
Пэйринг и персонажи
Метки
Повседневность
Романтика
Флафф
AU
Нецензурная лексика
Высшие учебные заведения
От незнакомцев к возлюбленным
Рейтинг за секс
Слоуберн
Упоминания алкоголя
Упоминания насилия
Разница в возрасте
Юмор
Первый раз
Учебные заведения
Дружба
Ромком
Упоминания курения
Трудные отношения с родителями
Панические атаки
Преподаватель/Обучающийся
Стёб
Описание
Тяжела преподавательская доля, особенно когда в твоё личное пространство самым наглым образом врывается невоспитанный студент, обозвавший тебя дедом-пердедом. Но как же быть, если не можешь выкинуть из головы этого юнца с самыми милыми щечками, а твой эмоциональный интеллект находится где-то на уровне зубочистки? Ответа на этот вопрос Минхо не знал, зато знал, как подливать коньяк в кофе во время лекций, и закидывать этого самого студентика самыми странными заданиями.
Глава 8. Серпентарий и фольга
18 августа 2024, 01:30
Чонин закрыл глаза и глубоко вдохнул.
«Десять, девять восемь» – медленно отсчитывал он у себя в голове в попытках успокоиться и заставить проступившие слезы закатиться обратно на положенное им место, а не расчерчивать соленые дорожки на щеках, – «семь, шесть, пять, четыре..»
Однако ему так и не удалось дойти хотя бы до двух. Тяжелая и уверенная рука Бан Чана, подошедшего так тихо, словно тень, приободряюще похлопала его по плечу.
— Ты чего убежал, малыш? — Чан облокотился на перила балкончика, куда пулей вылетел Чонин после неудачной шутки одного из гримеров, и прожигал суровым взглядом плачущий сгусток света, — Надо было съязвить в ответ этому индюку или в морду ему дать, если уж на то пошло.
Чан чувствовал себя в крайней степени паршиво, читая лекции такому милейшему человечку, как Ян, однако если тот хотел остаться в этой индустрии надолго, ему срочно нужно было отрастить шипы на смену его пушистой беленькой шерстке. Бан Чан по своему опыту знал, как быстро и беспощадно могут съесть тех, кто слишком добр и наивен – сам чуть не оказался на краю пропасти, когда только вступил на этот путь, усыпанный блестками, цветами и до ужаса красивыми людьми. Именно поэтому он решил, что лучше горькие уроки выживания он получит от него и прямо сейчас, а не от какого-нибудь другого вшивого менеджера, который может и ни на йоту не посчитаться с чувствами такого хрупкого и нежного создания.
— Чонин, слушай внимательно, сейчас я скажу тебе, наверное, самые важные для работы здесь слова, — начал свою тираду Чан, смотря вдаль на улицы шумного Сеула, — Ты даже не представляешь, сколько всего я был бы готов отдать, чтобы мне сказали это в твоём возрасте.
Чонин вытер ладонью упавшую с ресниц слезу и весь обратился в слух, удивившись, насколько разительная перемена сейчас произошла в Бан Чане. Всего пару минут назад тот с радостной улыбкой порхал по съёмочной площадке, заканчивая последние приготовления до прихода моделей и мило ворковал с каждым встречным, рассыпаясь в комплиментах и пожеланиях хорошего рабочего дня, а сейчас было ощущение, что он оставил за порогом всю свою напускную дружелюбность и предстал перед ним таким, какой он есть – суровым и непреклонным. Интуиция Чонина, почти никогда его не подводившая, сейчас била тревогу и подсказывала, что далеко не каждый и далеко не к добру может увидеть такого Чана, но убегать было уже поздно.
— Ты очень талантливый парень, я уже говорил это как-то, но повторю еще раз. Однако быть талантливым и быть успешным далеко не всегда одно и то же, Чонин, — глаза Бан Чана смотрели сквозь окна небоскрёбов, но душа будто бы унеслась куда-то вдаль за пределы осязаемого мира, — На моем пути встречалось так много разных одаренных и не очень людей. С кем-то из них я дружил, с кем-то враждовал, но лишь единицы дошли до того, чтобы поймать того самого журавля в небе, о котором так мечтали.
Чан часто заморгал, как бы стараясь скинуть с глаз, накинувшееся на него наваждение, сотканное из воспоминаний. Потом он все же перевел свой взгляд на Яна, приковав его к тому месту, где он стоял, так сильно, что тот не смог бы убежать, даже если бы захотел.
— А все из-за того, что они были слабаками и отказывались бороться за мечту, Чонин. Правила игры в модельном и дизайнерском бизнесе таковы – съешь ты или съедят тебя. Ни за что не позволяй ни одной душе, кроме тех, кому ты доверяешь на все сто, узнать о твоих страхах и переживаниях. Для всех остальных ты должен быть идеальным человеком с идеальными мыслями, идеальными планами, идеальными манерами и всем прочим. Поплакать успеешь дома, когда закроешь за собой дверь и скатишься по ней под грузом всех печалей. Сейчас же возьми себя в руки и будь сильным, за тебя это никто не сделает. Никто, за крайним исключением, не придет тебе на помощь – все будут только ждать, когда ты оступишься, чтобы занять твое место. Я могу помочь тебе в чём-то и с радостью сделаю это, ты мне очень нравишься, и я чувствую в тебе потенциал, но всегда быть для тебя спасательным кругом, к сожалению, я не смогу, Чонин. Нужно учиться плавать и делать это как можно скорее, а потому не позволяй каким-то гримерам доводить тебя до слез. Сделай так, чтобы они плакали из-за того, что когда-то посмели обидеть тебя.
Последние слова Бан Чан договаривал с жутким комом в горле и тяжелым сердцем. Чонин за время, пока он читал ему нотации, как будто стал меньше, весь ссутулившись и сжавшись как напуганный зверек. Он смотрел в пол и избегал встречи с взглядом Чана, тогда тот ступил к нему навстречу и аккуратно взял за руку, проводя большим пальцем по острым костяшкам Яна.
— Малыш, я не хотел тебя обидеть. Но реальность такова, что если убиваться по каждому негативу, брошенному от всяких мудаков, можно так и не выплыть из всего этого дерьма, прости мне мой французский. Видит Бог, я хотел выражаться аккуратнее, но тут иначе никак.
Ян перестал всхлипывать, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и сжал свои длинные пальцы в кулак.
— А если я научусь плавать и доберусь до таких небес, что выше только звёзды, ты будешь стоять рядом со мной? — Чонин наконец оторвал свой взгляд от пола и уверенно посмотрел на Чана.
Бан Чан, конечно, все еще корил себя за то, что решил насыпать соль на рану только начинающего свой нелегкий путь дизайнера, но сейчас, видя перед собой такого преобразившегося Чонина, он понял, что будь у него шанс отмотать время вспять, он сделал бы это снова.
— Я поставлю тебя на пьедестал, как лучшее творение Господа, малыш, — Бан Чан потрогал его за щечку и улыбнулся, Чонин же перехватил его руку и оставил легкий поцелуй на запястье.
Чан уже давно перестал понимать, что между ними происходит. С момента первого знакомства прошло всего несколько недель, а он уже не может представить свой день без постоянных переписок с Яном и почти каждодневных встреч, то после работы Чонина, то на съёмочных площадках, то в каких-нибудь кофейнях, найденных на просторах инстаграмма. Слишком быстро Чан подпустил к себе Чонина а теперь, как только тот оставил поцелуй на его руке, вызвав гору мурашек по спине, он стал подозревать, что, кажется, пустил этого лисенка и к себе в сердце. Давно, слишком давно никто там не был, наверное, с тех самых пор, как Чан решил запереть все двери к сердцу, чтобы оно не мешало ему идти к своей мечте. И вот сейчас ключи, которые, как думал Чан, были давно утеряны, каким-то образом оказались в руках совсем молоденького и наивного парнишки с самой милой улыбкой, какую он когда-либо видел, и ямочками на щеках, которые так и хочется потрогать. Скажи об этом Чану кто-нибудь полгода назад, он бы в жизни не поверил, но, видимо, судьба та еще шутница.
— Тогда смотри сегодня только на меня, — Чонин развернулся в сторону двери, — Я заставлю тебя удивиться.
*********
Джисон всегда считал себя не мстительным человеком, но Минхо, появившийся в его жизни, а если быть точнее, наоборот из нее пропавший, открыл в нём эту черту, о существовании которой он раньше даже не подозревал. После того вечера, когда все звезды наконец сошлись и исполнили сокровенное желание Хана, преподнеся ему поцелуй от самого горячего мужчины этой планеты на блюдечке с голубой каёмочкой, Минхо решил повести себя в лучших традициях мужиков, а именно – дать по съебастьянам, свалить в туман, залечь на дно и еще миллион разных вариантов одного емкого слова – съебаться. Да и ладно бы у них дошло то чего-то большего, было бы не так обидно, а тут Джисону, не объяснив причин и даже не дав какого-либо мизерного шанса показать себя во всей красе, дали отворот поворот, добавив в черный список во всех соц сетях и не отвечая ни на один звонок и сообщение. Полнейший и тотальный игнор.
Джисон мог бы аргументировать это тем, что Минхо обиделся на него из-за каких-то слухов, которые могли бы нанести вред его карьере или тем, что Хан ему не нравился, а поцелуй был ошибкой, но, во-первых, не он первым полез целоваться, а во-вторых, у Джисона даже шанса не было успеть распространить какие-либо слухи. Да и в конце концов, даже если он и не нравится Минхо или если тот внезапно передумал, Джисон заслужил хотя бы один разговор, ну или одно сообщение, а не тишину и черный список.
Однако Ли недооценил обиженные чувства брошенок. Хану не составило труда найти полное расписание Минхо с указанными номерами аудиторий и временем начала лекций, а также дождаться, когда ему снимут гипс и он приковыляет в университет. Благо, ждать оставалось всего ничего, ведь сам горе-преподаватель протрещал ему уши в тот вечер, что гипс ему снимут через неделю.
Именно поэтому, проведя самую долгую и томительную неделю ожидания хоть какой-нибудь весточки и так ничего и не получив, Хан ступил на путь принятия неизбежного и, оставив позади стадию отрицания, гордо перешел на стадию гнева. И да прибудут с Минхо все божественные силы, потому как встать на пути у разгневанного Джисона не пожелаешь никому.
Хан долго обдумывал, как подступиться к этому хитрому коту, но, вспомнив всё, что он успел подметить за тот месяц, что провел подле него, понял, что напролом идти нельзя – Ли просто отшутится или того хуже – безразлично пошлет его на три советских буквы. Поэтому Хан решил прикинуться дурачком и заманить Минхо в ловушку: искусство войны никто не отменял. Вот только план был рискованный, даже крайне рискованный, но Джисон решил поставить все – и даже свой возможный неуд – на волю случая. В конце концов, Фортуна любит безбашенных.
Он подошел к двери аудитории ровно за пять минут до конца пары, встал так, чтобы его было не видно, и одним глазом посмотрел в стеклянное окошечко. Не составило труда найти причину его бессонных ночей – он сидел за столом, откинувшись на спинку стула и подставив второй стул под больную ногу, с которой все же сняли гипс. Джисон, хоть и был неимоверно на него зол, не смог удержаться и не зависнуть на несколько секунд, рассматривая каждую черточку его лица. Такой любимый, но такой недосягаемый, такой родной, но такой трудный для понимания. Как это всё может совмещаться в одном человеке? Но Джисон одернул себя – не за этим он сюда пришел – и отошел в сторону, чтобы его не заметили раньше времени.
— Если вопросов нет, то можете быть свободны, — в своей привычной ленно-скучающей форме закончил пару Минхо, — И если кто-то из вас ещё раз скинет мне скопированную у старшего курса работу, то я вас четвертую. Напомню, у преподавателей хорошая память и я помню все работы.
Студенты потихоньку начали вытекать из аудитории, а Хан вдохнул и выдохнул, крепко сжав стаканчик с кофе в одной руке, а стопку с томиком сочинений Дерриды в другой, и ступил через порог, натянув на лицо самое глупое выражения лица, на которое вообще был способен.
— Здравствуйте, преподаватель Ли! — он кивнул в знак приветствия Минхо и направился в его сторону, — У меня появилась парочка вопросов по Дерриде, хотел уточнить кое-что, если у вас найдется свободная минутка.
Минхо не подал вида, что удивился, но Хан успел заметить, как он вмиг напрягся и распрямил плечи. Наверное, он мог бы с порога послать Джисона, но мешали уходящие студенты, а при свидетелях начинать разборки он бы не стал.
— Здравствуйте, студент Хан – выдавил сквозь зубы Минхо и придвинулся поближе к столу, на что и рассчитывал Джисон, — Если это не так долго, то давайте, а то у меня следующая пара через десять минут.
— Нет-нет, что вы, буквально один вопрос. Простите мне мою глупость, но как бы я ни старался, никак не могу до конца понять, что подразумевал Деррида под термином «деконструкция». Особенно непонятен мне был один абзац, сейчас покажу – он поставил на стол стаканчик кофе и начал листать книгу – Вот, нашел.
Как бы невзначай он резким движением положил на стол книгу и открыл её, задев и опрокинув стакан, содержимое которого тут же пролилось ровнехонько на брюки Минхо. Стоическим усилием Джисон сдержал ехидную ухмылку и тут же бросился к ногам Ли, достав из кармана заранее приготовленные салфетки.
— Простите меня, преподаватель Ли, — наигранно расстроенным и заискивающим голосом проговорил Джисон, пока Минхо шипел как кот и оттряхивался от остатков кофе.
— Ты что творишь? — все же не сдержался и полушёпотом процедил Ли, взяв предложенные ему салфетки.
— Я случайно, преподаватель Ли, простите меня пожалуйста, я такой неуклюжий! — Хан начал сам вытирать с ноги Минхо влагу, ярким пятном растекшуюся по его отутюженным брюкам, — Может быть, я могу как-то загладить свою вину?
На этих словах рука Джисона остановилась ровно на накаченной ляжке преподавателя и сдавила её. Никто из студентов не мог этого видеть, но вот Минхо точно почувствовал и непонимающе посмотрел на Хана.
— Боюсь, вы и без этого сделали слишком много, студент Хан, приходите в следующий раз, — все же выдавил из себя Минхо, тряхнув ногой и скинув руку Джисона.
— Хорошо–хорошо, преподаватель Ли. Извините, пожалуйста, еще раз, — он поклонился и пулей выскочил в коридор.
Что за спектакль только что устроил перед ним Джисон, Минхо так и не понял. Он поступил, мягко говоря, некрасиво, удалившись из его жизни по-французски, и понимал это, а потому готовился к скандалам, крикам, истерикам, но никак не к тому, что в итоге получил. Всё-таки чужая душа – потёмки, а в случае с Джисоном, видимо, вообще полнейший мрак.
Разбираться с тем, что всё это могло значить, у Минхо не было времени. Буквально через несколько минут ему надо было очутиться в другом крыле университета, при этом успев забрать ключ, а заявляться туда в таком виде, в каком он есть сейчас, совсем не хотелось. Минхо собрал все свои вещички, доковылял до уборщицы, которая на его счастье как раз проходила в коридоре и слезно попросил её убрать весь тот бардак, что устроил Хан, а сам зарулил в ближайший туалет, в котором, слава Богам, не было ни души. Он зашел в одну кабинку, повесил там свой портфель, а сам подошел к раковине и начал предпринимать попытки хоть как-то смыть пятно, по факту, делая ситуацию только хуже.
Поняв, что тут, кроме стиральной машинки, уже ничего не поможет, Ли глубоко вздохнул и направился в сторону кабинки, чтобы забрать сумку. Внезапно он услышал за спиной какой-то шум, но так и не успел обернуться и посмотреть, что там, так как его беспардонно запихнули в эту кабинку, предусмотрительно закрыв на защелку дверь.
Минхо развернулся и даже не удивился, увидев перед собой лицо Хана. Однако прежде, чем он смог сказать ему хоть что-то, тот схватил его за подбородок и яростно поцеловал, столкнувшись своими зубами с его. Минхо попытался оттолкнуть горе-любовника, но Хан успел перехватить его руки и поднял их над его головой, не разрывая поцелуя. Минхо сдался, пожалуй, даже слишком быстро, особенно когда Джисон проложил дорожку из поцелуев от его губ до шеи и ключиц, выглядывающих из-под ворота расстегнутой на несколько пуговок рубашки.
Почувствовав, что Минхо не вырывается, Хан ослабил железную хватку и запустил руки ему под рубашку, ощупывая упругую спину. Осмелев в край, он сжал талию Ли и притянул его поближе к себе, продолжая оставлять поцелуи на его шее.
— В этом и был твой коварный план, Хан? — сквозь негу наваждения все же проговорил Минхо и, видимо, решив, что убегать уже поздно, сам пустил в ход свои шаловливые ручонки и сжал упругие булочки Джисона, — Можно было и не портить мои брюки.
Однако вместо ответа Хан снова поцеловал Минхо, пригвоздив его обратно к стенке кабинки, которая явно была не готова к таким скачкам и опасно затряслась. Он оставил в покое спину сонсеннима и бесстыже продолжил исследовать сначала его живот, а потом и вовсе спустился вниз и начал расстегивать ремень несчастных, страдающих и за себя, и за того парня брюк.
Поняв, насколько серьезный оборот всё это может принять, Минхо, взъерошенный и тяжело дышащий, все же вывернулся из цепкой хватки и с видом обиженного аристократа застегнул обратно и рубашку, и ремень.
— Студент Хан, вам напомнить, что я все еще ваш преподаватель? Что вы себе позволяете?
— Преподаватель Ли, я бы хотел задать вам тот же вопрос, — прожигал его взглядом Джисон, — По-моему, мы сейчас только что убедились, что нравимся друг другу. Ну или я ошибаюсь и ваш бугорок в штанах сейчас встал на этот сексуальный унитаз.
Минхо не смог сдержать ухмылку и отвернулся от пытливой пары глаз, которая так и не оставляла его в покое.
— Если ваши сексуальные предпочтения все-таки не настолько специфичны, то я искренне не понимаю, почему вы решили дать заднюю и косплеить школьницу. Вы же взрослый мужик, так почему пользуетесь методами четырнадцатилетней девочки, решившей, что добавить в чс, ничего не объяснив, это заебись идея? — продолжил свою тираду Джисон, — Не знаю, что вы там считаете, но я уверен, что заслужил хотя бы нормального разговора, да хотя бы сообщения. Если бы хотел, я бы уже всему универу про нас растрещал, но вы мне так нравитесь, что я, как дурак, все еще надеюсь, что между нами может что-то быть.
Минхо не проронил ни слова, а продолжал смотреть в стену, на что Джисон лишь разочарованно цокнул.
— Понятно, сегодня у нас диалога опять не выйдет, — он поправил свои волосы и открыл защелку туалета, — Разберитесь в себе, преподаватель Ли, мой номер вы знаете.
Хан вышел и вновь оставил Минхо в полном одиночестве, теперь уже окончательно и бесповоротно. Часы на руке призывно звякнули, оповещая о сообщении от группы, которая успела его потерять, но Ли не торопился отвечать. Хотелось плюнуть на все и поехать домой, зарывшись в одеяло и свои мысли, но взрослая жизнь диктовала свои правила. Да, ему еще много предстоит обдумать, но это будет только вечером.
********
Феликс нервно поправил свои ниспадающие на лоб волосы, пахнущие кондиционером для волос, который ему нанесли после окрашивания в иссиня-черный. Он сам все еще не мог до конца поверить, что вновь согласился на авантюру по совместной съемке с Хёнджином, но реальность предстала перед ним в виде миллиона нарядов, которые подготовили для него и Хвана, тонны макияжа и свиты визажистов с дизайнерами, которыми, кстати говоря, руководил Чонин.
«Как же все эти айдолы и актеры еще не лысые ходят после всех перекрашиваний» – единственное, о чём сейчас еще мог думать Ликс. Однако ему повезло больше, потому как Хвана мало того, что перекрасили в цвет летнего неба, который ему, несомненно, шел, но еще и подстригли, чему сам Хенджин был, мягко говоря, не рад.
— Вы зачем меня подстригли под горшок?! — возмущался он, когда ему заканчивали наносить макияж, — Знаете, каких усилий мне стоило отрастить мои прекрасные волосы? А теперь что? Да кто вообще купит журнал, если на обложке будет мистер Горшок?
Ликс, сидевший рядом, лишь посмеялся про себя, удивляясь таланту Хвана раздуть из каждой мелочи самую настоящую трагедию. Память сразу подкинула воспоминание о том утре, когда Хван, проснувшись в их с Джисоном комнате, отказался уходить, пока Феликс не согласится сходить с ним на свидание и поучаствовать в еще одной фотосъемке. Он буквально начал давить из себя слезы, как малое дитя, которому отказались покупать сладкую вату в парке аттракционов. И вот они здесь, но, кажется, Хван был этому уже не особо рад.
— На тебя одна надежда, бейби, — вытянул Ликса из его воспоминаний новоиспеченный мальчик из аниме, положив свою ладошку ему на коленку, — Shine bright like a diamond.
— Оу, вы из Англии? — состроил удивленную гримасу Ли
— А то, надо же мне как-то соответствовать некоторым выходцам из Австралии.
— Мистер Хван, ну не преувеличивайте вы масштабы катастрофы, вам очень идет новый цвет! — попытался подбодрить Хёнджина появившийся буквально из ниоткуда Чонин, — Приветик, Ликси.
Они вдвоем обернулись, чтобы поближе взглянуть на подошедшего Яна, всего увешанного разными перьями, блестками и лоскутами ткани. Феликс не мог объяснить, что, но что-то точно поменялось в его друге, то ли взгляд стал поувереннее и наглее, то ли сама манера преподносить себя больше качнулась в сторону сучьей натуры, но это ужас как шло Чонину, о чём Ли непременно захотел сказать ему после того, как они завершат съёмки, однако Хван его опередил:
— Так вот, кто виновник моего горшка на голове, — Хван протянул ему руку, чтобы дать пять, — А ты стал поувереннее. Так держать. Ради такого дела я даже готов простить тебе мои волосы.
— Сочту это за комплимент, Хёнджин-щи, — хлопнул его по протянутой ладошке Ян, — Ну как, настроились? Нам уже пора начинать.
— А где главный виновник торжества? — поинтересовался Хван, встав со стула и оглядываясь по сторонам, — Я его сегодня что-то еще не видел.
— Если вы про Бан Чана, то он будет с минуты на минуту – поехал забирать у одного магазина штаны и ботинки, которые нам так и не успели привезти. Кстати, они специально для вас, уверен, вам понравятся – подмигнул Хвану Чонин и потянулся к стенду с туфлями, — Кстати, Хенджин-щи, попрошу вас пока переодеться в эти ботинки.
Ян протянул аниме-мальчику черное нечто на огромных каблуках и платформе и с наслаждением наблюдал, как брови того поползли вверх.
— Ты издеваешься надо мной? – лишь смог промолвить он, — Я же и так шпала, какие мне каблуки?
— Ваши ноги стоят того, чтобы их подчеркнуть, Хенджин-щи, так что, пожалуйста, не возмущайтесь, а переодевайтесь поскорее, у нас не так много времени.
— Ишь ты, раскомандовался, — цокнул Хван, но все же подчинился, — Тебе надо поменьше общаться с Бан Чаном.
— А ты, Феликс, присядь еще на чуть-чуть, тебе приклеят страз на твои веснушки, надо как-то оттенить длиннющие ноги мистера Хвана.
— Слушаюсь, капитан! — с улыбкой проговорил Ли и уселся на стул, — Смотрю на тебя понимаю, что кто-кто, а ты точно на своём месте.
Чонин залился краской, но прокашлялся и наклонился к уху Ликса, чтобы прошептать:
— Спасибо огромное, Ликси, ты не представляешь, как меня радуют твои слова, — и побежал дальше проверять, все ли шло по его плану.
******
Первые два образа удалось снять как по маслу, правда, Хенджин пару раз чуть не навернулся на каблуках, пытаясь встать как можно эстетичнее, однако, к его разочарованию, самый удачный кадр вышел как раз после того, как он все же плюнул и уселся на пол, облокотившись спиной на пристроившегося рядом Феликса, и вытянул во всю длину свою прекрасные ноги. Сынмин же не уставал нахваливать эту парочку, порхая вокруг них, чем однозначно придал уверенности волновавшемуся Ликсу. Чонин, видя, что Феликс достаточно раскрепостился, уговорил его снять футболку и надеть косуху на голое тело, открыв и показав всем свой накаченный пресс.
— Бейби, и почему ты мне раньше не показывал свою стиралку? — прошептал ему стоящий практически совсем рядом в новом образе и слегка похожий на гопника Хёнджин, — Я бы раньше придумал, как мы проведем наше свидание.
— Только не говори, что ты хочешь нарисовать меня без одежды.
— Заметь, бейби, это даже не я предложил, — продолжал прожигать его взглядом Хван, — Но ты угадал.
— Ребята, давайте без разговорчиков, а то Сынмин не может нормально кадр словить! — прервал их безбожный флирт Чонин.
— Да, капитан, — отозвался Ликс и отвернулся от бесстыдных глаз Хёнджина.
— Я думал, тут уже все порушится, пока я съезжу за реквизитом для серпентария, а все как-то слишком тихо, аж обидно, — проговорил подошедший со стороны Бан Чан и потрепал Чонина по волосам, — Ты что, сместить меня захотел?
Чонин не успел ответить, как в белокурую голову Бан Чана прилетела шапка Хвана.
— Еще раз назовешь меня серпентарием, мистер Бан, и я натравлю на тебя всех змей Земли.
— И тебе привет, Хенджин. Отпадные волосы! — помахал ему Бан Чан и передал шапку Яну, который пошел одевать её обратно на горе-модель.
— Да пошел ты.
— На твоём месте я бы не раскидывался ругательствами на начальство, Хёнджин, но я тебе прощу это, потому как у меня для тебя есть замечательная месть, — на этих словах он вытащил из чехла, который держал в руке, те самые брюки, за которыми ездил.
Брови Хвана поползли вверх во второй раз за этот день.
— Чонин, я готов выплатить тебе двойную премию только за его выражение лица при виде этого творения, — вновь обернулся в сторону Яна Чан.
— Чонин, вот что я тебе сделал? — жалобно проскулил Хёнджин, — Я же буду выглядеть в этом, как будто украл у мамки с кухни фольгу!
— Жалобы не принимаются, мистер Хван, — отвернулся от его глаз кота из Шрэка Ян и подозвал девушку- гримершу, чтобы она поправила макияж Феликсу.
— Правильно, Чонин, так с ним и надо! — присвистнул Чан, пристально рассматривая того, кого буквально несколько часов назад отчитывал и осознавая, что его слова точно были услышаны.
*******
Все образы были сняты, реквизит убран, работники ушли домой вместе с Ликсом и Хёнджином, которые заговорщически обсуждали что-то про картины и позирование, и в студии остались лишь Бан Чан и Чонин. Ян подошел к столу в кабинете Чана, на котором были беспорядочно разбросаны разные бумажки и попытался их сложить. В голове звенела пустота. Он настолько устал за этот день, что, кажется, мозгу было больно даже думать.
— Признаюсь честно, малыш, ты меня удивил, — проговорил Бан Чан, наливая коньяк со столика перед диваном, — Так грамотно командовать серпентарием не смог бы даже я, да и весь стафф тебя беспрекословно слушался. Колись, ты просто хотел, чтобы я включил мод плохого папочки и отругал тебя?
Чонин сделал вид, что пропустил последнюю фразу мимо ушей, чтобы не дать повода щекам залиться красным вновь.
— Почему ты называешь Хёнджина-щи серпентарием? Да, он порой немного перегибает палку, но все-таки профессионально работает как модель.
— Да знаю я, — усмехнулся Чан, — Он самый перспективный из всех, с кем я работал, а в компании Феликса так вообще. Их внешности так дополняют друг друга, что я уверен, эту парочку ждет большое будущее. Просто Хёнджин так и просит, чтобы его подстебывали, не могу ничего с собой поделать.
Чан подошел к столу и протянул Чонину стакан с коньяком.
— Выпьем за прекрасное завершение дня и за короля вся мира дизайнеров Ян Чонина! — Чан поднял стакан и чокнулся с Чонином. Они сделали по глотку и почти синхронно облокотились на стол.
В кабинете повисла приятная тишина, нарушаемая лишь звуками начавшегося осеннего дождя. Бан Чан поймал себя на мысли, что уже очень давно не сидел вот так ни с кем после работы, обычно коротая вечера в одиночестве. Сейчас же его одиночество рассеялось, переродившись стаей бабочек в животе и подрагивающими руками от близости с олицетворением ангела в его глазах.
— Знаешь, если всё же вернуться к твоим словам, — нарушил первым молчание Чонин, — Мне, наверное, правда был нужен пинок. Меня давно так не отчитывал – откровенно и без увиливаний – как это сделал ты. Последний раз я услышал критику от отца, который отрекся от меня и сказал, что я ничтожество. Он уколол меня, чтобы ранить. Но с тобой наоборот, ты уколол меня, чтобы я проснулся ото сна и наконец отбросил все сомнения.
Чонин поднял свои лисьи глаза на Чана и посмотрел ему будто бы прямо в душу, заставив сердце биться еще чаще.
— Без тебя всего этого бы не было, Чан, — Чонин, как и в прошлый раз на балконе, вновь взял его руку и поцеловал запястье. Бан Чан не мог логически объяснить, зачем он это делает, но ему безумно нравилось, — Рядом с тобой и благодаря тебе я переродился. Спасибо.
Чан, откровенно говоря, растерялся от такой исповеди, а потому не знал, как реагировать:
— Можешь называть меня папочкой, — не подумав, выдал он первое, что пришло в голову.
— Ты что, дурак? — зашелся в смехе Ян и отвернулся, чтобы скрыть своё смущение, — Я тебе тут душу изливаю, а ты.
Чан застыдился своих слов и неуместной шутки и начал нервно трогать шею, пытаясь придумать лучший ответ.
— Я должен сказать тебе еще кое-что, — все-таки опередил его Чонин, — Я мог бы скрывать это до последнего, но, наверное, лучше раскрыть все карты сейчас, да и ты не глуп и сам уже наверняка догадался.
Чонин все еще не поворачивал голову в сторону Чана и вертел кольца на пальцах, как делал это каждый раз, когда переживал:
— Ты мне нравишься, Чан. Не просто как друг, а именно как парень, — голос Яна дрогнул, выдавая его напряжение. — Я понимаю, каким тяжким грузом это может лечь на твои плечи, но держать в себе это больше нет сил. Прости меня, если я сейчас разрушил нашу дружбу. Я понимаю, что ты вряд ли примешь мои чувства, какой бы ориентации ты ни был, у тебя сто процентов есть кто-то, а я вряд ли тебя достоин…
— Чонин, — прервал его поток речи Чан, — Посмотри на меня.
Бан Чан взял Яна за подбородок и развернул к себе.
— Сегодня я имел честь наблюдать за работой одного из самых талантливых дизайнеров, каких я вообще когда-либо встречал и который сумел удивить меня своей уверенностью и энергией, — он не отпускал его и смотрел прямо в глаза, — Но вместо того, чтобы думать над тем, как продуктивно развивать наше сотрудничество, я весь день думал о том, как замечательно твои губы смотрелись бы на моих. Чонин, мне так давно никто не залазил в душу, а ты смог это сделать так легко, что я сам не понял, как это произошло. Поэтому брось всю эту чепуху про то, что ты меня не достоин. Это я недостоин тебя, но мне плевать, потому что я хочу наконец осуществить то, о чем думал весь день.
Бан Чан поставил наконец стакан с коньяком и приблизился к дрожащему Чонину, опалив его губы горячим дыханием.
— Не трясись ты так, малыш, я тебя не убью, — и накрыл своими губами губы Яна в нежном поцелуе, как бы пробуя их на вкус, — А ты не только на вид сладкий, ты знал? – улыбнулся Чан, слегка отстранившись, но буквально на секунду, пока Чонин не притянул его обратно.
Чан старался не напирать, чтобы не сразить сразу своего ангела бешеной энергией, а лишь обвил его талию руками. Чонин потянулся к нему навстречу и слега впился коготками ему в шею. Сейчас Чану казалось, что весь его мир сузился до одного Чонина, а сердце распирало от безумной радости.
Чонин разорвал их поцелуй под негодующее мычание Чана и проговорил:
— Я даже не ожидал, что могу получить сегодня столько счастья, — он прижался к нему щекой, — Но если предложение про папочку все еще в силе, то я с радостью соглашусь, папочка.
Бан Чан прыснул от смеха и сам прижался в ответ к Чонину.
— Конечно в силе, если назовешь меня как-то иначе, я обижусь.