентации и чувств переживается, а ты сразу берешь быка за рога, похвально-похвально.       — Замолчи и просто встань в середину комнаты.       — Окей, окей, молчу.       Минхо встал на указанное ему место и запрокинул голову с закрытыми глазами к потолку. Какое-то время он не слышал ничего и не мог сказать даже примерно, где находится Джисон, уж слишком тихо он себя вел. Внезапно пара рук крепко-крепко обвила его со спины и заключила в крепкие объятия, заставив Минхо вертеть головой как заведенного.       — Ты чего творишь, Джисон?       — Не смей открывать глаза и просто стой.       — Ты что за психологические трюки на мне используешь?       Ответ Минхо так и не получил, а Хан лишь еще крепче сжал его в объятиях. Они простояли так минут пять, пока Минхо не привык и не расслабился в руках Джисона. Стоять так было очень странно, особенно для Ли, который не любил, когда его пытались обнимать. Но в цепкой хватке Джисона было что-то такое уютное и пушистое, во что хотелось завернуться и не вылезать.       Внезапно Минхо почувствовал на своей шее прикосновение горячих губ. Да, он уже сминал эти губы в страстном поцелуе, но там балом правила похоть. Сейчас же поцелуй был настолько нежным и интимным, что от него тысячи мурашек разбежались по всему телу, подкашивая внезапно ставшими словно вата ноги.       — Ты чего творишь? — вновь попытался вырваться Минхо, чтобы скрыть подступившее смущение, которое, как он думал, давно покинуло его навсегда.       — Целую тебя в шею, что, непонятно, что ли? – Хан будто бы не был ни капельки этим встревожен, — И глаза ты все еще держишь закрытыми, Минхо.       Ли растирал место поцелуя и молился всем богам за то, что в комнате царила темнота и Хан не мог увидеть, как его щеки налились багровым цветом.       — А сейчас помолчи, Минхо.       Джисон развернул его к себе, провел ладошками по его лицу, убирая лишние волосы и трепетно, словно фарфоровую куклу, начал покрывать лицо легкими поцелуями, шепотом проговаривая:       — Ты замечательный.       — Я будто становлюсь собой рядом с тобой.       — Ты самый странный, но самый милый человек, которого я когда-либо встречал.       — Я хочу узнать всё о тебе, если ты это позволишь.       — Я буду защищать твое сердце, если ты разрешишь.       — Ты можешь довериться мне.       — Я отдам свое сердце тебе, если ты того захочешь.       — Ты не должен винить себя ни за что.       — Я останусь с тобой навсегда, если ты того попросишь.       — Ты заслуживаешь быть любимым.       Последнюю фразу Джисон выдохнул Минхо прямо в губы и оставил на них лёгкий, невесомый поцелуй. Он снова провел руками по мягким щекам Минхо и почувствовал, как на кончиках пальцев осталась влага.              Минхо плакал.